Вокруг только лед

На рейдах антарктических станций

Орографические особенности рельефа дна и берега – мелководья, ледники, острова, высота ледникового барьера, режим течений и другие географические и гидрометеорологические особенности района, где располагается станция, иногда решающим образом определяют и ледовой режим на подходах к станции и условия разгрузки. Сочетание всех этих условий создает «лицо» станции, своего рода «изюминку», которая может оказаться разной по вкусу.

Более всего такая «изюминка» выражена у моря Дейвиса, на южном берегу которого зацепился за верхушки нескольких скал Мирный. Море обширной акваторией вписывается в излучину побережья, образованную шельфовыми ледниками Западным – на западе и Шеклтона – на востоке. В центре моря возвышается почти на 300 м остров Дригальского, ледниковый купол которого хорошо просматривается издалека и с моря, и с воздуха. Остров Дригальского – своеобразное преддверие Мирного.

К востоку от Мирного с материка сползают в море несколько ледниковых потоков. Это ледники Хелен, Куприянова и Роско, которые плодят айсберги в очень больших количествах и в этом отношении постоянно соперничают с ледниками, расположенными западнее Мирного – Позадавского, Бертон-Айленд и Джонса. Это соперничество и в периоды медленного, монотонного сползания в океан, и в периоды откола айсбергов, когда, к примеру, Хелен, казалось бы, ни с того, ни с сего выбрасывает за одно лето в море Дейвиса три-четыре десятка айсбергов, предопределяет ледовый режим и его изменчивость иногда на несколько лет вперед. Это происходит из-за того, что общая система течений в море Дейвиса и купол острова Дригальского, своего рода надводное звено цепи мелководий и банок, тянущихся, по сути дела, от самого Мирного через центральную часть моря до его северных окраин, препятствуют выносу айсбергов в океан. Возможно, не будь земная твердь в Антарктиде притоплена на 500-700 м ледяной шапкой, здесь возвышался бы над волнами гористый полуостров с ожерельем островов, птичьими базарами, ледниками, низвергающимися в воды океана живописными ледяными обрывами. Но, увы, есть лишь цепь мелководий, венчаемых куполом острова Дригальского.

Что касается течений, то можно в общем сказать, что в восточной части моря господствуют течения с востоко-юго-востока на западо-северо-запад. Это хорошо заметно по движению айсбергов, в особенности в зимнее время, когда айсберги, приходящие с востока, пропахивают неподвижные ледяные поля, либо, натолкнувшись на цепь мелководий, надолго садятся на дно, сами превращаясь в своеобразные острова. Так вдоль этих мелководий вырастает «частокол» из нескольких сот айсбергов, самых различных по форме и размерам. Теперь ледяные поля, приходящие с востока, упираются в них и образуют массив тяжелых сплоченных льдов, который иногда простирается от центральной части моря до шельфового ледника Шеклтона, полностью перегораживая с севера акваторию моря Дейвиса, прилегающую к леднику.

В западной части моря, вблизи Западного шельфового ледника, айсберги, отделившиеся от материка, предпочитают большей частью устремляться на север, хотя, казалось бы, общее направление течений должно сохраняться и здесь и прижимать эти айсберги к Западному шельфовому леднику. Немецкая экспедиция на судне «Гаусс», которая проводила здесь исследования еще в 1901-1903 гг., объяснила эту особенность в движении айсбергов тем, что Западный шельфовый ледник создает подпор для вод, приходящих с востока, и изменяет направление их движения на северное.

Частокол айсбергов, сидящих на мели к северу от острова Дригальского и создающих подпор для дрейфующего с востока льда, вкупе с благоприятными условиями для выноса льда из западной части моря Дейвиса порождает в западной части моря своеобразный коридор со сравнительно легкими ледовыми условиями. Этим коридором, пожалуй, в девяти случаях из десяти экспедиционные суда практически без труда проходят на рейд Мирного и так же благополучно выходят обратно.

В заливе Алашеева, на берегах которого располагается Молодежная, дела обстоят несколько сложнее. В особенности, когда нужно доставить туда груз к началу летнего сезона. В это время залив бывает перекрыт с севера мощным поясом дрейфующего льда, ширина которого может достигать 1000 км и более. Но на восток от меридиана Молодежной, в сторону далеко выступающего к северу полуострова Вернадского, пояс дрейфующего льда резко сужается; его северная кромка располагается примерно вдоль параллели, а береговая черта начинает отходить к юго-западу. Вот уж воистину, где тонко, там и рвется. Если не пытаться пробить ледовый заслон на пути к Молодежной по якобы кратчайшему расстоянию – по меридиану, а взять чуть восточнее, поближе к полуострову Вернадского, то там, примерно в районе острова Витё, можно поймать разрывы в поясе дрейфующего льда, добраться по ним к кромке припая и вдоль нее пройти на меридиан Молодежный. С разрывами, конечно, тут всякое бывает – то ли будут, то ли нет. Наиболее вероятны они у острова Витё, где много всяких мелководий, на которых надолго застревают айсберги. По разводьям, образующимся около них, можно пройти на рейд Молодежной. Так легче всего попасть в заприпайную полынью, если она есть, конечно. Но иной раз, обдирая борта о тяжелый лед, продирается судно вдоль кромки несколько суток, а полыньей и не пахнет. Капитан и про себя и публично под настроение нехорошие слова про науку вообще и про гидролога в частности говорит, а гидрологу остается одно – уповать на погоду; как только ветер перейдет на южные румбы, откроется щель вдоль кромки припая и все плохое, что сказано было сразу забудется.

Вообще в районе Молодежной и в декабре – январе бывает тяжеловато. Льда еще много, хотя припай в заливе начинает исчезать буквально на глазах. Вдоль полуострова Танг, который образует хорошо очерченный восточный берег залива, появляется четко видимая с Молодежной полынья, которая день за днем приближается к подножию горы Вечерней (эта гора крутым красноватым лбом вылезает из-под ледника в 20 км к востоку от станции), а уж оттуда начинается взлом припая и на всей акватории залива Алашеева. В марте только скопления айсбергов в центре залива да на рейде станции могут еще удерживать полуразрушенные солнцем остатки припая, которые ни один капитан, стоящий в рубке дизель-электрохода вроде «Михаила Сомова», всерьез не принимает. Март – апрель – самое благоприятное время для захода в залив Алашеева. Льда в его окрестностях почти нет. И даже белоснежные «пассажиры» заходят иногда сюда в это время, и запись в судовом журнале о плавании за чертой Южного полярного круга долго является предметом гордости экипажа. Другое дело, что стоять в апреле у ледяного причала Молодежной очень тяжело, даже опасно; мало того что осенью начинаются стоковые ветры ураганной силы, так еще и приходящая после циклона с океана зыбь нещадно колотит судно о барьер. Это, конечно, неприятные частности, а вообще март – апрель прекрасное время для разгрузки у Молодежной. И именно в это время здесь собирается иногда по три-четыре судна. Но «последняя ласточка» бывает и в мае, когда неистовствуют ураганы, полярная ночь накрывает Антарктиду, а поверхность океана, горбящаяся зыбью, покрыта метровым слоем смерзающейся снежуры.

САЭ присмотрела место под Ленинградскую во время работ пятнадцатой по счету экспедиции. Подгоняемая надвигающейся осенью и необходимостью зайти по дороге домой еще и на Молодежную, «Обь» обошла побережье от мыса Адэр до ледника Матусевича, который мощным языком, разбитым многочисленными трещинами, впадает в океан примерно на 157° в. д. Возможно, при более тщательных поисках можно было отыскать место и удобнее. Но, как часто бывает, не хватило нескольких дней, которые в осеннее антарктическое ненастье могут обернуться месяцами дрейфа. Потом, три года спустя, «Обь» все-таки попала в дрейф. События той тревожной зимы 1973 г., когда она дрейфовала во льдах Балленского массива, квалифицированно как океанолог и бесстрастно как историк описал А. Ф. Трешников в книге «Зимой в Южном океане». Писатель Семенов-Спасский, исполнявший в то время обязанности судового врача, посвятил тем же событиям повесть «Белый дрейф». Спустя четыре года в полуторамесячный дрейф попало НЭС «Михаил Сомов». Пленение льдами двух судов, с интервалом всего в четыре экспедиции, заставило всех антарктических капитанов, гидрологов и начальников всех рангов относиться к району Ленинградской с большим вниманием и уважением. Коварное скопище тяжелых льдов, порождающих Балленский ледяной массив, как было уже сказано выше, возникает из-за того, что айсберги, примерзшие на долгие годы к обширному мелководью севернее ледников Нинниса и Мерца, играют роль своеобразного мола, в который упираются дрейфующие с востока льды. Северная окраина этого массива не так уж страшна – океан рядом, дорога на его просторы открывается после прохождения мощного циклона. А вот район Ленинградской находится в юго-восточной части этого неприятного места, в дальнем углу массива. И уж коль так случилось, что попало судно в дрейф, то жди, пока тебя со всеми этими льдами протащит вдоль берега и упрет в айсберги. А там либо вытолкнет на север, либо протащит вместе с измочаленными льдами сквозь этот частокол на запад.

Очень капризный характер у этого массива! Когда его восточная кромка проходит в одном-двух градусах на запад от меридиана Ленинградской, суда беспрепятственно, хоть и с оглядкой на то, что творится у них под боком, милях в пятидесяти – шестидесяти справа, проходят к самой станции и благодушествуют на рейде, если погода, конечно, позволяет. Это меридиональный вариант подхода к станции. По мере подхода к станции перед глазами разворачивается очень живописная панорама. Сама скала, вдоль гребня которой стоит станция, обрывается к леднику трехсотметровым уступом, рейд станции украшают многочисленные айсберги, а за скалой теряются за горизонтом зубцы близких и далеких гор и хребтов.

Второй вариант подхода к станции открывает более широкие возможности для обозрения антарктических панорам. Им пользуются в те годы, когда восточная кромка Балленского массива смещается на восток, в сторону островов Баллени и моря Росса. В этом случае судно обходит весь этот ледяной капкан стороной и пытается пройти к станции с востока, по параллели. Для этого нужно найти «слабинку» между кромкой припая и навалившимися на него ледяными полями и двигаться по ней вдоль береговых панорам. «Слабинка» эта по ледовой терминологии может оказаться и заприпайной полыньей, и цепью разрежений, перехваченных ледяными перемычками, и просто зоной льда, который при благоприятных обстоятельствах превращается в заприпайную прогалину шириною в десяток метров. Капитан Михаил Андреевич Петров, с которым мне дважды доводилось проходить к Ленинградской с востока, презрительно называет эту «слабинку» щелью и говорит, что он никогда в нее не полезет. Потом, когда не остается других вариантов, он вздыхает тяжело и пролезает вдоль припая на рейд станции, сверкая глазами: «Затащил, Сусанин, в эту щель. Сам пароход выводить обратно будешь!»

Есть, правда, и третий вариант. Это уже на грани полной безысходности, когда ничего обнадеживающего не видно ни спутникам из космоса, ни вертолетам с высоты птичьего полета – только сплошные взъерошенные торосами ледяные поля. Надо найти километрах хотя бы в ста от станции подходящее ледяное поле или айсберг и, не подходя вплотную к станции, сделать вертолетами смену персонала и оставить ребятам на зимовку, по меньшей мере, самое необходимое.

Вообще Ленинградская в одном хороша. Туда не идет ничего сверхгабаритного и сверхтяжелого, что не мог бы поднять вертолет. Поэтому стокилометровое плечо, конечно, не лучший вариант, но тоже выход. Сложная обстановка была в 1971 г., когда открывали станцию и вместо МИ-8 на «Оби» были АН-2, а на берег нужно было доставить панели домов, трактор и вездеход, которые никак не увезешь на самолете. Пришлось искать дорогу по припаю, по многочисленным трещинам, и въезд с припая на барьер был найден лишь в одном месте. Потом, после 1971 г., кажется, всего дважды удалось добраться до берега таким образом.

Пожалуй, наиболее удачное время, для того чтобы избежать в районе Ленинградской неприятного знакомства с Балленским ледяным массивом, – вторая половина февраля. Это по антарктическим меркам что-то вроде золотой осени или бабьего лета.

Несмотря на участившиеся циклоны погода еще терпима, а что касается льда, то часть его уже унесло куда-то в океан, либо далеко от берега прижало к айсбергам, и температура воздуха еще не опустилась так низко, чтобы по ночам хватать океан за горло и душить его молодым льдом.

Новолазаревская не вполне соответствует понятию «прибрежная станция». От океана она отделена шельфовым ледником и расположилась в оазисе Ширмахера, примерно в 80 км от берега. Доставка сюда груза и смена персонала происходит комбинированным способом. Экспедиционное судно подходит к кромке шельфового ледника в заливе Ленинградском, швартуется к барьеру и выгружает на ледник все, что требуется станции на год зимовки. Топливо сливается в емкости, установленные на леднике. Продукты и практически весь груз, а также смена станции производится вертолетами. Что касается топлива, то на протяжении всей зимовки за ним приходят со станции санно-гусеничные поезда, которые увозят еще и то, что не смогли утащить вертолеты.

Перевалочная база на шельфовом леднике расположена в глубине небольшого залива, имеющего форму треугольника, образованного ледяными берегами. Нужно пройти вглубь этого залива примерно с полкилометра, предварительно выколов припай от входа в залив до места швартовки. Самое обидное бывает, когда после нескольких суток непрерывной долбежки, во время которой вся надстройка судна содрогается от ударов о двухметровый лед, приходит зыбь и в течение нескольких минут делает то, на что было затрачено несколько суток труда, изнурительного для двигателей судна и его корпуса.

Вообще зыбь проделывает иногда невероятные, с точки зрения даже опытного антарктического гидролога и моряка, вещи. Мое знакомство с ее шутками началось именно здесь, в заливе Ленинградском, в восьмой по счету Советской антарктической экспедиции, когда я был очень зеленым новичком в гидрологии вообще и Антарктику видел впервые. Экспедицию тогда возглавлял опытнейший полярник Михаил Михайлович Сомов, а на борту «Оби» находились в составе морского отряда такие антарктические гидрологи-«волки», как Виктор Леденев и Лев Ескин. Весь юго-восточный угол залива Ленинградского до самого ледяного барьера, куда нам обязательно нужно было подойти, был закрыт многолетним припаем. До перевалочной базы на берегу, которая тогда называлась «Рубеж», от кромки припая было километров двадцать, и поэтому вопрос о том, чтобы судно, пробивая канал, добралось до берега, отпал сразу – это была работа на полмесяца. Гидрологи, вооружившись бурами, сели на вездеход и отправились проверять толщину льда по трассе и выискивать трещины, а водители тягачей на Рубеже начали готовить въезд с припая на берег. Толщину льда мы так и не определили. Трехметровый бур вгрызался в ледяную толщу, но ни разу не достиг ее нижней поверхности. По высоте надводной части припая можно было предположить, что толщина этого ледяного монолита 3,5-4 м. Девственная белизна припая нигде не нарушилась паутиной трещин.

К вечеру, когда была обкатана и отвехована трасса, на Рубеж пришел тягач с балком на прицепе, в которых находились ребята из старой смены со всеми своими вещами и вьючниками, заполненными журналами наблюдений, лентами самописцев, одним словом, всем тем, ради чего они работали год на зимовке. На полпути их прихватил подошедший циклон, и им пришлось около двух суток пережидать его.

Едва погода утихомирилась, добрались до Рубежа и решили, пока погода позволяет, идти по припаю до «Оби». Только тронулись в путь в паре с маленьким вездеходом, и прошли несколько километров – накрывает второй циклон. Ночь, метель, полное отсутствие видимости. Тягач стали вести с судна по экрану локатора, благо, радиостанция на нем была. Но вездеход, шедший за тягачом, сбился со следа минут через десять после начала всей этой снежной одиссеи. Тягач подошел к борту судна около полуночи. Чтобы тягач заметил «Обь», на судне горели все прожектора, все огни, и это светлое пятно сквозь снег стало видимым вездеходу примерно с расстояния 250 м.

Едва ребята поднялись на борт, кое-как обогрелись, как позвонили из гравиметрической лаборатории и сказали, что они своими приборами отметили появление зыби. Колебания океана были настолько эфемерны, что их не приняли всерьез. Для страховки – вдруг начнет подламывать кромку припая – решили отогнать тягач вместе с балком подальше от борта. Чтобы водителю и аварийной группе не заблудиться на обратном пути, привязали к бамперу тягача трос с гидрологической лебедки и, потихоньку потравливая его с судна, отогнали тягач метров на пятьсот и потом по этой ариадниной стальной нити вернулись назад.

И вот около пяти часов утра эти «эфемерные колебания океана» начали крошить наш четырехметровый монолит, на который мы так уповали. До половины восьмого тягач с балком еще давал четкую отметку на экране локаторов, после чего он исчез. Припай был взломан на восемь километров. До его взлома вездеход успел вернуться по своему следу на берег. Ребята шли наощупь, голыми руками определяя, снежная ли это целина или перепаханная гусеницами колея.

Мне потом много раз приходилось убеждаться, насколько бессилен лед перед океанскими валами. Не перед ударами волн, а перед длинными волнами зыби, прокатывающимися подо льдом и ломающими его на одинаковые куски – от гребня волны до ее впадины.

В последние годы суда приходят в залив Ленинградский в наиболее удачные сроки – в середине марта. В это время прибарьерная полынья у западного края шельфового ледника Лазарева достигает наибольших размеров и охватывает практически всю акваторию залива.

Путь на эту акваторию лежит через зону дрейфующих льдов, ширина которой в марте, как и во многих прибрежных районах Антарктиды в это время, минимальна. В подавляющем большинстве случаев, заручившись поддержкой информации с ИСЗ, а лучше ледовой авиаразведки, можно проходить в залив Ленинградский по кратчайшему расстоянию – по меридиану. Этот путь называется основной трассой. Есть еще восточный вариант, который обычно используется в начале навигационного периода, в декабре – январе, когда ледяной массив моря Уэдделла своими восточными отрогами еще перекрывает подходы к морю Лазарева с севера.

В апреле в заливе Ленинградском начинается интенсивное ледообразование. Молодые льды в сочетании с остатками старых, скрепляемых снегом, приносимым осенними циклонами, образуют труднопроходимый для судов конгломерат. В конце марта 1959 г. «Обь» безнадежно вязла в этой подушке, толщина которой достигала пяти метров. А в начале апреля 1962 г. «Обь» также не смогла пройти в залив, и смена персонала станции Новолазаревской была под угрозой. Даже стоял вопрос о повторной зимовке. В это время в море Лазарева были «поля сморози из сплоченного остаточного, белого и серо-белых льдов, торосистостью 3-4 балла, заснеженностью 3 балла, временами сжатие до трех баллов», как скупо и нудно квалифицировали сложившуюся на пути «Оби» ледовую обстановку гидрологи. Эти события изложены в одной из повестей Владимира Санина, в которой, к сожалению, подлинные события полностью отошли на второй план под неудержимым напором разыгравшейся фантазии автора.

В последние годы в связи с тем, что заход в залив Ленинградский делает судно, идущее из моря Уэдделла, появился еще и третий вариант подхода. Его, наверное, можно назвать прибрежным. Правда, он тоже осуществляется в марте, и его, видимо, следует считать одним из вариантов основной западной трассы, которая хороша, когда пояс дрейфующего льда практически отсутствует. Судно следует вдоль побережья из района шельфового ледника Беллинсгаузена на восток практически по чистой воде. На подходах к заливу Ленинградскому оно выходит в проход между берегом и обширным скоплением айсбергов, остающихся мористее. Когда-то, по молодости, я думал, что все они тихо и мирно дремлют, осевши на мелководье, и ждать от них подвоха нечего. Но…

В марте 1974 г. «Василий Федосеев» стоял у ледяного барьера на ледовых якорях под разгрузкой в заливе Ленинградском. Было заведено шесть стальных концов, толщиной в добротную мужскую руку. В три часа утра ветер зашел с носа, задул от востока и усилился до 28 м/с, но концы держали хорошо. Примерно в семь часов утра они перестали нас держать, а по данным имевшихся на судне приборов ветер стал больше 30 м/с. Насколько – трудно сказать. Судно положило ветром на правый борт, оборвало все концы и потащило кормой вперед, завалив надстройку на край барьера. Через полкилометра судно выдавило из бухты в залив Ленинградский в объятия айсбергов, которые, как я думал, «тихо и мирно дремали…» «Василий Федосеев» представлял жалкое зрелище. Ледник снес нам фальшборт от палубы до надстройки, смял надстройку, выдавив иллюминаторы и напрессовав в каюты снег, фирн и лед. Главная палуба перед надстройкой и за ней, до самой кормы, была завалена глыбами льда, который мы лихо срезали, навалившись на ледник правым бортом и проутюжив его на протяжении 600 м. Самое неприятное было в том, что для запуска дизелей требуется время. Его оказалось мало, и под ударами урагана в окружении айсбергов мы оставались на протяжении долгих минут просто игрушкой стихии. Наконец «Василий Федосеев», напрягши все свои 6400 лошадиных сил, начал выходить сквозь пришедшие в движение айсберги и ураганный ветер на чистую воду, к западному краю ледника Лазарева.

Этот выход из скопища айсбергов выглядел примерно так. При видимости около 100 м сквозь пелену несущегося снега и срываемой с верхушек волн водяной пыли мы угадывали прямо по курсу айсберг. Уклониться от встречи с ним можно только положив руль вправо на борт, на ветер. Капитан: «Право на борт!» Рулевой: «Руль право на борту»… Через несколько секунд: «Судно право не идет…» Еще через несколько секунд: «Судно право не идет…» Дистанция сокращается. Айсберг обретает четкие очертания. Нас несет на него. Под коленками противная дрожь. «Судно право не идет». «Да какого же черта эта коробка не идет вправо!..» «Полградуса вправо. Полтора. Три. Пять». И край айсберга проходит в нескольких метрах от левого крыла мостика. Обвалившаяся глыба вонзается в воду у самого фальшборта. За ревом ветра всплеск, подобный падению 500-килограммовой авиабомбы, не слышен. Пронесло.

Русскую мы долго собирались открывать. Первый рекогносцировочный заход сюда сделала «Обь» в конце февраля 1972 г. Была предпринята попытка пройти в район мыса Беркс со стороны моря Росса – трассой прибрежного варианта – и открыть там станцию. «Обь» встретила на этом маршруте очень тяжелые льды. С большим трудом судно пробилось на север, а затем, выйдя на меридиан будущей станции, прошло к побережью и таким образом доказало предпочтительность этой трассы, которая и стала основной. Но выход обратно, на север, оказался намного тяжелее. Четырехсоткилометровый пояс дрейфующих льдов «Обь» проходила с 13 по 20 марта, неоднократно испытывая сильные сжатия и часто заклиниваясь во льду. Для освобождения судна применялись взрывы и производилась околка корпуса вручную. Из 184 часов, которые были затрачены на преодоление зоны дрейфующего льда, только 87 часов пришлось на активное плавание, причем 82 часа судно находилось в вынужденном дрейфе.

На следующий год, в период с 16 февраля по 6 марта, «Обь» вновь совершила плавание в район мыса Беркс, уже имея на борту все для строительства станции и даже ведерный самовар, который должен был украсить кают-компанию будущей станции. Ледяной пояс имел ширину также около 400 км, но тяжелые льды были встречены только около побережья. На месте будущей станции были выполнены подготовительные работы: построен небольшой дом, оставлены термометры для регистрации температуры и строительные материалы. Большего сделать не удалось. Погода была отвратительной, особенно донимали ветры. Тогда еще никто не знал, что здесь будут зарегистрированы рекордные для станций САЭ скорости ветра – больше 70 м/с. А в апреле 1983 г. начальник уже четвертой смены полярников станции Русская Владимир Киселев в диспетчерских радиограммах дважды сообщал о скорости ветра 76 и 78 м/с. Не закончив строительство Русской, «Обь» была вынуждена покинуть негостеприимный и ветреный мыс Беркс, так как ей еще предстоял заход на станцию Ленинградскую. Никто не мог знать, что она спешит навстречу своему трехмесячному дрейфу во льдах Балленского ледяного массива.

В 1978 г., когда в Антарктиду собиралась 24-я САЭ, предполагалось открыть Русскую в феврале 1979 г. Увы, ледовая обстановка в море Дейвиса оказалась настолько сложной и на обеспечение Мирного и Востока было истрачено столько времени, что на Русскую его уже не хватило – мы могли бы подойти в район мыса Беркс не раньше 10-12 марта, да и то при «средних» ледовых условиях.

Наконец в конце февраля 1980 г. 25-я САЭ пробилась сюда на дизель-электроходе «Гижига» и 9 марта подняла флаг новой антарктической станции. Подходили сюда тем же, основным вариантом – в коридоре между 135 и 140° з. д., рассекая Тихоокеанский ледяной массив с севера на юг. Домик, оставленный несколько лет назад, не был обнаружен – его разметало ветром.

Все последующие экспедиции, что приходили к мысу Беркс, преодолевали зону дрейфующего льда только по этому меридиональному маршруту и, закончив работы по обеспечению станции, также уходили на север. Спутниковые снимки постоянно указывают на то, что между 135 и 140° з. д. существуют разрежения и, кроме того, северная и южная кромки пояса дрейфующего льда смещены внутрь ледяного массива. Трудно дать однозначный ответ на вопрос, почему здесь наблюдается это явление. Этот район Южного океана – большое «белое пятно», которое еще ждет своих исследователей. Ни рельеф дна, ни режим течений, ни другие гидрометеорологические элементы и явления здесь практически не изучались. Видимо, наиболее вероятной причиной существования этой ледовой бухты является комплекс явлений – распределение айсбергов, господствующие течения и рельеф дна. Айсбергов здесь много, и отмечаются они в этом районе отдельными скоплениями, которые разрывают ледяной массив разрежениями. В настоящее время трудно сказать, приурочены ли эти скопления к мелководьям или их образование связано с другими причинами. Думаю, что все-таки главную роль здесь играет рельеф дна.

А прибрежный вариант прохода к станции еще ждет своего часа. Суда еще воспользуются им. Доказательство этого – успешное плавание американского ледокола «Глейшер» в 1962 г. Поставив своей целью достичь моря Амундсена, которое располагается восточнее мыса Беркс, «Глейшер» вошел в прибрежную полынью со стороны моря Росса примерно на 158° з. д. и, двигаясь вдоль берега на восток, достиг меридиана острова Шепард. Это почти на 100 миль восточнее мыса Беркс. В отдельные годы, очевидно, создаются благоприятные условия для плавания вдоль побережья от моря Росса до северной оконечности Антарктического полуострова. В феврале 1983 г., например, прибрежная полынья выглядела очень заманчиво – каналом чистой воды и разреженных льдов она просматривалась на снимках ИСЗ от восточной окраины моря Росса (мыс Колбек) до мыса Дарт. Но «Капитан Марков», обслуживающий станцию Русская, так и не решился воспользоваться этим вариантом и прошел к Русской по 137-му меридиану. Капитан Михаил Андреевич Петров долго и с недоверием рассматривал карты прибрежных акваторий и решил все-таки воспользоваться не раз проверенным вариантом. Мы ушли на север к кромке льда. Чутье не подвело капитана – в начале марта массив сполз на юг, и в считанные дни проход из моря Росса был закупорен тяжелыми льдами.