Когда они пришли в предназначенную им маленькую комнатку, отец Эмери только вздохнул.
– Сними эти проклятые побрякушки.
Эмери снял все, за исключением браслета на правом запястье и золотого кольца.
– Нормандцы тоже их носят, отец, – сказал он мягко.
– На тебе они выглядят вызывающе. Де Сейн сказал, что ты надел их перед самым прибытием ко двору.
– Вряд ли они подходят при обработке полей… – Эмери замолчал.
– Буду рад съездить тебе по другой щеке, если хочешь.
Эмери не ответил. Он понимал, что страх привел его отца в такую ярость. Страх за младшего сына.
– Судя по твоим отчетам из Роллстона, – сказал граф Гай, – дела там идут неплохо. Но я слышал, иногда ты исчезаешь на время. Куда ты ездишь? К Герварду?
– Все, что ли, считают меня предателем? Я дал тебе слово и держу его. Я не видел Герварда с нашей последней встречи еще до Сенлака. – Граф облегченно расслабился. – Я наполовину англичанин, отец, и не откажусь от моей английской сути, но я верен королю.
– Да, уж лучше бы тебе оставаться верным. Если ты предашь его, он обойдется с тобой жестче, чем с теми, кого он всегда считал врагами.
– Прости, отец, но я таков, как есть.
Гай де Гайяр сгреб младшего сына в медвежьи объятия.
– Будь осторожен, мой мальчик.
Обнимая отца, Эмери на мгновение вновь почувствовал себя ребенком, искавшим защиты и спасения в отцовских руках. Потом он осознал, что стал теперь выше и шире в плечах, чем отец. Гай де Гайяр уже начал стареть, тогда как Эмери в свои двадцать два года был в расцвете сил. Чтобы скрыть свои чувства, он отвернулся и стал складывать украшения в сундук.
– Не знаете, что за «воздаяние» задумал для меня король? – спросил он небрежно.
Ответил Лео:
– Может быть, раз ты так хорошо справляешься в Роллстоне, он решил наградить тебя имением?
– Вряд ли. Он окружен алчущими земель соратниками с более вескими преимуществами, чем младший сын графа, да к тому же наполовину англичанин. Я доволен, что управляю Роллстоном.
– Ха! – взорвался Лео. – Когда у тебя появится батальон голодных сыновей, ты будешь рад любому самому маленькому имению.
Эмери усмехнулся:
– Я не собираюсь жениться, Лео. К тому же из-за английских наследниц тут идет грызня не хуже, чем на псарне из-за костей.
Граф Гай передал сыновьям кубки с вином.
– Сомневаюсь, что Вильгельм позволит тебе жениться на англичанке, Эмери.
– Ну что ж, может, он приберег для Эмери симпатичную юную нормандскую наследницу. – Лео всегда был оптимистом. – А не собирается ли он отдать за него леди Джудит?
Эмери поперхнулся вином.
– Только если сошел с ума. Это такой лакомый кусочек, за который можно получить гораздо более выгодную добычу, чем я. Ты слышал, что он обещал Агату Эдвину? Вот так теперь используют женщин королевской крови. Для покупки всей восточной Англии.
Лео был вынужден согласиться:
– Король сказал, что собирается воздать тебе должное, так что тебе лучше угождать ему. Пойдем-ка поищем для тебя лиру, маленький братец. – Он осушил кубок и поставил его на сундук. – Пошли!
Они беззаботно отправились на поиски по замку и по городу, взяв с собой около дюжины молодых воинов. Им пришлось посетить множество таверн и даже публичный дом. Когда они, пошатываясь, возвращались в замок, чтобы переодеться к вечеру, Эмери тяжело вздохнул:
– И после всего этого ты ожидаешь, что я смогу петь?
– Ты получил лиру, разве не так?
– Несколько часов назад.
– И ты попрактиковался, верно?
Эмери вспомнил, как распевал военные песни в караульной, а непристойные – в таверне и выучил к тому же несколько новых. Он спел немало красивых нежных песен для распутниц.
– Я уже иссяк, Лео. – Эмери натянул свежую тунику из роскошного алого шелка с длинными узкими рукавами, отделанную золотой каймой. Поколебавшись, он надел наручные ремни и браслет.
– Отец спустит с тебя шкуру, – сказал Лео без особого сочувствия.
Все мальчики де Гайяры росли, получая постоянные пинки и оплеухи от горячо любившего их отца, и это считалось отличным способом растить сыновей.
– Пойдем, а то Бог знает, где нам придется сидеть.
Зал был огромных размеров, но едва мог вместить весь двор. Придворные толпились повсюду и боролись за места за столами. За главным столом сидели король с королевой, Фицосберн, де Мортен, Певерелл, леди Джудит и леди Агата. Женщин было мало.
Эмери заметил, что Агата слегка пополнела. Она была небольшого роста и выглядела моложе своих лет. Увидев Эмери, она заулыбалась и помахала ему рукой. В ответ он послал ей воздушный поцелуй.
Он не знал леди Джудит, потому что она была дочерью сестры Вильгельма и выросла в Ленсе. Она уже оформилась – пышная красавица с длинными золотисто-рыжими косами и сияющими глазами. Леди Джудит не оставила без внимания восхищение Эмери. Она улыбнулась и метнула на него многозначительный взгляд. Мужчина, которому она достанется, получит в придачу кучу восхитительных хлопот и головную боль.
– Глядя на аппетитную леди Джудит, – сказал один из молодых людей, – я вспоминаю о наследнице, которая получила Баддерсли. Я надеюсь, что мог бы добиться у нее успеха. Но черт возьми, где расположено это имение?
– Совсем недалеко отсюда, – сообщил Эмери. – Немного южнее Хантингдона.
Это замечание вызвало легкий шум.
– Только не говори, что ты опередил нас, де Гайяр!
– Просто я хорошо ориентируюсь в Мерсии.
– Что-то слишком уж хорошо, – насмешливо произнес чей-то голос. – Полно родственников среди грязных саксов, не правда ли?
Эмери поднял глаза и встретился со жгучим взглядом Одо де Пуисси, продиравшегося к месту, расположенному напротив. Эмери всегда недолюбливал этого человека, а после того, чему он оказался свидетелем, его антипатия еще усилилась. Этот мужчина пытался изнасиловать Мадлен де Л'От-Виронь, и хотя теперь Эмери ее ненавидел, при мысли о том, что де Пуисси хватался за нее руками, ему хотелось выпустить негодяю кишки.
Эмери сжал в руке свой кубок.
– А у вас полно неприятных нормандских родственников. Ведь наследница – ваша кузина, не так ли?
Одо побагровел от гнева.
– Всего лишь племянница жены отца. И черт возьми, что за намеки в адрес Мадлен?
Эмери взял себя в руки. Король прикажет их вздернуть, если они учинят свару за его столом, в особенности по поводу нормандцев и саксов.
– Ну, кто хочет получить план дороги в Баддерсли и начать охоту за наследницей? – спросил он, чтобы сбить всех с толку.
– Право выдать ее замуж принадлежит королю, – сказал мужчина, которого вино повергло в мрачное настроение. – Если даже она влюбится в меня, не думаю, что это будет иметь хоть какое-нибудь значение.
– И то правда. – Со злости Эмери добавил: – И возможно, она косая, а характер у нее, как у гарпии.
Это явно не убавило девушке привлекательности.
– Ради хорошего имения я готов любезничать даже с монстром, – заявил Стивен де Фе при всеобщем одобрении.
Стивен был красивым молодым человеком, общим любимцем, беспечным любителем наслаждений. Ему очень хотелось заполучить в жены наследницу.
– Скажи нам, Одо, – потребовал он, – так ли уж она плоха?
– У Мадлен вспыльчивый характер, – сказал Одо. – Но с любой женщиной можно справиться. Только развлекай ее в постели.
– Клянусь Богом, – заявил другой мужчина, – ради собственной земли я бы женился на сущей ведьме. Для развлечения всегда найдутся подходящие девки. Ты только скажи нам, насколько она ужасна.
Одо осознал, как ему выгодно изобразить наследницу Баддерсли в неприглядном виде. К концу трапезы каждый был убежден, что она уродлива, хромает и несдержанна на язык. Именно поэтому король упрятал ее подальше. Но все они хотели жениться на ней.
Эмери испытывал глубокое сострадание к девушке. Он помнил ее прекрасные глаза, темные и блестящие, и стройное подвижное тело. В его обществе она всегда была сдержанна в словах. Но он тут же подавил в себе добрые чувства. Она снова очаровывала его, даже на расстоянии. Эмери знал, что она жестока и ненасытна.
Королевский приказ играть вывел Эмери из задумчивости. Он вышел в центр зала, понимая, что яркое неровное пламя факелов высветит его золотые волосы и украшения. Проходя мимо отца, он увидел, как тот нахмурился. Поэтому Эмери повел себя осторожнее, чем собирался. Вместо английских он спел самые любимые песни нормандцев.
Королева попросила спеть смешную песенку про рыбку и яблоко, потом леди Джудит подалась вперед:
– Лорд Эмери, вы знаете песню о Тристане и Изольде?
Эмери заметил мерцание света в ее глазах и с вежливой отстраненностью на лице ответил:
– Да, леди. Я сыграю ее для вас.
Он знал женщин такого типа, как леди Джудит, а ему и без того хватало неприятностей, чтобы еще привлекать к себе интерес со стороны одной из королевских наград. К тому же она, судя по всему, испытывала слабость к английскому стилю.
Он пел, рассматривая в то же время возможных кандидатов на ее руку. На первом месте был Эдвин, но ему, очевидно, уже обещана Агата. Этелинг Эдгар остался единственным мужчиной, в жилах которого текла кровь английских королей, но он, похоже, никогда не сумеет обрести влияние. Близнеца Эдвина, Моркара, можно было бы принять в расчет, но он еще ничего не достиг. Госпатрик, граф Нортумбрийский, женат.
Уолтоф, сын Сьюарда Нортумбрийского, имел всего несколько имений, но принадлежал к высшей аристократии Англии. Он обладал законным правом на титул графа Нортумбрийского и отказался от него по собственной воле. Этот Уолтоф определенно представлял интерес. Хотя он был всего на два года старше Эмери, люди стремились к нему, словно их тянули на золотых нитях. В народе ходили легенды о женитьбе его деда на женщине, бывшей наполовину феей, наполовину медведицей. Если Вильгельм отличался дальновидностью, а это не вызывало сомнений, он должен был привязать к себе Уолтофа родственными узами.
Эмери отыскал глазами Уолтофа среди гостей. Тот внимательно слушал с улыбкой на красивом продолговатом лице. Его окружал ореол утонченности, но никто из когда-либо встречавших его в сражении не назвал бы его слабым. Он был одет и украшен драгоценностями на английский манер, почти как Эмери, предпочитая лишь более темные тона. Удивительные янтарные глаза Уолтофа отвернулись от певца. Проследив за направлением его взгляда, Эмери увидел Джудит, с восхищенным вниманием слушавшую песню. Итак, Уолтоф догадывался. Возможно, все уже решено.
«Милая леди Джудит, – подумал Эмери. – У вас интересная судьба».
Продолжая петь, он оглядывал зал. Вдруг его взгляд застыл. В зал входил вновь прибывший Роберт д'Уалле со стражником. Возможно, с тем самым, кто выжил при известном побеге из рабства. Эмери отвел глаза, надеясь, что не пропустил куплет или же не пропел один и тот же дважды. Чем меньше привлекаешь к себе внимания, тем лучше. Но вовсе остаться незамеченным было трудно, раз он сидел посреди зала, одетый в красное с золотом. Оставалось надеяться, что контраст между его великолепием и грязными лохмотьями бродяги не позволит его опознать.
Как только Тристан и Изольда встретили свой печальный конец, д'Уалле вырвался вперед.
– Великий король! – пророкотал он. – Я пришел сообщить о нападении и нанесении увечья!
– Решил развлечься? – спросил Вильгельм. – Добро пожаловать, лорд Роберт. Ты уже поел?
Д'Уалле пробрался ближе и встал рядом с Эмери, который настраивал лиру. Это был массивный, крепко сбитый мужчина средних лет, сильный и решительный, но не слишком наделенный умом.
– Нет, сир, мне пока не до еды, – сказал д'Уалле. – Среди нас находится опасный негодяй.
Король оглядел зал.
– Даже несколько дюжин таких, лорд Роберт, – сухо произнес он. – Впрочем, давай, поделись с нами своей историей.
Движением руки д'Уалле подозвал своего стража.
– Этот человек сможет рассказать обо всем лучше, потому что сам был там. Он единственный уцелел в бойне.
Бедняга страж явно был охвачен благоговейным ужасом и не спускал глаз с короля. На того, кто находился рядом, он не обращал внимания.
– Сир, – взволновано сказал он, – на меня и еще четырех парней напал великан и убил всех, кроме меня.
Король взглянул на него.
– Все это занимательно, но смахивает на небылицы. Не можешь ли выразиться яснее? Что за великан? Сколько у него голов?
Стражник вытаращил глаза.
– Одна, сир. Это просто человек, сир. Только очень высокий.
– Хм. И убил четверых воинов. Голыми руками? – спросил король с насмешкой. – Кажется, опять этот проклятый Золотой Олень.
– Да, сир, – ответил стражник. Король посмотрел на него более серьезно.
– Это действительно была тварь, называющая себя Золотым Оленем?
Стражник неистово затряс головой.
– Н-нет, сир. Но она… он убивал голыми руками. По крайней мере с-сначала. – Бедняга запнулся, явно желая, чтобы пол под ним разверзся и поглотил его. – Видите ли, сир, он строил мост. Потом он убил Пьера голыми руками и взял его меч. Затем отрезал голову Лудену. Потом проткнул Шарло насквозь. Грегуара убил другой.
– Другой великан? – Король изобразил удивление, но Эмери видел, как внимательно он отсортировывает сказанное.
– Нет, сир. Другой раб. Он перерезал Грегуару глотку.
Эмери заметил, как скривилось лицо д'Уалле при слове «раб», и улыбнулся. Должно быть, стражнику приказали не упоминать об обстоятельствах. Ну что ж, д'Уалле был известен своим тупоумием.
– Раб, – задумчиво повторил король. – Как это ты раздобыл рабов, лорд Роберт? Обычай превращать людей в рабов за проступки уже многие десятилетия не в почете.
Обильный пот выступил на лбу д'Уалле.
– Э-э… не совсем рабов, сир. Работников. Нам нужны были люди для строительства замка и моста.
– Это были местные жители, отбывавшие трудовую повинность?
– Э-э… нет, сир. У нас была срочная работа, и поэтому мы… Им бы заплатили, когда работа была выполнена, сир.
– Заплатили бы? – спросил король. – А этот великан скорее всего был недоволен задержкой платежа и убил четырех стражников? – Король подался вперед, веселость покинула его. – Ты получил по заслугам. Если не будешь честно и справедливо обходиться с моими подданными, узнаешь силу моего гнева.
Роберт д'Уалле побледнел, и тревожный шум прокатился по залу, когда остальные решали изменить свои методы найма рабочей силы.
Спустя мгновение король вновь откинулся на спинку кресла.
– Все же мне хотелось бы знать, как этот великан умудрился свершить такое. Может, твоим воинам не хватает сноровки?
– Он сражался, как дьявол! – запротестовал д'Уалле и ткнул своего стража. – Расскажи королю!
– Да, сир, – пролепетал напуганный страж. – Он владел мечом, как искусный воин. Он бросил меч мне вслед, когда я бежал, и чуть не проткнул меня.
Король сдвинул брови и задумался. Когда он наконец заговорил, это услышали все:
– Лорд Роберт, я соболезную тебе по поводу потери твоих людей, но ты нарушил мой закон. Пусть все поостерегутся и твердо запомнят, что мой народ не будет превращен в рабов. Лорд имеет право только на обусловленную трудовую повинность; все, что сверх нее, должно делаться по согласию и за плату. Будем считать это дело закрытым.
Разочарованный Роберт д'Уалле поклонился в знак покорности. Когда он повернулся, чтобы поискать себе место, король снова заговорил:
– Если ты вновь столкнешься с этим великаном-воином, лорд Роберт, я очень хотел бы познакомиться с ним. Разве твои люди не знают, кто он такой?
– Нет, сир. Это был просто мелкий торговец, проходивший мимо. Некоторые даже говорили, что он умственно неполноценный и его хозяин использовал парня как вьючное животное.
– Хм. Я сильно сомневаюсь, что у него не хватало ума, или же твои воины и в самом деле обделены мозгами.
Затем король улыбнулся с тем очарованием, которое ему было присуще по временам и настораживало тех, кто его хорошо знал.
– Ну а теперь садись за стол и поешь в волю. А твой человек пусть усядется здесь, возле меня, и поподробнее расскажет об этой удивительной истории.
Д'Уалле препроводили к столу и пище. А его воин получил возможность беспрепятственно обозревать Эмери де Гайяра, торчавшего посреди зала. Эмери улыбнулся и запел веселую мелодию. Стражник едва взглянул на музыканта и вскоре был отпущен королем. Судя по всему, он был несказанно рад уйти невредимым. Эмери мог его понять.
Король затем позвал другого продолжить представление и указал Эмери на скамеечку у своих ног. Он ласково улыбался.
– Ты не растерял своего мастерства, Эмери.
– Надеюсь, сир, если это доставляет вам удовольствие.
– Это меня радует. На завтра я назначил состязания по стрельбе из лука. Насколько ты силен в этом деле?
– Неплохо, сир. Но это не лучшее, что я умею.
– Скачки с копьями?
– Здесь я бы не посрамил своих учителей.
– Сражение на мечах?
Эмери взглянул королю в глаза.
– Я неплохо владею мечом, сир.
Король кивнул, его взгляд скользнул по пышному наряду Эмери.
– Если когда-нибудь я обнаружу, что моя сокровищница оскудела, я брошу тебя в огонь и выплавлю золото. Ну а теперь, раз уж ты любишь такие вещи, вот, держи.
Король снял с пальца кольцо, изготовленное из витой золотой проволоки. Оно было необычным, скорее всего сарацинской работы или из еще более отдаленных таинственных стран. Король надел кольцо на средний палец левой руки Эмери.
– Твоя награда, Эмери. Носи его.
Знал ли Вильгельм о значении кольца? Что тот, кто дарил кольцо, считался сюзереном, а носивший его должен хранить верность и преданность своему лорду до самой смерти? Должно быть, все-таки знал.
Эмери поклонился:
– Я буду бережно хранить его, ваше величество.
Король пронзил его суровым взглядом.
– Только непременно носи его. А теперь, – сказал король, словно они о чем-то договорились, – скажи, что ты думаешь об этом великане?
Эмери постарался казаться спокойным.
– Похоже, это крестьянин, у которого лопнуло терпение выносить несправедливость, сир.
– Необычный, не хочешь ли сказать? И умеет обращаться с мечом?
– При всем моем уважении, сир, стражник, должно быть, состряпал эту историю, чтобы не выглядеть трусом. Без сомнения, все они были мертвецки пьяны, и крестьянину повезло.
Вильгельм улыбнулся:
– Похоже на правду. А что ты думаешь о Золотом Олене?
Эмери изобразил вежливо-вопросительное выражение лица.
– Золотой Олень, сир? Предполагается, что он мятежник, подстрекающий народ к восстанию. Я подозреваю, что это скорее миф.
Король наблюдал за ним, как ястреб.
– И это все, что тебе известно? Эмери уклонился от ответа:
– Я не считаю, что Золотой Олень представляет угрозу для вашего королевства, сир.
– Я это знаю, – решительно сказал Вильгельм.
Вильгельм подал знак Эдвину Мерсийскому, и тот выступил вперед.
– Граф Эдвин, завтра у нас состоятся военные состязания. Мне было бы приятно увидеть английское искусство владения копьем и топором. Мой пышно одетый полукровка непременно будет участвовать.
Эдвин с готовностью поклонился:
– Конечно, ваше величество.
Эмери много лет не упражнялся в английских боевых искусствах и на следующий день показал себя довольно средне. Метать копье ему приходилось на охоте, так что он дважды попал в середину. В метании топора он был рад и тому, что ни разу не промазал. Топор для метания был не так тяжел, как боевой топор, но все же весил достаточно.
Когда Лео высказал язвительное замечание об уровне подготовки брата, Эмери ответил:
– Топор предназначен, чтобы разрубать людей на части. Для этого нужна грубая сила, а не мастерство. Попробуй сам.
Лео так и сделал. При его массивном телосложении он выполнил задачу довольно хорошо, но один раз из трех все же не попал в цель. Он возвратился назад, потирая плечо.
– Фу-у! Скажи мне, что ты станешь делать в бою, когда бросишь топор и окажешься без оружия?
Эмери рассмеялся:
– Мне всегда хотелось это узнать. Я думаю, что это последний благородный жест перед тем, как отправиться в Валгаллу.
– К вопросу о благородных жестах, – сказал Лео. – Король назначил меня распорядителем боев на мечах. Я выставил тебя против Одо де Пуисси. Ясно, что вы недолюбливаете друг друга. Сражение на мечах – не игра. Всегда лучше, если вкладываешь немного чувства.
– Этот человек глупеет, если напьется, и наводит скуку, когда трезв. Мне есть куда потратить время, вместо того чтобы ссориться с ним.
Лео посмотрел на него с неудовольствием, затем покачал головой:
– Иногда ты и впрямь становишься чертовым саксом.
– Да. Пошли на стрельбище.
Даже король принял участие в состязании лучников. Он выступил средне, но не выказал недовольства теми, кто превзошел его. Победителю он вручил серебряный кубок.
Скачки с копьями король предоставил тем, кто помоложе, сказав, что было бы глупо монарху позволить бессмысленно побить себя в игре. Однако скачки с копьями были нелегким делом, основой боевого мастерства нормандской конницы, благодаря которому она выиграла битву в Сенлаке. Эмери метко поражал цель все три раза. Менее ловкие и умелые оказались выбиты из седла. Одо де Пуисси и Стивен де Фе тоже провели скачку чисто, но у них были скрытые промахи. Вильгельм вручил приз – красивый кинжал с резной ручкой из янтаря – Эмери.
В перерыве между состязаниями, когда все лакомились жареным мясом и элем, Одо с завистью поглядывал на этот клинок в позолоченных ножнах, так что Эмери понимал, чего ожидать, когда в ход пойдут мечи.
В поединках использовалось тупое оружие, а участники надевали кольчугу и шлем и несли длинный щит на левой руке, но все это не давало повода относиться к схватке легкомысленно. Эмери надеялся, что к тому моменту, как ему придется встретиться с Одо, тот избавится от своей враждебности и злобы, но этого не случилось.
– Ну что, – прошипел Одо, когда они сошлись в схватке и присматривались друг к другу. – Ты вообразил, что можешь сражаться как чистокровный нормандец, не так ли?
– Не будь дураком, – ответил Эмери, внимательно изучая манеру Одо двигаться и действовать мечом. – Все дело в обучении и тренировке, а мои учителя были истинными нормандцами.
Он резко повернулся и подался назад. Одо немного запоздало среагировал на его движение. Был ли он неуклюж или слишком много выпил? Ведь у него была репутация неплохого бойца.
Одо взмахнул мечом, и Эмери принял удар на свой щит. Он мог бы сделать выпад и поразить незащищенное тело Одо, но смертельные удары подобного рода в тренировочных боях были запрещены, и ему пришлось бы выплачивать вергельд[9] Он очень надеялся, что Одо тоже понимает это и не посчитает, что смерть соперника стоит 1200 шиллингов. Впрочем, он посчитал бы, что стоит заплатить любые деньги, если бы знал, что именно Эмери сорвал его планы относительно наследницы Баддерсли. Вспомнив об этом подлом нападении, Эмери начал подумывать, не стоит ли выплатить вергельд за Одо.
Они сближались и расходились, звон скрещенных мечей чередовался с глухими ударами металла о щит. Эмери ощутил в крови боевой жар, обычно сопутствующий смертельной схватке. Он двигался все быстрее и с силой опустил меч на защищенное кольчугой плечо Одо. Тот пошатнулся, свирепо посмотрел на противника и стремительно бросился вперед. Битва стала жаркой. Эмери защищался, как в настоящем сражении, и обе его руки болели от постоянных ударов. Его пальцы застыли на рукояти меча. Пот заливал глаза. Он смутно слышал одобрительный рев. Все его внимание было приковано к противнику.
Они схлестнулись, меч с мечом, щит со щитом, и отступили назад, не выпуская друг друга из виду, используя момент, чтобы перевести дух. Эмери отер пот со лба, и что-то позади Одо привлекло его внимание. Вернее, кто-то. Стражник д'Уалле наблюдал за схваткой.
Эмери отвлекся лишь на мгновение, но Одо воспользовался преимуществом и прыгнул вперед. Эмери поднял меч, чтобы отразить клинок Одо, но пострадал от сильного удара щитом по бедру. Заостренный конец щита едва не вонзился ему в ногу. Толпа взвыла.
Эмери с размаху обрушил на Одо тяжелый меч, стараясь свалить противника с ног. Как и всегда в сражении, боль исчезла. Эмери наносил и отражал удары, блокировал щит противника, словно его энергия была неиссякаемой. Затем он ударил Одо в то самое плечо, которое еще не отошло от предыдущего удара. Одо едва не выронил щит, и в этот момент Эмери ударил его по правому запястью, выбив у противника из руки меч. Одо схватил упавший меч и собирался продолжить бой, но звук рога возвестил, что король объявил конец схватки. Вильгельм милостиво поздравил обоих бойцов, но присудил победу Эмери за то, что тот обезоружил противника. Недовольно ворча, Одо удалился.
Эмери взглянул туда, где стоял человек д'Уалле. Стражник поднял глаза, и на мгновение их взгляды встретились. Что можно было прочесть в этих невыразительных глазах? Ничего; решил Эмери, что могло бы быть полезным. Если этот человек узнал его и собирался донести королю, то Эмери с этим все равно ничего не мог поделать.
Юноша занял место среди друзей, чтобы посмотреть, как Лео разделается со Стивеном де Фе. Его брат был огромным, крепким и на удивление проворным. С мечом в руках он был непобедим. Стивен старался изо всех сил, но с самого начала стало ясно, что он всего лишь надеется выдержать схватку, не уронив чести и по возможности сохранив в целости тело.
Эмери должен был сражаться еще дважды, он напрочь выбросил соглядатая-стражника из головы и провел оба поединка хорошо.
Он мог бы выиграть состязание, если бы его последним противником не был его старший брат.
– Ты слишком часто бьешь справа, – задыхаясь, произнес Лео, когда они переводили дух, по-дружески развалившись на траве.
– Не имеет никакого значения, с какой стороны я наношу удар по тебе, здоровый ты бык!
– И то правда. – Лео взъерошил волосы, влажные от пота. – Но тебе не следует быть таким предсказуемым. Никто не станет наблюдать за тобой в пылу сражения. Но если ты выйдешь один на один, в судебном поединке, например, опытный противник непременно заметит это. Де Пуисси должен был заметить. Я мог бы убить тебя с полдюжины раз.
Эмери сел, откинув назад влажные волосы, и серьезно посмотрел на брата. При той жизни, которую ему приходилось вести последнее время, смертельный поединок один на один очень возможен.
– Кто здесь лучший мастер фехтования?
– Я, – ответил Лео с волчьей ухмылкой. – Мы с тобой должны поработать несколько недель перед тем, как я отправлюсь домой. Но если ты не будешь учиться быстро, то придется ходить в синяках.
Лео сдержал слово и доказал Эмери, что был прав в отношении его уязвимости. Тупой меч Лео слишком часто находил путь к телу брата, нанося тяжелые удары.
Наконец д'Уалле покинул двор, забрав с собой своего стража и не высказав никаких подозрений в адрес Эмери.
Король объявил о скором браке между Джудит, графиней Хантингдон, и Уолтофом, который вскоре должен был стать графом. Некоторые нормандцы остались недовольны, но так или иначе помолвку использовали как повод для празднования. Двор двинулся в город Хантингдон в приподнятом настроении.
Несмотря на ежедневные стычки с братом, Эмери радовался времени, проведенному при дворе. Если у Вильгельма и были подозрения относительно его деятельности, он никак этого не показывал, а Эмери на какое-то время получил возможность забыть о царящей повсюду несправедливости и противоречивости взятых им на себя обязательств верности. Он надеялся, что худшее позади. Английские аристократы, похоже, полностью признали Вильгельма, и, не считая случавшихся время от времени набегов из Шотландии и Уэльса, в стране наконец-то забрезжила надежда на мирную жизнь. Конечно, всегда оставался вопрос, что будет делать Гервард. Эмери задумался, не пришло ли время свести вместе своего дядю и короля.
Казалось, не велика опасность, если кто-нибудь узнает в нем Золотого Оленя. Миф теперь служил ему на пользу. Пока он весело проводил время в Хантингдоне, Золотой Олень, по слухам, убил нормандского рыцаря в Йоркшире, а затем возглавил восстание возле Шрусбери. Поэтому Эмери охотился, пировал, пел, распутничал и чувствовал себя беззаботно, как никогда после Сенлака.
Пока не появился Гирт. Однажды он проскользнул в конюшни, когда Эмери воевал с гнедым жеребцом, подаренным ему королем.
– Отличный конь, – сказал Гирт. – Как его зовут?
– Меня подмывает назвать его Бастардом, – мрачно сказал Эмери. – Никак не могу достучаться до этой твари. Какие новости?
– Не из Роллстона, из Баддерсли. Жизнь маленькой сучки превратилась в кошмар.
Эмери двинулся к открытому месту, где никто не мог подслушать их разговор.
– Что произошло? – спросил он. – Крестьяне ведь не осмелились ее тронуть? Иначе король набросился бы на них, как зимний волк.
– О нет, они ее не тронули, – ангельски кротко промолвил Гирт. – Это тетушка. Совсем спятила. – Он почесал нос.
Эмери требовательно посмотрел на него.
– Что вы сделали?
– Тетушку легко вывести из себя. Я договорился с Альдредой, и мы придумали план. Если сделать так, чтобы девчонка выглядела виноватой то в том, то в этом, наказана будет она, а деревня останется непричастной. Если повезет, сучка пострадает, а де Пуисси с женой навлекут на себя гнев короля, и мы избавимся от всей шайки.
Эмери был поражен силой охватившего его возмущения.
– Ну, так что случилось? – повторил он.
Гирт коварно усмехнулся:
– Она подсыпала соль в сливки, а опилки в муку. Бросила лучшую брошь госпожи в огонь и выстригла полоску на шерсти ее мерзкой собачонки. Едва ли девчонка уже много недель получает что-нибудь, кроме хлеба и воды, а один раз тетка набросилась на нее со щеткой и ободрала ей руку. Она разрезала тунику, которую тетка шила для своего любимчика Одо. Та отделала ее поленом и сильно намяла ей ребра.
Эмери стало тошно. Она заслужила все это, говорил он себе, но ему не терпелось броситься девушке на помощь.
– Наследница под опекой короля. Сейчас же прекрати это.
– Не уверен, что мог бы остановить это. Люди в Баддерсли угнетены до предела. Они нашли мишень для своей ненависти и наслаждаются ее страданиями.
Эмери обернулся к Гирту и сжал его руку до боли.
– Если девчонка погибнет или останется калекой, гнев короля захлестнет всех и вся. Немедленно положи этому конец.
Гирт нахмурился:
– Я думал, ты давно уже выбросил эту тварь из головы. – Взглянув в глаза Эмери, он стал осторожнее. – Сделаю, что смогу. Но они послушают только Золотого Оленя.
Эмери еще сильнее сжал ему руку.
– Почему?
Гирт вздрогнул и отвел взгляд.
– Ну… он подтолкнул их к этому, вернее, они так думают.
– Золотой Олень умер, – сказал Эмери. – Как и ты умрешь для меня, если еще хоть раз воспользуешься этим именем.
От этой угрозы Гирт весь сжался. Эмери отпустил его.
– Отправляйся и исправь зло. Я больше не собираюсь появляться в Баддерсли. Когда уладишь дела, оставь это место. Король увлекся устройством брачных дел. Он скоро подыщет мужа наследнице. Вероятно, это будет англичанин. Все наладится. Только, ради всего святого, позаботься о том, чтобы девчонка была цела, когда явится король.
Эмери старался не думать о Мадлен, но образ ее, преследуемой, избитой, не давал ему покоя. Удалось ли сломить ее отважный дух? Утратили ли ее прекрасные глаза блеск и уверенность? Она заслужила страдания, раз заставляла мучиться других. Но он страстно желал отправиться в Баддерсли и защитить ее.
Увы, это было невозможно. Король всех держал под контролем и искусно вел свою политическую игру. Вильгельм подпитывал старинную вражду между Госпатриком Нортумбрийским и Уолтофом, чей отец и дед были графами. Он любезно выслушивал посланников от королей Шотландии и Дании и разжигал самомнение Эдвина Мерсийского. Уолтоф теперь был обручен с Джудит, тогда как брак Эдвина с Агатой еще не был оговорен. По этому поводу в мерсийском лагере назревало опасное недовольство, и не в последнюю очередь потому, что Эдвин и Агата, судя по всему, искренне привязались друг к другу.
Атмосфера при дворе начала сгущаться, хотя Вильгельм продолжал оставаться веселым. Больше не заходила речь о том, чтобы воздать Эмери по заслугам, и он начал подумывать, не попросить ли разрешения покинуть двор. Но вдруг король отозвал его в сторонку:
– Я понаблюдал за тобой, Эмери, и на душе у меня стало спокойно.
– Сир?
Король оглядел переполненный зал.
– Настали тяжелые времена, мой мальчик, – сказал он. – И не по моей вине. Я добивался лишь блага для моих английских подданных.
– Я знаю, мой повелитель.
Король одобрительно кивнул и прямо взглянул Эмери в лицо.
– Ты ведь будешь действовать в моих интересах?
– Это всегда входило в мои намерения.
Вильгельм усмехнулся и схватил Эмери за руку.
– Я решил отдать тебе наследницу Баддерсли.
Эмери застыл, не в состоянии ответить. Король убрал руку.
– Насколько я вижу, – холодно сказал он, – ты не в восторге?
Эмери лихорадочно собирался с мыслями.
– Я потрясен, сир. Но я должен управлять Роллстоном.
– Роллстон, как ты сам говорил, – отлично налаженное хозяйство. Я слышал, в Баддерсли дела идут совсем плохо. Боишься работы?
С облегчением Эмери увидел, что король не разгневан, а только заинтригован.
– Тебе знакомо это имение, не так ли? – спросил Вильгельм. – Оно принадлежало этому бичу Божьему, Герварду. Как и Роллстон.
– Имение удачно расположено, сир, и земли там богатые, хорошо осушенные.
– Тогда скажи мне откровенно, почему ты, единственный из всех молодых людей, у которых буквально слюнки текут при упоминании об этих землях, не стремишься заполучить такой приз?
«Потому что это значило бы подписать мой смертный приговор. В деревне Баддерсли есть предатель, который выдаст меня за горсть сребреников, а если мне удастся ускользнуть от него, наследница узнает меня и доложит об этом вам…»
Эмери нашел наконец объяснение, в котором содержался элемент правды:
– Прошел слух, что наследница уродлива и телом, и нравом. Я вырос в счастливой семье, полной любви и милосердия, и даже ради огромного состояния не хочу жениться на такой женщине.
Король подался вперед и крепко обнял Эмери за плечи. Эмери увидел на его глазах слезы.
– Хорошо сказано! Я тоже знаю цену добронравной жене. Ты очень мудр для своих лет. А что, если слухи врут и она прекрасна во всех отношениях?
Веселье в глазах короля показало Эмери, что Вильгельм отлично знал, как привлекательна наследница.
– Тогда я глупец, – сказал Эмери.
Король отпустил его и принялся шагать из стороны в сторону.
– Ну что ж, – сказал он наконец, – оставим это на волю рока. Последуем указаниям судьбы, как поступали, бывало, викинги… Королева ненадолго останется здесь, – сказал Вильгельм, – а я собираюсь осмотреть несколько новых замков. Мы заедем в Баддерсли и навестим наследницу. А ты слышал, что леди сама должна выбрать себе мужа?
– Нет, сир. – Эмери пытался оценить новую напасть со всех сторон, подыскивая лазейку для отступления.
– Это правда. Поэтому я возьму с собой только женатых мужчин, за исключением тебя, Стивена де Фе и Одо де Пуисси. Де Фе легко завоевывает благосклонность женщин, а де Пуисси знаком с мадемуазель. Полагаю, в детстве она была в него влюблена. Вы все трое достойные люди, и леди сможет сделать свой выбор. – Он строго посмотрел на Эмери. – Теперь ты сожалеешь о своем решении?
– Нет, сир. Я подчинюсь воле Бога и желанию мадемуазель.
Что за дьявольская ситуация!
Наследница непременно узнает в нем Эдвальда, это лишь вопрос времени. И непременно доложит об этом королю. А там уж до Золотого Оленя и великана д'Уалле всего один шаг. Даже если этого не случится, у него не было желания брать в жены женщину, которая могла просить, чтобы высекли ни в чем не повинных людей.
Но после того нападения она уж точно ни за что не выберет де Пуисси, так что оставался только де Фе. Эмери благодарил Бога за то, что де Фе относился к тому типу мужчин, которые легко нравятся женщинам, хотя сам при этом исходил желчью от одной мысли о том, что рука другого мужчины коснется этой девушки. Безумие. Колдовские чары.
Затем он вспомнил рассказ Гирта. Если по прибытии в Баддерсли они найдут наследницу жестоко избитой, кто-нибудь должен будет заплатить за случившееся. И Эмери опасался, что расплачиваться будут простые англичане.