Волшебники в бегах: часть третья

Глава 1

Север... Тяжелое низкое небо, затянутое свинцовой пеленой туч. Лишь изредка и словно бы нехотя пелена эта расступается, приоткрывая лиловатую синь, затуманенную призрачным светом холодного солнца. Север... Здесь земля то вздыбливается горбинами холмов, то ощетинивается острыми пиками, нанизывающими на себя проплывающие мимо облака. Север... Звонкие и колкие, как льдинки, ручьи; говорливые потоки, торопящиеся сбежать с круч и водопадами срывающиеся в долины, заросшие темно-зелеными елями, сероватой, будто прихваченной инеем травой и робкими бледными цветами. Таков север.

Таков Лиаланн, маленькое графство, притулившееся на границе с Торванугримом. Собственно, изначально оно и было частью этой огромной дикой страны, жителей которой упорно гнали на юг голод, беспокойный нрав и жажда наживы. Высоких, белокожих и светловолосых воинов, не имевших понятия ни о стратегии, ни о тактике, не ведавших над собой ничьей власти и вооруженных больше своей непреклонной гордостью, нежели мечами и топорами грубой ковки, не считали в графствах значительной силой. В самом деле, какую угрозу для прекрасно обученных и дисциплинированных войск юга могли представлять разрозненные отряды дикарей, пусть даже по-звериному упрямых и не боявшихся ни бога, ни черта? До поры до времени Кирен, Бриатар и прочие северные графства успешно отражали их набеги собственными силами и не чаяли избавиться от мародеров, поскольку рассчитывать на это было столь же бессмысленно, сколь и на то, что волны морские перестанут выплескиваться на прибрежный песок. Торванугримцы отродясь не знали государственности, не имелось у них и единого вождя, только старейшины кланов. Кланы же, хоть и насчитывалось их великое множество, были малочисленны и к тому же вечно грызлись между собой.

И так могло бы продолжаться очень долго, но несколько столетий назад отыскался-таки человек, которому удалось объединить под своей рукой несколько соседних кланов и начать медленно, но верно подминать под себя остальные. Он сумел объединить почти полторы сотни крупнейших родов и, возможно, стал бы первым в истории единовластным правителем Торванугрима, но смерть от руки предателя помешала ему довершить начатое.

Однако, к сожалению или к счастью, его сыновья и наследники проявили отнюдь не варварскую смекалку и дальновидность и, успешно договорившись промеж себя, что сперва стоит завоевать все, что удастся, а власть они как-нибудь потом поделят, продолжили дело своего отца. Старейшины, пораженные целеустремленностью, мощью, сплоченностью и сообразительностью четверых молодых вождей, ловко действовавших где силой, где хитростью, где откровенным подкупом, а где — с пользой распорядившись судьбой полудюжины своих сестер, — стекались под их знамена буквально рекой.

И вот тут-то сытый и богатый юг наконец зашевелился. Первыми забили тревогу графства Северного пояса — что неудивительно, лучше прочих осведомленные о развивающихся у их неугомонных соседей событиях. Надо сказать, что процесс централизации, едва начавшийся в Торванугриме, на юге уже полным ходом шел к своему завершению, хоть и в несколько ином виде. Графства, изначально возникшие на месте провинций давно почившей в бозе Индаресской империи, успели к тому моменту пережить одну гражданскую войну и два территориальных передела. В результате той войны некий лорд Аридан собрал двадцать наиболее влиятельных землевладельцев и предложил установить наконец четкие границы и наладить захиревшую из-за постоянных стычек на дорогах торговлю. Поскольку ни в одном из графств не производилось разом все необходимое для жизни, предложение это казалось разумным и правильным. Несогласных, следуя принципу "цель оправдывает средства", тихо и без суеты отправили к праотцам. На некоторое время на юге установился довольно хрупкий, но все же мир.

Однако лорд Аридан при всем своем уме не додумался до закона о майорате, и примерно через сто пятьдесят лет раздробленность в графствах вновь приняла угрожающий характер. И тут нашелся второй деятель — его звали Иверн, — который повторно собрал заметно увеличившихся в числе крупных лендлордов, путем уговоров, угроз и немалых денежных трат сократил их количество до двадцати пяти и добился принятия закона о неделимости родовых владений. По этому закону земли и власть переходили строго от отца к старшему сыну, прочие же сыновья вынуждены были сами искать себе дорогу в жизни.

Большинство владетельных лордов тогда уже ясно отдавали себе отчет в том, что силы их приблизительно равны и поэтому вряд ли кому-нибудь удастся одержать верх над всеми остальными. Договориться было гораздо выгоднее, чем воевать. Разумеется, пакты в духе "против кого дружить будем?" заключались и прежде, однако срок их действия все увеличивался, условия множились, а области, которых они касались, ширились. Не хватало лишь толчка, чтобы эти пакты оформились в долговременный и прочный союз.

Роль этого толчка как раз и сыграло поднимающее голову юное государство Торванугрим.

Четверо на тот момент уже не молодых, но все еще крепких, полных сил и по-прежнему дружных вождей прекрасно осознавали, что от них ждут активных действий — то есть, проще говоря, победоносной войны с югом. Только так у них был шанс удержать в подчинении толпу голодных, своевольных и храбрых до безрассудства вояк, которых требовалось чем-то занять, чтобы у них не оставалось времени на ненужные сомнения и колебания.

И однажды ранним летним утром разведчики одной из приграничных крепостей доложили о приближении многотысячного войска.

Вести эти были ожидаемыми; графства готовились к войне и потому не были застигнуты врасплох. Объединенная армия под командованием наиболее талантливых полководцев из числа лордов спешно выступила навстречу захватчикам. Те раза в три примерно превосходили "хозяев" числом — но более, в общем-то, ничем. Торванугримцы не знали тайной войны, не имели ни своих прознатчиков в графствах, ни укрепленных тылов, откуда можно было бы подвозить продовольствие и оружие. Единственное возможное преимущество — внезапность — у них было отобрано в самом начале, так как скрыть свои передвижения огромное северное войско не могло и, по правде сказать, не пыталось. Не в характере гордых и независимых торванугримцев было прятаться от врагов — они шли в бой открыто, под рев боевых рогов и звуки древних песен.

Словом, все это могло показаться торжественным массовым самоубийством с одним лишь "но": четверо братьев-вождей были кем угодно, но только не глупцами. То, что победа невозможна, они понимали с самого начала...

В трех кровопролитных, хотя и коротких стычках, первую из которых, к немалому удивлению командования обеих сторон, Торванугрим выиграл, полегло большинство самых яростных или, если угодно, твердолобых северных кланов. В то время как юг оживленно подсчитывал, сколько дней уйдет у доблестных защитников на то, чтобы в пух и прах разгромить горе-захватчиков, в ставку командования армии графств проник никому не известный человек в неприметном темном плаще. Откинув капюшон и в доказательство мирных намерений бросив оружие на пол, он насмешливо, с резким северным акцентом, сообщил, что выбраться незамеченным из собственного лагеря ему было не в пример труднее, чем проскользнуть сюда. Графы Аридана, Ривеллина и Аруса молча переглянулись.

Таан Этельред, старший из четверых братьев, неплохо говорил на языке графств, слыл непревзойденным охотником, а также искусным оратором. Сочетание этих трех качеств и позволило ему сыграть роль сначала лазутчика, а затем и парламентера. Обе высокие договаривающиеся стороны, почувствовав некоторое духовное сродство, перешли от настороженного взаимного изучения непосредственно к переговорам. Предложение Торванугрима было простым и незатейливым: торговый договор и всесторонняя поддержка власти братьев-вождей в обмен на... А чего, собственно, желает противная сторона? По невозмутимому лицу таана Этельреда скользнула легкая улыбка. Он-то как никто знал, что его страна может предложить взамен разве что военный союз — но с кем воевать графствам? Не с эльфами же, в самом деле... И в то же время, каким бы откровенным нахальством ни казалось это предложение, оно вело к обоюдной выгоде. Графства получали возможность обезопасить северные пределы от разорительных набегов и новые, воистину огромные рынки сбыта товаров. Правда, в нагрузку шло централизованное и заметно усилившееся соседнее государство, но Этельред искренне заверил собеседников, что Торванугриму еще долго не станет тесно в нынешних границах. Население его, и без того не столь уж многочисленное, еще больше сократилось в результате недавних сражений; кроме того, как учит древняя северная пословица, глупо зариться на дом соседа, если в своем порядка нет, а наведение порядка тоже отнимет еще немало времени. К тому моменту, как надеялся прозорливый торванугримец, между обеими странами установятся достаточно теплые отношения, чтобы необходимость в войне и вовсе не возникала. Вернее сказать, он выразился несколько проще: "Кто поднимает руку на друга, тот будет навечно проклят". А землей, кстати, можно даже и поделиться, хорошим людям не жалко...

Стороны обменялись заверениями во взаимном уважении и доверии и расстались весьма довольные друг другом.

Уж как хитроумным братьям удалось превратить в глазах соплеменников поражение в победу, о том история умалчивает, однако Лохланн и Лиаланн мирно перешли под власть новообразованного Совета земель, увеличив, таким образом, число графств до двадцати семи, а в столице Бриатара прочно обосновалось торванугримское посольство.

Дальновидная четверка озаботилась дать своей стране не только единство, национальную идею и стабильность, но и религию — по сути своей очень простую, но тем и привлекательную. Есть Творец всего сущего, и есть его неизменный противник — Дьявол. Тот, кто следует заветам Творца, рано или поздно обретет свое место рядом с ним; тот, кто презрит их, будет низвергнут в страну вечных льдов и вечного пламени и познает вечные же муки от рук порождений изначальной бездны. Первым наместником Творца на земле и, соответственно, главой церкви стал все тот же таан Этельред, добровольно отказавшийся от мирской власти и посвятивший остаток жизни написанию Священной книги, в которой он мастерски соединил простые и понятные любому заповеди, многие древние обычаи и наиболее толковые из поверий. Клирики в Торванугриме традиционно поддерживали существующую светскую власть, но в дела ее вмешивались редко и вообще на главенствующую роль, следуя заветам канонизированного еще при жизни Этельреда, не претендовали. С излишне честолюбивыми же церковь предпочитала разбираться внутри себя.

Все это имело довольно оригинальные и никем не предвиденные последствия.

Именно торванугримское духовенство в какой-то момент естественным образом разделилось на белое и черное, и представители последнего, среди которых насчитывалось немало и женщин, основали первые в истории монастыри. В графствах, где к религии относились очень спокойно, а о клириках вспоминали по большей части только тогда, когда нужно было заключить брак, наречь имя младенцу или проводить ступающего на свою последнюю дорогу, посматривали на творящееся в северных краях с толикой добродушного скепсиса. Это, однако, не мешало жителям юга уважать религиозные чувства ближайших соседей и порой даже использовать их с выгодой для себя.

Поскольку монастыри почитались местом священным, а потому неприкосновенным, каждый, кто желал, к примеру, укрыться от преследования или просто отринуть мирские тревоги, мог найти в них приют, заботу, а то и дом. В обителях принимали всех без разбора пола, возраста и социального положения.

Была и еще одна любопытная тонкость. В Торванугриме отродясь не имелось собственных магов — всяческого рода деревенские ведуны и знахари не в счет, их возможности были весьма ограниченными. Но вера способна на чудеса в самом прямом смысле этого слова, и многие из тех, кто посвятил себя богу, внезапно открыли в себе силу — и умение ее применять. Конечно, и здесь все было далеко не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Да, воззвания монахов творили невероятные вещи, но... действовали только на территории обителей. За их пределами братья (сестры, впрочем, тоже) превращались в совершенно обычных людей. И нет ничего удивительного в том, что они крайне редко покидали святые стены...

В один из таких монастырей Высший Совет магов и спрятал одиннадцатилетнего мальчика, еще не осознающего своей силы, но уже ставшего пешкой в руках сильных мира сего. Более надежное место сыскать было трудно — разве что эльфийские Леса, но туда не сумел дотянуться даже вездесущий Совет. В Лиаланнской обители Алистан пребывал в полной безопасности, потому что, во-первых, туда не мог быть допущен ни один мужчина, во-вторых, сестры говорили мало, но много делали и данное слово держали крепко, и наконец, в-третьих, потягаться с ними на их собственной территории — в особенности в одиночку — не взялся бы ни один маг.

На очередном привале, когда до монастыря оставалось не более полутора дней пути, Тайриэл сказал своим спутникам:

— Все, дальше ходу нет.

— Что, дорога кончилась? — устало пошутил Рейнард.

Эльф бросил выразительный взгляд на хоть и заброшенный, но вполне проезжий тракт, заросший голубоватой травой с тонкими острыми стеблями, и подчеркнуто серьезно ответил:

— Нет. Но слишком приближаться к обители опасно. Кое-кого из нас, — он сделал многозначительную паузу, — сестры могут почувствовать еще на подходе.

— Магическую ауру можно и заблокировать, — сухо заметил Кеннет.

Тайриэл плавным движением поднялся и подбросил в затухающий костер дров.

— А какой мне тогда от вас прок? — резонно возразил он. — Любое простейшее заклинание выдаст нас с головой, да и не сможете вы долго удерживать этот блок — торванугримские обители буквально сочатся силой. Это примерно то же, — эльф усмехнулся, — что бросить умирающего от жажды в озеро и ожидать, что он не сделает ни глотка. Нет, мы пока останемся здесь.

— И будем... что? Ждать у моря погоды?

Джейда интересовало другое.

— Откуда ты так хорошо знаешь особенности торванугримских монастырей? Бывал там, что ли?

— Доводилось, — нехотя буркнул Тайриэл. — Но давно и тайно. Это вас не... Это к делу не относится. Довольно и того, что они мне известны — к счастью для всех нас.

— Гм... Но не выдала ли нас Лорисса уже одним своим появлением в монастыре? — глядя в сторону, тихо предположил Кайл.

— Я уже, кажется, говорила, чтобы вы перестали считать ее недалекой идиоткой! — немедленно вспылила Линн. Девушка и сама не знала, отчего так рьяно защищает хозяйку — вполне возможно, кстати, что и бывшую. Но оставлять подобные инсинуации без ответа было свыше ее сил. — Повторяю, Лорисса и подавно догадалась скрыть свои магические способности и придумать правдоподобную историю!

— Но, Линн... — осторожно начал Рейнард, — а каким в таком случае образом ей удастся, памятуя поэтическое сравнение Тайриэла, не сделать пресловутого глотка?

— Нет, девочка права, это одно из немногих заклятий, которые у женщин получаются лучше, — пояснил другу Джейд.

— Хватит теории, — встрепенулся отрешенно пялившийся в огонь эльф. — Примите как данность то, что Лорисса в монастыре, а вот кому-то из нас нужно еще туда проникнуть под бог весть каким предлогом.

— Мы уже вроде как решили, что туда пойду я. — Линн решительно отгрызла сразу половину яблока и, прожевав, провозгласила: — Я, лешак вас всех подери, женщина, в конце концов!

— Успокойся, моя прекрасная дева, в этом никто и не думал сомневаться. — На миг к эльфу вернулся прежний иронический тон.

— Нахал, — тихонько фыркнула Линн.

— Но одна ты не пойдешь. Это слишком опасно.

— Ну и кто из вас... рискнет своей драгоценной шкурой — не ради меня, конечно, но ради общего дела?

— Линн... — Пораженный ее звенящим от злости голосом, виконт попытался примирительно погладить девушку по плечу, но та неприязненно вырвалась. — Линн, я бы с удовольствием ради тебя сунул голову волку в пасть, но боюсь, что сейчас это...

— ...бессмысленно, — закончил Тайриэл. — Нужен маг.

— Я... — Линн вздохнула и потерла предплечье. — Я прошу прощения за свою резкость. Я просто... — Не договорив, она закусила губу и отвернулась, уставившись на ближайшую елку.

Эльф снова поднялся и нервно прошелся взад-вперед по поляне. Темнело. Синевато-серое небо устало куталось в обрывки туч и, казалось, готово было расплакаться дождем, но пока лишь угрожающе хмурилось. С елки порскнула рыжая белочка, мельком оглядела путешественников и, не обнаружив ничего интересного для себя, упрыгала обратно в лес. Зверье в этих красивых, но неприветливых и малонаселенных краях совершенно не боялось человека.

— Собственно, выбора у нас нет. С Линн пойду я.

— А тебе не кажется, что присутствие эльфа вызовет еще больше подозрений? А тебя сестры что, не почуют? — Вопросы Джейда и Рейнарда прозвучали одновременно. — Кроме того, — скептически добавил виконт, — за женщину тебя примет только слепой и глухой полудурок, не находишь?

— На который вопрос мне отвечать в первую очередь? — осведомился эльф и без паузы продолжил: — Вы невнимательны. Как я уже однажды говорил, эльфийскую природную магию монахини действительно не смогут почувствовать, и это наш единственный шанс.

"Если ты знал об этом с самого начала, то какого ж лешака разводил все эти турусы на колесах?" — читалось во взглядах всех без исключения присутствующих. Тайриэл неслышно вздохнул. Он-то, конечно, знал — но вовсе не пребывал в восторге от открывающейся перспективы и до последнего надеялся, что отыщется какой-нибудь иной способ. Увы, его надежды были тщетны. Придется нести это бремя самому.

— А что касается женщин... Вот тут, я надеюсь, Линн мне поможет.

Девушка подалась вперед и изумленно вытаращилась на него.

— Ты... ты хочешь, чтобы я сделала из тебя девицу?! — Она зашлась истерическим смехом. — Ой, не могу, вот умора! Сюда бы Лориссиного Леонарда — он бы точно в два счета справился! Жаль, что я так не умею, — хоть повеселилась бы!

— Тебе представится такая возможность, — мрачно заверил эльф.

Линн прекратила хохотать, отерла выступившие слезы и передернулась.

— Ты... это серьезно? — сглотнув, выдавила она. — Ты спятил!

— Мне это уже говорили. Так поможешь? Я, конечно, могу обойтись и без твоего содействия, но раз уж ты рвалась принести пользу — милости прошу, начинай.

Бывшая служанка, компаньонка, наперсница, а ныне — неведомо кто медленно и со всем тщанием оглядела застывшего напротив нее эльфа. Тайриэл излучал лишь всепоглощающее спокойствие и решимость идти до конца.

— Я помогу, — наконец сказала девушка. — Но только не сегодня, ладно? Дай мне прийти в себя. Да и темно уже...

— Хорошо. Я и сам собирался предложить оставить это на утро. Мы все нуждаемся в передышке.

Поздно вечером, когда путники уже спали, завернувшись в одеяла, вокруг костра, Джейд, приподнявшись на локте, тронул брата за плечо.

— Послушай, — прошептал он, — теперь я еще больше хочу знать, какие цели преследует этот лешак, помогая нам вызволить Алистана. Потому что...

— Это должно быть что-то неимоверно важное для него, — сонным голосом отозвался Кеннет, — раз уж он готов во имя своих целей даже выставить себя на посмешище. Но боюсь, что Тайриэл вряд ли когда-нибудь будет столь любезен, что добровольно поведает нам о них... Спи, Джейд.

Утром вставать отчего-то не хотелось никому, хотя погода и улучшилась. Небо прояснилось и щедро изливало на измученную землю потоки сизого света, не несшего ни тепла, ни покоя. Ледяные шапки на казавшихся такими близкими горах ослепительно сверкали. Было до странности тихо, и лишь из призрачной выси изредка доносился тоскливый крик какой-то птицы. Путешественники унылыми бледными тенями столпились вокруг никак не желавшего разгораться, несмотря на щедрую дровяную подкормку и вялые магические импульсы, костра. Обильная роса промочила одеяла, и теперь всех от утреннего холода и недосыпания била отчетливая дрожь.

— М-маги... — стуча зубами, ворчала сумрачная Линн, кутаясь в шерстяной платок и даже распустив для тепла волосы. — Всем-могущие велик-кие чародеи... Хоть бы кипятку сообразили, что ли. Зам-мерзнем же все, к лешакам, и в статуи превратимся... Или п-простудимся. Апчхи! — Девушка, прикрываясь ладонью, зевнула, почесала нос и добавила: — Вот. Видите?

— В самом д-деле, коллеги... — Зубы Джейда тоже выстукивали отчетливую чечетку, но он пытался улыбаться. — Нас тут аж четверо. Не уроним честь профессии п-перед дамой? Я уже, честно п-признаться, душу готов заложить за глоток горячего чаю. Проклятая сырость, даже к-колдовать не хочется...

Кеннет хотел что-то ответить, но тут Кайл, замысловато сложив пальцы, швырнул в костер нечто невидимое. Пламя тотчас взметнулось ввысь едва ли не на пять футов, а вода в котелке весело забурлила.

— Ну наконец-то! — Линн, всегда относившаяся к осскому магу даже с большей настороженностью, нежели к остальным, наградила его благодарным взором и полезла в котомку с припасами.

— Действительно, — оживился Джейд. — Спасибо, Кайл. — Тот чуть заметно пожал плечами. — Кеннет, мне, право, стыдно за тебя. Зря я, что ли, вложил столько сил в твое обучение?

Брови Кеннета, дрогнув, медленно поползли вверх, но, взглянув в смеющиеся глаза брата, маг только рукой махнул. Спросонья, промерзнув и продрогнув до кости, и впрямь меньше, чем двигаться, хотелось только колдовать. Что поделать, маги тоже люди... со своими слабостями. Кеннет улыбнулся посетившей его мысли и, собрав валявшиеся у костра с вечера кружки, отправился к ручью. Кое-кто, возможно, счел бы мытье посуды делом, не достойным мужчины, мага и аристократа, но проведя несколько недель в пути, как-то забываешь и про великосветское воспитание, и про многие условности. Да и размяться не мешало.

Когда он вернулся, в маленьком лагере уютно пахло поджаренным хлебом и заваренными чайными листьями. Чай, кстати, был из личных запасов отсутствующей Лориссы, которая, как однажды вскользь обронила Линн, себя без него в дороге не мыслила. Девушка отобрала у Кеннета кружки и принялась ловко разливать в них черпаком дымящуюся жидкость из котелка. Соратники поневоле уселись завтракать. Один только Тайриэл по-прежнему сидел поодаль от остальных, обхватив руками колени и думая о чем-то своем. На развернувшуюся в лагере суету он никак не прореагировал.

— Тайриэл, — окликнул его Рейнард, — тебе что, особое приглашение нужно? Хватит мерзнуть в одиночестве, иди к огню.

Эльф повернул задумчивое и отчего-то казавшееся чужим лицо и внезапно одним длинным рысьим прыжком очутился у костра. Не глядя взял оставшуюся кружку и сжал ее в ладонях.

— Доброе утро, — ни к кому в особенности не обращаясь, произнес он.

— Насчет доброго не знаю, — фыркнула жующая горячий сухарь Линн, — но подобревшее, это точно. Когда тебя... э-э... преображать?

— После завтрака, — решительно отрезал Тайриэл.

— Да уж, подобным делом лучше заниматься на сытый желудок, — пробормотал Рейнард. "И изрядно нетрезвую голову, — добавил он про себя. — Потому что стрезву такое только в кошмарном сне присниться может". Рейнард не испытывал к Тайриэлу великой любви, но не уважать его решимость не мог.

Когда котелок опустел, Линн сгребла в правую руку несколько котомок с вещами и, вопросительно взглянув на эльфа, указала левой в сторону густого молодого ельника.

— Идем туда, хорошо?

— Да, там будет удобно, — согласился Тайриэл. На его лице не отражалось ровным счетом ничего, да и внутренне он словно бы окаменел. Кого только ему не доводилось изображать за годы странствий по графствам... но женщина? "С другой стороны, — мысленно усмехнулся эльф, — это будет весьма забавным опытом". Он знал за свою жизнь множество дам самого разного возраста, характера и воспитания — причем достаточно близко — и надеялся, что сумеет относительно правдоподобно подражать их манерам. Да и то сказать, никто из мужчин в этой компании, кроме него, не только не согласился бы, но и не смог как следует сыграть роль леди, и это льстило... в некотором роде.

Когда они оказались за надежным заслоном в виде нежно-зеленых иголок, Линн плюхнулась на колени и запустила руки в одну из котомок. На подстеленный плащ осыпался ворох разноцветных тканей.

— Хорошо, что у тебя, по крайней мере, тонкие кости и рост не слишком высокий, — заметила она. — Есть надежда, что корсет Лориссы на тебе затянется...

В иной ситуации Тайриэл, наверное, расхохотался бы от души.

Заслышав вкрадчивый шелест шелков, Рейнард поднял голову и остолбенел. Он ожидал чего угодно — в том числе и того, что ожидающее его зрелище окажется нелепым и даже жалким... однако жалкой ступающая неторопливо и с достоинством не молодая, но еще и не старая дама не выглядела. Не зная, кто перед ним, он бы, пожалуй, ничего не заподозрил. Или... Виконт внимательно оглядел преображенного почти до неузнаваемости предводителя их маленького отряда. Тайриэла никто бы не назвал женственным, но сейчас его треугольное лицо с четким рисунком скул, бледными губами, тонким носом и непривычно удлиненными глазами, в обрамлении пышных каштановых волос, уложенных так, чтобы скрыть острые кончики ушей, не казалось и мужеподобным. Скорее бесполым.

Что удивительно, хотя эльф обычно не слишком выделялся среди окружающих его людей — разве что был очень красив, — теперь его принадлежность к другой расе ощущалась как никогда ясно. А может, это было только воображение... Узкий в кости, худощавый и гибкий, Тайриэл тем не менее не был атлетом, а покрой простого темного платья из плотного шелка, лишенного кокетливых украшательств вроде кружев и оборок, скрадывал широковатые для женщины плечи. Талии же, подчеркнутой корсетом и поясом, чистой коже и изящным кистям рук позавидовала бы любая из сестер Рейнарда.

— Первого, кто хотя бы улыбнется, придушу на месте.

Никто, однако, не улыбался. Да, как мужчина Тайриэл был красив, женщина же из него вышла... странная. Но никак не смешная. Опасная — может быть. "Убийца есть убийца, в какие тряпки его ни ряди", — невесело подумал Рейнард. Вслух же он сказал:

— Ты молодец, Линн. Настоящая волшебница.

— Да чего уж там, — отмахнулась девушка. — Покрывало бы на голову... В них все девицы выглядят одинаково невыразительно. Но сейчас так не носят.

— Оно и к лучшему, — пробурчал эльф.

— О, а с голосом, между прочим, надо что-то делать! — встрепенулась Линн.

Голос у Тайриэла был чистый, звучный и богатый интонациями, но низкий и за женский не мог сойти ни при каких обстоятельствах.

— Может, заклинанием... — неуверенно предположил виконт.

Эльф качнул головой. Линн вдруг хлопнула в ладоши и даже подпрыгнула.

— Придумала! Ты дашь обет молчания!

— Что-что?!

— Ну притворишься, что дашь, какая разница... Надеюсь, ты в состоянии помолчать несколько часов?

— Кстати, действительно хорошая идея, — подал голос Джейд. — Линн, ты просто сокровище.

Девушка сердито зыркнула на него. Похоже, она приняла эти слова за издевку.

— Налюбовались? — едко вопросил эльф. — С вашего позволения...

И тут Рейнард наконец понял, что его так настораживало.

— Глаза прикрой, — посоветовал он. — Тогда проведешь кого угодно.

— Извини, не понял?

Как ему объяснить... Ну не смотрят так обычные женщины — даже худшие из первостатейных стерв. Цепко, холодно, оценивающе. И нечеловечески спокойно. Взгляд Тайриэла был тем немногим, что легко могло разрушить маскировку. Взгляд матерого хищника, уверенного, что добыча не ускользнет. Взгляд воина. Взгляд убийцы.

— С виду тебе можно дать лет тридцать. Глядя в глаза — все девяносто восемь.

— Ты немного ошибся. Всего лишь на одно столетие. — Тайриэл опустил ресницы, скрывая промелькнувшие в глубине зрачков искры, подобрал юбки и плавной скользящей походкой — характерной для эльфов, но и удивительно подходящей к его новой роли — удалился за елочную "ширму". Когда он появился оттуда уже в своем обычном облике, Рейнард украдкой вздохнул с облегчением. Последние полчаса он чувствовал себя примерно как Линн на памятном приеме — то есть отчаянно желал провалиться сквозь землю.