Вниз головой

ИНТЕРВЬЮ ВНИЗ ГОЛОВОЙ

В первые минуты я испытывал некоторую неловкость. Собеседник сидел, если в данном случае применим этот глагол, вниз головой, упираясь руками в пол, а шеей в сиденье кресла, с изящной небрежностью закинув ноги за его спинку. Раз-другой меня даже подмывало встать на голову, чтобы наблюдать его лицо, глаза, но я воздержался, не уверенный, что у меня это получится.

— А почему… почему, — спросил я нерешительно, — вы выбрали такую… гм… необычную позу?

— Я ее не выбирал.

— Но… но… — я запнулся. — Извините, может, вам неприятно?

— Нет, нет, пожалуйста. — В его голосе было снисходительное великодушие. — Я вас понимаю и готов все объяснить.

— Благодарю вас. — Эту сакраментальную фразу я почти пропел. Разумеется, вполголоса.

— Не стоит. — Имей он возможность, допускаю, что с этими словами он похлопал бы меня по плечу. — Просто однажды мне взбрело в голову сделать стойку на руках. Я уперся ладонями в пол, взмахнул ногами и совершенно непроизвольно — я ведь впервые в жизни пробовал такое — удержался. Как заправский акробат. Я стоял минуту, другую, наверное, третью… А потом хотел было возвратиться в исходное положение… И не смог. Вот и все.

— Как все? — растерялся я. — Как это не смогли?!

— Как не смог?.. Вы можете ходить на руках?

— Разумеется, нет.

— А я не могу на ногах.

— М-м-м, да, — промямлил я. — И вас это не… не смущает?

— Сначала, признаюсь, смущало. Я даже намеревался обратиться к врачам. А потом мне открылись неоценимые преимущества моего нового состояния…

— Преимущества?! Я не ослышался?

— Неоценимые преимущества, — подтвердил он с нажимом. — Ну, скажите, вы решились бы объявить мне выговор или сделать начет?

— За что? — не понял я.

— Не имеет значения. Допустим, вы были бы моим директором, а я что-то напутал. Первая непосредственная цель взыскания какая? Заставить виновного потупиться, опустить голову. А куда мне еще ее опускать?

— Пожалуй… пожалуй, не объявил бы.

— А в высокомерии позволили бы себе меня заподозрить?

— Что вы!

— Вот именно. А в верхоглядстве?

Я молчал.

— То-то. А теперь подумайте. Став моим директором, разве в душе вы не радовались бы тому, что нет нужды при каждой встрече протягивать руку? Или, будучи подчиненным, обижались бы на то, что я никогда не стучу кулаком по столу и не топочу ногами?

Аргументация была неожиданной, но убеждала.

— Похож я на человека, который всеми силами стремится вверх по служебной лестнице? Со скрытой угрозой заглядывается на ваше место? Далее, нужно ли опасаться критических выступлений с моей стороны?.. Да я никогда и не поднимусь на трибуну… Продолжать?

— Пожалуй, достаточно, — ответил я. — Я понял. Но все эти преимущества, так сказать, пассивные. Они многое предотвращают, но ничего не приближают. Они сплошные минусы, — правда, положительные минусы, но ни одного же плюса.

— Вы думаете? — Он, по-моему, самодовольно улыбнулся. — Когда я сделал свою стойку, я был рядовым инспектором. Без всяких перспектив. Теперь… — Он оборвал фразу и описал правой ногой широкую дугу.

Раньше я не сводил глаз с собеседника. Сейчас, повинуясь его ноге, я осмотрел кабинет. Его хозяин безусловно процветал.

— И вы абсолютно всем довольны? Вам не хочется возвратиться в… простите меня милостиво… в нормальное положение?

— Увы. — Он вроде бы вздохнул, но горечи в этом не слышалось. — Не всем. Нет, не всем, не надо кривить душой. Некоторые естественные функции осложнены. Прием пищи, например, и так далее… Но это, сами понимаете, с лихвой компенсируется.

— Благодарю вас, — пропел я вторично уже полным голосом. — Я вам наскучил наверно?

— Ничего, — успокоил он. — Чем богаты…

Мы попрощались. Я чуть не протянул ему руку, но вовремя спохватился и просто помахал ею. Он ответно покачал ступней. Кажется, тоже правой.

ХИРУРГИЧЕСКАЯ ЦЕПОЧКА Полуфантастический рассказ

Началось почти трагически. В конце рабочего дня к главврачу хирургической больницы пришел посетитель.

— Не узнаете, доктор? — спросил он, подняв глаза.

Хирург покачал головой.

— Ясно! Меня и дружки перестали узнавать. Да что дружки? Я сам себя не узнаю!

— Так, может, — осторожно сказал хирург, — вам не ко мне, а к… к коллегам?.. К пси… к невропатологу.

— Наверно, тем и кончится. — Пациент уронил голову на стол и зарыдал. — Что вы со мной сделали, доктор! Что вы со мной сделали!

— Успокойтесь, товарищ. — Врач положил руку на плечо несчастного. — Что с вами случилось?

— Да я же из операции ВСТС-5!

Хирург не сдержал довольной усмешки. С полгода назад в городе стряслось несчастье: на перекрестке столкнулись десятитонный грузовик с автобусом. В больницу доставили одиннадцать человек, пятеро из которых, казалось, обречены.

Главный врач возглавил бригаду хирургов. Сутки они не ели, не спали, даже не присаживались и, главное, не стаскивали резиновых перчаток…

Сестры и санитарки, закатывая глаза, рассказывали потом зачарованным слушателям:

— Где руки, где ноги!..

Когда все тяжелопострадавшие были выписаны на работу, городские острословы окрестили эту эпопею «операцией ВСТС-5», что означало: «Возвращение с того света пяти человек».

Главврач всмотрелся в мокрое лицо пациента.

— Припоминаю, припоминаю, — сказал он. — Но вы несколько пополнели.

— Ровно вдвое!

Посетитель кулаками утер глаза, и его щеки покрылись муаровыми серо-розовыми разводами.

— Это не страшно, — с облегчением вздохнул врач. — Чуть сократите аппетит, увеличьте физическую нагрузку…

— Да не на комплекцию я жалуюсь!

— Что-нибудь болит? — В этом вопросе появилась уже встревоженность.

— Душа болит, доктор!

— Это орган не хирургический, — пошутил врач.

— Да виновата-то рука, которую вы ремонтировали. — Пациент положил на стол кулак — круглый, упитанный, с красными прожилками, похожий на свиной рубленый бифштекс-полуфабрикат. — Он виноват!

— Не знал, что это душой называется. Так в чем дело?

Пациент неожиданно попросил:

— Налейте стопку чего-нибудь горючего!

И быстро добавил:

— Не беспокойтесь. Верну в первоначальном виде. Вот увидите.

Главврач пожал плечами и достал из шкафа литровую колбу с изображением опасности: черные скрещенные кости и череп.

— Смерть?! — отшатнулся пациент.

— Замедленная смерть, — успокоил врач. — Высшей к тому же очистки.

Врач осторожно налил в стограммовый лабораторный стаканчик примерно до половины.

— Пожалуйста.

Пациент разжал кулак, все еще лежавший на столе, и подвинул руку вперед.

И тут произошло нечто совершенно загадочное. Сантиметрах в десяти от цели рука резко остановилась, словно бы уперлась в невидимую, но непреодолимую преграду.

Наметанный глаз хирурга отчетливо видел, что в этом нет злой воли человека. Человек хотел взять стаканчик, очень хотел. А рука отказывалась…

Заинтригованный врач поднял стаканчик и быстро поднес его к руке пациента. И так же резко рука дернулась назад. Еще немного — и плечо могло оказаться вывихнутым.

И с какой бы стороны, как бы ловко ни пытался врач всучить пациенту стаканчик — рука отказывалась.

— Не хочет, — констатировал хирург.

— Не хочет, доктор. Ни в какую! Молоко — пожалуйста. Сок томатный, яблочный, персиковый — любой. Касторку — и ту берет! А горючее — ни за какие коврижки. Ни тебе «Российскую», ни тебе коньяк. Пива — и того не терпит. Я уже пробовал левой — правая вышибает. Сколько зря пролила. Сколько безвинной посуды перебила! Петя, дружок, попробовал из своих рук меня угостить, так она, мерзавка, правая моя, так двинула, что нас обоих в милицию отправили. Петька в вытрезвителе отоспался, а я пятнадцать суток вкалывал без зарплаты. Потому — трезвый.

Главврач откинулся на спинку стула.

— Все ясно. Чего же вы от меня ждете?

— Выпить, доктор, охота. Ужасно выпить охота! А она, проклятая, не дает. Может, вы с ней что-нибудь сделаете?

— Могу только ампутировать, — отрезал хирург.

— И ничего другого?

— Я уже сказал.

Пациент медленно поднялся со стула, повертел перед глазами ненавистный кулак, словно и впрямь раздумывал, не избавиться ли от него вовсе. Видимо, не решился.

— Жаль глотка сухая, а то я высказался бы о медицине. Тришкин кафтан, а не наука.

И, пошатываясь от горя, почти как от водки, ушел.

Хирург долго смотрел на лабораторный стаканчик со смертью высшей очистки, потом, чертыхнувшись, опрокинул в рот. Запил водой из графина. Все было ясно — пьянице пришили чужую руку, ошибка вполне простительная, когда мгновения решали, жить человеку или не жить… И пошло на пользу! Но ведь кому-то досталась рука пьяницы…

Врач задумался. Постучал ногтями по настольному стеклу. Взволнованным голосом вызвал по телефону машину и раскрыл записную книжку.

…Второго героя операции ВСТС-5 он разыскал в подсобном помещении продовольственного магазина: тот прилаживал на чурбаке говяжью тушу.

— Как самочувствие?

— Отличное, доктор. Лучшего не надо.

— А рука?

— Хо-хо! — прогрохотал пациент. — Посмотрите фокус.

Он взмахнул топором, и огромная туша тут же развалилась пополам.

— С одного удара, доктор!.. Никто другой так не умеет, на прошлой неделе звание чемпиона республики по рубке мяса завоевал. Обо мне в газетах писали. Ваша заслуга… Раньше я такой топор оторвать от земли не сумел бы… Полагалось бы, конечно, угостить вас по этому поводу. Да получка только послезавтра. Может, заглянете?

— Выпивать стали?

— Почему «стал»? С чего бы? Но по случаю — почему не выпить.

— Ну, — настаивал врач, — может, почаще, чем раньше?

— Нет-нет, доктор. Твердое слово. Даже меньше. Раньше я ведь, слабосильный, за прилавком стоял. Одному гривенник недодашь сдачи, другому недовесишь на двугривенный… А жене как объяснишь прибавку к зарплате? Вот и закладываешь за воротник. А как вышел после вашей операции на работу, так что-то во мне перевернулось. Рука к чужим копейкам не тянется. А однажды довелось мне порубить мясо — заболел рубщик. Смотрю, сила богатырская в руке появилась. И стал я рубщиком. Зарабатываю поболе, а от жены не спрячешь. По случаю — и она не возражает. А уж против того, чтобы вас угостить — и вовсе. Так что, послезавтра, может, заскочите ко мне?

— Спасибо, — хирург искренне пожал спасенную им руку. — Может, и заскочу.

…Через четверть часа он вошел в квартиру третьего пациента операции ВСТС-5.

— Правая рука не беспокоит?

— Нет, доктор! Отнюдь. Я вам так обязан. Только…

— Выпивать стали? — поспешил врач.

Бывший больной округлил глаза, схватился за сердце, но тут же мелко рассмеялся.

— Выпивать? Что вы! Я уже шесть лет спиртного в рот не беру. После инфаркта.

— Прошу прощения, — поправился главврач. — Это я так… Но что же «только»?

— Ерунда, доктор. Рассказывать даже неловко. Рука как-то сама выводит на всех бумагах резолюцию: «Тов. Орехову!», «Тов. Орехову!». А при чем Орехов, когда у меня в замах был Сидоров? Отличный такой зам. Все понимал без слов, мне и думать не приходилось.

— И как же вы вышли из положения?

— Как?.. Избавился от Сидорова. Подыскал в замы Орехова… Но это уже не то. Нет, это не Сидоров…

— Самому думать приходится?

— Увы. Но куда денешься? Не так уж широко распространена фамилия Орехов.

…Четвертый пациент встретил главврача буквально распростертыми объятиями.

— Дорогой вы мой человек! Я вам так благодарен, так благодарен. Вы себе не представляете, как я вам благодарен!

— Почему же не представляю? — улыбнулся хирург. — Сохранил вам руку.

— Это само собой. Но послушайте, что произошло. Семь лет кряду меня выбирали казначеем месткома. Я раз двести заявления писал нашему председателю товарищу Орехову. Другую фамилию уже и писать разучился. Ничего не помогало. А тут в очередной раз собрал взносы, смотрю: у меня лишних три рубля пятьдесят семь копеек. На второй месяц уже больше четырех рублей прибыли. Что за чудо, думаю. Принимаю взносы у Сергея Сергеевича; с него рубль восемьдесят шесть копеек. Протянул он мне трешку, я, значит, рубль ему возвращаю. И все… Анна Федоровна дала мне рубль, с нее девяносто две копейки. Рука моя дорогая ни бум-бум, не шевельнется. Вроде бы так и полагается… Понял я, что ладошка моя сдачу неприметно зажиливает и, конечно, — рассказчик воровато оглянулся, — оперативно этим воспользовался.

— Вот как, воспользовались? — Доктор брезгливо посмотрел на правую руку хозяина. — Воспользовались, значит?

— А как же! — Лицо гостеприимного казначея месткома излучало невинную радость. — Категорически потребовал, чтобы от казначейства освободили. Через семь лет! С ума сойти можно было. Я теперь изучением законодательства командую… А вы бы не воспользовались?

— Какой может быть разговор! — врач с чувством пожал руку, которой он вернул жизнь, не совсем, может быть, такую, как хотелось другим профсоюзным активистам, но все-таки вполне приемлемую.

…Последнего из пяти возвращенных с того света дома не оказалось. Дворовые мальчишки не отрепетированным, но мощным хором убеждали, что он на стадионе и, если дяденька доктор пустит их в «Волгу», они в два счета разыщут его.

Мальчишки обманули. Пациент, оказалось, тренируется на юге. Вылетел на рассвете. Это объяснил директор стадиона.

— А вы его хорошо знаете? — спросил главврач.

— Спрашиваете! Капитан же команды, а не рядовой спортсмен.

— Вот как? И ВСТС-5 не навредила?

— Бокс он вынужден был оставить, удар пропал. Переквалифицировался в скороходы. Теперь капитан легкоатлетической команды.

— В рюмку не заглядывает?

— Насколько мне известно… — директор стадиона на мгновение задумался. И весело расхохотался.

— Я врач, — сухо сказал хирург. — В моих вопросах ничего смешного.

— Зря обижаетесь, доктор. Я просто вспомнил, как его команда кубок обмывала. Ну, каждый по глоточку из того кубка пробует. А как наш капитан схватился, зажал правой рукой — и ни в какую другим не отдает. Трое самбистов еле вырвали. А так, ничего не замечал.

Теперь расхохотался и хирург.

Потом он медленно, устало влез в машину и, прикрыв веки, сказал шоферу:

— Все в порядке. Поехали домой.

НЕ САМЫЙ ИДЕАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ

Вот он, промкомбинат, который принимает в окраску автомобили, холодильники и стиральные машины.

На другой же день мне удалось на попутном пикапике привезти свою машину в промкомбинат. К сожалению, въехать прямо в цех нельзя было, и стиральная машина добралась туда на моих плечах.

— Очень хорошо, — сказал приемщик заказов. При этом он так радостно потер руками, что я испугался, как бы из них не посыпались искры — все-таки рядом стояли две «Волги», вполне вероятно, с остатками бензина в баках. — Отличная машина. Только надо очистить ее от старой краски. И чем тщательнее вы это сделаете…

— Но…

— Не думаете же вы, — лишил меня слова приемщик, — что мы займемся этим за вас. Мы кладем новую краску, а не сдираем старую. Раздобудьте зубило, молоток, рашпиль, крупнозернистую шкурку, ацетон, побольше ветоши, наконец… Сначала будет трудновато. Но через три-четыре дня вы наловчитесь. Поверьте моему богатому опыту.

Его опыт был, видимо, не слишком богатым. Кроме зубила, молотка, крупнозернистой шкурки, рашпиля и ацетона, пришлось добывать еще кучу инструментов, названия которых я не запомнил, и химикатов, которых я так и не добыл. И наловчился я только через восемь дней.

А гора грязного, простите, белья росла.

Но вот от моего дома вторично отчалил пикапик, в этот раз заказанное грузовое такси.

Теперь, когда я смахивал тыльной стороной ладони пот со лба, приемщик спросил:

— У вас, случаем, нет глифталевой эмали?

Я ответил, что у меня нет глифталевой эмали.

— Очень жаль. У нас тоже кончилась глифталевая эмаль. А нитро- или масляная для стиральной машины, поверьте моему богатому опыту, не самый идеальный вариант.

Я сказал, что бог с ним, готов на не самый идеальный вариант, что, черт с ней, пусть будет нитроэмаль или даже, дьявол с ней, масляная…

— Но уж десять лет она не выдержит.

Я ответил, что согласен, сатана с ним, и на меньший срок, что, сто чертей со мной, вовсе не убежден, что проживу еще так много лет.

— Вот это зря, — возразил приемщик, сухо потирая руками. — Вам еще жить и жить, сквозь годы мчась… А масляная или нитроэмаль выдержит не более двух-трех лет.

Я сказал, что это меня вполне устраивает.

— Что ж, — смирился приемщик, не скрывая разочарования. — Если вас устраивает, то нас и подавно. Тогда вам остается купить в магазине нитро- или масляную эмаль. Наши фонды полностью израсходованы. На все виды эмалей.

Он любезно сообщил мне адрес магазина, где по его сведениям, на мое счастье, должно было остаться несколько банок нитроэмали… Дабы еще раз не тащить взад-вперед машину на моих плечах, он душевно разрешил мне оставить ее на время за оградой комбината.

— Разумеется, — добавил он, — никакой ответственности промкомбинат на себя не берет. Но случаев покражи некрашеных стиральных машин у нас немного, не более тринадцати процентов.

Я рискнул. Все равно другого выхода не было — мое грузовое такси уже давно укатило.

В названном магазине эмали не оказалось. Я разыскал ее на девятый день в семнадцатом магазине…

Ссадины на моих плечах за эти девять дней почти полностью зарубцевались, и я бодро втащил машину в цех. С помощью обыкновенного автомобильного домкрата хитроумно вскрыв банку, приемщик покачал головой:

— Да, намаетесь вы с этой эмалью.

— Но вы же говорили, что года два она выдержит.

— Я не отрекаюсь от своих слов. Я про то, что уж очень загустела эмаль. Распылителем не возьмешь, только кистью. Вы замучаетесь.

— Почему же это я, — нажал я на личное местоимение, — замучаюсь?

— А кто же еще? — В вопросе скрывался вызов. — Неужели сдельщики станут мучаться с вашей загустевшей нитроэмалью?

— Ну я приплачу им!

— Это ваше дело, — сурово ответил приемщик. — Договаривайтесь сами.

— С удовольствием! — обрадовался я. — Познакомьте меня!

— Я бы охотно, — сказал приемщик. — Но, видите ли, у нас два эмальера, по-старому — маляра. Один самый квалифицированный взял на месяц отпуск без сохранения зарплаты…

— Давайте второго! — закричал я.

— Второй третью неделю сына женит. Когда доженит?..

— Откуда я знаю! — сказал я.

— Вот видите, и я не знаю… Придется самому произвести покраску. Это и не очень уж сложно. Я готов вас проинструктировать…

Наконец-то мне, кажется, немного повезло. Хотя машина была выкрашена далеко не самым идеальным образом, но зато нитроэмаль сохла очень быстро, и где-то около двенадцати часов ночи, перепачканный с головы до пят, но торжествующий, я вволок машину на третий этаж.

— Милый, — встретила меня жена, — это что же случилось с нашей стиральной машиной? Где мы ее поставим?

— Как где? Где она стояла всегда.

— В ванной комнате! — ужаснулась супруга. — Я же буду бояться ночью заходить туда… Неси в подвал.

— Но белье! — взмолился я.

— Не волнуйся, глупыш, — снисходительно улыбнулась жена. — Я уже все выяснила. В прачечной, оказывается, отлично стирают белье. Завтра отнесешь. Через неделю получим обратно. Накрахмаленное, выглаженное!

В конце концов могло ведь получиться и хуже, и я стащил стиральную машину в подвал.