Волшебник Хуливуда

Глава сорок первая

Канаан следил за тем, как проходит время, – тонкая полоска света из заколоченного окна медленно ползла по стене. Это означало, что по небу движется солнце.

За часы, прошедшие после его пробуждения на рассвете, – а проснулся он, изнывая от голода и от жажды, но преисполненный решимостью освободиться, – он разработал план спасения. Сигналом к действию должно было послужить появление тюремщика с пищей для арестанта. Однако никто так и не появился.

Потом он придумал еще кое-что. Попросить якобы для времяпрепровождения колоду карт, содрать с карт целлофановое покрытие, забить его в щель в стене возле стояка, на котором крепится его цепь… и в стиле Гарри Гудини, используя лишь подручные средства, освободиться от оков. Но он был голым, никаких подручных предметов, кроме вина и соломы, у него не было, карт бы ему не дали…

Он попробовал обмануть себя: мол, все это ему только снится и он сейчас проснется. Но он бодрствовал, его трясло от холода, его мучил голод.

Он попробовал голыми руками расшатать стояк, на котором крепилась цепь, но многочасовые усилия не привели к мало-мальски ощутимым результатам.

"У меня есть план, " – бормотал он подпись под карикатурой, начиная мало-помалу испытывать самый настоящий страх. А в подвале становилось между тем все темнее и темнее.

Но вот послышался скрип ключа в замочной скважине. Дверь открылась. Человек в алом шелковом плаще с капюшоном, лицо которого оставалось под маской, вошел в темницу. Верхняя часть маски была твердо фиксированной, а нижняя представляла собой нечто вроде покрывала.

Канаан спиной прижался к стене.

– Лучше вам убить меня, потому что, если я выйду отсюда, то не успокоюсь, пока…

– Ты что, угрожаешь мне? Это ты-то не успокоишься? Ты-то? Если бы ты давно успокоился, ты бы не очутился сейчас здесь.

– Это ты убил мою племянницу?

– О чем это ты? Что за убийство?

– Ты сказал: если бы я успокоился. Но единственное, что не дает мне успокоиться, это мысль о маленькой Саре, холодной и бездыханной.

Человек в маске расхохотался. Покрывало в нижней части маски заходило при этом ходуном.

– Мне холодно, – признался Канаан. – Отдал бы ты мне мою одежду. Или одеяло. И у меня жажда. Принес бы ты воды.

– Иисус Христос превратил воду в вино. Почему бы тебе не превратить это вино в воду? – Внезапно незнакомец в маске подскочил к Канаану вплотную. – Ну-ка, старый сукин сын, – заорал он, – отвечай! С чего это ты взял, что я имею какое-то отношение к маленькой Саре?

Канаан, разведя ноги в стороны, резким рывком сдавил их на теле незнакомца, захватил его, подтащил к себе еще ближе, – туда, где могли взяться за дело руки, ограниченные в своих действиях оковами. В правой руке у него оказался длинный и острый осколок винной бутылки. Он потянулся к плащу и к маске, чтобы, хотя бы частично сорвав их, заголить своему противнику шею.

Маска и клубок остались у него в руках, когда Килрою, охваченному внезапным ужасом, удалось вырваться из захвата. Теперь лицо его было открыто.

– Я увидел тебя! И теперь я тебя запомню!

– Едва ли это тебе поможет, – ответил Килрой. Он вышел из подвала, оставив Канаана изнывать от холода во мраке.