Волк и конь

Императрица и жрица

Энгрифледа не успела сделать и несколько шагов от двери, когда позади нее послышались размеренные хлопки.

— Браво, королева, — раздался насмешливый голос, — именно так и нужно поступать с мужчинами, когда они утрачивают полезность. Клянусь Трехликой, неужели она все же послала мне в этой дыре достойную подругу?

Энгрифледа обернулась — и ее глаза сузились, когда она увидела Брунхильду, неторопливо хлопавшую в ладони. Губы вельвы кривились в презрительной улыбке, в глазах читалась глумливая издевка и какая-то зрелая искушенность, странная для вещей девы.

— Я так и поняла, что ты что-то скрываешь от мужа, — непринужденно продолжала она, — видишь ли, такие как я видят дальше и глубже, чем обычные смертные. Поэтому, когда ты сбежала с коронации, я решила проследить за тобой. И не ошиблась в ожиданиях.

Энгрифледа непринужденно улыбнулась.

— Если ты видишь сокрытое, — как бы невзначай она положила руку на рукоять кинжала, — может, увидишь и чем закончится для тебя привычка совать нос в чужие дела.

— Ах, эта горячность молодости, — рассмеялась Брунхильда, — неужели ты по сей день думаешь, что хватаясь за нож можно решить все проблемы? Тебе стоит немного повзрослеть, моя девочка, чтобы понять, что жизнь устроена не так просто.

— Ты так говоришь, будто намного старше меня, — прищурилась Энгрифледа, — сколько тебе лет, вельва?

Честно говоря, она и сама не была уверена в ответе на этот вопрос — внешне Брунхильда тянула, от силы, на ровесницу молодой королевы, но ее голос, глаза, речи...

— Возраст решает не все, — усмехнулась лже-Брунхильда, — но вряд ли об этом стоит говорить сейчас — здесь скоро будет очень жарко.

Словно в подтверждение этих слов позади Энгрифледы послышался треск дерева, ее обдало волной горячего воздуха и, обернувшись, молодая королева увидела, как дверь, позади нее, быстро чернеет, а сквозь щели между досками пробиваются струйки дыма и язычки пламени.

-Огонь скроет твою тайну, — сказала вельва, — останется только мое слово против твоего. Хотя мне, как вещей деве, поверят больше, я не собираюсь выдавать тебя. Как и тебе невыгодно убивать меня — это твоего любовника никто не заметит, а вот мое исчезновение сразу бросится в глаза. Женщинам, вроде нас, стоит держаться друг друга если они хотят чего-то добиться в этом мужском мире, .

Треск горящего дерева становился все сильнее, также как и жар пламени, а от сильного дыма у молодой бретвальды уже начали слезиться глаза.

— Ладно, — махнула рукой Энгрифледа, — пойдем, пока нас не хватились. Позже поговорим.

— Так и знала, что ты умничка, — улыбнулась лже-Брунхильда.

Пожар в доме епископа лишь недолго омрачал коронационные торжества: Брунхильда, вещая словно пифия, заявила, что сами боги предают огню жилище поклонника Распятого. Энгрифледа, решив подыграть непрошеной союзнице, усевшись рядом с мужем, первой вскинула кружку с элем, предлагая выпить за изгнание «чужого бога» и одобрительный гул, последовавший за этим перемежался стыком кружек и звоном кубков, пока хмельное рекой лилось в глотки воинов. Меж тем запыхавшиеся рабы метались с ведрами воды к Шельде и обратно, пытаясь потушить пожар и не дать ему распространиться на соседние здания. Несколько домов все равно сгорело, однако к утру пошел дождь и проблема разрешилась сама собой. Пир продолжался и под открытым небом — такая мелочь как дождь не могла помешать торжеству. Жаренного мяса уже наготовили достаточно, вина, пива и эля также припасли в избытке, так что веселье шло своим чередом. Брунхильда скоро его покинула, однако Энгрифледа, как один из вождей армии язычников, продолжала пить, смеяться и сквернословить, пока Редвальд не увел с пира разгулявшуюся супругу. В доме одного из зажиточных турнейцев, убитого при штурме, и чье жилище выбрал Редвальд своей ставкой, нашлось и вино и широкое ложе на котором обнаженные король и королева продолжали уже собственное празднование, отдаваясь ему со всем пылом молодости, распаленной похотью и вином.

Спустя два дня, когда коронационные торжества поутихли, а Редвальд в очередной раз напоминал Амальгару, что королевские дела состоят не из одних увеселений, Энгрифледа получила весточку от Брунхильды. Молодая королева, памятуя при каких обстоятельствах состоялся их прежний разговор, не могла отказать вельве в просьбе о встрече

Пророчица франков поселилась в странном здании, еще римских времен. По сути, от него остался один только подвал, весьма напоминающий склеп, с обломками мраморных колонн на входе и массивной бронзовой дверью, от времени покрывшейся зеленой патиной. Сквозь нее проступали некие изображения, напоминавшие Энгрифледе фрески и барельефы в иных римских строениях Люнденбурга. Когда королева она спустилась по мраморным ступеням, сходство усилилось: перед ней открылась большая и довольно уютная комната. В углу горел очаг, дым из которого, по системе дымоходов уходил наружу. Стены покрывали хорошо сохранившиеся мраморные фрески с отчасти знакомыми Энгрифледе сюжетами: могучий мужчина в львиной шкуре, ведущий трехглавого пса; еще один муж, на колеснице, увлекающий под землю кричащую девушку, позади которой заламывала руки убитая горем мать; старик с клочковатой седой бородою гребущий в лодке посреди большой реки. Имелась тут и трехликая богиня и крылатые женщины с бичами из змей в руках и многие иные, замысловатые и пугающие рисунки, смысл которых затерялся в веках вместе с давно сгинувшей империей.

Сама Брунхильда раскинулась на широком ложе, устланном тщательно выделанными звериными шкурами. Энгрифледа удивленно вскинула бровь при виде необычного одеяния девушки, носившей пурпурную накидку, расшитую золотыми нитями, прямо на голое тело. Иной одежды на Брунхильде не имелось — зато хватало необычных украшений: золотая диадема, покрытая изображениями переплетающихся змей и драконов; золотой перстень с красным гранатом, ожерелье из оправленных в серебро кораллов и янтаря. Рядом с ложем виднелся небольшой столик, где стояла бронзовая курильница, в которой тлели резко пахнувшие травы. Тут же стоял большой кувшин с вином, два кубка и бронзовая чаша с крупными алыми яблоками. Среди них лежала большая змея, со светло-желтой чешуей и красными глазами, при виде королевы грозно зашипевшая.

— Твоя любимица? — усмехнулась Энгрифледа, усаживаясь на край ложа.

— У тебя вороны, у меня змея, — пожала плечами Брунхильда, — каждому свое. Угощайся, — он взяла яблоко и бросила его Энгрифледе, которая ловко поймала плод и надкусила его. Брунхильда разлила вино по кубкам и протянула один королеве.

— У тебя жарко, — заметила Энгрифледа.

— Мои питомцы любят тепло, — томно улыбнулась Брунхильда, — я и тоже. Поэтому я и не одеваю много одежд.

Она томно потянулась и Энгрифледа увидела, как ее одеяние распахнулось, обнажая бедра и часть упругой груди. Брунхльда, залпом осушив кубок, подмигнула Энгрифледе.

— Давай, скидывай свое тряпье, — сказала она, — иначе взопреешь.

Сама не зная почему, Энгрифледа согласилась — в комнате и впрямь было жарко, а выпитое вино лишь подогревало ее изнутри. К тому же, ее невольно вдохновлял пример самой Брунхильды, что лежала в откровенной позе, выставляя напоказ свое тело. Если бы Энгрифледа была мужчиной, то подумала, что вельва хочет ее соблазнить — впрочем, она тут же отбросила нелепые мысли.

— О чем ты хотела поговорить? — спросила королева и вельва загадочно улыбнулась.

— Ни о чем особенном, — сказала она, — просто хотела познакомиться поближе. Я же говорила — таким как мы нужно держаться вместе.

Она налила еще вина и Энгрифледа, выпив его, почувствовала, что у нее закружилась голова. Возможно, впрочем, дело было не в вине, — уж точно не такими порциям под силу свалить королеву Британии, — но из-за дурманящих благовоний, что будоражили, смущали разум. В какой-то миг Энгрифледа обнаружила себя расслабленно разлегшейся поперек ложа, причем почти голой. Голова ее лежала на бедрах Брунхильды, также избавившийся от одежды. Приятная истома охватила Энгрифледу, пока тонкие белые пальцы играли с ее волосами, касались глаз и губ.

— Мне нравится, когда тепло, — голос Брунхильды отдалился, словно доносясь из-за стены, — как в глубине земли, где созревает зерно, перед тем как прорасти. Так возрождается и душа: брошенная в Аид, она появляется на земле, возрождаясь в новом теле. Мой сын любил мудрость греков и, через него я приобщилась к тайнам Элевсина.

— Твой сын? — Энгрифледа стряхнулась, пытаясь согнать дурман,- о чем это ты?

На губах Брунхильды зазмеилась жестокая, порочная улыбка и Энгрифледа снова поразилась, каким взрослым стало лицо вельвы.

— Я...я пойду, — Энгрифледа ненавидела себя за эту неожиданную нерешительность, столь противную ее натуре, но все равно не смогла ничего сделать, когда Брунхиильда вдруг поцеловала ее в губы. Только сейчас Энгрифледа увидела, что губы самой Брунхильды покрыты чем-то ярко-красным, блестящим, как кровь — или это и была кровь?

— Никуда ты не уйдешь, — рассмеялась она, — я была моложе тебя, когда брат заставлял нас с сестрами показывать ему...всякое. И я не отпущу тебя, пока не покажу тебе все, чему я научилась у брата.

-Твой брат? Амальгар? Я...я не понимаю.

-Ты все поймешь, дурочка, — лже-Брунхильда хищно улыбнулась, — совсем скоро.

Она вновь поцеловала Энгрифледу — сначала в губы, потом в грудь, кончиком языка лаская затвердевшие соски, потом спустилась еще ниже и молодая королева застонала от пронзившего ее острого, как пытка, наслаждения. Ее не первый раз целовали ТАМ, но ласки Брунхильды отличались о того, что ей доводилось доселе испытать с мужчинами. Вельва словно знала ее тело лучше ее самой, выискивая особенно чувствительные места на нежной плоти, впиваясь в них губами, теребя языком нежные, истекавшие влагой, складочки. Захваченная новыми, необычными, но необыкновенно сладостными ощущениями, Энгрифледа вскрикивала, запуская руки в растрепанную светлую шевелюру. Впервые в жизни она чувствовала себя столь беспомощной — и наслаждалась этим ощущением покорности, пока женские руки, губы и язык умело ласкали ее дрожащее тело — от трепещущей жилки на горле до изящных маленьких ступней. Вот она вскрикнула, ее тело выгнулось дугой, и Энгрифледа обмякла на постели. Брунхильда, рассмеявшись, наклонилась над ней и смачно поцеловала в губы, заставляя молодую королеву пробовать себя на вкус. Вельва улыбнулась и Энгрифледа увидела то, что ранее не замечала — торчащий из верхней челюсти клык.

— Ты...ты не сестра Амальгара, — выдохнула Энгрифледа, — кто ты?

Брунхильда рассмеялась — неприятным, будто лающим смехом.

— Та, кто займет твое место рядом с императором, — сказала она, — и поможет ему стать величайшим из владык этого нелепого века. Ты, глупая варварская дурочка, решила, что сможешь тягаться со мной? Ни тебе и не этой дурехе, чье тело я взяла, это не под силу. Я Юлия Агриппина, мать кесаря Нерона, жена кесаря Клавдия, сестра кесаря Гая Калигулы, правнучка самого Октавиана Августа. Мое предназначение — стоять у трона владык: поучая, направляя, а если нужно — и убивая их. Ты занимаешь свое место не по праву — так отдай мне все это: свою молодость, свое тело, свою жизнь.

Ее глаза вдруг стали желтыми с вертикальным зрачком, рот ощерился острыми клыками, а волосы превратились в извивающихся змей. Энгрифледа попыталась дернуться, но Агриппина, ловко захлестнув ее ноги своими, коснулась промежностью укромного местечка королевы. Влажные нижние губы слились с губами Энгрифледы и та, вновь охваченная сладостной истомой, не противилась этому насилию. В уши ударило шипение и в руках одержимой появилась соломенно-желтая змея. Агриппина положила ее между своих бедер и Энгрифледа вздрогнула, когда ее кожи коснулись холодные кольца.

— Вот и все, — сказала «Брунхильда», — я войду в тебя прямо сейчас.

С губ ее сорвалось змеиное шипение и Энгрифледа почувствовала как чешуйчатая голова скользнула в ее влажную щель. И вместе с ней в девушку проникало и нечто иное: холодное, мрачное, подменяющее ее мысли собственными кровожадными мечтами. Однако одновременно со злобным предвкушением обладания новым телом, она чувствовала и другое: раздражение, даже тревогу Агриппины от того, что очередная жертва сдается не так быстро, как остальные. Жизненная сила молодой королевы оказалась столь велика, что она продолжала борьбу против злобного призрака.

Но мертвецки-холодный чужой разум давил все сильнее, оплетая молодую королеву ледяными змеиными кольцами. Энгрифледа, чувствуя, что вот-вот сдастся, издала протяжный каркающий вой, полный одновременно ярости и отчаяния. В тот же миг послышалось оглушительное ржание и мощный удар сотряс дверь, вышибая ее внутрь комнаты. С оглушительным карканьем ворвались вороны и закружили вокруг «Брунхильды» метя клювами и когтями в ее лицо. Энгрифледа, внезапно вновь обретя власть над своим телом, пинком отбросила от себя Агриппину, одновременно за хвост вытягивая из себя змею. В тот же миг до нее донеслись жалобные крики.

— Нет!!! Пожалуйста, не надо!!! Это я! Это я! Это я!!!

Голос Брунхильды звучал как-то по-новому — и тут же вороны отпрянули от скорчившейся на ложе девушки. Энгрифледа, присев рядом с ней, силой отвела руки, которыми девушка прикрывала лицо и на нее глянули заплаканные глаза. Как-то сразу Энгрифледа поняла, что это не очередное притворство.

— Брунхильда? — осторожно сказала она и девушка торопливо закивала, ошалело озираясь. Взгляд ее прошелся по рассевшимся по углам воронам, по черному монстру, отдаленно напоминавшему лошадь, стоявшему в дверях и остановился на змее, что злобно шипя, извивалась в руке Энгрифледы, пытаясь укусить королеву. Девушка испуганно шарахнулась от гадины, заслоняясь руками.

— Она! Она в ней! Зло!

— И чего так орать? — к Энгрифледе уже вернулось самообладание, — эта змейка что, ядовитая?

— Нет, — мотнула головой Брунхильда, — нет, не ядовитая. Соплеменники этой ведьмы называли ее эскулаповой.

— Ну тогда, — вторая рука Энгрифледы наткнулась на что-то твердое меж устилавших ложе шкур и, пошарив в них, она достала большой нож с рукоятью в виде головы волка. Она уже хотела разрубить змею пополам, но Брунхильда вцепилась в ее руку.

— Нет! Нельзя! Если ты убьешь змею — дух Агриппины освободится! И снова будет искать тело. Ты не представляешь, какая это хитрая тварь.

— Уже представляю, — поморщилась Энгрифледа, — ладно, раз такое дело.

Она вылила из кувшина вино, сунула змею внутрь и накрыла одним из кубков.

— Ты сама в порядке? — Энгрифледа посмотрела на Брунхильду, — Помнишь что-нибудь?

— Немного, — покачала головой вельва, — помню матушку... с разбитой головой. Помню, как она схватила меня за руку, а потом... все как в тумане. Частично я все еще оставалась в своем теле, а частично — блуждала в Хель, на грани жизни и смерти. Она могла отправить меня туда насовсем — но тогда и ей бы пришлось остаться в моем теле навсегда, а она хотела выбрать что-то получше.

— Ага, и выбрала меня, — передернула плечами Энгрифледа, — да еще и так мерзко.

Королева с омерзением посмотрела на чуть заметно покачивающийся кувшин, из которого еще слышалось злобное шипение.

— Они верили, что эти змеи связаны с новым рождением, — объяснила вельва, — и Агриппина всегда умела обращаться с ползучими гадами — с помощью одного такого она оградила своего сына от убийц. Но сейчас она она хотела, чтобы змея задохнулась внутри тебя, а сама Агриппина вселилась в твое тело. А меня, после переселения она рассчитывала тут же зарезать — для чего и припасла этот нож.

-А ты откуда все это знаешь? — подозрительно посмотрела на нее Энгрифледа.

— Она слишком долго провела в моем теле, — ответила Брунхильда,- и у меня остались иные ее воспоминания. Как и у нее остались много от нас: откуда иначе у нее взялись наши с матушкой знания о травах, зельях, — вроде тех, что она подмешала в вино и смазала яблоки, — и много чем еще? При жизни-то все это за нее делали другие.

— Ничего, — хмыкнула Энгрифледа, — теперь пусть учится ловить мышей и лягушек.

— Что ты с ней сделаешь? — Брунхильда вновь боязливо покосилась на кувшин.

— Отвезу моей наставнице Атле, — пожала плечами Энгрифледа, — она умеет обращаться со всякими гадами. Пусть думает, может, она еще на что-то пригодится. Сейчас мы подыщем этой гадине более надежную клетку, а потом пойдем к нашим мужчинам — моему мужу и твоему брату. Он недавно короновался именем Одина, так что ему не помешает настоящая пророчица, вместо мертвой римской суки, одержимой мечтой о власти.