Немного можно рассказать о детстве, которое кончилось в десять лет, которое прошло на рабочей окраине дореволюционной Москвы. Даже сам Косарев с трудом отыскивал в памяти ранние впечатления.
Помнил он скудный семейный стол, за который садилось девять человек. И хоть мать пыталась в первую очередь накормить детей, они редко ели досыта — было их семеро. Деньги же в семью приносили двое: мать и отец — оба трудились на трикотажной фабрике «Рихард, Симон и К°» (сейчас фабрика «Красная заря»). Скопив немного, родители покупали пару ботинок или пальто — это была выходная одежда для всех ребят.
Мало радостей и много забот знал Саша, да и все его маленькие братья и сестры. Только два года ходил он в школу. Ему нравилось учиться, каждый день приносил столько нового. Мальчик затаив дыхание слушал старого учителя и сам всегда толково отвечал на его вопросы. Тот внимательно смотрел на глазастого, мелковатого для своих лет мальчонку, кивал: «Молодец, Косарев!»
Поэтому особенно горьким был для Саши последний школьный день. Да, этот майский погожий день 1913 года врезался ему в память навсегда. Синее чистое небо и яркая зелень даже мрачным приземистым домам Благуши и грязной речке Хапиловке придавали праздничный вид. Но Саша ничего не замечал, шел, понурив голову, отдавшись невеселым мыслям. Что ж, ничего не поделаешь, надо идти работать. Отец с матерью из сил выбиваются, чтобы прокормить детей. Мишка, старший брат, уже нанялся на завод. Теперь очередь второго по старшинству начинать зарабатывать на хлеб.
…До ворот завода мать вела Сашу за руку. Здесь разыскала мастера. Александра Александровна поклонилась ему в пояс. Попросила взять на работу сына. Тот, узнав, что мальчику исполнилось уже десять лет, пробурчал, что, мол, пора за дело приниматься, пусть завтра выходит на работу. Так на цинковальном заводе началась трудовая биография Саши Косарева, а детство безвозвратно миновало. Много лет спустя он рассказывал об этом времени: «Привел меня мастер в темный сарай. Потолки низкие, пол земляной, на окнах решетки, словно в тюрьме. В земляной пол врыты травильно-промывочные ванны, в которых мы, стоя на коленях (а земля всегда была сырой), промывали посуду перед тем, как ее цинковали. Если возле завода было трудно дышать, то каково же было нам, рабочим, двенадцать-четырнадцать часов дышать кислотными испарениями и газом…»
У Анисимова проработал три года, стал подручным слесаря. Потом перешел на «фамильное предприятие» — на трикотажную фабрику «Рихард-Симона». Здесь Сашу определили слесарем в рашелевый цех — на трикотажные машины. Новая работа ему нравилась: на ткацком производстве куда легче и интересней, чем на цинковальном. Но и у «Рихарда, Симона и К°» подростки работали по десять-двенадцать часов, а получали за одну и ту же операцию меньше, чем взрослые.
Классовое сознание юного Косарева формировалось в условиях изнурительного труда, ущемленной гордости, голодного и тесного быта. Помогала сыну понять, почему мир устроен так несправедливо, Александра Александровна, на которую Саша был похож напористым, решительным характером. Она работала на «Рихард-Симоне» с 1905 года и хорошо знала фабричных большевиков. Познакомился с ними и сын. Заводила благушинских ребят, Саша втягивался в это время в революционную борьбу и события 1917 года встретил с восторгом.
28 февраля на московских заводах началась всеобщая забастовка. Саша вместе с большевиками одним из первых бросил работу: «Кончай, выходи во двор, хватит работать на буржуев, хватит набивать им карманы», — раздался в цехе звонкий мальчишеский го лос. Рабочие повалили на фабричный двор, и с ними Саша Косарев.
Из всех цехов уже выходили ткачи, тяжелые резные ворота фабрики были распахнуты, по улицам рабочие с соседних заводов и фабрик несли красные флаги, плакаты.
Саша шагал впереди колонны, махал шапкой и кричал что есть силы: «Вставайте в наши ряды! Революция!..»
Три дня рабочая Москва бастовала. По улицам шли нескончаемые демонстрации с красными знаменами. Саша забегал домой только поесть…
Этой осенью во многих городах организовывались социалистические союзы рабочей молодежи. Возник такой союз и в Москве. Одним из первых вступил в него Саша Косарев. Веселый шустрый паренек бывал на всех собраниях союза, в перерывах вокруг Саши сразу собирался кружок, сверстники — четырнадцати-пятнадцатилетние ребята — с уважением слушали его:
— Надо нам требовать от хозяина завода улучшения условий труда, сокращения рабочего дня и повышения зарплаты. Правильно здесь говорят руководители союза — за свои права надо самим бороться и всем вместе. Вот вы и должны своего фабриканта взять за жабры.
Однажды Косарев рассказал обступившим его ребятам и девчатам о том, как ему самому доставалось на цинковом заводе. И вдруг вытянул вперед руки ладонями вверх: «Посмотрите!» Татьяна Васильева — тогда работница табачной фабрики — спустя много лет говорила: «Я никогда не забуду эти мальчишеские руки, изъеденные кислотой».
А потом наступили огневые дни социалистической революции. Четырнадцатилетний слесарь фабрики «Рихард-Симона» вел агитацию за власть Советов, участвовал в Октябрьских боях.
Трудно сказать, на каких улицах бывал в те дни Саша Косарев, с каких импровизированных трибун призывал таких же подростков, как он, бороться за власть Советов. Время было такое, что дни летели как минуты, а недели по историческому значению равнялись десятилетиям. Дневников рабочие парни не вели, письменных указаний не получали. Они вставали в боевые отряды по зову сердца, по чувству пролетарской солидарности, их всех объединяла ненависть к капиталистам и их полицейским защитникам, их объединяло щемящее предвкушение новой, свободной жизни.
Косарев — рядовой из рядовых пролетариев — пока еще почти стихийно присоединился к революционным отрядам. Но он горел желанием выполнить любое поручение командиров-большевиков. Сашу можно было встретить в дни революции и в шеренгах демонстрантов, и на баррикадах, и в революционном комитете Благушинского района. Он участвовал в молодежной демонстрации 15 октября 1917 года, когда юные пролетарии собрались на Красной площади. «Требуем прекращения империалистической войны и немедленного перехода власти к Советам!» — этот лозунг был близок каждому из четырех тысяч членов Московского союза рабочей молодежи.
Свершилась революция, новые задачи встали перед партией большевиков. Верным ее помощником в строительстве первого в мире государства рабочих и крестьян был созданный по инициативе В. И. Ленина Российский Коммунистический Союз Молодежи. Александра Косарева выбрали кустовым организатором Благуше-Лефортовского «куста», объединявшего три десятка мелких первичных организаций комсомола — ячеек.
Началась гражданская война. Осенью 1919 года огненное кольцо сжалось вокруг Петрограда, в конце сентября белые прорвали фронт: Деникин подходил к Туле, Юденич — к Петрограду. ЦК партии призвал трудящихся собрать все силы для разгрома врага. В ответ на этот призыв II съезд комсомола объявил вторую всероссийскую мобилизацию. Десять тысяч комсомольцев отправились на фронт. На защиту колыбели революции шли отряды из Новгорода, Вологды, Витебска, Костромы, из Москвы и других городов.
В октябре, как только началась мобилизация комсомольцев на Петроградский фронт, на борьбу с Юденичем, Саша пришел в клуб Басманного (Бауманского) райкома комсомола, где производилась запись. Однако ему отказали — слишком молод еще.
Тогда Саша отправился домой; решение у него уже созрело. Дома была только мать, она мыла пол.
— Мам, подруби шинель, на фронт ухожу, — окликнул он ее.
— Чего еще выдумал! — сердито сказала мать и в сердцах хватила мокрой тряпкой по полу. — Не отрывай от дела.
Получив такой ответ, Саша взял топор, в буквальном смысле «подрубил» свою невероятной длины шинель и вышел из дому.
Два дня мать тщетно ждала сына, вся изволновавшись, вдруг вспомнила о том их последнем разговоре. «Батюшки, да он, видно, всерьез о фронте-то говорил…»
А Саша в это время ехал уже с эшелоном в Петроград. В очерках по истории ВЛКСМ можно найти такие строки: «На защиту Петрограда отправился отряд активистов московской организации комсомола. В дороге обнаружили, что вместо 20 бойцов едут 22: двоих, не зачисленных в отряд по возрасту, извлекли из-под лавки вагона. Одним из них был рабочий паренек Саша Косарев…»
Так он оказался вопреки всему на фронте. Вот его собственные слова из автобиографии: «Вступил в сводно-боевой отряд. Отряд состоял главным образом из молодежи».
Здесь, на фронте, Косарев стал членом партии. Сашу назначили политруком. Жизнерадостный, общительный паренек сразу оказывался в центре событий, он сам тянулся к людям, внимательно слушал их, набирался ума от старших, спорил, соглашался, расспрашивал.
Саша уже тогда стремился анализировать обстановку, стараясь действовать в любых обстоятельствах наиболее рационально. Казалось бы, в боях с Юденичем, в голодном и холодном Питере вихрастому мальчишке в наспех подрубленной, с чужого плеча шинели было не до обобщений. Но пройдут годы, и в 1931 году с трибуны IX Всесоюзного съезда ВЛКСМ генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев, говоря о сложности международной обстановки, об угрозе войны, о подготовке к ней молодежи, использует свои юношеские наблюдения: «Мне вспоминается такая картина. В 1919 году, «когда наступал Юденич на Ленинград, был такой случай: Юденич находился в шести верстах от Ленинграда. Ставился вопрос: сдавать город или не сдавать? Партия и Совет постановили — не сдавать. Взяли нас, — а нам было тогда по 13–14 лет, — дали нам в руки по гранате: кидать нужно так, ложиться нужно так, завтра Юденич будет в город входить, там такие-то укрепления, там вот дома, где окна завалены мешками с песком, чтобы пули не пробивали, и вот вам туда надо залезть, и когда он начнет наступать с Балтийского вокзала, вы давай его гранатами забрасывать. Нас учили тогда, когда враг наступал. Нас тренировали к уличному бою».
Надо заранее готовиться к боям, изучать военное дело, получать военную квалификацию — вот какую мысль подтверждал Косарев своим рассказом. Но тогда, в гражданскую, острота обстановки не оставляла времени на обучение. Шли жаркие бои. В одном из них Саша был ранен, его отправили в госпиталь, а потом демобилизовали.
Оправившись после ранения, Косарев пришел в Петроградский горком комсомола и получил направление на учебу. Через три месяца кончил курсы при политшколе и возвратился в Москву. Здесь он несколько месяцев проработал в агитотделе ЦК РКСМ, а затем его избрали секретарем Бауманского райкома комсомола. Косареву было восемнадцать лет.
Бауманский район Москвы в начале двадцатых годов считался одним из наиболее развитых промышленных районов столицы. Основу составляли ткацко-прядильные фабрики — Измайловская ткацко-прядильная, трикотажная имени Баумана, бумаго-ткацкая имени Героя Труда Осипа Звонкова, текстильная имени Кутузова и много других. Заводы «Манометр», «Мастяжарт», «Освобожденный труд», типографии, Московский телеграф и различные мастерские также формировали рабочий класс района.
Во время гражданской войны многие предприятия закрылись, комсомольцы ушли на фронт, распались ячейки, созданные в 1918–1919 годах. В 1922 году промышленность Москвы только-только начинала оживать. К этому времени относится и воссоздание комсомольских первичных организаций на большинстве предприятий Бауманского района. Поначалу набиралось пять-десять комсомольцев: ячейки были слишком малы. Поэтому на самых крупных фабриках и заводах возникали базовые ячейки, которые объединяли комсомольцев нескольких мелких предприятий. К примеру, в «базу» ткацкой фабрики имени Героя Труда Осипа Звонкова входили трикотажная фабрика имени Баумана, типография Центросоюза, учебно-ремесленные мастерские, текстильная фабрика имени Кутузова. В базовые предприятия комсомола превратились фабрики — Семеновская мануфактура, «Красная заря», Измайловская ткацко-прядильная, заводы — «Манометр», «Гноми-Ром» (ныне «Салют»), «Мастяжарт» (Мастерские тяжелой артиллерии). Таким укрупненным организациям становились по плечу молодежные проблемы, и в первую очередь рост рядов комсомола.
Вовлечь как можно больше рабочей молодежи в комсомол, сделать эту организацию массовой и авторитетной — к решению этой главной задачи приступил новый секретарь Бауманского райкома комсомола. Много позже он расскажет об этом периоде так:
— Вот кто-то мне кинул реплику: «Миллион — это мало!» Да, конечно. Но мне вспоминаются такие годы, когда мы имели в комсомоле только десятки тысяч и когда, захватив под мышку несколько брошюр «Все под красное знамя союза», бегали по заводам вербовать в комсомол, причем хвалились, завербовав пять человек.
Саша Косарев каждый день бывал на предприятиях, выступал перед молодежью, расспрашивал о самых «больных» сторонах жизни, приглядывался к наиболее инициативным и смышленым ребятам. Он никого не забывал. Через некоторое время удивленный хлопец приходил в райком по вызову секретаря, и Саша предлагал ему или возглавить базовую ячейку, или перейти работать в аппарат райкома, или направлял на учебу.
В Бауманском райкоме еще совсем молодой Косарев проявил свои способности в подборе комсомольского актива. Этот его талант отмечают все знавшие Сашу, все, в чьей судьбе решающую роль сыграл его зоркий глаз.
Так он заметил Семена Федорова, который работал на фабрике «Красная заря», хорошо знакомой Косареву. Семен вел большую общественную работу, был избран от фабрики членом Моссовета.
Однажды Саша вызвал Федорова в райком:
— Принимай, друг, от Лисовского, он в армию уходит, Благуше-Лефортовский «куст».
А вскоре перетащил Семена в райком — заведовать организационным отделом.
Василий Чемоданов, Василий Прохоров, Алексей Шахурин, Татьяна Васильева, Семен Федоров, начав работать в комсомоле с легкой руки Косарева, потом долгие годы чувствовали еще его внимание и поддержку.
В райкоме комсомола, одноэтажном особнячке, работали семь человек в возрасте от восемнадцати до двадцати лет.
Трое из них жили вместе недалеко от райкома — Саша Косарев, Сеня Федоров и Коля Кормилицын. Жили неприхотливо и, конечно, коммуной. После зарплаты неделю шиковали, колбаса не сходила со стола, а потом перебивались чем бог пошлет и частенько наведывались к матери Косарева, «бабе Саше», как ее все называли, благо что семья Александра обитала в доме, который выходил во двор райкома: баба Саша всегда напоит чаем, а то и щами накормит.
Правда, «нахлебничали» они относительно. С тех пор как в девятнадцатом году умер от сыпняка отец, Александр постоянно помогал матери — надо было поднимать на ноги младших сестренок.
Семен Федоров был самый грамотный из ребят: окончил четыре класса реального училища. Им не хватало знаний, культуры, но ночами они пытались наверстать то, что не смогли узнать вовремя. Восемнадцати-двадцати-летние парни не раз глядели в глаза смерти, а вот грамотно говорить, писать не умели.
Прошел через гражданскую войну секретарь райкома Косарев. Заведующий политпросветом райкома Вася Прохоров подростком вступил в партизанский отряд легендарного Камо, был ранен, после госпиталя снова пошел на фронт. Многие секретари ячеек только что вернулись с Украины, Дона, Кубани, где добивали белые банды. Конечно, такое прошлое поднимало авторитет активиста в глазах молодежи, облегчало работу. Но знаний не хватало. Косарев требовал, чтобы комсомольский актив учился, рассылал всех по организациям, заставлял выступать, выступать, выступать. Не признавал никаких доводов: «Стесняюсь, не умею, боюсь».
— Ты коммунист, значит, должен уметь то, что нужно партии, комсомолу.
Так было с райкомовцем Мишей Комиссаровым, который до дрожи боялся аудитории. Но Косарев настоял на своем, и через полгода Миша уже как ни в чем не бывало сам напрашивался:
— Давай я съезжу, проведу собрание.
Политическая обстановка была сложной — в условиях новой экономической политики идейное воспитание молодежи приобрело особую остроту. Уберечь юношей и девушек от мелкобуржуазного влияния было не так-то просто. Тем более что причины для недовольства они имели вполне реальные: многие остались без работы, не могли приобрести специальность. В этих условиях непосредственный контакт с молодежью, толковое разъяснение политики партии играли особо важную роль.
Члены Бауманского райкома выступали перед самым разным народом. Чаще — на фабриках и заводах, там было проще, там были такие же рабочие ребята. Но комсомольские ячейки создавались в учреждениях, в школах, в техникумах и институтах. Здесь приходилось держать ухо востро, осторожно подбирать слова, отвечать на любые, порой далеко не доброжелательные вопросы. Не получившие образования комсомольские вожаки тем не менее обязаны были все знать, не имели права выглядеть смешными. Уйти учиться удавалось единицам. Выход оставался один: книги по ночам. Читали классиков, историю французской революции, штудировали «Капитал», работы Ленина, даже книжки по искусству попадали под подушки райкомовцев.
Требовательнее всех был к себе Саша Косарев. «Он рос намного быстрее нас, — говорит о нем Семен Семенович Федоров. — Тогда мы не очень вдавались в анализ, почему у Саши всегда можно узнать то, о чем никто не имеет представления. Но сейчас, спустя полвека, просто поражаюсь — откуда у Косарева было это — широта взглядов, интересов и знаний.
Вроде и жил он у всех на виду, так же мотался по предприятиям, по собраниям. В комнате райкома, где он работал, кабинетов-то как таковых тогда не было, вечно толкался народ, сидели и на столах, и на полу, дымили, обсуждали новости. Правда, иногда Сашка исчезал куда-то на целый день, так, что его никто не видел, а вечером, лежа на койках, мы слушали его рассуждения о том, что он успел прочитать. Это была или работа Ленина, или брошюра по истории партии, которые в это время начали выходить.
Но, думаю, Косарева все-таки сама природа наделила не только любознательностью, но и особой способностью все схватывать на лету, легко усваивать даже понятия, чрезвычайно далекие от его образа жизни.
Случилось тогда у нас большое несчастье. Наш сосед и большой Сашин друг Коля Кормилицын чистил ружье, оно выстрелило, и Коля погиб. Саша плакал, очень горевал, сам организовал похороны, а меня попросил — достань оркестр да скажи, чтоб траурный марш Шопена играли. Удивился я тогда, откуда ему знать про Шопена».
Однажды Семен Федоров попал в Большой театр, да не зрителем, а участником представления. Отряд ЧОНа, в котором состоял Федоров, как-то послали в театр — не хватало статистов. Сене повезло: в этот вечер в «Борисе Годунове» пел Шаляпин. Игра великого артиста произвела на юношу огромное впечатление, хоть следил он за спектаклем из-за кулис, да еще отвлекался, когда выходил на сцену, изображая «народ».
На следующий день в райкоме он взахлеб рассказывал о «Борисе Годунове». Но многие стали смеяться: вот, мол, артистом Сенька заделался.
Один только Косарев расспрашивал подробно о спектакле, о Шаляпине.
Саша тонко чувствовал красоту. Натура артистическая, он хорошо пел, мог и сплясать, и стихотворение прочесть. Первый раз в театре, первая картина, первое знакомство с музыкой — все совпало с бауманским периодом в жизни Косарева. Свои впечатления, свои открытия в искусстве Саша в себе не держал, он щедро выплескивал их перед друзьями, расписывал виденное в красках, в тонкостях и всегда приговаривал: «Сходи посмотри, не пожалеешь». И ребята шли в театр, в картинную галерею, на концерт, в библиотеку, чтобы узнать то, что так поразило их секретаря.
Они все любили петь, и пели много и самозабвенно, как поется только в юности. Да и вся атмосфера 20-х годов, ломка вековых обычаев и устройство жизни на новых началах равноправия и братства людей требовали новых радостных песен.
Саша впервые распространил тогда по району отпечатанные в виде листовок комсомольские песни. Правда, большинство из них представляли новые стихи на старые мотивы. Но что делать? Время было такое. Поэтов у новой жизни хватало, а вот композиторами она еще не обзавелась. Но комсомолию устраивали и песни-самоделки.
Косарев никогда не резонерствовал, он действовал. Однажды в райкоме подошел к Кучинскому — члену бюро ячейки Московского телеграфа:
— Никанор, давно был в театре?
— Никогда не был, — ответил тот.
— А знаешь, где Художественный находится?
— Вроде примерно знаю.
— Ну так держи билет, пойдешь вечером на «Синюю птицу».
Никанор Лукич Кучинский вспоминает сейчас: «Пришел я в театр, там полно, все места заняты, я сел на ступеньку в амфитеатре, да так и просидел до конца представления. «Синяя птица» меня ошеломила. Сколько лет прошло, сколько перевидел я на своем веку, а вот врезался мне тот первый спектакль в память, помню многие сцены, помню актеров и даже, в каких костюмах они были. И так уж получилось, что «Синяя птица», эта сказка о поисках счастья, о прекрасной мечте, о добрых людях, их борьбе и победе над злом, связана для меня неразрывно с далеким образом юного Саши Косарева, нашего комсомольского вожака, образом светлым и чистым. Он любил людей, и они отвечали ему верной дружбой, искренней привязанностью, светлой памятью и, наконец, большевистской преданностью тому делу, которому сам Саша отдал всю жизнь без остатка».
Комсомолу предстояло решать важные для молодой республики задачи, решать быстро и смело. Борьба с безграмотностью — только один фронт, на котором сражались тогда комсомольцы по приказу партии. Но их энтузиазма хватало на все, а сил они не жалели.
Бауманский район и в 20-е годы считался студенческим. Здесь работали семнадцать вузов и техникумов. Как не упустить из-под своего влияния студенческую молодежь, как приобщить ее к строительству новой жизни — над этим много думал райком комсомола.
В начале 1922 года секретарь ячейки Московского высшего технического училища пришел к Косареву с предложением. Что, если часть комсомольцев-студентов, человек двести, использовать для налаживания политического просвещения и ликвидации безграмотности в заводских и фабричных ячейках комсомола?
Саша встретил идею с восторгом и сразу заставил весь актив развить бешеную деятельность. Он послал райкомовцев в другие вузы — вербовать учителей-добровольцев среди студентов и преподавателей медицинского и индустриально-педагогического института имени Карла Либкнехта, который называли тогда Комсомольским институтом. Другая группа активистов «пробивала» помещения для школ в клубах, у фабзавместкомов, у директоров предприятий. Когда попадались несговорчивые, Саша занимался трудным участком сам, и перед его натиском и обезоруживающими доводами сдавались самые закоренелые бюрократы.
В том же году на предприятиях района открылись общеобразовательные школы рабочей молодежи с обязательными предметами: политграмота, чтение, грамматика, арифметика, география и естествознание. Занятия проводились два-три раза в неделю.
Требовались специальные программы. Косарев обратился к ученым, методистам педагогического института имени Карла Либкнехта.
На следующий год в районе работали уже тридцать восемь таких школ, а в них триста-четыреста учителей и директоров, не получавших за свои труды никакого вознаграждения, кроме благодарности учеников. Этим замечательным делом жил весь райком. Оно было поставлено так хорошо, что общеобразовательные и политические школы просуществовали не один год. С двадцать второго по двадцать пятый год их закончило около трех тысяч рабочих парней и девчат. И на все это не ушло ни копейки государственных средств.
В жизнь комсомолии входили тогда субботники. После трудового дня, положив на плечи лопаты, шагали с песнями на станцию — на разгрузку угля или расчистку путей.
В Москве не хватало топлива, с перебоями работали из-за этого многие фабрики и заводы. В это время на Казанский вокзал прибыли эшелоны с углем, с дровами. Но их некому было разгружать. На помощь пришли комсомольцы. По призыву городского комитета партии они вышли на субботник.
В воскресенье день выдался морозный, снежный. Колонны юношей и девушек направлялись к вокзалу. Во главе секретари райкомов и заводских ячеек комсомола несли красные знамена. Все пели.
Настроение было праздничное. Работали рьяно, не чувствуя усталости. Саша Косарев так орудовал лопатой, что за ним не поспевали более сильные. Он появлялся там, где спадал рабочий темп, и шутками, собственным примером вызывал у уставших ребят второе дыхание.
— А ну запевай, — раздавался голос секретаря райкома, — братья-бауманцы, покажем Хамовникам, как надо работать.
Устраивались субботники общегородские, районные, но чаще — в своей ячейке. Одна ячейка отремонтировала во внерабочее время два разбитых станка, в другой — сшили белье для детского дома.
Даже районная комсомольская газета выпускалась на субботниках — первое время она была стенной. Ночами самодеятельные редакторы переписывали заметки и рассылали их по ячейкам. Затем за дело взялись типографские комсомольцы и тоже после работы стали набирать и печатать газету Бауманского РК РКСМ «Путь молодежи».
Именно эта газета стала посредником в короткой переписке бауманцев с В. И. Лениным.
В номере от 3 октября 1922 года было напечатано приветствие бауманских комсомольцев Владимиру Ильичу по поводу его выздоровления.
Вот что было написано в письме:
«Ильичу — привет!
РКСМ Бауманского района шлет свой горячий привет Вождю мировой революционной армии, дорогому товарищу, Владимиру Ильичу Ленину. Дорогой учитель, во время твоего отдыха каждый день, приносивший вес-точку о твоем здоровье, вносил радость и энергию в наши юные сердца.
Твое возвращение мы встречаем с радостью, как и весь мировой пролетариат. Мелкие и крупные сплетни, газетные утки и все грязные желания и намеки, распространяемые болтунами всех цветов, повисли в воздухе.
Ты отдохнул и снова сильный, бодрый вернулся к рулевому колесу и взял в твердые руки управление величайшим кораблем — коммуной. Мы от лица рабочей молодежи даем тебе наказ: беречь себя во имя счастья рабочих всего мира».
Приветствие В. И. Ленину обсуждалось на бюро райкома. Поступило предложение: немедленно, сегодня же послать Ленину газету «Путь молодежи» и короткую сопроводительную записку, в которой попросить ответа. Записку тоже набрали в типографии.
«Дорогой учитель
шлем Привет
и ждем Ответное словечко.
Редакция 3 октября 1922 года».
Они еще не умели складно писать, гладко излагать свои мысли, но слова шли от души и были искренними, честными, теплыми.
Василий Васильевич Прохоров, который тогда работал в райкоме, спустя много лет вспоминал: «Одни твердили, что не может нам Ленин ответить — у него за время отдыха накопилось дел, наверное, десять тысяч, и теперь новых дел подоспело еще десять тысяч, а приветствия ему пишут со всего мира — разве это мыслимо всем отвечать. Другие убеждали, что если посмотрит Ленин наши заметки и согласится с текущим моментом в РКСМ Бауманского района, то обязательно даст ответ. Косарев выслушал все доводы, согласился с большинством и продиктовал постановление: «Срочно отправить В. И. Ленину сегодняшнюю газету «Путь молодежи» с приветствием. Поручить Шуре Линкинд (это была наша активистка) передать газету Марии Ильиничне». Шура поехала в «Правду», отдала М. И. Ульяновой пакет, а в субботу, 7 октября, примчалась из редакции «Правды» сияющая, вручила Косареву конверт и торжественно объявила: «Товарищи! Мария Ильинична просила передать, что Ленину наша газета понравилась!..» В конверте был ответ:
«Дорогие друзья! Горячо благодарю вас за привет. Шлю вам, с своей стороны, лучшие приветы и пожелания. Ваш В. Ульянов (Ленин)»[33].
В ячейках моментально узнали, что Ленин прислал бауманцам письмо, что ему понравилась газета. В ее очередном номере, который вышел 30 октября, в день бес-партийной конференции молодежи, была напечатана записка В. И. Ленина. Много юных бауманцев подали в эти дни заявления в комсомол.
Стараясь пробудить в комсомольцах-активистах революционный пыл, вдохновить их силой примера, Косарев довольно часто устраивал встречи со старыми партийцами, прошедшими суровую школу революции. Ему помогало то, что коммунисты Москвы уделяли комсомолу много внимания, руководили его культурно-воспитательной работой, нацеливали на борьбу с послевоенной разрухой.
В октябре 1921 года была проведена «Неделя сближения партии с комсомолом». В эти дни на открытых собраниях предприятий и учреждений Москвы обсуждались задачи Союза молодежи. Для работы с комсомольскими ячейками были выделены лучшие рабочие-коммунисты.
Партийных шефов, так называемых партприкрепленных, получила и каждая районная комсомольская организация.
У бауманской комсомолии тоже был свой партприкрепленный. Им оказался на зависть всех районов Семен Михайлович Буденный. Он и тогда уже был легендарной личностью. Косарев старался использовать такую удачу сполна. Буденный выступал на всех районных конференциях, которые проводились раз в полгода, его часто приглашали на собрания фабричных и заводских ячеек.
Буденный и Косарев встретятся в жизни еще много раз, но всегда они будут относиться друг к другу как земляки-бауманцы.
Саша уже тогда понимал, что в идейной работе с молодежью мелочей нет, и поэтому стремился рационально употребить для этой цели все ресурсы, которыми располагал район.
Заботясь о политическом и культурном росте молодежи, заботясь, чтобы учились его друзья по райкому, Косарев сам всегда мечтал о систематическом образовании, но так и не смог мечту осуществить.
В 1924 году на вопрос анкеты, которая проводилась среди активных работников РКСМ, «Есть ли желание учиться?», он ответил: «Хотел бы заниматься в Свердловском университете и изучать языки». Но время стояло такое, что комсомольским вожакам нельзя было выйти из боевого строя, чтобы посидеть за партой…
В то время как Коммунистическая партия предпринимала решительные меры, чтобы наладить хозяйство, разрушенное войной, оппозиционно настроенные элементы во главе с Троцким навязали партии дискуссию. В октябре 1923 года, воспользовавшись отсутствием В. И. Ленина, который был тяжело болен, Троцкий начал новую атаку на Центральный Комитет, сваливая на него вину за создавшиеся в стране хозяйственные трудности. Оппозиционеры пророчили гибель Советской власти. Троцкий клеветал на старую большевистскую гвардию, обвинял ее в окостенении и перерождении, заигрывал с учащейся молодежью, называя ее «барометром партии».
Вопреки решению ЦК, осудившему выступление Троцкого как фракционно-раскольническое, оппозиционеры выступали с демагогическими речами, навязывали партийным и комсомольским массам троцкистскую платформу, рассылали клеветнические письма.
В ноябре 1923 года ЦК РКП (б) принял решение открыть дискуссию, которая сразу же охватила все организации. Наиболее остро и напряженно борьба протекала в Москве. Здесь оппозиция сосредоточила свои главные силы. Прежде всего она пыталась взять с бою районные партийные организации столицы. Дискуссионные собрания проходили в чрезвычайно острой обстановке.
Однажды осенью 1923 года Косарева и Сеню Федорова пригласили на собрание в Хлебную биржу. «Мы пришли туда как на обычное собрание, — рассказывает Федоров, — и вдруг началось такое, что мы сначала только изумленно переглядывались, а к концу совсем растерялись.
Один выступающий за другим, а в этот вечер в Хлебной бирже собрались все, кроме Троцкого, лидеры будущей оппозиции бросали страшные обвинения в адрес ЦК партии. Мдивани, например, заявил: ничто уже не поможет, только хирургический путь, ножом надо резать.
Мы были ошеломлены. Что в партии? Что делать?
— Идем к Николаю Николаевичу, — сказал Сашка». Было уже совсем поздно, но в райкоме партии еще светились огоньки. Ребята зашли к заведующему орготделом Мандельштаму, с которым были дружны.
— Николай Николаевич, мы с биржи, пожалуйста, объясни, что происходит в партии?
Два часа просидели они, вникая в слова опытного большевика, который рассказывал им об истории борьбы Ленина с Троцким.
— Организуйте кампанию, идите разъяснять большевистскую линию партии на заводы, на фабрики. Надо увлечь молодежь за собой. Помните, на многих предприятиях района троцкисты очень сильны. Готовьтесь к боям, — с этими словами Мандельштам проводил Сашу с Семеном до дверей.
В эту ночь они плохо спали. Угрозу, нависшую над партией, они восприняли как личную. Решили на следующий день собрать пленум райкома комсомола.
Вскоре в Введенском народном доме состоялась районная партийная конференция. На ней присутствовали представители ЦК партии. Обстановка была накалена до предела. За одних только счетчиков для избрания президиума голосовали полтора часа. За линию партии на этой конференции было подано только на несколько голосов больше. Здесь Саша и Семен окончательно поняли, как опасно положение и какая неусыпная война предстоит с троцкистским блоком. Но ни секунды не сомневались они в том, что ленинская линия партии победит.
Особенно серьезным было положение в вузах района. Здесь имелась благодатная среда для распространения троцкистских идей. Рабочая молодежь еще не пошла в институты, учась пока на рабфаках. Студенты же были в основном выходцами из мелкобуржуазной среды и легко попадали под влияние оппозиционеров. В это время комсомольская организация Московского высшего технического училища имени Баумана почти целиком оказалась на стороне троцкистов.
Саше Косареву пришлось бросить основные силы райкомовского актива в вузы. Сам он взял шефство над МВТУ. Большую помощь оказывал ему в борьбе за молодежь вузов ЦК РКСМ.
Огромная работа по идейному и общеобразовательному воспитанию молодежи, которую к тому времени осуществил Бауманский райком комсомола, принесла свои плоды. Районная комсомолия, а она насчитывала к тому времени около шестнадцати тысяч членов, поддержала большевистскую линию партии, линию райкома комсомола.
Разгром троцкистской оппозиции в Москве, завершившийся к середине января 1924 года, имел важное политическое значение для укрепления единства ленинской партии, ее связи с массами. Московские коммунисты твердо стояли на ленинских позициях. Участие в борьбе с троцкистами закалило Косарева как бойца партии.
Рано утром 22 января в общежитие прибежал парнишка: «Где Косарев? Ленин умер».
Нашли Александра, он побелел как полотно:
— Пошли в райком. Зовите всех.
«Не было у нас тогда ни машины, ни какого другого транспорта, — вспоминает С. С. Федоров, — но в тог же день мы собрали пленум комсомольского актива». А потом все активисты пошли на фабрики и заводы: начались траурные митинги, посвященные памяти вождя.
На другой день на пленуме ЦК РКСМ приняли решение назвать комсомол имени Ленина — Ленинский Коммунистический Союз Молодежи. В июле 1924 года VI съезд комсомола утвердил это решение и обратился к молодежи со специальным манифестом — клятвой верности ленинским заветам.
Ленинский призыв привлек в партию и комсомол сотни тысяч новых бойцов.
В эти дни вступила в партию и мать Косарева, Александра Александровна — это была большая радость для Саши.
Ленинский призыв был последним комсомольским делом, которым руководил в Бауманском районе Александр Косарев…
В ноябре 1924 года по рекомендации ЦК РЛКСМ Косарева избрали секретарем Пензенского губкома комсомола. Вместо него Бауманский райком возглавил Семен Федоров. Но связь с районом, с его активом, с аппаратом райкома Саша не потерял, он как бы шефствовал над ними. Приезжая в Москву по делам, он жил у матери, то есть почти в райкоме.
В Пензе Александра увлек широкий круг совсем новых для него вопросов. В поле зрения Косарева попала целая губерния — с запущенным сельским хозяйством, с проблемами раскулачивания и создания коллективных хозяйств, с огромной невозделанной целиной — малограмотной, отсталой и в культурном, и в политическом смысле сельской молодежью. И Саша восторженно берется за эту целину: ездит по деревням без устали, выступает перед юношами и девушками, убеждает их в том, что сейчас только от их энергии, сознательности и трудолюбия зависит, станет ли деревенская жизнь красивой и сытой для всех.
В Пензенском губкоме Косарев пробыл совсем недолго. Но за два неполных года успел войти в жизнь города и области. Не случайно несколько лет спустя Косарев — уже генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ — продолжал получать письма, которые начинались словами: «Поскольку Вы наш пензяк, обращаюсь к Вам с просьбой…»
На любой должности Саша сохранял широкий взгляд на жизнь, проявлял многосторонность интересов. В Пензе он занимался в основном деревенскими проблемами, а на IV Всесоюзной конференции комсомола в 1925 году выступал по докладу «Деятельность Коммунистического интернационала молодежи».
Энергичный секретарь Пензенского губкома комсомола говорил о том, что нельзя так часто менять членов делегации комсомола в Исполкоме КИМа, это мешает им вникнуть в суть дела. Косарев предлагал шире отражать жизнь и борьбу зарубежной молодежи в газетах и журналах, вести повсеместную интернациональную пропаганду. «Если в Москве и Ленинграде мы мало знаем о КИМе и его работе, то, могу вас уверить, товарищи, в провинциальных и деревенских организациях о нем ничего не знают». Речь Косарева понравилась тогдашним руководителям ЦК комсомола — Чаплину, Соболеву, Мильчакову. «Боевой парень!» — была единодушная оценка. Вскоре Косарев был избран членом ЦК комсомола.
В начале января 1926 года Косарев забежал на минутку к Федорову:
— Сеня, благослови, еду в Ленинград.
После XIV съезда партии, который в декабре 1925 года разоблачил «новую оппозицию», выступавшую против курса на индустриализацию страны, то есть против генеральной линии партии, зиновьевцы отхлынули в Ленинград. Там они еще сохраняли значительное влияние и в партийной, и в комсомольской среде. Время было очень трудное. Еще задолго до съезда зиновьевцы вели фракционную, по сути подпольную, работу в Ленинградской партийной организации. Они двурушничали, заявляя, что они за ЦК, чтобы обмануть коммунистов города и провести делегатами на съезд своих сторонников. А теперь они грубо нарушали внутрипартийную демократию, пытались установить режим организационного зажима и репрессий. Зиновьевцы срывали распространение «Правды» и других центральных газет; преследовали коммунистов и комсомольцев, высказывавшихся в поддержку решений съезда.
Но преданные партии коммунисты оказывали оппозиционерам мощное противодействие. В большинстве районов города и на крупных предприятиях были созданы инициативные группы для пропаганды решений съезда.
Тогда зиновьевцы запретили приносить в партийные коллективы съездовскую литературу, раздавать ее товарищам по работе. Сторонники оппозиции не останавливались даже перед тем, что силой отбирали книги; мешали обсуждать решения съезда не только на партийных собраниях, но и в неофициальной обстановке — во время обеденных перерывов, после работы, дома.
Оппозиционеры в буквальном смысле слова выслеживали сторонников линии съезда, особенно членов инициативных групп. Их не допускали на предприятия и в учреждения, обвиняли в раскольничестве, запугивали всевозможными карами, подвергали необоснованным партийным взысканиям, отстраняли от партийной и основной работы.
Особенно обострилась борьба в первых числах января. Достаточно было оппозиционерам узнать, что на квартире рабочего П. А. Ипатова собралась большая группа краснопутиловцев, как туда был немедленно послан грузовик с активистами из оппозиции, которые стали силой разгонять партийное собрание. Еще более неприглядная история произошла на 3-й табачной фабрике. Здесь, в одной из мастерских, инициативная группа созвала 4 января собрание коммунистов, на которое пришел представитель районной инициативной группы С. А. Туровский. Взломав дверь мастерской, сюда ворвались зиновьевцы. Они разогнали коммунистов, а Туровского, избив рукояткой револьвера, выбросили за фабричные ворота.
Не менее ожесточенно проходила борьба и в городской комсомольской организации. Ее руководители, поощряемые оппозиционерами из партийного аппарата, встали на путь явного неподчинения партии. Они использовали неопытность и политическую незрелость комсомольцев, чтобы настроить их в пользу оппозиции и превратить в свою главную опору в Ленинграде.
Бюро Ленинградского губкома комсомола пошло на неслыханный шаг, отказавшись признать правильными решения XIV съезда партии. Зиновьевцы пытались любыми путями вырвать молодежь из-под влияния партии.
Для прекращения фракционной борьбы и стабилизации политического положения в городе 5 и 6 января 1926 года в Ленинград прибыла группа членов Центрального Комитета ВКП(б) — видных деятелей партии, стойких ленинцев. А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин, С. М. Киров, Г. И. Петровский возглавили идейный и организационный разгром ленинградской оппозиции.
Вслед за ними в Ленинград выехала группа членов ЦК комсомола: А. В. Косарев, А. И. Мильчаков, С. Л. Соболев и другие. Перед отъездом секретарь ЦК РЛКСМ Николай Чаплин предупредил их, что на первых порах им будет нелегко: оппозиционеры сумели перетянуть на свою сторону многих ленинградских комсомольцев. Но в Ленинград уже выехал Киров. Он поможет сориентироваться.
Почти месяц работали члены Цекамола под непосредственным руководством Сергея Мироновича. Каждый день Киров расспрашивал их, в каких ячейках, в каких районах члены бригады были, кто выступал на собраниях, чувствуется ли перемена в настроении комсомольцев, стоящих на стороне оппозиционеров. Ленинградская поездка стала для членов бригады великолепной партийной школой, проверкой их политического и чисто человеческого мужества.
Времени на ознакомление с обстановкой не было. В первый же день Косарева направили в крупнейший промышленный район города — Московско-Нарвский (теперь — Московский и Кировский районы). В нем была сосредоточена значительная часть оппозиционного актива, и поэтому борьба с зиновьевцами с самого начала проходила очень остро. Здесь оппозиционеры вели среди комсомольцев особенно яростную антипартийную агитацию. Поэтому сюда и в Василеостровский район с приездом бригад ЦК партии и комсомола переместился центр борьбы против фракционеров.
Косарев, как и другие члены бригады, за день успевал выступить на нескольких собраниях. С утра до полуночи Саша был на ногах: во многих комсомольских организациях преимущество сохраняли оппозиционные настроения. Он мог бы сказать о своих январских днях в Ленинграде словами С. М. Кирова, который 7 января писал жене: «Не обижайся, что пишу мало, очень я занят, работаю, ни минуты свободной. Положение здесь отчаянное, такого я не видел никогда… Кроме того, что много работы, работа очень сложная и ответственная».
Чрезвычайно пригодился в эти дни Саше бауманский опыт. Сумев быстро разобраться в сложной обстановке района, Косарев смелыми действиями и самоотверженностью завоевал доверие комсомольских масс: его избрали секретарем Московско-Нарвского райкома комсомола.
Сколотив группы из районных активистов — сторонников партии, Александр снабдил каждого бюллетенями с материалами съезда. Это была первая задача — дать правдивую информацию о решениях XIV съезда партии, показать истинную расстановку сил на съезде и поражение на нем ленинградской делегации.
Вторая задача касалась чисто молодежных вопросов. Предстояло убедить запутавшихся комсомольцев в том, что партия не только не преуменьшает роль рабочей и крестьянской молодежи в социалистическом строительстве, как толковали зиновьевцы, но, наоборот, видит в ней передовую ударную силу.
Косарев держал постоянную связь с инициативной партийной группой района, которую возглавлял начальник Высшей кавалерийской военной школы С. А. Туровский. Почти каждый день бывал Александр на Лермонтовском проспекте в кавалерийской школе, где расположился центр группы.
Помогали работе комсомольские инициативные группы, созданные по примеру партийных на крупнейших предприятиях района: на заводах «Красный путиловец», «Электросила», фабриках «Красный треугольник», «Скороход», на Северо-Западной железной дороге.
Этим предприятиям придавалось особое значение, надо было вырвать огромные партийные и комсомольские организации из-под влияния оппозиционеров. Первое публичное выступление Сергея Мироновича Кирова состоялось, кстати, на «Электросиле».
Работать приходилось как в боевых условиях, и день и ночь. Члены комсомольской инициативной группы «Красного путиловца» проникали на завод, проносили под одеждой съездовские материалы и до начала смены раскладывали их на рабочих местах.
Однако именно на «Красном путиловце» очень многие комсомольцы шли на поводу у фракционеров. Когда началось общезаводское партийное собрание, оппозиционеры проломили тараном заводскую стену и запустили на завод две или три сотни обманутых комсомольцев, надеясь с их помощью сорвать собрание. И действительно, оно проходило в чрезвычайно напряженной обстановке. Зиновьевцы, главным образом из числа тогдашних комсомольских руководителей, вели себя по-хулигански, криками и топотом пытались сорвать выступления против оппозиции.
Переубедить разгулявшихся молодчиков было делом непростым. И все-таки в течение нескольких дней с помощью инициативных групп были проведены комсомольские собрания на основных предприятиях и в вузах района. Каждому из них предшествовала серьезная подготовительная работа, состоявшая главным образом в ознакомлении комсомольцев с решениями съезда. Только после этого назначалось собрание. Почти везде позиция Ленинградского губкома комсомола была осуждена. Выступая на собраниях, Косарев вкладывал в слова всю свою убежденность в правоте ленинской линии партии. Здесь, в Ленинграде, впервые в полной мере проявился его блестящий ораторский талант.
Несмотря на умение говорить перед большой аудиторией, а следовательно, несмотря на «охват», Косарев никогда не забывал «спускаться с трибуны». С таким же пылом он излагал свои взгляды какому-нибудь парню, спорил с ним подолгу, настойчиво, горячо, до тех пор, пока тот не становился наконец на правильную позицию, а Саша удовлетворенно говорил: «Хороший парень, этот пойдет с нами».
В сложной политической обстановке города Косарев старался использовать максимально комсомольскую организацию Балтийского флота, куда, он знал, пришло много зрелых комсомольцев. Он часто бывал в Кронштадте, на кораблях, в частях береговой обороны. Косарев вошел в тесный дружеский контакт с комсомольскими работниками флота, убедил их в необходимости участвовать в жизни комсомольских организаций Ленинграда, в частности Московско-Нарвского района. Поэтому моряки часто приезжали на предприятия района, выступали на комсомольских собраниях «Красного треугольника», «Скорохода», вузов.
Военно-морское училище имени Фрунзе, которое находилось на Васильевском острове, обратило на себя внимание Александра совсем с другой точки зрения. Он знал, что сюда пытались проникнуть сторонники оппозиции, чтобы завоевать на свою сторону будущих красных командиров. Здесь Саша выступал в самые горячие дни, рассказывал об итогах XIV съезда партии. Многие из тогдашних курсантов училища говорили потом, что именно речь Косарева помогла им разобраться в той сложной обстановке.
Когда стали готовить комсомольскую конференцию Московско-Нарвского района, Александр привлек к этому комсомольский актив подшефной военно-морской части. На открытии конференции представитель флота отдал рапорт делегатам — это был первый случай в истории ленинградских районных комсомольских организаций. Присутствие военных моряков произвело большое впечатление на комсомольцев, особенно, видимо, на оппозиционеров.
Несмотря на то, что значительная часть бывшего районного актива находилась под влиянием оппозиции, комсомольская конференция Московско-Нарвского района прошла под знаком единства комсомола с партией и горячей поддержки решений XIV съезда.
Разгромить оппозицию удалось в Ленинграде очень скоро — к 21 января отчетно-съездовская кампания была в основном завершена. Объяснялся быстрый успех тем, что для большинства ленинградских коммунистов и комсомольцев, прежде всего рабочих, было характерно отрицательное отношение к политической платформе оппозиции: они одобряли курс на строительство социализма, на социалистическую индустриализацию страны.
В марте 1926 года на VII Всесоюзном съезде РЛКСМ Косарев докладывал по поручению нового комсомольского руководства Ленинграда: «Товарищи! Ленинградская организация считает своим долгом сказать делегатам съезда следующее: без кичливости, без чванства мы желаем заниматься практической работой… Ленинград хочет большевистского единства».
Зал ответил дружными аплодисментами, поднялся и запел «Молодую гвардию».
Косарев вернулся в Ленинград. Предстояло возродить практическую деятельность комсомольских организаций, научить работать новый актив.
Пришла пора поднимать молодежь на социалистическую индустриализацию. За то короткое время, которое провел еще Косарев в Ленинграде, он много сделал для того, чтобы на крупных и мелких предприятиях района молодежь начала бороться за режим экономии и рационализацию производства, за увеличение выпуска продукции.
Работа в Ленинграде стала для Саши Косарева суровым испытанием его политической закалки, его организаторских способностей, стала для него школой партийной зрелости. К юношескому задору прибавилась твердость, умение защищать линию партии при самых тяжелых обстоятельствах, природные задатки руководителя получили шлифовку от общения с такими великолепными людьми и страстными большевиками, как Киров, Калинин, Андреев, Петровский.
Неустанный последовательный борец за осуществление ленинских заветов, Косарев имел право написать в автобиографии такие строки: «Всегда защищал линию партии и ее ЦК. Приходилось активно участвовать в борьбе с центристами, рабочей оппозицией и троцкистами, с ленинградской оппозицией, с углановщиной в Москве, с правыми и различными оппозициями, в том числе и левыми, в комсомоле».
В апреле 1926 года Косарева отозвали из Ленинграда и назначили заведующим организационно-инструкторским отделом ЦК ВЛКСМ.
На этой работе Косарев пробыл около года. Орготдел дал ему возможность узнать в деталях структуру комсомольских органов в стране, познакомиться со сферами деятельности Центрального Комитета комсомола. Очень скоро эти знания пригодились ему.
Косарев принес с собой из районов и заводских ячеек Ленинграда ясное сознание того, как важно комсомолу учитывать интересы молодежи, как важно улавливать самые незначительные изменения в ее настроении. Тогда она станет тем, чем должна быть — опорой и надеждой Советской власти.
Для этого в первую очередь нужен был хорошо подготовленный, так сказать, активный актив, говорил Александр в марте 1927 года на V Всесоюзной конференции комсомола. Тесный контакт с молодежью — вот главное для комсомольских руководителей. Аристократическому отношению к массам, чванству, высокомерию призывал он объявить войну. Делегаты одобряли оратора возгласами: «Правильно! Согласны!»
Так получалось в два-три последние года, что Косарева бросали на самые трудные участки, ему все время приходилось не только переезжать с места на место — в двадцать три года это не слишком обременяет человека, — но каждый раз изменялись масштабы его деятельности. Московский район и Пензенская губерния, район в Ленинграде и вся страна… Нужна была недюжинная хватка, чтобы быстро примениться к новой обстановке, новым проблемам, новым людям.
В феврале 1927 года Косарева избрали секретарем Московского комитета комсомола.
Саша вновь оказался в гуще столичной молодежной жизни. С его приходом в Московском комитете комсомола стали постоянными совещания с представителями заводских и фабричных ячеек, с молодыми рабочими. Здесь обменивались опытом, новыми идеями, обсуждали намеченные горкомом планы. Саша очень любил такие встречи — они давали массу сведений о жизни молодежи столицы. Он остро приглядывался к участникам, особенно к тем, кто выступал с предложениями: так обнаруживался тот самый «активный актив».
На одном из заседаний бюро заведующий отделом МК выступил с каким-то предложением, но говорил он, то и дело спотыкаясь, никак не мог добраться до сути. Выяснилось, что не он его автор. Косарев настоял, чтобы вопрос сняли с обсуждения, а на следующий день вызвали работника райкома, который предложение внес.
— Кто же лучше его, — возмущался Саша, — изложит сущность дела. Да и бюро полезно познакомиться с живым, думающим человеком, а не с бумажкой.
Зная работников низовых комсомольских организаций, Косарев постоянно привлекал наиболее способных к самостоятельной работе.
Но найти инициативных ребят — еще не все. Нужно научить их работать. При горкоме был создан университет комсомольского актива. Саша сам подбирал лекторов, помогал разработать программу, а потом часто выступал перед слушателями. Особенно интересный доклад сделал он о задачах комсомола в связи с культурной революцией.
Косарев постоянно искал новые формы работы с молодежью, часто бывал не только на фабриках и заводах, но и в техникумах и вузах, в комсомольских клубах, молодежных общежитиях.
Вечером после трудового дня нередко звал своих горкомовцев: «Поедем в какой-нибудь клуб, посмотрим, чем молодежь занята». А на следующий день увлеченно рассказывал о том, что увидел и услышал, тут же давал поручения: он не забывал ни одной просьбы или жалобы, которую услышал от комсомольцев.
Везде, где Саша бывал, оставались люди, которых друзьями, может быть, и не назовешь, потому что встреча их часто была единственной, но которые безоговорочно принимали Косарева в число своих близких, тех, кому сам рад помочь и на помощь кого можешь рассчитывать. Великий дар — искренностью, вниманием и простотой завоевать сердца людей, с которыми свел тебя только долг службы. Именно этому таланту обязан был Саша тем, что популярность его среди молодежи росла день от дня. Его любили приглашать в организации, от его посещений всегда многого ждали.
Как-то он был в гостях в Павлово-Посадском районе. Около двухсот комсомольцев собрались в клубе Старо-Павловской фабрики. Не было ни президиума, ни трибуны. Говорили, собравшись в тесный крут. Бывший секретарь Павлово-Посадского райкома комсомола А. Кузнецов вспоминал, какое большое впечатление произвела эта встреча на них, как зажглись ребята идеей борьбы за культурного, гармонически развитого рабочего человека. Косарев горячо поддержал новую форму комсомольской работы, о которой ему рассказывали павловопосадцы, — культпоходы. Райком комсомола планировал как раз организовать для ячеек поездки в театры Москвы. Забронировать билеты помог им секретарь Московского комитета комсомола.
В общих задачах страны, переживавшей культурную революцию, Александр находил ту задачу, которая требовала первоочередной комсомольской заботы, и не останавливался, пока проблема не исчезала совсем. Как говорят люди, знавшие Косарева, у него была удивительная способность направлять силы комсомола на осуществление линии партии. Всесоюзный поход против неграмотности, шефство над всеобщим начальным обучением и субботники в помощь школе — эти общесоюзного значения вопросы не выходили из поля зрения московской комсомолии.
Но были и такие, где столичный комитет комсомола выступал инициатором. Об этом вспоминает один из комсомольцев той поры, Л. Гурвич. Родилась мысль использовать в массовой работе комсомола гармонь, которая в деревне была почти единственным развлечением. Но владели этим «богатством», как правило, кулацкие сынки, они и устраивали посиделки, на которые собирались парни и девчата со всей деревни. В городах гармонь непременно сопровождала пьяные гулянки. В общем, слыла она синонимом бескультурья и в быту и в музыке. Не существовало ни государственного выпуска гармоней, ни нот, ни школ для гармонистов.
И вот Московский комитет комсомола выдвинул лозунг: «Гармонь на службу комсомола!» Немало издевок и насмешек встретил призыв на первых порах.
Косарев рьяно защищал новую идею. И конечно, не ограничивался словами. Он провел целую кампанию в поддержку лозунга. К такому, казалось бы, неглавному направлению комсомольской работы он подошел со свойственной ему широтой и размахом. Нужно популяризировать гармонь — и он подымает на ноги все относящиеся к этому сферы, от музыкальных учебных заведений до фабрик и типографии.
При горкоме была создана специальная комиссия по работе с гармонистами. Бюро регулярно обсуждало ее деятельность. А результаты появились очень скоро.
При Московской консерватории удалось открыть класс гармоники. Такие же классы были созданы при двух музыкальных техникумах. Комиссия добилась государственного производства инструментов и выпуска нот.
Тысячи конкурсов на лучшего гармониста провел комсомол сначала в Москве, а потом по всему Союзу. Инициативу молодежи поддержал нарком просвещения СССР Анатолий Васильевич Луначарский.
Председателем жюри общемосковского конкурса Косарев уговорил стать композитора М. М. Ипполитова-Иванова — ректора консерватории. В состав жюри вошли видные деятели культуры.
Открывая в Колонном зале Дома Союзов конкурс, Косарев говорил о том, что на призыв комсомола откликнулись миллионы молодых людей, что уже заметны сдвиги в распространении гармони.
Закончился конкурс в Большом театре праздником советской гармоники. И тут оказалось, что непризнанный, «некультурный» инструмент обладает богатейшими возможностями. Лучшие певцы столицы — А. В. Нежданова, И. С. Козловский, М. П. Максакова — пели под гармонь. Оркестр гармонистов под управлением дирижера ГАБТа Ю. Ф. Файера аккомпанировал танцу Е. В. Гельцер. Солисты-гармонисты исполняли классическую музыку. Праздник удался на славу.
С тех пор гармонь стала спутником молодежи на демонстрациях и вечерах, на концертах и в походах. А борьба за ее признание превратилась в первый шаг комсомола по развитию художественной самодеятельности.
Сейчас даже странно думать, что когда-то приходилось доказывать, что туризм нужен и полезен. Однако было именно так. В середине 20-х годов этот вид спорта и отдыха в стране практически не существовал. Инициатором развития туризма стал комсомол, в частности Московский комитет. Созданное при нем бюро, собственно, превратилось в первый центр туристской работы в стране. Потом появилась идея создать массовое добровольное туристское общество. Это предложение комсомола было вынесено на широкое совещание при ЦК партии. Защищал его от лица молодежи А. Косарев. Он же был одним из докладчиков, когда вопрос решался окончательно на Оргбюро ЦК партии. Здесь было принято решение создать Всесоюзное добровольное общество пролетарского туризма и экскурсий.
С того момента началось быстрое развитие массового туризма в стране.
Одно из важных начинаний Косарева на посту секретаря Московского комитета комсомола — пропаганда физкультурного движения молодежи. В кружках физкультуры в начале 20-х годов мало кто занимался. Секретарь МК обратил внимание общественности на казенный стиль работы, худосочный социальный состав и мизерную численность профсоюзных кружков физкультуры. Саша встал на защиту предложения комсомола создать спортивные кружки при школах, на заводах и фабриках, в частях Красной Армии. Пришлось основательно повоевать с бюрократами, которые встретили это предложение в штыки. Но и здесь победа досталась комсомолу.
Можно подумать, конечно, что все эти дела диктовались временем, что от решения этих вопросов уже нельзя было уйти, что Косарев занимался ими «по должности». Но так же хорошо известно, что самые насущные проблемы ждут своего решения подчас годами, ждут до тех пор, пока не найдет проблема энтузиаста — живого человека, который будет «пробивать» ее решение вопреки тяжелым условиям, вопреки равнодушию и существованию других, куда более срочных задач. А уж постановка вопроса, стиль организации того или иного дела почти целиком зависят от его вершителя.
Влияние эмоционального, боевого Косарева всегда сказывалось на всех начинаниях, которые он отстаивал. Он боролся за гармонь как за средство массовой музыкальной культуры, потому что сам любил песни, потому что испытывал на себе силу эмоционального воздействия музыки.
То же самое с туризмом, физкультурой и спортом, Александр страстно любил путешествия, знал, как они украшают жизнь, обогащают человека, расширяют его представления о мире и о себе.
Саша прекрасно плавал, ездил верхом, водил мотоцикл, играл в волейбол. Очень любил лыжи, предпочитая недальние походы. У него было много друзей из института физкультуры, и по воскресеньям человек десять-пятнадцать отправлялись за город. Намечали на карте какую-нибудь деревню километрах в двадцати от станции, шли к ней, пили там молоко и только к вечеру выходили снова к железной дороге.
На себе — лучший критерий — проверил Саша, что физические упражнения — это не только здоровье, но и душевная уравновешенность, жизнерадостность, работоспособность наконец.
Все это были грани его богатой натуры. Но он хотел, чтобы каждый юноша и каждая девушка Страны Советов имели возможность получить гармоническое развитие.
Многое из того, за что ратовал Косарев, наталкивалось на яростное сопротивление людей инертных, которым но хотелось ломать давно установленный порядок, по хотелось наживать себе липшие труды и хлопоты. Но Саша чувствовал бюрократов за версту и обрушивался на них со всей своей нетерпимостью, страстностью, бесповоротным стремлением к цели. Он ненавидел бюрократизм и боролся с ним всю жизнь: «Там, где на сцене должна появиться масса, там бюрократическая регламентация — злейший шаг», — писал он в брошюре «Весь Союз — одна ударная бригада».
Время военного коммунизма, время лишений и чрезвычайного положения миновало. Для страны, для партии, а значит — что всегда с особой силой подчеркивал Косарев, — и для комсомола наступила пора строить, строить и строить, поднимать народную промышленность и сельское хозяйство. Это было весьма сложно — переключить сознание людей, особенно молодежи, выросшей уже после революции, с решения задач чисто политических на проблемы хозяйственные, которые многим казались далекими от революции.
Косарев писал в это время в брошюре «Рапорт комсомола»: «Мы воспитываем большевиков…
…Путь этот лежит через непосредственное и активное участие на любом участке социалистического строительства. Только став в ряды бойцов и строителей, только объявив непримиримую, не на живот, а на смерть борьбу с недостатками и промахами строительства, с бюрократами и чиновниками в мундирах и без оных, с подхалимами и молчалиными, может оформиться в нынешних условиях молодой большевик».
В Москве комсомольцы создавали отряды «легкой кавалерии», чтобы выискивать тех, кто мешает явно или косвенно новой жизни. Программа отрядов совпадала целиком со словами Косарева — секретарь МК делал все, чтобы это комсомольское движение стало массовым. В конце 1928 года в Москве уже было три тысячи «кавалеристов», объединенных в четыреста отрядов. Секретаря Московского комитета Сашу Косарева называли «главным кавалеристом».
В это время в Москве, как и в других городах страны, возникали первые ударные молодежные бригады, начиналось движение за повышение производительности труда, за ударные темпы работы, за социалистическое отношение к труду.
Не сходили с повестки дня и вопросы военной подготовки молодежи.
В октябре 1927 года праздновалось пятилетие шефства комсомола над Военно-Морским Флотом, Косарев в составе делегации ЦК ВЛКСМ снова оказался в городе на Неве, снова побывал на боевых кораблях и в частях Балтийского флота. Он встретился с товарищами по тяжелым временам борьбы с ленинградской оппозицией, его прекрасно помнили и принимали как старого друга.
В эту поездку Александр сделал все, чтобы установить постоянную, непосредственную связь московские комсомольцев с их подшефным кораблем — линкором «Марат». Он считал такие контакты очень важными для молодежи: «Шефство комсомола над флотом — это один из каналов, через который комсомол конкретно участвуй? в государственной деятельности».
Военный моряк, соратник Косарева по ленинградскому идейным боям М. Волков, рассказывает о дружбе с секретарем Московского комитета:
«На VIII съезде мы снова встретились с Косаревым. Он, если можно так выразиться, был активным запевалой съезда. Он участвовал в различных комиссиях и работе президиума, выступал с речами по отчету ЦК ВЛКСМ и в связи с переходом на другую работу старейших деятелей комсомола. По его предложению съезд за большие заслуги перед комсомолом избрал почетными комсомольцами Николая Чаплина, Сергея Соболева и других.
Не забыл он в эти дни и о Военно-Морском Флоте, Свои добрые отношения к флоту А. В. Косарев выразил на первом же заседании при открытии съезда. После рапорта начальника Военно-Морских Сил съезду, а это стало теперь традицией, с речью выступил Косарев в форме военного моряка. От имени Московской комсомольской организации он обратился к съезду с ходатайством об избрании начальника Военно-Морских Сил республики Р. А. Муклевича почетным комсомольцем. Съезд единодушно принял это предложение.
Мы, представители комсомола Балтфлота, все время чувствовали внимание и заботу Косарева. Он использовал наше пребывание в Москве для встреч с рабочей молодежью города. Мы побывали на заводе «Динамо», на кондитерской фабрике «Красный Октябрь» и некоторых других…»
Но заниматься практическими делами не всегда удавалось. Идейная борьба в партии и комсомоле еще не закончилась, и «правые» и «левые» еще держались, на противодействие им приходилось тратить много сил. В 1927 году произошла новая вспышка открытых выступлений объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции в Москве. Эти выступления были разгромлены, главарей исключили из партии, а вслед за ними XV съезд партии исключил из партии еще 75 активных оппозиционеров.
В этой борьбе Косарев как секретарь Московского горкома комсомола играл видную роль.
Профессор В. В. Кованов, в те годы студент Московского государственного университета, так пишет об идейных баталиях в студенческой среде:
«На комсомольских собраниях, проходивших обычно в Коммунистической аудитории — одной из самых больших в университете, часто выступал в те дни секретарь Московского городского комитета комсомола Александр Косарев. Помню его — простого, оживленного, в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Говорил, слегка картавя, очень темпераментно, с воодушевлением подчеркивая наиболее важные места взмахом руки.
Выступления вожака московского комсомола вызывали бурную реакцию в зале. Случалось, его пытались прервать подголоски троцкистов: они выкрикивали свои лозунги, принимались стучать ногами. Но их быстро приводили в чувство сами студенты, а если крикуны упорствовали — выводили вон».
Идейная борьба в партии и комсомоле в 1928 году обострилась в связи с наступлением Советской власти на кулачество.
Против политики партии, направленной на социалистическую реконструкцию народного хозяйства, выступили правые оппозиционеры во главе с Бухариным, Рыковым, Томским. Особенно остро борьба с правыми проходила в Московской партпйпой организации, здесь они захватили руководство в Московском комитете и в некоторых райкомах партии. Секретарь МК партии Угланов и некоторые другие партийные работники пытались перетянуть на свою сторону комсомольский актив города. Снова Косареву пришлось отстаивать линию партии, снова от него потребовалось незаурядное мужество и решительность. Столкновение с правыми стало одним из самых тяжких испытаний для принципиальности Косарева.
Московский комитет ВЛКСМ поддержал позицию ЦК ВКП(б). На пленуме МК комсомола в октябре 1928 года было принято решение, нацелившее первичные организации на борьбу с правым уклоном.
Среди рассказов о важных и серьезных делах, которыми занимался Саша Косарев, будучи секретарем московской комсомолии, нужно вспомнить и о том, что был он молод, в двадцать восьмом году ему исполнилось двадцать пять. В этом году он женился на студентке Института народного хозяйства имени Плеханова Марусе Нанейшвили.
Когда Саша вернулся из Ленинграда в Москву, его поселили в гостинице «Париж» (на ее месте построено здание нынешнего Госплана СССР) вместе с другим комсомольским работником, Гошей Беспаловым из Перми.
В длинный коридор этой полугостиницы — полужилого дома выходило множество дверей. За одной из них жила девушка, которая с первого взгляда поразила Сашу. Но он долго не решался заговорить с ней и знал только, что ее отец — старый большевик Виктор Нанейшвили и что они не так давно переехали в Москву из Перми.
Но судьба сама пришла к влюбленному на помощь. Эта девушка позвонила к ним в номер и спросила Гошу Беспалова. Ей очень хотелось попасть на праздничный ноябрьский парад, а билета не было. Гошу же она хорошо знала по Перми. Может, он поможет?
Но Беспалова в тот момент дома не оказалось. Зато был Саша. Он быстро разузнал, в чем вопрос, и, конечно, предложил свою помощь. Но пропуск на Красную площадь удалось достать один, правда, на два лица. Так что им пришлось идти на парад вместе…
После первой же встречи Саша точно знал, что с этой девушкой он не расстанется ни за что. Через два месяца он сказал Марусе: «Давай поженимся». В новом, 1928 году они зажили вместе. Они поселились в Сокольниках, на Русаковском шоссе, в небольшой квартирке.
Летом Косареву удалось вырваться на недельку в Абастуман, где отдыхала у знакомых Маруся. Саша любил Грузию, несколько раз был там, но в этот год она открылась ему в новой красоте: прогулки по горам он совершал теперь вместе с Марусей.
Счастье давало новые силы для работы над собой. Пойти куда-то учиться по-прежнему не удавалось. По-прежнему Александр восполнял нехватку образования самостоятельно. Он часто повторял: «За знания нужно бороться, их нужно брать с бою, упорством и трудом». Комсомольский работник тех лет и друг Косаревых Елена Джапаридзе вспоминает: «Жадный до знаний, Саша много времени уделял учебе, и я с радостью несколько раз выступала в роли консультанта по математике и физике и всегда удивлялась его способностям и умению схватить главное».
На комсомольских активистов тех лет приходилась огромная физическая и психическая нагрузка. Человек такого склада, как Косарев, выдерживал и колоссальное умственное напряжение. Он глубоко изучал каждый вопрос, с которым сталкивала его жизнь, — по книгам, документам, по рассказам специалистов. Начав разрабатывать тему, Саша окружал себя знающими людьми, расспрашивал их дотошно, не стесняясь показаться туповатым. Но зато всегда выжимал из человека главное, докапывался до сути, а через некоторое время мог беседовать со знатоками по самому специфическому вопросу на равных. Косарев был твердо убежден, что, если он хочет толкового подхода к тому или иному вопросу от своего актива, он сам должен знать этот вопрос лучше исполнителей.
Саша всегда очень много читал, внимательно следил за новой художественной литературой, особенно за творчеством молодых, начинающих писателей. Знал их и лично, приглашал в Московский комитет комсомола. И писатели приходили в МК запросто — секретарь создавал там удивительно приятную, непринужденную обстановку. Атмосфера искренней молодой дружбы всем очень нравилась.
«Было в Косареве что-то юношеское, озорное, какая-то открытая простота, постоянная готовность вмешаться в ход жизни, круто ее замесить…
И даже звонкая фамилия — Косарев, ладная, веселая, с каким-то солнечным звучанием очень шла к его тонкой, гибкой фигуре, узким, смеющимся, с хитринкой глазам», — вспоминал писатель Марк Колосов.
А самому Косареву, что говорить, нагрузка порой казалась невыносимой. Но минутная слабость проходила: Косарев по-прежнему оставался тем, кем был, — человеком удивительной работоспособности и энергии.
Он никогда не относился к тому, что делал, как к службе. Комсомол был его жизнью, его увлечением, его призванием. Тратя себя без остатка, он осуществлял самые смелые замыслы, успех сопутствовал ему.
Он был членом ЦК комсомола с 1926 года. В 1927 году участвовал в работе XV съезда партии, его ввели в состав Центральной контрольной комиссии. И вот в 1929 году мартовский пленум избрал Александра Косарева генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ. Началось его десятилетнее пребывание у руля комсомольской жизни страны.
Высокий пост ничего не изменил в доброжелательном, искреннем отношении Косарева к людям, в его живом, некабинетном стиле руководства — Сашу по-прежнему любили все, кто знал.
Работники ЦК быстро стали его друзьями. После работы, не остыв от бурного дня, ехали, как правило, к нему, в Сокольники, и здесь заканчивали рабочие споры или мирно беседовали о новых театральных постановках, о новых книжках до той поры, пока не расходились в оценках — и тогда снова спорили до хрипоты. А то устраивали хоровое пение — в доме Косаревых любили песню.
Жена Александра разделяла с ними все их заботы. Маруся сама много занималась общественной работой и в комсомоле — с пятнадцати лет, и в партии — она стала членом ВКП (б) в 1929 году.
Этим летом в косаревском доме началась подготовка к «великому путешествию». Шестеро ребят во главе с Косаревым и Чаплиным решили спуститься на лодках по Волге. Летом странники отбыли из Москвы. На лодки погрузились на маленькой пристани еще до Нижнего Новгорода. Около месяца спускались по великой реке до Сталинграда. Саша вернулся домой черный от солнца, довольный, отдохнувший, до краев переполненный впечатлениями. Шквал рассказов о невероятных приключениях обрушился на Марусю.
А спустя пару лет было предпринято новое странствие мужчин — на этот раз на озеро Селигер. Первозданная красота озерного края, щедрость его и раздолье потрясли Александра. Он подумал о том, как обидно, что такое великолепие видят лишь случайные заезжие рыбаки да вот такие «первопроходцы», как он с друзьями. Вот где идеальное место для организованного молодежного туризма — эта мысль принадлежала Косареву.
Не забывал он и своих старых друзей, помогал им и сам в трудную минуту шел к ним за помощью. Семена Федорова, который был в это время секретарем комсомола Татарии, Косарев предложил послать секретарем краевого Дальневосточного комитета комсомола. Положение там было чрезвычайно сложное, и Саша хотел, чтобы местным комсомолом руководил проверенный человек. Провожая друга на Дальний Восток, сказал: «Смелый ты парень, Сенька!»
А потом в каждый приезд Федорова в Москву затаскивал его к себе домой и подолгу расспрашивал обо всем. Особенно внимательно слушал рассказы Семена о подвигах комсомольцев во время вооруженных конфликтов, случавшихся там еще часто. Вскоре на Дальний Восток пришло радостное известие — отличившихся матросов и офицеров Амурской флотилии ЦК комсомола награждает за героизм именными часами.
Шел второй год первой пятилетки — началась индустриализация Советской республики. Строились мощные электростанции, в том числе Днепровская и Свирская. Закладывались огромные металлургические заводы — Магнитогорский, Днепропетровский, Криворожский. Страна приступила к строительству Сталинградского тракторного, Горьковского автомобильного, Ростовского завода сельскохозяйственного машиностроения. Закладывались предприятия Комсомольска-на-Амуре.
Надо было мобилизовать комсомол на выполнение этих грандиозных задач. Косарев обратился к Всесоюзной комсомольской конференции 1929 года с неожиданным предложением — устроить пятилетке мощную рекламу. Он предложил «в десятках и сотнях тысяч красочных оттисков, используя всю типографскую технику и досужих на выдумку поэтов, писателей, частушечников, рассказать трудящимся массам о пятилетке и протереть глаза слепым, не верующим в нашу пятилетку. Не зная пятилетки, не сумеешь организовать комсомольскую общественность на ее выполнение».
Через несколько дней в «Комсомольской правде» была напечатана огромная карта страны со всеми новостройками, с цифрами их мощности и сроками пуска. С этой картой комсомольские активисты могли смело отправляться в массы для пропаганды пятилетнего плана.
В 1929 году комсомол провел первую мобилизацию на новостройки. В Сибирь и на Урал уехали 66 тысяч комсомольцев. Всего на важнейших стройках пятилетки работало свыше 350 тысяч комсомольцев. Из них 200 тысяч приехали туда по путевкам своих организаций.
Состав пролетариата значительно увеличился, страна нуждалась в рабочих различных специальностей. В этих условиях особое значение приобретало обучение молодежи, распространение технической грамотности.
Еще выступая на VIII съезде комсомола в 1928 году, Александр Косарев дал глубокий анализ того, что должен делать Союз молодежи на этапе социальной, экономической и культурной перепашки страны. Он говорил о том, что в период превращения России нэповской в Россию социалистическую одним из стержневых вопросов является вопрос о квалифицированных, преданных делу пролетариата кадрах.
В конце 1929 года Косарев получил письмо от начальника строительства крупнейшего тракторного завода на Волге. В. М. Иванов с тревогой писал, что до пуска завода осталось меньше года, но пока неясно, кто на нем будет работать — малограмотные, не получившие специальной подготовки люди не смогут встать к сложным станкам.
Это письмо стало толчком к серьезной и длительной борьбе комсомола за кадры. На бюро ЦК ВЛКСМ был поставлен вопрос «О подготовке рабочих для новых заводов». Решили обратиться с конкретным предложением в Совет Народных Комиссаров СССР — создать на новостройках школы фабрично-заводского ученичества и учебные комбинаты, чтобы ко времени сдачи в действие производственных цехов подготовить для них рабочие кадры. Цель была ясна и сомнений не вызывала ни у кого.
В июле 1930 года XVI партсъезд отметил в решениях необходимость расширить сеть и контингенты школ ФЗУ — основной формы подготовки квалифицированных рабочих кадров из подростков. Правительство дало указание — строительство школ ФЗУ обеспечивать всем необходимым. За пятилетку на их нужды государство отпустило 200 миллионов рублей.
Строительство школ ФЗУ было организовано как настоящее наступление. «ЦК комсомола в этот момент превратился в боевой штаб строительства», — вспоминает бывший заведующий сектором образования рабочей молодежи В. Захаров.
ЦК ВЛКСМ послал на пятьдесят строек своих уполномоченных, которые следили за ходом работ.
В ЦК ежедневно приходили десятки писем и телеграмм, многие — на имя Косарева. Каждый сигнал немедленно получал отклик. «Комсомольская правда» регулярно публиковала сводки о ходе строительства школ. Большую работу вели комсомольские организации Москвы и Ленинграда, Украины и Урала, Сибири, Кузнецк-строя, Магнитогорска и Челябстроя.
И все-таки положение исправлялось медленно. ЦК комсомола обращался за содействием в Госплан и ВСНХ, Косарев говорил с их руководителями — В. В. Куйбышевым и Г. К. Орджоникидзе.
В чрезвычайно сложной обстановке ЦК ВЛКСМ добился завершения строительства нескольких сотен школ. На этих объектах не было водопроводных труб и радиаторов отопления. Стоили они очень дорого, и, чтобы их получить, требовалось специальное разрешение председателя ВСНХ Г. К. Орджоникидзе. Хозяйственники существенно урезали заявку школ на трубы.
Тогда Косарев дал комсомольцам задание: устроить в приемной Орджоникидзе дежурство и добиться необходимого оборудования для строек. Саша регулярно узнавал, как идут дела. И все-таки в конце недели виза была получена! А Орджоникидзе даже похвалил комсомольцев за находчивость и упорство.
Длительная и настойчивая борьба комсомола за признание школ ФЗУ завершилась успешно: если в 1929 году в них учились 73 тысячи человек, то в 1930-м — 473 тысячи, в 1931-м — 585 тысяч, в 1933 году — 1200 тысяч подростков.
Это было одно из тех комсомольских начинаний, слава осуществления которых по праву связана с именем Александра Косарева.
В канун нового, 1931 года у Косаревых родилась дочь Лена. Новые заботы появились у комсомольского секретаря. Жизнь звенела теперь в нем новой, сладкой струной: дочка, его дочка. Он без конца снимал телефонную трубку — как там у вас? А когда поздно вечером приезжал домой усталый и брал на руки девочку, лицо его разглаживалось, светлело, он прятал сиявшие счастьем глаза.
Он, конечно, баловал дочку, но ни у кого не поворачивался язык сделать ему замечание: девочка отвечала отцу такой же любовью. Отъезд в командировку превращался теперь для Александра в проблему: как бы чего не случилось с маленькой Леной. Обстоятельства же сложились так, что ему пришлось почти на месяц переселиться в Сталинград.
Весной 1931 года со Сталинградского тракторного завода вернулся Серго Орджоникидзе. На май намечался пуск пятитысячного трактора, но положение на главном конвейере было неблагополучное, задание выполнялось наполовину. А поскольку работала на Тракторном в основном — восемьдесят процентов — молодежь, Серго предложил Косареву послать туда бригаду ЦК ВЛКСМ и «Комсомольской правды» — оживить комсомольскую и производственную деятельность молодежи.
В мае пять человек во главе с секретарем ЦК комсомола выехали в Сталинград. В поезде обсуждали план работы на Тракторном. Косарев предупредил, что едут они туда не обследовать, а помогать комсомольской организации завода.
Прямо с вокзала пятерка отправилась на завод. Разместились в доме для приезжих, который заменял гостиницу. По соседству в комнате жила уже бригада «Правды». Началась напряженная борьба за полнокровную деятельность заводского комсомола.
На следующий же день после приезда бригады состоялось заседание заводского комитета комсомола и комсомольского актива цехов, а через несколько дней — общезаводское комсомольское собрание.
Решено было обеспечить выпуск пятитысячного трактора к 27 мая: комсомольцы наметили меры для мобилизации всей молодежи на борьбу за пятитысячный.
Секретарь заводского комитета плохо разбирался в сложностях производственной и политической жизни завода, «не тянул» комсомольские дела. Надо было найти опытного, сильного руководителя. Косарев перебрал в памяти секретарей райкомов комсомола в Москве, Ленинграде, на Украине, секретарей крупных заводских комитетов. Кто сможет быстро расшевелить комсомол и молодежь Тракторного, умело расставить силы для ликвидации прорыва? Ночью Саша позвонил секретарю ЦК ВЛКСМ Сергею Салтанову:
— Будь добр, проведи быстренько на бюро ЦК вопрос о посылке секретаря Фрунзенского райкома Москвы в Сталинград.
Но пока приходилось членам бригады самим искать выходы из самых неожиданных ситуаций.
— Саша, не можем никак поговорить с молодежью, которая живет не на заводе, а в городе, — жаловались комсомольские активисты, — после работы все сразу бегут на поезд, им не до собраний.
Косарев задумался:
— А что, комитетчики, если сделать собрание в пути, в самом поезде, он ведь идет больше часа?
Предложение понравилось. Косарев поручил члену бригады Петру Листовскому вместе с комсомольским активом механосборочного цеха подготовить такое собрание.
Они наметили повестку дня, один вагон рабочего поезда украсили лозунгами, а снаружи сделали надпись: «В этом вагоне по дороге из завода в город состоится собрание беспартийной молодежи механосборочного цеха».
Импровизированный «зал» располагал к хорошему разговору, все прошло удачно. С тех пор такие собрания стали проводить регулярно, они полюбились молодежи.
Другая проблема, которой пришлось сразу заняться бригаде, — организация массовой технической учебы. Но не было технической литературы. Правда, вместе с американским оборудованием на завод прибыли инструкции, но все на английском языке. Надо было срочно перевести их и издать. Косарев договорился по телефону с руководством издательства, и завод вскоре получил из Москвы необходимую литературу и инструкции на русском языке.
Только такой стиль командировок Косарев признавал, конкретная помощь — вот их цель и результат.
Положение на заводе оставалось напряженным, работали сверхурочно — по семнадцать-восемнадцать часов. Члены бригад ЦК ВЛКСМ и «Правды» не уходили с завода до глубокой ночи. Некоторые журналисты потом много писали о тех горячих днях. Есть в этих заметках и строки об Александре Косареве.
Вот отрывок из книги Бориса Галина «Время далекое, товарищи близкие», посвященной журналисту Якову Ильину — близкому другу Косарева.
«Косарев, Саша Косарев, вошел, вернее, влетел в комнату Ильина с ватагой комсомольцев, все расшвырял на столе — книги, тетради, карандаши, и потребовал, чтобы Яшка немедля оторвался от своей писанины — и айда на Волгу!
Он был в синей спецовке, руки, лицо почернели от формовочной земли: всю смену Косарев с ребятами штурмовал в литейном, работал на субботнике.
Косарев ловким и сильным движением оторвал Ильина вместе со стулом от пола и закричал:
— Давай, Яшок, на Волгу!
Ильин с грустью посмотрел на стол — заведенный порядок был сломан, бумаги раскиданы. Косарев стоял у него за спиной, торопил.
— Дай допишу, — попросил Ильин, показывая на начатое письмо.
Лукавые, брызжущие весельем косаревские глаза задержались на большом листе бумаги:
— Это кому такое длинное? Личное? Общественное?
— Есть в Иванове в обкоме один товарищ…
— Северьянова? — быстро спросил Косарев. — Это же мой кадр!
— Саша, — звенящим от напряжения голосом сказал Ильин. — Друг мой, Саша! Ты нас с Нюрой разлучил, и ты же еще спрашиваешь, почему я пишу такие длинные письма. Совесть у тебя как у секретаря ЦК есть?
— Имеется, — сказал Косарев, перегнулся через плечо Ильина и карандашом приписал с краю на листе письма: «Иваново-Вознесенск. Секретарю обкомола. Северьянова, вопрос о личном счастье не прост!»
Накупавшись до озноба, дружная компания отправилась в дом, где рабочие жили производственно-бытовой коммуной. Косарева она очень интересовала. Здесь разгорелась жаркая дискуссия о том, правильно ли ребята живут, не входит ли в противоречие их несомненный трудовой энтузиазм с неустроенным, заброшенным бытом.
— А прозрачные человеческие отношения, с ними как быть? — выкрикнул восторженный защитник коммуны.
И тут Косарева будто пронзило — он вскочил на ноги и, сжав худые плечи кудрявого Оськи, в свою очередь, шепотом стал выговаривать ему:
— Ах ты, пламенный Титан! Ясные прозрачные человеческие отношения, а?
И, крепко взяв хлопца за руку, быстрым шагом повел по дому-коммуне. И все коммунары пронеслись за ними бурей — из комнаты в комнату, с этажа на этаж… Всюду было грязно, неубрано, неприглядно выглядели туалетные и ванные комнаты.
— Хлопцы вы хорошие, — Косарев хитро подмигнул, — ребята — огонь! Но гляньте, поглядите внимательно на свой быт: боже, какую грязь вы развели! Ведь каждый из вас, наверное, думает: «Э, пусть мой сосед наводит чистоту и порядок…»
По правде сказать, эти огневые ребята из производственно-бытовых коммун «Искра», «Мотор» были по душе Саше Косареву. Их жаркие лозунги, их готовность к штурмам, к тому, что можно было назвать строительным пафосом, бросались в глаза.
— Но что же делать, ребята, если время этих яростных штурмов отходит в прошлое, если новые времена требуют от нас решения новых, качественно более высоких задач по освоению той самой техники, которую мы с вами монтировали в корпусах завода? И тут, ребята, штурмом ничего не добьешься!
Перед уходом еще долго митинговали на крыльце дома под майским звездным небом».
Особенно трудно стало на заводе перед самым пуском пятитысячного. Старались успеть к объявленному сроку — двадцать седьмому мая. Молодые парни по сорок восемь часов не отходили от станков. Целая смена отказалась уйти с конвейера и работала лишние сутки, чтобы выпустить юбилейный трактор.
В последнюю ночь на сборку моторов вышли бригады «Правды» и ЦК комсомола.
И вот наступил торжественный момент, ради которого было предпринято столько героических усилий.
27 мая в 23 часа 15 минут трактор № 5000, окрашенный в красный цвет, с надписью на радиаторе «Пятитысячный — комсомолу» был готов к спуску. Честь свести его с большого конвейера была доверена генеральному секретарю ЦК ВЛКСМ Александру Косареву.
В книге «Большой конвейер» правдиста Якова Ильина — очевидца событий — есть этот эпизод.
«На спуске Ларичев влезал на трактор вместе с секретарем ЦК комсомола. Учил его, как сводить трактор с конвейера, тот умел рулить, но скорость трактора туго поддавалась, и он сидел на пружинящем сиденье напряженно, насупленно. На него смотрели тысячи глаз.
— Понимаю, понимаю, — говорил он Ларичеву и дергал рычаг к себе.
Ларичев стоял за его спиной, поправляя его движения, тот уже действительно понял, в чем дело, и, дернув неожиданно резко рычагом, рванул трактор с конвейера.
…Трактор уже был в последнем гнезде. Секретарь комсомола стоял сбоку взволнованный; у него сразу появился вид азартного, задетого за живое мастерового; проходившие мимо него девушки шепотом спрашивали у соседей: «Это который же секретарь, вот этот маленький?» И, оглядывая его — в спецовке и голубой майке, они не то разочарованно, не то одобрительно говорили: «Этот наш».
Да, он действительно был «наш»… Вот он стоял такой, как он есть, — невысокий и плотный, взволнованный только одним — как бы свести трактор, ни на кого не наехав, как бы правильно «включить скоростя»?
Ларичев стоял рядом с ним, и это успокаивало.
— Пора? — спросил он, когда трактор поравнялся с ним.
— Да, — отвечал Ларичев, — лезь. — И подал ему руку, чтобы удобней было вскарабкаться.
Секретарь легко вспрыгнул и сел сразу на сиденье. Правой рукой он взялся за руль, левую положил на головку рычага первой скорости.
— Так, — в спину ему дохнул Ларичев, — не бойся, дергай.
Секретарь с силой потянул рычаг к себе, и трактор, уже вступив передними колесами на площадку, вздрогнул и сошел с ленты.
Когда секретарь сел к рулю, по толпе прошел шорох — его узнали комсомольцы.
Неожиданно цех смолк — ощущение внезапно наступившей тишины, в которой явственно слышался треск мотора, как бы сковало толпу. Стало тихо, как в непогоду, перед грозой, все притаилось — и тут упал возглас, упал, как первая капля, упал, и за ним последовали тысячи других возгласов. Секретарь комсомола слышал их отдаленно, вернее — видел их по движениям губ. Мотор шумел, и он все силы, все напряжение мускулов вложил в то, чтобы, проведя трактор по настилу пола четыре-пять шагов, сразу остановить его. Он дернул другой рычаг, и трактор остановился. Обтирая лоб, секретарь размазал на нем пыль и пот. Утираясь платком, поданным; кем-то из толпы, он оглянулся и увидел сотни голов, сотни глаз, радостных и возбужденных, сотни улыбок…»
На торжественном митинге 28 мая выступил Косарев. Он поставил перед комсомольцами новые задачи:
— Сегодня вы одержали первую крупную победу. Было бы ошибкой успокаиваться на этом. Вы должны, вы обязаны освоить технику дела, стать носителями планового режима, четкой организации труда…
Вперед от пятитысячного к пятидесятитысячному!
Его слова были встречены шквалом рукоплесканий.
В приветствии участников митинга Центральному Комитету ВЛКСМ говорилось: «Передавая ЦК ВЛКСМ в лице его генерального секретаря тов. Косарева пятитысячный трактор, просим Центральный Комитет по его усмотрению присудить этот трактор лучшей комсомольской машинно-тракторной станции».
В стране ширилась, разрасталась, обретала плоть идея социалистического соревнования трудящихся. Запевалами и здесь были комсомольцы.
Косарев часто ездил выступать в Бауманский район. 4 марта 1930 года Александр участвовал в собрании беспартийных рабочих в клубе имени Кухмистерова. Говорил он здесь о новом движении ударничества: «Рабочая молодежь проявляет трудовой героизм, ею восхищаются даже враги. Она организует ударные бригады на шахтах, лесозаготовках, в тракторостроении. Вступая в Союз, вы берете на себя обязательство стать ударниками пятилетки и отдать свои силы на пользу рабочего класса».
После его выступления участники конференции коллективно вступили в комсомол, объявили себя ударной бригадой и обратились ко всей молодежи Бауманского района с призывом последовать их примеру.
Весь союз — одна ударная бригада — вот какую перспективу видел генеральный секретарь.
«Уже к моменту XV съезда ВКП(б), — писал он, — мы имели широкую волну производственных конкурсов, перекличек и смотров в среде пролетарской организации комсомола. Это массовое самодеятельное движение… имело исключительно важное значение.
Отсюда, из горячего стремления рабочей молодежи Москвы и Ленинграда, Урала и Украины во что бы то ни стало преодолеть технико-экономическую отсталость своих фабрик и заводов, родилось социалистическое соревнование, идея которого принадлежит Ленину, а инициатива претворения в жизнь — Ленинскому комсомолу».
Но социалистическое соревнование только тогда станет не самоцелью, а средством для создания высочайшей производительности труда, когда его участники превратятся в подлинных революционеров производства. Пока же «комсомол совершенно еще не сунулся в рационализаторское движение».
Начало рационализаторства среди молодых рабочих непосредственно связано с именем Косарева. Он упорно настаивал на технической учебе молодежи, на создании краткосрочных курсов — без знаний вмешательство в дела производства невозможно. «Нам нужны бойцы, а не автоматы». К этой проблеме обращался Александр не раз в своих устных выступлениях и в многочисленных статьях.
На октябрьском пленуме ЦК ЛКСМ Украины в тридцатом году Косарев говорил о том, что нужно создать широкую сеть технических кружков и курсов, наладить совместную работу со специалистами, чтобы все виды технической учебы имели квалифицированных педагогов, составить хороший учебник для молодого ударника. Надо привлечь в качестве руководителей кружков студентов-комсомольцев. Организация технической учебы для молодежи — кровное дело комсомольских комитетов, но они пока толком за это дело не взялись. Все «признают необходимость изучения техники, а вот как достать преподавателя-инженера, где купить литературу, где достать помещение для технического кружка, над этим мало работали».
Ударничество представлялось Косареву слишком важным для государства делом, чтобы можно было пустить его на самотек. Поэтому ЦК комсомола старался привлечь к участию в новом движении все слои населения, в частности — научно-техническую общественность. В начале 1930 года на совместном заседании ЦК и представителей ВАРНИТСО — Всесоюзной ассоциации работников науки и техники для содействия социалистическому строительству — были составлены программы по проведению техпоходов и агропоходов, по выпуску научно-технической литературы, по организации заводов-втузов. Две бригады ВАРНИТСО, созданные при ЦК ВЛКСМ, в течение нескольких лет работали в этих направлениях.
Сильную поддержку со стороны Косарева встретило соревнование молодых ученых. Его ход неоднократно обсуждался на заседаниях бюро. Александр требовал, чтобы комсомольские организации возглавили на местах рассмотрение научных тем, поданных участниками соревнования.
Когда все предложения, а их оказалось около восьми тысяч, были собраны и утверждены, Косарев проследил, чтобы все принятые темы нашли практическое применение в промышленности и других отраслях народного хозяйства.
Давая оценку соревнованию молодых ученых, Александр говорил: «Это громадный успех в деле воспитания интеллигенции из народа, преданной делу построения коммунизма».
Чем больше узнаешь жизнь Александра Косарева, тем сильнее поражаешься силе его мысли, и широте познаний, и, конечно, огромному, титаническому труду, который затрачивал этот человек, чтобы не только не отставать от новой плеяды юношей и девушек, выросших после революции, в новых условиях, получивших возможность учиться — было бы только желание, но идти впереди молодежи, знать больше, видеть дальше, как и положено вожаку, глубоко осознавать интересы партии, государства. В 1930 году на XVI съезде партии А. Косарева избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б).
В летопись комсомола первых пятилеток по праву вошла комсомольская эпопея по участию в строительстве Урало-Кузбасса. Туда были направлены десятки тысяч комсомольцев. Над стройками шефствовали буквально все организации комсомола. Сквозной комсомольский контроль следил за всем, что связано с Урало-Кузбассом: от выполнения заказов строек и продвижения грузов на железнодорожных станциях, в портах до прохождения в учреждениях урало-кузбасских бумаг.
По договоренности между председателем Госплана СССР В. В. Куйбышевым и А. Косаревым был создан Центральный штаб помощи комсомола Урало-Кузбассу во главе с Куйбышевым, Косарев постоянно участвовал в его работе.
Летом 1933 года произошло событие, которое имело огромное значение для дальнейшего хозяйственного развития страны. На предприятиях Урала был проведен так называемый общественно-технический экзамен — своеобразное соревнование за то, кто лучше знает свой станок, кто производительнее работает. Инициатива уральцев получила массовое продолжение. 530 юношей и девушек сдали в следующем году общественно-технический экзамен. Это молодежное мероприятие вылилось в особую форму социалистического соревнования — стахановское движение. Имена его зачинателей-комсомольцев — Алексея Стаханова и Дмитрия Концедалова с шахты «Центральная — Ирмино» в Донбассе, Макара Мазая — сталевара Мариупольского завода имени Ильича, Евдокии Виноградовой — ткачихи Вычугской фабрики в Иванове — скоро стали известны всей стране. Ведущую роль в пропаганде стахановского движения играл Центральный Комитет комсомола.
В 1934 году состоялся XVII съезд ВКП(б). На этом съезде генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ заговорил о новой задаче, которую ставит время перед авангардом советской молодежи.
Четыре с половиной миллиона комсомольцев призваны показывать образцы коммунистического отношения к делу, социалистическую дисциплину труда, поднимать его производительность. Новая форма социалистического соревнования — общественно-технический экзамен — поможет юношам и девушкам овладеть образцовой культурой производительного труда, стать технически грамотными, передовыми рабочими. Все комсомольцы должны получить среднее образование без отрыва от производства.
Надо было немедленно приступать к осуществлению огромной программы.
Вскоре после съезда партии Косарев приехал в Нижний Новгород на завод в составе правительственной комиссии. Сроки у нее были очень жесткими, работали день и ночь. Однако Косарев успел внимательно познакомиться с комсомольскими делами. Особенно с ходом общественно-технического экзамена. Он интересовался, сколько комсомольцев и молодых рабочих не сдали его, как часто ломают они оборудование. Проверив состав комсомольской организации, Косарев выяснил, что подавляющее большинство комсомольцев имеют начальное образование, и предложил создать на будущий год вечерние школы рабочей молодежи на автозаводе.
Школы были организованы, но им пришлось ютиться поначалу в неприспособленных холодных помещениях. Не хватало преподавателей. Мало было карандашей и тетрадей. Заводской комитет комсомола обратился за помощью к Косареву. После энергичного вмешательства ЦК комсомола положение в корне изменилось — школы были укреплены материально и быстро завоевали авторитет и популярность у молодых рабочих.
Каждый год приносил принципиально новые задачи, требовал перестройки работы на новый курс. Только-только решили вопросы по подготовке рабочей смены, только-только отошли от волнующих событий, связанных с пуском новостроек первой пятилетки, как на повестку дня остро встали колхозные проблемы.
Сложная обстановка в деревне требовала постоянного внимания ЦК ВЛКСМ. В июне 1929 года VI Всесоюзная конференция определила задачи комсомола в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства. В этом же году прошел первомайский поход за урожай и коллективизацию. Более пяти тысяч колхозов было организовано по инициативе комсомольцев.
Осенью в ЦК ВЛКСМ стали поступать сигналы о слабом участии комсомольских организаций в хлебозаготовках. Косарев разослал срочную телеграмму комсомольским организациям с указаниями, что нужно предпринять: придать боевой темп хлебозаготовкам, привлечь к этой работе массы молодежи, организуя социалистическое соревнование, сломить сопротивление кулаков, создавать красные обозы, комсомольцев — злостных несдатчиков хлеба — немедленно исключать из союза, отчеты о мероприятиях по усилению хлебозаготовок срочно посылать в ЦК. Деревенским комсомольцам стали помогать рабочие фабрик, ученики и преподаватели техникумов, фабзав-ученики. Они создавали бригады и отправлялись на заготовку хлеба.
Летом 1931 года Александр побывал в районах Воронежской области. Без предупреждения — без звонков и телеграмм — приезжал он в очередную деревню, знакомился с жизнью ячейки, с каждым комсомольцем. Расспрашивал, как тот живет, что делает, о чем думает. А сельские парни и девчата, боясь проронить слово, слушали приехавшего из Москвы к ним в глухомань самого генерального секретаря — на вид обычного парня в юнг-штурмовке, в гимнастерке, подпоясанной широким ремнем с портупеей через плечо.
Косарев и секретарь обкома, переезжая из деревни в деревню, ели, что бог пошлет, то есть чем люди покормят: столовых в сельских краях не было в помине. Спать Косарев предпочитал не в избах, где кишели мухи и блохи, а в копне сена под звездами. Правда, ночевки под открытым небом были не столько необходимостью, сколько удовольствием для городского жителя, дорвавшегося до природы.
В документальной повести Филиппа Наседкина «Красный чернозем» есть эпизод этой командировки, рассказанный от лица секретаря райкома комсомола:
«На встречу с Косаревым пришли члены бюро райкома комсомола, работающие в районных учреждениях комсомольцы, члены бюро хавской комсомольской ячейки.
Собрались в районном клубе. На сцене поставили длинный стол, застлали его красной материей. Левка открыл собрание и предоставил слово мне.
Это был отчет райкома комсомола. Не официальный, какие делают на пленумах и конференциях, а рабочий, будничный. Я говорил без тезисов и подготовленных данных и старался говорить о самом главном. Казалось, чем меньше буду стоять на трибуне я, тем больше на ней задержится Косарев. А ведь мы собрались из-за него. Но старания мои оказались напрасными. Мне долго не давали сойти с трибуны. Из зала один за другим летели вопросы. На этот раз их было почему-то намного больше, чем когда-либо. Да и сам Косарев никак не хотел отпускать меня. Он интересовался всем. И часто спрашивал о том, что не имело отношения к комсомолу. Один раз, когда Косарев спросил, а кто работает в инвалидной артели заготовщиком сырья, я не выдержал и ответил:
— Не знаю. Да это и не наше дело.
На это Косарев, нахмурившись, заметил:
— Нет, наше. Все наше. У нас нет таких дел, которые не касались бы комсомола…
И тут же пояснил, почему задал такой вопрос. В соседнем районе, где они только что побывали, в подобной организации агентами по заготовке работали классово чуждые люди. С документами этой организации они разъезжали по селам и агитировали против Советской власти.
— А кроме того, — сказал Косарев, глядя в зал, — если бы на этой работе были наши активисты, сколько было бы у райкома инструкторов. С таким постоянно передвигающимся активом можно оперативно помогать ячейкам вовремя исправлять упущения и недостатки…
Ребята захлопали в ладоши. А Левка громко объявил:
— Слово имеет товарищ Косарев!
Мы все дружно зааплодировали. А Косарев, остановившись возле трибуны, поднял руку и сказал:
— Товарищи, зачем эти хлопушки? Мы же не на торжественном вечере. Давайте-ка поменьше шуметь и получше работать…
Я слушал его с затаенным дыханием. Комсомольский секретарь! Не каждому дается видеть его. А мы сидели рядом. И различали на его простом лице мелкие оспинки. И слушали его так же, как слушали друг друга.
А Косарев говорил об очередных задачах. В руках у него тоже не было тезисов.
— Плохо еще в деревне с колхозами. И комсомол тут пока что не проявляет себя. А пятилетку надо выполнять. И не только в срок, но и досрочно. Так чего же вы ждете? Почему не боретесь и не деретесь? Может, кто думает, что все само собой придет? Если есть такие, то они ошибаются. Само собой ничего не приходит. А новое и совсем не дружит с самотеком. Оно завоевывается трудом и борьбой…
Когда Косарев кончил речь и сел на место, в зале стояла тишина. Ребята продолжали молча смотреть на него. Я тоже молчал, не зная, что делать дальше. Внезапно Левка захлопал в ладоши. Ребята ответили бурными хлопками. Это была благодарность за деловые советы. И Косарев теперь не пожурил нас. Он только недоуменно пожал плечами, как бы говоря: «Ну что с вами поделаешь!»
В те годы, когда боролись за колхозы, Косарев часто ездил в деревни, поэтому близко знал жизнь колхозной молодежи. В своих выступлениях он всегда оперировал собственными наблюдениями, почерпнутыми во время командировок. Сельские встречи, беседы с деревенскими ребятами в поле и на току, ночевки на сеновале волновали Александра, давали ему, горожанину, массу впечатлении. Он любил природу, чистый воздух, необъятные русские просторы, ощущение воли и счастья, которые рождают они. Поездки в деревню для Саши всегда были радостью. Из каждой он увозил новые знакомства, новую дружбу. Деревенские комсомольцы, с которыми он встречался, потом, не стесняясь, приезжали в Москву, в ЦК комсомола, кто просто за советом, кто за помощью. И они не зря совершали дальний и утомительный путь — секретарь никогда не отказывал во внимании и поддержке.
Для укрепления коллективных хозяйств Косарев использовал разные пути.
На собрании актива ленинградской организации 5 декабря 1932 года Косарев, рассказывая об итогах ноябрьского пленума ЦК ВЛКСМ, поставил перед комсомольцами основную задачу — укрепить хозяйственно-политическое положение колхозов.
Борьба за крестьянина не закончена. Комсомолу деревни рано почивать на лаврах, хоть идея коллективного хозяйства и победила. И пролетариат города не должен оставаться в стороне от этой борьбы.
Косарев требовал от комсомольцев активности, страстности, критиковал руководителей за самонадеянность и зазнайство. «Становись во главе масс, будь на тех участках, где угрожает наибольшая опасность, тогда массы будут тебе верить и тогда массы за тобой пойдут… А писать резолюции, созывать комиссии, говорить речи — этим никого не удивишь. Большевик познается в работе, в борьбе, а не в заседаниях, в речах.
Посмотрите на некоторых наших активных работников: речь произнести — пожалуйста, на любую тему; комиссию создать, резолюцию написать — тоже мастер, а вот пойти в колхоз, по-большевистски драться — этого они не желают, не умеют».
Митинг прошел бурно. Горячие, хлесткие слова генсека взволновали молодежь, им захотелось доказать, что они-то трудностей не боятся, не прячутся в кусты от насущной задачи страны — борьбы за полноценные колхозы.
После совещания Ленинградский горком послал двести лучших активистов, коренных пролетариев, на работу в МТС.
В феврале 1933 года в Москве собрался первый съезд ударников-колхозников. На нем Косарев сделал доклад «Об укреплении колхозов, весеннем севе и задачах комсомола». Большевистская принципиальность и политическая острота в постановке вопросов — отличительные особенности публичных выступлений Косарева — проявились в освещении такого очень важного в те годы вопроса, как переход к коллективному труду. В докладе на съезде ударников генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ буквально раскладывает по полочкам объекты для деятельности деревенского комсомола. Первое — нужно работать лучше всех, показывать пример отстающим. Второе — комсомолец — хозяин, а не гость в своем колхозе. Ударник-колхозник, и в первую голову молодой, должен не только лучше всех работать, но и учиться организации работы колхоза в целом. А для этого нужно знать свой колхоз, что за люди в нем; нужно знать свой колхоз так же, как когда-то знал свое личное хозяйство.
В задачи комсомольцев входит быть зоркими часовыми колхоза, обнаруживать расхитителей общественной собственности. Молодежь колхозов должна овладеть сельскохозяйственной техникой, любить машины и всячески их оберегать. Комсомольские организации обязаны наладить в колхозах подлинное ударничество, перенести опыт соревнования с заводов и фабрик на социалистические поля.
Выступление Косарева сыграло значительную роль в улучшении деятельности комсомола деревни. Это был четкий план — только работай. После съезда колхозное ударничество приобрело широкий размах.
Однажды в ЦК комсомола зашел командир-моряк Душенов. Он возвращался из отпуска, который провел в родных местах, в Северном крае. Душенов рассказал, что там, в колхозе «Передовик», вовсе непередовые комсомольцы. Они не только плохо работают, но и пьянствуют, хулиганят.
— А что, если обратиться к этим комсомольцам с открытым письмом? — предложил Косарев.
Так в марте 1934 года появилось специальное письмо секретаря ЦК ВЛКСМ Косарева к комсомольцам и молодежи колхоза «Передовик». Письмо размножили и разослали по сельским организациям. Текст был резким, нелицеприятным. «Оказывается, вы, комсомольцы и молодежь, — говорилось в письме, — не только не боретесь за укрепление своего колхоза, но, наоборот, подрываете ваше же общее хозяйство… Молодежь часто идет на те посиделки, где орудуют хулиганы, потому что вы, комсомольцы, не умеете ее организовать, потому что там весело, а у вас скучно… У всех ваших комсомольцев низкая квалификация. Видимо, вы решили по-прежнему быть на побегушках. А у вас много молодых сил, их надо направлять на полезные дела, тогда вас начнут уважать. Добейтесь, чтобы все лучшее, что есть в колхозе, было создано руками комсомольцев и молодежи. Лучшие сеялки — комсомольские. Лучшие конюшни на селе — комсомольские. Лучшие тракторы — комсомольские. Изгоняйте из своей среды лодырей и разгильдяев. Добейтесь того, чтобы имя комсомольца стало почетным и уважаемым во всем колхозе и в каждой колхозной семье».
После этого письма оживилась культурная и производственная работа не только в этой ячейке, но и во многих других.
В январе 1936 года Косарев выступал на совещании в Кремле перед передовиками урожайности по зерну, трактористами и машинистами молотилок. Он говорил о том, что в колхозах и совхозах нужно наладить подлинное социалистическое ударничество: «Если не будет ударничества — не будет настоящих колхозов».
На помощь комсомольцам села шли по призыву ЦК ВЛКСМ ученые и специалисты. В письме к А. В. Косареву академики К. И. Скрябин, Д. Н. Прянишников, И. В. Якушин и другие предложили помощь для повышения культурно-технического уровня деревенской молодежи. «Стахановское движение, превратившись во всенародное движение нашей страны, требует еще большей связи науки с практикой, т. к. без знания науки бороться за производство 7–8 миллиардов пудов зерна и подъем животноводства нельзя». Ученые предлагали начать с повышения агротехнических знаний актива комсомола, с проведения специальных семинаров и лекций.
ЦК ВЛКСМ откликнулся на это письмо, и с 15 августа начались занятия молодых председателей колхозов и бригадиров.
Комсомол стал инициатором организации школ и кружков по подготовке квалифицированных кадров для совхозов, МТС, колхозов, инициатором издания для этих школ учебников, проведения агротехэкзаменов. В это время было подготовлено пятьдесят тысяч молодых трактористов и двадцать тысяч комбайнеров-бригадиров.
Под руководством ЦК ВЛКСМ развернулось соревнование между женскими тракторными бригадами, проводилась специальная работа с молодыми коневодами и конюхами.
Сотни лучших комсомольцев были направлены в деревню для пропагандистской работы.
Стахановское движение стало особенно мощным и в промышленности, и на селе во время подготовки к X съезду комсомола — центральному событию 1936 года для молодежи.
Косарев был доволен. Побеждала его давняя идея. Союз молодежи становился пятимиллионной ударной бригадой страны.
Вопросы общей культуры, ее влияния на молодежь, в особенности на сельскую, Косарев никогда не отрывал от задач производственных. Все это взаимосвязано, общий тонус молодежной жизни влияет и на трудовые успехи.
В 1932 году Косарев специально изучал вопрос об удовлетворении спроса молодежи на культтовары. А потом докладывал на VII Всесоюзной конференции ВЛКСМ: «Комсомолу нужно вплотную подойти к вопросам расширения нашей киносети, радиоточек, выработки музыкальных инструментов, фотоаппаратов, патефонов, пластинок и т. д. В том очень большая потребность не только у рабочей, но и крестьянской молодежи. Ни один из комитетов не обсуждал вопроса о фотоаппаратах или о музыкальных инструментах, а ведь живет он рядом с рабочей молодежью. Рабочие ребята рыскают по магазинам, ищут гитару, скрипку, гармошку — не находят, а если и находят, то в пять раз дороже себестоимости. Бегают за фотоаппаратами, за пластинками — не находят. Или патефоны. Видели вы патефоны нашего производства? Задумали сделать хорошую вещь, а сделали чепуху: патефоны, которые с первого завода портятся. И еще имеют наглость выпускать их на рынок. А ведь каждый из вас охотно послушает патефон.
Или вот пластинки. Я ознакомился с нашей пластиночной фабрикой в Апрелевке. Кстати, она единственная в СССР. Годовая мощность фабрики — 2 млн. пластинок. Я не говорю уже о дороговизне пластинок, о плохом качестве — вы все это знаете. Я хочу сказать о тематике пластинок. Я пробовал закупить пластинки для Дальнего Востока. Буквально нечего выбрать.
Дайте хорошую музыку послушать, хорошую классическую музыку, хорошие старые песни, хорошие песни различных национальностей! Старые — я говорю в том смысле, чтобы дали песню звучную, музыкальную, красивую. Этого-то нет или очень мало. А вот как закалять металл, такие пластинки есть. О производственно-технических процессах есть… Надо установить наш жесткий контроль (но одновременно помощь) над этим производством и рынком».
Благодаря вмешательству комсомола в работе музыкальной промышленности уже в тридцать втором году наметился перелом. Если в 1933 году выпускалось 4 тысячи- роялей, то к 1937 году планировалось увеличить их выпуск до 60 тысяч. Намечалась реконструкция фабрики «Красный Октябрь» и строительство шести фабрик в Тбилиси, Ростове, Москве, Новосибирске, на Урале и Украине. В 1933 году должны были начать строить фабрику смычковых инструментов. Завод в Апрелевке подлежал коренной перестройке, годовая мощность его доводилась до 30 миллионов пластинок. Такая же фабрика строилась на Украине. В 1933 году в Москве открылся Дом граммофонной записи.
Александр Косарев постоянно боролся за верность ленинским принципам руководства. Его приводило в ярость равнодушие к жизни простых рабочих парней и девчат, которое позволяли себе некоторые деятели в комсомоле. К ним Косарев был безжалостен. Бюрократизму, чинопочитанию, безразличию к судьбам людским и недобросовестности в делах объявил он вечный бой. И со времен Бауманского райкома до конца жизни ни на день не складывал оружия.
ЦК ВЛКСМ было разработано Всесоюзное положение о группах «легкой кавалерии». Их деятельность приобрела характер целого движения. На «легкую кавалерию» Косарев смотрел как на систему контроля, в которой участвуют широкие массы: «Народ все отважный, горячий и преданный своему делу. «Легкая кавалерия» без мандатов рыскает по всем нашим учреждениям, выявляет бюрократов и бесхозяйственников, головотяпов и лодырей, приносит большую помощь РКИ».
В отделах ЦК ВЛКСМ были созданы отраслевые бригады «легкой кавалерии». Несколько раз в год созывались областные, краевые и всесоюзные слеты «кавалеристов», чтобы подвести итоги проверок и наметить новые объекты для «атак».
Всесоюзные рейды «легкой кавалерии» превратились в большую силу, из года в год расширяли сферу влияния. Они проводились в помощь стахановскому движению, они проверяли работу школ, детских садов, яслей, заводских медпунктов, общежитий молодежи, работу транспорта, состояние рабочего снабжения, подготовку к весеннему севу и уборочной страде в колхозах. На бюро или секретариате систематически обсуждались результаты проверок. Особую неприязнь вызывали в Александре бюрократические замашки некоторых комсомольских деятелей, чиновничий стиль в работе комсомольских органов.
23 июля 1933 года Косарев выступал на объединенном пленуме Ленинградского обкома и горкома ВЛКСМ. В Ленинграде он бывал часто, как бы шефствовал над комсомолом города, где пережил трудные и важные для себя дни. Тема его доклада на этот раз звучала так: «Ленинскому комсомолу — большевистский стиль работы». Досталось же его «подшефным»!
Генсек говорил о том, что районные комитеты часто прибегают к администрированию вместо того, чтобы учить людей работать. В качестве примера того, как формализм губит самое хорошее начинание, он привел случай из ленинградской практики. Горком комсомола должен был провести союзный день, посвященный сбору членских взносов, 17 июля. А постановление о порядке его проведения было отпечатано 16 июля в шесть часов вечера. Естественно, до ячеек оно не дошло. Важное мероприятие сорвалось только из-за того, что горком не удосужился принять решение заранее.
«Если бы чувствовалось беспокойство за членские взносы, то проследили бы, когда это решение в типографии отпечатано, кто его понес в районы, в какой день, в какой час, когда его привезли, кому передали, дошло ли оно до ячейки, читал ли это решение секретарь цеховой ячейки и доведет ли он его до комсомольцев? Вот как хороший организатор-большевик должен поступать».
Ленинградский горком «отличился» еще раз — по его сводке о состоянии производственной работы Володарский район должен был дать 780 цифр. Косарев объяснил происхождение столь абсурдных указаний. «Областной и городской комитеты комсомола слишком много пишут, причем интересно то, что всякий имеет право писать и диктовать районам. В результате несчастные районы находятся в таком положении, что на их голову сыплются со всех сторон бумаги; и заведующий пишет, и замзав пишет, и инструктор пишет, и секретарь пишет, и в конце концов трудно найти того, кто же не пишет, кто не дает директив?»
Болтать поменьше, работать побольше — с таким призывом-требованием обращался генеральный секретарь к комсомольскому активу.
Косарев обрушивался на механическое насаждение сверху форм комсомольской работы и тупое их копирование. «Осмысли и делай» — вот принцип, который необходим комсомолу, а не тот, что изобрели в одном из районов Средне-Волжской области. Циркулярному указанию райкома о системе работы по-новому был предпослан лозунг: «Не думай, а делай!» «Этим лозунгом, — говорил Косарев, — можно создать только рай глупцов, хотя бы и энергично работающих». В комсомоле же должна постоянно биться критическая мысль, критическая оценка жизненных явлений и опыта. Нельзя допускать разделения организации на руководителей и исполнителей, «то есть на людей, удел которых думать, писать директивы, и на людей, думать которым не дано и с которых спрашивается одно лишь выполнение того, что надумали другие.
Такое «разделение труда» приводит к расцвету махрового бюрократизма, когда сильных, смелых, живых парней не выдвигают на руководящую работу — слишком беспокойно, они ведь не уважают эполет и мундиров. Зато с готовностью выдвигают «Шуткиных», которые блещу! фразой, которые всегда при любых обстоятельствах поддерживают секретарскую линию и будут поддерживать до тех пор, пока большинство с секретарем».
В брошюре «Комсомол на арене классовых боев» Косарев писал: «Посмотрите фабрично-заводскую ячейку. Разве она свободна от этих явлений? На нем рабочая кепка, засаленная кожаная тужурка, он энергичен, на словах он прямо герой, а бороться с мастером-бюрократом…, бороться с ним у себя на заводе, вышибить его с завода он не смеет, потому что мастер играет значительную роль в вопросах повышения разряда. Разве таких конкретных типов оппортунизма нет?
Он и в МК каждый день заглянет, дабы осведомиться — нет ли какой-нибудь директивы новенькой, что, мол, думаете делать, поклясться всего себя отдать за революцию. Он прикидывается революционером, а на деле он — штамповщик, он — аллилуйщик. И вот с этими явлениями в нашем активе, в Ленинском комсомоле должна быть открыта священнейшая борьба, ибо это есть борьба за большевистское воспитание нашей молодежи».
Под руководством Александра Косарева сотрудники аппарата ЦК комсомола проходили прекрасную школу живой, конкретной работы с людьми. Александр всегда критиковал комсомольских руководителей, в действиях которых нет огонька, у которых все регламентировано, все засушено: «Эти люди, завернутые в резолюции, как в пуховые одеяла, мирно, спокойно почивают и думают, что они руководят организацией… Нужно, чтобы молодые люди двигались быстрее, жили боем, борьбой, дрались, как истинные большевики».
Сам Косарев постоянно искал интересный опыт, легко схватывал суть нового предложения и, если чувствовал, что оно дельное, становился энтузиастом начинания, делал все, что мог, для того, чтобы дать хорошей идее жизнь. Настоящий руководитель должен всегда опираться на массу, в ней черпать мудрость свою и силу. Александр так организовал работу Центрального Комитета, что вместе с ним постоянно работало множество людей, и не только комсомольцы-активисты, но и инженеры, ученые, писатели.
Ему чуждо было высокомерие, приказной тон, а тем более окрик, грубость. Начальник отдела или секретарь, инструктор или референт, машинистка или курьер — никто из работавших под его началом никогда не заметил по отношению к себе генерального секретаря, какой высокий пост он занимает. Со всеми Косарев был одинаково приветлив, внимателен и прост в обращении. Его почти все звали Сашей. Это не было фамильярностью, но, наоборот, свидетельствовало о доверии к нему и любви, о дружеском расположении и самом искреннем уважении.
Косарев оказывал всегда большое доверие аппарату ЦК. Но в то же время контроль за исполнением заданий, за осуществлением принятых решений являлся главным моментом в деятельности Косарева. Контроль, контроль и еще раз контроль — без него все резолюции и замыслы становятся пустым звуком. У Александра была прекрасная память, и часто, не дожидаясь, когда к нему придут с докладом, он приглашал работника к себе и спрашивал, как движется выполнение того или иного решения. Ото всех он требовал ответственности за порученное дело, правдивости. Не терпел разболтанности, волокиты, ругал за проявление формализма и перестраховки в комсомольской работе.
О контроле за исполнением принятых решений в комсомольской работе он писал: «Надо сказать, что у нас есть особые специалисты, которых не столько интересует процесс исполнения, сколько создание и оформление соответствующего решения. Они не могут представить себе работу своей организации без обширной канцелярии. В итоге постановлений буквально появляются груды, и низовой комсомолец зубами скрежещет, потому что все постановления — а им нет конца — ложатся на его хребет. Он не знает, за что ему браться. Разрывается на части, разбрасывается».
Душевная простота, практическая сметка, живой интерес к судьбам людей делали Косарева притягательной фигурой для молодежи, а острая реакция на происходящее, богатый опыт помогали ему побеждать в спорах и дискуссиях.
На бюро ЦК ВЛКСМ однажды Косарев поставил вопрос о технической пропаганде среди молодежи и вовлечении передовых комсомольцев в науку. У него нашелся оппонент. Бухарин возразил генсеку: мол, комсомольцев до этого нужно научить чистить зубы. Косарев возмущенно осадил новоявленного барина: «Нам нужны свои коммунистические деятели науки и профессура, способная воздвигать здание коммунизма и вести молодежь к вершинам коммунистического общества. Если мы воспитаем такую молодежь, то она будет способна научить и вас, Бухарин, чистить зубы».
Косарев никогда не позволял себе того, чего не терпел в других — насмешливой фамильярности, пренебрежительного отношения к собеседнику, какое бы положение он ни занимал. Всегда первым побуждением Александра было внимательно выслушать человека, понять его заботы, не отгораживаясь непосильностью своих.
Писатель Марк Колосов вспоминал: «Сначала Косарев прилежно вслушивается в речь оратора, стараясь постичь, что это за человек и что хочет сказать? Но вот он убедился, что нет в этом человеке живинки. Тогда-то и появляется на лице его недобрая усмешка. Зато уж, если порадует оратор крупицей живой мысли, живого жизненного опыта, доброй шуткой, Косарев весь преображается, сияет, светится ласкающим глаз внутренним светом, щедро излучающим признательность и одобрение».
Особое значение Косарев придавал работе с письмами комсомольцев и несоюзной молодежи. «Я убежден, что письма — это политика», — часто повторял он.
Несмотря на чрезвычайную загруженность, Александр каждый день находил время для просмотра писем комсомольцев, присланных на его имя. Он требовал, чтобы каждые пять дней ему докладывали о судьбе писем, которые он прочел. К этому же он приучал секретарей обкомов и райкомов.
Вот что рассказывает работник ЦК ВЛКСМ тех лет Александра Гавриловна Навроцкая: «За формальные и казенные ответы Косарев ругал, а иногда и наказывал. В таких случаях он никогда не щадил ничьего самолюбия, не считался ни с каким чином.
Помню, как однажды, узнав, что на письмо пионер-работника Пахомовой был дан очень сухой, казенный ответ, который даже нельзя было назвать ответом, а просто отпиской, вроде «…Вашей просьбы удовлетворить не можем… мы даже не знаем, куда вам посоветовать обратиться» и т. д. — Александр Васильевич поручил предварительно узнать, кто Пахомовой не ответил на второе письмо, присланное в ЦК, разыскать это письмо и после этого поставил вопрос на обсуждение бюро. В решении было записано — «ответ, данный т. Пахомовой, считать неправильным».
Особенно чутко относился Александр к письмам колхозной молодежи. Его одинаково волновало и то, на что жаловались комсомольцы-лесорубы Красноярской МТС, которым задерживали выдачу зарплаты и спецодежды, и то, что в деревенских избах-читальнях нет избачей, и то, что в колхозных клубах не организованы хоровые кружки, и то, что задерживается сбор подарков для ребят.
Когда ему жаловались комсомольцы или он сам замечал недостатки при выездах в сельскую местность, он быстро реагировал: писал письма в соответствующие организации, ставил некоторые вопросы на бюро или обязывал аппарат заниматься теми или другими вопросами и обязательно сообщать ему о результатах.
Из писем рядовых комсомольцев Косарев часто черпал материал для своих выступлений и на больших совещаниях поражал руководителей областных и городских комсомольских организаций знанием таких фактов из жизни «глубинки», о которых местные руководители и не подозревали.
Год от года Александр совершенствовал свое ораторское мастерство: отточеннее становилась мысль, каждое слово, каждая фраза. Характерно для его выступлений свободное владение фактами, непринужденные переходы от обобщений к конкретным примерам и, наоборот, отсутствие трафаретных мыслей. И при всей глубине, остроте и актуальности раскрываемых тем — эмоциональность, живой контакт с аудиторией. Нередко ему бросали реплики с мест: он легко, всегда остроумно их парировал.
Ясное! ь мысли, глубинный анализ происходящих в стране событий, удивительно точное угадывание перспектив самых разных сторон жизни делают статьи и речи Косарева чрезвычайно интересными и сейчас. Злободневность многих его высказываний для сегодняшней комсомольской практики не вызывает сомнений.
Природные способности и годами отшлифованное трудолюбие обеспечивали Косареву успех в самых разных областях деятельности. Он научился писать статьи доходчиво, сжато, не уходя от основного. Это умение пришло не сразу, потребовало кропотливой и упорной работы над рукописями, но оно; это умение, пришло. Ясное, четкое изложение конкретных фактов, четкость выводов, образный живой язык — отличительные особенности косаревских статей. За десять лет он выпустил около сорока брошюр — совсем немало, если учесть чрезвычайную загруженность комсомольского секретаря. К частым выступлениям в молодежной печати Косарев призывал всех комсомольских руководителей. И смеялся над теми, которые «дают беседы корреспонденту»:
— А почему он сам не снизошел до того, чтобы написать в газету? Ведь чем больше комсомольский работник будет писать, тем организованней и лучше он привыкнет мыслить.
На Всесоюзном совещании редакторов комсомольских газет 7 октября 1934 года Косарев подверг суровой и обоснованной критике работу многих комсомольских органов печати. Он говорил о том, что в редакциях нет перспективного плана работы, журналисты не всегда знают, что, в каких пропорциях преподать и что нужно освещать сегодня, что завтра, а что послезавтра. Он требовал вырваться из плена казенного лексикона, писать грамотным, чистым русским языком. «Если посмотреть статьи, которые помещаются в комсомольской печати, нетрудно заметить, что язык, которым они написаны, выдернут из плохого циркуляра плохого комитета. И еще вы хотите, чтобы, читая их, молодежь расчувствовалась, вы хотите вызвать в читателе какие-то волнующие эмоции. Чепуха! Циркуляр эмоций не дает».
Косарев имел право на такие поучения, потому что сам не поленился пройти нелегкую школу словесного мастерства, сам подолгу работал над языком своих статей, старался, чтобы каждая фраза звучала убедительно и была на месте.
В доме Косаревых была великолепная библиотека. По каталогам издательств заказывали все более или менее интересные издания. Александр старался, если не прочесть, то хотя бы просмотреть все новые произведения советской литературы. И это была для него своеобразная школа. Особенно внимательно читал произведения классиков, пытаясь уловить секреты их вечного мастерства.
Работал Александр вполне профессионально: умел собирать материал, постоянно накапливал факты, примеры, фиксировал собственные наблюдения и сведения, которые где-то слышал. А потом использовал этот богатый материал и в устных выступлениях, и при работе над рукописями. Многие навыки почерпнул он и в непосредственном общении с работниками пера.
У Косаревых дома часто собирались комсомольские журналисты, писатели. Саша любил эти «сходки». Разговоры затягивались до ночи, по нескольку раз принимались пить чай, гости все не расходились, а хозяин в пылу споров забывал, что громкие голоса могут разбудить маленькую дочку и что жене, наверное, хочется спать. Проблем же было так много, что всех все равно не обсудишь. В начале 30-х годов внутри Российской ассоциации пролетарских писателей шла отчаянная борьба с политиканством и администрированием в литературе. Передовые писатели отстаивали свое право на творческую работу, на тесную связь с современностью.
Обстановка внутри писательской организации очень волновала Косарева, особенно в связи с воспитанием молодых поэтов и прозаиков. Методы администрирования в литературе были решительно осуждены Центральным Комитетом комсомола, «Комсомольской правдой». Генеральный секретарь приветствовал лозунг «прощупать жизнь своими руками», выдвинутый молодыми литераторами. На заседании секретариата ЦК партии, где обсуждались вопросы дальнейшего развития литературы, он убедительно защищал позицию комсомольских писателей, желающих идти в ногу со временем, участвовать своим писательским трудом в строительстве социализма. 23 апреля 1932 года ЦК партии принял решение «О перестройке литературно-художественных организаций». В нем шла речь о необходимости объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти, в единый Союз советских писателей.
На следующий день, когда решение появилось в газетах, у Александра Серафимовича на квартире собралась группа писателей — Ф. Гладков, Ф. Панферов, Б. Горбатов, Я. Ильин, В. Билль-Белоцерковский и другие» Пришел и Косарев, который жил теперь в том же доме, что и Серафимович. В тот вечер Саша говорил о том, что считал самым главным для молодой советской литературы. Он говорил о герое-современнике, которого ждет молодежь. Образ борца, строителя, человека чистой души ждет своего воплощения. А примеров в окружающей жизни сколько угодно. Он рассказывал о своих встречах с прекрасными людьми, самоотверженными, бескорыстными, и пожилыми, и совсем юными, каждый из которых достоин стать прообразом литературного героя.
Но литературный труд — дело небыстрое, а пока Косарев поддержал новую идею — выехать на самые горячие участки новостроек, выпустить сборники очерков о нефтяниках Баку, о Кузбассе, о Сталинградском тракторном. В Кузбасс поехали Ф. Панферов и В. Ильенков. О Тракторном написал книгу Я. Ильин. В Баку собиралась отбыть целая бригада — Александр Исбах, Михаил Юрин и молодые рабочие-писатели Володя Резчиков и Сережа Тарасевич.
«Перед выездом мы зашли к Косареву, — вспоминал один из членов бригады, А. Исбах. — Он готовился к важному докладу. Но помощник его, тоже молодой литкруж-ковец, Коля Ислентьев пропустил нас «вне очереди».
— Ну чего же я могу вам, ребята, сказать? — задумался Александр Васильевич. — Я ведь не писатель и не нефтяник. Главное — зоркий глаз. Поживите там подольше. Меньше заседайте, больше бывайте на промыслах, на заводах, в Черном городе. Покажите, как новое борется со старым в технике, в быту. Покажите, как рядом, плечом к плечу трудятся отцы и дети. Главное, чтобы все это было правдиво, без сюсюкания, без этакой слащавости и иконописности… Да, кстати… — оживился он и, открыв ящик своего стола, вынул оттуда толстую тетрадь в черном коленкоровом переплете, полистал ее. — Неплохо бы рассказать о новом турбобуре инженера Капелюшникова. Как мешают ему бюрократы. И… — он хитро подмигнул, — помогают комсомольцы. А потом… — Косарев снова полистал тетрадку, — есть там в поселке Эрзерум Новомасляный комсомольский завод… Понимаете, комсомольский. От директора до кочегара все: инженеры, сгонщики, приемщики — комсомольцы. И техника там — на уровне фантастики.
И потом еще, — снова клеенчатая тетрадь, — в Суруханах интересный бурильщик — бригадир, комсомолец Салим Салаев. Хорошо бы с ним познакомиться. Да поглубже… Ну, да вы сами увидите, что к чему. Я же не писатель и не бакинец…
И опять хитроватая улыбка скользнула по его губам.
— Ну, желаю успеха, — тепло сказал Саша, прощаясь. — Жду вас с новыми стихами, очерками, рассказами. О романах я уже не говорю. Вернетесь — первым делом ко мне. Коля, — крикнул он Ислентьеву, — дай им письмо в Баку насчет всякой помощи в работе. Ну, еще раз… Ни пера ни пуха…
Все «рекомендации» Косарева оказались очень точными. И о Капелюшникове, и о комсомольцах Новомасля-ного завода, и о Салиме Салаева я опубликовал потом очерки в «Правде», в «Комсомолке» и издал книгу «Борьба за промысел», которую преподнес, конечно, в первую очередь Косареву».
Александру Косареву довелось общаться со многими писателями. Он был знаком с Горьким и Роменом Ролланом, с Маяковским, Серафимовичем, Островским.
Однажды Косарев помог устроить встречу только что вернувшегося из-за границы А. М. Горького с молодежью Бауманского района. Александр заехал за писателем, чтобы вместе отправиться в клуб имени Кухмистерова. Горький засыпал Косарева вопросами, ему явно нравилась живая непосредственность комсомольского секретаря. Александр свободно обсуждал с писателем не только молодежные проблемы, но и сложные процессы, происходившие в советской литературе и искусстве.
— А как теперь с кулачными боями, со «стенками», — неожиданно спросил Алексей Максимович. — Есть еще? В молодости я их нагляделся. Жестокая штука!
— Теперь уже мало, — ответил Саша. — А еще несколько лет назад на московских окраинах случались. Я сам с Благуши и помню, что драки были почти единственным развлечением.
Горький внимательно смотрел на сидящего перед ним простого рабочего парня. Как, должно быть, сложен и в то же время благодаря завоеваниям революции прост был его путь к вершинам государственной деятельности…
Летом 1933 года вышла книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Косарев ей очень обрадовался: «Вот о чем я говорил, вот то, что нужно молодежи». Он принял горячее участие в судьбе больного писателя, помог устроить его переезд в Сочи.
Писатель Марк Колосов писал: «Я припоминаю, как радовался Косарев нашему открытию этого произведения, как был признателен за то, что мы помогли автору отредактировать роман и опубликовали, не откладывая до той поры, когда его труд будет окончательно отшлифован, предоставив тем самым возможность автору оттачивать свое произведение в последующих изданиях».
Николай Островский, отчитываясь на бюро Сочинского горкома ВКП(б) в 1935 году, начал так: «Товарищи, роман «Как закалялась сталь» — это мой ответ на призыв секретаря ЦК ВЛКСМ товарища Косарева к советским писателям создать образ молодого революционера нашей эпохи».
Вскоре писатель получил от Косарева письмо:
«Дорогой товарищ Островский!
Костя Ерофицкий обратился ко мне по поводу переиздания Вашей книги «Как закалялась сталь» в Ростовском издательстве.
Два раза читал эту книгу я. Нахожу, что для воспитания нашей молодежи, чем больше тиража эта книга будет иметь, тем лучше будет для нас…
Эта книга есть жизнь многих молодых, проверенных и закаленных кадров нашей великой революции.
Сердечно жму Вашу руку в надежде на скорое личное свидание с Вами.
Ваш Саша Косарев».
Осенью 1936 года эта встреча состоялась. Косарев с семьей отдыхал в поселке Магри на Кавказе, где по его инициативе был открыт дом отдыха ЦК ВЛКСМ. Здесь проводили отпуск руководящие работники комсомола и комсомольцы-передовики: шахтеры, машинисты-железнодорожники, колхозники, парашютисты, пограничники.
Отсюда, из Магри, Косарев несколько раз ездил в Сочи к Островскому. Обнаружив, что писатель живет в неважных условиях, добился для него места в санатории. Александр очень старался, чтобы Николаю Островскому создали условия, в которых больной писатель смог бы плодотворно работать.
Заботу о молодых литераторах Косарев сочетал с высокой требовательностью к ним, к их профессиональному долгу. На X съезде ВЛКСМ он подчеркнул это особенно:
«Унаследовать лучшее в культуре — это не значит «проработать» две-три книжки или приобрести собственную библиотеку, которая служила бы украшением жилья.
Несколько лет тому назад Шекспир, Бальзак, Гёте, Пушкин, Горький, Ромен Роллан и другие классики литературы были знакомы только узкому кругу нашего актива. Сейчас положение коренным образом изменилось, выросли художественные вкусы нашей молодежи. Некоторые современные писатели и поэты никак не хотят понять такой простой истины, что мы не можем согласиться с тем, чтобы наша великая советская литература была менее значимой, чем та, которая создана всей предшествующей историей человечества. Наше настоящее так красочно, наше будущее так величественно, что мы, несомненно, имеем все основания создать такую литературу, какую человечество никогда еще не имело».
Эту свою твердую уверенность и сознание грандиозной ответственности перед историей Косарев старался передать писателям и поэтам.
16 августа 1929 года Косарев открыл первый слет четырехмиллионной пионерии страны. Подготовка к нему была проведена так, что всколыхнула не только комсомол и пионерские организации, но и всю общественность страны.
А спустя девять лет в октябре 1938 года на торжественном пленуме в честь 20-летия Ленинского комсомола Косарев говорил уже о девятимиллионной организации советских детей, объединенных в триста тысяч пионерских отрядов.
Косарев считал коммунистическое воспитание детей делом чрезвычайной государственной важности. Работа пионерских отрядов и ликвидация детской беспризорности, производство игрушек и художественное оформление детских книг, снабжение школ учебниками и репертуары детских театров — все это обсуждалось на многих бюро ЦК.
Для работы в Центральном бюро юных пионеров отбирались самые талантливые и энергичные сотрудники ЦК. Александр внес много интересного в жизнь пионерских отрядов, например, по его предложению костры стали постоянной формой пионерской работы.
Косарев ревностно относился к случавшимся тогда попыткам принизить роль пионерской организации, свести ее деятельность к внешкольной работе: «Мы никогда не согласимся на ликвидацию пионерской организации. Созданная комсомолом, она… провела огромную воспитательную работу среди детей, подготовила многих из них в комсомол. Пионерорганизация должна жить», — говорил он.
Ни на один год не ослаблял генсек внимания к работе с детьми, с пионерами и школьниками, он требовал совершенствовать пионерскую работу, искать новые ее формы.
На XI пленуме ЦК ВЛКСМ в 1935 году он говорил о том, что на пионерскую работу с детворой следует выделить лучшие силы Ленинского комсомола. По предложению ЦК партии во все школы Москвы, Ленинграда, Киева и Харькова были назначены комсорги ЦК ВЛКСМ.
Брали на эту роль, как правило, работников райкомов, обязательно с высшим образованием.
— Это был наш костяк, — вспоминает бывший секретарь ЦК ВЛКСМ Валентина Федоровна Пикина, — мы много занимались с ними. Через комсоргов происходил обмен опытом между школами, с их помощью внедрялось в пионерскую и комсомольскую работу все новое, передовое.
Особо беспокоил ЦК комсомола подбор вожатых в пионерские отряды. На эту работу следовало посылать комсомольцев не моложе двадцати лет, политически грамотных и культурных людей, которые могли бы явиться для пионеров примером хорошего поведения, образованности.
В октябре 1935 года из Харькова поступило тревожное сообщение: в области не хватает полутора тысяч вожатых. В Харьковский обком комсомола пошла срочная телеграмма Косарева. Она же была напечатана на первой полосе «Комсомольской правды» 9 октября 1935 года:
«ЦК обязывал вас к 15 сентября закончить пересмотр и комплектование пионеротрядов вожатыми.
Несмотря на то, что прошло уже полтора месяца учебного года, полторы тысячи пионеротрядов области остаются до сих пор без вожатых.
— Это свидетельствует о неслыханном игнорировании со стороны Харьковского обкома решений XI пленума ЦК, о продолжающемся нетерпимом отношении к делу подбора кадров пионерработников.
Предлагаем вопрос о комплектовании пионеротрядов вожатыми обсудить на специальном бюро.
Двадцатого октября ЦК заслушает ваш ответ».
В подобных случаях от добродушия и сердечности Косарева не оставалось следа. Его решения были жесткими, безапелляционными, быстрыми, причем захватывали они не только непосредственных виновников. На таких ошибках генсек учил всех. После случая на Харьковщине 16 октября у Косарева состоялось совещание шестидесяти комсоргов ЦК и старших вожатых школ Москвы.
Как, по какому пути развиваться советской школе — эта проблема волновала Косарева постоянно и часто обсуждалась на Бюро ЦК ВЛКСМ. И каждый раз, прежде чем решать тот или иной вопрос, Александр по нескольку раз собирал работников аппарата, советовался с Надеждой Константиновной Крупской и Анатолием Васильевичем Луначарским, с наркомом просвещения РСФСР Андреем Сергеевичем Бубновым.
По инициативе Александра Васильевича на Бюро ЦК был поставлен вопрос о введении в школах уроков труда как специальной дисциплины. Косарев предложил обследовать десять-пятнадцать школ Москвы и Ленинграда, на их базе убедиться в целесообразности введения такого новшества.
Только после тщательного изучения вопрос об уроках труда был вынесен на обсуждение Министерства просвещения.
Одним из важнейших вопросов, которые поднял Косарев в январе 1931 года на IX съезде ВЛКСМ, был вопрос о политехнизации средней школы. Этой идее В. И. Ленина уделяли большое внимание в 20-е годы Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, ЦК РКСМ. Но дело продвигалось туго, и вот Косарев снова в свойственной ему острой и конкретной форме нацеливает комсомолию на решение этой проблемы.
Без политехнизации системы народного образования, без политехнического воспитания подрастающего поколения не удастся «создать рабочего, который стоял бы на уровне все возрастающей техники».
Косарев говорил о том, что нужно техническую культуру внедрить в быт, в семью:
«Здесь непочатый край работы для пионерской организации. Почему ребенок должен возиться с допотопной куклой, побрякушками или солдатиком? Почему мы нашему ребенку не можем дать техническую игрушку? Говорят, что это дорого стоит. Верно. Но было бы желание заняться этим, и то, что было дорогим, будет дешевым. Это не пустяковый вопрос. Речь идет о направлении ребенка в сторону техники, ее познания, о развитии в нем соответствующих наклонностей. Чем черт не шутит, — в будущем это, может быть, вознаградит нас тысячами пролетарских Эдисонов. Например, в Америке существует специальный институт, который научным образом разрешает эту проблему и который дает ребенку дешевую занятную и техническую игрушку».
Интересные и полезные дела — вот основа трудового воспитания советских ребят. В этом Косарев был твердо убежден, этого упорно добивался. К решению проблемы трудовой и политехнической подготовки школьников он подходил с разных сторон. Выставки детского творчества, детские фильмы, книги и журналы — все должно было служить, по мнению генсека, единой цели. По его инициативе начали издаваться многие журналы для пионеров и комсомольцев, в частности, журнал «Техника — молодежи».
Когда в январе 1931 года в Кремлевском дворце открылась первая выставка пионерских работ, Косарев, посмотрев ее с А. А. Андреевым, устроил ей широкую рекламу. Все экспонаты выставки были перенесены сначала в залы Политехнического музея, а потом демонстрировались в павильонах Парка культуры и отдыха имени А. М. Горького. Эту выставку посетили многие старейшие члены партии — Н. К. Крупская, М. И. Калинин, М. И. Ульянова, Е. Д. Стасова. Всех восхитили умелые работы школьников. Когда в ЦК обсуждался вопрос о любительских кружках в колхозах, Косарев выступил сторонником сохранения и развития кружков детского технического любительства и сельскохозяйственного опытничества. Александр Васильевич считал, что именно этим кружкам нужно создать хорошие условия для работы. Они должны действовать в школах, в Домах пионеров, в Домах колхозных ребят. Но кардинальное решение вопроса Косарев видел в другом. Центрами практической и методической работы с детьми по технике должны стать детские технические станции. Такие станции были созданы и получили в 30-е годы широкое распространение в стране.
Так, по крупицам, из различных мероприятий комсомола складывалась система трудового воспитания детей.
Александр Косарев придерживался твердого убеждения, что нельзя засушивать работу с детьми, нельзя приучать их к рапортам, к делам «по бумажкам», сковывать их инициативу, гасить жизнерадостность. И в то же время нужно учить их скромности, критическому отношению к своим поступкам.
Волновали генсека все стороны воспитательной работы. Например, на одном из заседаний Бюро ЦК ВЛКСМ Александр выступил с резкой критикой Наркомпроса по поводу эстетического воспитания в школе:
«Вместо того, чтобы организовать в школах обучение детей музыке, пению, рисованию, танцам и другим видам искусства, создать стабильные программы и учебники, организовать подготовку необходимых кадров, Наркомпросы и органы на местах передоверили это важное дело так называемым домам художественного воспитания детей…»
Косарев не ограничился критикой Наркомпроса, он поставил перед ЦК ВКП(б) вопрос о введении во всех школах преподавания музыки, пения и рисования, об издании учебников по этим предметам.
ЦК комсомола и сам Александр Косарев сделали очень много для того, чтобы Дворцы и Дома пионеров сделались центрами работы самодеятельных хоровых, музыкальных, драматических кружков.
«Он не просто ставил на бюро вопросы для обсуждения, — вспоминает А. Г. Навроцкая, — после бюро эти вопросы переносились на фабрику детской игрушки, комбинаты, типографии детской книги, фабрику «Союздетфильма» и т. д.». Это был стиль деятельности Косарева, стиль настоящей большевистской работы.
Большую роль в воспитании детей отводил Александр Косарев детской литературе, кино, театру. Ничто, начиная от художественного оформления тематических планов «Детиздата», издательства «Молодая гвардия», журналов «Мурзилка» и «Вожатый» и кончая строительством комбината детской книги, не проходило мимо его внимания. Он деятельно во всем участвовал, именно к его помощи прибегали в трудные моменты. Вокруг генсека постоянно был круг детских писателей, сценаристов, драматургов.
В январе 1936 года в Москве состоялось первое совещание по детской литературе. Косарев говорил на нем заключительное слово. Растить добрых, честных, трудолюбивых людей — вот к чему должна стремиться детская литература. Не поучать ребят должна книжка, а вдохновлять на благородные поступки и мысли. Это выступление Косарева запомнилось слушавшим его надолго.
Косарев пользовался большим авторитетом. Он был очень популярный человек. Самые неожиданные вопросы поэтому приходилось подчас решать Александру Косареву.
Однажды к нему на прием пришел вор. Четырнадцатилетний Володя Кирик — беспризорник начал воровать только, чтобы как-то прокормиться, а потом уж — по привычке. Но бесприютность, постоянный страх «провалиться» и полная безнадежность впереди все больше тяготили его. И тогда подросток решился на отчаянный шаг.
В кабинет Косарева вошел щуплый паренек, замялся у порога.
— Проходи, садись, — сказал генсек.
Мальчик, не подымая глаз, прошел к письменному столу, оставив у дверей чемодан, присел на краешек стула.
— Как тебя зовут?
— Володя Кирик.
— Ну, что скажешь, Володя?
Паренек по-прежнему не глядел на секретаря, только мял в руках засаленную кепку да старался спрятать под стул свои видавшие виды башмаки.
— Да ты не бойся, Володя, я ж тебя не съем, видишь же сам, я не страшный вовсе. А раз пришел ко мне за советом, так давай говорить по душам. Чем смогу — помогу.
Тут посетитель впервые взглянул на Косарева. А увидев смуглое улыбающееся лицо, приветливые, чуть раскосые глаза и непослушный темный вихор на макушке генерального секретаря, заговорил торопливо, сбивчиво, но искренне.
Его будто прорвало. Подросток рассказывал про свою голодную и холодную жизнь, про то, что родителей потерял в десять лет, что попал в компанию беспризорников чуть постарше, которые уже вовсю промышляли воровством, что и сам быстро втянулся в бродячую жизнь.
— Но теперь я не ребенок, — Володя встал, — и не хочу больше быть не как все люди, хочу работать, а не воровать.
Кирик подошел к двери, взял чемоданчик, поставил на стол и раскрыл. Там были деньги.
— Вот вчера обокрал актрису цирка. Верните ей деньги. Больше чужого не возьму.
Парнишка на этот раз смело встретился глазами с Косаревым:
— Хочу быть честным человеком.
Косарев поднялся из-за стола, подошел к Володе, положил ему руку на плечо:
— Я тебе верю, Кирик, и помогу. А теперь ступай, да захвати чемодан — отдашь его в приемной моему помощнику. Через три дня приходи — решим, чем тебе заняться.
В тот же день Александр рассказал о мальчике Калинину и Крупской, вместе думали, как с ним быть.
Через три дня Кирик снова сидел в кабинете генерального секретаря:
— Ну что, Володя, как ты смотришь на то, чтобы стать водолазом. Парень ты смелый, думаю, не по-боишься?
Кирик вскочил, глаза у него сияли:
— Спасибо, спасибо, Александр Васильевич, я постараюсь, я вас не подведу.
Так бывший вор Владимир Кирик оказался в школе водолазов. Он окончил ее с отличием и стал прекрасным специалистом. Впоследствии Кирик участвовал в операции по поднятию затонувшего корабля «Сибиряков» и был награжден за это орденом Красного Знамени. Он стал, как и обещал Косареву, честным тружеником. А когда пришла Великая Отечественная война, Кирик был отважным бойцом и геройски погиб в одном из боев.
Еще задолго до того, как стать генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ, Косарев интересовался работой комсомола за рубежом. В 1924 году он был введен в состав русской делегации на IV конгресс Коммунистического интернационала молодежи. В 1928 году участвовал в работе V конгресса КИМа и стал членом Исполкома Коммунистического интернационала молодежи. А когда оказался во главе комсомола страны, вопросы международного молодежного коммунистического движения превратились в часть его постоянной работы. Поэтому история развития этого движения тесно связана с именем Косарева. Он участвовал как руководитель советской делегации в первом Международном антиимпериалистическом конгрессе молодежи во Франкфурте-на-Майне летом 1929 года. В 1927 и 1930 годах Косарев ездил в Берлин нелегально. Работники Исполкома Коммунистического интернационала молодежи вспоминают, что не было ни одного секретаря легального или нелегального Союз?. Коммунистической Молодежи, с которым не поговорил бы Косарев. Его знал, уважал и любил самый широкий актив КИМа. У Александра появилось много настоящих друзей среди видных деятелей международного коммунистического движения. Особенно близок он был с Раймоном Гюйо, Артуром Беккером, Фрицем Гроссе, Ольгой Бенарио.
Когда же кто-то из кимовцев отправлялся за границу нелегально, обязательно заходил к Саше посоветоваться. Он рассказывал, как лучше конспирироваться, особенно — чтобы не обнаружить незнание языка. В руководстве КИМа были его земляки — в Исполкоме с 1930 по 1934 год работал Семен Федоров, а председателем его до 1937 года был Василий Чемоданов.
Среди эпизодов деятельности Александра Косарева за рубежом есть несколько особенно ярких.
В сентябре 1933 года Косарев впервые оказался в Париже. Здесь был созван Всемирный конгресс молодежи против империалистической войны и фашизма. Около тысячи юношей и девушек собрались в столице Франции.
Организовал конгресс Всемирный комитет борьбы против империалистической войны и фашизма, во главе которого стоял Анри Барбюс. В повестку конгресса был включен доклад Александра Косарева о советской молодежи. Он же возглавлял маленькую делегацию Советского Союза из пяти человек. В нее вошли передовой рабочий с московского завода АМО Константин Тимофеев, незадолго до этого награжденный орденом Ленина, модельщица одного из ленинградских заводов Мария Зайцева, украинская колхозница Наталья Будниченко, рабочий и студент-заочник из Казани Хабибула Загидулин.
Члены делегации давно, как говорится, «сидели на чемоданах», а французских виз все не было. Только за три дня до начала работы конгресса в ЦК ВЛКСМ пришла долгожданная телеграмма: «После многократных просьб министерство согласилось дать визы, запросите их в посольстве и известите нас. Анри Барбюс». Поэтому в Париж они приехали за час до открытия конгресса, а во дворец Мютюалите, где он проходил, явились, когда вся тысяча участников была в сборе. Советскую делегацию сразу обступили, засыпали вопросами, тянулись пожать руки друзьям из новой России.
Косарев делал доклад на следующий день. Текст в переводе на три языка — французский, английский и немецкий — роздали делегатам. Но они все равно внимательно вслушивались в незнакомую русскую речь, следили за жестами и лицом Косарева. Многие делегаты впервые видели советского человека. Когда Александр закончил доклад, делегаты поднялись с мест и запели «Интернационал». Представитель Саарской области вручил советской делегации красное знамя — символ борьбы против фашизма.
Среди участников конгресса было более ста молодых социалистов. Буржуазные же газеты, в частности орган социалистов «Попюлер», обрушились на конгресс молодежи, именуя его «коммунистическим маневром», а участников — марионетками в руках русских коммунистов.
В ответ на эти враждебные выступления самые передовые из молодых социалистов решили устроить свое собрание и пригласили туда Александра Косарева — изложить точку зрения советской молодежи на проблемы борьбы против фашизма и империалистической войны.
Вот как рассказывает об этом событии переводчица русской делегации в Париже:
«Перед началом своего выступления Косарев сказал:
— Я буду говорить по-русски, а Тамара Мотылева переведет мою речь на один из иностранных языков — на французский, немецкий или английский, как вы хотите. А перевод на другие языки пусть идет параллельно, чтобы не терять времени, вы уже позаботьтесь об этом сами.
Участники собрания недовольно зашумели, а Пьер Тюротт, председатель собрания, вполголоса объяснил нам:
— Никто тут не возьмется переводить. Видите, какая накаленная атмосфера — у нас много внутренних разногласий, взаимного недоверия. Придется вам перевод на все три языка взять на себя.
На том и порешили. Косарев делал перерывы после каждой фразы и терпеливо ждал, пока я ее переведу на три языка. Кто знает, может быть, ему и кстати были эти перерывы: он внимательно наблюдал за аудиторией, за сменой ее настроений, обдумывал выражения, подыскивал аргументы. И по мере того, как он говорил, все более отчетливо ощущалось расслоение среди присутствующих — большинство принимало речь Косарева сочувственно, с доверием, а меньшинство продолжало злобствовать.
Общение оратора и слушателей становилось все более живым: Косареву задавали вопросы, возражали, и он каждый раз находил верный тон для ответа.
Женщина не первой молодости, сильно напудренная, с вычурной прической, назвавшаяся представительницей социалистической молодежи Марселя, несколько раз подавала недоброжелательные реплики: ей сильно не нравился ход собрания.
— Что скажут о нас те, кто послал нас сюда, — сокрушалась она, — когда узнают, что мы установили контакт с русскими коммунистами!
Косарев тут же парировал:
— Тем, кто в своих поступках руководствуется не убеждениями, а боязнью, «что про меня скажут», тем бы лучше заниматься домашним хозяйством, а не играть в политику.
Дама из Марселя побагровела, и куда только девалась ее чопорная благовоспитанность! Она завопила:
— Невежа! Идиот!
Но большинство собравшихся встретили слова Косарева одобрительным смехом и аплодисментами.
Косарев одержал явную моральную победу. После собрания многие подходили к нему — пожать руку, получить автограф, поговорить. Ему задавали вопросы еще и еще, и он с готовностью отвечал. Он вышел из зала обессиленный, но довольный. Мне он сказал только:
— Ну и досталось тебе сегодня!
После конгресса мы оставались в Париже еще пять дней. Мы проделали все то, что полагается проделать тем, кто видит Париж в первый раз: поднялись на Эйфелеву башню, постояли в Лувре перед Джокондой, погуляли по дорожкам Версальского парка, осмотрели Нотр-Дам. А по вечерам встречались с парижскими рабочими в коммунистических мэриях Иври, Сен-Дени, Альфорвилль или сидели в маленьких ресторанчиках и кафе с французскими товарищами — руководителями коммунистического юношеского движения. Неистощимо бодрый, всегда немного насмешливый Раймон Гюйо рассказывал о боевых делах французского комсомола, обаятельная Жанетта Вермерш пела задорные песенки — иногда мы даже неумело пытались подтягивать ей. Все это было радостно и вдохновляюще, все это запомнилось надолго.
Но самым ярким впечатлением от той давней поездки в Париж осталось для меня собрание молодых социалистов и речь Косарева, сумевшего — не ораторскими эффектами, а силой логики и партийной страстности — рассеять туман предубеждения, привлечь новых борцов на сторону антифашистского дела, завоевать нашей стране новых друзей».
В апреле 1935 года Косарев снова оказался в Париже — он возглавлял делегацию советской молодежи на Международной юношеской антивоенной конференции.
В связи с созывом Всемирного конгресса мира в Брюсселе в сентябре 1936 года во многих странах были созданы комитеты движения за мир.
В СССР в такой комитет от комсомола вошел А. В. Косарев.
В эти же дни в Женеве проходил Всемирный юношеский конгресс борьбы за мир. И здесь выступление руководителя советской молодежи Александра Косарева было одним из центральных, тоже вызвало бурную реакцию.
Один из представителей религиозных организаций потребовал копию проекта Советской Конституции, чтобы собственными глазами увидеть пункт о гарантии свободы совести в СССР. Получив документ, делегат вынужден был публично просить извинения у Косарева и у всего конгресса «за то, что позволил себе усомниться в правильности утверждения о свободе совести в СССР».
А потом полтора часа, до поздней ночи, руководитель советской молодежи отвечал на вопросы делегатов. Реплики Косарева часто были резкими, обличительными. Он критиковал, в частности, те «левые» социалистические организации, которые бойкотировали конгресс, чтобы не встречаться с реакционерами, и те католические организации, которые не желали бороться за мир в единой строю с коммунистами. Слова Косарева запали в душу каждого делегата, и очень скоро, когда разгорелась война в Испании, они вспомнили пророчество советского коммуниста:
«Когда над мирными городами появятся бомбовозы агрессора, одинаково будут переживать величайшие страдания и муки молодые католики, социалисты, республиканцы, демократы, христиане, коммунисты. Юноши и девушки всех стран мира, перед такой страшной угрозой давайте сплотим свои силы и объединим их в борьбе за мир!»
При поддержке Александра Косарева был создан в 1937 году Всесоюзный комитет интернациональных связей молодежи. Членом комитета был он сам. Перед новой общественной организацией стояли благородные задачи: пропаганда и укрепление мира и дружбы народов, ознакомление молодежи капиталистических стран с жизнью молодежи СССР и установление непосредственных контактов между ними.
Косарев участвовал во всемирных форумах молодежи против угрозы войны, часто выступал на собраниях и вечерах перед советской молодежью с докладами о жизни молодежи в капиталистических странах, о ее борьбе за единый фронт против фашизма и войны.
Много сил отдавал Косарев оборонной работе. Понимая, что развивающаяся авиация сыграет ведущую роль в будущей войне, он со свойственной ему страстностью пропагандировал занятия авиаспортом как первый шаг для молодежи к профессии летчика.
На IX съезде в 1931 году Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи принял шефство над Военно-Воздушными Силами Красной Армии. Авиация стала предметом постоянной заботы комсомола. Бурную деятельность развернул ЦК ВЛКСМ. Поскольку Косарев считал, что личный пример — лучшая агитация за любое дело, секретари и другие работники ЦК комсомола осваивали авиационную технику, учились летать на самолетах, прыгали с парашютом.
ЦК ВЛКСМ специально обсуждал вопрос, кто должен показать пример в освоении авиационной техники, в развитии парашютизма — это дело тогда только начиналось.
20 ноября 1934 года по предложению Александра Косарева Бюро ЦК ВЛКСМ приняло решение создать при ЦК группу по обучению летчиков. А к 22 мая 1935 года летная группа из работников ЦК уже начала заниматься. Первыми летчиками и парашютистами стали секретарь ЦК ВЛКСМ по военно-спортивной работе Павел Горшенин, секретарь Московского горкома Серафим Ильинский, секретарь ЦК ЛКСМ Украины Сергей Андреев.
Александр тоже записался в группу и уже предвкушал радость полета, дома только и разговоров было, что про прыжки с самолета. Но Бюро ЦК комсомола запретило ему это. Саша огорчен был чрезвычайно.
Он часто бывал в Московском аэроклубе, который был создан незадолго до этого по инициативе Косарева и носил поэтому его имя. Там у него было много друзей — и летчики и парашютисты. Как-то, проведя целый день на аэродроме, наглядевшись на полеты планеров и самолетов, Косарев признался:
— Эх, сам бы пошел в летную школу. Влюблен я в авиацию…
Косарев не стал летчиком, но всю душу и всю свою всепобеждающую энергию вложил в развитие молодой советской авиации. Он интересовался конструкторской и производственной деятельностью авиационных заводов, ездил туда сам и отряжал для помощи их комсомольским организациям работников ЦК. Под постоянным контролем были и летные училища.
За весьма короткий срок удалось привлечь к авиации самое широкое и горячее внимание молодежи. К X съезду комсомола в стране уже действовало 140 аэроклубов. Энергично осуществлялся лозунг IX съезда «Комсомолец — на самолет!». В 1935 году аэроклубы Осоавиахима подготовили в пять раз больше пилотов, чем в 1932 году.
Особенной популярностью пользовался парашютный спорт. Все мировые рекорды здесь принадлежали советским спортсменам. К 1935 году с самолета прыгнули уже 20 тысяч человек, с парашютных вышек — миллион двести тысяч.
В феврале 1935 года Косарев отчитывался перед ЦК ВКП(б) и Наркоматом обороны о достижениях Ленинского комсомола в развитии авиации. Но он писал не только об успехах, а и о трудностях, о том, что этому делу нужна помощь государства.
«Необходимо: на 1 миллион рублей запчастей для самолетного парка Осоавиахима; увеличить и удешевить выпуск парашютов; снабдить Осоавиахим легкими спортивными машинами типа истребителей в количестве 100 штук» и т. д. и т. д.
К письму Косарев прилагал большой список парашютистов, планеристов и инструкторов парашютного и планерного дела, которых ЦК ВЛКСМ представлял к награждению орденами Советского Союза. Почти все представленные в списке Косарева получили правительственные награды.
Летом 1935 года на Тушинском аэродроме состоялся большой праздник — комсомол и авиация отчитывались за четыре года совместной работы. Массовые достижения показывали авиамоделисты, парашютисты, молодые мастера пилотажа на планерах и самолетах.
Генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза Н. А. Каманин вспоминает об одном из организаторов этого праздника: «Мне часто в 30-е годы приходилось встречаться с Косаревым в самой различной обстановке. Он всегда производил на меня впечатление волевого, высокоорганизованного, целеустремленного, умного и чуткого вожака молодежи, беспредельно любившего Родину и свой народ. Но никогда я не видел его таким радостным, веселым и удовлетворенным, как в этот день на аэродроме. Среди авиационных спортсменов Косарев чувствовал себя своим. Его здесь знали, любили, уважали».
Подводя итоги шефства комсомола над авиацией между IX и X съездами ВЛКСМ, Косарев говорил: «…Общепризнано, что мы стали душой и сердцем Осоавиахима, что все новые начинания в общественной оборонной работе связаны с именем Ленинского комсомола… Партия поставила перед нами боевую задачу — стать поколением крылатых людей… Все, что есть самого передового в мировой авиационной технике, должно стать нашим. Летать дальше, выше и быстрее всех — вот задача, которая должна вдохновлять инженеров, конструкторов, пилотов, планеристов и парашютистов».
Не оставался без комсомольского внимания и Военно-Морской Флот. В декабре 1929 года VI пленум ЦК ВЛКСМ дал указание всем комсомольским организациям — шефам военных моряков — держать краснофлотцев в курсе своих дел, знакомить с опытом участия в социалистическом строительстве. Поднимая такой будничный вопрос, генеральный секретарь имел дальний прицел: отслужив срок, моряки придут в народное хозяйство, хорошо, если они будут с ним знакомы.
На этом же пленуме было решено построить за два года подводную лодку имени Комсомола для подшефного флота. А средства для строительства собрать среди комсомольцев, всей трудящейся молодежи и пионеров.
Кампания проходила успешно. Не раз этот вопрос обсуждался на Бюро и Секретариате ЦК ВЛКСМ. «Комсомольская правда» помещала регулярно материалы о том, как идет сбор средств. К 23 февраля 1930 года Секретариат ЦК приурочил закладку подводной лодки. Спущена на воду она была уже в следующем году.
В честь пятнадцатилетнего юбилея комсомола ЦК ВЛКСМ предложил построить на комсомольские средства дивизион подводных лодок имени ВЛКСМ и создать фонд огневой подготовки и изобретений. Цель комсомольской помощи была в том, чтобы поддержать начавшуюся реконструкцию Военно-Морского Флота.
Реввоенсовет высоко оценил заслуги комсомола и его Центрального Комитета в восстановлении и развитии флота. А Александр Косарев приказом № 1473 от 23 октября 1933 года по личному составу армии зачислен был почетным краснофлотцем линкора «Марат». С тех пор Косарев стал частым гостем на этом корабле Балтийского флота. Бывал он и в других военных частях.
В 1931 году генсек совершил поездку по пограничным заставам Дальнего Востока, посетил, в частности, заставу имени Косарева. С ее солдатами-комсомольцами Александр провел несколько боевых дней — участвовал в тревоге, ходил ночью в дозор, спал на солдатской койке. Вернулся в Москву полный впечатлений и сразу написал своим новым друзьям письмо, полное теплых слов о том, как пограничники встретили его, о храбрости и непритязательности юных воинов, служба которых представляется ему издалека еще более героической.
Государственный подход и большой интерес к военным вопросам, к обороне страны Косарев проявлял на протяжении многих лет. По его предложению комсомольские организации страны сосредоточивали внимание на военной подготовке молодежи. Они работали вместе с Осоавиахимом, с профсоюзными и партийными организациями.
В докладе Александра Косарева на X съезде комсомола в 1936 году говорилось о том, какую роль для передовой Страны Советов сыграет молодежь в ближайшие годы. Стать оплотом, защитой Родины — вот что предсказал ей Косарев. «Враги должны знать: чтобы победить нашу страну, им надо уничтожить всю ее молодежь, а этому никогда не бывать». Генсек говорил о счастливой жизни юношей и девушек, поколение которых не знает ужасов капиталистического гнета. Но веселье и радость не должны заслонять собой заботу о боевой готовности. «Шагайте, товарищи, с песней по жизни, но не забывайте при необходимости прихватить и винтовку, а главное — научиться безукоризненно ею владеть!» Нужно постигнуть военную науку, если хочешь всерьез бороться за коммунизм.
Давно известно, что тридцать три года — время расцвета человеческой личности. К X съезду комсомола Косареву исполнилось тридцать три. В докладе на этом съезде был дан анализ обстановки в стране и за рубежом и в этой связи политических задач советской молодежи. То, о чем говорил генсек, требовало немедленного решения, но в то же время давало перспективу комсомольских задач. Съезд подвел первые итоги стахановского движения, приветствовал новаторов, имена которых гремели на всю страну. Это был съезд молодых победителей социализма.
X съезд поставил перед комсомолом как важнейшую задачу готовить образованных, технически подготовленных специалистов, способных совмещать революционный размах с большевистской деловитостью. Генсек повторил слова В. И. Ленина, сказанные на III съезде комсомола, — если молодежь не будет обладать современным образованием, коммунизм останется только пожеланием.
Чтобы молодежь смогла получить индустриально-техническое образование, нужно проделать большую работу, в частности расширить сеть стахановских курсов, реорганизовать школы ФЗУ в технические школы. Особенно настаивал Косарев на необходимости самых разнообразных технических кружков, на задаче, которая и на сегодняшний день является актуальной и не везде полностью решенной. Создать кружки по изучению двигателей внутреннего сгорания, по изучению химии, физики, кружки радиотехники и т. д., увеличить выпуск популярной технической литературы, учебников, наглядных пособий, организовать всевозможные лекции по вопросам науки и техники, консультации для молодежи, занимающейся самообразованием, — такую программу предстояло осуществить по замыслу ЦК ВЛКСМ комсомольским организациям страны.
Наметив узловые, решающие моменты в предстоящей деятельности комсомола, генсек, как всегда, обрушился на те явления в комсомольской среде, которые могут этой работе помешать, — на болтовню и бюрократизм, на администрирование и подхалимство. Язык выступления стал резким, разящим, стиль — близким к сатире:
«Существует у нас тип активиста, который обязательно на всех фыркает и от всех чего-то требует. Все ему должны, все ему обязаны и все наказуемы. Он не преминет призвать к черновой работе, а сам ее всячески избегает, как черт ладана.
Он любит, чтобы комсомольцы перед ним ходили «в струне». Он убежден, что все хорошее в организации излучается от его светлого ума или же обязательно является результатом его «твердого руководства». Мыслит он резолюциями и говорит ими».
Александр Косарев смеялся над теми юнцами, которым «всего-то от роду дважды десять лет», но которые преисполнены почтения к себе и, выйдя на трибуну, ждут без всякого смущения, когда им зааплодируют. Такие горе-руководители сохраняют интерес лишь к своей персоне, а комсомольцы сливаются для них в однородную массу. Но вот беда, «масса» не уважает их, платит таким же безразличием и даже презрением.
Александр Косарев напомнил делегатам X съезда конкретное указание, которое сделал на этот счет в «Очередных задачах Советской власти» Владимир Ильич Ленин: «Мы пойдем себе своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать настоящих организаторов, людей с трезвым умом и с практической сметкой, людей, соединяющих преданность социализму с уменьем без шума (и вопреки суматохе и шуму) налаживать крепкую и дружную совместную работу большого количества людей в рамках советской организации»[34].
Только. такие руководители смогут настойчивой, терпеливой и чуткой работой с каждым молодым человеком воспитывать идейную убежденность и преданность делу строительства социализма.
Опыт самого Александра. Косарева — тому пример. Сохранился рассказ В. Сорокина о командировке Косарева в Донбасс в 1937 году. Это была последняя командировка генерального секретаря комсомола.
Он проехал но шахтам Донбасса. Дела здесь обстояли далеко не благополучно. И Косарев замечал все — от самых крупных нарушений в комсомольской жизни до бытовых неурядиц. И везде он пытался исправить положение.
На шахте «София» возле проходной стоял ларек, где продавали и водку. Горняки частенько наведывались туда перед спуском в шахту или после смены.
Естественно, такие «визиты» отражались на производстве, горняки не только не торопились приступать к работе, но порой засыпали в забое.
Все это Александр выяснил, беседуя с шахтерами.
Зашел он и в ларек — убедился, что посетителей там хватает. Рабочие рассказали ему, кроме того, что в магазинах мало товаров, что в общежитиях грязно, что плохо организован отдых рабочих.
Косарев обратился к руководителям шахты: попросил провести рабочее собрание. Пришло очень много народу. Когда выступал комсомольский секретарь, стояла тишина. Многие удивлялись, откуда приезжий знает такие «интимные» подробности о жизни шахты. Косарев смело связал плохую добычу угля с водкой у проходной и потребовал убрать ларек от шахты и строго следить, чтобы не попадали в забой пьяные шахтеры. Не менее жестко ставил он вопрос о необходимости срочно навести порядок в общежитиях, о снабжении промтоварами. Долго после собрапия разговаривал генсек с горняками, узнавая все больше об их жизни, об их заботах.
Вернувшись в Москву, Косарев доложил о положении в Донбассе в ЦК ВКП(б) и Совнаркоме. А вскоре организовал специальный комсомольский железнодорожный эшелон с промышленными товарами для шахтеров.
Возвращаясь из Донбасса, в поезде Косарев и его спутники познакомились с комсомольцем-моряком из Мурманска. Разговорились.
В то время в районе Мурманска началось большое строительство в системе Главсевморпути. Оказалось, моряк работал на этой стройке.
— Интересно, интересно, — повторял Косарев, слушая рассказ попутчика о ходе работ, о суровой зиме, о неустроенности, которая тяготит строителей.
— Но это бы все ничего, потерпели бы, товарищ Косарев, — говорил моряк, — да вот что действительно плохо — людей не хватает, комсомольцев мало.
Эта мимолетная дорожная беседа не прошла бесследно. Косарев получил сигнал «SOS», для него никогда не имело значения, что он неофициальный, что не зафиксирован на бумаге с подписями и печатями. Люди, дело нуждаются в помощи — надо помочь.
Вскоре ЦК ВЛКСМ организовал большую поддержку этому строительству. Косарев договорился с И. Д. Папаниным — очень популярным тогда человеком, и герой дрейфа на льдине написал обращение к комсомольцам Советского Союза. Он призвал их идти работать в систему Северного морского пути, говорил о трудной, но чрезвычайно интересной работе в условиях Севера.
Когда «Комсомольская правда» опубликовала обращение Папанина, в ЦК ВЛКСМ посыпались заявления юношей и девушек с просьбой послать их на работу в Мурманск.
Руководство — сложное искусство. Поэтому нужно внимательно приглядываться к людям, замечать хороших работников, выдвигать их.
Косарев говорил: «Приказом, окриком, командованием или администрированием убежденных и преданных людей воспитать нельзя…
Многие горе-секретари предполагают, что комсомольцы имеют только обязанности, а прав никаких. У нас в комсомоле повелся тип руководителей, по поводу которых Салтыков-Щедрин в свое время заметил, что это «люди, думающие басом». Избрав своей сомнительной доблестью начальствующий тон в обращении с молодежью, они поручают члену организации десятки дел, не сообразуясь с его способностями, а потом, утопая в административных восторгах, обрушивают на него розги взысканий.
Одержимые «зудом взыскательства», они не хотят понять, что прежде, чем требовать от комсомольца исполнения поручений, надо контролировать это исполнение, а контролировать — значит толково разъяснять, а главное — помогать…»
В один из апрельских дней 1935 года Косарев вызвал к себе, в Ипатьевский переулок, где помещался тогда ЦК, Татьяну Васильеву — студентку Промышленной академии. Он знал Таню еще по работе в Бауманском районе. Александр объяснил, зачем пригласил ее:
— Надо расширять работу среди женской молодежи, особенно в национальных республиках. В ЦК комсомола существует специальный отдел, в нем-то и предстоит тебе работать. Дело, конечно, непростое, поэтому и обращаюсь к тебе, ты работник опытный. А будет трудно — поможем!
«Ему можно было поверить, он поможет. Он умел помогать людям, и это у него получалось незаметно. Всегда вовремя он умел подметить упущение и обратить на него твое внимание. Незаметно, не ущемляя достоинства собеседника, наводил его на главные вопросы. Так было и сейчас; Задачи, о которых говорил Косарев, волновали меня. Правда, я уже училась третий год, несколько оторвалась от непосредственной комсомольской работы, но беседа с Косаревым вселила уверенность: справлюсь», — вспоминает Т. Васильева.
В июле 1935 года ЦК комсомола созвал Всесоюзное совещание по работе среди женской молодежи. Ему предшествовали собрания на предприятиях, районные, городские и областные конференции.
На этом совещании не было ни сцены, ни трибуны. Делегатки сидели за длинными столами, покрытыми зеленым сукном. Пока не прозвучал сигнал к открытию, Косарева плотным кольцом окружали делегатки. Он едва успевал отвечать на вопросы.
Но вот приехала Надежда Константиновна Крупская, которую все с нетерпением ждали.
Надо было избрать президиум. Одна из делегаток предложила поручить руководство совещанием Бюро ЦК ВЛКСМ. Но тут поднялся Косарев: «Ваше совещание, вы и хозяйничайте… Пора быть смелее, смелее беритесь за руководство».
Совещание прошло успешно. Об этом говорил Татьяне Александр, когда они возвращались с Красной площади, где в зале заседаний в здании нынешнего ГУМа собирались комсомолки-активистки.
1938 год был последним годом работы Александра Косарева на посту генерального секретаря ЦК ВЛКСМ, он стал последним годом его жизни.
Зрелый, мужественный, сильный человек, он твердо отстаивает свои убеждения, имеет свой взгляд на происходящие в стране события. Он по-прежнему требователен к себе и к людям, особенно к тем, кто берет на себя смелость руководить, кто облечен властью: «…Переоценка своих личных способностей, гнилое самомнение и чванство для молодого работника, а я думаю, что и не только для молодого, равносильны политической смерти. Это приводит к отказу от работы над собой, порождает верхоглядство, политическую беспечность».
К марту 1938 года относятся слова Александра Косарева, отражающие его большевистское кредо, которому он следовал неотступно всю свою короткую жизнь:
«В вопросах политического руководства ссылка на молодость не существует. В личных вопросах могут быть ссылки на субъективные и объективные отношения, а в вопросах политического руководства — обязательно для большевика, вне зависимости от твоего партийного стажа и вне зависимости от состояния твоего здоровья — один подход, чтобы политическое руководство не хромало».
Юбилеи Ленинского комсомола были и юбилеями комсомольской жизни Косарева. 29 октября 1933 года, в день 15-летия ВЛКСМ, Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР наградил орденом Ленина Александра Васильевича Косарева — «испытанного руководителя Ленинского комсомола, выдающегося организатора комсомольских масс в их борьбе под руководством партии за победу пятилетки».
В тот же день Косарев выступал на торжественном пленуме ЦК ВЛКСМ:
«Мы счастливы тем, что нам выпало жить в эпоху, пожалуй, самую богатую, многогранную, самую насыщенную великими событиями.
Пусть будущее поколение не краснеет, а гордится тем, что когда-то в эпоху переходного периода жил Ленинский комсомол, который не склонял головы перед трудностями, который был подобен буревестнику, который в бурях классовой борьбы чувствовал себя в своей стихии; что жил Ленинский комсомол, чья борьба и работа были той почкой, из которой расцветает счастье будущих поколений; что руководствовался комсомол принципом: лучше смерть, чем классовое бесчестье и классовый позор».
Комсомольцами 20-х годов называют сейчас то поколение, представителем которого был Александр Косарев. И, встречаясь с ними, людьми преклонных лет, сегодня, нельзя не поражаться их жизнерадостной активности, молодому мировосприятию, глубокой вере в торжествующую справедливость, высокой принципиальности и преданности партии. Общаясь с ними, легче понять, каким был генсек комсомола Саша Косарев.
Вот как оценивает личность Косарева один из них, бывший бауманец, министр авиации СССР с 1940 по 1946 год, Герой Социалистического Труда Алексей Иванович Шахурин:
«Косарев был вторым после Петра Смородина, рабочим парнем, который удивительно быстро даже для тех, кто работал рядом с ним, вырос в крупного руководителя с ярким талантом организатора молодежных масс.
Настоящий пламенный боец нашей партии, он обладал исключительной силой убежденности и таким блестящим даром эту убежденность, эту веру в дело партии передавать тем, кого он поднимал на трудные, порой будничные дела, что его можно и нужно считать самой выдающейся фигурой среди вожаков комсомольского движения».
Воспитанник партии коммунистов, Косарев всегда сохранял чутье истинного большевика, в разноголосице мнений, в сложном политическом климате тех десятилетий всегда выбирал то направление, которое совпадало с ленинскими заветами.
Елена Дмитриевна Стасова как-то сказала об Александре Косареве: «Замечательный большевик, руководитель ленинского стиля». Более точной и емкой характеристики для Александра Косарева не найти. В этих словах — суть его короткой жизни, его политических принципов, его характера, склада его ума, его эрудиции и общественного темперамента. Это оценка его самоотверженного труда во славу советской молодежи, во славу Страны Советов.