Волчьи войны

Глава 4 Битва при Акинджии

— Приветствую тебя, Саркан, да признан будешь Землей, а также твоим сыном и кланом. Я Шанкин из клана Хассат'енор.

Саркан, стоявший на коленях перед небольшим столиком, за которым он ужинал вместе с вождями кланов в одной из небольших дальних комнат филиденской казармы, знаком подозвал гостя разделить с ними трапезу.

— Устраивайся, Шанкин. Вождь твоего клана Хайсан уже здесь, ужинает вместе со мной. Мы ждали тебя.

— Я принес вам, воины, плохую весть, и вы знаете какую. С юга на нас движется армия Мерианда Мора.

Ни на Саркана, ни на остальных вождей его слова не произвели никакого впечатления. Они, очевидно, были готовы услышать это сообщение. Всем им было хорошо известно, что земли, которые им уступили друиды, принадлежат Темной Земле, они знали также, что граф Мерианд не согласен с таким решением Верховного Короля. А значит, битва была лишь вопросом времени.

— Эриу будет стоить нам крови, братья, — проговорил Саркан. — Мы заплатим многими жизнями за наши земли. Шанкин, сколько людей ведет с собой Мерианд?

— Многие тысячи. Хефрин, мой вестовой, докладывает, что их около пятнадцати тысяч. А мой сын думает, что их тысяч двенадцать. Полагаю, точное число — что-то среднее между этими цифрами. Мне докладывают, что противник вооружен до зубов и движется в сторону Филидена.

Саркан медленно покачал головой. Он, разумеется, знал, что нападение неизбежно, но не предполагал, что оно произойдет так скоро. И нескольких дней не прошло, как посланник Галатии вручил ему печать Эогана. Мерианд не стал медлить. Должно быть, граф очень дорожит своими владенияхми. Но ему придется признать, что когда-то эту землю отняли у туатаннов и они взяли то, что принадлежит им по праву.

— Этот граф отреагировал быстрее, чем я рассчитывал, — признался Саркан вождям кланов. — Или он слишком дорожит своей землей, или же у него серьезные нелады с Верховным Королем.

— Эоган его брат, — сообщил один из вождей.

— Мне это известно, — ответил Саркан, — но теперь в Гаэлии даже братья могут ненавидеть друг друга. Что бы ни стояло за поспешностью Мерианда, она вынуждает нас действовать без промедления. Мы не станем ждать, пока его люди подойдут к Филидену. Мы должны остановить их раньше.

— Нам следует выслать разведчиков на север, — предложил один из вождей. — Я хочу убедиться, что Мерианд идет на нас в одиночку. Возможно, он просто отвлекает наше внимание, на самом деле хочет напасть на нас неожиданно с севера. А Харкур уже стоит у нашего порога.

— Отвлекает внимание с помощью пятнадцатитысячной армии? — воскликнул Саркан. — Нет, Мерианд ведет сюда всех, кто у него есть. Не сомневаюсь, что он в ярости. Ты прав, брат, в том, что Харкур хочет объединиться с Темной Землей, но я не думаю, чтобы у них было время договориться, а тем более подготовить наступление такого масштаба.

— Надеюсь, ты прав. Если мы выдвинемся на юг, чтобы остановить Мерианда, Филиден будет в опасности, и нам придется уводить отсюда наших детей.

Вздохнув, Саркан согласился:

— Действительно, риск велик. Может быть, оставить в Филидене два клана целиком, чтобы защитить город?…

— А хватит ли тогда нам сил, чтобы противостоять армии Мерианда?

Саркан прикусил губу. Ему не хватало боевых частей и времени, чтобы продумать надежную стратегию.

— Не знаю, сколько людей в армии Темной Земли, но если все солдаты Мерианда такие же, как те, кого мы победили здесь и на севере графства, то пяти наших кланов хватит, чтобы остановить его пятнадцатитысячную армию.

— У нас будут большие потери.

— Мы строим храм туатаннов. Мы строим Эриу, брат мой. Здесь умирают наши братья. Да, мы вынуждены платить за это страшную цену, но такова жизнь в этом мире.

Вожди кланов один за другим одобрили его решение. Это были прирожденные воины, и бой не страшил их.

— Какие кланы останутся в Филидене? — спросил один из них. — Твой?

— Нет, клан Махат'ангор пойдет в бой. Так же, как и я сам. Ведь мои воины — одни из лучших.

— Земля признает это, — подтвердил один из вождей, остальные с ним согласились.

— А кому остаться, решат женщины, — объявил Саркан. — Они обсудят это сегодня вечером и скажут нам завтра.

— Это справедливо.

— Значит, все должны быть готовы к битве. И те, кто уходит, и те, кто остается.

— Это справедливо, — повторили вожди кланов.

Саркан встал, показывая, что обсуждение закончено.

— Возвращайтесь в свои кланы, братья, и объясните воинам, что завтра мы выступаем в поход, чтобы остановить Мерианда прежде, чем он приблизится к Тенианскому лесу. Да хранит нас Земля!

Все шестеро вождей, отсалютовав ему, молча удалились.

Саркан проводил их взглядом и повернулся к двери в стене за его спиной:

— Тагор, ты слышал наш разговор?

Дверь медленно отворилась, за ней показался сын Саркана. Он был одет как жители Темной Земли, и только гребень волос на бритой голове говорил о том, что он туатанн. У него были разные глаза — один голубой, другой черный.

— Да, отец, я все слышал. У вождей ведь нет секретов от своих братьев, правда?

— Тебе следовало войти, сын, не надо было прятаться…

— Мне не хотелось смущать молодого вождя клана Хассат'енор. А все остальные знали, что я здесь. Вот я и решил послушать.

Саркан вздохнул. Его сын вел себя не по-туатаннски. А ведь он был хорошим воином. Опорой отца.

— Этот бой неизбежен, сын мой. Речь идет не о захвате чужих земель, а о защите Филидена.

— Знаю. Надо защитить Филиден от тех, у кого мы его отняли…

— Не забывай — они сами когда-то отняли его у наших предков… Мы достаточно об этом говорили, Тагор. Неужели этот спор будет длиться вечно?

— Да. До тех пор, пока не закончится эта война, отец.

— Ты что же, хочешь, чтобы мы позволили Мерианду выгнать отсюда наших жен и детей? Чтобы нам снова пришлось искать прибежище?

— Нет, я хочу, чтобы мы остались здесь, но без войны. Мы начали ее, и теперь она будет длиться до бесконечности.

— Нет, Тагор, первыми ее начали те, кто четыреста лет назад напал на наших предков.

Юноша промолчал, но протест в его глазах остался.

— Ты пойдешь с нами, сын мой?

— Разумеется, Саркан.

Он назвал отца по имени, чтобы подчеркнуть, что разговаривает с вождем клана.

— Я пойду с вами завтра и, если понадобится, буду драться до последнего вздоха. Я, прежде всего, — сын клана Махат'ангор и выполню свой долг. Надеюсь, все кончится хорошо и моим детям не придется когда-нибудь мстить за меня. Никто не должен отдавать жизнь за своих предков.

И он быстрым шагом вышел из комнаты. Впервые за ним осталось последнее слово в нескончаемых спорах с отцом, и Саркан пришел в ярость.

В это мгновение в дверь постучали.

Это был Джиха, один из воинов. Вождь сделал над собой усилие, чтобы подавить гнев.

— Что ты хочешь, Джиха? — спокойно спросил он.

Воин приветствовал его и вошел в комнату.

— Мы только что получили известие из клана Хаден'ангор.

Саркан нахмурил брови. Он не ожидал никаких известий.

— К югу от Гор-Драка на них напал отряд Воинов Огня.

— Один отряд? — удивился Саркан.

— Да, и один из четырех манитов похищен… Меч Нуаду.

У Саркана вырвался крик ярости. Он не верил своим ушам. Маниты предназначались для передачи друидам. Охранять их он отправил целый клан. Это была ужасная новость, которая, возможно, означала, что Харкур послал свои войска к югу. Неужели вождь, который предполагал такое развитие событий, был прав? Как теперь объяснить друидам нехватку манита?

Это было первое поражение туатаннов с тех пор, как они покинули пределы Сида. И поражение ужасное.

Потому что обладатель Меча Нуаду приобретал такое могущество, какого Саркан даже вообразить себе не мог.

Фейт постучала в двери монастыря.

Мьолльн и Алеа немного отстали, любуясь строгой, но изящной архитектурой длинного строения. Прежде чем подойти к дверям, они обошли все здание, восхищаясь скульптурами на галерее под крышей, резными каменными стенами и красивыми цветниками. Свет наступающего дня делал все цвета и оттенки яркими.

Когда дверь отворилась, Алеа вздрогнула и, сжав кулаки, подошла поближе к Фейт. Она надеялась, что хотя бы здесь ее имя не воспримут как сигнал об опасности.

В проеме двери показался старый монах. Он был мал ростом, лыс и грузен, давно не бритая щетина покрывала его двойной подбородок. Выражение его бледного, с нездоровой кожей лица трудно было назвать приветливым, глаза слезились, под ними темнели крути. От него пахло потом, сыростью и перегаром.

— Мы ищем ночлег, — объяснила Фейт, не дождавшись от монаха ни слова. — Нас трое, а лошадей, наверное, надо бы подковать.

Монах вздохнул, разглядывая путников. Лицо его подрагивало. Он неприветливо взглянул на гнома, потом повернулся и, так и не сказав ни слова, знаком предложил следовать за ним. Алеа посмотрела на Фейт, пожала плечами, и они решили принять это странное приглашение. Мьолльн что-то буркнул себе в бороду. Путники надеялись на более теплый прием, но ведь это была не харчевня…

Они шли по длинному коридору, который, очевидно, тянулся вдоль всего здания. Низкий потолок нависал над головами, на неровных стенах, покрытых белой штукатуркой, через каждые шесть-семь шагов примерно на уровне плеч висели деревянные распятия. Миновав множество дубовых дверей по обе стороны коридора, друзья наконец оказались в самом его конце, где монах поджидал их, приподняв руки в широких рукавах сутаны.

— Здесь вы можете переночевать, — произнес он, указывая на последнюю дверь. — Ужинаем мы после вечерней молитвы. Трапезная вон там, пятая дверь налево. Если же вы захотите присутствовать на нашей службе, вход в часовню снаружи, по эту сторону монастыря.

— Спасибо, — сказала Фейт, скрестив руки за спиной.

Монах покачал головой. Он снова неприязненно посмотрел на гнома и, повернувшись, пошел в обратную сторону. Сделав несколько шагов, он остановился и поднял вверх указательный палец:

— Да, вот еще что. Некоторые из братьев дали обет молчания. Надеюсь, вы не будете их беспокоить. — На лице его появилось какое-то странное выражение, он опустил руку и добавил: — Добро пожаловать. — И ушел, больше не оборачиваясь.

Алее едва удалось скрыть вздох облегчения.

— Какой странный тип, — сказала она друзьям, когда монах скрылся в конце коридора.

— Похоже, этот толстяк недолюбливает гномов, — обиженно произнес Мьолльн.

Фейт открыла дверь, и они вошли небольшую келью с белыми стенами. Здесь стояли четыре кровати, жесткие и узкие, но и они были удобнее одеял, разложенных прямо на земле. Стол с четырьмя стульями делил помещение на две части. За окном расстилалась долина Харкура, радующая глаз яркими красками.

Путники сложили вещи на кровати. Мьолльн улегся, скрестил руки под головой и, глубоко и умиротворенно вздохнув, произнес:

— Настоящая кровать! Подумать только! Много ли нам надо для счастья!

Алеа улыбнулась. Ей тоже давно хотелось хоть немного уюта. Но она пришла сюда не за этим и теперь не находила покоя…

Книги. Она знала, что здесь должны быть книги.

В монастырях всегда хранилось множество книг. Переписывали их сами монахи, об этом она много раз слышала. А раз здесь были книги, то, может быть, в них найдутся ответы на ее вопросы.

— Пойду посмотрю, что тут есть, — объявила она, направляясь к двери.

Фейт обернулась к ней, а Мьолльн приподнялся на локтях.

— Хочешь, мы пойдем с тобой? — предложил он.

— Нет, нет, ничего, все будет хорошо, — успокоила его Алеа и вышла из комнаты.

Девушка бесшумно шла по коридору. Привычки маленькой бродяжки, которой она была когда-то, напоминали о себе, и хотя здесь она не собиралась ничего воровать, все же старалась оставаться незаметной, чтобы спокойно все осмотреть.

Из множества дверей, которые она пыталась открыть, поддалась лишь одна. Алеа просунула голову внутрь и увидела в точности такую же, как у них, келью, только пустую. Она прикрыла дверь и продолжила путь вдоль белого коридора. Одна дверь была больше других. Алеа пересчитала их и поняла, что это как раз пятая. Значит, здесь расположена трапезная. Девушка заглянула туда, но ничего, кроме столов и скамеек, не обнаружила. И пошла дальше.

Следующая дверь была двустворчатая. Алеа подумала немного, убедилась, что в коридоре по-прежнему никого нет, и осторожно взялась за медную ручку. Замок был не заперт.

Она открыла тяжелую дубовую дверь и удовлетворенно улыбнулась. Все стены большого полутемного зала занимали стеллажи, полные книг. За пюпитрами, низко склонив головы, сидели монахи и старательно переписывали на большие листы страницы открытых перед ними фолиантов. В тишине зала слышалось только тихое поскрипывание перьев по бумаге и звонкое постукивание о баночки, когда монахи макали их в чернила. Свет косо падал в зал из окон под самым потолком, в лучах солнца плясали мелкие пылинки. Все в этой комнате было сделано из дерева: пюпитры, потолок, пол, стеллажи, скамейки, на которых сидели монахи… Лишь книги выделялись на темном фоне переплетами из красной, зеленой и коричневой кожи.

Алеа тихонько вошла в зал, и, прислонясь к высокому шкафу с ящиками, остановилась справа от двери. Монахи были так увлечены работой, что и не заметили, как она вошла. Алеа увидела, что некоторые из них пишут мелкие буквы, которые длинными строчками ложатся на бумагу, другие же вырисовывают сложные цветные узоры.

Долгое время стояла она, наблюдая за движением множества рук, выводящих буквы, переворачивающих страницы, за перьями, снующими от бумаги к чернильнице и обратно… Терпение монахов восхищало ее. Она по-хорошему завидовала их знаниям и мечтала узнать все, что было написано в каждой из этих книг.

Вдруг над самой ее головой громко зазвенел колокольчик. От неожиданности она вздрогнула и уронила книгу, лежащую позади нее на шкафу. Все, кто был в зале, подняли головы и посмотрели на нее. Алеа сжала зубы. Сердце ее забилось часто-часто. Все монахи — кто помоложе, кто постарше, кто постройнее, кто потолще — были чем-то похожи на того, что встретил их у входа… Если они окажутся столь же «дружелюбными», то сейчас начнут бранить ее. Стараясь держаться непринужденно, Алеа нагнулась, подняла упавшую книгу и положила ее на место. Монахи продолжали смотреть на нее, но не выказывали никакого удивления, и она немного успокоилась. Может быть, они привыкли, что к ним заходят посторонние и смотрят, как они работают. Или просто стишком поглощены своим занятием, чтобы реагировать на такое незначительное происшествие.

Колокольчик наконец умолк. Монахи дружно положили перья и поднялись со своих мест. Алеа широко открыла глаза, увидев, что все они двинулись по направлению к ней. Она застыла, прижавшись спиной к шкафу, и почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.

Но монахи прошли мимо, даже не взглянув в ее сторону, и один за другим вышли из зала. Только последний задержался на пороге и повернулся к Алее. Он смотрел на нее с таким же странным выражением, как и встретивший их первый монах, но был моложе и немного опрятнее.

— Мы идем на молитву, девушка. А после молитвы продолжим переписывать книги. Если вы хотите посмотреть, как мы работаем…

Алеа молча кивнула. Она все еще ощущала страшную неловкость.

— Книга, которую вы уронили, не должна была там находиться. Вы не виноваты. Очевидно, кто-то из братьев не туда ее положил. Сейчас я отнесу ее на место, если только вы не хотите ее почитать. Это замечательный труд по географии Бриттии…

— Я… Я не умею читать, — пролепетала Алеа.

Монах был явно удивлен:

— О, простите.

Он немного помолчал, глядя ей в глаза, потом улыбнулся и вышел из комнаты.

На рассвете Фингин поблагодарил хозяина харчевни и пошел за своей лошадью, стоящей в конюшне. Он запряг ее, прикрепил сумку и ловко вскочил в седло. Проехав несколько метров, он обернулся и последний раз взглянул на Сай-Мину, видневшуюся вдали за полоской воды на освещенном угренним солнцем полуострове.

Ему вспомнилось, как он в первый раз увидел высокий силуэт замка друидов. А сегодня покидает его по собственной воле. Не совершает ли он самую большую ошибку в своей жизни? Какое решение вынесет Совет? Может быть, решит исключить его, как Фелима? И стоит ли этого Алеа? С тех пор как он выехал из Сай-Мины, Фингин снова и снова задавал себе эти вопросы. Об этом же он мучительно думал всю прошлую ночь. Но сейчас пора было ехать дальше. Не время терзать себя сомнениями и раскаянием. Надо идти вперед.

Фингин вдруг почувствовал себя бесконечно одиноким. Будто опять, впервые после того, как он в детстве выбрал путь друида, ему надо было самостоятельно принять очень важное решение. Это требовало веры в себя, каковой он пока не ощущал. А в действительности выбора уже не было. Если Эрван нашел в себе смелость уехать, если это сделали до него Галиад и Фелим, значит, и он, Фингин, на верном пути. «Да и одинок я только до тех пор, пока не найду Эрвана», — убеждал себя он.

Друид повернул к югу и пришпорил коня. Он не позволял себе оглядываться назад и всматривался вдаль, где узкие перелески очерчивали широкий полукруг, обрамляя поля. На востоке синело бескрайнее море. На западе зеленели рощи и леса. Насколько хватало взгляда, повсюду раскинулись луга с небольшими пригорками.

Внезапно Фингин услышал позади стук копыт. Звук приближался. Не замедляя хода, он спокойно обернулся и увидел раскрашенную повозку бродячих артистов. Это были Кейтлин и Мэл. Почему они выехали так рано? И разве не собирались они двигаться на север?

Фингину стало любопытно, и он придержал поводья, поджидая актеров. Он увидел, что они смотрят на него, и понял, что они хотят что-то ему сказать.

— Здравствуй, Мэл, здравствуй, Кейтлин. Уже поднялись?

Актеры даже не ответили на его приветствие. Казалось, они торопились спросить его о чем-то.

— Фингин, твое настоящее имя, случайно, не Уильям?

Друид удивился. Он растерянно переводил взгляд с брата на сестру. Что за загадку они ему приготовили? Давно уже никто не называл его так…

— Совершенно верно, Уильям Келлерен — это мое прежнее имя… Но откуда вы его узнали? Вам, может быть, сказал Киаран? Но когда он успел?

Мэл и Кейтлин переглянулись. Похоже, они понимали друг друга без слов. В глазах у них блестел странный огонек. Кейтлин повернулась к друиду:

— Нет, Фингин, не Киаран. У нас есть для тебя известие.

— Известие для меня? — удивился Фингин. — Но почему вы ничего не сказали мне вчера?

— Мы не были уверены, что оно предназначено именно тебе, — объяснила Кейтлин. — Ты назвался Фингином, а известие мы должны были передать Уильяму…

— Да от кого же оно? — нетерпеливо спросил Фингин.

— Нам его передал один бард. Таэльрон. Он попросил нас передать тебе очень важное известие от Алеи.

Фингин широко открыл глаза. Что еще за шутки?

— Вы меня разыгрываете?

— Нисколько, друид. Актеры играют только на сцене, в жизни — никогда! Если Таэльрон сказал, что это известие от Алеи, значит, так оно и есть. Таэльрон не мог сказать неправду, из всех бардов на острове он самый…

— Я слышал о нем. И знаю, что его уважают. Так что же он просил передать?

— Алеа просит тебя как можно скорее найти ее в Мон-Томбе.

— И все? — с сомнением спросил Фингин.

— Да, все.

— В Мон-Томбе? Найти ее? А Эрван? Он с ней?

— Больше мы ничего не знаем, Фингин, Таэльрон передал нам только это. Тебе надо ехать в Мон-Томб.

Теперь друид начинал верить. Он был немало удивлен, что таким странным образом получил это известие, но отчетливо видел по глазам актеров, что те говорят правду, к тому же знал: Таэльрону можно доверять. Сомнений больше не было. И все же это невероятно. А главное, почему? Почему Алеа отправилась в Мон-Томб? И зачем она просит Фингина найти ее там?

Она Самильданах. Наверняка ей открылось многое такое, что недоступно ему. И должно быть, ею движут какие-то предчувствия. Она способна предвидеть будущее. Может быть, она знала, что Фингин решил уйти из Сай-Мины. Что он, как и Фелим, хочет ей помочь. Неужели он и вправду ей нужен?

— И еще одно, — сказала Кейтлин, прерывая размышления друида.

Фингин поднял глаза и посмотрел на молодую женщину.

— Мы с Мэлом решили ехать с тобой.

— Это очень благородно с вашей стороны, но я не могу принять такое предложение. Я не знаю, что уготовила мне Мойра на этом пути, и не имею права подвергать вас опасности.

Кейтлин улыбнулась:

— Что уготовила тебе Мойра? Вы, друиды, всегда так странно говорите о нашей Матери… Послушай, Фингин, забудь о гордыне и просто прими наше предложение. Мы обдумывали его всю ночь, и это не пустые слова. Мы действительно хотим сопровождать тебя.

Фингин задумался. Он понимал, что ему, друиду, нельзя брать их с собой, но брат и сестра так обаятельны, с ними так интересно. К тому же взгляд Кейтлин его просто очаровывал. Трудно было оторваться от нее, от ее глаз, улыбки…

— Что ж, проведем часть пути вместе, — сдался он, — а там будет видно.

Мэл улыбнулся. Фингин подумал, что, возможно, он догадался, какие чувства вызывает в друиде его сестра. Неужели это так заметно?

— Давай привяжем твою лошадь к нашей упряжке, — предложил Мэл, — а ты садись к нам в повозку. Так мы сможем поговорить.

Фингин согласился. Алеа ясно дала знать, чего от него хочет. Ему надо как можно скорее приехать в Мон-Томб. А путь до этого маленького островка был неблизкий.

Возможно, Алеа в опасности. А может быть, и Эрван вместе с ней.

Надо было торопиться.

— Вы что, все это время были тут?

Алеа вздрогнула. Она стояла спиной к двери и не слышала, как монах вошел в комнату. С тех пор как переписчики вышли, она все ходила и ходила между стеллажами, то и дело останавливаясь и рассматривая какую-нибудь книгу, трогая кожаные корешки. Она очень долго не могла решиться, но потом все же взялась за одну из массивных книг в великолепном красном переплете, которая издали привлекла ее внимание. Приподняла и стала медленно тянуть ее к себе, стараясь ничего не уронить. Сердце девушки громко стучало, она все время оглядывалась, желая убедиться, что за ней никто не наблюдает. Это была тяжелая, толстая книга. Алеа донесла ее до шкафа, стоящего у входа, и, широко открыв глаза, стала переворачивать одну за другой страницы, с восторгом замирая при виде каждой выписанной золотой краской заглавной буквы, каждой гравюры, прикрытой тонкой прозрачной бумагой. Здесь были изображены сражения, старинные портреты, пейзажи… Неужели все это нарисовали монахи? Почему друиды против книг? Эта была так прекрасна…

Затем девушка очень осторожно закрыла фолиант и поставила его на место.

Она была настолько поглощена этим занятием, что не услышала, как позади нее скрипнула деревянная дверь.

— Я… ну да, я рассматриваю ваши книги, — тихо проговорила она.

Монах улыбнулся.

— Для того чтобы все это прочитать, потребуется целая жизнь, не так ли? — сказал он, направляясь к своему пюпитру.

— Вы хотите прочитать их все? — удивилась Алеа.

— Что вы, у меня нет на это времени. Я едва успеваю переписывать их. А Мон-Томб присылает все новые и новые книги… Конечно, мне хотелось бы их прочитать, но сначала я должен закончить свою работу, а это, кажется, просто невозможно!

Алеа смотрела на него, как зачарованная. Она надолго замолчала, не смея подойти ближе и посмотреть, как он работает.

— А сколько нужно времени, чтобы научиться читать? — тихо спросила она.

Монах, уже успевший погрузиться в работу, поднял на нее глаза.

— По-разному. Смотря какой ученик, какой учитель, насколько они оба хотят этого добиться… Я вот научился читать сам, без чьей-либо помощи, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас. Конечно, это заняло у меня много времени.

— Неужели это возможно? — удивилась Алеа.

Монах положил перо на пюпитр, и она испугалась, что он рассердился. Но он спокойно встал и направился к последнему в ряду стеллажу. Девушка следила за ним взглядом, не смея приблизиться.

— Подойдите сюда! — подозвал ее монах.

Она бросилась к нему почти бегом. Монах держал в руках небольшую книжку в тисненом зеленом переплете.

— Это сборник притч.

— Что? — непонимающе переспросила Алеа.

— Небольшие истории, короткие рассказы.

— Настоящие истории? Или легенды, какие рассказывают барды?

— Легенды, выдуманные истории, но очень красивые. Они короткие и написаны довольно просто. Подходящая книга для того, кто хочет научиться читать, а главное, небольшая, ее удобно брать с собой в дорогу. Возьмите, я вам ее дарю.

Алеа не могла поверить своему счастью. О людях из Харкура, а особенно о верующих, говорили так много плохого, что она никак не ожидала получить от монаха подарок…

— Правда?

Монах снова улыбнулся. Поведение девушки его растрогало, он вспомнил, как сам был молодым, как учился читать.

— Я думала, девушкам это запрещено… — сказала Алеа.

— Вот как? — удивился монах. — Но кто внушил вам это? Читать можно всем. Даже нужно!

— Но в Мон-Томбе…

— А, понятно. Вы говорили об Университете. Да, это верно, девушки не имеют права поступать туда. Но для того, чтобы научиться читать, это и не нужно! Давайте поступим так: вы будете смотреть, как я работаю, а я каждый раз, переписывая новую букву, буду вам ее называть. Это будет хорошее начало. А потом вы сможете продолжать учиться самостоятельно. Если вы действительно захотите, у вас обязательно получится, Бог вам поможет.

Алеа кивнула. Бог? Может быть, Бог, а может быть, Мойра…

Она подошла к монаху, вновь севшему к своему пюпитру.

— А остальные уже не придут? — поинтересовалась она, видя кругом много незанятых кресел.

— Сегодня — уже нет. Я не успел кое-что доделать, поэтому мне приходится работать дополнительно… Ну, садитесь и внимательно смотрите.

Но Алеа осталась стоять и даже приподнялась на цыпочках, чтобы лучше видеть, что пишет монах. Удивительно точными движениями правой руки он выводил крупные буквы, останавливаясь на каждой и объясняя девушке ее значение. Алеа очень быстро перестала понимать его, запугавшись в новых понятиях, но тут же собралась и, замирая от счастья, продолжила внимательно вслушиваться в то, что говорил монах. У нее было такое чувство, будто она наверстывает упущенное в детстве. Будто пытается отомстить своему прошлому!

Она испытывала восторг всякий раз, когда ей удавалось научиться чему-нибудь новому. Владеть сайманом, чему, сам того не желая, научил ее Фелим, оружием, чему она научилась у Эрвана, а вот теперь читать… У нее было такое впечатление, что она сама себя создает. Удивительно приятное чувство!

Алеа не замечала, как идет время. За окнами солнце начало опускаться за холмы, а она все еще была здесь, рядом с монахом — слушала, что он говорит, и внимательно смотрела.

— Понимаете, когда умеешь писать, можно рассказать все, что хочешь. Поведать миру очень длинные истории, оставить память о тех событиях, которые произошли в твое время…

— Вы прочитали столько книг! Наверное, вы знаете много легенд? — несмело спросила Алеа, и в глазах ее зажегся огонек любопытства.

— Я читал главным образом книги по религии, истории и географии Гаэлии, но некоторые легенды мне известны, да… А что? — удивленно спросил монах, отрываясь от работы.

— Вы знаете легенду, в которой говорится о трех предсказаниях?

Нахмурив брови, монах задумался:

— Пожалуй, кое-что знаю… Подождите, сейчас припомню… Кажется, об этом говорится в Энциклопедии Анали… Во всяком случае, в расшифрованных главах!

Алеа удивилась. Энциклопедия Анали. Это та самая книга, о которой говорил Эрнан, когда она, спрятавшись над Залом Советов, подслушивала, что о ней говорят. Он упомянул эту книгу, когда Архидруид Айлин сказал, что девушка не может быть Самильданахом, Алеа отчетливо это помнила. И это, и то, в какое замешательство пришел Фелим, когда она спросила его об этой книге. Тогда он не захотел ничего говорить. Только сказал, что Анали был Самильданахом, написавшим энциклопедию, что некоторые главы ее зашифрованы и что Совет запретил читать эту книгу, как и все остальные.

Книга, написанная Самильданахом. Алеа хотела бы узнать о ней больше. А этот монах, кажется, ее читал!

— Вы ее читали? — спросила она, стараясь не выдать своего волнения.

Монах, казалось, был в замешательстве. Кусая губы, он смотрел на девушку, словно сожалея, что упомянул об этой книге.

— Вы о ней что-то слышали? — ответил он вопросом на вопрос. — Вы не умеете читать, но знаете о существовании этой книги?

Алеа сжала кулаки. В ее правой руке была маленькая книжка, и она почувствовала, как по руке стекает на нее капля пота. Опять она сказала больше, чем надо. Видно было, что монах забеспокоился. Возможно, он начал догадываться, кто она такая. Алеа не знала, что делать. Наверное, надо поскорее сменить тему разговора и сделать так, чтобы он все забыл. Или наоборот, пойти до конца и постараться выяснить как можно больше обо всем, что ее интересует. Ведь для этого она сюда и пришла. Чтобы найти легенду о трех предсказаниях. Может быть, разгадка уже близко. Нельзя упускать такую возможность. Да, надо, чтобы монах все ей рассказал, даже если это может ее выдать.

— Да, я слышала об этой книге. О ней рассказывала моя подруга бардесса. И мне захотелось услышать ту знаменитую легенду. Это ведь так интересно, понимаете? А где находится эта Энциклопедия Анали?

— Должно быть, в библиотеке Университета, — проронил монах. — Но почему вы этим так интересуетесь?

Алеа не смогла найти ответа и тут же задала встречный вопрос:

— А что, эту легенду придумал сам Анали?

Монах тут же захлопнул книгу, над которой работал. Теперь он совсем иначе смотрел на Алею. Лицо его выражало крайнее беспокойство.

— Скоро время молитвы. Мне пора уходить. Я должен запереть библиотеку, вам тоже надо выйти.

Он встал и не сказал больше ни одного слова. Алеа вышла вслед за ним, держа за спиной подаренную книжку, и, не оборачиваясь, направилась в келью, которую ей и ее спутникам отвели монахи. Она слышала, как позади нее захлопнулась тяжелая дверь библиотеки.

Девушка улыбнулась. Пусть монах и не ответил на все ее вопросы, она узнала гораздо больше, чем могла надеяться. И все подтверждало предчувствие, не покидавшее ее с тех пор, как она побывала у сильванов в Борселии.

Ответы на ее вопросы должны найтись в Мон-Томбе.

На светлый склон холма наползла темная шевелящаяся масса, и холм почернел. Многотысячные, бесформенные отряды, разрозненные полки чудовищной толпой шли к северу, грохоча железом и издавая крики, похожие на хрюканье свиней. Как будто какая-то густая жижа зеленого, красного и черного цвета растекалась от самого горизонта и медленно заполняла все неровности земли.

Щиты ударялись о короткие мечи и о медные наручи, притянутые к зеленоватой коже. Босые ноги месили черную грязь. В воздухе висел густой влажный запах пота. Тысячи ржавых шлемов, лиц с нечеловеческим выражением тысячи бессмысленных темно-красных глаз, дышащих зловонием ртов, едва прикрывающих остатки гнилых зубов.

Во главе несметных орд горгунов виднелась темная зловещая фигура на большом черном коне. Горгуны ни разу не видели лица и тела своего господина. Маольмордха призвал его из мира мертвых, облачил в тяжелый черный плащ с капюшоном и дал ему имя. С того самого дня скелет с гниющими лохмотьями плоти был скрыт за этим величественным одеянием.

Дермод Кахл вел горгунов в бой, и никто из них не смел к нему приближаться. Эти злобные, подлые и беспощадные твари, не боявшиеся даже друидов, чувствовали себя неуютно при виде ожившего мертвеца. Новый господин производил на них почти такое же впечатление, как и сам Маольмордха. Никго не знал, какие чары помогли возвратить жизнь этому трупу, но ясно было, что тут не обошлось без аримана и саймана. В походке ожившего мертвеца было что-то сверхъестественное. Казалось, каждое его движение совершалось при помощи некой магической силы. В нем не было ничего человеческого.

Однако больше всего горгунов интересовало, кого именно оживил Маольмордха… Он ни за что не выбрал бы на эту роль обычного человека. Может быть, это был Айн'Зультор, Князь герилимов, Повелитель Тьмы? Или, может быть, Альдеро, друид, которого Маольмордха победил в стенах чертога Шанха? А может, и сам Илвайн Ибуран, безжизненное тело которого принес из глубины ланд Маольмордхе Зультор? Скорее всего, один из них, уж очень сильна и необычна была власть Дермода Кахла над окружающими. В ней было нечто большее, чем мог дать ожививший его Хозяин…

Двенадцать армий горгунов шли за Дермодом Кахлом весь день и часть ночи. Они не боялись, что их заметят. Потому что пробил час Унсена. Час, когда все проклятые выходят из тени. Час свержения Самильданаха и Совета друидов.

Вскоре на их пути окажется селение. И тогда об этом узнает вся Гаэлия. Наконец Маольмордха повернет вспять течение Мойры! Приближается последний час эпохи друидов. И да будет тьма.

К вечеру третьего дня горгуны подошли к южной окраине небольшой деревушки. Дермод Кахл поднял правую руку над головой, подавая знак вождям всех двенадцати армий, а те в свою очередь подали знак войскам, шедшим позади них. Тысячи горгунов тотчас остановились, их полчища бросали на зеленую долину широкую тень, похожую на огромную черную тучу.

Дермод Кахл спешился. Было видно, как он несколько раз прошел туда-обратно вдоль края небольшой лагуны, в углублении которой укрылась деревушка. Затем он резко развернулся и подошел к одному из вождей.

Горгуну не удалось разглядеть лица хозяина, скрытого в тени черного капюшона. Но он без труда представил себе его. Ведь никто из вождей не забыл, как у них на глазах скелет поднялся из могилы.

— Вер наркс хун те, хо ган стерк а барг! — приказал воскресший мертвец на языке горгунов.

Вождь поклонился, а затем вернулся к своим подчиненным и передал им слова господина. По войску пронесся одобрительный ропот, и оно тронулось вперед, обходя остальные одиннадцать армий, продолжавших стоять неподвижно.

Дермод Кахл вновь сел на коня. Он смотрел, как армия горгунов прошла рядом с ним, направляясь к склону, ведущему к деревне. Затем они ускорили ход, перешли на бег и, несясь по зеленой траве, громко закричали, крутя мечами над головой и выставив вперед щиты.

Дикая, орущая толпа пала на селение, как дождь зимой. Жителей, выходивших посмотреть, что это за шум такой, тотчас настигало лезвие меча, удар пики или палицы. Среди фермеров не было ни единого воина, и горгуны не встретили никакого сопротивления. Для них это был не бой, а забава. Чудовища набрасывались на остолбеневших от ужаса крестьян, их жен, детей. Они не щадили никого, даже домашних животных, и оставляли после себя чудовищное кровавое месиво. Ударами палиц они раскраивали черепа, их острые пики пронзали тела насквозь, боевые топоры отсекали руки и ноги. Некоторые горгуны голыми руками душили женщин. Тела людей с оглушительным треском вылетали на улицу, пролахмывая тонкие деревянные стены домов, падали из окон на деревенские улочки, поднимая тучи пыли и фонтаны крови. Рушились крыши, вспыхивали огнем сараи. Горгуны уничтожали все, что попадалось ихм на пути.

Когда бойня закончилась, Дермод Кахл подъехал к центру деревни, а тысячи горгунов разбежались по всей округе в поисках золотых монет. Они добивали раненых, плевали на тела изнасилованных женщин, переворачивали мебель и матрасы. Им важно было не оставить в живых ни души. Горгуны были в восторге. Для них эта первая победа была утолением чувства мести. Такой долгожданной мести. И это было только начало. Они знали, что с Дермодом Кахлом пойдут до конца. И ничто их не остановит. Даже Самильданах. А Сай-Мина скоро рассыплется в прах. Как замок из песка.

Я пришла, чтобы увидеться с Киараном. Я знаю, что он здесь. Но сюда идет не он. Это не Киаран, это не друид.

Я вспоминаю это лицо. Этот обнаженный торс. Эти знаки на теле, нанесенные синей краской. И разного цвета глаза. Ночь и море. Черный и голубой. Я помню, я его уже видела здесь. Он со мной говорил. Он говорил мне, что здесь не существует времени и что этот мир принадлежит ему. Что-то в этом роде. И он сказал, как его зовут.

— Тагор?

— Здравствуй, Алеа.

Он знает мое имя. Он знал его уже тогда, в первый раз, когда я его увидела.

— Не понимаю. Ты знаешь, как меня зовут, знаешь, кто я?

— Да, Алеа, я знаю, кто ты. Земля знает, кто ты. Это она шепнула мне про тебя. Мы во чреве Земли, Алеа, в Сиде, у меня дома.

— Нет! Нет, Тагор, мы в мире Джар. Мы не в Сиде.

Он осматривается. Невероятно, но он еще более растерян, чем я! Он не понимает, почему оказался здесь.

— В мире Джар? Значит, это не сон о Сиде?

— Нет, это не сон. Не совсем сон. Ты, так же как и я, гость мира Джар… Возможно, Сид немного похож на этот мир, но это не Сид. Мне очень жаль, Тагор. Твой народ покинул Сид. Это все, что я знаю о тебе, Тагор. Больше я ничего не знаю, а ты, кажется, хорошо знаешь меня…

— Я сын Саркана, предводителя туатаннов. И я твой брат.

О чем он говорит? У меня нет брата! И я не туатаннка. Может быть, у них просто принято так обращаться друг к другу?

— Мой брат? Но я не дочь Саркана…

— Это правда, Алеа. Твой отец не Саркан. Но у нас с тобой одна мать, сестричка. И ты так на нее похожа!

Неправда! Должно быть, он лжет. Он сам не знает, что говорит! Он не в себе. Он думал, что он в Сиде. Он думал, что спит. Не стоит его слушать.

— Что тебе известно о моей матери?

— О нашей матери! Она исчезла вместе с тобой, Алеа. Когда ты родилась. Твой отец не был туатанном, и они ее прогнали. Нашей матери пришлось покинуть Сид. Больше я никогда ее не видел.

Кажется, он говорит правду. Но это невозможно. Не хочу ему верить. У меня нет матери. У меня нет отца. Я сирота. Никто не может знать моих родителей. Никто.

— Этого не может быть, Тагор, я Дочь Земли! Я Кайлиана!

— Да. Ты Дочь Земли. Дочь Сида. Ты родилась в Сиде. Это так. И мо ямать выносила тебя под сердцем. Я видел, как ты родилась, Алеа. Я видел тебя на руках у моей матери, она ушла навсегда и унесла тебя.

Я чувствую, как у меня по щеке катится слеза. В мире Джар, оказывается, можно плакать. Я плачу, потому что теперь уверена, что он говорит правду. Он мой брат. Я это знаю. Я это чувствую. Мой брат.

— Тагор, как ее звали?

— Мора.

Где она? Жива ли она? Почему я никогда не видела ее? Почему она меня оставила? Он, конечно, этого не знает. Смогу ли я вспомнить все это, когда покину мир Джар? Когда я сюда шла, у меня не было никого, а сейчас у меня есть брат, и я знаю, кто была моя мать. Как такое может быть?

— Почему ты не искал меня?

— Мне хотелось бы забыть о тебе, Алеа. Когда я тебя здесь увидел, я подумал, что это всего лишь сон. Но теперь я знаю, что это действительно ты. Теперь я всегда буду с тобой. Я буду приходить всегда, когда только смогу, сестричка. Но сначала мне надо заняться моим отцом…

— Саркан. Это твой отец повел свой народ на наши земли?

— Он говорит, что эта земля принадлежит нам. Что ее отняли у наших предков.

— А ты что об этом думаешь?

— Я думаю, что сердца наших отцов наполнены ненавистью, а еще — что они хотят восстановить справедливость. Их ненависть — дитя того насилия, которому подверглись наши предки.

— Это никогда не прекратится.

— Никогда, если только мне не удастся их остановить, Алеа. А ты должна мне в этом помочь.

— Почему?

— Потому что ты моя сестра.

— Чем я могу тебе помочь?

— Не знаю. Но прежде всего мы должны защитить наших братьев и сестер. Нас, туатаннов, не так много, и, как бы ни были храбры наши отцы, они будут побеждены, если никто их не защитит. Ты должна сделать это.

— Защитить тех, кто, как ты говоришь, прогнал мою мать? Тех, кто вышвырнул ее из Сида, когда я родилась?

— Значит, твое сердце тоже полно ненависти?

Теперь нет никаких сомнений. Он точно мой брат. Я бы тоже так сказала. И я знаю, что он хочет сказать. Я понимаю его чувства. Но как же это трудно! Как мне все это вынести? Такая ответственность! Я узнала столько нового, открыла столько истин…

— Я помогу вам, брат. Но я не знаю как, но помогу. Приходи ко мне почаще.

Он улыбается. У него такие прекрасные глаза. Нам нужно столько всего друг другу сказать. Не знаю, с чего начать. Все это так ново. У меня есть брат. Я даже и не мечтала об этом…

Эрван. Галиад. Фингин. Киаран. А теперь еще и Тагор. Как мне хотелось бы, чтобы все они были вместе… Но мне надо идти в Мон-Томб. Есть ли у меня право отправиться туда прежде, чем я их всех найду? Понимают ли они, что меня туда ведет? И как они могут это понять, если мне самой еще не все ясно? Так мало времени. Так мало времени.

— Харкур завладел Мечом Нуаду! — воскликнул Эрнан и ударил дубовым посохом об пол.

В Зале Совета царили сумерки. Дождь за окном лил не переставая со вчерашнего дня. Никто не мог припомнить, чтобы посреди лета случался такой ливень. Плотные черные облака закрыли все небо над островом и обрушивали на землю сплошные потоки.

Архидруид негодовал. Дурные вести одна за другой обрушивались на Совет. Пришла пора действовать. Надо было реагировать на происходящее. Теперь Архидруид понял, что до сих пор только и делал, что уходил от решений. Избегал шагов, к которым обязывало его положение. Дальше так не могло продолжаться. Если он будет бездействовать, Совету придет конец. И произойдет это гораздо быстрее, чем он думает.

Фелим мертв. Мертвы Аодх, Альдеро и Айлин. Фингин ушел. Алею до сих пор не нашли. Темная Земля вот-вот нападет на туатаннов. Харкур только что завладел самым главным из четырех манитов. Над островом нависла тень Маольмордхи. А еще до Эрнана стали доходить слухи о расколе в самом Совете. Говорили, что несколько Великих Друидов настолько расходятся с ним во мнениях, что намереваются покинуть Сай-Мину и основать новое братство. Он не верил, что такое возможно, но помнил, что дыма без огня не бывает.

Кризис нарастал. Скоро шаткое равновесие будет нарушено. И тогда весь тот порядок вещей, который Совет друидов столетиями утверждал на острове, пойдет прахом.

— Я полагаю, что настало время переходить к действию. Нам надо сделать наше единство нерушимым, показать, что мы сильны, и утвердить таким образом нашу власть.

Архидруид перевел дыхание. Он положил белый дубовый посох себе на колени, выпрямился и торжественным голосом объявил:

— Мы объявим войну Харкуру.

Совет безмолвствовал. Все смотрели на Эрнана. Положение было серьезным, события следовали одно за другим, и в этот критический момент каждый ощущал тяжкий груз ответственности. Все понимали, что на этот раз политические интриги уже не спасут положения. На этот раз настоящая война неизбежна.

Перед членами Совета, на низком столике, стоящем рядом с Архидруидом, на позолоченном подносе лежали три манита, привезенных во дворец туатаннами. Золото их отделки внушительно поблескивало в тусклом лунном свете, льющемся сквозь полосы дождя. Для друидов обретенные вновь маниты означали надежду, но в то же время были признаком того, что в мире происходит невиданный перелом.

Глядя на маниты, Эрнан выдержал долгую паузу. Никому из сидящих в зале, включая его самого, до сих пор не верилось, что эти магические предметы наконец оказались здесь, в замке Сай-Мина. Столько лет Совет разыскивал их!

— Наши враги из Харкура не смогут воспользоваться Мечом Нуаду, — сказал Одран, видя беспокойство в глазах Архидруида, — это могут сделать только друиды…

В Зале послышалось несколько одобрительных голосов. Очевидно, так члены Совета хотели себя успокоить. Но Эрнан поднял голову, и по лицу его было видно, что он сильно в этом сомневается.

— Возможно, среди них есть один друид, — сказал он, сжимая посох, лежащий у него на коленях.

— Маольмордха? — удивленно спросил Одран. — Но он в цитадели Шанха, и я не думаю, что он объединится с Харкуром!

— Нет, — ответил ему Киаран, до сих пор не проронивший ни слова, — Самаэль. С ними Самаэль.

Великие Друиды повернулись и посмотрели на Киарана. Он не переставал их удивлять. Каждая его реплика оказывалась откровением. Когда он сказал, что каждый вечер бывает в мире Джар, половина братьев стала считать его сумасшедшим, другие начали бояться. Никго не решался с ним разговаривать. И Киаран чувствовал, что с каждым днем отдаляется от всех. Становится здесь чужим.

— Вы ведь не забыли, что был и второй Отступник? Самаэль. А я хорошо его помню. Он сидел вон там, — сказал Киаран, указывая на свободное место справа от Архидруида. — А сейчас он в Харкуре.

Ропот недовольства пронесся по Залу Совета. Всем было бы удобнее считать, что Самаэля давно нет в живых. С тех пор как он покинул Сай-Мину, друиды очень надеялись, что никогда больше не увидят его на политической арене Гаэлии. Но очень может быть, что Маольмордха не одинок в своем стремлении поквитаться с ними…

— Мне неведомо, под каким именем он скрывается, — продолжил Киаран, не обращая внимания на растущий в зале протест, — но я знаю одно, братья, — Самаэль в стане Ал'Роэга. А может быть, даже скрывается в образе самого графа!

Повысив голос, чтобы перекрыть гул зала, Архидруид вновь заговорил:

— Если так, то это только подтверждает, что мы должны как можно скорее атаковать Харкур.

Эрнан чувствовал, как нарастает волнение в Совете.

— У нас находятся три из четырех манитов, — продолжал он, — нас одиннадцать Великих Друидов, с нами многие десятки друидов. Нас не устрашит армия Харкура, даже если на ее стороне будут Самаэль и Меч Нуаду. Отступать уже невозможно. Пришла пора сражаться. Мы должны объединить армии Галатии, Сарра, Бизани и туатаннов, и тогда мы разгромим Харкур.

— А Маольмордха? — напомнил Тиернан. — С ним что делать? Вдруг он воспользуется войной и нападет на беззащитную Сай-Мину?

Эрнан кивнул:

— Я подумал и об этом. Мы уйдем не все. Пойдут сражаться только шестеро из Великих Друидов и половина остальных. И уйдут они только в день сражения, ни днем раньше, ни днем позже.

Архидруид поднялся, требуя тишины в зале.

— Братья, я никому не позволю оказывать на Совет какое-либо давление. Величие Сай-Мины не должно пострадать из-за напряженности, возникшей в наши дни. Если для того, чтобы сохранить землю, которую мы все любим, потребуется сражаться, если потребуется убивать, чтобы укрепить Гаэлию на пути Мойры, что ж, да будет так. Значит, Совет объявит войну Харкуру! Одран, поручаю вам обеспечить выполнение этого решения. Вам следует объединить армии Галатии, Сарра и Бизани. С ними будут шестеро наших братьев и самые опытные из друидов, и вы будете воевать с Харкуром до тех пор, пока Ал'Роэг не признает, что подчиняется Сай-Мине. Тогда вы заберете у него Меч Нуаду и привезете епископа Эдитуса в Зал Совета на суд. Секта христиан будет признана запрещенной в Харкуре, а также на всей остальной территории острова. Власть Сай-Мины должна быть усилена. И да будет так.

— А туатанны? — спросил Одран.

— Они уже наши союзники. И то, что они отдали нам маниты, доказывает их верность. Если они помогут нам победить Харкур, мы поможем им удержать часть Темной Земли и, как они нас просили, вместе с Верховным Королем официально признаем территорию, которую они называют Эриу. Я знаю, они к нам присоединятся, если мы пойдем на Харкур. Им предстоит битва с Темной Землей, поэтому они не смогут сразу объединиться с нами, а мы не можем их ждать. Но они, скорее всего, победят. Барды говорят, что у Мерианда десять тысяч человек, но туатанны — хорошие воины. Удача всегда на их стороне. А даже если они и проиграют, это только упростит положение на политической арене и ослабит Темную Землю, таким образом Харкур останется нашим единственным противником. Что бы ни случилось, это всего лишь вопрос времени. Мы начнем без туатаннов. Шехан, я хочу, чтобы вы занесли это в летопись Совета.

Летописец кивнул. Архидруид глубоко вздохнул и обвел взглядом собравшихся. Все слушали его с большим вниманием, и он впервые почувствовал, что сделал нечто очень важное. Сегодня решалась судьба братства. Он не мог больше ждать. В глубине души Эрнан надеялся, что не совершает сейчас величайшую ошибку в своей жизни. Он понимал, что такое решение унесет тысячи жизней. Но он также был уверен в том, что, если ничего не предпринять, в стране начнется смута, последствия которой могут быть еще страшнее. Он не в силах был предвидеть будущее, но при этом не мог позволить себе стать его жертвой. Совет не имел права оставаться в стороне. Это противоречило самому его смыслу, его предназначению.

А главное, в глубине души Эрнан очень надеялся, что Харкур признает свое поражение раньше, чем война унесет много жизней. Граф Ал'Роэг в конце концов должен понять, что ему не одолеть объединенные силы друидов и армий Галатии, Сарра, Бизани и туатаннов. Побеждает сильнейший. Такова жизнь.

Архидруид медленно сел на место. В полной тишине было слышно, как скрипит перо летописца.

— Значит, будет война, — вдруг сказал Киаран.

Эрнан бросил на него уничтожающий взгляд.

— В первый раз за долгое время Совет послужит настоящему делу на этом острове! — воскликнул Архидруид. — Мы выполним свое предназначение. Мы восстановим порядок. Если для этого потребуется война, если нужны жертвы, я готов от имени Совета взять на себя эту ответственность. В Сай-Мине вас учили не только вести переговоры и улаживать споры мирным путем, вас учили сражаться. И на то были причины. Если среди вас есть те, кто отказывается идти в бой, пусть скажут об этом немедленно.

Никто не посмел ответить.

— А Алеа? — все же подал голос Киаран. — Нам следует ею заняться.

— Алею беру на себя я. Пусть Одран займется Харкуром, а я позабочусь о девушке. Я доставлю ее сюда. А когда Харкур и Темная Земля сдадутся и наша власть вновь утвердится, у нас будет время и возможность заняться этой девушкой. К тому же мы обретем Меч Нуаду. Вы знаете, как это важно.

Зал всколыхнулся.

— Меч — одно из немногих орудий, способных убить Самильданаха, — продолжил Киаран фразу, начатую Архидруидом.

И в голосе его слышалась глубокая печаль.

Галиад Аль'Даман, Победитель дракона, вскочил на ноги и одним прыжком очутился рядом со своим мечом. Он едва успел заснуть рядом с сыном под проливным дождем, немилосердно низвергавшим на них все новые потоки, как вдруг услышал звук, непохожий на шум дождя. Это было что-то другое.

Он бесшумно вынул меч из ножен. Бантраль. В легенде говорилось, что меч этот Галиад вынул из хвоста последнего убитого им дракона. Говорили также, что меч был выкован самим драконом. Теперь, когда Фелима не было в живых, только Бантраль напоминал Галиаду о том времени, когда он был магистражем. С мечом он был воином. Бантраль стал чуть ли не смыслом его жизни. Он позволял Галиаду служить своему делу. С ним он оставался магистражем. Магистражем призрака.

Галиад схватил меч обеими руками и поднял его перед собой на уровень лица. Капли дождя, стекая по клинку, сверкали у него перед глазами. Он медленно сделал несколько шагов в обход того места, откуда слышался шорох. У подножия холма было множество огромных камней, некоторые — больше его роста. За ними вполне мог спрятаться человек. Даже много людей. Надо быть настороже. Галиад сожалел, что сейчас рядом с ним не было сына. Эрван был хорошим воином, но силы пока еще не полностью вернулись к нему, и, уходя, отец не решился тревожить его сон.

Магистраж широко открыл глаза, пытаясь уловить малейшее движение в темноте. Опять послышался шорох. Теперь чуть восточнее. Дождь не прекращался. Галиад ускорил шаг, потом наклонился вперед и немного согнул ноги в коленях, чтобы в любую минуту быть готовым к прыжку? Шорох послышался за кустом амаранта. Мелькнула тень. Галиад приготовился и прыжком перелетел через камень, отделяющий его от куста. Он приземлился на обе ноги и тотчас сделал несколько шагов назад, готовясь отразить удар.

И тут он их увидел. В темноте среди льющихся потоков воды желтым огнем блеснули четыре горящих глаза. Вытянув вперед мокрые от дождя руки, Галиад выставил перед собой меч. Перед ним стояли два волка.

Галиад перевел дыхание. Ему следовало быть осторожнее. Волки — это хищники, в любую секунду они могут наброситься на него. Но он им этого не позволит. Он прожил столько полных смертельной опасности лет не для того, чтобы погибнуть от волчьих зубов. И Галиад решил напасть первым.

Волки стояли неподвижно. Они смотрели на него, чуть оскалив клыки. Галиад занес меч над правым плечом. Он замер в ожидании и стоял не двигаясь. Напасть надо было внезапно. Только так можно одолеть хищников. И нападать надо на обоих сразу. Волки не станут ждать. Они сумеют воспользоваться своим численным преимуществом.

Внезапно Галиад услышал позади звук треснувшей ветки.

— Постой!

Это был Эрван. Он шел к отцу, протягивая вперед руки.

— Подожди, не трогай их!

Галиад нахмурился. Не опуская меча и не сводя взгляда с волков, он сделал шаг назад.

— Что ты еще надумал? — громко спросил он, стараясь перекрыть шум дождя.

— Не трогай их, я думаю… Я думаю, они не причинят нам зла.

— Что за вздор? — возразил Галиад и, обернувшись, уставился на сына.

Эрван подошел еще ближе. Он прошел мимо отца и приблизился к волкам. Один из них, крупный серый зверь, зарычал и отошел. А второй, белый, не двинулся с места. Мокрая шерсть прилипла к его худому телу.

— Ты с ума сошел, Эрван! Сейчас он на тебя бросится! А ну отойди!

— Погоди! Я ведь говорю тебе, что… Я их видел… Я… Сегодня ночью мне приснилась Алеа. Она меня предупредила.

Галиад подошел к сыну:

— Но это был всего лишь сон, Эрван… Берегись!

— Она говорила, что сюда придут два волка. Они мне тоже снились. Их прислала сюда Алеа, я уверен в этом. Я видел во сне эту волчицу.

Юноша медленно опустился перед белой волчицей на колени прямо в грязь. Он узнал ее, но все же оставался настороже. А вдруг это и впрямь был всего лишь сон. Хотя…

Волчица заскулила и осторожно протянула морду к вытянутой руке юноши. Второй волк оставался неподалеку. Он крутился позади волчицы, скрываясь за невысоким деревом, но не проявлял агрессивности. Эрван еще ближе придвигал к морде волчицы открытую ладонь. Она слегка отступила, затем вновь приблизилась. Очень медленно Эрван положил ладонь на голову волчицы. И начал ее осторожно гладить, все же не наклоняясь к ней слишком близко.

Волчица повалилась на бок, потом перевернулась на спину. Летний дождь лил не переставая. Волчица поерзала спиной по земле. Юноша легонько похлопал ее ладонью по боку, затем медленно поднялся.

Галиад смотрел на все это как завороженный. Ему еще никогда не случалось видеть, чтобы волки позволяли так с собой обращаться. Сначала он подумал, что его сын лишился разума, но теперь ему пришлось признать, что эти хищники действительно не представляют для них опасности.

— Давай отдадим им кусок крольчатины, что остался от нашего ужина, — предложил Эрван, — пусть они поймут, что мы их друзья.

— И что дальше? — спросил Галиад. — А если это просто прирученная волчица? Как мы можем быть уверены, что ее прислала Алеа?

— Не знаю. Посмотрим. Сейчас нам надо просто продемонстрировать дружелюбие. И успокоить второго волка. Он не такой смелый, как волчица.

Галиад пожал плечами. Ему вовсе не хотелось общаться с хищниками, но сын верил, что это поможет найти Алею, и он смирился.

Самаэль прибыл на поле боя слишком поздно. Увидев, как переполошились жители деревушки Акинджия, он понял, что сражение неизбежно. Старясь оставаться незамеченным, он взобрался на голубятню, одиноко стоящую на холме с восточной стороны деревни. Отсюда было хорошо видно все происходящее. Ему не удалось вовремя остановить Мерианда, и теперь он надеялся, что тот хотя бы не проиграет бой туатаннам. Но главное, что сейчас интересовало Самаэля, — это как заполучить остальные три манита…

Долина Акинджии находилась в северной части Темной Земли и разделяла Тенианский лес на две части. Это была широкая полоса земли, поросшая травой, с востока и с запада окаймленная лесом скальных дубов. Противники расположились по обе стороны этого обширного зеленого пространства. Самаэль попытался определить число воинов в одном и в другом лагере. Разумеется, он мог сосчитать их лишь приблизительно, и даже сайман ему в этом не помог бы. Только один человек, магистраж Фелима Галиад Аль'Даман, умел мгновенно и точно определять число своих противников. Но Самаэль и не ставил перед собой такой задачи — он хотел лишь оценить силы обеих сторон.

На северной стороне он увидел около четырех тысяч пеших туатаннов, выстроившихся в две линии. Воины Сида знали толк в военном деле, Самаэль уже убедился в этом в тот день, когда выкрал у них Меч Нуаду. Они держались и одевались как варвары, но владели боевым искусством лучше, чем самые опытные из воинов острова, — каждый клан составлял отдельную группу войск со своим цветом боевой раскраски. Здесь таких войск насчитывалось пять или шесть, и каждое из них состояло из бойцов, вооруженных мечами, и бойцов-лучников с вождями во главе. Три клана выстроились в первой цепи, два — во второй. Самый многочисленный — клан Махат'ангор — занял место в центре первой цепи. Ему во главе с Сарканом, слава о боевых заслугах которого уже обошла весь остров, первому предстояло вступить в бой.

Саркан стоял чуть впереди первой линии. Сжимая в каждой руке по широкому мечу, он пристально всматривался вдаль, будто в одиночку бросал вызов многотысячной армии противника. Самаэль не смог сдержать усмешки. Его забавляла такая безрассудная смелость. Что за безумие заставляло людей идти в бой, забывая о страхе смерти?

На южной стороне долины Самаэль насчитал около тринадцати тысяч воинов Темной Земли. Конница расположилась в четыре линии. Четыре батальона разреженной цепью стояли в первой, по три — во второй и третьей, а в четвертой — в арьергарде, всего один, состоящий в основном из пехотинцев. На камзолах, надетых поверх кольчуг, и на красном фоне их знамен красовалась химера — странное существо с головою льва, телом козла и хвостом дракона. Это был герб Мерианда Мора Прекрасного, графа Темной Земли. В отличие от Саркана, граф Мерианд держался позади своего войска. Окруженный людьми, очевидно составляющими его личную охрану, он разглядывал поле сражения, а гонцы передавали его приказы командирам четырех батальонов первой линии. Мерианд считался хорошим стратегом, что, как полагал Самаэль, давало ему неплохие шансы на победу в этом сражении. К тому же армия Темной Земли значительно превосходила противника числом.

Однако Самаэль заметил, что исходные позиции более благоприятны для туатаннов. Во-первых, лес по обе стороны поля боя не позволял темноземельцам атаковать противника с флангов, окружить его и сомкнуть кольцо. Конечно, туатаннов было меньше, однако все же вполне достаточно, чтобы заполнить поле боя по всей его ширине, а вот армия Мерианда не имела возможности распределиться по всему фронту и воспользоваться своим численным преимуществом. Во время атаки, когда первые батальоны вступят в бой, следующий за ними эшелон не сможет пройти вперед и оказать боевую поддержку товарищам.

Во-вторых, туатанны были пешими, и состояние почвы не играло для них значительной роли. А вот воинам Мерианда, напротив, придется туго. Два дня шел проливной дождь, такой сильный, какого в это время года еще не бывало. Будто сама Мойра послала его на землю. Поле превратилось в настоящее болото, и это в высшей степени затрудняло действия кавалерии. Кони темноземельцев будут утопать в грязи, начнут падать. Упавшие всадники не смогут быстро подняться, и пехотинцам Сида не составит труда быстро с ними расправиться.

Другими словами, хотя армия Мерианда Мора численно превосходила противника, сегодня в долине Акинджии преимущество явно было на стороне туатаннов. И Самаэль понял, что, несмотря на предварительные прогнозы, силы сражающихся армий будут равны. Если, конечно, он сам не вступит в бой. Но это было слишком рискованно. Поэтому все, что он мог, — это следить за развитием боя и вмешаться только в том случае, если смертельной опасности подвергнется лично Мерианд Мор. Граф был нужен ему. Необходим как политическая фигура.

Туатанны наверняка так же, как и Самаэль, понимали все преимущество своего положения. От них требовалось только одно — вынудить воинов Мерианда ввязаться в лобовую атаку и заставить их углубиться в узкое болотистое место, прежде чем они осознают, что там не смогут воспользоваться своим численным преимуществом.

Самаэль провел около часа, наблюдая за этим неподвижным противостоянием. Ему легко было представить, какой груз тревожного ожидания давит на оба войска. Вдруг он увидел, что Саркан занял место во главе своего клана. Сражение начиналось.

Воины Сида выступили вперед в надежде, что противник двинется им навстречу. Обнаженные по пояс, с боевой раскраской на теле и плечах, с воинственно торчащими гребнями волос, пешие туатанны шли бок о бок с лучниками, выстроившимися клином, что открывало максимальный угол обстрела. Сделав несколько шагов по вязкой грязи поля, лучники остановились и воткнули в землю длинные копья с наклоном в сторону противника, соорудив таким образом препятствие, преграждавшее путь лошадям. Пехотинцы прошли вперед и по команде Саркана тоже остановились.

Они выждали еще немного, но темноземельцы не двигались с места. Возможно, Мерианд тоже понял, какое преимущество дает поле боя туатаннам, и решил изменить тактику.

Саркан приказал лучникам вытащить копья из земли и вновь выдвигаться вперед. Туатанны перешли на бег, выкрикивая что-то непонятное для Самаэля, различившего все же слово «Эриу». Они шли в бой за свою землю.

Когда до линии противника оставалось не более сотни метров, туатанны опять остановились и их лучники вновь воткнули копья в землю. С холма, где расположился граф, к темноземельцам спускался конный вестовой. Очевидно, он вез командирам первой линии приказ Мерианда. Однако первые стрелы туатаннов настигли передовую цепь темноземельцев гораздо раньше, чем он до них добрался.

На них обрушился сплошной град стрел. В армии туатаннов было около двух тысяч лучников, и каждый за одну минуту успевал выпустить по пять или шесть стрел, таким образом за очень короткое время конные воины Мерианда получили их более десяти тысяч. Поддавшись панике при виде сотен сраженных стрелами товарищей, бойцы Мерианда не стали дожидаться приказа к атаке. Саркану удалось начать битву именно так, как он этого хотел. Первая линия воинов Темной Земли начала увязать в грязи, за ней вторая, а потом и третья. Саркан подождал еще немного. Он хотел убедиться, что противник не станет обходить его с флангов, там, где деревья росли не так густо. Он ждал до последнего. И только когда лавина вражеской кавалерии была уже в нескольких метрах от первой линии его бойцов, он наконец дал приказ атаковать, и они ринулись на конницу Темной Земли.

Первая волна конницы всей своей мощью обрушилась на туатаннов. Лошади с разгону налетели на воинов Сида и смяли пехотинцев, прокладывая путь боевыми топорами, копьями и мечами. Но постепенно, по мере того как кони замедляли ход и начинали топтаться на месте, поле боя превращалось в сплошную скользкую массу. А подскакав к воткнутым в землю копьям, кони начали падать, пронзенные, один за другим.

Лучники передней цепи туатаннов, нанеся противнику первый сокрушительный удар, отошли назад. Теперь, заняв новую позицию, они выстрелили еще раз. Поскольку темноземельцы были в основном конными, а туатанны пешими, лучникам не составило труда вести стрельбу: они просто целились выше. Всадники оказались для них легкой мишенью и вновь приняли на себя смертельный шквал стрел.

Видя, что авангард несет значительные потери, в атаку пошла вторая линия конницы, и тут случилось то, что предвидел Самаэль. Атака увязла в сутолоке, возникшей в результате первого наступления. Темноземельцы шли настолько плотным строем, что не могли свободно размахнуться для удара. Груды тел на земле, спотыкающиеся, обезумевшие лошади, острия копий на уровне плеча — все это мешало воинам Мерианда сражаться. Им оставалось только достойно принимать смерть. Туатанны же, напротив, разили врага кинжалами, вонзая остро заточенные клинки в прорези шлемов, в просветы между пластинами лат, выкалывая глаза, протыкая сердца. Обнаженные до пояса, более подвижные, они ловко наносили удары, и грязь под ногами не мешала им. Воины Мерианда падали один за другим, устилая поле боя все новыми мертвыми телами.

Спустя три четверти часа с начала сражения лучники туатаннов прекратили стрельбу, оставили луки, открепили от поясов мечи и палицы и смешались со второй цепью пехотинцев, устремившихся в этот момент в атаку.

Мясорубка закрутилась с новой силой. Кровь потоками заливала грязь под ногами сражавшихся. На усыпанную телами раненых людей и лошадей землю летели отрубленные головы, руки и ноги. Дикие крики умирающих едва перекрывали громко чмокающие звуки вонзающихся во внутренности клинков, хлюпанье разорванных органов, хруст ломающихся костей… Звуки, запахи, цвет, — на земле, казалось, не было ничего кроме страшной бойни.

Несмотря на значительное расстояние, Самаэль видел лица всех участников сражения. Исступление победителей, разрушительная ярость светились в глазах туатаннов, в то время как охваченные страхом темноземельцы все больше теряли уверенность в себе.

Бой длился долгих четыре часа. Четыре часа кровавого безумия, достигшего такого накала, что даже самих туатаннов одолевали приступы тошноты. Кругом было столько крови, столько, изувеченной плоти, что некоторых из них рвало от этого зрелища. Часть воинов Сида закончила биться, полагая, очевидно, что уже полегло достаточно народу как с одной, так и с другой стороны, однако клан Махат'ангор, следуя за своим вождем Сарканом, продолжал вести бой. Тело Саркана было сплошь залито кровью, на нем даже не проступала боевая раскраска, но его нетрудно было отличить от других. Ни один воин не разил врага с такой силой. Ни один не выкрикивал с такой страстью клич «Эриу!», продолжая добивать лежащих на земле врагов. Воины клана Махат'ангор были натренированы лучше остальных туатаннов и отличались наибольшей жестокостью. Они готовы были остановиться, лишь полностью уничтожив противника или обратив его в бегство.

Итак, кровавая схватка, уже больше похожая на избиение, продолжалась. Клан Махат'ангор выкашивал всадников Темной Земли целыми боевыми порядками, на смену одной линии приходила другая, с каждым разом сокращая число бойцов Мерианда. Воины Саркана сражались так ожесточенно, что вскоре убитых ими врагов оказалось больше, чем их самих. Темноземельцы побросали оружие. Некоторые снимали с себя доспехи и бежали в лес. Другие зарывались в груду тел павших товарищей, пытаясь избежать разящей руки обезумевших воинов Сида. Даже офицеры предпочитали покидать поле боя, оставляя коней и солдат погибать под смертельными ударами боевых топоров туатаннов. Но скрыться удавалось не многим. Раненые с ужасом ждали смерти.

Когда солнце начало склоняться к закату, Самаэль, наблюдавший за побоищем, понял, что сражение окончательно проиграно.