Волчий пастырь. Том 3

Глава 17

В другой ситуации мне бы, наверное, было некомфортно, холодно и мокро. Но сейчас я на неудобства даже не обращал внимания – сбросив непромокаемый плащ, просто сполз по стене, привалившись в уголке к стене так, чтобы качка не сильно болтала голову.

Мы втроем только что вернулись с очередного выхода на палубу и передали инструменты следующей отправившейся на борьбу со льдом команде. Нам же предстоял заслуженный трехчасовой отдых. Кетиль Удача, довольно странный нордлинг, которого капитан прикрепил к нам с Никласом в вахтенную команду третьим, сразу, причем мешком, завалился на пол поодаль. И, похоже, уже спал. Странный он вообще человек – немного, я бы сказал, сумасшедший. Улыбается постоянно к месту и не к месту, стихами периодически разговаривает, еще и нервный слишком. Ну да ладно, главное, что дело свое знает – во время работы Кетиль буквально преображался и становился на нормального человека похож.

Шли вторые сутки нашего движения по краю шторма. Несмотря на дикую усталость, я по-прежнему не то что спать, закрыть глаза не мог – палуба ходила ходуном, и у меня словно внутренний блок стоял: очень боялся закрыть глаза, заснуть, а после проснуться и понять, что корабль уже под водой. И открытые глаза меня как будто от этой перспективы удерживали – словно, пока смотрю на окружающий мир, ничего плохого не случится. Никлас, кстати, хотя и сохранял внешне невозмутимый вид, судя по всему чувствовал примерно то же самое. Сделав кофе – дрянной, из кофеварки, и перелив его в закрытый бумажный стаканчик, Никлас опустился на пол рядом со мной.

Долгое время, отхлебывая по очереди кофе из одного стакана, мы так и сидели на полу, привалившись к стене кают компании, и наблюдали, как с противным скрежетом ездит по полу туда-сюда алюминиевая миска с кормом. Хозяин миски, наглый рыжий кот одного из нордлингов, развалился напротив нас у противоположной стены и также иногда наблюдал за скользящей по полу миской. Качка ему никаких неудобств не доставляла – кот, по словам капитана, не первый раз в рейсе, привыкший. Как раз сейчас это рыже-наглое чудовище, довольно обыденно подняв высоко заднюю лапу, вылизывало свои пушистые штаны где-то в районе задницы.

– Почему ты с Ливией? – поинтересовался я у Никласа.

Неожиданно поинтересовался, причем даже в некотором роде неожиданно и для самого себя. Такие вопросы не совсем корректны, но обстановка окружающая вполне располагает к небрежению некоторыми условностями.

Никлас на вопрос довольно долго не отвечал. И стакан с кофе от меня в очередной раз не забрал. Я уж думал, что он или заснул, или решил сделать вид что заснул. Но как оказалось нет.

– Тебе не понять, – после долгого, очень долгого молчания произнес наконец Никлас.

– Так попробуй объяснить, – отхлебнув кофе, пожал я плечами.

– Тебе зачем?

– Мне это важно.

– Но ведь на вопрос моей лояльности это не влияет. Пока ты не действуешь во вред Ливии, я целиком и полностью на твоей стороне.

– Я понимаю. Но мне все равно хотелось бы узнать твои личные мотивы.

– Зачем? – с выражением выделил вопрос Никлас.

– Ливия моя сестра. И мне важно знать, почему ты ее спас и почему ты с ней.

Никлас в ответ на мои слова негромко рассмеялся. Мне казалось, что разговор окончен, и он больше ничего не скажет, но я ошибался.

– Себя-то не обманывай, – вдруг произнес он, забирая у меня стакан с кофе.

– В каком смысле? – вообще не понял я его слов.

– В прямом смысле. С чего ты взял, что она твоя сестра?

– А…

Я даже сразу не нашелся, что сказать. И как озвучить вслух довольно очевидные вещи.

– Рейнар, давай будем объективны, – устало произнес Никлас. – В тебе, в этом занятом тобой теле дух… кого? Правильно, твой. Доминика Веспасиана де Рейнара. Твой и только твой. Белый волк, который придет с Севера вместе со стужей…

– Что-что? – удивился я услышанному.

– Белый волк, который придет с Севера вместе со стужей. Не слышал этого пророчества? – удивился Никлас.

– Нет. Расскажи.

– Хм, странно. Спроси лучше у своей подруги Веры из Фегервара, я могу переврать слова, а в оригинале оно на варгарианском, прости, на варгрийском языке. Но это сейчас неважно. Важно то, что занятое тобой тело сына Сесилии Альба и Максимилиана не имеет к ним более никакого отношения. Чужая оболочка, которую ты забрал себе целиком и полностью, вернувшись из Посмертия – слушай сейчас внимательно – по Реке Крови. У тебя даже внешность меняется и будет постепенно меняться все дальше и дальше. Так что Ливия не твоя сестра по крови.

– Мне кажется, это немного не так работает.

– Это работает именно так и никак иначе.

– Ты знаешь, кто мать Ливии? – спросил я у Никласа.

– Нет.

– Вот и я не знаю.

– Намекаешь, что кто-то из Рейнаров? – нахмурился он.

– Не знаю. Но, открою тебе секрет, я Ливию совсем не чувствую и не замечаю.

– Ливия в совершенстве владеет искусством танца теней.

– Нет, не в этом дело, – даже замотал я головой. – Слишком много разного происходило с ней и со мной, когда мы были рядом. Я бы почувствовал. А то, как я ее воспринимаю, бывает только при полной совместимости по крови, при родстве душ. Я ее не чувствую, как не чувствую и…

Я хотел сказать, что «не чувствую, как и Алисию Альба». Но упоминание Никласом искусства танца теней навело меня на воспоминания о Дженнифер – как она, на палубе «Клавдия», незаметно подошла ко мне однажды. И обратив на это внимание тогда, я уже потом, после гибели Себастиана и посвящения Дженнифер в служительницы богини Живы, также перестал воспринимать и чувствовать ее рядом. Просто уже не обращал на это внимание и воспринимал как должное. Может быть, Никлас прав, и дело сейчас не в кровном родстве? Морриган покровительствует Ливии, Диана покровительствует Алисии, Жива с недавнего времени покровительствует Дженнифер, и все эти три богини раз за разом помогают мне… Возможно, в этом дело? Может быть, дело не в кровном родстве, о котором я думал, а дело в божественном вмешательстве моих неожиданных покровительниц?

– В общем, ты хочешь мне сказать, что вы с Ливией на самом деле родственники по крови? – прервал мои мысли Никлас. Я на него не смотрел, но по голосу чувствовалось, что он усмехается.

– То, что я хотел тебе сказать, я уже сказал.

– Хорошо. Ты сказал, а я услышал.

Настал уже мой черед усмехаться. Потому что Никлас очень интересно перевел беседу, не ответив на мой вопрос, но заставив отвечать меня на свои.

– Так почему ты с Ливией?

– Люблю ее.

Удивившись, я даже чуть повернулся, посмотрев на его лицо. Никлас сидел, откинувшись на стену затылком и прикрыв глаза – минувшая вахта была одной из самых сложных, и мы полностью вымотались.

– А если серьезно?

– Любовь как чувство тебе неведомо?

– Себя-то не обманывай.

– Я же сказал, тебе не понять, – Никлас явно хотел махнуть рукой, но я увидел только тень жеста – он просто не стал напрягаться.

– Так попробуй объяснить.

Никлас глубоко вздохнул. Я уж было подумал, что он все же не станет отвечать, но после очередной долгой паузы он заговорил. Так, кстати, и не открывая глаз.

– Ты, вне зависимости от твоей ипостаси, прежней или нынешней, рожден с золотой ложкой во рту. Ты даже с богами общаешься практически на равных – и для тебя это естественное состояние. Тебе просто не понять, что может испытывать человек, который рожден в низком сословии и не имеет шанса занять положение выше, чем ему предначертано потолком социальной страты.

– Ты мастер-магистр Гильдии.

– Даже если я стану Главой Гильдии, я, по праву рождения, все равно останусь инструментом в чужих руках. Просто дорогим и редким инструментом. Говорю же, тебе не понять… Вспомни, как звучит твоя клятва, данная присягой Императору? Мы, которые так же хороши, как ты, клянемся тебе, который не лучше нас… Все первое сословие в этих коротких строках, которые для меня никак недостижимы, потому что родился не тем, кому можно так говорить. Я никогда не смогу заявить, что я так же хорош, как и ты – просто потому, что я не принадлежу к высокой фамилии. И никто и никогда меня туда не пустит. А если я все же скажу, что я так же хорош, как ты, как Кавендиш или даже так же хорош, как истеричный дурак Себастиан Агилар, который даже умереть не смог с честью, меня просто засмеют. Рожденный ползать летать не может – даже если я обуздаю владение силой до такого уровня, что буду превосходить любого из первого сословия, меня никто не воспримет на уровне уважения членов высоких фамилий. Полезный человек, умелый маг, а в случае протеста по поводу своего положения я просто перейду в разряд опасной зверушки, не более.

– Откровенно. Но?

– Но с Ливией у меня есть шанс. На титул, на власть, на то, чтобы выгрызть себе место в первом сословии. Прибывшие после сопряжения миров на Юпитер терране, в большинстве, это сброд авантюристов, которые во время перемен смогли забрать себе часть власти над людьми и землями нашего мира. Грядет новое время перемен, и открывается окно возможностей к возвышению.

– Только это? – фыркнул я.

– Только? – даже открыл глаза Никлас, а кот вдруг выгнулся дугой и зашипел.

Впрочем, когда Никлас увидел мою насмешку, он понял, что я таким образом просто пошутил. Шутка, кстати, оказалась не очень хороша – потому что, несмотря на внешнее спокойствие, Никлас эмоционально едва не взорвался. Даже кот это хорошо почувствовал – качка и удары волн не причиняли ему никакого беспокойства, а сейчас шерсть на его спине до сих пор не опустилась, а черные глаза смотрели по сторонам в испуганном недоумении – так сильна была вспышка ауры магистра.

– 1:0 в твою пользу, – невесело усмехнувшись, кивнул Никлас, вновь закрывая глаза.

– Ты хочешь помочь ей достичь вершины, надеясь на получение… титула?

– Титула, власти, авторитета, привилегий и прав. Всего и побольше, чтобы не хуже, чем у других представителей высоких фамилий.

– И как ты представляешь механизм попадания в первое сословие?

– Время перемен, я же сказал тебе. Где-то убавится, где-то прибавится. Пусть я даже буду новой аристократией, но мои дети и внуки займут подобающее место и получат должное уважение от нынешней клики власть имущих.

– Почему она тебе доверяет?

– Рейнар, тебе кто-нибудь говорил, что ты мастер залезть под кожу?

– Я просто задаю интересующие меня вопросы. Мне это важно.

Вновь Никлас замолчал. И вновь я было подумал, что разговор окончен, но снова ошибся.

– Знаешь, если бы среди секретных служб проводился чемпионат предателей, я бы его выиграл, – негромко заговорил Никлас. – За свои сорок три года я успел предать две фамилии первого сословия, четыре фамилии сословия второго, Гильдию Магов, Трибунал Конгрегации, Отдел специальных операций, причем его дважды, а также я предал Империю, поданным которой являюсь, и Новогородскую республику, подданным которой являлся.

Повисла небольшая пауза, во время которой я раздумывал, что нужно сказать, но Никлас комментариев от меня, как оказалось, не ждал.

– Знаешь, как я познакомился с Ливией? Именно я был тем человеком, который отвечал за ее похищение из храма Асклепия, последующую нейтрализацию и превращение в куклу. И вся операция была проведена под моим чутким и неусыпным руководством, под моим контролем и с моим непосредственным участием. И Ливия прекрасно об этом знает, как знает и о том, почему именно тогда я, в первый раз, предал интересы Отдела специальных операций и спас ей жизнь. Да, кстати – о том, что Ливия не просто жива, но и при памяти, до сих пор в Империи не знают.

– Верховный жрец нордлингов, слепой который, когда увидел ее первый раз, сразу после казни Лавиолетта, назвал ее «высочеством».

Никлас даже распахнул глаза и выругался.

– Откуда он узнал?

– Не знаю. Он потом немного умер, ты видел, так что спросить не получилось.

– Плохо, – только и покачал головой Никлас. – Очень плохо. Единственное что радует, что она осталась с Кавендишем в относительной безопасности. Впрочем, это уже не так важно, мы и так теперь все по уши при деле. В общем, Ливия прекрасно знает и понимает, что своими поступками я закрыл себе все возможные иные пути – раз за разом на своем пути наверх, к первому сословию, выбирая на многочисленных развилках такие решения, что теперь мне осталась только одна дорога – рядом с ней. Или на самую вершину, или на плаху.

– Но Ливия идет не своим путем, – негромко произнес я.

– Да. По воле богини она считает своим первоочередным долгом защищать тебя. Поэтому я здесь и сейчас с тобой…

После этих слов у меня в голове сразу сложилась картина – если я погибаю, то и Ливия начинает действовать в собственных, а не в моих интересах. Я было даже напрягся, но Никлас вдруг рассмеялся.

– Не волнуйся, я не настолько идиот, чтобы замышлять убить тебя, избранника Морриган. А сейчас хватит вопросов, дай мне, пожалуйста, отдохнуть, я что-то сильно очень устал, а нам скоро опять на…

Никлас не успел договорить – валко переваливающийся траулер, забирающийся на очередную волну, с подъемом явно не справился. Палуба под нами резко изменила положение – нос корабля повело, и он в буквальном смысле начал падать с волны, которую не смог преодолеть, при этом разворачиваясь к накатывающему валу бортом. С резким хлопком удара выбило один из иллюминаторов, следом сдвоенным хлопком вылетели второй и третий, в кают-компанию хлынула вода; громко и возмущенно заорал кот, загремела падающая с полок посуда и личные вещи – крен развернувшегося на подъеме траулера достиг девяноста градусов, опрокинутый волной корабль буквально лег на борт.

Вместе с Никласом мы съехали вниз по полу, как по стене – при этом я чуть было не зашиб испуганного и промокшего кота. Корпус судна гулко завибрировал – нос ушел под воду, корма оказалось в воздухе, и винт крутился вхолостую. Крен стал отрицательным – корабль переворачивался вверх дном.

– Мы сдохнем! Мы все сдохнем!!! – с безумной улыбкой вдруг заорал проснувшийся Кетиль, когда увидел, что лежит на бортовой переборке и смотрит на палубу снизу вверх. Улыбка его сверкала кровавыми зубами – по время падения он сильно расшиб губу, и кровь наполнила его рот и обильно текла по бороде.

Орал Кетиль, орал кот, гудел и скрипел корпус, а палуба постепенно становилась потолком.

– Дева Морриган, – только и смог вымолвить я, осознавая, что корабль уже находится в перевернутом состоянии с поднятым над водой килем. Но почти сразу по всему корпусу прокатился гулкий удар: словно огромный водяной кулак ударил в борт, заставляя траулер перевернуться обратно. Как детская игрушка корабль выпрямился, становясь на ровный киль. Заливаясь безумным смехом, все это время что-то на нордвикском продолжал орать Кетиль. Он, кстати, несмотря на пораженческие крики, уже поймал и засунул себе за пазуху мокрого и испуганного кота, которого подхватило заливающейся в кают-компанию водой.

Это я увидел краем глаза, потому что мы с Никласом уже бежали наверх, поднимаясь из ставшего таким неуютным закрытого помещения. И когда мы оказались на палубе, пришло понимание – несмотря на то, что траулер встал обратно на киль, ситуация оставалась критической. Ведь так и не забравшись на волну, наш корабль повернулся к накатывающим валам боком. И очередная надвигающаяся волна, уже нависающая высоко над нами, грозила корабль снова перевернуть.

Двигатели не справлялись, скорости не хватало – траулер просто не успевал развернуться и снова встать носом к волне. К счастью, в дело вступил Никлас – вокруг нас взвихрился воздушный вихрь. Который, подхватив траулер в самый последний момент, как рукой развернул его носом к волне. Свистел ветер, скрипело гнущееся железо, словно легкая пушинка улетела прочь оторванная стрела крана – Никлас действовал совсем не ювелирно. Мощь созданного им конструкта была так велика, что я видел, как Никлас бледнеет, как изменяется его лицо – за считанные мгновения он стал похож на исхудавшего человека, голодавшего больше месяца. Но нос уже повернулся к волне, траулер забирался на водяную гору, а Никласа, чтобы он не рухнул в бурлящее море с трапа, я удержал.

Потом я уже узнал, что во время переворота за бортом оказалось сразу пятеро: трое варгрийских всадников и два нордлинга из экипажа. Но всех пятерых, как рукой, на гребне очередной волны мягко закинуло обратно на палубу, никого спасать не пришлось.

Произошедшее казалось невероятным, и все без исключения понимали, что спасло нас чудо, имя которому – божественное вмешательство. Причиной было не только чудесное спасение оказавшихся за бортом: странный удар странной волны, которая нас перевернула обратно, пришел с совершенно неожиданной стороны, противоположной направлению ветру и бегу волн. Подобного просто не могло случиться в обычном варианте событий.

Произошедшее, несмотря на пережитый ужас, подняло дух команды на недосягаемую высоту. Против нас была вся сила возмущенной морской стихии, но все осознали, что с нами боги – иначе наше спасение никто не интерпретировал.

Кетилю, кстати, я хотел в воспитательных целях пару раз втащить по лицу за его крики в кают-компании, но он на голубом глазу заявил мне, причем стихотворно, что в любом случае мы все когда-нибудь умрем, так что он никоим образом не ошибся в прогнозах. От такой неприкрытой наглости я настолько удивился, что даже воспитательную работу проводить передумал.

Было и еще одно следствие случившегося. Вместе с Никласом мы больше лед не сбивали – его перевели на дежурство в рубку, чтобы в следующий раз был наготове и смог в случае чего помочь воздушным вихрем снова выпрямить корабль носом к волне.

Я же, после того как мы заделали щитами все выбитые иллюминаторы и выбитые секции остекления рубки, продолжил махать ломом на заливаемой водой палубе. В компании не только Кетиля – капитан присоединил нас с ним к одной из смешанных команд варгрийцев и нордлингов.

А о страхе закрытых глаз, после того как во время переворота корабля увидел в кают-компании над собой палубу вместо потолка, я забыл напрочь. Засыпал теперь во время отдыха между вахтами сразу и крепко.