Влюбленный призрак

Аркадий Бухов О НЕЧИСТОЙ СИЛЕ Святочный набросок

В нашей литературе последнего дня наметилось страшное тяготение к черту. Сама ли она подошла к нему, читатель ли ее послал — дело другое, только около всякой нечисти вертится целая беллетристическая и поэтическая каша. Обладая самым скептическим умом, все же приходится согласиться, что нет дыма без огня, и если заговорили о черте целыми страницами и томами — значит, черт есть. Может быть, он, как экс-король португальский — пребывает в постоянном инкогнито — это его личное дело — только с фактом его существовании считаться приходится…

Главная страда у нечистой силы — святки, до шестого января; в это время у каждого черта, начиная от мелкой канцелярской сошки и до старого беса с генеральским чином — хлопот по горло. Порча христианских душ принимается поштучно, сдельно и поденно — причем в принимании подрядов немалую роль играют и особые черти-интенданты, которых еще не обревизовали.

Для того, чтобы познакомить читателя с той нечистой публикой, с которой мы имели дело на святках, я порылся в нескольких томах наших современников-беллетристов и поэтов и познакомился с самой разнообразной нечистью, работающей на территории европейской и азиатской России, не исключая и городов с усиленной охраной…

Вот несколько видов русского черта.

В отдаленных от больших городов селах и деревнях, особенно, где много леса, вся администрация нечисти находится в монопольном пользовании у лешего. Это невоспитанное, грубое существо, всегда грязное, голодное, зубоскальствующее и которое, несмотря на свой страшный рост и силу, ничего не может сделать опасного русскому человеку, кроме мелкой пакости — завести его в овраг, спихнуть в канаву или просто заорать из-за дерева и испугать до холодного пота… Авторитета у лешего нет. В сказках он — глуп, неповоротлив — вообще, все функции простого лешего слегка сходны с ролью «истинно-русских» организаций в нашей политической жизни — он делает глупости, запугивает, и с ним никто не считается…

Хуже — домовой. Он бывает и в городах. В деревнях заплетает гривы лошадям; в городах, наверное, пробовал делать то же самое с автомобилями или с трамваями, но вряд ли у него что-нибудь вышло… Курит и пьет и очень любит обнимать сонных женщин, особенно кухарок — по крайней мере, от представительниц высшего света не было слышно жалоб на синяки от домового… Домовой часто бывает добр — предупреждает несчастья: для того, чтобы не украли золотые часы, предусмотрительно бросает их в помойное ведро; во избежание пожара заранее выливает на пол приготовленный к утру самовар.

Походит в этом отношении на русских критиков, которые прибегают к однотипным способам: для того, чтобы похвалить писателя А., ругают ослом Б…

Русское привидение страшно отличается от западноевропейского. У него особый колорит. Там оно всегда легко, воздушно, является в прозрачном голубом сиянии, в руках какой-нибудь цветок и говорит оно что-нибудь очень легкое и изящное:

— Возьми цветок с моей могилы.

— Ах, мне тяжело. Не изменяй мне…

У нас привидение всегда приходит в образе недавно умершей тещи или тестя, в пиджаке, полусгнившее, со скверным запахом, начинает сводить семейные счеты до материальных («от-д-а-а-а-й Ма-а-а-р-ь-е ее кру-у-у-у-же-вно-ой пла-а-а-ток!..») включительно. Наше привидение не мелькает, а, явившись несчастному человеку, засиживается у него до утра, пока его насильно не вытолкнет утренний свет и шум за стеной. И входит оно не через замочную скважину, а вдоволь настучавшись в окно, поцарапавшись в дверь и пошуршав за обоями — чуть ли не подав предварительно визитную карточку: привидение, мол, такое-то, прикажете ли принять…

Ведьмы — преимущественно сельские жительницы. С легкой руки Ф. Сологуба они мало-помалу переселяются в город, но скоро ли они здесь ассимилируются, сказать трудно. В нашем обиходе они заменяют западноевропейских русалок, сильфид, наяд. Они врываются в дом, зачаровывают первого попавшегося мужчину и начинают нить кровь. Это их профессия и любимое дело. Увидав ведьму, мужчина, конечно, сейчас же тает. Ведьма отдается ему со скоростью хорошего курьерского поезда. После этого мужчина начинает худеть, бледнеть и чувствовать головокружение… Ведьма, за это время, усиленно питается кровью мужчины, превращенного в своего рода «Гематоген». Освободившись от цепких чар красавицы, мужчина всех женщин объединяет с этого момента в однотипное существо и к жене, если только он женат, обращается не иначе, как:

— Послушай, ты, ведьма…

Упырь, вурдалак то же, проскальзывает в большие города и тоже, большей частью, под видом женщины, хотя амплуа потребителя человеческой крови твердо занято ведьмой. Упырь живет на кладбище, ходит полуголый, в потрепанном саване, щелкает зубами и, большей частью, разбирается только провинциальными фельетонистами (и то самыми захудалыми) для рождественских рассказов. Успеха не имеет. На хорошую работу — не годится.

Наконец, заключительным номером современной русской нечистой силы является особый юмористический черт, работающий сдельно на святках с фельетонистами, юмористами и газетными весельчаками… Когда-то, в руках Гоголя, он был остроумным, едким малым. Теперь, в руках современников, он поглупел, остроты его отзываются вокзальным раскрашенным юмором. За черта страшно… В фельетонах он проводит социал-демократическую программу, — в юмористических рассказах высказывает мысли, за которые стыдно даже отдаленной родне автора. В стихах говорит скверной прозой.

Может быть, еще какие-нибудь есть черти?