Вожделение

Я несла в руках пакет из супермаркета, ручка порвалась, и я прижимала его к груди. Надо было взять такси, но я решила прогуляться: погода стояла хорошая, был теплый май.

— Регина, — окликнул меня кто-то, я обернулась, неловко перехватив пакет, и апельсины, что лежали сверху, рассыпались, покатившись по пыльному теплому асфальту.

Передо мной стоял Лешка.

Я давно свыклась с мыслью о том, что он жив и никогда не умирал, спектакль, организованный Ланских для меня, вышел отличным. Но видеть Лешку не хотела.

Он стоял на другой стороне дороги, смотрел на меня пытливо. Я отвернулась, собирая апельсины и досадуя, что сбежать не получится, он все равно придет, чтобы поговорить.

Лешка перебежал дорогу, выставив вперед ладонь и заставляя остановиться два автомобиля, я закатила глаза.

— Привет, — он стоял, испытывая неловкость, а я думала, что он, в принципе, чужой мне человек. Я была для него хорошей женой, я думала, что любила его, но по факту — никогда не знала.

— Привет, — кивнула я, поднялась, снова перехватывая пакет и пошла дальше.

— Как дела?

— Леш, тебе чего, а? — не выдержав, я повернулась к нему, — я рада, что с тобой все в порядке, но общаться мы не будем. У тебя есть деньги, что тебе еще надо?

— Я для тебя старался, — нахмурился он, пряча руки в задние карманы, я покачала головой:

— Не для меня, Леш, не для меня. Я отплакала свое, поубивалась, хватит.

— Быстро же ты нашла утешение с Ланских, — он не выдержал, плюнул ядом мне вслед. Я обернулась к нему:

— Да что ты вообще о нем знаешь, Леша?

Но ответа ждать не стала, развернулась и пошла, досадуя, что этот разговор произошел.

Нужно было попасть быстрее домой, чтобы успеть приготовить ужин до приезда Максима.

Я поднялась в его квартиру, бросила ключи на журнальный столик и начала готовить. Прошло пять месяцев с тех пор, как все здесь произошло.

Я не смогла уехать и бросить Ланских. Села в автобус, ехавший в другой город, смотрела, как мелькают улицы за окном, и не чувствовала никакой свободы. Не было радости оттого, что мне не нужно больше скрываться, Максиму теперь было не до меня, Сергей мертв, а Вадима держали люди Токтарова.

Я представляла свою будущую жизнь в красках, и внезапно выяснилось, что ничего интересного в ней и нет. И что жить я начала только тогда, когда появился Максим, растормошивший меня и заставивший сбросить хитиновую шкуру страха. Я вышла из автобуса, поймала попутку и вернулась назад.

Это был сложный период. Максим чуть не умер. Несколько месяцев заняла его реабилитация и восстановление. Его учили ходить заново, заново пользоваться столовыми приборами, чистить зубы, умываться. Он восстанавливался быстро, на удивление всем врачам, — первый прогноз, который я услышала, были совсем не оптимистичными.

Но он справился, этот упертый сукин сын, он не просто восстановился. Он стал еще сильнее.

Его фирма на днях заключила крупную сделку и продала новое программное обеспечение зарубеж.

И мне хотелось по этому поводу устроить небольшой праздник.

Ланских вернулся домой, когда я вынимала из духовки запеченное мясо, по всему дому разносился его аромат, и у меня самой текли слюни.

Он зашел на кухню, остановился в дверях, глядя на меня с улыбкой, затаившейся в уголках губ. Я подошла к нему, снимая с рук прихватки и поднимаясь на носочки, чтобы поцеловать.

— Я скучала.

А он обхватил меня, заглядывая в глаза, и сказал:

— А как я скучал по тебе, Регина, — и мне показалось, что в глубине его зрачков мелькнуло привычное пламя вожделения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец