Я заказал валенки для трехлетнего Алешки. По случаю в августе на барахолке купил черной шерсти и отнес в мастерскую.
Принимал заказ сам мастер — щуплый мужчина лет сорока пяти.
Он оглядел маленький тюк, ощупал клок шерсти, помял, зачем-то понюхал его и сказал:
— Так. Шерсть, значит. Для валенок.
Я утвердительно кивнул.
Мастер спросил домашний адрес, фамилию, имя, отчество, все это записал в тетрадку, занес в квитанцию. На квитанции в графе «срок готовности» он разборчиво нацарапал: «В декабре».
В декабре я зашел в мастерскую, показал квитанцию. Приемщица, миловидная женщина лет тридцати, долго копалась в книгах, тетрадях, лазила по мешкам с шерстью. Наконец, отчаянно крикнула:
— Филиппыч! Иди сюда! Клиент пришел!
С колодкой в руке, при фартуке, весь пропахший овечьим потом, появился Филиппыч. Он сощурился, глядя на свет и на меня…
Я протянул ему квитанцию.
— А-а, — сказал Филиппыч, — помню, помню. Шерсть белая?
— Нет, черная.
— Ага, черная. В мешке с заплаткой.
— Нет, в черной тряпке.
— Точно. Белой веревкой перевязана.
— Нет, тряпка по углам связана.
— Такого заказа не помню. Но вы не беспокойтесь. У нас учреждения точная. Найдем, сделаем. Твердо говорю. Зайдите через месяц, другой. Сцена повторялась с некоторыми вариациями.
А потом наступила весна, лето. Через год потребовался уже иной размер валенок, я купил их в магазине и о заказе совершенно забыл.
…Сегодня 31 декабря, и у меня большая радость. Женится мой сын Алешка.
Справляем свадьбу.
В доме много гостей.
Веселье в самом разгаре.
Часу в двенадцатом ночи меня вызвали на лестничную площадку.
Там стоял небольшого роста старичок с седыми усами и бородкой с детскую ладошку. Гости уже снимали с него пальто. Старичок отбивался как мог и все приговаривал:
— Мне Петрова надо… я по делу… Петрова мне…
— Я Петров.
— А это точно? Паспорт давай.
— В чем дело-то?
— Паспорт покажь, говорю.
Принесли паспорт.
— Теперь точно, — проговорил старичок, осмотрев документ, и с этими словами он вытащил из-за пазухи маленький сверток и протянул мне: — Получай заказ.
Я взял сверток, развернул его и… о, небо! Это были выполненные с изумительным мастерством черные валенки. Крохотные, с острым носочком, пяточкой, они выглядели как сувенир, как лучшие французские сапожки.
Гости выхватили их у меня и ринулись в комнату, где сидели молодожены.
— Алеша, Вера! Вам еще подарок! Валенки для малышки! Смотрите, какие чудесные!
— Вот так, дорогой товарищ, — говорил тем временем старичок. — Прошу расписаться в получении. Наша учреждения точная. В ней ничего не пропадает. Сказано в декабре, значит, в декабре…
Я вспомнил события в мастерской пятнадцатилетней давности и того смешного Филиппыча. Передо мной стоял он. Филиппыч продолжал.
— Эти валенки я особо готовил — сверхплана. Из-за них мне и премию дали напоследок… Я ведь с завтрашнего дня на пенсию. Ждал вас целую неделю… Не стерпел… Дай, думаю, снесу заказчику… Все равно по дороге… Заждался никак хозяин-то…
В учреждение поступила жалоба.
«У нашего дома у забора отторгнута доска. Прошу прибить это безобразие. К сему пенсионер Матушкин».
Начальник наложил резолюцию: «Замнач. К исполнению». Замнач. дал указание: «Помощнику. Разобраться. Прибить доску».
Помощник вывел крупно: «Нач. отдела. Прошу наказать виновных. Закрепите доску, чтобы не болталась».
Начальник отдела приписал: «Технологу. Необходимы ваши практические предложения по прибитию вышеизложенной доски в соответствии с научно-техническими достижениями».
Технолог посоветовал: «Мастеру участка. Согласно техническим условиям надобно сделать так, чтобы доска не отрывалась и впредь. Возьмите 120-миллиметровый стальной гвоздь и ручной молоток (лучше всего весом 2 кг) и проведите определенную работу с обслуживающим персоналом».
Мастер взял быка за рога:
«Рабочему Иванову И. И. Наша задача проще простого. От нашей работы зависит спокойствие и благополучие наших ближних. Оттого-то надо повседневно проявлять чуткость и внимание при любом деле, а в нашем особливо. Ваша задача на (данном этапе заключается в том, чтобы высоко нести и крепко держать марку нашего учреждения и живо откликаться на любые предложения трудящихся и отдыхающих на пенсионном Олимпе. Короче говоря, идите и прибейте дос…»
В эту секунду рабочий день закончился.
В конторе освободилось место заместителя.
Начальник вызвал сотрудника Деревяшкина. Попросил высказать мнение о Железкине.
— Видите ли, Иван Иваныч, я человек маленький, мое дело — сторона. Посудите сами: работаю я хоть и давно, но ни с кем конфликтов не имел. Предпочитаю в чужие дела не вмешиваться. Так сказать, моя хата с краю. Но если вы настаиваете, я скажу… Железкин… он… какой-то вялый. Нет в нем энергии, бьющей через край. А на руководящем посту нужна прежде всего твердая рука, требовательность и бдительность… надо, чтоб тебя каждый боялся, то есть уважал. Тогда в конторе будет порядок… А он ведь до чего дошел… на работу идет — ребенка в детский сад ведет… жены у него нет, что ли? Разве будет у него на работе авторитет, разве его будут слушать, если он у жены под каблуком? Конечно, я человек маленький, мое дело — сторона, но…
— Хорошо, хорошо, спасибо, — сказал начальник, — попросите ко мне Книжкина.
Книжкин был атлетом, занимался спортом и потому отлично выглядел. На вопрос о Деревяшкине он сказал прямо:
— Деревяшкина замом? Ерунда, Иван Иваныч, на постном масле будет, а не зам. Покумекайте-ка сами. Прямоты в нем никакой. Все с ужимочками да с обхождением, всякого посетителя объехать на хромой козе старается, в глаза никогда не скажет… Тихоня тихоней, а слушок есть… за юбками увивается…
…Железкин, выслушав начальника, начал тихим голосом:
— Книжкина я знаю давно. Хороший товарищ. Но не воздержан. Иногда сорвется, зашумит… А что шуметь? Сил некуда девать? При чем тут посетитель? А каково нашей конторе? А если такой зам будет? Я так понимаю, что перво-наперво надо себя воспитать, вежливым с человеком быть, а уж тогда и другого воспитывать… Да откровенно… между нами… Книжкин того… не прочь и за воротник…
Через несколько дней в конторе появился новый зам. Его никто не знал, но иные говаривали, что новый не имеет опыта работы в данной отрасли.
— Да, — говорил Деревяшкин, — начальству оно, конечно, виднее, ну а мы, что, лыком шиты? Вот ты, Железкин, разве не справился бы? Опыт у тебя есть, данные тоже. Высшее образование имеешь…
— Почему же это я? — ответил Железкин. — Вон Книжкин давно у нас работает, пять благодарностей получил…
— О чем толкуете?! — прервал его Книжкин. — Любой из нас прекрасно справился бы с этой работой, а не только я. У нас же как… со стороны привыкли… своих не замечают… Нет, чтобы с людьми посоветоваться…
Замолчали. Только слышно было, как обиженно скрипели перья.
Кабинет начальника отдела кадров. На столе графин с водой, стакан, бумаги. За столом сам начальник — полный лысоватый мужчина. За его спиной плакат: «Мы ждем Вас, рабочие руки!» Рядом со столом стул и мягкое кресло.
Дверь кабинета распахивается. Входит нагловатого вида парень лет двадцати пяти. Одет в нейлон и поролон.
— Тут, что ли? — оглядывает кабинет, замечает начальника. — Слесарь я… четвертого разряду…
Начальник вскочил, нажал на столе кнопку, бросился навстречу слесарю, гостеприимно раскинув руки. В ту же секунду в кабинете зазвучал торжественный марш.
— Здесь, здесь, дорогой, проходи. Нет, нет. В креслице.
Едва парень успел развалиться в кресле, как в кабинет впорхнули девушки с букетами цветов.
— Добро пожаловать к нам!
— С прибытием вас!
Они вручили парню цветы и исчезли. Музыка смолкла. Парень ошеломленно смотрит на улыбающегося начальника.
— И всех вы… так?
— А как же… Прежде всего, внимание рабочему человеку… Ну-с, начнем?
— А что, начнем-то?
— Вы на работу к нам?
— Будто бы…
— Прекрасно. Документ какой есть?
— Документ? — парень роется в карманах. — Нету документа.
Начальник насторожился.
— Как же без документа?
— Ах, так. Я, может, у вас еще не останусь.
— Как — не останусь?! Такие заработки!
— Заработки?.. Это хорошо. А я и токарь по шестому…
— Неужели?! Розанчик мой? — начальник садится рядом с парнем, берет его за руки. — Цены тебе нет. Мы тебе — что хочешь… путевку в Крым — езжай, отпуск летом — пожалуйста, отдыхай, премия — бери! Домой на машине отвозить будем!
— На «Волге»?
— «Москвич», розанчик, хорошая машина.
— Ладно, пусть «Москвич». Сколько — это?
— Оклад твердый — сто пятьдесят.
— Не-е… с моим образованием-то… Четыре класса отсидел, курсов сколько… да еще собираюсь учиться на шофера. Давай двести.
— Не могу, дорогой… Штатное расписание… Главбух сидит…
— Ну, как хочешь… А то у меня удостоверение сварщика на газу есть… третьего разряду…
— Да что ты говоришь, милый?! — начальник проворно сел за стол, схватил авторучку. — Давай сейчас приказ и оформим. Идет?
— Двести.
— Сто шестьдесят.
— Мне на мебельном, я ведь и столяр по пятому, давали сто восемьдесят, да я не согласился. Двести.
— Сто восемьдесят!
— Триста!
— Двести пятьдесят! — начальник держимся рукой за грудь. — Писать приказ?
— Подъемные.
— Какие подъемные?
— Обыкновенные. Чай, я с одного завода на другой переезжаю. По закону положено.
— Но вы в нашем городе живете?
— В вашем… то есть в нашем.
— Нет такого закона.
— Я пошел. Мне на резинотехническом обещали…
— Подожди, золотой. Сколько?
— Два оклада.
— Много. Сто рублей.
— Я, папаша, не нищий. Думаешь, рабочий класс, так он на подачки кидаться будет? Давай триста!
— Не могу, понимаешь, не могу. У тебя совесть есть?
— А-а, ты, дед, еще и оскорбляешь, — парень встает.
— Не уходи… С меня голову снимут… кадру упустил, — держится обеими руками за грудь, — бери оклад и точка…
— Это надо обдумать…
Начальник падает грудью на стол и еле слышно хрипит:
— Воды… воды…
— Девушки, воды! — кричит парень, обмахиваясь букетами.
Прибежавшие девушки наливают из графина воды, подают начальнику, потом бережно его уводят. Парень размышляет:
— Х-м-м… А старина-то слабоват… Вакенсия, видать, будет. Какой у него оклад, денежный? Может, я в начальники пойду?