Во власти Тигра

Глава 23

Элина

— Ляля, — зову малышку, наблюдая за тем, как она кормит мишек импровизированной едой из детской посудки.

Стою в дверной проеме, с трудом сдерживая слезы радости. Вот она. Вот моя маленькая девочка, за которую любого порву. Любую жизнь уничтожу. Все кости себе сломаю, лишь бы она была в порядке.

— Элли, — кричит малышка и, развернувшись, вскакивает и бежит ко мне, чтобы прижаться и поделиться своим детским теплом и любовью. Тем, чего мне действительно не хватало все это время, проведенное с Тиграном.

Мое сердце разрывается на миллион песчинок, когда ее маленькое тельце оказывается в моих руках, цепляясь ладошками за мою спину в попытке прижать максимально тесно.

Ее каштановые волосы собраны в высокий хвост и по привычке откинуты в бок, а футболка и шорты испачканы шоколадом, который я ей даю нечасто, ведь от него зубы портятся, а малышка может есть его без остановки. Опять, пока меня не было, лопала его килограммами.

— Я так скучала, — шепчет малышка, зарываясь носиком в мою шею. – Очень сильно. У меня аж сердце от тоски болело.

— Сердце от тоски болело? – переспрашиваю, отодвинув ее от себя.

У нее что-то с сердцем? Болеет? Давно ли? Как я могла не углядеть?

— Да. Ты всегда так говоришь, когда бабушку с дедушкой вспоминаешь. У меня болело! Сильно-сильно! Мне даже конфеты не помогали, — сделав серьёзную мордашку, отвечает малышка.

— Даже конфеты? – театрально удивляюсь. — Даже шоколадные? Совсем? Даже на капельку легче не становилось?

— Немножко, — показывает мизерное расстояние между крохотными пальчиками. — Самую малость. Но оно все равно болело.

— Какой ужас!

— Еще какой! – восклицает девочка. — Элли, а ты скучала?

— Скучала, — произношу, проходя в детскую комнату с малышкой на руках. — Очень сильно, но у меня была твоя фотография в телефоне, — все также с ней на руках сажусь на кровать малышки, посадив ее себе на руки.

— И у меня твоя была. Я с ней говорила, но она не отвечала, — печально выдыхает. – А ты больше не уйдешь? Больше не бросишь меня? – с надеждой спрашивает, обняв меня одной рукой за шею. – Скажи, что нет! Пожалуйста!

— Не брошу! Никогда! – с улыбкой шепчу, поцеловав ее пухлую щечку. — Теперь мы всегда будем вместе, — обещаю, смотря в огромные карие глаза.

— Ура! – кричит Ляля радостно. — Я тебя очень люблю!

— И я тебя, — говорю, а после обращаю свое внимание на няню, что за время моего отсутствия присматривала за малышкой. — Вы свободны. В ваших услугах мы больше не нуждаемся. Спасибо!

— Хозяин предупредил, — скрипит старушка голосом, вставая с кресла, в котором читала книгу, пока Ляля играла. — И, Элина, я психолог в прошлом. У вашей дочери есть кое-какие проблемы. Возможно, атмосфера в доме плохо влияет на девочку, и она… ей нужно больше тепла со стороны обоих родителей.

— Знаю, — шепотом выдыхаю, убирая выбившиеся прядки малышке за ушко. – Знаю. Спасибо, — поднимаю на нее грустный взгляд.

Думаю, она по моему виду понимает, что за атмосфера в этом доме. Да, умылась и привела себя в божеский вид, но глаза не врут. В них вся правда.

— Всего доброго, — прощается няня и выходит из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Как только она уходит, я отпускаю Лялю и прохожу к шкафу, где хранится моя одежда. Да, в основном, я живу здесь. В этой комнате, вместе с Лялей, потому что так я могу быть уверена, что Глеб или его отец не придут и не заберут ее посреди ночи… ради… ради чего-то похабного. У меня даже нож под подушкой есть, но он на крайний случай, если кто-то решит навредить моей крошке, а не мне. Я стерплю, а она нет.

Переодевшись, забираюсь обратно на кровать, зову к себе малышку, чтобы обнять и вновь оказаться в ее ласковых, любящих руках. Пусть она еще совсем ребенок, но оказывает мне по-настоящему взрослую поддержку, которой очень и очень не хватает после смерти родителей и сестры.

— Где ты была? – спрашивает Ляля, лежа на моей руке.

— У одного дяди, — коротко отвечаю.

— Он хороший?

— Очень хороший, но вредный и упрямый.

— Тоже конфетами делиться не любит? – со смехом спрашивает, заглянув мне в глаза.

«— Повторяю: я не люблю делить с другими то, что принадлежит мне, — шепчет, оставив лёгкий поцелуй на макушке», — вспоминаю слова Тиграна.

— Да. Не любит, — отвечаю малышке, улыбнувшись сама себе.

— Я тоже не люблю, — произносит Ляля, укладываясь мне на плечо. — Только с тобой, потому что ты не много ешь.

— То есть, если я буду есть много конфет, то ты со мной делиться не будешь? – спрашиваю девочку, прищурив глаза. – Да? – еще раз уточняю и накидываюсь на малышку с щекоткой.

Несколько часов мы с Лялей дурачимся, щекочем друг друга, обнимаем, болтаем ни о чем, малышка рассказывает, как скучала и что делала, пока меня не было. Но в какой-то момент до нашей комнаты доносится шум, похожий на стрельбу и драку.

— Элли, — испуганно шепчет малышка, натянув одеяло до носа. – Это папа? Он идет за тобой? Он опять будет тебя обижать? А ты потом плакать? Это он?

— Нет, — уверенно отвечаю, вставая с кровати. – Ляля, собирай мишек в рюкзачок, а я спущусь вниз.

— Нет! – кричит Ляля и хватает меня за руку. – Не уходи! Он будет тебя обижать! Прячься! Прячься под мою кровать! Я обману его! Скажу, что тебя нет! Не уходи! Будь со мной! Я спрячу! Я обману! Он сделает тебе больно! Ты будешь плакать!

— Ляля, — опускаюсь на корточки. – Успокойся. Твой папа мне не навредит. Больше не навредит. Сейчас ты соберешь свои игрушки в рюкзак, и мы с тобой уйдем. Поняла меня? Мы уходим от твоего папы! Он больше не обидит ни тебя, ни меня. Нас больше никто не обидит. Поняла меня? Никто! Мы с тобой теперь навсегда вдвоем!

— Правда? – с надеждой спрашивает, пока слезы льются по ее щекам. – Ты больше не будешь плакать?

— Искренне на это надеюсь, — выдыхаю и, поцеловав Лалу в лобик, выхожу из комнаты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вниз. На первый этаж. На войну.