Властелин моего сердца

Глава 8

Эмери повиновался, проклиная свою привычку все приводить в порядок. Теперь он привлек к себе всеобщее внимание, включая жителей деревни, приглашенных в замок в качестве слуг, и, конечно, наследницу. Но ведь нельзя до бесконечности откладывать с ней встречу.

Когда Эмери уселся на скамью справа от Мадлен, король сказал:

– Девочка, представляю тебе лорда Эмери де Гайяра, сына графа Гая де Гайяра. Как ты могла убедиться, он очень толковый молодой человек.

Мадлен с трудом взяла себя в руки. Обида и ярость терзали ее. Она сделала все, что в ее силах, чтобы достойно встретить короля, но месяцы небрежной работы, а то и умышленного саботажа нельзя исправить за несколько дней. Ей следовало быть благодарной этому молодому человеку, который быстро и умело справился с неприятностью, но что-то в насмешливой манере, с которой он поклонился, больно ранило ее. Ведь это ей и ее умению хозяйничать, а вовсе не Вильгельму предназначался его поклон. И все же девушка не могла проигнорировать его усилия.

– Благодарю вас за помощь, сэр, – сказала она бесстрастно.

– Я был голоден, – холодно возразил он, – а эта неожиданная неприятность задержала подачу пищи.

Мадлен быстро посмотрела в его сторону. И что же она увидела? Безразличие? Неприязнь? Какая у него могла быть причина относиться к ней так? Ведь предполагалось, что молодые нормандские лорды захотят понравиться ей, и один из них, с которым она познакомилась, очень старался преуспеть в этом. Стивен де Фе был красив и обаятелен.

Правда, этот не был нормандцем. Еще раньше она заметила его длинные, до плеч, белокурые волосы и удивилась. Ее взгляд встретился с его ясными зелеными глазами. У нее перехватило дыхание.

– Кто вы? – прошептала она.

– Эмери де Гайяр, мадемуазель.

– Вы сакс!

– Опасаетесь быть убитой в постели? – Его красивые губы изогнулись в усмешке. – Я нормандец. Моя мать англичанка. Дочь графа Мерсийского.

Мадлен поразилась своей глупости, когда осознала, что он говорит на чистейшем нормандском диалекте французского. Ведь он был младшим сыном графа Гая де Гайяра, дальнего родственника и близкого друга короля Вильгельма, тем самым, кто мог бы рассказать ей о Валгалле. Его сын с его ниспадающими светлыми волосами и золотыми браслетами выглядел как варвар-викинг, но он не мог быть лесным бродягой, разбойником-саксом. Не женат ли он? Тогда его безразличие понятно. Обнаружив, что его брат Лео женат, она была слегка разочарована. Лео де Везен показался ей добрым и надежным.

Перед королем поставили блюдо со свининой, и он взял несколько кусков, прежде чем передать его Мадлен. Она взяла кусочек мяса.

– Разрешите угостить вас, лорд Эмери?

Эмери пробормотал слова благодарности и позволил ей выбрать несколько лучших кусков мяса и положить на его хлеб. Он подумал, не узнала ли она его, но оказалось, что это не так. Если ему удастся скрывать от нее свою правую руку, он сможет избежать опознания.

Гостям наполнили кубки и обнесли столы блюдами с фасолью, затем подали мягкий белый хлеб. Похоже, на этом все продукты закончились, и Эмери видел, что Мадлен с тревогой наблюдает, как угощение разносят по залу. Некоторым воинам к концу трапезы достанется больше фасоли, чем мяса. Напиток в чаше Эмери оказался медом. Он склонился ближе к наследнице.

– Боюсь добавить вам новых хлопот, леди Мадлен, но королю не нравится мед. Если нет вина, лучше предложить ему эля.

Она вспыхнула и бросила на него взгляд, одновременно обеспокоенный и раздраженный, затем подозвала слугу. Королю подали чистый кубок и эль. Он кивнул в знак благодарности.

– Есть у вас еще предложения? – спросила Мадлен.

Вопрос прозвучал незаслуженно резко. Девушка не могла найти объяснения своей враждебности к Эмери де Гайяру. Она едва взглянула на него, когда он уселся возле нее. Но мурашки побежали по ее телу с той стороны, где он сидел. Должно быть, это потому, что с некоторых пор зеленые глаза вызывали у нее отвращение.

– Не переживайте, – заговорил он снисходительно. – Король не обжора и не любитель церемоний в свою честь. Еда была приготовлена прекрасно и в достаточном количестве. Всем ясно, что дела здесь идут не лучшим образом.

Она стиснула зубы.

– Я лишь недавно стала принимать участие в управлении Баддерсли, лорд Эмери.

– Так, может, вы не слишком торопились осознать свой долг, миледи?

Она обернулась к нему в гневе:

– Я нахожусь в этой стране всего лишь с апреля!

– Имение может прийти в упадок и разориться на удивление быстро, – сказал он с натянутой улыбкой и передал ей корзину орехов. – Могу я расколоть для вас орешек, леди Мадлен?

– Вы можете разбить себе голову, сэр! – прошипела она и оцепенела, когда король рассмеялся.

– Черт побери, Гай, они уже ссорятся, как настоящие муж и жена!

Уже? Мадлен в ужасе перевела взгляд с короля на Эмери. Этот должен стать ее мужем? Никогда!

– Сир, – выпалила она, – вы обещали мне выбор!

Она заметила вспышку раздражения в глазах короля и прикусила язык, но недовольное выражение быстро сменилось улыбкой.

– И я человек слова, мадемуазель! Я привез с собой трех молодых людей. Все они не женаты и способны помочь тебе здесь, в Баддерсли. Ты обвенчаешься с тем, кого выберешь. Я не могу оставить тебя здесь одну, без защиты.

Мадлен почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Ее пронизала дрожь. Всего через несколько дней она выйдет замуж? За кого?!

Как бы читая ее мысли, король сказал:

– Твой выбор – это лорд Эмери, лорд Стивен де Фе – вон там, мужчина в синем, – и Одо де Пуисси, которого ты, конечно, знаешь. Познакомься с ними поближе, мадемуазель. Испытай их, если хочешь. Через два дня ты обвенчаешься со своим избранником.

Король снова повернулся к графу Гаю, и Мадлен почувствовала, что кто-то вложил кубок ей в руку. Мужчина с зелеными глазами. Мадлен отхлебнула меда. Когда-то она хотела выйти замуж за светловолосого англичанина, но это было до того, как он так жестоко предал ее. Так вот какой у нее выбор! Одо, зеленоглазый мужчина, который был живым напоминанием о жестоком негодяе, и приятный молодой человек, ухаживавший за ней.

Мадлен посмотрела на Стивена де Фе. У него было приятное лицо, вьющиеся каштановые волосы, которые он коротко подстригал, но не до такой степени, как Одо. Выбор был очевиден.

Но, приняв решение, она не нашла успокоения. Напротив, ее тревога усилилась.

– Стивен – очень привлекательный молодой человек, – одобрительно сказал зеленоглазый дьявол справа от нее. – Он необыкновенно обходителен для нормандца, искусен в сражении и выпивает умеренно.

Мадлен повернулась к нему и спросила:

– А разве у вас нет всех этих достоинств?

– Я слишком обходителен для нормандца, – ответил он. – Я не люблю войну, и я топлю свои печали в выпивке.

В доказательство он осушил свою чашу и сделал знак слуге снова ее наполнить.

Мадлен не поверила ему. Значит, он ее не хочет. Она его тоже не желала, но такое пренебрежение больно ранило ее.

– Вы хотите, чтобы я вышла замуж за лорда Стивена?

– Я не думаю, что Одо вам подходит, – сказал он, пожав плечами. – Да ведь я почти ничего о вас не знаю.

Мадлен изобразила на лице улыбку.

– А вы не хотите жениться на мне и получить Баддерсли?

Без всякого сожаления он покачал головой.

– У меня хватает дел по управлению Роллстоном, имением моего отца. – Эмери расколол орех, стукнув по нему массивным золотым браслетом, и предложил ей ядрышко. – Это в Восточной Англии. Не самое спокойное место.

Она рассеянно взяла орех.

– Но Баддерсли будет принадлежать только вам, если мы поженимся. Разве это не заманчиво?

«Зачем, – удивлялась Мадлен, – я говорю все это? Выглядит так, будто я упрашиваю его искать моей руки».

– По английским законам имение принадлежит вам, леди Мадлен. Муж будет только вашим защитником.

Он еще расколол орех и закинул ядро себе в рот. У него были крепкие белые зубы. Совсем как у другого человека. Мадлен пригляделась пристальнее. Лицо имело ту же форму. Нет, это ее дурацкое воображение…

Но все, что касалось лорда Эмери, было странным. Она еще не встречала мужчину, облаченного в тунику такого ярко-зеленого цвета. Никогда в жизни не приходилось ей видеть, чтобы мужчина был так роскошно одет и так сверкал драгоценностями. Он небрежно носил на себе целое состояние и пышностью наряда превосходил короля.

Возможно, он был честен, когда сказал, что не любит войну. Не слишком массивного сложения, он выглядел человеком, уделявшим больше времени одежде, чем оружию. Ее отец и брат никогда бы не потратили на вышивку одежды деньги, которые можно было израсходовать на лошадь или меч. Она не хотела бы выйти за человека, который не способен сражаться. Но желание стать полноправной хозяйкой Баддерсли было ошеломляющим и привлекательным.

– Если бы мы поженились, лорд Эмери, вы бы считали Баддерсли моим? Может, вы хотите жениться на мне, прельщая меня таким образом?

– Вас притягивает мысль получить здесь полную власть? – явно усмехнулся он, но Мадлен не придала этому значения.

Эмери хотел, чтобы она уяснила свое положение по английским законам, но теперь увидел, какую ошибку совершил. Вот она откровенно радуется возможности стать абсолютной владычицей в Баддерсли, наверняка с вожделением предвкушая, как будет собственноручно пороть людей хлыстом.

Как удалось этой девчонке заставить его так потерять голову, раз он прекрасно знал, что она собой представляет? Когда она смотрела на него карими глазами из-под полуопущенных ресниц, туманная мгла обволакивала его разум. Много недель он вынашивал в памяти образ злобной гарпии, но теперь этот образ ускользал, вытесненный милой Дороти с берега реки, нежной и волнующей.

Эмери не удалось продолжить разговор, потому что король попросил его спеть. Когда, поклонившись, он отправился за лирой, то вынужден был признать, что король старается сделать все возможное, чтобы подтолкнуть девчонку выбрать именно его. Он должен приложить все силы к тому, чтобы вызвать у наследницы отвращение к себе, но так, чтобы ни король, ни его отец ничего не заподозрили.

В то же время необходимо было позаботиться о том, чтобы Мадлен де Л'ОтВиронь не имела случая опознать его или заметить его татуировку. Кажется, она не узнала его голос, когда он говорил на утонченном французском. Но в один прекрасный день она, взглянув на него, увидит в нем лесного бродягу, человека вне закона. И всегда существует опасность, что у кого-нибудь из местных сорвется с языка неосторожное слово. Альдреда уже подмигивала ему.

К тому времени как он вернулся, шаткие столы были разобраны, и мужчины бродили по залу, осушая и вновь наполняя свои чаши. Окна оставались открытыми, и вечернее солнце освещало зал. Мадлен и король все еще сидели на стульях, и тут до Эмери дошло, что она была здесь единственной женщиной. Ее положение было необычным, и Эмери подозревал, что король специально это сделал. Девушке обещали учесть ее мнение при выборе мужа, но ее выбор был искусно ограничен.

Вильгельм вознамерился вынудить Мадлен выбрать Эмери. Когда он хотел добиться чего-нибудь, шансы избежать этого были ничтожно малы. Но король обещал девчонке выбор и не нарушит слова. Это была единственная надежда Эмери. Он должен подтолкнуть наследницу к тому, чтобы она предпочла Стивена де Фе. Стивен был ленивым бездельником, и ему не хватало необходимой жесткости, но этот недостаток, напомнил себе Эмери, его жена смогла бы восполнить с избытком.

Настраивая инструмент, Эмери перебирал в уме известные ему песни, стараясь определить, какие меньше всего могут привлечь навязываемую ему женщину. Он остановился на наиболее жестокой и кровопролитной из всех, старинной норвежской балладе, которую по просьбе Вильгельма сам перевел на французский. В ней рассказывалось о Карлдиге, который вместе со своей дружиной сражался насмерть, будучи окружен врагами. Норвежский закон гласил, что ни один настоящий мужчина не может пережить своего вождя, кольцо которого он носит, а приверженцы Карлдига твердо придерживались закона. История была рассказана от лица врагов, потому что Карлдиг и вся его дружина погибли. Рассказчик, хотя и был предположительно одним из врагов, прославлял благородство и величие их гибели. Он восхвалял всех воинов, отправившихся в Валгаллу, рассказывая с упоением о каждой ране, о каждой отрубленной руке или ноге, выколотом глазе. Баллада не относилась к числу любимых песен Эмери, однако она пришлась по вкусу публике, состоявшей исключительно из мужчин.

Декламируя нараспев в старинном замке Герварда, Эмери внезапно вспомнил о Сенлаке. Он словно вновь пережил это – воинственные возгласы, пронзительные вопли, оглушительный звон оружия, падение Гарольда и продолжение беспощадной схватки. Запах крови, вывалившиеся кишки, отрубленные конечности…

Песня закончилась, стены зала сотрясались от одобрительных возгласов. Эмери попытался собраться с мыслями. Все кричали, чтобы он спел еще, но он предложил инструмент Стивену. Его соперник принял лиру с недовольной гримасой.

– Ты дьявол. Как я буду выглядеть после тебя?

– Ты должен понравиться мадемуазель. Не надо этих кровожадных забав. Спой ей приятную песню.

Стивен в сомнении бросил взгляд на наследницу, Эмери последовал его примеру. Она выглядела задумчиво-сосредоточенной, и ее глаза сияли. Непохоже было, что она испытывала отвращение.

Эмери выскользнул на свежий вечерний воздух, прежде чем его успели позвать, чтобы снова усадить рядом с ней. Мужчину должна радовать сильная, отважная жена, но он находил, что наследница Баддерсли слишком уж кровожадна. Он услышал, как Стивен запел мелодичную балладу. У него был довольно приятный голос и вкус к музыке франков, в которой было больше напевности и меньше военных тем. Какая женщина смогла бы отказать Стивену?

Стоя во дворе, Эмери почти представил себе, что он снова очутился в Баддерсли во времена Герварда. Замок тогда тоже был полон песен. Гервард любил балладу о Карлдиге, потому что чтил старинные норвежские обычаи. Хотя тогда эту балладу пели по-английски. Эмери посмотрел в сторону деревни, на сменяющие друг друга поля, простиравшиеся до самого леса, который теперь значительно отдалился. Много деревьев срубили на строительство.

Иллюзия рассеялась. Прошлое исчезло навсегда. Меньше, чем обычно, полей было засеяно зерном, и осталось мало скота. А люди… люди совершенно другие. Их тоже стало гораздо меньше, и они выглядели бледными и исхудавшими. У многих были чирьи и другие признаки скудного питания. Они бродили, уткнувшись взглядом в землю. Когда они работали, не было слышно свиста или смеха, не видно было играющих детей.

Работа Поля де Пуисси и его племянницы! Все могло бы снова наладиться. Эта мысль мелькнула у него в голове, но он прогнал ее.

– Слишком много меда?

Эмери повернулся и увидел отца.

– Нет, просто удивляюсь, как можно было довести процветающее имение до такого состояния.

Граф Гай уселся на груду бревен возле незаконченного частокола.

– Я все время забываю, что ты хорошо знал это место.

– Не очень хорошо. Гервард предпочитал Роллстон. Но я бывал здесь один или два раза.

– Я думал, тебя порадует возможность привести все в порядок.

– У меня и так полно дел.

Эмери увидел, как у отца от раздражения задергался уголок рта, и приготовился к схватке, но граф Гай только сказал:

– Я бы многое дал, чтобы узнать, что происходит у тебя в голове. Терпение короля не бесконечно.

– Вряд ли он собирается изгнать меня за нежелание жениться на Мадлен де Л'От-Виронь.

Граф Гай глубоко вздохнул.

– Эмери, что тебя беспокоит? Я бы предпочел думать, что это любовь. Но если тебе дорога другая, скажи об этом королю. Он любит свою королеву и простит тебя. В противном случае что ты сделаешь? Вильгельм – твой любящий крестный отец. Но он также герцог, а теперь и король. Если ты не будешь служить ему, ты потеряешь его расположение.

– Я служу ему.

– Посмотри на меня, – сурово сказал граф Гай, и Эмери взглянул отцу в глаза. – Ты служишь ему, когда считаешь нужным. А это нехорошо. Если королю понадобится твоя земля, ты должен отдать ее. Если король захочет твою правую руку, ты отдашь ее тоже. Или твою жизнь, или жизнь твоих сыновей. Раз он хочет, чтобы ты женился на Мадлен де Л 'От-Виронь, ты должен сделать это.

Отец и сын в молчании смотрели друг на друга под щебет птиц и отдаленное мычание скота.

– Он не просил об этом, – наконец произнес Эмери.

– Если бы он попросил, ты был бы обязан жениться.

Эмери отвернулся и тяжело вздохнул.

– Может быть, она не захочет меня.

– Тогда так тому и быть. Не тебе пытаться решить исход дела.

Эмери насмешливо скривил губы.

– Тебе не кажется, что король уже так и сделал? Стивен и Одо…

– Это его право.

Эмери поднял к лицу сжатые кулаки, затем опустил их.

– Вы не понимаете, чего просите. В этом браке не будет счастья.

– Тогда скажи, что происходит. – Спустя мгновение граф Гай спросил: – Почему ты это делаешь? У тебя нарыв?

Эмери потирал метку на тыльной стороне правой ладони. Вряд ли он мог объяснить, что эта отметина была его смертным приговором. Он снова повернулся к замку, чтобы избежать расспросов своего проницательного отца.

– Если я должен обхаживать мадемуазель, мне лучше вернуться.

– Только учти, – остановил его голос графа Гая. – Ни одна женщина в здравом уме не выберет Стивена или Одо вместо тебя.

Когда лорд Эмери не вернулся на свое место возле нее, Мадлен оказалась вынуждена вести разговор с королем, хотя слушала пение еще одного искателя своей руки, того, за которого собиралась выйти замуж. У него был очень приятный голос.

Тогда почему ее мысли постоянно возвращались к той, другой песне, полной насилия и смерти? Певец перенес ее на поле битвы, так что она почувствовала запах крови и услышала боевые возгласы и предсмертные крики.

– Боюсь, что лорд Поль и его жена не справились с управлением здешним хозяйством, – сказал король.

Мадлен представилась возможность высказать свои обиды, но теперь, когда ее дядя и тетя были не в чести, она сочла это мелочным.

– Было слишком мало времени, и тетя не вполне здорова.

– Да, я знаю. Ты мне писала, девочка, – подчеркнул король, – и жаловалась на изъяны в управлении.

– Мой дядя слишком жесток, – признала она. – Это не лучший способ управлять людьми… – Под пристальным взглядом короля она добавила: – Он повесил человека за то, что его свиньи забрались на хлебное поле.

– Конечно, это небрежность, – заметил король, – но вряд ли заслуживает повешения.

Снова наступило молчание. Мадлен почувствовала, что не может оторваться от этих проницательных бледно-голубых глаз.

– Однажды он приказал выпороть детей, когда кто-то из их родственников попытался сбежать…

– Детей? – повторил король, и в его взгляде появилось нечто, заставившее ее похолодеть.

Она кивнула с пересохшим ртом. Постукивая пальцем по столу, Вильгельм спокойно спросил:

– Ты имеешь в виду подростков? Двенадцати лет? Тринадцати?

Мадлен уставилась на его палец, чтобы не встречаться с ним взглядом. Она отрицательно покачала головой и нервно сглотнула. Она поняла теперь, почему Вильгельма так боялись.

– Думаю, младшему было три, сир, – прошептала она.

– Проклятие! – Кулак Вильгельма с грохотом обрушился на стол, так что доска подпрыгнула.

Весь зал замер в молчании.

– Лео, – окликнул король. – Ты отец очень непослушных мальчиков. За что ты мог бы выпороть трехлетнего ребенка?

Лео удивленно заморгал.

– Отшлепать?

Король вопросительно взглянул на Мадлен. Она покачала головой.

– Хлыстом, – сказала она тихо, и воспоминание вернулось, пробудив ярость. – Привязав к столбу, – добавила она уже громче.

По залу пронесся ропот, и Лео де Везен твердо сказал:

– Ни за что, сир.

Король погрузился в молчание. Зал постепенно вновь наполнился голосами, но многие из присутствующих продолжали наблюдать за королем. На кого обрушится его затаённая ярость? Мадлен замерла в ужасе. Была ли в этом и ее вина?

– А тебя, девочка? – внезапно спросил король. – Тебя он когда-нибудь порол?

– Нет, сир.

– Но я вижу синяк у тебя под глазом.

– Это тетя Селия, сир. Она… она не в себе.

– Мне следует извиниться, мадемуазель. Я отправил тебя сюда, не подумав. Поскольку твой отец поручил управлять имением своему родственнику, я полагал, что все будет в порядке. Как ты хочешь, чтобы я поступил с лордом Полем? Я вправе повесить его за скверное управление Баддерсли.

– Нет, сир, – поспешно сказала Мадлен. – Только не это.

Король кивнул и отхлебнул глоток эля.

– Ну что ж, тем лучше. Я не приказывал никого казнить, с тех пор как прибыл в Англию, и буду придерживаться того же и дальше. Я могу привязать его к столбу и исполосовать ему спину.

– Нет, сир. – Горечь сжала Мадлен горло при одной мысли об этом.

Если ей удастся действовать по-своему, никто и никогда больше не будет выпорот в Баддерсли.

– Я только хочу, чтобы он уехал.

Король пожал плечами:

– Ты слишком уж мягкосердечна, думаю, оттого, что воспитывалась в монастыре. Я отошлю его назад, в имение твоего отца в От-Виронь. К сожалению, сейчас оно полностью разрушено. Не думаю, что де Пуисси удастся сделать его еще хуже. Если он и там встанет мне поперек дороги, я отправлю его в изгнание. – Король взглянул на Мадлен и улыбнулся, но ей эта улыбка показалась хищной. – Ты оказалась здесь в незавидном положении, но скоро все пойдет на лад. От тебя требуется только одно – правильно выбрать мужа.

Он сделал ударение на слове «правильно».

– Я действительно могу сама выбрать, сир? – спросила Мадлен.

– Разве я этого не сказал? – усмехнулся король. – Я привез тебе на выбор трех способных молодых людей, очень разных, но проявивших себя на войне и доказавших свою преданность.

Слова вырвались сами собой:

– Но этот… но лорд Эмери частично сакс!

Король пригвоздил ее взглядом.

– Как и я, – сказал он. – Большинство англичан признали мои права на корону, и в ответ я ставлю их так же высоко, как любого нормандца. Я выдал свою дорогую племянницу за чистокровного англичанина и обещал свою старшую дочь еще одному. Ты считаешь, что заслуживаешь лучшего?

Мадлен оцепенела, но прежде чем она успела пробормотать извинения, лицо короля прояснилось.

– Но я, конечно же, не так тебя понял. Ты отметила преимущество лорда Эмери. Его мерсийское происхождение означает, что он лучше, чем кто-нибудь другой, сумеет управиться с англичанами.

Это могло означать только одно. Мадлен оказалась в затруднении; она поняла теперь, кто считался «правильным» мужем.

– Здешних людей трудно понять, сир, – попыталась она сменить тему.

– Поговори с Эмери. Он знаком с их обычаями.

– Лорд Стивен очень привлекательный человек, – в отчаянии сказала Мадлен. – Он происходит из хорошей семьи?

– Да. И он поет прелестные песни. А Одо время от времени отпускает забавные шутки.

Взгляд Вильгельма говорил: «Увиливай, сколько хочешь, мадемуазель, в конце концов ты поступишь, как мне угодно».

Выйти за этого сакса, с его длинными волосами, с его грузом золота и сверкающими зелеными глазами, которые напоминали ей о жестоко разбитой мечте…

– Что тебе известно о человеке, называющем себя Золотым Оленем? – внезапно спросил король.

– Золотым Оленем?

Секунду спустя после того, как Мадлен повторила эти слова, она вызвала их в своей памяти, беспокоясь, заметно ли что-нибудь по ее лицу. С чего бы ей волноваться? Если Эдвальд попал в руки короля и будет ослеплен или искалечен, какое ей до этого дело?

– Я понял со слов лорда Поля, что этот разбойник – настоящий бич вашей местности, – продолжал король, внимательно наблюдая за ней. – Он обвиняет этого человека во всех своих неудачах.

– Мой дядя говорил о нем, – сказала Мадлен осторожно. – Он сваливал на него все наши несчастья, но у меня не было возможности выяснить правду. Люди сбегали, и ходили слухи, что им помогает Золотой Олень, но они бежали от невыносимых условий. Иногда, – отважно добавила она, – я думаю, что Золотой Олень – это такой же миф, как феи.

Король слишком уж пристально смотрел на нее.

– Возможно, ты изменишь мнение о феях, леди Мадлен, поговорив об этом с Уолтофом, сыном Сьюарда. Он внук феи-медведицы. – Прежде чем она успела ответить на это заявление, король добавил: – Что до Золотого Оленя, то он достаточно реален. Его влияние ощущается и на других территориях. Значит, ты не согласна со своим дядей, что, прочесывая окрестные леса, можно выкурить его отсюда? Поль рассказал мне историю, как этот человек напал на вас с Одо.

Мадлен колебалась. Настал момент открыть, что ей известно.

– На нас напала небольшая шайка бандитов, сир, – неожиданно для себя сказала она. – Если кто-то из них был Золотым Оленем, то он далеко не такая магическая личность, как о нем говорят.

Что с ней случилось? Ведь ей хотелось увидеть его в цепях!

– Никто из них и не был, – сухо сказал король, задумчиво рассматривая ее. – Однажды я схвачу негодяя и докажу это.

Он посмотрел ей за спину.

– А, Эмери!

Мадлен заметила тень, упавшую ей на колени, и, подняв глаза, увидела Эмери де Гайяра, появившегося возле нее. Король поднялся.

– Составь компанию мадемуазель, Эмери. Я должен переговорить с лордом Полем, раз он отправляется в путь завтра.

Мадлен не взглянула на своего нового собеседника, когда он уселся рядом. Она пыталась придумать предлог, чтобы ускользнуть.

– У вас усталый вид, – сказал он сдержанно.

– Сегодня был беспокойный день.

Мадлен рискнула посмотреть на него. Когда она впервые увидела его в зале, он привлек ее внимание непривычностью развевающихся белокурых волос и яркой одежды, но теперь на его фоне другие мужчины выглядели бледно. Почему, спросила она себя, она так уверена, что не должна выходить замуж за Эмери де Гайяра? Когда он не отпускал шуточек и не насмехался над ней, он был очень привлекателен. Она не должна позволить его сходству с неким распутным мерзавцем сбивать себя с толку. Эдвальд был грубый лесной разбойник. Когда она отказалась удовлетворить его похоть, настроил против нее местных жителей. Эмери де Гайяр был нормандец и благородный человек.

– Почему вы так на меня смотрите? – спросил он резко.

– Разве я смотрела? – спросила она смущенно. – Прошу меня извинить. Просто я задумалась.

– Вам пора ложиться спать, – сказал он почти нежно. – Завтра будет еще более беспокойный день, – добавил он, – а эти мужчины здорово залили мозги вашим элем и медом.

Она огляделась и покраснела, сообразив, что мужчины сильно напились. Тон разговоров и песен изменился и стал откровенно непристойным. Мадлен вскочила на ноги, Эмери поднялся следом.

– Я провожу вас в вашу комнату, – сказал он.

Она шла впереди, внезапно испугавшись за свою безопасность. В присутствии этих чужаков она почувствовала себя незащищенной.

Когда они подошли к ее комнате, Эмери отогнул полог, чтобы она могла пройти.

– Не волнуйтесь, мадемуазель. Я не думаю, что кто-нибудь сваляет дурака и побеспокоит вас. Но все же я поставлю охранника, которому можно доверять. Вам необходимо выспаться, чтобы завтра принимать серьезные решения.

Солнце уже село. Помещение освещали только красные отблески от ближайшего факела и тусклый вечерний свет из маленького окошка ее комнатки. Его поднятая рука, придерживавшая тяжелый полог, отчетливо вырисовывалась в дверном проеме. Сильное мускулистое предплечье, опоясанное золотом, усыпанное золотистыми волосками, располагалось прямо перед ее глазами.

Мадлен задрожала, и вовсе не от страха.

– Почему вы не хотите жениться на мне? – прошептала она.

– У меня вообще нет желания жениться, леди Мадлен.

– Вы дали обет безбрачия? – Она надеялась, что полумрак скрыл ее смущение.

Она увидела белизну его зубов, когда он усмехнулся.

– Нет.

– Есть… есть кто-нибудь, кого вы любите, но не можете жениться?

– Нет. – Он положил другую руку ей на спину и слегка подтолкнул в комнату. – Спокойной ночи, леди.

Тяжелый полог опустился между ними.

То место на ее спине, которого коснулась его рука, горело, словно она прислонилась к раскаленным камням очага. Мадлен подняла руки к пылающим щекам. Почему ее так тянет к нему? Почему он ее отверг?

Дороти оставила ей воды. Мадлен умыла разгоряченное лицо, разделась до льняной сорочки и улеглась в постель. Она попыталась сосредоточиться на других искателях ее руки и состояния. Об Одо не могло быть и речи, хотя король об этом ничего не знал. Однако лорд Стивен казался блестящим выбором. Он был красив, обходителен, умен и сносно пел о приятных вещах…

Но не так, как Эмери де Гайяр. Его песня явилась удивительным даром, особенно для людей, чьим ремеслом была война. У него был чистый звонкий голос. И очень выразительный. Когда он пел об этой ужасной битве, Мадлен как бы перенеслась на поле боя. Какие чувства пришлось бы ей испытать, если бы он запел о любви?

Она проснулась среди ночи от запутанного возбуждающего сна, осознав что-то жизненно важное. На мгновение ей это стало ясно, но затем исчезло.

Эмери вернулся в зал и отыскал Лео. Вместе они прикончили изрядное количество меда. Лео хотелось обсуждать возможности поместья Баддерсли, попади оно в хорошие руки. Его брат же старался увести разговор в область соколиной охоты. Эмери мысленно искал способ избавиться от назойливости наследницы. Ему стоило больших усилий не утратить враждебного отношения к ней, и он вынужден был признаться в душе, что ему далеко не безразлично ее будущее.

Эмери считал недопустимым позволить ей выбрать Одо. Даже если бы она решила закрыть глаза на его попытку ее изнасиловать, Одо, с его тяжелой рукой, был бы жестоким мужем и лордом, почти столь же губительным для Баддерсли, как и его отец.

Стивен стал бы достаточно добрым супругом, если бы Мадлен не вмешивалась в его амурные авантюры. Однако он не вникал бы в дела Баддерсли, а только высасывал из него все, чтобы отослать в Нормандию, в свое небольшое и полностью разоренное имение, которое очень любил.

Представляя Мадлен в постели с Одо или Стивеном, Эмери испытывал неимоверную горечь.

– В чем дело? – спросил Лео. – Натер седлом болячки?

– Я пытаюсь придумать, как отвратить от меня наследницу, чтобы король и отец ничего не заметили.

– Тебя невозможно понять. Ведь тебе даже не придется по любому поводу спорить с ее дядей и тетей. Разве малого стоит, что наследница раскрыла, что здесь творилось? Порка трехлетних детей, спаси Господи!

– Что?

– Разве ты не слышал? Она рассказала королю, что Поль де Пуисси привязывал детей к столбу для порки. Вильгельм был в ярости. Он предложил ради нее выпороть ее дядю.

Теперь к Эмери вернулись все горькие чувства к Мадлен.

– Это было бы занимательно.

– О, она отказалась от такого удовольствия. Его должны просто выслать из Англии.

– Она отказалась? – усмехнулся Эмери. – Ты меня удивил.

– Возможно, она не мстительна.

Лео изумленно посмотрел на брата.

– Приятных снов. Вот что нам обоим нужно, хотя где, ума не приложу.

Он оглядел зал, где некоторые рыцари, притащив соломенные матрасы, улеглись, завернувшись в плащи, тогда как другие продолжали попойку. Король пригласил графа Гая и двух священников разделить с ним его покои. Все остальные были предоставлены сами себе.

– Ты прав, – сказал Эмери и встал. – Я собираюсь спать во дворе. Избавлю свой нос от запаха этого места.

Лео пожал плечами и последовал за своим обычно уравновешенным братом. Они отыскали спокойный уголок недалеко от конюшен и улеглись. Была теплая ясная ночь, и Эмери смотрел на звездное небо.

Маленькая сучка! У нее, должно быть, свои счеты с Полем де Пуисси, но приписать ему свое собственное преступление… Эмери представил себе, как она рассказывала королю об этом событии. Возможно, в ее огромных карих глазах стояли слезы.

Но он-то знал, как все было на самом деле. Она попросила устроить порку и какое-то время наблюдала за расправой, пока ей не надоело. Когда она услышала, что настало время страдать детям, она снова подбежала к окну, чтобы не пропустить такое зрелище.

Когда только он уяснит себе? Она порочная женщи на и, что всего опаснее, вовсе не выглядит такой. Во имя всего святого, пусть бы она выбрала Одо. Он именно тот человек, которого она заслуживает.

На следующее утро Мадлен одевалась особенно тщательно. Она выбрала льняное платье в коричневых и красных тонах, отделанное черным. День обещал быть жарким, и девушка не стала надевать тунику. Дороти приподняла повыше складки широкого платья с помощью позолоченного пояса, так что из-под подола была видна изрядная полоса кремовой сорочки.

– Ну вот, миледи, – сказала служанка. – Все в лучшем виде. Теперь займемся прической.

Мадлен велела Дороти заплести ей косы. Вчера она была довольна, что осталась с распущенными волосами, но сегодня нужно выглядеть чинно.

– Вплети в косы эти красные ленты, – распорядилась она.

Когда служанка закончила, толстые блестящие косы были искусно переплетены алыми и золотыми лентами.

– Очень мило, – одобрила Дороти и затем удивила Мадлен весьма необычной речью: – Говорят, лорд Поль и мадам Селия уезжают, а вы должны выбрать одного из этих мужчин себе в мужья.

– Верно.

– Нехорошо такой девочке, как вы, самой выбирать себе мужа.

– Мне разрешили выбрать только из трех, – уточнила Мадлен. – Все они одобрены королем.

– Вы обязательно ошибетесь.

Мадлен обернулась, но увидела, что Дороти не так сомневается в ее рассудительности, сколько обеспокоена и встревожена.

– Что такое, Дороти? – спросила Мадлен. – Ты волнуешься?

– Конечно, волнуюсь, – выпалила служанка, роняя гребень.

Дороти складывала и перекладывала голубую тунику хозяйки.

– Мне не слишком нравится Одо де Пуисси, – наконец пробормотала она.

– Мне тоже, – сказала Мадлен, слегка взволнованная неожиданной поддержкой обычно неразговорчивой женщины.

– Хорошо. – Дороти отбросила измятую тунику. – Наденете покрывало, миледи?

– Нет, оно будет только мешать, а мне предстоит много дел. – Мадлен встала. – А что ты думаешь об остальных?

– Не знаю. – Дороти выплеснула в окно воду для умывания. – Этот сакс… здешнему народу он нравится.

– Но ведь они знают его не лучше, чем я.

Дороти принялась убирать постель.

– Он бывал здесь прежде. При старом лорде, Герварде.

В этом вся проблема? Его возмущает, что теперь она владеет имением? Мадлен взглянула на женщину с удивлением.

– Как тебе удалось выяснить это, Дороти? Кто-то из местных выучил французский?

– Ну уж нет. – Служанка презрительно фыркнула. – Не больше того, чтобы понимать простейшие приказы. Я выучила достаточно, чтобы разбирать их разговоры. Пришлось.

– И они отдают предпочтение Эмери де Гайяру?

– Они предпочитают одного из своих. – Дороти обернулась и сердито посмотрела на Мадлен. – Ну, идите сделайте выбор. Только помните: если вы готовите себе постель, вам придется в нее лечь.

Это не слишком обнадеживало, ведь речь шла о брачном ложе.

Значит, Дороти тоже считает, что лучше всего выбрать Эмери де Гайяра. Мадлен вспомнила, какие чувства испытывала она вчера ночью, в полутьме, как бы ощущая рядом с собой его теплое сильное тело. То, что он имел неоспоримое сходство с тем лесным бродягой, не означало, что его воздействие на нее будет таким же. Если не считать, что так оно, судя по всему, и есть…

Мадлен вошла в огромный зал и застыла, ошеломленная. Эмери был там и разговаривал с братом. Он был великолепен.

Эмери взглянул на нее. Она ему улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, но глаза оставались холодными. В них пылало явное неодобрение. Спустя короткое время, когда казалось, будто они остались один на один в безжалостном мире, он отвесил ей поклон.

– Доброе утро, леди Мадлен. Надеюсь, вы хорошо спали.

Это прозвучало как предостережение.