Волга (июль 2007)

Устройте себе виртуальное путешествие по карте любой области: выберите самое нежное, поэтичное или смешное название и представьте, как там живут люди. Горожанин, особенно житель мегаполиса, вообразит, скорее всего, размеренное дачное житие. Интеллигентные посиделки с чаем, шашлыки, свежий воздух. Недалеко станция электрички или автобусная остановка, веселые бабки щеголяют в кедах и хвастаются подаренными внуками мобильниками. Одним словом, благолепие. Но если поехать на поезде, а лучше на машине в глубь России, остановиться на недельку в деревне, где жителей всего пара сотен, станет ясно, что каменный век - это сегодняшний день минус электрификация всей страны.

Поездив по Ульяновской области, я знаю, что Выползово мало чем отличается от Гулюшева, Кармалей - от Зарыклея, а Студенец - от Лавы. Все определяется численностью населения. Чем больше людей, тем больше шансов, что село будет жить, тем больше шансов, что сохранятся в нем все приметы цивилизации: школа (образование), клуб (культура), фельдшерский пункт (медицина), почта (связь с внешним миром) и опорный пункт участкового (закон и порядок).

Когда все это есть, а народ прибывает, в голосе жителей слышишь гордость, схожую с бахвальством.

- Село у нас такое большое, что не все друг друга в лицо знают.

- А уж когда дачники приезжают! - вторит другой собеседник. - Такой гомон стоит, как будто в городе живешь.

Но город - чужая территория. Описание метро, услышанное от одной богомольной старушки, ездившей к племяннице в Москву, было апокалиптическим как по форме, так и по содержанию. Схождение под землю, где тьма народу и ходят с адским грохотом железные звери. Трамваи тоже нервная вещь, но метро гораздо хуже.

В райцентрах, где есть интернет, есть и возможность для стыковки менталитетов - сельского и городского. Стыкуется на бытовом, низовом уровне: блоги, сайты знакомств, «какой твой номер аськи?» - все это дает чувство общих культурных координат. Но в селе иначе.

Если там меньше пятисот жителей, если их там сто-двести, жизнь замыкается на самих себя. Из внешних событий - гастроли артистов районного ДК, визит заместителя губернатора по сельскому хозяйству, которого по терминологии нового времени громко именуют министром. А то и сам губернатор заедет, но об этом будут долго рассказывать, дивясь и вспоминая, что Сам сказал да куда сел, как посмотрел на Ивана Митрича да как улыбнулся Анне Матвевне. «А усы-то у него какие, а глаза, а машина, а говорит-то как все ладно - неужто сам придумывает?!»

Внешний мир приходит в упаковке из теленовостей и статей районной прессы, чаще всего выхолощенной и официозной. А потому особое, почти ритуальное значение придается обсуждению медийных звезд. Они разбавляют монотонную, лишенную событий жизнь, становятся коллективными родственниками. И душа, истомленная однообразием, устремляется навстречу медийным призракам, вбирает их в себя, как давно пустующий дом - дружно понаехавших родственников. Далекое становится близким. Максим Галкин выступает в амплуа «умненького внучка Максимушки». Лолита - та же почтальонка: поставщик сплетен и удивительных историй, образчик женской раскрепощенности. Тусовщик Андрей Малахов - объект девических мечтаний, первый парень на селе. А Ксения Собчак - воплощение развратной соседки, к тому же спаивающей примерных мужей. Ее с особенным удовольствием ругают «моралистки» и защищают женщины, претендующие на статус интересных. Мария Шукшина- это «фельдшерица», умница и добрая душа, которая дарит надежду на чудо. А вдруг однажды она назовет на всю страну твое имя, а вдруг кто-то тебя найдет, и вся скучная жизнь перевернется с ног на голову и засияет, как рождественская звезда.

Село, где живет сто-двести жителей, - полуподвал цивилизации. Там нет клуба или медпункта, там сельпо почти всегда закрыто, потому что все знают, где находится продавщица, и идут сразу к ней домой. Там нет постоянной работы, и еще счастье, что приезжают скупщики мяса, творога или молока, а иначе идти на трассу - стоять с трехлитровыми банками, пока не прокиснут.

Для нежного городского жителя - цветка, растущего внутри Садового кольца, - все в этих селах дремуче и зверообразно: и еда, и говор, и отношения, и быт. Чудны и страшны мужики, охотящиеся за цветметом, словно сибирские старатели. Экстремальны магазины с ржавыми вывесками, роем мух, исступленно бьющихся о марлевую занавеску, неподвижной от сонной одури матроной. Там все в одном углу: хлеб, халаты, цинковые ведра и рыжий, как хна, апельсиновый лимонад. В этих селах редко встретишь детей, средний возраст жителя -сорок пять лет. В такой-то заброшенности заводятся у людей таланты и чудачества: то рисовать под Шишкина, то руками лечить, то записывать в тетрадку каждую серию «Не родись красивой». Ум не выдерживает монотонности и тем паче разобщенности, которой не знало село до телевизора,- теперь там свои сто лет одиночества, раньше их не было.

- Раньше хоть собирались при лучине, песни пели, - рассказывает старуха. - А сейчас и сходить некуда. Встретимся в магазине - поговорим. Вот и все.

Недалеко от ульяновских Снежинок есть село Старая Ерыкла. Недавно его жители написали властям письмо, такой вот крик о помощи:

«Нас совсем власть предержащие «заиграли». Закрыли школу начальную - молодые семьи стали уезжать из села. Дальше закрыли клуб, закрыли медпункт, магазин, теперь закрыли отделение связи, как мы называем, почту. Жителей в селе осталось человек 90, автобус до райцентра Тереньга ходит один раз в неделю, в среду. Живем мы, в основном пенсионеры, продукты возит нам один предприниматель… А вот почему закрыли почту- не знаем, за свет платили там, телефон, единственный на село, был там, теперь живем мы без связи, как Робинзон Крузо на необитаемом острове. Правда, медик к нам ездит из Красноборска, обслуживает по домам, а вот санитарка два года лишь зарплату получает, в медпункте все разломали, что можно, утащили, и с почтой будет то же. С тревогой ждем, что отключат нам и электроэнергию, и тогда остается лишь умереть в темноте… Оставшиеся молодые, здоровые болтаются без дела, спиваются. Ферму разобрали и куда-то увезли, говорят, на налоги…»

Там, в окрестностях Красноборска, было Светлое Озеро, чуть дальше - Лесные Поляны. От них осталась точка на карте: муха сядет - и все, не видно села. Как будто не жили веками.

«Мушиные точки» обрастают собственной мифологией.

Село Лысая Гора Кузоватовского района Ульяновской области. Говорят, там до середины девяностых жила единственная жительница - некая старушка-отшельница, которую одни называли молельницей, а другие - ведьмой. Третьи же утверждали, что никакой старушки там нету, все это сказки, потому что проехать к селу нельзя: бурелом и бездорожье, да и ехать нечего, наверняка и села никакого нет, мало ли что на карте отметили, на заборе, мол, тоже пишут…

Езжайте в окрестные с «мушиными точками» села, и там вам расскажут странные истории. О забытой деревне, где семь набожных старух молятся за «молодого» старика, запрягли его, семидесятилетнего, в детские санки, и он возит им воду с родника за пять километров. Младшей старухе восемьдесят пять, старшей сто два года. А иначе им никак: водопровода нет, ни попить, ни в ведре помыться. Такой вот гарем.

Или о чудаке-изобретателе, старом учителе физики, которого полвека назад бросила жена, а он мастерит в старой рассыхающейся избе чудо науки - прибор для определения биологических частот, чтобы сводить вместе людей, которые предназначены друг другу природой. И в ожидании своей возлюбленной повесил над кроватью «лампу-кварц» и сжигает этой лампой вредоносные бактерии.

Поведают вам о восьмидесятилетней леди Макбет с топором, застукавшей супруга у беззубой «молодки». О помещичьей правнучке, приехавшей аж из самой Рязани на родину предков и в ужасе отбывшей обратно. Или приезжей целительнице, которая родила сына от главы поселковой администрации. О слепоглухонемом мужчине, у которого не осталось близких, и он живет один, в родном доме на ощупь. И в заведенное время включает радио, которого не слышит, потому что так делали покойные родители. Приедешь к нему, посмотришь, как слепой управляется с веником, идет во двор резать яблоки, как расстилает холст для просушки прозрачных долек антоновки и втягивает испуганно воздух, почувствовав чужого, но по руке твоей догадывается, что люди пришли не злые, и подумаешь… Чего только не подумаешь, но провожатый, болтливый краевед из поселковых чиновников, уже рассказывает быличку о волшебном старике из Стоговки, который умел вызывать дождь, из-за чего к нему еще при Хрущеве ездил председатель колхоза «Путь коммунизма» и просил повлиять на показатели урожая. И старик ничего, не важничал перед начальством, шел на поле и вызывал дождь.

Постсоветское село - что домовой в фуражке. Устанет носить - и пошли дремучие чудеса и страшные сказки, которые становятся для жителей «зоны вымирания» единственно возможной реальностью. А мир большой - с политикой и речами о возрождении деревни - сном черно-белым, навеянным вечерним выпуском новостей.

Ульяновск