Вокруг Байкала за 73 дня

17.06.92 Начало финишной прямой. Первое преодоление реки. Ничто лишним в тайге не бывает!

Ну, что? Пора взяться за описание приключений на Восточном берегу Байкала? Берег пройденный, был нам родней и знакомей, как минимум. В прошлом году мы, проплывая вдоль него на «Комете», могли в бинокль рассматривать прижимы. Берег Восточный – полная загадка. То, что мы видим на плоских картах – обман зрения. То, что мы видели с противоположной стороны – сплошные туманы и туманы. То, что предстоит нам здесь пережить – не известно, хотя уже довольно дорого мы заплатили (деньгами) за разрешения потоптаться по этому берегу, по этим необжитым, заповедным местам, девственно-дикой природы. Будь, что будет! Не возвращаться же, в самом деле?

Приподнятое настроение и рвение продолжать двигаться не смогли испортить ни ветер, ни дождь, с утра налетевшие невесть откуда. Поздно легли, рано встали – невтерпёж, хочется быстрее идти – теперь-то мы идем домой, хотя вчера ещё шли от дома. Сплошные эмоции, лирика, поэзия. Ну, прямо, всё уже закончилось! Не-е, ребята, всё только начинается. Вы были лишь чайниками, попробуйте стать первопроходцами.

После обеда, когда распогодилось, двинулись в путь. На Юг! Теперь тень, которая больше месяца вертелась под ногами, скрипела, пищала, кряхтела и терпела, когда на неё наступали, плетётся с сзади, не маячит, не мозолит глаза и не указывает на недостатки наружности. С Солнцем мы теперь лицом к лицу!

Калтус. Это слово впервые произнес Петрович. Потом мы ещё несколько раз слышали его. Вчера орнитологи повторили.

– Что это? – спросили мы у них.

– Как объяснить? Ну, дорога такая. Пойдете – сами увидите.

И вот идем мы по мокрому мху, каждым шагом выдавливая из него пузыри, пену и воду. Хлюпаем по воде, запинаемся о коряги и скользим на мокрых корнях. Вязкий, шаткий, чвакающий путь. Комары, сырость, туманы. Это и есть – калтус? Да! Мы понимаем это так. А ещё здесь есть – Калтусина. Производная калтуса, возведенная в степень.

Первое преодоление речки не в брод, как мы привыкли это делать на пройденной стороне, нас к сожалению не насторожило. Хотя знак судьбы и в этом был. Кто-то же оставил на берегу, именно с нашей стороны, железную лодку (видимо, именно по этому без вёсел – знак же). Но мы, тупые телята, залихватски перескочили на ней на противоположную сторону не широкой, однако не шуточной реки, и поскакали дальше. Зря! Ничего случайным не бывает – ни слово, ни символ, ни звук. А уж лодка на пустом берегу… явно знак.

Мост у второй реки вообще усыпил нашу бдительность. Казалось – всё будет так легко. И не хватило ума подумать, что для нас это далеко от дома, а те, кто живет в городах на против, здесь бываю очень часто: за ягодой, грибами и т. п., поэтому пока и попадаются мосты и лодки, но заказники, заповедники, биополигоны – людей не любят. То, что речки бурные, скрылось за мостом и неширокостью и не насторожило. Всё так весело и хорошо – какие могут быть проблемы? Ну зачем тащить с собой лишний груз – резину для рогатки, рыболовные снасти? Оставим их местным рыбакам. И оставили. В обед. В зимовье. И так сразу стало легче мешкам, такие мы добры молодцы – обалдеть. Поймите, ребята – ничего лишнего в тайге не бывает. Размышляйте над увиденным и не прозевайте знаков судьбы. Не радуйтесь – отольётся. Идите размеренно, спокойно, не суетясь. В гору – мелкими шагами, в зарослях – парами, через реки – в обвязках. Ну, об этом далее, а пока – уборка мусора в Доме Рыбака, ужин из гречневой каши с тушенкой, усталость пройденных тридцати километров и прошлой бессонной ночи, чай с листом смородины, вечер в сиянии уже далёких городских огней и сон, опять в спальниках на нарах.

18.06.92 Сырой завтрак. Лакированный домик Фролихи. Попытка переправы. Строительство плота. Возвращение на кордон. Ужин с земляком

Дождь. Сырые дрова в печи практически не горят. Тлеют кое-как, дымят, а жара не дают. Котелок и чайник пухнут на огне, но не кипят. Зря мы задумали топить печь, нужно было на костре.

Потеряв два часа на приготовление завтрака, часов в одиннадцать мы всё же продолжаем путь. Мокрая трава и коренья. Идешь медленно, то спотыкаешься, то скользишь. Тяжелый мешок то и дело подбрасываешь на спине, чтобы не оттягивал плечи. И не дай Бог, зацепить им ветки – сразу за шиворот льется холодный душ, скопившихся в листве капель дождя. Телогрейка сырая, натирает шею грязным воротником, воняет потом, дымом и гнилью. Похоже, дожди на этой стороне, дело обычное – всё вокруг явно давно отсырело. Но дорога ведет на Юг, к Солнцу, а, следовательно, нужно идти быстрее, чтобы попасть в теплый летний день.

Тропа вдруг исчезла, и перед нами появился лакированный летний домик с голубыми окнами. Молодой человек чуть не остался заикой, когда, выйдя из-за стены дома и увидев его в беседке, мы громко поздоровались. Видя его замешательство, мы сами представились, объяснили, почему мы здесь оказались и куда путь держим, показали разрешение от КСС и стали расспрашивать, где и как нам переправиться через реку Флориху. Виталя, так звали паренька – егеря этого кордона, показал тропу, которая выводит к броду, и сказал, что он сам переправлялся через реку в том месте: «Глубина там по грудь». Не теряя время на разговоры, поблагодарив за информацию, мы двинулись по тропе к броду.

Река кипела. Поток воды проносил мимо нас огромные коряги и стволы деревьев. Слишком бурное течение и уровень гораздо выше обещанного. Видимо Виталя давненько не подходил к броду, сунуться сейчас в реку в этом месте мог только самоубийца. Делать нечего, пошли вверх по течению реки – может найдется место поспокойнее и мельче. Чем выше поднимались вверх по реке, тем больше река казалась непреодолимой. Там, в верховьях она имеет около шестидесяти восьми миллионов рукавов и ответвлений. Преодолев половину, рискуешь застрять на каком-нибудь островке, без дров, под дождем, а ночью и его смоет. Короче, пошли обратно.

Утомившись прогулкой вдоль реки и поперек болот, разозлившись на егеря (это каким надо быть идиотом, чтобы загнать нас в эту реку) посреди поляны, мокрой и скользкой, сварили чай и быстренько перекусили.

Вернувшись на кордон, оставив вещи Витале (пусть охраняет – всё польза от егеря), решили рубить плот. Много сушняка валяется на берегу. Нам тогда казалось, что мы на правильном пути и очень умные люди. Однако, соорудив свою поделку и спустив её на воду, неожиданно поняли, что в строительстве плотов нам нет равных – мы вообще не способны их строить. Плот утонул. Весело. Поржав над собой и убитым временем, помечтав о резиновой лодке, которую мы когда-то планировали взять в поход, вернулись на кордон. Довольный Виталик встретил нас дымами костра, и нам захотелось жрать. Именно, жрать. Кушать – нам уже не подходило. Кушают культурно, с вилочкой, с батончиком. А мы жрем. Много (если есть), быстро (сами того не понимая), всё (чем угощают) и не наедаемся. Последнее время организм требует жирной дозаправки, а у нас всё больше супчики тешат желудок, жира мало – не наедаемся. Поэтому, переодевшись в сухое, быстро готовим ужин. Придется ночевать сегодня здесь. Благо хозяин молод, не строптив и ему с нами не скучно. К тому же, он закончил Иркутский Лесотехнический техникум, который находится у нас на бульваре Постышева. С учащимися этого учреждения, перебрав пивка в кафе «Волна», часто бывают стычки наших постышевский орлов, которые потом несутся на бульвар собирать толпу и возвращаются к общагам лесотеха, где их ждут ещё более свирепые деревенские чуваки. Бывало, и мы принимали участие в этих товарищеских встречах (это должно чувствоваться по сленгу). Виталик, оказалось, тоже участвовал. Короче, общих тем было много и воспоминаний хватило на весь вечер. А что касаемо переправы, так завтра его напарник приедет с друзьями из Нижненгарска и перевезет нас на лодке на тот берег. На том и порешили.

19.06.92 Утро на «даче». Бесполезный день. Неожиданная переправа. Бухта Аяя

Утро солнечное, но туманное. «Утро на даче» – так я записал в дневнике. И очень это было справедливо. Всё утро, весь день мы слонялись без дела, ожидая приезда лодки. Виталик втихаря коптил омуль в лесу, мы делали вид, что не замечаем его исчезновений, хотя в тайне надеялись, что нам перепадет. Чтобы расположить к себе егеря (очень уж хочется омулька отведать), я подарил ему патрон от карабина, найденный у Бугульдейки (у Витали был охотничий карабин соответствующего калибра 7.62 под винтпатрон). О! Как моему подарку обрадовался паренёк. Оказалось, что это такой дефицит. Виталя расчувствовался и стал рассказывать свои охотничьи байки. Мёл обо всём, даже о том, как в одной петле находят по три медвежьих скелета: «Один попадет, пропадет, сгниет, а потом второй попадается в ту же петлю – встречалось и по три скелета в петле». Но закончил свои повести в чисто егерском ключе, давая понять, что он всё же огромный любитель природы и охранник её:

– Подстрелю оленя, подойду к нему, посмотрю в глаза и плачу. Жалко. Такой красивый, а я его убил. Не могу сдержать слёз – плачу.

– А ты не стреляй, – посоветовал Вова.

– Как, не стреляй? – не понял Виталя.

Что тут после этого скажешь? Мы варили обед. Слушали по транзистору поздравления Полу Маккартни (Чушь какая-то, сидим в тайге у чёрта на рогах и слушаем Битлов), вспоминали, мечтали, скучали. Теряли драгоценное время.

К вечеру поднялся ветер. На Море появились «барашки» – всё, лодка не придет. В такую погоду по Морю идти опасно. «Твою мать!» – еще один потерянный день.

Мотор застучал внезапно близко от берега. Опа! Приплыли. Повезло, а то мы уже всякую надежду потеряли.

Веселая, поддатая компания вылезала из лодки, косясь на нас. Каждый отводил Виталю в сторону, спрашивал «Кто такие?» и готова ли рыба. Виталя отвечал шепотом на оба вопроса. Ребята заносили в сумки в дом, позвякивая пивом, и, чтобы мы не мешали торжеству и поеданию рыбы под пиво, шустро так переправили нас на тот берег. Да, очень-то надо – ваше пиво. Спасибо, что приехали. У вас свои планы, у нас – свои.

– Да, ещё. Дойдете до Ширильды, с левой стороны вверх реки в чащу уходит тропа. Пройдете по ней с километр, найдете зимовьё. Доброе зимовье. Нашего егеря. Сейчас оно пустое – он в городе. Если реку не пройдете, заночуете в нем – можно. – На прощанье сказал Виталя.

– Отлично. Спасибо большое. Может пригодится. Пока.

Уже в сумерках мы дошли до рыбацкого дома на Северной стороне бухты Аяя. Пустой, но загаженный дом. Уборка помещения, приготовление пищи, поиски целых панцирных кроватей, обустройство ночлега, ужин, мечты на берегу, чай.

День беспантовый, но он пережит. Главное, мы переправились через Флориху. Сидеть в компании молодого лесотеховца, слушать его бред про охоту и ждать у моря погоды – гораздо хуже. Завтра обойдем бухту, загнутую в бараний рог (будь у нас лодка – переправились бы в самом узком месте, а так придется давать крюк в несколько километров), посмотрим, что тут за заказник. Там, в глубине бухты видны огни костров. Они похожи на индейские. Как тут не удариться в воспоминания, мечты и фантазии. Понятно, что жизнь сама по себе говно, но мир, который нас окружает, прекрасен. Мои глаза уже видели много прекрасных картинок мира (и в Индии, и в Германии, и в Союзе), жаль, что файлы мозга не возможно копировать на лист или пленку. Красивое было бы зрелище, особенно если их смешать с фантазиями и мечтами. Размечтался! Пошёл дождь. Пошёл спать.

20.06.92 Завтрак у костра. Курумник. Лежбище нерпы. Чай с егерем. Река Бирея – мокрая одежда. Встреча у дамбы. Завхоз санатория Хакусы. Наше сухое жилище. Дрова и рыба. Сушка одежды, ужин в санатории

Снова дождь. Теперь нас не проведешь – завтрак на костре. Быстрее и дым не жрёт глаза. А дождь усиливается. А если больше дров? Нормально!

По высоким камням, торчащим из воды, скользким от тины, мы прыгаем, ежесекундно рискуя свалиться в воду. Иногда попадаются завалы, через которые перебираешься почти ползком. Не легкое это занятие обходить по берегу бухту Аяя. Однако, всегда можно найти хорошее в плохом. Труднодоступность берега дарит неожиданную встречу с нерпой. Проныривая под водой, нерпа забивается на лежку между камней. И совершенно не ожидает появление человека. Человек, в данном случае мы, тоже совершенно не ожидаем встречи с нерпой, и когда та начинает с шумом, стуком, фырканьем метаться в камнях под ногами, пытаясь прыгнуть в воду, того и гляди – сам прыгнешь от испуга. Цело семейство нерп ухнуло под ногами. Грохот, брызги, стук – мы чуть не поседели. Но когда разобрались в чём причина шума. Стали с любопытством наблюдать, как она красавица плавает в прозрачной воде. Да не одна. Много, большие и маленькие. Высовывают морды, снова ныряют, лавируют между камней, как подводные лодки. Зрелище – дух захватывает. И, главное, так близко!

Стали потише передвигаться по курумнику (так называются эти валуны местными жителями). Подкрались ещё к одной семье. Успели перекрыть путь к отступлению. Те, кто похитрее, поопытнее – прорвались под воду, а глупые – вначале забились в камни и давай шипеть на нас, но, прочувствовав наш мирный настрой, прямо у ног попрыгали в воду.

Это занятие скрасило нам половину пути. Мы оказались в глубине бухты, там, где вчера у вигвамов дымились индейские костры. Но вигвамы оказались банальными брезентовыми палатками рыбаков, костры дымили сырыми дровами и луковой шелухой, стояла бочка для привады, а чистые воды омывали вросший в берег протухший труп кабарги, до половины вылизанный волной, оголившей часть черепа в виде белой кости и челюсти с клыком. Неприятное зрелище.

У палаток нас встретил егерь. Нормальный мужик. Не стал докапывать нас с разрешениями, даже отказался смотреть, а вместо этого, напоил нас чаем с сахаром и сухарями. Наша мокрая одежда парила от телесного тепла, абсолютно не грела и не спасала от дождя. Мужик, видимо, сразу смекнул, что нам надо – поэтому, не мешкая, посадил у костра и налил чай. Пока мы отогревались, он рассказывал, как встречал здесь и охаживал француженку, приехавшую хапнуть экзотики, научил её курить «козьи ножки», накормил рыбой и сегодня утром отправил в город. Жаль, что дождь не дает отдохнуть. Поблагодарив за чай, рассказ и информацию о тропе, мы двинулись дальше, снова прыгая по камням.

Преодолев крутые каменные берега бухты Аяя, налюбовавшись любопытной нерпой, часто высовывающей из воды головы и грациозно ныряющей в глубину, мы вышли на берег Байкала, на тропу. Обход бухты закончен, теперь дорога будет почти прямая. Ближайшая цель – Хакусы. Там санаторий, столовая, наверняка ночлег, а может и горячий источник. Санаторий, это место, где люди отдыхают, поправляют здоровье, набираются сил и отъедаются. Всего этого нам сегодня вечером очень хотелось бы испробовать, плюс обсушиться.

У зимовья, близ речки Бирая, люди странной наружности вытаскивали из мешков хлеб. Наше появлении их, мягко говоря, не обрадовало. Поняв это, мы просто поздоровались и ушли, обозвав людей алегофренами. Почему? Не знаю. Но что-то было в них дурацкое, несуразное, чего-то они боялись, напрягались и шептались меж собой. Да, ну их. Себе дороже.

Всухую переправится через реку Бирая не удалось. Вымокли. Полные сапоги воды, брюки мокрые. Сушить негде, только отжим. Сырую одежду надевать вновь – так противно, но сухая может понадобиться вечером – мы же не знаем, как придется ночевать. И если в палатке, то без сухой одежды – труба. К утру простынем.

Тропа на Хакусы хорошая, набитая, но мокрая. Дождь льёт и льёт. Деревья обдают душем при каждом дуновении ветра. Мокрые штаны, мокрые телогрейки, вода в сапогах. Холодно. Зуб на зуб не попадает. Значит, двигаемся быстрее – так теплее. Скорее бы санаторий – и обогреемся, и обсушимся, и восстановимся. Правда, жутко холодно! Промокли насквозь. По позвоночнику бежит струйка воды, унося шапкиных микробов в сапоги к портяночным. Противно? Вот! А каково мне шагать по этим мокрым кустам? Тоже противно!

На берегу так оживленно, людно. А у воды… стоит трактор «Белорусь». Толпа народу копошится – из прибрежных валунов строит или укрепляет дамбу. В принципе, работает только тракторист и тройка наймитов – остальные начальники и указчики. Булыжники, практически шарообразной формы разных диаметров, перекидываются в деревянные короба. Форма камней воистину удивительна. Позже, в справочниках я вычитал, что, скатываясь с гор во времена таяния ледников, камни друг о друга обтачивались в ровные шарообразные формы. В музее Лимнологического института в Листвянке, увидев такой камень, как выставочный экземпляр, я почему-то развеселился, вспомнив эту картинку строительства дамбы в Хакусах из подручных музейных экспонатов.

– Вы долго спите, туристы-моралисты, вас Федоров заждался. – Произнес какой-то мужик (с виду начальник, руководящий строительством), обращаясь к нам.

– Что это за мудила? – спросил я у Вовы.

– Не знаю, – ответил тот.

Заметив наше замешательство, мужик представился. Но за треском трактора мы смогли разобрать только слово «охотовед». А-а? Всё понятно!

– Нам бы отогреться, обсохнуть. – Я ещё на что-то надеялся – это бывает с обмороженными.

– Чё стоите? Берите мячики, кидайте – быстро согреетесь. Не знаете, как греются туристы? – Прокричал в ответ мужик и указал на булыжники.

– Вот хуило! – произнес Вова.

– Нам бы жильё какое-нибудь. Есть где остановиться? – Я честно пытался дать шанс ему реабилитироваться, поэтому продолжал задавать свои бесполезные вопросы.

– Ставьте вон там палатку. Или вон в том доме располагайтесь. – Охотовед кивнул в сторону развалюхи на берегу.

Войдя в этот, с позволения сказать, дом, мы увидели рваные сети, раздолбанную печурку, дырявые стены и крышу, мокрый земляной пол, усыпанный мусором. В углу были кучи говна.

– Вот, педераст! Живи в нём сам! – досадно, но что тут скажешь? Охотовед.

Молча, не обращая внимания на его крики, мы развернулись и побрели в санаторий. Может, повезет – там-то люди.

Сбросив мешки на крыльце ближайшего к дороге дома, мы расспросили прохожего, где узнать насчет ночлега. Прохожий оказался местным печником. Он сказал, что в принципе именно этот дом сейчас пустует – там он пару дней назад печку переложил, а узнать про ключи и возможность в нем переночевать можно у завхоза. Отличная, полноценная информация. Я пошёл искать завхоза – это уже было в «Маломорской», там повезло. Попробуем здесь.

Мой жалкий, ничтожный, мокрый вид привлекал внимание посетителей и работников санатория, что не составило большого труда найти завхоза. Милая женщина, увидев меня, как работник лечебного учреждения, не могла ни оказать первую помощь. И оказала, выдав ключи от дома.

– Печь растопите, обсушитесь, – сказала она.

– Я понял из слов печника, что он её только что переложил. Наверное, ещё нельзя топить? – зачем-то спросил я.

– Какой там нельзя. Топите. Дрова возьмите у дяди Саши вон в том доме, скажите ему, что я разрешила. – В её глазах читалась печаль и сочувствие.

Отворив дверь, мы очутились в огромной светлой комнате. Свежие побеленные стены и печь. На кроватях лежали матрацы, подушки, одеяла. Посредине стоял большой обеденный стол. Нормально. Переодевшись в сухое (Не зря берегли), пошли за дровами к дяде Саше. Это был довольно крепкий старик. Чувствовалось, что за его спиной не один год проведен в местах сибирских, глухих и, чаще, окаймленных колючей проволокой. Человек, испытавший на своей шкуре нужду, быстрее понимает нужду других, не задает лишних вопросов, а указывает на поленницу сухих дров (под навесом) и приносит пару огромных рыбин.

– Это вам на ужин. – Дядя Саша протянул двух хариусов. – Дров мало будет – приходите и берите ещё, не спрашивайте.

– Спасибо.

Вот и всё! Коротко и конкретно.

Натянув веревки по всей комнате, развесив на ней нашу вонючую одежду, раскочегарив докрасна печь, мы сварили уху, напоролись, убрали за собой мусор и рухнули спать. Сухо и тепло.

21.06.92 Прощание с Хакусами. Тропа на Ширильды. Заблудились. Возвращение на берег. Неудачная переправа на Ширильды. Поиск зимовья. Отдых и ужин за счёт неизвестного хозяина. Транзистор. Ночь, песни В. Цоя

Всю ночь шёл дождь. Весь мир промок и отсырел. Посетители санатория, в ярких спортивных одеждах, уныло бродят по рыжим дорожкам и лениво решают какие-то свои проблемы, но, скорее всего ни чего не решают, а просто, встретившись, болтают о погоде и о том, что давали на завтрак. Занятий особых не предвидится, а ходить в маршруты выходного дня при такой погоде нет смысла – промокнешь, простынешь и всё лечение в санатории пройдет прахом, не окупив стоимость путевки. Вот и бродят по лужам меж корпусов, пока не услышат по громкоговорителю приглашения в столовую или на просмотр кино. Но в нашем жилище тепло, сухо и нам есть чем заняться – не соскучишься. Вещи уже давно высохли, сами мы хорошо отоспались и отдохнули – можно продолжать путь.

Вова смотался в столовую, раздобыл булку хлеба. С хлебом по всему побережью проблемы – нигде нет в свободной продаже, приходится изворачиваться. В санаторий хлеб привозят, значит он остаётся – кто-то же следит за своей фигурой и не все куски после ужина забирает в палату чайку перед сном попить. Пока готовился завтрак, пришла заведующая всем этим хозяйством. Оценив нашу чистоплотность и выслушав наши благодарности, посоветовала насчет тропы узнать у дяди Саши, ему же оставить ключи, когда пойдем. Видимо, дядя Саша здесь самый незаменимый и полезный человек.

На вопрос, как найти тропу на Ширильду, дядя Саша по отцовски обнял меня левой рукой, правую устремил вперед и спросил:

– Вон ту гору видим?

– Видим. – Кивнул я.

– Справа гору видим?

– Видим.

– Вот в этот распадок меж ними и идём.

– А до распадка?

– До распадка – по берегу до шлюпки, через ручей и слева дорожка – мимо не пройдем. – Дядя Саша мысленно брёл с нами. – Через час поеду сети доставать. Подождете – рыба будет.

– Спасибо, дядя Саш, времени нет.

– Ну, как знаете. Ключи положите на крыльцо, я потом заберу. – Дядя Саша пожал мне руку, пожелал удачи и ушёл по своим нескучным делам.

Мокрая дорожка тасовалась и перемешивалась с множеством таких же тропок, пытаясь затеряться среди себе подобных. Но мы упорно отыскивали её, шли, как нам казалось, именно по ней в тот самый распадок, мокли под холодным душем проклятых деревьев, и, в конечном итоге, уперлись в болото. Вот те раз?! Пришлось немного вернуться и сворачивать на другую тропу. С грехом пополам, перевалив через бугор, мы таки оказались в нужном распадке и, судя по карте, здесь должно стоять зимовье. Да, точно, есть – вон чернеет в центре поляны. Хлюпая по болотистой почве, сквозь высокую мокрую траву, добрались до зимовья. Дверь в дом была распахнута. Это не естественно для зимовья – что-то ни так Разумеется, ни так. Внутри дома вода стояла до самых нар, затопив печку-буржуйку почти полностью. Видно, что утонуло зимовье уже очень давно – всё прогнило, прокисло, покрылось грибком. Обед здесь не получится. Ну, раз не получится, обедать будем у Ширильды, в зимовье лесника или, если перемахнем реку, за рекой в зимовье (судя по карте, через реку есть брод). И снова петляя по тропам, утыкая то в болото, то в непроходимую чащу, мы искали нужную тропу. Туристы из Хукусов, охотники, все, кому не лень, натоптали здесь столько троп – хрен разберёшь какая та, что надо. Короче, мозги не компостируем, выходим на берег, там разберемся. И попёрли мы напрямик через гору к Байкалу.

Преодолевая завалы, переползая и проползая под стволами упавших деревьев, мы упорно шли вверх по зарубкам на стволах деревьев. Казалось, ещё немного и мы перевалим склон, а там до берега вниз легче будет. Но проходил час, затем другой, а конца края подъему не было.

Шум моторной лодки послышался сзади. Мы оглянулись и ох… как мы расстроились. Величественная чаша Озера, до самого горизонта, размытая дождем и туманом, простиралась за нашей спиной. Это что получается – мы всё это время лезли на гору в противоположном направлении? Идиоты! Столько сил, времени, нервов! Долбанные зарубки, дождь!

Вова стал ржать, я материться и пинать стволы. Потом мы материли егерей (видимо они виноваты, нарубив здесь отметены на деревьях). Потом орали друг на друга. Потом просто орали и ржали. Выпустив пар, сели, перекусили, чем могли и решили спускаться, забирая влево от тропы – выйдем на берег немного ближе к реке, по этой тропе, снова лазить по стволам желания не было и смысла не было, т. к. внизу в распадке снова придется искать тропу. Пока Байкал виден, идем в направлении его. И пошли. Сквозь кедровый стланик, продираясь через упругие плети смолистых веток. Это невозможно преодолеть. Настолько густые заросли, что пройти сквозь не хватит человеческих сил. Вова решил выходить на тропу. Я уперся, послал его тропу ко всем чертям и решил продираться напрямик – так казалось быстрее. И мы разошлись. И через минуту стало ясно, какая это глупость – расходиться в таком лесу. Если что-то случится с одним из нас в этих зарослях, второй его никогда не найдет. А ведь радом где-то бродят медведи. Их метки на стволах кедра и помёт мы видели там на верху. Пролезая через высокие заросли, я, слава Богу, набрёл на ручей. Напившись (плевать, что вода дождевая, плевать на дизентерию, холеру, тиф – очень пить хочется), решил идти по воде ручья – меньше зарослей и ручей по самой оптимальной прямой бежит к Байкалу. Через час я вышел из зарослей на берег метрах в тридцати от Володи, который уже заряжал ружьё, чтобы сигналить мне. Вова тоже порядком понервничал, когда понял, что меня можно и не дождаться. Но всё позади, мы на берегу в двухстах метрах от Ширильды. Вперед!

Легко преодолев протоку, глубиной по колено, мы перешли на тот берег реки и, не останавливаясь, пошли по направлению к зимовью (что на карте). Здрасти! Ещё одно русло. Его пришлось преодолевать по пояс в воде, борясь с сильным течением. Ну, к счастью, и это испытание позади. Мокрые, зуб на зуб не попадает, мы обнаруживаем, что есть и еще русло. Чёрт! Ну, что делать – штурмуем и его. Глубоко! Течение сносит! Но сила духа плюс характер помогли выползти на берег. Всё казалось позади, ай нет! Ещё русло и оно-то, видимо, основное. И преодолеть его в брод нам вряд ли удастся. Страшно сильное течение реки выбрасывает в Байкал сухие стволы, сломанных где-то в верховьях, деревьев метров на пятьдесят. Потом они медленно расползаются по Озеру, прибиваясь к берегам или уплывая в даль, черными точками виднеясь меж волн, поджидая моторные лодки. Дожди в горах вспучили реку, ручьями талого снега усилив её поток и глубину. Грязь, омытых дождями скал, сломанные ветки, обломки стволов превратили прозрачную горную речку в бешенный мусоропровод. Коричневая вода реки смешивается с синими водами Байкала довольно далеко от берега, значит течение пробивает прибой до этого места. Можно представить, что это за силища. Нет! В брод не пройдем!

Возвращаться к зимовью, про которое говорил Виталик, придется снова проходя вброд протоки. Лезть в ледяную воду просто не было сил. Меня трясло от холода, и даже представить себя по пояс в воде было ужасно. Вова испытывал тоже самое. Нет! В воду не полезем. Рискнем напрямую, через болото, к лесу. И рискнули. И повезло – прошли. Но лучше бы не рисковали и обошли по воде, но это мы поймем завтра утром, когда свежими глазами увидим болото. Однако, повезло. Мы на тропе, ведущей к зимовью. Скорее туда – отогреваться, сушиться, лечиться.

Классное зимовье, отличная летняя кухня и лабаз отменный. Главное, они под завязку наполнены продуктами. Видно, что несколько дней здесь никого нет. Омытые дождем дорожки давно не чувствовали на себе тяжесть человеческих ног, следы отсутствуют. Как раз то, что нам сейчас надо – крыша, еда, тепло и одиночество.

Сбросив мокрую одежду, переодевшись в сухое, проглотив аспирин, нащепав лучины, разводим костер. Давно уже пора нормально покушать. Килограмм хозяйских рожек с банкой нашей тушенки – потянет для начала. Обсохнем, обустроемся – пожрем ещё.

Сырые дрова измучили печку. Приходится дрова сушить, обложив ими печь. Мокрая, развешенная по всему зимовью, одежда, парит. Вонь от печи и одежды наполняет зимовье, приходится держать дверь открытой, а самим отсиживаться на летней кухне под навесом, прячась от дождя. На сытый желудок, приключения прожитого дня кажутся не такими трудными. Можно даже посмеяться над ними, но не забыть сделать выводы и в будущем не повторять ошибок.

Стемнело. В зимовье жара и духота. Дверь открыта. Комары. У лабаза видели следы медведя – значит, приходит сюда. Надеемся, дым его отпугнет и не станет нас тревожить сегодня ночью. Более того, в зимовье есть транзистор, передают концерт, посвященный тридцатилетию Виктора Цоя, не думаю, что медведи придут на концерт. Но дверь лучше все же закрыть – бережёного Бог бережёт. Сон не берет. Качегарю печь, слушаю затухающее радио, пью чай и царапаю в дневнике сопливые записи. Расчувствовался. Что делать? Видимо, сильно устал. От нечего делать достаю дневник и плачусь:

22.06.92 Пустой день

Этот день достаточно полно описан в дневнике. Проспав весь день в сарае не берегу, проболтав о разных глупостях, пофотографировав уток, плавающих у берега, мы опухли от безделья, едкого дыма костра и скуки. Вырезанный из жизни день, как сутки, прожитые в купе поезда Владивосток – Москва. Бестолково, скучно, бесполезно. Воистину, самый длинный день в году!

23.06.92 Кто рано встаёт, тому Бог даёт. Наш путь в тумане. Метеостанция в Томпе. Черных – тунгус. Посылки нет. Медвежатина. Мы на Шегнанде, а Фёдорова нет. Бесполезный шум, возвращенье в зимовьё

Вчера спать легли рано, поэтому в половине шестого уже на ногах. Сегодня пораньше решили выходить на берег – может повезет. Стрёмно будет, если проспим колку. Вброд не одолеть Ширильду – дожди не прекращаются. Река, как одурела. Выход один – ждать. Варить завтрак можно и на берегу – уходим.

В 6.00. мы на берегу, варим чай и завтрак. Туман. Звук мотора. Из тумана появляется лодка. Наши крики, свист и махание телогрейкой, привлекло внимание людей, и они развернули моторку к нам. Причалили. Подивились нашим рассказам и … переправили через реку. Недоваренный суп в котелке очень привлекал их собаку, но она терпело и это, а не только нас – непрошенных гостей в одной с ней лодке. Александр – хозяин лодки – работает реаниматором в Северобайкальске. С Вовой они быстро нашли общие медицинские темы и всю недолгую дорогу болтали о своём. Высадив нас не другом берегу, мужики умчались по своим рыбачьим делам, оставив в нашей душе хорошие воспоминания о себе. А? Как мы прочувствовали, что раньше нужно выходить на берег? То-то! Кто рано встает, тому Бог дает! И это правильно, как говорил Горбачёв.

Доварив завтрак, перекусив в доме рыбака, одиноко и пусто стоящем на берегу, уже с хорошим настроением продолжаем наш путь на Томпу. Там должна быть посылка на почте.

Мы теперь стали с почитанием относится к рекам. Вот на карте написано «Сев. Амнундакан», что означает, выносы камней на устье горной реки. Интересно, что это за выносы? Сможем мы их преодолеть? Подойдем – посмотрим.

На высоком берегу, у ручья, который мы преодолели с легкостью присущей только нам молодым, стоит красивый охотничий домик. Такие мы видели на Большом Черемшаном у Петровича. Видимо, здесь тоже встречают интуристов. Бочка для привады и следы медведя около – лучшее этому доказательство. Туман довольно густой. Берег утоптан следами медведя. Нужно быть внимательнее, громче разговаривать и вытащить ружье – встреча с медведем сегодня не входит в наши планы.

В тумане трудно ориентироваться, толком не поймешь сколько пройдено. Судя по часам, отмахали порядочно, но где этот чёртов Амнундакан. От него до Томпы ещё томпать и томпать, а он, сволочь, потерялся где-то в тумане. Становиться жарко. Солнечные лучи и куски голубого неба иногда пробиваются сквозь белую пелену, и сразу берег преображается, становится летним, красивым, свежим. Хочется жить. Всё живое тянется к солнцу, потому что хочет жить.

Туман порвался, и в следующем кадре появилась метеостанция. О! Уже Томпа, что ли? Черный столб с флюгером, белые ящички на курьих ножках, оббитые рейками в стиле «жалюзи», крутящиеся по ветру чашечки над белой будкой, не могли быть ни чем, кроме метеостанции. А где Амнундакан? Наверное, тот ручей у охотничьего дома и есть река. Ну, что ж – еще лучше! Значит мы уже в Томпе.

Очнулись собаки, залаяли, и из всех домов, вокруг которых на длинных веревках сушились, дергаясь на ветру, прозрачные полиэтиленовые мешки, повылазили люди. Благо, домов было всего два, иначе толпа собралась бы огромная, а так – четверо взрослых и пера – тройка ребятишек. Мы поздоровались со всеми. Все поздоровались с нами.

– Как нам найти начальника метеостанции? – спросили мы.

– Я начальник. Черных моя фамилия, – ответил мужчина, подошедший к нам. – Пошли в дом.

– Вы, Анатолий Черных? У нас к Вам миллион приветов, записок и пожеланий. – я стал доставать все послания для него.

– Спасибо. Я знаю. Ждал вас, – говорил Черных, пропуская нас в дом. – Письмо ваше получил, насчет посылки. Я тут по совместительству начальником почты числюсь, хотя почты здесь нет.

– А в справочниках указано, что есть – поэтому и посылку послали сюда. – что-то не нравились нам эти сообщения.

– Посылка в Байкальском. Сюда почту с той стороны везут. Почтовый индекс у нас есть, а самой почты уже давно нету. Когда бываю на той стороне, захожу на почту, получаю на всех. Вашу посылку не дали – паспорт нужен. Я и так и эдак – ни в какую не дала. Так что посылки нет.

– Хреново дело. Продуктов почти нет. Очень мало. Надеялись на эту посылку. Конечно, есть кой какое НЗ, но боюсь его может не хватить. Следующая дозаправка только в Давше, до нее километров сто, не меньше. – прямо сказать, обескуражил нас Черных своим сообщением.

У дома на заборе сушилась свежая медвежья шкура. Три пулевых отверстия обязательно нужно было потрогать пальцем.

– Свежак! – сказал Володя.

– Вчера притащил, – ответил Толя. – Позавчера обстрелял с лодки. Вроде попал. Смотрю, кровь в следах. А он в кусты успел заскочить. И завалился там. Я близко не подхожу. Вижу уши прижал, значить живой, затаился – меня ждет. А темнеет уже Опасно. Я в лодку. Обстрелял кусты. А вчера, по светлу, смотрю лежит. Холодный уже.

– Если уши прижаты – значить живой? – интересная информация.

– Ага, значит ждет. Встречали медведя? – в свою очередь спросил Анатолий.

– Пока, нет.

– Встретите, – безапелляционно произнес Черных.

На столе шипела сковородка с медвежатиной. Малосольный омуль, хлеб, чай – всё было в нашем распоряжении. И мы распоряжались этим, как полагается.

– В прошлом годе, – продолжал тему медведей Толя, – туриста укусила медведица. Вы там мимо проходили, у охотничьих домиков. Так вот, наткнулся он на неё на берегу, прямо у домов. Она нерпу ест. Поначалу отскочила на косогор, а потом к нему. Ну и схватила за бедро. Как он от неё ушел – не знаю. Только уже ночью, слышу скребется кто-то в дверь, открываю – он. Лежит, весь в крови. Как дополз? Столько километров. И, что характерно, она по крови не пошла. Повезло парню. Ну, перевязали и утром отправили в Северобайкальск.

– Представляю себе – укусила. Подбежала, как собачка, хвать за бедро и отскочила. – Я усмехнулся. – Веселая картинка: Она ломает ветки в кустах, носится по берегу, а тебе нужно прыгать по камням, срываясь от косолапой, оставлять кровяной след на песке и быть в вечном ожидании, что сейчас догонит и снова укусит. Во, бродяга, натерпелся.

Почему-то этот рассказ нас здорово позабавил. Но больше всего было приятно знать, что обязательно «встретим». Тут же я провел параллель: сейчас сидим едим мы медведя, и не дай бог поменяться ролями. Это всех рассмешило, а Черных зачем-то сказал: «Рыбу тоже кушайте».

Пока мы благодарили хозяйку за обед, Анатолий принес соленых омулей и свежего хариуса нам в дорогу. Он немного неловко чувствовал себя за посылку. Но большего предложить не мог – денег не платят, кормит тайга, а у него семья – жена и двое несовершеннолетних детей. Мы всё понимали и не сердились. Более того, мы были благодарны этому человеку за гостеприимство, за стол, за рассказы и за то, что он нас на лодке перевез через реку Томпуда, не смотря на ограниченность горючего. Прощай, Черных. Дай Бог тебе и твоим детям здоровья, мы не будем терять время, пойдем к Шегнанде. Там со вчерашнего дня нас Федоров дожидается. У него наверняка есть припасы. Дотянем.

Часа через полтора вышли к зимовью. Теперь нас спасет только подножный корм. Поэтому, без тени сомнения, мы забрали из зимовья картошку, какие-то грязные сухари и луковицу. Перекусили омулем, чаем с конфетами и двинулись дальше. В море слышалась лодка, удаляющаяся по направлению к Томпе. Туман – не видно не хрена. Только бы не Федоров это был. Может не дождался и сваливает обратно к дому. Вообще-то обещал ждать. Не дай Бог! Мы прибавили шаг.

Четырнадцать часов на ногах – это не шутка. Уже все болит, колет, отваливаются колени. После покорения горных вершин близ санатория «Хукусы», мои мениски совсем отвалились. Приходится перематывать колени прямо поверх брюк – так меньше болят и, подсколзнувшись, не вылетят. Духота – солнце жарит, а мы в тумане, как в теплице. Тропа исчезла, пришлось спускаться на берег, прыгать по курумнику, оставляя последние силы побережью. Зато не заплутаешь в тумане.

Дождь раздавил туман в тот момент, когда мы вышли на поляну с разрушенным зимовьем с нашего конца и огромным домом с баней и беседкой – на другой стороне поляны. Зимовье, мы исследовали, ничего не нашли. Пошли к дому. В доме никого. И давно никого. Но всё солидно, мощно, крепко. Печь – что надо. И пустота. Решили идти на мыс, к реке – там должен ждать Федоров. Переправимся на тот берег, и будем считать день не напрасным. Пожуем, отдохнем, решим, как быть дальше.

Радуга, торчащая из глубины Озера, вспорола тучи. Дождь кончился. Быстро темнеет. Мы у реки орем Федорова, стучим по котелку, свистим – без толку. Разводим костер – в сумерках увидит огонь, догадается, что мы пришли. В прибрежных зарослях не видно зимовья, может оно вообще далеко отсюда – поэтому не слышит нас проводник. Но мне послышался лай собаки. Если так, то в зимовье кто-то есть. Значит, огонь увидит, а увидит – приедет.

Мы уже успели сварить еду и поужинать. Наорались и насвистелись. «Пионерский костер» который мы запалили, наверняка виден с того берега Байкала, Федорова, засранца, все нет. Спит, что ли? А может еще не приехал? Да, ну – не может быть. Завтра докричимся. Уходим в дом – там заночуем. По косе до дома километра два. Чтобы не нарваться в темноте на Мишу (а то укусит) колотим ложкой по котелку – темень, хоть глаз выколи.

Обустройство жилья, вечерний чай, натирание мазью спин и колен, отдых. Огарок свечи потух на столе, в печи щелкают угольки, красные тени скачут по стенам. Отбой.

24.06.92 Нам отказали в помощи Нам! Фёдорова не будет никогда. Застряли. Разведка верховья. Баня, унылая баня. «Ярославец» прошёл мимо

Вставать рано нет надобности. Наверняка Федоров ещё дрыхнет. Спокойно позавтракаем и пойдем на косу свистеть. Если даже соберется сваливать – мимо нас не проедет. К тому же холодно – вылезать из теплого спальника неохота. В такие моменты очень важно, чтобы кто-нибудь из нас взял инициативу на себя – встал и, хотя бы, растопил печь. Но мы не собираемся здесь засиживаться, значит и печь топить смысла нет. Прогреть такое большое помещение, как наш дом, нужно очень постараться. А дров сухих нет. Значит варим на костре, перекусим и к реке, до нее по песчаной косе, наверное, с полкилометра.

Уха готова (подарочный Черныховский хариус). Садимся есть. За окнами дождь, этот вечный северный туман и холод. Вроде лето, а телогрейку не снять.

Шум лодочного мотора подбросил наши натренированные тела (вначале, я написал «жопы», но это звучит вульгарно, хотя правдивее), и мы выскочили из дома, как угорелые. Намаевшись в сарае у Ширильды, мы больше не хотели пропускать ни одного, проезжающего мимо, браконьера. Но, к сожалению, это были егеря. На двух лодках. В одной из них сидел бородатый мужик с лайкой (кто сидел во второй я сейчас не помню, да это мне и не надо – ему повезло больше – он не остался в памяти моей). Его лодка первой подплыла к нашему берегу.

– Здорова, туристы – прокричал он, не выходя на берег.

– Здравствуйте. Вы стой стороны? За нами? Федоров там? – мы ещё не о чем не подозревали и поэтому улыбались.

– Нет, не за вами. Федорова нет – его жена не отпустила.

– Как это – жена не отпустила? Он же должен был нас встретить. – Я не понял причем здесь жена, если я забашлял десять штук.

– Да, хрен его знает. Сказал, что в понедельник вы придете – он должен был вас проинструктировать. – Бородатый сам ни хрена не знал.

– В смысле – проинструктировать? Мы бабки платили за провод по заповеднику. Нам обещали, что он будет с карабином, проведет по всему заповеднику. Его, что – вообще не было? – я не верил своим ушам.

– Не было.

– Ну, и как быть? Нам реку не перескочить. Мужики, на тот берег перевезите. В Давше мы разберемся.

– О перевозе разговора не было. – Борода дергал мотор. – У нас времени нет и бензина мало – может не хватить до Северобайкальска. – И зачем-то добавил, – у меня в зимовье ночевать будете – не спалите.

– Подождите, так а нам-то что делать?

– Переправляйтесь.

– Как?

– Я откуда знаю? Хотите – Федорова ждите, я позвоню ему, скажу, что вы здесь. Пусть решает. Если его отзовут – он приедет. – Мотор все таки завелся, и бородатый гондон стал разворачивать лодку.

– Мужики, ебанарот, перекиньте на ту сторону! – Я уже просто умолял.

– Не, некогда. Всё, пока! – бородатый помахал нам рукой, отъезжая от берега в туман. Собака облаяла нас. Вторая лодка направились за ними.

Я ничего не понял, что это только что было. Двое работников лесного хозяйства бросили на произвол судьбы в тайге двух голодных, оплативших переправу, переход и охрану туристов, только по тому, что им некогда.(На счет бензина – пусть уши трут кому-нибудь другому. Было бы мало – ехали бы в одной лодке, а не в двух).

«Козлы, ёбаные» – прозвучало с той стороны, где находился Володя.

«Не, Вова, – это егеря ебаные» – я уточнил их социальный статус.

Ясно одно – ЗАСТРЯЛИ. И что теперь делать? Твою мать! Ну, хорошо, не будем нервничать. Сейчас покушаем и подумаем, как быть. Разберемся, главное реку перескочить. Мы уныло побрели в дом.

Время остановилось. В подобной ситуации нам ещё не приходилось бывать – близок локоть, да не укусишь. Первый раз за всё время перехода нам отказались помочь. И кто? Те, кому мы оплатили. Те, чьи услуги нам были гарантированы. Непостижимо! Простые люди побережья делили с нами хлеб и кров, помогали чем могли, и писали своим друзья записки, чтобы и они нам помогали. А работники заповедника, нет заповедников – достаточно вспомнить мыс Елохин – выгибая из себя дико занятых людей, не шевелятся даже за деньги. Жена не отпустила … на работу. На работу, за которую он уже, наверное, и деньги получил. Херня какая-то! Не понимаю! Зато сколько понтов. Сколько форсу. Кругом запрещающие щиты, вывески – по побережью не пройдешь – арестуют, отберут ружье и ещё дело заведут за браконьерство. Но свои прямые обязанности выполнять никто не желает. Вот если бы мы были иностранцами, нам бы баночное пиво на вертолётах возили… Негодованию не было предела.

Ладно, ныть можно не переставая. Думаем, что делать будем. Первым делом доели уху. Чай со смородиновым листом пили склонясь над картой. Потом натаскали дров и растопили печь – дом большой, нужно обогреть – ночевать, скорее всего, здесь, придется.

Устье реки не преодолеть без плавсредств – это стало яснее ясного, когда мы ещё раз подошли к нему. Так же, как и на Шерильды, бревна вылетают в Байкал, как спички. Грязный поток кипит далеко в Море. С плотами мы уже потерпели фиаско, остается брод. Нужно разведывать верховья, может там удастся перебраться. Решаем так: один остается на случай прихода лодки, другой идет в разведку вверх по реке. Другим был я. Я, прихватив ружье, пошел в верховья.

Тропа уводила в лес прямо от дома. Заболоченное устье реки нужно было обходить, кто-то наверняка вытоптал тропу не по болоту, значит, оптимальный вариант – идти по тропе. Может быть по этому я не взял с собой карту – это было глупо. Час шел по тропе, но к реке тропа не выводила. Я слышал шум реки справа за болотом, но тропа все лезла вверх и вверх, а река всегда была где-то за болотом. Нашел солонец, утоптанный старыми звериными следами. Спугнул белку, выводок рябчиков, но стрелять не стал – не на охоте. Черная туча накрыла небо. В лесу стихли голоса. Стало тревожно. Одному бродить в незнакомом лесу радости мало. Вот – вот хлынет дождь. Этих доводов для меня было достаточно, чтобы я развернулся к дому. Я и развернулся.

Вернувшись, по карте определил примерный маршрут моего движения по тропе. Выходило, я только пол пути прошел, до того места, где тропа может вывести к реке. Значит ещё час ходьбы. И того, два часа ходу – километров семь – восемь. Опустошенный, я завалился спать.

В седьмом часу, потеряв какую бы то ни было надежду на появление моторной лодки, мы решили затопить баню. Чего добру пропадать. Кто-то основательно здесь устроился: дом большой, печь – каменка посреди, двое огромных нар у каждой стены, обеденный стол огромный, в сенях – лопаты, грабли, разная утварь, в бане – тазы, цинковые ведра. Рядом с домом развали кирпичного фундамента какой-то старинной постройки. Видно давно люди обжили это место. Интересно ещё узнать, где хозяева? Кому принадлежит весь этот скарб? И когда они здесь появятся? Судя по тому, что печь давно не топилась, следов пребывания людей нет (следы на тропах и у дома смыты дождем), появление хозяев из леса с корзинками грибов – не ожидается. Значит, хозяевами будем мы. Топим баню.

Помывшись, побрившись, постирав одежду, почувствовав себя другими людьми (как обычно), мы первым делом подсчитали наши запасы. Выходило, что запасов – пшик. НЗ до Давше не трогаем в любом случае – его будем поедать, только когда перейдем реку, а всего остального здоровым мужикам не хватит даже на понюхать. Обшарили все углы и кладовки дома. Нашли грамм сто риса, кусочек маргарина, шесть картошек и приправу. Тоже прибыль. Хорошо. Может уток постреляем? Может! Это на крайняк.

В сумерках в тумане раздался стук мотора. «Ярославец». Я рву факел. Красное пламя озаряет берег. Катер степенно тарахтит мимо и растворяется в тумане. Не повезло. Жаль факел. Чтобы быть готовым к подобной встрече, на крутом склоне берега сваливаем в кучу пару коряг, обкладываем их дровами и травой, чтобы в случае надобности запалить. Вот только дрова сырые – загорятся ли? Но, так положено у потерпевших кораблекрушение, готовить на берегу костры для высадки десанта – что мы фильмов не смотрим? Всё по науке!

Сходили в старое зимовье на дальний конец поляны – пусто, ни крошки. Вечер. Надежда, что завтра приедет бородатый, не покидает нас. Варим остатки гороха. Жуем витамины и, чтобы обмануть желудок, анальгин. Нет – сердце не болит. У него вкус мятный, как у жвачки «Калеф». Вкусно! Помечтали о рогаликах, съеденных на Вовино день рождения и поняли одну неоспоримую вещь: Хочется есть, когда есть мало и нужно экономить, хочется есть. Иногда, не все так уж плохо, но если чего-то не хватает, то кажется, что этого не будет никогда и начинаешь этого желать, искать, добиваться. Очень стараешься, теряя нервные клетки. Но стоит получить желаемого, как желание пропадает. Белиберда? Не скажи! К примеру: тебе очень нравится девочка. Ты прямо дрожишь при встрече. От прикосновения чуть не кончаешь(ся). Бегаешь, мучаешься, страдаешь, совершаешь сумасшедшие поступки. Кажется, всё отдашь за поцелуй. Ну, хотя бы за улыбку. Не досягаемая она! Изворачиваешься, стелишься, врешь, обещаешь. И главное при всём этом, сам себе веришь, что жить без неё не будешь. Ну, улыбнись! Ну, поцелуй! А утром, лениво гладя её по груди, совершенно четко понимаешь, что так оно и должно быть. А кто, если не ты здесь должен лежать? «Кстати, у тебя много было до меня мужиков?»

Горох говно – подгорел. Все равно съели. Туши свечу, помечтаем в темноте, как вчера – под дрожащие тени. Зато природа здесь дикая и первозданная!