Влюбиться в звезду

Глава 17

Джек позвонил Майклу и сказал, что ему нужен самолет.

– Какой-нибудь определенный? – уточнил Майкл, словно его ежедневно просили достать самолет. Впрочем, Джек не сомневался, что тот сможет предоставить даже Усаму бен Ладена, если попросят.

– Обычный, – ответил Джек, имея в виду маленькие «сессны», на которых «АЭ» перевозили знаменитостей на экстремальные приключения.

– Собираешься в небольшое путешествие? – спросил М;шкл.

– Да.

– И ты уже сказал мне куда?

– Нет. Редхилл, Техас. Ближайший аэропорт – Даллас.

– Ага, – сказал Майкл. – Это все объясняет. – Я заберу его в Роли и верну в Нэшвилле.

– Договорились, – отозвался Майкл.

– Спасибо, – сказал Джек.

– Только один вопрос – исключительно для того, чтобы покормить любопытных зверушек в офисе: за каким чертом тебе нужен самолет?

– Просто нужно быстро обернуться, – ответил Джек кик можно бесстрастнее. – Брат Одри в больнице. Я сопи раюсь свозить ее туда между выступлениями.

– Одри… – протянул Майкл.

– Да, Одри, – эхом откликнулся Джек и нахмурился.

– Так ты везешь ее и любовничка в родной город?

Джек заерзал в кресле.

– Только ее, – признался он.

И услышал в трубке нечто, определенно прозвучавшее как смешок, а потом Майкл произнес:

– Ладно, а теперь я хочу убедиться, что все понял правильно – ты везешь Одри в ее родной город, где, вероятно, познакомишься с мамой и папой и проведешь пару дней. Так?

– Ты все выяснил, Ренни? – раздраженно спросил Джек.

– Последний вопрос – у вас что, свидание? – Майкл расхохотался над своей неуклюжей шуткой.

Джек вздохнул:

– Если ты уже покончил с детскими подколками, может, займешься поисками самолета?

– Черт, конечно, будет тебе самолет, – фыркнул Майкл и, к счастью, перевел разговор с этой ерунды на организационные вопросы.

Этой же ночью самолет ждал их на частном аэродроме около Роли. В час ночи их туда отвезли Кортни и Тед (Джек подозревал, что тот уже попался на крючок). Тед помог погрузить пару дорожных сумок, а потом отвел Одри в самолет.

Когда она оказалась внутри и села на одно из кожаных сидений у столика в хвосте самолета, Тед засуетился и заявил, что нужно скорее доставить Кортни в отель.

Джек проводил его, увидел, как Кортни обогнула машину и подошла к дверце у пассажирского сиденья, возвел глаза к небу и запер дверь самолета.

Потом оглянулся на Одри:

– Все в порядке?

– Да, – ответила она, осматривая салон. – Я хочу по пытаться немного поспать, если ты не против.

– Конечно, – сказал Джек. – Мы должны вылететь отсюда через пятнадцать минут. До Далласа около двух часов лету.

– Ладно.

– Пристегнись, – напомнил Джек и вошел в кабину. Но Одри уже откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. И выглядела она, подумал Джек, очень уставшей.

Он закрыл за собой дверь и занялся делом. Через полчаса, достигнув безопасной высоты полета и выяснив все с несколькими диспетчерскими пунктами, Джек включил на полную громкость свой айпод. И когда почувствовал, что кто-то прикоснулся к его плечу, едва не прошиб крышу самолета.

Джек резко повернулся, выдергивая наушник, и нахмурился, услышав веселый смех Одри.

– О Боже! – воскликнула она. – Ты чуть не катапультировался!

– Люди, как правило, стучатся, – сказал Джек, снова поворачиваясь к приборной доске.

– Я стучалась, но ты был полностью поглощен своим ийподом. – Она облокотилась на его плечо, вглядываясь и лобовое стекло; белокурый локон упал с ее плеча и теперь щекотал ему щеку. – Ого! Там черным-черно!

Да, там черно, поэтому он и должен смотреть на приборную доску, а не на холмы ее грудей.

– По-моему, ты собиралась поспать, – произнес Джек.

– Не могу, – ответила Одри. – В голове слишком много всего. Можно, я посижу тут? – спросила она, указывая на кресло второго пилота.

– Пожалуйста, – отозвался Джек, глядя, как она протягивает туда сначала одну длинную, голую, очень сексуальную ногу, а потом другую. – Ремень, – напомнил он, когда Одри устроилась.

Она послушно пристегнулась и стала разглядывать приборную доску, наклоняясь, чтобы прочитать надписи.

– Так здорово, что ты умеешь на этом летать, – сказала она, потянувшись к круговой шкале. Джек схватил ее за запястье. Одри посмотрела сначала на него, потом на свое запястье.

– Лучше ничего не трогай, – предупредил Джек. Похоже, он не мог отпустить ее запястье, и Одри приподняла золотистую бровь. Джек неохотно отпустил.

Одри улыбнулась. В глазах поблескивал смех. Джек смотрел вперед, в ночь.

– Как тебе понравилось сегодняшнее шоу? – поинтересовалась Одри.

– Фантастика. Как всегда.

– Правда? – спросила она, как будто удивилась этому ответу, и повернулась, насколько позволял ремень. – Можно, я кое-что спрошу? Как по-твоему, «Осколки моего сердца» должны идти перед или после «Вне себя»? Я никак не могу решить – не знаю, хочу ли я медленное вступление к «Вне себя» или медленный выход из него. Мы пробовали и так, и эдак, и я никак не могу решить, что лучше.

Джек, никогда не обращавший внимания на порядок номеров, пожал плечами:

– Не знаю. Мне кажется, нормально так, как есть.

– Хммм, – прищурившись, протянула Одри. – Не знаю. Может, вообще передвинуть его в самое начало? Ну, понимаешь – начинать медленно и спокойно.

Джек промолчал, подумав, что вокруг нее вполне достаточно людей, которые в состоянии решить этот вопрос.

– А какая песня тебе больше всего нравится? – спросила Одри.

– «Сложные меры», – тут же ответил он и фыркнул, услышав, что Одри удивленно ахнула.

– Ты шутишь! Она такая медленная и…

– Это одна из твоих старых песен, – перебил он. – Я бы хотел, чтобы ты пела их почаще.

Одри усмехнулась.

– Я тоже неравнодушна к старым песням, – призналась она и чистым, прекрасным голосом пропела несколько тактов из «Сложных мер». Джек начал кивать в такт музыке. Одри засмеялась и замолчала. – Давай! Пой со мной!

Джек хмыкнул и помотал головой.

– Я веду самолет. Ты поешь.

– Ну давай! – повторила Одри и слегка толкнула его. – Ты же ее много раз слышал!

Она снова запела, и Джек послушно присоединился таким визгливым голосом, что это напомнило ему собачью свору, воющую на луну. Через несколько мгновений Одри согнулась пополам от хохота.

– Ты ужасен! – радостно воскликнула она.

– Спасибо, – ухмыльнулся Джек.

– Все, ты победил. Ты ведешь самолет, я пою, – весело произнесла Одри и просияла улыбкой, словно просочившейся ему в поры. Она промычала еще несколько тактов песни, а потом снова посмотрела на Джека. – А почему эта песня нравится тебе больше всех?

Он толком и не знал. Это была песня о любви, и ему очень нравилось, как чувственно звучит в ней голос Одри. Почти так же чувственно, как сейчас, когда она тихонько напевает себе под нос.

– Просто она больше всего похожа на тебя, – сказал Джек.

– Правда? Это как?

Он понятия не имел как, знал только, что это правда.

– Я толком не знаю, – сознался Джек. – Но мне кажется, что в тебе больше энергии и жизненности, чем может передать поп-музыка, а вот в балладах все это проявляется по-настоящему.

– Жизненности?

Джек посмотрел на нее:

– Ну, понимаешь – хорошие времена и плохие времена. Сердечная боль и счастье. На самом деле тебя гораздо больше, чем вся эта жвачка.

Одри посмотрела ему в глаза, задумчиво покивала и отвернулась, глядя на скопление огней внизу, отмечающих города.

– Моя жизнь жвачкой не была, это уж точно.

– Ничего, если я спрошу, что с твоим братом?

Она кинула на него подозрительный взгляд.

– Ладно, не важно.

– Извини, – успокоившись, ответила Одри. – Просто всякий раз я пугаюсь, что люди вынюхивают что-нибудь для передачи в бульварную прессу. – Она вздохнула и покачала головой. – Вот и говори о параноиках.

– Мне кажется, у тебя есть все основания быть параноиком.

Она улыбнулась:

– Но я уже давным-давно поняла, что могу тебе доверять. Это просто привычка.

Джек сразу почувствовал себя лучше.

– Мой брат, – вздохнула она, откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. – Даже не знаю, с чего начать. Например, вот с этого: он был одним из самых талантливых гитаристов во всем Техасе. Во всяком случае, я твердо уверена, что он мог бы добиться очень многого. Еще детьми мы с ним уходили в гараж и играли там на гитарах, чтобы не слышать, как ссорятся родители.

Джек посмотрел на Одри – она застенчиво улыбнулась.

– Мама и папа ненавидели друг друга с тех пор, как родился Аллен, и дня не проходило без того, чтобы нам об этом не напомнили.

– М-да.

– Вот именно, м-да. В общем, моя сестра Гейл, когда это начиналось, просто уходила из дома со своими кавалерами, а мы с Алленом еще были слишком маленькими, поэтому отсиживались в гараже. Он на два года младше меня, – добавила она. – Он меня просто обожал. Если бы я велела этому мальчику спрыгнуть с моста, он бы прыгнул с улыбкой на губах. И еще он обожал играть на гитаре – гораздо больше, чем я, – со смехом призналась Одри. – Ирония судьбы, правда?

– Есть немного, – согласился Джек. – Он до сих пор играет?

– Не думаю, – ответила Одри. – Мы были близки до сих пор, пока не пошли в старшие классы, ты сам знаешь, как оно там бывает. У него свои друзья, у меня – свои. И в гараже мы больше не отсиживались. Я продолжала играть, а вот Аллен… Аллен к этому времени начал играть в свои игры. Я так и не поняла, что сталось с мечтой.

– С мечтой? – переспросил Джек.

– Да, – кивнула Одри, снова посмотрев на него. – Мы заключили договор – как только сумеем, уедем из Редхилла и создадим свою группу. Мы были твердо намерены уехать в Остин и получить там хоть какую-то работу. Я закончила школу в семнадцать, решила, что поеду в Остин первой и на месте соображу, где мы с ним будем жить и как сколотим группу. Он, конечно, хотел, чтобы я осталась – понимаешь, из-за мамы и папы… – Не договорив, Одри замолчала и отвернулась, чтобы Джек не видел ее лица. – Никто из нас не хотел с ними жить. И Аллен был еще маленьким, а я… я не могла не уехать, – совсем тихо поговорила она. – Я не могла больше терпеть.

Одри замолчала и рассеянно провела пальцем по своим шортам.

– Я не могла не уехать, – повторила она. – Но я сказала Аллену: когда закончишь школу, приезжай ко мне, я найду тебе место. Но он так и не приехал. И на гитаре играть совсем перестал, а дальше выяснилось, что он то и дело попадает в беду. Можно и не говорить, что все покатилось под горку. В общем, мы не были образцовой семьей, – сказала она. – Тебе не кажется, что здесь довольно прохладно?

– За моим креслом висит куртка, – произнес Джек, мотнув в ту сторону головой.

Одри потянулась, достала старую армейскую куртку и надела ее задом наперед, так, что спина куртки закрывала ее спереди. Буквально утонув в ней, Одри обхватила себя руками и скрестила ноги.

– А ты видела Аллена после того, как уехала из дома? – спросил Джек.

– О да, – ответила Одри. – Прошло года два, прежде чем я сумела наскрести достаточно денег, чтобы съездить в Редхилл, но к тому времени я уже познакомилась с Лукасом, а у него была машина. Он меня и возил.

При упоминании Боннера Джек стиснул зубы.

– Но большую часть времени Аллена дома не было. Он связался с какими-то негодяями и постоянно попадал в беду. Время от времени нанимался на какую-нибудь странную работу. Он просто плыл по течению.

– И что же случилось с Алленом на этот раз? – спросил Джек.

Одри покачала головой, и в ее волосах замерцали золотые искорки света.

– Я не знаю. Мама говорила очень расплывчато, но это наверняка наркотики. – Глубоко задумавшись, она закусила губу, но вдруг резко выпрямилась и посмотрела на Джека. – А как насчет тебя, Джек Прайс? Что у тебя за семья?

Прямая противоположность. Его родители были надежны, как скала; обе старшие сестры оберегали Джека и его брата Паркера, как собственных детей. Они с Паркером уехали из Мидленда, где выросли рядом с кузовном мастерской, которой владел их отец, но остальная семья по-прежнему живет там, по-прежнему собирается вместе по выходным, по-прежнему связана тесными узами.

– У нас очень дружная семья, – сказал он, искренне желая, чтобы Одри поняла. – Все ладят между собой.

– Здорово, – со смешком сказала она. – Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

Но Джек прекрасно это знал. В его жизни хватало людей из несчастливых семей, и он очень ценил свою.

– Я не могу довериться никому из своей семьи, – произнесла Одри и снова повернула к нему лицо. – Представляешь, мой отец продался в ток-шоу о знаменитостях и рассказал обо мне кучу всякой чуши. Он просто насочинял! – добавила она, взмахнув рукой, чтобы обозначить, сколько он «насочинял». – И получил за это пятьдесят тысяч долларов! А потом у него хватило совести спросить меня, почему я так расстроилась!

– Это мерзко, – согласился Джек. – Наверное, такова цена славы. Я уже видел такое у многих людей, с которыми работал: число друзей и родственников, с кем можно оставаться самим собой, сокращается прямо на тазах.

– Вот именно! – воскликнула Одри. – Мне и в голому не приходило, что папа может такое сделать – но у него перед носом помахали деньгами. Я вдруг сделалась его «талоном на обед». Ты бы видел, какой я ему построила дом – впрочем, ты увидишь, потому что, приехав в Редхилл, его невозможно не заметить. Я сказала подрядчику – делайте так, как он захочет. Папа захотел огромный особняк в городке, где стоят одноэтажные домишки с тремя спальнями и двумя ванными комнатами. Это же нелепо! – Она снова отвернулась и покачала головой. – Не знаю, кому я могу теперь доверять.

Джек знал. Он знал это лучше, чем Одри, и теперь спори и сам с собой, стоит ли говорить ей о своих подозрениям насчет Лукаса.

– А ты уверена, что можешь доверять тем, кто тебя окружает? – осторожно спросил он.

К его огромному изумлению, она рассмеялась.

– Черт, нет! Ты что, серьезно думаешь, что я не знаю, кто продаст меня в мгновение ока?

Ее ответ удивил Джека, и у него забрезжила надежда: может быть, Одри давно раскусила Лукаса Боннера.

– Знаешь? – переспросил он.

– Конечно!

– Но… но кажется, что ты с ним так тесно связана – ты позволяешь ему командовать собой.

Одри сильно наморщила лоб:

– Кто мной командует? Черт.

– Ты это о ком? – требовательно спросила Одри.

– А ты о ком?

– О Кортни!

– Ага, – кивнул Джек. – Отличное попадание.

– А ты что, говоришь о Лукасе? – явно рассердившись, спросила Одри.

Джек негромко застонал. Иной раз, когда дело касалось женщин, ему казалось, что он напоролся на циркулярную пилу.

– Да, – устало произнес он.

У Одри открылся рот. Потом она его плотно закрыла. На мгновение.

– Ты в самом деле нечто особенное, – сказала она.

– Ты не первая женщина, кто говорит мне это, – весело хмыкнув, признался Джек. – Но я не уважаю мужчин, которые используют женщин для своих целей.

– И что это должно означать?

– Одри, – сказал Джек, посмотрев на нее, – тебе не кажется подозрительным, что всякий раз, когда о тебе должны написать в журнале, газете или Интернете, Боннер обязательно оказывается рядом и в девяти случаях из десяти извлекает выгоду из того, что должно иметь отношение только к тебе?

– Нет, я не считаю это подозрительным. Куда бы я ни пошла, мне в лицо суют фотоаппараты, а мы с Лукасом очень много времени проводим вместе. Конечно, его тоже фотографируют!

– Он оказывается рядом с тобой на фотографиях только потому, что хочет этого, – сказал Джек. Весь его здравий смысл улетучился за иллюминатор, в окружавшую их черноту. – Он не дает тебе возможности быть самой собой. Он хочет, чтобы ты была при нем. Он хочет воспользоваться твоей карьерой, как трамплином для своей собственной. Посмотри, что он устроил у дома Кейти. Он не хотел, чтобы ты туда шла, но узнав, что ты все-таки там, моментально извлек из этого выгоду.

– Это нелепо, – произнесла Одри, но довольно неуверенно. – Он просто рекламировал фонд «Певчая птичка».

– И это совершенно случайно совпало с выходом его диска.

– Черт возьми, Джек, мы с тобой… мы… ну, мы друзья. Но это вовсе не означает, что ты знаешь все обо мне и Лукасе.

– Мне кажется, он использует тебя, ты можешь проложить себе дорогу и без него.

– Я и прокладываю себе дорогу!

– О, в самом деле? – спросил Джек. – Так это была твоя идея заняться поп-музыкой и отправиться в турне по стране?

Одри моргнула.

– Это твоя идея – нанять охрану, и хореографов, и Кортни?

– Он мой менеджер, Джек. Менеджеры именно этим и занимаются! Они управляют всеми делами, – сказала ОдриИ, – чтобы люди вроде меня могли сосредоточиться ни музыке! Если я не буду концентрироваться на музыке, так ведь ничего и не получится, верно?

Он определенно расстроил ее и даже не мог сказать, почему он это сделал. Ну какая ему разница, что она позволяет Лукасу Боннеру перешагивать через себя?

– Ты права, – согласился Джек. – Твое дело – музыка. У тебя очень большой талант.

Одри скрестила руки на груди и посмотрела в иллюминатор. Помолчав немного, она спросила:

– Ты правда так думаешь?

Она выглядела такой невозможно уязвимой, такой неуверенной в своем таланте!

– Куколка, – мягко произнес Джек, – когда ты поешь, клянусь Богом, вокруг тебя собираются ангелы. Не думаю, что сегодня есть певица, хотя бы вполовину равная тебе по таланту, ничья музыка не трогает меня так, как трогает твоя. Это самая честная правда, клянусь Богом. Никогда не сомневайся в своем таланте.

На ее лице засияла благодарная улыбка.

– Спасибо, – сказала Одри и положила ладонь ему на руку. – Ты даже не представляешь, что это для меня значит! – Улыбка стала еще шире. – Но насчет Лукаса ты ошибаешься.

– Нет, – ответил Джек.

– Ошибаешься! – весело воскликнула Одри, отпустила его руку и встала с кресла. – Я все-таки попробую немного поспать, ладно?

Еще раз улыбнувшись, она вышла из кабины, оставит. Джека таким растаявшим, сентиментальным и, да поможет ему Господь, сверх всякой меры возбужденным.