Волки сильнее собак

3

На черно-белой видеопленке два «мерседеса» остановились прямо под камерой видеонаблюдения. Телохранители – рослые люди, одетые в бронежилеты под костюмами, – вылезли из сопровождающего джипа и выстроились под козырьком здания. Только после этого водитель главной машины поспешил открыть дверцу со стороны тротуара.

В углу пленки менялись цифры таймера. 21.28, 21.29, 21.30. Наконец Паша Иванов выбрался с заднего сиденья. В отличие от энергичного Иванова на фотографиях он выглядел неопрятным. Водитель показал на допросе Аркадию, что Иванов промолчал всю дорогу от офиса до квартиры, даже не говорил по мобильнику.

Кое-что позабавило Иванова. Две таксы натянули поводки, чтобы обнюхать «дипломат». Несмотря на то что пленка была без звука, Аркадий понял по губам Иванова: «Щеночки?» – спросил тот собачника. Когда таксы прошли мимо, Иванов прижал к груди «дипломат» и вошел в дом. Аркадий переключился на видеозапись, сделанную в вестибюле.

Мраморный вестибюль заливал такой яркий свет, что у каждого из присутствующих появился световой нимб. Швейцар и консьерж были в куртках, обшитых галуном, под которыми угадывались очертания кобуры. Швейцар прикоснулся ключом к кнопке вызова лифта и встал рядом с Ивановым, прикрывавшим нос платком. Двери лифта открылись, и Аркадий переключился на видеозапись, сделанную в кабине. Он уже побеседовал с лифтером, бывшим кремлевским охранником, совсем седым, но еще очень крепким.

Лифтер насчет его разговора с Ивановым был лаконичен:

– Я вышколен на кремлевских лестницах. Большим людям не до разговоров с такими, как я.

Иванов пристально всматривался в изображение, как только двери открылись, он повернулся к камере лифта. Выпуклый объектив сделал лицо непропорционально большим, а глаза скрывала тень от платка, который Иванов прижимал к носу. Может быть, он простудился, как Тимофеев. В конце концов Иванов вышел из лифта и при этом был очень похож на актера, который бежит на сцену, то останавливаясь, то снова бросаясь вперед. Время на таймере – 21.33.

Аркадий поменял записи, вернулся к уличной видеокамере и промотал пленку вперед – до 21.47. На мостовой было пусто, две машины все еще стояли у тротуара с включенными фарами. В 21.48 что-то бесформенное шлепнулось сверху на мостовую. Дверцы джипа распахнулись, из него высыпали охранники, образовав на мостовой круг вокруг того, что казалось кучей тряпья с ногами. Один охранник бросился в подъезд, другой встал на колени в изголовье Иванова, а водитель обежал труп, чтобы открыть заднюю дверцу. Тот, который проверял пульс у Иванова, покачал головой, и тут в поле зрения камеры появился швейцар, который растерянно разводил руками, не веря в случившееся. Таким вот был фильм о Паше Иванове, повествование с началом и концом, но без середины.

Аркадий перемотал пленку назад и стал еще раз медленно просматривать кадр за кадром.

Верхняя часть трупа Иванова не попала на экран, плечи неестественно сведены из-за удара о мостовую.

Голова также неестественно запрокинута, ноги вошли в кадр.

Общий вид трупа в туче пыли, поднятой с мостовой.

Паша Иванов уже лежит, дверцы джипа распахнуты, и охранники возятся вокруг тела.

Аркадий проследил, не смотрел ли вверх кто-нибудь из охранников, пока они сидели в машине и до того, как упал Иванов; не падало ли что-то вроде солонки вместе с Ивановым; не поднял ли кто-либо из охранников что-нибудь после падения Иванова. Ничего. Охранники стояли на мостовой бесполезные, как комнатные растения.

Обращаясь к Аркадию, дежурный швейцар сказал:

– Я служил в спецназе, видел нераскрывшиеся парашюты и трупы, которые приходилось соскребать с земли, но здесь-то кто падает? Иванов, и никто другой. Хороший человек, должен сказать, щедрый. А вот стал бы он терзаться, если бы ударил швейцара? Теперь душа его на небесах, и я скорблю о ней.

– Как вас зовут? – спросил Аркадий.

– Кузнецов Григорий. – Гриша все еще не отошел от армейской службы. Побаивается офицеров.

– Это вы дежурили здесь два дня назад?

– В дневную смену. Меня не было здесь вечером, когда это случилось, и поэтому ничем не могу вам помочь.

– Давайте просто пройдем вокруг.

– Вокруг чего?

– Вокруг дома, от фасада до тыла.

– Но ведь произошло самоубийство? Зачем?

– Нужны подробности.

– Подробности, – пробормотал Гриша под гул проезжавших машин. Он пожал плечами. – Ладно.

В доме на выходные оставляли сокращенный штат сотрудников, сообщил Гриша, – его самого, консьержа и лифтера пассажирского лифта. А на неделе еще двое человек работали по ремонту, стояли на служебном входе и у служебного лифта, собирали мусор. Уборщицы приходили по требованию жильцов. Иванов не требовал. Каждый из работников, разумеется, проходил медицинский осмотр. Камеры видеонаблюдения охватывали улицу, вестибюль, пассажирский лифт и служебный проезд. На задней стене вестибюля Гриша набрал код на кнопочной панели, находившейся возле двери с надписью «Только для персонала». Дверь открылась легко, и Гриша с Аркадием оказались там, где размещались: раздевалка со шкафчиками, раковиной и микроволновкой; туалет; бойлерная; ремонтная, где двое пожилых мужчин, которых Гриша назвал старперами, первым и вторым, занимались какой-то трубой; складское помещение для хранения ковров, лыж и тому подобного, дальше – стоянка. Каждая дверь имела кнопочную панель и свой код.

– Вам надо бы обратиться в службу безопасности «НовиРуса», – сказал Гриша. – Там у них план здания, коды – все, что надо.

– Хорошая мысль. – Служба безопасности «НовиРуса» была самым последним местом, куда Аркадий хотел попасть. – Можете открыть стоянку?

Хлынул поток света, когда поднялись ворота. Аркадий оказался перед служебным проездом, достаточно широким, чтобы вместить большой фургон. Мусорные баки стояли вдоль кирпичной стены, которая являлась тыльной стороной более низких и старых зданий, выходящих на соседнюю улицу. Имелись тем не менее камеры видеонаблюдения, нацеленные на проезд со стороны стоянки, где находились сейчас Аркадий и Гриша, и с обеих сторон новых зданий. Под табличкой «Стоянки нет» красовался зелено-черный мотоцикл.

Швейцар озадаченно потер подбородок, и это движение заставило Аркадия спросить:

– Ваш?

– Парковаться здесь запрещено. Иногда могу найти подходящее место, а иногда нет, но старперы не разрешают мне пользоваться стоянкой. Извините.

Когда они подошли к мотоциклу, Аркадий заметил прикрепленную к седлу картонку: «Не трогайте этот мотоцикл. Я слежу за вами». Гриша попросил у Аркадия ручку и подчеркнул слово «слежу».

– Так лучше.

– Настоящая машина.

– «Кавасаки». Я обычно езжу на «Урале», – сказал Гриша, демонстрируя тем самым Аркадию, насколько он преуспел в этом мире.

Аркадий заметил рядом со стоянкой проход.

– А работники здесь паркуются?

– Нет, старперы и над ними командуют.

– Значит, в субботу механики не дежурили?

– Это когда мы работали в неполном составе? Ну, мы не можем покидать наш пост всякий раз, когда машина останавливается в проезде. Даем десять минут, а потом прогоняем.

– Так и было в ту субботу?

– Когда выбросился Иванов? Я не работал в ночь.

– Понятно, но все-таки во время своей смены вы или консьерж не заметили здесь ничего необычного?

Гриша немного подумал.

– Нет. Кроме того, черный ход по субботам закрыт. Нужна бомба, чтобы туда войти.

– Или код.

– Засечет камера. Мы бы заметили.

– Не сомневаюсь. Вы находились перед домом?

– Под козырьком.

– Люди входили и выходили?

– Жильцы и гости.

– Кто-нибудь проносил соль?

– Сколько соли?

– Мешок или мешки.

– Нет.

– А Иванов не носил домой соль ежедневно? Из «дипломата» соль не сыпалась?

– Нет.

– Я зациклился на соли, вам не кажется?

– Да, – медленно протянул Гриша.

– Надо что-то с этим делать.

Старый Арбат – пешеходная зона с уличными музыкантами, художниками и магазинчиками сувениров, где продаются бусы из янтаря, матрешки, плакаты сталинских времен. Офис доктора Новотной размещался над интернет-кафе. Она сообщила Аркадию, что собирается уйти на покой и жить на проценты от денег, которые она ссудила бы предпринимателям, собиравшимся вложить их в греческий ресторан. Аркадию понравился кабинет – уютная комната с мягкими креслами и эстампами Кандинского, яркими пятнами красок, которые превращались в мельницы, синих птиц и коров. Новотная оказалась энергичной женщиной лет семидесяти, с лицом, покрытым сеточкой морщин вокруг блестящих черных глаз.

– Я познакомилась с Пашей Ивановым чуть больше года назад, в первую неделю мая. Он показался типичным предпринимателем. Энергичный, умный, легко приспосабливающийся, последний из тех, кто обращается к психотерапевту. Они рады отправлять туда своих жен и любовниц; это популярно у женщин, как фэн-шуй, но мужчины редко приходят сюда сами. Он пропустил последние четыре сеанса, хотя оплатил полный курс.

– Почему же он выбрал вас?

– Потому что я хороший специалист.

Аркадию нравились женщины, которые сразу переходили к делу.

– Иванов сказал, что у него проблемы со сном. Они всегда начинают так. Просят прописать снотворные таблетки, но это лишь средство для поднятия настроения, которое я рассматриваю лишь как один из элементов комплексной терапии. Мы встречались раз в неделю. Он шутил, говорил очень четко, был очень самоуверен. В то же самое время никогда не обсуждал определенные темы, деловые отношения с кем-либо, и, к несчастью, не это ли являлось причиной его…

– Депрессии или страха? – подсказал Аркадий.

– Того и другого, если вы так ставите вопрос. Он находился именно в таком состоянии.

– Называл врагов?

– Ни одной фамилии. Сказал, что его преследуют призраки. – Новотная вынула из коробки сигару, сняла с нее целлофан и намотала на палец сигарную ленточку. – По-моему, он не верил в призраков.

– А вы верите?

– Нет. Мне кажется, у него что-то было в прошлом. Человек вроде него и на таком месте совершает иногда поступки, о которых потом очень сожалеет.

Аркадий описал обстановку в квартире Иванова. Доктор сказала, что разбитое зеркало определенно свидетельствует о вспышке ненависти к себе, а прыжок из окна – выход из сложившейся не лучшим образом ситуации.

– Однако два самых распространенных мотива самоубийства мужчин – это финансовый и эмоциональный, и они часто служат доказательством атрофированного либидо. Однако Иванов был богат и имел нормальные сексуальные отношения со своей подружкой Риной.

– Он принимал виагру.

– Рина намного моложе.

– А как у него со здоровьем?

– Для мужчины его возраста неплохо.

– У него не было инфекции или простуды?

– Нет.

– Возникала ли соль как тема беседы?

– Нет.

– Дно шкафа Иванова было покрыто солью.

– Это интересно.

– Но вы говорите, что недавно он пропустил несколько сеансов.

– Целый месяц и раньше тоже.

– Не упоминал ли Иванов о каких-нибудь покушениях на него?

Новотная обернула палец сигарной ленточкой.

– Всего в двух словах. Он сказал, что должен остановить нападение.

– Нападение призраков или кого-то реального?

– Призраки могут быть очень реальными. В случае с Ивановым, однако, я думаю, его преследовали как призраки, так и кто-то реальный.

– Думаете, он самоубийца?

– Преуспевший самоубийца.

– Значит, все-таки самоубийство?

– Возможно. Но не факт? Вы следователь. – Лицо Новотной приняло сочувственное выражение. – Жаль, больше помочь ничем не могу. Не хотите сигару? Кубинская.

– Спасибо, не надо. Неужели вы курите?

– В моем детстве все современные, интересные женщины курили сигары. А вам бы пошла сигара. И еще одно, следователь. Мне показалось, что в приступах депрессии Иванова было нечто циничное. В начале мая. По сути дела, сразу после майских праздников. Но, должна признаться, Первомай всегда вызывал и у меня глубокую депрессию.

Непросто было отыскать старомодную столовую среди ирландских пивных и суши-баров в центре Москвы, но Виктору это удалось. Они с Аркадием ели макароны и кашу, стоя в кафе-столовой за углом Главного управления внутренних дел Москвы на Петровке. Аркадий довольствовался черным кофе с сахаром, а Виктору ежедневно требовались углеводы, которые он пополнял в основном за счет пива. Из портфеля Виктор вынул посмертные фотографии Иванова – вид спереди, вид сзади, снимок головы – и разложил их между тарелками. Одна сторона лица Иванова была белой, а другая – черной.

– Доктор Топтунова заявила, что не производит вскрытий трупов самоубийц, – сказал Виктор. – Я спросил ее: «А как же ваша любознательность, профессиональная гордость? Как насчет ядов или психотропных средств?» Она ответила, что придется делать биопсии, анализы, тратить драгоценные ресурсы государства. Мы сошлись на пятидесяти долларах. Считаю, что Хоффмана такая сумма устроит.

– Топтунова тот еще мясник. – Аркадию действительно не хотелось смотреть на снимки.

– Вряд ли найдешь Луи Пастера, делающего вскрытия трупов для милиции. Слава Богу, Топтунова кромсает мертвых. Как бы то ни было, она говорит, что Иванов сломал шею. «Твою мать!» – хотелось сказать ей. Если бы не шея, то оказался бы череп. Никаких лекарств в организме не обнаружено, хотя Топтунова считает, что у Иванова была язва желудка. И еще одна странность. Как ты думаешь, что было в желудке? Хлеб и соль.

– Соль?

– Много соли и хлеб.

– Топтунова ничего не сказала о цвете лица Иванова?

– А что она должна была сказать? Я еще раз допросил швейцара и консьержа из вестибюля. Они говорят то же самое: никаких проблем, никаких нарушений. Потом какой-то парень с таксами попытался меня задержать. Я показал ему удостоверение, а он говорит: «О, так у них еще одна проверка безопасности?» В субботу обслуга здания закрыла лифт и днем прошлась по всем квартирам, проверяя жильцов. Тот парень выразил по этому поводу обеспокоенность. Его таксы не утерпели и сделали на тротуар.

– И это значит, что было нарушение. Когда же они закончили проверку?

Виктор сверился с блокнотом.

– В 11.10 они были у этого парня в квартире. Он живет на девятом, и я думаю, проверяющие шли сверху вниз.

– Неплохая работа. – Аркадию трудно было представить задержание Виктора – этот парень заслужил аплодисменты.

– Другая тема. – Виктор положил снимок двух ведер и швабр. – Вот это я обнаружил в вестибюле здания, стоящего напротив дома Иванова. На этих предметах есть название службы уборки, и я нашел, кто их бросил. Вьетнамцы. Они не видели, как выбрасывается Иванов; убежали при виде милицейских машин, потому что нелегалы.

Черную работу, которую не стали бы делать русские, выполняли вьетнамцы. Они приезжали как гастарбайтеры и скрывались, когда истекали визы. Нехитрые пожитки умещались в рюкзачке, жили они в общежитиях для рабочих, раз в месяц посылали домой деньги. Аркадий мог понять людей, работающих уборщиками и таксистами в Америке, но пробираться нелегально в изъеденный мышами мешок, которым являлась Россия, можно было лишь с крайней нужды.

– И еще… – Виктор стряхнул с груди макаронину. Он сменил серый свитер на оранжевую водолазку. Облизнув пальцы, собрал фотографии и достал папку, на которой красным было выведено: «Не выносить из кабинета». – Досье о четырех покушениях на жизнь Иванова. Сущий клад. Первым покушением были выстрелы у входа в «НовиРус», здесь, в Москве. Пальбу открыл рассерженный вкладчик – школьный учитель, чьи сбережения погорели. Бедолага промахивается шесть раз. Пробует выстрелить себе в голову – и снова промах. Звали его Махмуд Назир. Получил четыре года – неплохо. Здесь его подмосковный адрес. Может, теперь завел очки, чтобы стрелять точнее. Второе покушение известно по слухам, но все клянутся, что это правда. Иванов заполучил на аукционе в Архангельске несколько кораблей, купил их задарма и этим утер нос кое-кому из местных. Конкурент нанимает киллера, который взрывает машину Иванова. Тот потрясен, находит киллера, платит ему двойную цену за убийство заказчика, и вскоре после этого соперник якобы падает в воду в Архангельске и не тонет. Третье покушение. Иванов ехал на поезде в Ленинград. Почему поездом, не спрашивай. По дороге, ты знаешь, как это случается, кто-то запускает усыпляющий газ в купе, чтобы ограбить пассажиров, как правило туристов. Иванов спит чутко. Он просыпается, видит типа, который входит в купе, и убивает его. Говорили о превышении пределов самообороны, пока в кармане пальто мертвеца не нашли бритву и фотографию Иванова. У киллера также имелось несколько прогоревших акций Иванова.

Четвертое, и самое любопытное, покушение. Иванов на юге Франции с друзьями. Все носятся взад и вперед на водных лыжах, как это принято у богачей. Хоффман берет лыжу Иванова, она в воде переворачивается вверх тормашками, и тут становится ясно, что к обратной стороне лыжи прикреплена маленькая пластиковая мина, готовая к взрыву. Французской полиции пришлось очистить гавань. Понимаешь теперь, почему у российских туристов такая дурная слава.

– Кто были друзья Иванова? – спросил Аркадий.

– Леонид Максимов и Николай Кузьмичев, самые лучшие его друзья. И один из них, вероятно, попытался убить его.

– Расследование проводилось?

– Шутишь? Разве ты не знаешь, возможности наши никакие, с этими господами даже не поздороваешься. Так или иначе, покушения произошли три года назад, и с тех пор было тихо.

– Отпечатки пальцев?

– Мы сняли отпечатки со стаканов у всех – у Иванова, Тимофеева, Зурина и девушки.

– Как насчет мобильного телефона Паши? Он всегда носил мобильник.

– Мы прошляпили.

– Найдите мобильник. Водитель Иванова сказал, что телефон у него был.

– А ты в это время?

– Полковник Ожогин прибыл.

– Тот самый?

– Именно.

Виктора интересовало другое.

– Я поищу мобильник.

– Начальник службы безопасности «НовиРуса» хочет поговорить со мной.

– Он хочет поговорить с твоими яйцами дубинкой. Если Иванова толкнули из окна, куда смотрел начальник службы охраны? Видел борца Ожогина? А вот мне довелось видеть его на республиканском соревновании – он сломал руку противнику. В зале был слышен страшный хруст. Знаешь, даже если бы мы и нашли мобильный, то его забрал бы Ожогин. Он отвечает теперь перед Тимофеевым. Король умер, да здравствует король! – Виктор с отвращением закурил сигарету. – При капитализме, как мне кажется, у бизнес-партнера всегда имеются и мотив, и возможность для убийства. Да, я раздобыл кое-что для тебя. – Виктор протянул Аркадию пластиковую телефонную карту.

– Для чего это? Бесплатные звонки? – Аркадий знал, что у Виктора странные способы оплачивать свою долю счета.

– Нет. Ну я не знаю, но это очень подходит для… – Виктор пощупал карту. – С защитой. Взял себе и тебе. Положи в бумажник.

– Почти как деньги.

Два молодых человека с пельменями расположились за соседним столиком. Они были одеты как успешные менеджеры – костюм, рубашка, галстук. Бритоголовые, с шершавыми костяшками пальцев скинхедов. Днем они могли трудиться в офисах, а вечером, возможно, превращались в боевиков и хулиганов.

Один из парней пристально посмотрел на Аркадия и прохрипел:

– Чего уставился? Гомик, что ли?

Виктор просиял.

– Врежь ему, Аркадий. Давай, врежь этому панку. Я прикрою.

– Нет уж, спасибо, – успокоил его Аркадий.

– Немного драки, немного шума, – сказал Виктор. – Вперед, ты не можешь позволить ему так хамить. За нами Петровка!

– Если не будет драться, значит, точно гомик, – выдал «скинхед».

– Если ты не пойдешь, то это сделаю я. – Виктор приподнялся.

Аркадий потянул его за рукав:

– Брось.

– Аркадий, ты изменился.

– Надеюсь, что это так.

Офис Ожогина был аскетичным: покрытый стеклом стол, стальные стулья, серые тона. В углу манекен самурая в черных лакированных доспехах и маске с рогами. На полковнике была приталенная рубашка с шелковым галстуком, но она не могла скрыть мощные плечи и узкую талию борца. После того как Аркадий сел, Ожогин расслабился.

У полковника Ожогина было две ипостаси. Первая: он выступал борцом от Грузии, а по скручиванию противников в узлы грузины не имели равных. Второе: он являлся сотрудником КГБ. Организация могла пострадать от потрясений и изменения названия, но ее агенты процветали, перелетая, как вороны, на новые деревья. В конце концов, когда имелся спрос на людей со знанием языков и обладающих опытом, кто оказывался впереди?

Полковник пододвинул Аркадию какой-то бланк.

– Что это? – спросил Аркадий.

– Взгляните.

Бланк оказался анкетой о приеме на службу в «НовиРус» с пробелами для указания имени, возраста, пола, семейного положения, адреса, отношения к военной службе, образования, ученых степеней. Требуются специалисты в следующих областях: банковское дело, инвестирование капитала, брокераж, газовая и нефтяная промышленность, средства массовой информации, морское дело, лесные ресурсы, минералы, охрана, перевод. Служба безопасности особенно заинтересована в сотрудниках, свободно говорящих по-английски, умеющих работать с «Майкрософт Офис» и «Эксель», имеющих связи с информационными агентствами Рейтер, Блумберг, РТС, знакомых с теорией информации; обладающих учеными степенями в науке; дипломированных специалистов в бухгалтерском деле, переводе, юриспруденции или боевых искусствах, не старше тридцати пяти лет. Аркадий отодвинул анкету назад.

– Спасибо, не надо.

– Не хотите заполнить? Жаль.

– Почему?

– Потому что вы здесь по двум возможным причинам. Хорошая – вы наконец-то решили присоединиться к частному сектору. И плохая – вам не дает покоя смерть Паши Иванова. Почему вы пытаетесь превратить самоубийство в убийство?

– Я не пытаюсь. Прокурор Зурин поручил мне заняться этим делом по просьбе Хоффмана.

– Которому вы подсказали мысль, что надо искать. – Ожогин сделал паузу, явно обдумывая деликатную тему. – И в каком виде, по-вашему, тогда предстает служба безопасности «НовиРуса», если людям дают понять, что мы не можем защитить главу своей собственной компании?

– Если он покончил с собой, то вас вряд ли можно обвинить.

– Пока еще есть вопросы.

– Мне хотелось бы поговорить с Тимофеевым.

– Это исключено.

Помимо открытого портативного компьютера единственным предметом на столе был металлический диск, вставленный в компьютер поверх другого. Магнитки. Гибкий диск подрагивал при каждом громком слове.

– Зурин… – начал Аркадий.

– Прокурор Зурин? Знаете ли вы, как все это началось, чем вообще было ваше расследование деятельности «НовиРуса»? Вымогательством. Зурин просто хотел как следует надоесть, чтобы ему заплатили, и даже не деньгами. Он пожелал войти в Совет директоров. И я уверен, что Зурин будет замечательным директором. Но это было вымогательством, и вы оказались причастны к нему. Что подумали бы люди о честном следователе Ренко, услышав, как вы помогли своему шефу? Что стало бы тогда с вашей драгоценной репутацией?

– Я не знал, что у меня была репутация.

– Кое-какая имелась. Вам следовало бы заполнить анкету. Знаете ли вы, что свыше пятидесяти тысяч сотрудников КГБ и милиции поступили на работу в частные охранные фирмы? Кто остался в милиции? Отбросы. Я занимался вашим другом Виктором. В его деле есть запись, что во время одной засады он оказался пьяным, заснул и обмочился. Возможно, и вы кончите тем же.

Аркадий взглянул в окно. Они находились на пятнадцатом этаже здания «НовиРуса», откуда открывался вид на строящиеся высотные здания – горизонт будущего.

– Не стоит, – сказал Ожогин. Аркадий собирался примерить амуницию самурая. – На кого вы будете похожи в этом?

– На огромного жука?

– На воина-самурая. Когда Запад открыл для себя Японию, сословие самураев не исчезло. Они ушли в бизнес. Однако не все – некоторые стали поэтами, некоторые спились, но лучшие самураи узнали достаточно много и со временем изменились. – Ожогин обошел стол и присел на его угол. – Ренко, вы не видели сегодняшний утренний выпуск «Вашингтон пост»?

– Не видел. Пропустил.

– Там большой некролог Паши Иванова. Газета назвала его «душой российского бизнеса». Вы просчитали эффект, который произвели бы слухи об убийстве? Это повредило бы не только «НовиРусу», но и всякой российской компании и банку, которые пытаются избежать криминальной репутации. Учитывая последствия, думаю, следует поостеречься и даже шепотом не произносить слово «убийство». Особенно когда нет ни малейшего доказательства, что таковое имело место. Если у вас что-нибудь появится, поделитесь со мной?

– Нет.

– А вот я так не думаю. И относительно расследования финансовой деятельности «НовиРуса» – разве назначение вас следователем по этому делу не наводит на мысль, что Зурин валял дурака?

– Такое приходило мне в голову.

– Просто смешно. Пара зачуханных сыщиков против армии финансовых магов и волшебников.

– Нечестная игра.

– Теперь, когда Паша мертв, пора поставить точку. Закройте дело. Паша Иванов печально окончил жизнь. Почему? Я не знаю. Это большая утрата. И все-таки он никогда не просил усилить охрану. Я беседовал с персоналом дома. Никаких нарушений системы безопасности не было. – Ожогин наклонился ближе – как молоток, которым собираются ударить по гвоздю, подумал Аркадий. – А если не было никаких нарушений в системе безопасности, то нечего и расследовать. Вам все ясно?

– А вот соль была…

– Я слышал насчет соли. Новый вид оружия? Соль – лишь свидетельство умственного расстройства.

– Если не было нарушения системы.

– Я только что сказал вам, что не было.

– Вот поэтому и ведется расследование.

– Значит, вы все-таки утверждаете, что нарушение было?

– Есть такая вероятность. Иванов умер при странных обстоятельствах.

Ожогин наклонился еще ближе.

– И вы полагаете, что служба охраны «НовиРуса» в какой-то степени виновата в смерти Иванова?

– Охрана здания не отличалась сложностью. – Аркадий тщательно подбирал слова. – Никакой проверки личности по карте, голосу или ладони, только коды, ничего похожего на охрану в здешних офисах. И сокращенное число персонала на выходные.

– Потому что Иванов переехал в квартиру, предназначенную для его подруги Рины. Это она разработала дизайн, и он не хотел никаких изменений. Тем не менее мы поставили в здание наших людей, вмонтировали скрытые кнопочные панели, установили связь камер слежения с мониторами службы безопасности «НовиРуса» и в любой час, когда Иванов находился дома, ставили у фасада бригаду охраны. Мы сделали все, что могли. Кроме того, Паша никогда и словом не обмолвился, что ему угрожают.

– Именно в этом мы и будем разбираться.

Ожогин озадаченно сдвинул брови – он пригнул голову противника к ковру, но схватка продолжалась.

– Вы немедленно прекращаете следствие.

– Это вынудит Хоффмана отступить.

– Он сделает то, что вы скажете. Скажите, что вы удовлетворены результатами следствия.

– Там что-то не так.

– И что именно?

– Я не знаю.

– Не знаете, не знаете. – Ожогин так шлепнул по диску, что тот закачался. – Кто этот парень?

– Какой парень?

– С которым вы ходили в парк.

– Слежку ведете.

Ожогин, казалось, погрустнел от такой наивности.

– Признайте себя побежденным, Ренко. Скажите своему толстому американцу, что Паша Иванов совершил самоубийство. И тогда почему бы вам не вернуться и не заполнить анкету?

Аркадий нашел Рину свернувшейся калачиком в купальном халате перед домашним кинотеатром Иванова. В одной руке – бутылка водки, в другой – сигарета. Мокрые волосы придавали Рине еще более детский вид, чем обычно. На экране Паша поднимался в лифте, «дипломат» был прижат к груди, а платок к лицу. Он выглядел измотанным, как после подъема на сотый этаж. Когда двери раскрылись, Иванов оглянулся на камеру. Изображение можно было увеличивать. Рина поежилась и увеличила лицо Паши так, что оно заполнило весь экран – гладкие волосы, щеки белые, словно напудренные, черные глаза как будто говорят что-то.

– Это для меня, на прощание. – Рина бросила взгляд на Аркадия. – Вы мне не верите? Считаете это романтической туфтой?

– По крайней мере добрая половина моих мыслей – романтическая туфта, и поэтому я не из тех, кто осуждает за это. Что-нибудь еще?

– Ему было плохо. Я не знаю из-за чего. Он не ходил по врачам. – Рина положила сигарету и плотнее запахнула халат. – Меня впустил лифтер. Я столкнулась в дверях с вашим сыщиком, и он казался довольным собой.

– Жуткое зрелище.

– Я слышала, что Бобби вас нанял.

– Он предложил мне работу. А вот рыночной цены следователя я не знаю.

– Вы не Паша. Уж он бы знал.

– Я попытался выйти на Тимофеева. Он недоступен. Думаю, что берет бразды правления в свои руки.

– Ему далеко до Паши. Знаете, бизнес в России носит компанейский характер. Паша заключал самые крупные сделки в клубах и барах. Людям нравилось с ним общаться. Он был веселый и щедрый. А Тимофеев – чурбан. Мне не хватает Паши.

Аркадий сел рядом с Риной и забрал у нее водку.

– Эту квартиру вы делали для него?

– Для нас обоих, но внезапно Паша сказал, что я не должна здесь оставаться.

– И вы так и не переехали сюда?

– В последнее время Паша даже не впускал меня. Сперва я подумала, что у него другая женщина. Но ему здесь никто был не нужен. Ни Бобби, никто. – Рина вытерла слезы. – Он стал параноиком. Простите, что я такая тупая.

– Совсем нет.

Халат снова разошелся, и Рина запахнула его.

– Вы мне нравитесь, следователь. Не пялитесь. Воспитанный человек.

Да, Аркадий был человек воспитанный, но от его внимания не ускользнуло, как ненадежно завязан халат.

– Может быть, вы знаете о какой-нибудь неудаче в бизнесе, которая произошла у него недавно? Финансовые проблемы Пашу не мучили?

– Паша постоянно заключал сделки. И не волновался, когда иногда терял деньги. Он говорил, что это плата за успех.

– Может быть, что-то болело? Одолевала депрессия?

– В последний месяц у нас не было секса. Не знаю почему. Он просто потерял к этому интерес. – Рина потушила сигарету и взяла другую. – Вам, вероятно, интересно, как это могли встретиться пустышка вроде меня и такой богатый и знаменитый человек, как Паша. Как, по-вашему, это произошло?

– Вы дизайнер по интерьеру. Думаю, разрабатывали для Паши что-нибудь еще помимо этой квартиры.

– Да перестаньте! Я была проституткой. Студентка-дизайнер и проститутка – разносторонняя личность. Работала в баре гостиницы «Савой». Это классное место, и надо ему соответствовать, поэтому шлюхой там не посидишь. Я притворялась, что говорю по мобильнику, когда подошел Паша и спросил мой номер телефона, чтобы я могла говорить с кем-то реальным. Потом позвонил мне со стороны бара. Какой большой и безобразный еврей, подумала я. Таким он и был, понимаете? Столько энергии, столько шарма. Знал все и вся. Он спросил о моих интересах – обычный треп, конечно, но он действительно внимательно слушал и даже разбирался в дизайне. Потом Паша спросил, давно ли у меня крыша – сутенер, и сказал, что он выплатит ему за меня деньги, снимет квартиру и заплатит за школу дизайна. Говорил серьезно. Я спросила, зачем ему это, и Паша ответил, что видит – я человек. А что сделали бы вы? Поставили бы на такую, как я?

– Вряд ли.

– Вот таким был Паша. – Рина затянулась сигаретой.

– Сколько вам сейчас?

– Двадцать.

– И вы встретили Пашу…

– Три года назад. Когда мы говорили по телефону в баре, я спросила, нравятся ли ему рыжие, потому что могла перекраситься. Он сказал, что жизнь слишком коротка и надо оставаться такой, как есть.

Чем дольше Аркадий глядел на экран, на колебания Паши на пороге квартиры, тем меньше он казался ему человеком, боящимся призраков. По-видимому, Паша страшился чего-то более материального – того, что его ожидало внутри.

– У Паши были враги?

– Естественно. Может быть, сотни, но ничего серьезного.

– А угрозы?

– Пустяковые.

– В прошлом были покушения.

– Именно для этого и существует полковник Ожогин. Паша рассказал мне кое-что – мол, это ужасно, и я никогда не полюбила бы его, если бы знала это раньше. Тогда он был пьянее пьяного. Однако что именно он натворил, я так и не услышала, и больше он никогда не заикался об этом.

– Кто знал ту историю?

– Думаю, Лев Тимофеев. Он отрицал, но я-то знаю. Это был их секрет.

– Как они обирали инвесторов?

– Нет. – Голос Рины стал жестче. – Что-то более ужасное. Ему всегда было хуже в майские дни. Я хочу сказать, кому сейчас нужно это Первое мая? – Она вытерла глаза рукавом. – Почему вы не думаете, что он покончил с собой?

– Я не думаю так или этак, просто не нахожу достаточно веской причины для его самоубийства. Иванов был явно не из тех, кого легко запугать.

– Видите, даже вы оценили его.

– Вы знаете Леонида Максимова и Николая Кузьмичева?

– Конечно. Два наших лучших друга. Мы хорошо проводим вместе время.

– Уверен, они люди занятые, но не могли бы вы подсказать, как мне с ними переговорить? Я могу попробовать официальные каналы, но, если по-честному, они знают официальных лиц больше меня.

– Нет проблем. Приходите на вечер.

– Какой вечер?

– Каждый год Паша устраивал благотворительный вечер на даче. Это завтра. Там будут все.

– Паши нет, а вы все же устраиваете вечер?

– Паша основал детский приют «Голубое небо». Благотворительный вечер – это финансовая поддержка приюта, и поэтому ясно, что Паша хотел бы продолжения этих вечеров.

Аркадий натолкнулся на «Голубое небо» в ходе расследования. Расходы приюта были пустяковыми по сравнению с другими предприятиями Иванова, и Аркадий допускал, что дело тут нечисто.

– Откуда же на этот вечер берутся деньги?

– Увидите. Я внесу вас в список, завтра там будут все, кто хоть что-то значит в Москве. Но вам придется не отличаться от других гостей.

– Я не похож на миллионера?

Рина подвинулась, чтобы получше разглядеть Аркадия.

– Нет, вы выглядите как следователь. Нельзя, чтобы вы слонялись в одиночку, так не принято. Многие приведут детей. Вы можете прийти с ребенком? Это было бы лучше всего.

– Могу.

Аркадий включил лампу возле стула Рины, чтобы она занесла его в список. Она писала старательно, с нажимом и, едва закончив, выключила лампу.

– Побуду здесь еще немного. Повторите, как вас зовут?

– Ренко.

– Нет, я имею в виду имя.

– Аркадий.

Рина повторила имя, видимо, пробуя на слух и находя его вполне приемлемым. Когда Аркадий встал, чтобы уйти, она коснулась его руки.

– Аркадий, я беру свои слова обратно. Вы чуть-чуть напоминаете мне Пашу.

– Спасибо, – сказал Аркадий. Он не спросил, имеет ли она в виду благополучного, компанейского Пашу или Пашу, лежащего вниз лицом на улице.

Аркадий и Виктор ужинали в кафе при мойке машин у автострады. Аркадию нравилось это место, потому что оно было похоже на космическую станцию из хрома и стекла. Мимо, как кометы, пролетали машины с включенными фарами. Еда была быстрого приготовления, пиво – немецким. Машина Виктора находилась в мойке. Виктор водил «Ладу» четырехлетней давности с проводами, валявшимися под ногами, и радиоприемником, вмонтированным в панель управления, но мог чинить ее сам при наличии запчастей, которые можно было раздобыть на любом кладбище старых автомобилей. Ни один уважающий себя человек не стал бы красть такую машину. Виктор за рулем представлял собой интересное зрелище – он вел машину с таким самодовольным видом, словно одолел одну из сложнейших сексуальных позиций. Среди рядов «мерседесов», «порше» и «БМВ», которые поливали из шланга и полировали, «Лада» Виктора выглядела белой вороной.

Виктор пил армянский коньяк для поддержания уровня сахара в крови. Ему нравилось это кафе, потому что оно пользовалось популярностью у разных мафиозных деятелей. Со многими Виктор был знаком, с некоторыми даже дружил, и ему нравилось наблюдать за их перемещениями.

– Я арестовал три поколения одной и той же семьи – деда, отца, сына. Чувствую себя новым Сталиным.

Подъехали два одинаковых черных «патфайндера» и извергли наружу одинаковый комплект разжиревших пассажиров в спортивных костюмах. Они довольно долго глядели друг на друга и только потом не торопясь прошли в кафе.

– Это нейтральная территория, поскольку никто не хочет, чтобы его машину покоцали, – сказал Виктор. – Такова их ментальность. С твоей же ментальностью вообще беда. Какой смысл разбираться в элементарном самоубийстве? Я не знаю. Считают, что следователи просто просиживают штаны, а настоящую работу оставляют своим сыщикам. Следователи и живут дольше.

– Вот и я зажился.

– Очевидно. Ну, выше нос, у меня для тебя подарочек – кое-что нашел у Иванова под кроватью. – Виктор положил на стол мобильный телефон – японскую модель в виде ракушки.

– Зачем ты полез под кровать?

– Встань на место сыщика. Люди постоянно кладут вещи на край кровати. Предмет падает, человек, не замечая, загоняет его под кровать, особенно если спешит или волнуется.

– Почему же люди Ожогина прозевали мобильник?

– Потому что все, что им требовалось, было в офисе.

Аркадий заподозрил, что Виктору просто нравится залезать под кровати.

– Спасибо. Ты еще не смотрел его?

– Мельком глянул. Давай, открывай. – Виктор откинулся назад с таким видом, словно принес коробку конфет.

Мелодия мобильника не привлекла внимания людей за другими столиками – в кафе космического века мобильный телефон был таким же естественным предметом, как нож или вилка. Аркадий просмотрел исходящие звонки за субботний вечер – Рине и Бобби Хоффману, входящие были от Хоффмана, Рины и Тимофеева.

Маленький телефон, а сколько в нем информации: сообщения, касающиеся танкера Иванова, затонувшего в Испании, календарь встреч, последняя – с прокурором Зуриным. В телефонной книжке мобильника помимо номеров Рины, Хоффмана, Тимофеева и разных руководителей «НовиРуса» были также координаты известных журналистов и артистов, миллионеров, чьи имена были на слуху, и, самое интересное, телефоны Зурина, мэра, сенаторов и министров и даже кремлевских деятелей. «Все включено» – вот что можно было сказать о таком телефоне.

Виктор перенес имена в блокнот.

– Что за мир, в котором эти люди живут? Вот номер, по которому узнаешь о погоде в Сен-Тропезе. Очень мило. – Виктору потребовались две стопки коньяка, чтобы закончить список. Он поднял голову и кивнул в сторону шумной компании за соседним столиком. – Братья Медведевы, – понизив голос, сказал он. – Я арестовал их отца и мать. Но должен признаться, нормальные мужики. Это обычные головорезы, а не бизнесмены с инвестиционными фондами.

Аркадий нажал кнопку «Сообщения».

Там находилось одно голосовое сообщение, посланное в 21.33 с московского номера, и оно не выглядело деловым. «Ты не знаешь, кто я такой, но я постараюсь сделать тебе одолжение. Перезвоню. Скажу только одно: если ты будешь совать нос не в свое дело, тебе его рано или поздно отрежут».

– Немногословный человек. Не узнаешь? – Аркадий передал телефон Виктору.

Сыщик послушал и покачал головой:

– Крутой парень. С юга – в голосе слышится мягкое «о». Но мне плохо слышно. Здесь все говорят. Звякают стаканы.

– Послушай еще разок…

Виктор послушал снова, прижав мобильник поплотнее к уху, а потом улыбнулся, как человек, распознавший единственно нужную бутылку вина из миллиона.

– Антон. Антон Ободовский.

Антона Аркадий знал. Он вполне мог выбросить кого-нибудь из окна.

– Пойду отлить, – не выдержал Виктор.

Аркадий остался один, допивая пиво. Еще одна бригада в спортивных костюмах ввалилась в кафе, дороги России полны угрюмыми спортсменами. Взгляд Аркадия то и дело возвращался к мобильнику. Интересно, далеко ли от квартиры Иванова находится телефон, по которому звонил Антон. Номер был городским. Аркадий знал, что Виктор появится не раньше чем через полчаса – чтобы не оплачивать счет.

Аркадий взял телефон и нажал кнопку «Ответить на сообщение».

Десять звонков.

– Помещение охраны.

Аркадий выпрямился.

– Помещение охраны. Где это?

– Бутырка. Кто это?

К тому времени как Виктор вернулся, Аркадий уже сидел в «Ладе», которая оказалась невымытой. Ветер кренил рекламные баннеры вдоль автострады и хлопал растяжками. «Лада» тряслась, когда мимо пролетали автомобили. Виктор сел за руль.

– Я отвезу тебя к твоей машине. Заплатил? Спасибо, дружище!

– Знаешь, на деньги, которые ты сэкономил на ужинах и обедах со мной, мог бы купить новую машину.

– Да ладно, зато я раздобыл мобильный, поделился с тобой информацией.

«У меня не голова, а Библиотека имени Ленина», – подумал Аркадий. Как только Виктор въехал на автостраду, он сказал ему про звонок Антону, который крайне позабавил опера.

– Бутырка! Вот и алиби.