Влечение

16

Жизнь с Дамоном похода на игру в шахматы с сумасшедшем. Я могу придумать тысячу вероятных ходов и способов защиты от них, он сделает тысячу других, а потом просто поменяет правила игры.

Его сделала непредсказуемым не только свежеприобретенная склонность к жестокости, но и то, как он ею наслаждается. Мы питаемся кровью, но у нас все-таки остается какая-то сила воли. Дамон не должен был поддаваться злу, но он сделал это радостью.

Я наблюдал, как он менялся, со смесью ужаса и чувства вины — это я толкнул его на этот путь. Катерина преобразила его, но это я заставил его впервые укусить человека.

После послания кровью я уже не мог бросить Сазерлендов, не придумав способа обеспечить их безопасность. То, что мой брат сделал с Келли… он не остановился перед убийством целой семьи, после того как его члены послужат выполнению его плана.

Но когда он начнет действовать? На свадьбе? После свадьбы? После медового месяца? Через год? Могу ли я увезти девушек? убедить их спрятаться? Зачаровать их? Дамон смог найти меня здесь, найдет ли он меня — или их — в другом месте?

Мне нужен план на тот случай, если Дамон не уедет, заполучив деньги.

Конечно, проще всего будет убить Дамона.

Voila — уничтожить одного больного, непредсказуемого, жестокого вампира, и весь мир, а заодно и я, окажемся в безопасности. Конечно, если предположить, что я на это способен. Я настолько слабее его, что понадобится действовать обманом, например ударить его ножом в спину. Как он убил Келли.

Но я не должен так думать. Я не опущусь до его уровня. Он мой брат. И, каким бы ужасным он ни был, он единственный родной мне человек.

Время летело, как будто у него не было лучшего занятия, чем подталкивать меня к женитьбе. Не успев этого понять, я был втиснут в костюм, насильно накормлен оладьями и оттранспортирован на сотню кварталов к северу, к алтарю, где и стоял теперь, ожидая свою судьбу, а Сазерленды, сами того не зная, ожидали свою.

Мы с Дамоном стояли плечом к плечу в огромном холле Вудклиф-мэнор — семейная часовня оказалась маловата для амбиций Бриджит. Ричардсы были так любезны, что предоставили нам свой дом на оконечности острова Манхэттен. На самом деле это был скорее замок — серые башни, парапеты, декоративные решетки, серый камень стен, словно бы растущих из такого же серого утеса.

Недалеко отсюда, за готическими окнами, находились развалины форта Трайон, места поражения британцами американских войск под командованием Джорджа Вашингтона.

Мыслями я был где-то далеко, среди щеголеватых англичан и оборванных американцев, среди выстрелов и запаха пороха, и вдруг что-то случилось. Катерина могла помнить эту битву. Я никогда не спрашивал, сколько ей лет, — может быть, Дамон спрашивал, — но она была намного старше, чем выглядела. Она могла быть свидетелем многих событий, о которых я читал в учебниках истории.

Я задрожал при этой мысли, но неожиданная жара в помещении уняла дрожь. Мы с Дамоном стояли перед толпой самых уважаемых людей Нью-Йорка, неловко ерзавших на церковных скамьях. Они не понимали, какой опасности себя подвергают просто находясь здесь.

Я оттянул воротничок и галстук, внезапно ставшие слишком тесными. В глазах все плыло, стены двигались, и на секунду наряды и лица гостей оплыли, как будто под языками огня. Кожа облезла с лиц, как листья с кукурузного початка, оставив белые кости, обвитые сухожилиями.

— Стефан! — прошипел Дамон, толкая меня локтем. Я понял, что вцепился ему в руку. — Тебе позвать врача? — саркастически поинтересовался он.

Я потряс головой, не понимая, что со мной. Снова разглядел толпу — живую, радостную, смеющуюся и осторожно обмахивающуюся веерами.

Даже я вынужден был признать, что миссис Сазерленд, миссис Ричарде и служанки проделали огромную работу. Алый ковер был засыпан розовыми лепестками так густо, его почти не было видно. Розовые, белые, бордовые, они превращали зал в великолепный розовый сад. По стенам висели гирлянды дорогих экзотических цветов, в воздухе плавал запах лимона и апельсина. Под потолком красовались огромные цветочные шары, настоящий фейерверк лепестков. В каждой нише и каждом углу стояли вазы с изящными композициями из трав и цветущих веток айвы, как будто мы были в лесу.

Все были при полном параде, мужчины во фраках, пожилые женщины в тяжелых муаровых шелках, молодые — в легких и ярких. Ярды и ярды ткани лежали на полу у их ног, как будто розовых лепестков было в два раза больше. Шляпки колыхались перьями, сверкали камнями, иногда на них сидели целые птицы. Ради такого случая были вытащены все фамильные драгоценности, на каждой шее и запястье сверкали жемчуга, бриллианты и рубины, некоторые размером с ноготь большого пальца.

Женщины держали в руках шелковые расписные веера из Японии или Англии. Стараясь, чтобы веера деликатно трепетали в их руках, дамы в основном махали ими изо всех сил. Лица дам никак не хотели сохранять благородную бледность, упрямо покрываясь румянцем.

Все шептались и взволнованно переговаривались. Я мог бы услышать любую из этих бесед благодаря обостренному слуху, но это было мне не нужно — все говорили одно и то же.

— Так быстро… они встретились всего месяц назад. Вы слышали эту историю? Он так благороден…

— …счастливица. Надеюсь, моей Лукреции так же повезет.

— Разумеется, младшая из Бомонтов положила глаз на де Санга, но он никого не видит, кроме Лидии…

— …такой красавец. И к тому же граф!

— …да, но кто второй? Жених Бриджит?

Я закрыл глаза, хотя хотел закрыть уши. Как мне хотелось обратно в свою нору в парке.

— Прямо как в старые добрые времена, да, братишка? — вздохнул Дамон, изящно поправляя манжету. — В другой жизни вы с Розалин уже поженились бы.

— Заткнись.

Он был прав. Если бы Катерина не убила подружку моего детства, я бы на ней женился. Тогда вынужденная женитьба на нелюбимой казалась мне худшим, что только могло случиться. Каким же я был невинным…

Я улыбался, хотя улыбка наверняка выглядела вымученной. Изучал толпу, пытаясь найти человека в шарфе, не подходящем к остальному наряду. Утром я высосал насухо пару белых голубей, изначально предназначенных для трогательной послесвадебной церемонии. Но когда в последний раз ел Дамон? Или он планировал огромный кровавый пир?

— Смотрит на нас, — Дамон показал на кого-то из толпы, улыбнулся, — мы красивая пара.

— Я делаю это для того, чтобы спасти жизни, а теперь заткнись.

Дамон закатил глаза:

— Ты такой скучный. Надеюсь, вскоре у тебя разовьется чувство юмора, или это будет ооооочень длинная вечность.

Свадебный марш избавил меня от необходимости отвечать.

Шаферы, муж Маргарет и Брэм, выступили из бокового придела. Другими шаферами были какие-то юнцы, безудержно флиртовавшие с подружками невесты. На девушках были симпатичные одинаковые платья персикового цвета и огромные шляпы, но я разглядел на одной кое-что еще. Хильда повязала на шею платок.

Я посмотрел на Дамона.

Тот пожал плечами:

— Я проголодался, пока ждал.

Честно говоря, я немного расслабился — он не сдерживал себя, предвкушая что-то грандиозное.

Наконец вышел Уинфилд, гордо ведя обеих дочерей. Лидия шла прямо и легко. На ней было простое белое платье из тяжелой ткани, ложившейся складками при каждом движении. Оно полностью закрывало шею и руки, и единственным украшением ему служил ряд жемчужных пуговиц. Тонкая сетка фаты лежала на спине. Она походила на королеву из сказки и улыбалась загадочной улыбкой, которая делала ее еще красивее.

Слева от Уинфилда шла Бриджит в своей парче и атласе. Она была довольно хорошенькой, хоть и слишком разукрашенной. Огромная кружевная фата топорщилась на голове, как корона. Я не мог вообразить, что недавно сравнивал ее с Келли. Бриджит была капризным ребенком, а Келли — независимой и практичной девушкой.

Но сейчас было не время думать о Келли.

Время поползло медленно. Бриджит поднимала и опускала ноги, с каждым шагом приближаясь ко мне на несколько дюймов. Юбки колыхались, как будто по собственной воле. Губы кривило хихиканье, казавшееся далеким и искаженным. А потом я почувствовал запах лимона и имбиря.

Все снова расплылось.

— Катерина?

Вместо Бриджит ко мне шла женщина, одетая в подвенечный наряд. Это из-за нее я здесь находился. Густые черные волосы были забраны под фату, открывавшую идеальные плечи и шею. Синяя камея сверкала на груди. Она застенчиво опустила голову, но бросала озорные взгляды из-под длинных ресниц. Когда она облизала губы, у меня задрожали колени.

Видел ли ее Дамон? Я искоса посмотрел на брата — видит ли он то же, что и я? Не знаю, был ли я околдован, любил ли я Катерину или находился под воздействием Силы, но я все еще был в плену ее чар. Но на лице Дамона была надета безупречная маска, изображающая любовь и радость.

Время снова потекло нормально. Я снова увидел радостно улыбающуюся Бриджит.

А потом девушки стали перед нами, пришел священник, а в наших руках оказались кольца.

К счастью, церемония оказалась очень короткой. Священник произнес короткую речь о любви и зачитал несколько строк из Библии, которые мне бы очень понравились в любых других обстоятельствах. Я не знал, молиться ли, чтобы священник продолжал и продолжал и дал мне как можно больше времени перед неизбежным, или чтобы он поторопился и поскорее закончил все это.

— Если кому-то известна причина, по которой эти две пары не могут вступить в законный брак, назовите ее сейчас или молчите вечно.

Я оглядел зал, надеясь, что кто-то встанет и запротестует. Может быть, это будет Маргарет; она скажет, что Дамон де Санг — не тот, за кого себя выдает, или назовет меня шпионом Конфедерации, или… старшая сестра покачала головой и улыбнулась, но промолчала. Мне могло показаться, но я увидел, что мать сжимает ее колено.

Дамон был первым — он женился на старшей. Я не слушал; в ушах шумело так громко, что я удивлялся, что этого не слышит больше никто.

Что случится, когда закончится церемония? Все произойдет сегодня? Буду ли я вынужден в собственную брачную ночь насмерть сражаться с братом?

— Повторяйте за мной, — наконец сказал священник. Я подчинился.

— Я, Стефан Сальваторе, беру тебя, Бриджит Линн Капберт Сазерленд, в свои законные жёны, чтобы, начиная с этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить тебя и заботиться о тебе в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока… смерть не разлучит нас.

Я почти задохнулся и мог только надеяться, что публика примет это за эмоции.

— Я, Бриджит Линн Капберт Сазерленд, беру тебя, Стефан, в свои законные мужья, чтобы, начиная с этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить тебя, заботиться о тебе и подчиняться тебе в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

Она забыла мою фамилию. Посмотрев ей в глаза, я понял, что она все еще думает о прошлой ночи.

У меня в руке было кольцо. Простая золотая полоска, на внутренней стороне которой были выгравированы инициалы — мои и Бриджит. Драгоценный металл, приковавший меня к моей судьбе.

Я взял Бриджит за руку. Голос звучал на удивление спокойно:

— С этим кольцом я беру тебя в жены и принимаю его в знак твоей любви отныне и навсегда, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Кольцо скользнуло на палец. Она радостно взвизгнула.

Я поцеловал ее. Поцелуй был быстрым и жестким — надеюсь, он оказался достаточно долгим для публики. Бриджит прильнула ко мне, пытаясь продлить момент. У ее губ был вкус мяты. Я чувствовал себя ужасно.

Теперь я стал женатым вампиром.