Волшебник Хуливуда

Глава тридцать вторая

Некоторые психологи утверждают, что d?g? vu (ощущение, что ты уже видел то, что на самом деле видишь впервые) коренится в процессах мыслительной деятельности. Какая-то информация регистрируется мозгом и мгновенно забывается – речь в таких случаях может идти о наносекундах, – а затем вновь регистрируется и сопоставляется с тем, что уже содержится в памяти на бессознательном уровне, – и тут-то тебе и начинает казаться, будто ты уже сталкивался с этим фактом, может быть, даже в предыдущем существовании.

На извилистой дороге, ведущей к особняку Уолтера Кейпа на вершине одного из голливудских холмов, расположившемуся там подобно замку злого великана из мультяшек Диснея, Канаану казалось, будто все, происходящее с ним сейчас, происходит уже не впервые, он боролся с этим ощущением, но оно не покидало его.

Разве не десять лет назад – вскоре после трагической гибели его маленькой племянницы – он в обществе Беллерозе, жирного новоорлеанского детектива в мятом белом костюме, и Свистуна, вооружившись алюминиевой трубой, в которой покоилась в сухом льду отрубленная женская голова, ехали по этой же дороге покарать чудовище по имени Уолтер Кейп устрашающей выходкой, потому что сделать против него что бы то ни было другое они оказались бессильны?

В землю был вбит шест с рекламой риэлтерской конторы. Шест, судя по всему, стоял здесь уже давным-давно.

Канаан подъехал к тяжелым чугунным воротам в сплошной каменной стене, за которой, казалось, начинался отдельный мир. Ворота были закрыты и заперты, однако в будке не оказалось сторожа, у ворот не топтался охранник, готовый наставить автомат на любого непрошенного гостя – одним словом, все было не так, как десять лет назад.

Он выбрался из машины, присмотрелся к замку и засову. Висячий замок оказался не защелкнут, он всего лишь висел, вдетый в петли. Проникнуть сюда можно было и не имея ключа.

Круговая подъездная дорожка ко входу в особняк была с обеих сторон оттенена картиной упадка и запустения: увядшие цветы, больные деревья, жизнь которых теплилась лишь в боку, подставленном солнечным лучам. Большая автостоянка, на которой могла бы запарковаться целая дюжина машин, оказалась завалена мусором.

В доме, на верхней лестничной площадке, горел свет. Да и в комнате, выходящей в маленький сад, тоже. Канаан разглядел французскую веранду.

Он подошел к двери и позвонил в колокольчик. В доме царила мертвая тишина. Приложив ухо к двери, он позвонил еще раз. Звонок то ли не работал, то ли был проведен где-то в глубине дома. Подождав несколько минут, Канаан взялся за молоток и резко постучал. Здешний молоток имел форму нескольких мальчиков, сплетенных в фигуру группового секса. Канаана это внезапно разозлило. Хотя Кейп, конечно, гордился этой диковиной и тем впечатлением, которая она производила на его гостей.

Канаан принялся молотить в дверь, нанося по одному удару в минуту. Так прошло пять минут.

Он обошел вокруг дома, проник в маленький внутренний сад, подошел к дверям французской веранды и заглянул в них. Старик, потупившись, сидел у камина.

Канаан понял, что перед ним Уолтер Кейп. Некогда могущественный и полный жизненными соками человек превратился в дряхлого старика.

Канаан побарабанил по стеклу кончиками пальцев. Кейп резко развернулся в кресле и посмотрел в его сторону. Руки у него затряслись, а глаза полезли на лоб от ужаса. В одной руке у него был блокнот – и сейчас он раскрылся и затрепетал, как сигнальный флажок.

Канаан быстро достал полицейскую бляху и постучал ею по стеклу, приговаривая при этом:

– Полиция. Это полиция.

Кейп потянулся к телефону на столике возле кресла, блокнот выскользнул у него из рук и упал на ковер. Он нажал на какую-то кнопку. После чего они с Канааном уставились друг на друга, выжидая. Через какое-то время в комнату вошел верзила в черной жилетке и в рубашке с закатанными рукавами; увидев Канаана в саду, он нахмурился, обменялся парой слов с Кейпом и пошел открыть дверь французской веранды.

– Полиция, – сказал Канаан.

– Никто не вызывал полицию, – возразил слуга.

– Никогда не слышит звонков, – пожаловался Кейп на слугу Канаану, словно они с детективом были союзниками. – Малькольм никогда ничего не слышит. Кто-нибудь может прийти и убить меня, а Малькольм ничего не услышит.

– Мне надо задать мистеру Кейпу несколько вопросов.

– О чем? – спросил слуга.

– О том, что вас совершенно не касается, – отрезал детектив.

– Вы у меня в доме. Можете спрашивать о чем угодно в присутствии Малькольма.

– Я по поводу ребенка, над которым надругались и которого убили, – сказал Канаан и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло у камина.

– Я ничего не знаю ни про какого ребенка!

Теперь, когда первый ужас прошел, а в комнате появился телохранитель, в голосе Кейпа зазвучало неприкрытое раздражение.

– Это произошло давно.

– Когда это – давно?

– За год или вроде того, перед тем, как мы с друзьями навестили вас тут. А у вас как раз проходил торжественный ужин. Мой друг покатил по скатерти одну памятку – и она свалилась вам на колени.

И опять Кейп испугался.

– Мне захотелось напомнить вам об этом, но прибыл я сюда по другому поводу, – сказал Канаан.

– Теперь я вас вспомнил, – сказал Кейп. – Да и не больно-то вы переменились.

Он застыл в ожидании, склонив голову набок. Канаан понимал: старик ждет от него ответной любезности. Неужели для него так уж важно, обманывая себя, верить, что он победоносно сражается со временем? А может, если сказать ему правду, он рассыплется в прах? Канаан решил промолчать.

– Вы тот самый детектив. Это вашу племянницу изнасиловали и убили. Я проверял. И вас, и этого Свистуна, и того полицейского с юга.

– Беллерозе.

– Да, Беллерозе. Я проверил – и все про вас разузнал.

– А мы про вас и так все знали.

– Ну и как, помогло вам это?

– Этого оказалось достаточно, чтобы выбить из вас кураж. И я вижу, что нам это удалось.

– Если вы полагаете, будто погубили меня, то ошибаетесь.

– А мы и не пытались погубить вас, если вы имеете в виду финансовую сторону дела. Мы сделали именно то, чего нам хотелось. Мы вас напугали.

Лицо Кейпа скривилось – как у младенца, вот-вот готового разреветься. Он зашипел, из углов рта у него побежала слюна. Длилось все это целую минуту, если не больше. Малькольм отошел от него, вернулся с коньяком и заставил старика отпить. Взгляд у Кейпа был как у безумца.

Он раздосадованно посмотрел на слугу.

– Мне надо пописать. Прямо сейчас, или я описаюсь.

Малькольм, вздохнув, посмотрел на Канаана.

– Не гляди на него, – яростно заорал Кейп. -Гляди на меня! Мне немедленно нужно в уборную.

Малькольм помог старику подняться. Трясясь всем телом, Кейп проследовал по комнате. Они с Малькольмом исчезли в глубине дома.

Канаан, подавшись вперед, нагнулся и поднял с пола блокнот, переплетенный пружинкой. Быстро пролистал страницы.

Из глубины дома послышался голос Малькольма:

– Не сюда.

– Но я же не дотерпел, черт тебя побери! Надо было вести меня сразу.

В блокноте оказались стихи. Канаан прочел одно стихотворение, полное жалости и любви к себе. Крайне слабое.

– Почему вы не носите пеленки?

Вопрос Малькольма был, судя по всему, сугубо риторическим.

Канаан вернулся к первой странице блокнота.

– Ты за собой следи. Думаешь, я в маразме или спятил, только не больно полагайся на это.

Последнюю фразу Кейп произнес с неожиданными твердостью и силой.

На первой странице блокнота значилось имя владельца, точнее, два имени: Гарриэт Ларю и Кеннет Гоч.

– Вернемся, пока этот сукин сын не спиздил серебряную посуду, – сказал Кейп.

Канаан спрятал блокнот в карман. Они вернулись в комнату. Спереди на брюках у Кейпа расплывалось темное пятно.

– Принеси мне халат, – сказал Кейп. Малькольм снял с вешалки расшитый атласом и золотом халат и помог Кейпу облачиться в него. Старик вновь сел в кресло, закрыв полой халата мокрые брюки.

– Значит, вы по-прежнему одержимы убийством племянницы?

– Я никогда не забываю о ней.

– Ну хорошо, но с чего вы взяли, будто мне что-то известно об этом? Не сомневаюсь, что вы меня проверили. А значит, выяснили, что маленькие девочки меня не интересуют.

– Да знаю я ваши вкусы! Но не сомневаюсь в том, что вы знакомы с людьми, которым нравятся маленькие девочки. Вы ведь знаете всех извращенцев. Всех маньяков.

– А разве мы не все таковы? – удивился Кейп. – Разве мы не все маньяки, не все извращенцы? В том или ином смысле.

– Вы были знакомы с молодым человеком по имени Кенни Гоч. Иногда он называл себя Гарриэт Ларю.

– Мы с ним виделись пару раз. Но для меня он был, знаете ли, староват.

– Но выменять его на кого-нибудь можно было?

– Это да. У него были свои достоинства.

– И кто конкретно ценил его достоинства? Кейп улыбнулся.

– Являетесь сюда с пустыми руками и надеетесь, что я назову вам имя человека, который, возможно, – я повторяю, возможно, – как-то связан со смертью вашей маленькой племянницы девять или сколько там – десять лет назад?

– Именно этого я от вас и ожидаю.

– А как вы расплатитесь со мной за такую информацию?

Канаан полез в карман и извлек оттуда маленький пистолет.

– Следовало вам, Малькольм, дать мне поговорить с вашим хозяином с глазу на глаз, как я вас и просил. А теперь, после того, как я убью старика, мне придется убить и вас. Но если вы сейчас выйдете из комнаты, то мы сможем договориться на том, что он покончил с собой из этого незарегистрированного пистолета, услышав с моей стороны некие разоблачения.

– Да я хоть сейчас.

Малькольм отнесся к происходящему с поразительной невозмутимостью.

– Да вы что? Ни в коем случае! Голос Кейпа дрожал от страха. Малькольм не то прокашлялся, не то рассмеялся.

– Да кто поверит, будто я покончил с собой из-за каких-то ваших разоблачений, – заорал Кейп на Канаана.

Канаан достал блокнот и перебросил его на колени Кейпу.

– Вы распорядились убить Кенни Гоча, распорядились убить умирающего, распорядились перерезать ему горло, потому что он собирался перед смертью предать вас. Ему хотелось спасти бессмертную душу.

– Это не я. Я не имею к этому никакого отношения.

– Я изобличил вас и припер к стенке. Вы умолили меня позволить вам покончить с собой. Старому человеку не место в тюрьме. Я решил пойти на это во избежание колоссального скандала, который причинил бы ущерб репутации всего города. А теперь мне придется убить и вас, и вашего человека, а самому придумать какую-нибудь другую историю.

Но начальство в любом случае поверит каждому моему слову.

– Я назову вам имя убийцы. Ведь вы хотите именно этого, не так ли?

Канаан выждал. Не имело смысла соглашаться на сделку. Кейпу все равно некуда было деваться.

– Горло Гочу перерезал Раймонд Радецки, называющий себя Раабом.

– А почему?

– Потому что Гоч знал имя человека, убившего вашу племянницу. Он знал, что умирает, и ему хотелось покаяться.

– Это-то имя мне и нужно.

Кейп растерялся. Его губы сперва задрожали, а затем неподвижно застыли. Он уже выдал кое-что и решил на этом остановиться. Не из преданности по отношению к убийце маленькой Сары Канаан, но просто потому, что привык ото всего откупаться как можно дешевле, даже в противостоянии с человеком, который, вне всякого сомнения, собирался убить его, если у него не останется другого выбора.

– Пусть вам его назовет Рааб.

Канаан понял. Можно надавить на Кейпа еще сильнее, но того уже заколотило. Собственная гордость стала для него в этом пункте важнее жизни.

– И где же этот Раймонд Радецки?

– Он фотограф. Вы знаете «Люцифер»? Это частный ресторан в окрестностях Малибу.

– Знаю.

– Он будет там сегодня вечером. Будет фотографировать.

Канаан встал.

– Значит, мы квиты, – сказал Кейп.

– Посмотрим.

– Вы ищете не справедливости, а возмездия. И, кроме того, я старик и вот-вот умру и так.

Канаан посмотрел на Кейпа с бесконечным презрением, но и с жалостью.

– Лучше вам и впрямь пользоваться пеленками.