Воля Императрицы

Глава 4

«Одно дело — знать, что Сэндри богата», — думала Даджа, когда ворота распахнулись, а охранники поклонились, пропуская их во двор городской резиденции Ландрэгов. «В конце концов, я богата. Как и Браяр, хоть он это и не афиширует. И одно дело — знать, что Сэндри — дворянка, клэйхэйм. Я всегда думала, что это меня не побеспокоит. Теперь же… я не уверена, что это меня не беспокоит.

«Это» представляло собой масштабную кучу мрамора, которой являлся столичный дом Ландрэгов. Две трети здания даже не использовались сейчас. Семья матери Сэндри — чей титул передался дочерям и сыновьям — уже годами здесь не жила; семья её кузена Амброса редко здесь останавливалась. «Это» также относилось к тому, что, на взгляд Даджи, выглядело как небольшая армия слуг и воинов, наряженных в одинаковые ливреи, выстроившаяся на ступенях дома, кланяясь и делая реверансы, пока Сэндри проходила мимо. «Этим» также была позолота на краях стоявшей в доме мебели; полы из твёрдых пород дерева, отполированные до блеска; гобелены, сверкавшие золотыми и серебряными нитями; канделябры, усыпанные хрустальными подвесками. Даже приготовленные для остальных магов комнаты казались предназначенными для членов королевской семьи, с широкими парчовыми портьерами и шикарными коврами с замысловатыми узорами. Бани, выделенные для использования Сэндри и её гостями, были роскошными творениями из фарфора, мрамора, и хрусталя.

Если бы Даджа сама не была так ошеломлена, то вид Трис, семенящей по такой роскоши подобно оскорблённой кошке, заставил бы Даджу хихикать до икоты. Даджа теперь вспомнила, что Трис никогда не нравилось показное богатство. Она одобряла трату денег лишь на книги и инструменты для творения магии.

В их первый вечер там, за ужином, глядя на то, как Трис обращается с позолоченными столовыми приборами как с раскалёнными докрасна, Браяр внезапно сказал:

— Почему ты попросила комнату на самом верхнем этаже дома? Какой-то бедной девушке приходится подниматься по всем этим лестницам, чтобы позвать тебя к ужину. Если бы ты была на том же этаже, что Сэндри и Даджа, или на первом этаже вместе со мной…

Трис зыркнула на него:

— Мне нравится наверху, при прочих равных, — прямо заявила она. Затем сменила тему: — Сэндри, я думала, что тебя должен был встретить здесь твой кузен, Лорд — Сагхад — Амброс. Чтобы начать водить тебя по твоим владениям, и тому подобное.

Сэндри подняла взгляд от записки, которую читала:

— Он собирался, но здесь написано, что в одном из поместий произошло небольшое происшествие, с которым он должен разобраться. Он говорит, что скоро вернётся, и просит прощения за то, что дела не в лучшем состоянии. Я получила отсрочку от бухгалтерских книг.

Браяр фыркнул:

— А что такое, по его мнению, «лучшее состояние» — идеальность? Тут не найти ни пятнышка. — Он покосился на свой суп из щавеля и шпината: — А вот это странная комбинация растений.

— Я предупреждала тебя насчёт наморнской кухни, — сказала Даджа. — К ней нужно привыкнуть, но я её обожаю.

— И вообще, ты разве не говорил Торговцам, что в Гьонг-ши ты пил чай с маслом яка? — спросила Трис, пробуя суп на вкус. — На твоём месте я бы воздержалась от разговоров о странной еде.

— Там было очень холодно, жир помогал, — сказал Браяр. Он попробовал суп, нахмурился, затем попробовал ещё ложку. Когда служанка наконец забрала у него тарелку, та была пустой. Служанка наклонилась чуть дальше, чем было необходимо для того, чтобы взять использованную им ложку, заработав от Браяра широкую улыбку и подмигивание.

— Даже не начинай, — сказала ему Сэндри, когда служанка покинула комнату. — Я не хочу, чтобы ты беспокоил местную прислугу.

— Я уже поговорила с домоправительницей, — пробормотала Трис.

— Я их не беспокою, — лениво протянул Браяр, сверкая глазами из-под ресниц. — Но если они ценят моё внимание, едва ли я буду оскорблять их чувства.

— Ты и раньше был таким? — потребовала Сэндри, зыркнув на него. — Я не помню, чтобы ты был таким.

— Говорят, что в путешествиях набираешься опыта, — сказал Браяр, и зевнул. — Я так и поступил.

Даджа почувствовала облегчение, когда лакей принёс блюдо с тушёной в вине форелью, и начал раскладывать еду по тарелкам. «Такое странное ощущение, говорить с ними об опыте — сексе», — осознала она. «Не понимаю, почему Браяр так часто этим занимается. Я пробовала целоваться и ласкаться, один раз, в Гянсаре, и ещё, в Андэрране. Ощущения были просто… неловкими. От первого парня пахло потом, а у второго губы были потрескавшиеся. Но Браяру это нравится. Ларк и Розторн это нравится. Фростпайну это нравится. Интересно, а Трис…»

Она украдкой взглянула на Трис. Рыжая сидела с книгой на коленях и читала за едой.

«Трис — наверное, нет», — подумала Даджа. «Сначала надо привлечь её внимание, и она скорее всего врежет тебе книгой». Она подняла взгляд, и увидела веселье в голубых глазах Сэндри. Та тоже заметила, что Трис читала за столом.

Даджа широко улыбнулась. «По крайней мере, некоторые вещи такие же, как прежде», — подумала она. «И по крайней мере, Сэндри — всё ещё Сэндри, вне зависимости от того, живёт она в куче мрамора, или нет».

Следующий день они провели порознь, занимаясь собственными делами и потакая собственным интересам. Хотя они имели возможность избегать друг друга в пределах каравана, им всё же приходилось находиться в обществе других путников. Для Трис и Браяра, привыкших к долгим часам уединения, это было в некотором роде испытанием. Даджа, привыкшая работать с людьми, с которыми она делила свою кузницу, и Сэндри, окружённая служащими и домочадцами её деда, были тем не менее рады возможности собраться с силами перед тем, как предстать при дворе.

Они исследовали открытые части обширного дома, его сады, и некоторые из лавок на Высокой Улице, которая лежала прямо за воротами. Прогуливаясь, Браяр поднялся на холм до самых дворцовых стен, и успел вернуться в Дом Ландрэг к обеду. В ветерках, проскакивавших над стенами Ландрэгов, Трис уловила проблески того, как Браяр осматривал как лозы, украшавшие стены некоторых других городских резиденций дворян, так и лица и фигуры женщин, мимо которых он проходил.

Трис нахмурилась, и закрыла глаза, пока тот поток воздуха не миновал её. Она попросила комнату наверху, чтобы уловить образы города, возможно даже движения на Сиф, а никак не образы Браяра, занимающегося своими обыкновенными в эти дни делами.

— И это вдвойне касается того, как он прошлой ночью украдкой протащил в свою комнату девушку, — сказала она Чайм, сидевшей рядом с Трис на перилах балкона и вылизывавшей языком одну из задних лап. — Ты знаешь, что мне сказала домоправительница? Она сказала, что её девушки осторожны с беременностью, и что ни одна из них не настолько глупа, чтобы влюбиться в мага. Я надеюсь, что она будет такой же уравновешенной к тому времени, как мы уедем!

Чайм подняла взгляд на Трис, тревожно звякнув. Трис вздохнула:

— Ох, я знаю, что он играет честно, и не разбрасывается пустыми обещаниями. Уж Розторн-то об этом позаботилась. Я просто хотела бы, чтобы для него это было чем-то большим, чем просто… просто игра. Это ведь должно значить что-то большее, как ты думаешь?

Когда Чайм не ответила, Трис посмотрела на неё, и вынужденно улыбнулась:

— Ты и понятия не имеешь, о чём я говорю, так ведь? И глупо с моей стороны задавать тебе такие вопросы! — Она взяла Чайм на руки, и повернулась, чтобы вновь уставиться в дувший с Сиф ветер. Императрица и её двор скакали по пляжу на северо-западе — ветер принёс ей образы незабываемого, смеющегося лица Берэнин, и лиц её придворных: мага Кэнайла, раздражённого охотника, которого они видели вчера, пышнотелой девушки с блестящими карими локонами, светловолосого мужчины с бирюзовыми глазами, и остальных мужчин и женщин в возрасте от двадцати до тридцати с лишним, привлекательных и жизнерадостных. Они умело держались в седле, успешно управляя конями как на твёрдом, так и на мягком песке, беззвучно смеясь и болтая. Любые обрывки разговоров настолько запаздывали по отношению к образам, что Трис даже не пыталась их услышать.

«Они красивые, как цветочная клумба», — думала она, гладя пальцами крылья Чайм. «Мне не место среди таких людей. Мне не место в таком доме. Чем я могу быть здесь полезна Его Светлости? Я просто дочь купца в одежде, сделанной для меня моей богатой подругой. Я сомневаюсь, что в этой компании дело дойдёт до молнии и ураганов — скорее будут облачка пудры с пятидесяти шагов. Какую они могут представлять опасность из числа тех, от которых я могу её защитить?»

Она внезапно развернулась, и занесла Чайм внутрь.

Вскоре после полуночи Браяра разбудил звук въезжавших во двор за конюшней лошадей. Снедаемый любопытством и голодом, он натянул поверх своей ночной рубашки брюки, и пошёл на кухню. И точно, там была одетая в халат поверх ночнушки кухарка Уэ́нура, ставившая кипятиться воду в чайнике. Они с Браяром уже успели поладить: он всегда старался узнать поваров поближе. Она без промедления приказала ему расставить стаканы и блюдца, поскольку он знал, где те лежали, и взять из буфета три тарелки. Браяр послушался, пока она бегала по кухне, достав ломоть сыра, банку с вареньем, буханку чёрного хлеба, и окорок.

Пока Уэнура нарезала окорок, лакей открыл заднюю дверь, впуская растрёпанного мужчину. Браяр отошёл в тень, чтобы тихо наблюдать, пока лакей помогал вновь прибывшему снять перчатки и забрызганную грязью шляпу. Свои сапоги и плащ тот уже снял в сенях. «Он, наверное, скакал сюда в большой спешке, если забрызгал грязью шляпу», — осознал Браяр.

— Они посетят императрицу утром, Сагхад, — сказал первый лакей.

— Ничего неожиданного, — ответил мужчина тихим, точным голосом. — Хотя кто бы мог подумать, что ей не дадут даже недели отдохнуть перед тем, как начнётся эта придворная чепуха.

Кухарка, нарезавшая уже хлеб, посмотрела на стоявшего в тени Браяра, затем пожала плечами. Она не собиралась говорить, что на кухне присутствовал посторонний.

Приехавший мужчина размял шею. На нём была надета синяя домашняя куртка и светло-коричневые штаны, помятые после проведённого им в седле времени. Широкоплечий и жилистый, он был где-то на три дюйма выше Браяра. Как и Трис, он носил очки в латунной оправе, и его глаза были ярко-голубыми. Его густые золотые волосы были острижены на уровне чуть ниже ушей. Они обрамляли его светлокожее лицо с лёгкими следами, оставленными на нём в детстве чем-то вроде оспы, длинными, прямыми губами, и длинным, прямым носом. С Сэндри его роднили глаза и упрямый подбородок.

— Уэнура, ты просто спасительница, — сказал он кухарке, когда она поставила на длинный кухонный стул еду. — Я не останавливался на ужин.

— Если хотите, я могу подогреть суп, Сагхад Амброс, — ответила она, снова бросив взгляд на Браяра.

Браяр понял намёк.

— Приветствую, Сагхад Амброс, — сказал он, выходя на свет, чтобы поздороваться с кузеном Сэндри. — Я — Браяр Мосс. Думаю, Клэйхэйм Сэндрилин писала вам, что прибудет с друзьями. — Когда мужчина попытался встать, Браяр осклабился: — Пожалуйста, не вставайте. Я не из тех, ради кого люди поднимаются с места. И я никогда не встану между мужчиной и его ужином.

Амброс насмешливо взглянул на Браяра:

— Я слышал, что вы заставляли людей вставать весьма резво, Винэйн Мосс, — сухо сказала Амброс. — Но я рад, что вы позволили мне сидеть. Моим ногам всё ещё кажется, что я в седле.

— Вы слышали обо мне? — спросил Браяр, садясь на скамью, расположенную на противоположной от Амброса стороне стола. — Уверен, большая часть услышанного вами — ложь. Сейчас я уже исправил свои былые пороки.

Амброс прожевал, и проглотил очередную порцию пищи, прежде чем сказать:

— Моя кузина лишь писала мне, что вы — очень хороший растительный маг и её названный брат, — тихо ответил он. — Так какие же пороки вы исправили — то, что вы растительный маг, или то, что вы названный брат?

Браяр хотел было прояснить ситуацию, когда заметил ироничный блеск в глазах Амброса. «Ну и ну… Мешок с чувством юмора», — подумал он, используя своё старое жаргонное слово, обозначавшее богатого человека.

— Я исправил их все, — сказал он с таким же серьёзным выражением лица, как у Амброса.

Кухарка фыркнула.

— Так и есть, — настаивал Браяр своим самым искренним тоном. — Мой подход к дамам состоит исключительно из преклонения. Я славлю нашу взаимную преданность Кунок. Работы много, но я нисколько не в претензии.

— Ну, если ты удобришь какие-то из полей, которые пашешь, то я надеюсь, что ты также удобришь кошельки матерей, — сказал Амброс. — Мужчина должен быть ответственным за то, что посеял.

— Ответственность — моё второе имя, — искренне сказал ему Браяр. — У меня есть и другое второе имя — Сухейник[3]. — Сухенийком называлось растение, съев которое мужчина на несколько дней становился бесплодным. Браяр был полон решимости не зачинать никаких детей, которые остались бы сиротами, случись что с их материями.

Амброс поднял свои светлые брови, глядя на Браяра:

— Так предусмотрительно, — заметил он. — Так сколько именно вам лет?

— Мы думаем, что восемнадцать, — объявила стоявшая в дверях Сэндри. — Даже Браяр не уверен. Кузен, я не ожидала, что ты приедешь этой ночью, иначе я бы бодрствовала, чтобы встретить тебя. — Она прошла вперёд с распростёртыми объятьями, её халат и ночнушка свободно колыхались на её стройной фигуре.

Амброс чуть не опрокинул скамейку, поспешно вставая на ноги.

— Клэйхэйм Сэндрилин, — сказал он, беря её кисть в свою руку. Поклонившись, он приложил кончики её пальцев к своему лбу.

— Не глупи, Кузен, — сказала Сэндри, целуя его в обе щёки, когда он выпрямился. — Учитывая всё то, что ты делал для меня все эти годы, мне следует касаться лбом твоих пальцев.

— Это честь для меня, — сказал Амброс, целуя её щёки в ответ. — У меня подходящий характер для этой работы, и люди ваши не отлынивают.

Браяр стянул кусок хлеба, и начал есть его по кусочкам, наблюдая за тем, как Сэндри уговаривает своего чопорного кузена сесть на место и продолжить есть. «Как она знала, что он приехал?» — гадал Браяр. «Её комнаты в противоположной части дома. Когда она шла спать, она зевала».

Он потёр глаза, будто он сам был сонным, в то время как на самом деле он настраивал свой разум на способность видеть тонкую магию. Явные заклинания он и так всегда видел — например, заклинания в кухне, препятствующие порче еды и специй, а также подавляющие пожары. Эти были в любом доме, который мог их себе позволить. Требовались дисциплина, практика, и навык, чтобы видеть более тонкое использование магии, и они с сёстрами этому научились в последние несколько лет. Когда он решил, что готов, Браяр посмотрел на Сэндри.

На миг он увидел это: тончайшую серебряную паутину, расходившуюся во все стороны от её тела и исчезавшую в стенах, потолке и полу вокруг неё. Миг — и образ паутины пропал. Браяр изогнул брови.

«Это ты разленился», — отчитал он себя, взяв кусок сыра. «Было время, когда ты мог это сделать, и удержать образ. Лучше тебе попрактиковаться, мой паренёк. Может, ты и гонялся за юбками и запустил свои навыки, но раз нужно приглядывать за императрицей и её великими магами, тебе следует побыстрее подтянуть свои навыки».

Странное дело, но голос-наставник в его голове почему-то всегда звучал как Розторн.

Браяр откинулся назад, уплетая сыр. «Сэндри не спит с вожжами в руках», — подумал он, слушая, как Сэндри и Амброс исполняют вежливый ритуал первой встречи дворян, будто они не были одеты в постельное бельё и мятую одежду. «Она разбросала по всему дому паутину, центром которой является она сама. Если кто-то посторонний её коснётся, она об этом узнает».

Не прерывая Амброса и Сэндри, Браяр встал, и вернулся в свою комнату. Как давно он последний раз медитировал? Он решил начать сегодня же.

Сэндри заметила, что взгляд Амброса не отрывался от уходившего Браяра. Когда Амброс снова посмотрел на неё, она сказала:

— Я вижу, что вы уже познакомились.

— Он очень симпатичный, — осторожно ответил Амброс.

Сэндри хихикнула:

— Прости, Кузен, но если бы ты только знал, как смешно это звучит, — объяснила она. — Ты в этом не одинок, конечно. Люди время от времени поговаривали такое о Браяре и обо всех нас-девочках. Но поверь мне, ничто не могло бы быть дальше от истины. Это было бы всё равно, что ухаживать за братом или сестрой.

Амброс криво улыбнулся:

— Тогда простите за то, что допустил столь распространённую ошибку, — попросил он прощения. — Но вам следует приготовиться, потому что вы наверняка не раз услышите то же самое при дворе.

Сэндри пожала плечами:

— Двор может сколько угодно сплетничать, — сказала она, подперев подбородок руками. — Меня это никак не волнует. Если бы я собиралась остаться, то меня бы это беспокоило, но оставаться я не собираюсь.

Эти слова заставили её кузена откинуться назад и хмуро посмотреть на неё:

— Вы не останетесь?

— Я же сказала тебе в своём последнем письме, что осенью я вернусь домой, — ответила Сэндри. — Ты ведь получил моё письмо?

Амброс положил нож и вилку на опустевшую тарелку и отпил чая из своего стакана.

— Да, но…

Сэндри ждала. Он казался таким же, как и его письма: сухим и придирчивым, методичным и точным. Она знала, что он никогда не давал дутые обещания насчёт доходов от собранного урожая или новой шахты. Он даже говорил ей, чтобы она ожидала меньшие чем обычно суммы. Если что-то его беспокоило, то она готова была это выслушать.

Наконец он сказал:

— Императрица полагает, что вы передумаете. Она в этом уверена.

Сэндри улыбнулась. «И это всё?» — подумала она.

— Я объясню, — пообещала она, похлопывая своего только что встреченного кузена по руке. — Я почти всегда имею ввиду именно то, что говорю. Когда она узнает меня получше, она это поймёт.

— Разве будет так плохо остаться здесь? — спросил он. — У вас есть работящие подданные, которые вас обожают, и земли, которым требуется внимание их законной владелицы. Да, у нас есть некоторые недовольные, но они везде есть. Если бы вы выделили нам необходимые средства, мы бы легко могли удвоить поголовье мулов. И торговцев зерном нужно приструнить. В прошлом году я дважды поймал Хо́улэба на попытке обвесить нас на ячмене. Если за ними не следить каждую секунду… — Он спохватился и улыбнулся: — Прошу прощения. Жена моя утверждает, что если меня не остановить, то я буду говорить о делах, пока у людей не отвалятся уши.

— Но зачем мне занимать твоё место, когда ты так хорошо знаешь и любишь эти владения? — спросила Сэндри. — Тебе знаком каждый дюйм этих земель, а моя мать почти там не бывала. Ты знаешь этих людей поимённо, и ты о них заботишься. Я нужна моему деду Ведрису. А здесь я что буду делать? Порхать бабочкой, пока ты делаешь всю работу?

— У вас будет муж, чтобы беспокоиться о таких делах, — спокойно ответил Амброс. — Императрица желает, чтобы вы украсили собой её двор. Несомненно, вам при нём отведут пост Госпожи Имперского Кошелька, или главной фрейлины…

— Со служанками, которые знают о дворцовых традициях больше, чем я, — сказала ему Сэндри. — Я же буду скучать до одури. И ты знаешь поговорку: «Скучающий маг — назревающая неприятность». А что касается замужества… Мужчине, за которого я выйду, придётся быть очень необычным, Кузен. Я сомневаюсь, что я встречу такого при дворе.

Амброс вздохнул, затем прикрыл рот, зевая:

— Прошу прощения.

Сэндри встала; Амброс сделал то же самое.

— Это ты меня прости за то, что я не даю тебе спать, когда ты явно вымотан, — сказала она. — Не буду больше ни минуты тебя задерживать. Ты пойдёшь завтра с нами во дворец?

Тот натянуто улыбнулся:

— Её Императорское Величество не приглашает меня на семейные дворцовые приёмы, — объяснил он. — Она как-то раз уведомила мою жену, что я сухой как палка, и что по крайней мере палка была бы гораздо интереснее.

— Значит, она тебя совсем не знает, — твёрдо ответила Сэндри. Она сделала вежливый реверанс: — Спокойной Ночи, Кузен.

Амброс положил ладонь ей на плечо:

— Клэйхэйм…

— Сэндри, — сказала она ему. — Просто Сэндри. Думаю, Леди Сэндри, если мы на людях. Но в остальное время — Сэндри.

— Сэндри, — прямолинейно сказал Амброс, — императрица может быть очень упрямой.

Сэндри весело улыбнулась ему:

— Мне она показалась весьма разумной. Уверена, что когда придёт время, мне не придётся настаивать.

Следующим утром Даджа наблюдала за своими друзьями, пока они вчетвером ждали во внешнем зале, пока их представят императрице. Сэндри убивала время, проводя последнюю проверку их одежды, то дёргая одну складку, то разглаживая другую — просто суетясь, потому что одежда сама себя поправляла. Когда она потянулась к браяровской куртке с круглым воротником, он отвёл её руки в сторону.

— Хватит, — твёрдо сказал он Сэндри. — Мы выглядим как надо. Кроме того, она уже видела нас в походной одежде. Это роскошное платье сойдёт.

— Тут всё по-другому, — ответила Сэндри. — Ты видел как тот лакей смотрел на нас, задрав нос? Мы здесь выглядим совсем не модными, а внешний вид здесь важнее. Не хочу, чтобы эти попугаи над нами насмехались.

— Ну, может тут что-то и по-другому, но мы-то всё те же, — парировал Браяр, прихорашиваясь перед зеркалом, стоявшим там как раз для таких целей. — Мы всё ещё маги, и заботить нас должны лишь другие маги.

Дадже пришлось признать, что он выглядел весьма мило в своей бледно-зелёных куртке и штанах. Даже двигавшиеся на его руках татуировки лоз и цветов, похоже, старались подстроиться под его одежду. Их листья были бледно-зелёными, как по весне, а маленькие бутоны — белыми и розовыми, с очень редкими синими розами или чёрными корневищами. Тем не менее, ему следовало помнить, что не все были с ним согласны. Говоря на языке Торговцев, она сказала Браяру:

— Не мели чепуху. Эти люди имеют значение для Сэндри, а, значит, и для тебя должны иметь.

Браяр зыркнул на неё. Когда Даджа спокойно посмотрела на него в ответ, он закатил глаза, и покачал головой:

— Они будут иметь значение для меня только на лето, а потом я больше с ними никаких дел иметь не буду, — ответил он, также на языке Торговцев. — Хватит с меня дворян.

— Если только они не захотят что-то у тебя купить, — пробормотала на том же языке Трис.

Браяр по-волчьи осклабился, показав все свои зубы:

— Если только они не захотят купить, — дружелюбно сказал он. — Тогда они — мои новые, временные лучше друзья.

Позолоченные двери Зала Роз распахнулись, толкаемые лакеем, который и привёл их в приёмную. Он низко поклонился Сэндри, и показал, что они могут войти в лежащее за его спиной помещение.

Сэндри одарила его своей ярчайшей улыбкой, и проплыла мимо него как какое-то воздушное суфле из легчайших розово-белых одежд и серебряной вышивки. Браяр последовал за Сэндри. Трис, выглядевшая респектабельно в ярко-синей безрукавке поверх белого платья с пышными рукавами, сунула лакею монету, проходя мимо, кивком приняв произнесённые им вполголоса благодарности. Она провела долгие часы в пути вместе с Даджей, обсуждая надлежащие суммы для чаевых в Наморне. Даджа, одетая в стиле Торговцев, в медного оттенка коричневые куртку и лосины, со своим посохом в руках, сопроводила Трис в большой зал.

— Клэйхэйм Сэндрилин фа Торэн, — объявил глашатай. — Винэйн Браяр Мосс. Вимэйсэс Даджа Кисубо и Трисана Чэндлер.

Даджа, Браяр и Трис переглянулись, поморщившись. Кто-то из придворных решил не обращать внимания на более простые титулы Раввотки и Раввикки, которые они использовали, когда впервые встретились с императрицей, и в открытую объявить их как магов. Даджа нехотя запустила руку за пазуху, и вытащила похожий на змею шнурок из живого металла, на которой висел её медальон мага. Браяр вытащил свой, свисавший с зелёного шёлкового шнура, а Трис — свой, висевший на чёрном шёлке. Двигаясь к императрице, они поспешно расположили медальоны на груди, как положено. Даджа знала, что Сэндри медальон доставать даже не подумает. Сэндри понимала, что демонстрация её медальона не изменит то, как её видят при дворе.

Однако на спутников Сэндри демонстрация медальонов возымела мгновенный эффект. Даджа ощутила, как выпрямилась её спина. Она увидела, как с Браяром и Трис произошло то же самое. «В конце концов, нам уже восемнадцать. Нам позволено носить медальоны открыто», — осознала Даджа. «И, может быть, открытое их ношение на самом деле… поможет. Мы — не названные родственники-простолюдины Сэндри, или, точнее, это в нас на самое важное. Мы — аккредитованные маги из Спирального Круга, где медальоны просто так никому не дают. У нас есть репутация. Мы — люди, с которыми следует считаться».

Пока они шли к Берэнин, Даджа увидела, что вид медальонов у спутников Сэндри на груди также подействовал на других присутствовавших магов. Они явно были не рады видеть этот знак отличия у молодых людей. Даже Кэнайл, стоявший ближе всех к императрице великий маг, криво улыбнулся, когда приветствуя их поклоном.

«Мы заслужили их честно и как полагается», — думала Даджа, одаривая окружающих улыбкой, которая не предавала ничего из того, что происходила в её голове. «И если вы не будете играть с нами по правилам, мы даже покажем, как именно мы их заслужили».

Чтобы заставить себя забыть о ревнивых магах, Даджа оглядела комнату, будто ей позже понадобится описать её одному из её бывших наставников в качестве упражнения. Розы были изображены на портьерах, дамастовых подушках на креслах, и на шёлковых шторах, висевших по бокам высоких стеклянных окон, также служивших дверями наружу. Повсюду стояли большие янджингские эмалированные вазы, заполненные свежесрезанными розами, поэтому всё помещение пропиталось их ароматом. Сами будто являясь экзотическими цветами, элегантные придворные сидели и стояли небольшими группами, тихо разговаривая, и наблюдая за новичками. Даджа не могла не заметить, что немалое их число составляли привлекательные мужчины лет двадцати-тридцати. Хотя женщины тоже были привлекательными, их возрасты разнились гораздо сильнее, от кого-то лет двадцати с лишним, до одной женщины за шестьдесят, стоявшей прямо за спиной у самой императрицы. Стоявшие вдоль стен стражники также были видными молодыми людьми, и имели твёрдый вид профессиональных солдат. Торговцы говорили, что, согласно слухам, стража была для императрицы источником любовников, не бывших дворянами.

Даджа также увидела, что все, как бы они ни были увлечены личными беседами, поглядывали на Берэнин. Императрица сделала себя центром зала. Она изящно расположилась, поддерживая верхнюю часть туловища так, чтобы оно изгибалось подобно лебединой шее, притягивая взгляд к её плечам и тонкой талии. Сегодня она была одета в бежевое платье c накинутой сверху мантией серовато-розового цвета. Её завитые и заколотые волосы обнимала прозрачная шёлковая ткань кремового оттенка. Локоны волос свободно висели вокруг её лица, намекая на то, что она будто бы только что встала.

«Здесь сам воздух наполнен желанием», — думала Даджа, наблюдая за взглядами, которые бросали мужчины, улыбками императрицы, и движением рук дворянок. «И не только мужчин — женщины хотят быть ею, или обладать её властью над мужчинами. Всё это — для Берэнин, всё это по её воле».

Они остановились перед диваном. Сэндри присела в глубоком реверансе. Трис, немного покачнувшись, последовала её примеру. Браяр и Даджа поклонились так же низко, как при первой встрече с Берэнин, как знак уважения её силы и положения.

— Ох, пожалуйста, давай обойдёмся без этих формальностей! — весело произнесла императрица. — Сэндрилин, ты выглядишь просто очаровательно. Могу ли я украсть у тебя твою швею?

Когда императрица протянула руку, Сэндри взяла её с озорной улыбкой:

— Я — сама себе швея, Имперское Величество, — сказала она со смехом во взгляде голубых глаз. — В противном случае мне приходится проверять чужое шитьё и переделывать чужие швы. Гораздо лучше делать всё самой, чтобы сразу получилось как надо.

Даджа услышала за спиной тихое бормотание. Сэндри тоже его услыхала, поскольку она продолжила, чуть более громко:

— В конце концов, я же являюсь чарошвейкой.

— Рассказы о твоих навыках повествуют отнюдь не о скромной чарошвейке. — Шестидесятилетняя женщина, стоявшая за императрицей, носила свой собственный медальон. Дадже и остальным он не требовался, чтобы определить в женщине мага: в их магическом зрении она лучилась силой, не уступавшей по яркости силе их наставников из Спирального Круга. Несмотря на её магическое могущество и её явно доверенное положение, она была одета в простое белое платье и чёрную накидку без рукавов. Помимо гагатовых серёжек и медальона её украшала лишь чёрная вышивка на белой льняной ткани её одежды.

— Вимэйси И́шабал, прошу простить меня, — сказала Берэнин, хотя её взгляд не отрывался от четвёрки, наблюдая за их реакцией. — Кузина, Вимэйсэс, Винэйн, позвольте мне представить вам главу моих придворных магов, Вимэйси Ишабал Лэдихаммэр. Ишабал, дорогая моя, моя кузина Клэйхэйм Сэндрилин фа Торэн и её названные родичи, Вимэйси Даджа Кисубо, знаменитая в Кугиско… — Даджа смущённо опустила взгляд. Она сделала в Кугиско несколько очень громких и очень неприятных вещей. Глава магов Берэнин конечно же знала, что именно там произошло, и как глупо Даджа вела себя, позволив делам принять неприятный оборот. Берэнин продолжила: — Вимэйси Трисана Чэндлер. — Трис сделала ещё один реверанс, не сводя глаз с Ишабал. Императрица улыбнулась и добавила: — И Винэйн Браяр Мосс. — Её взгляд ласкал Браяра, пока он отвешивал поклон.

На миг Даджа подумала о том, чтобы послать двум другим девушкам мысль «Теперь несколько недель будет совершенно невыносимым», но остановилась. «Если я начну, то они захотят всё время поддерживать связь, пока им это не надоест, а потом они меня опять отрежут», — сказала она себе. «Лучше уж вообще без связи».

— Для меня честь встретиться с вами, Вимэйси Лэдихаммэр, — ответила Сэндри, сделав реверанс. — Вы известны далеко за пределами Эмелана. Я помню, что Матушка говорила о вас.

— Я сказала ей, чтобы она не совала нос в мою мастерскую, — снисходительно сказала маг. — Твоя мать всегда училась только на своих ошибках. — Ишабал Лэдихаммэр была седоволосой, с глубоко посаженными тёмными глазами и прямым носом. Её губы были изящно изогнуты и не были накрашены. Она вообще не использовала макияж, в отличие от других придворных женщин. — Ваша слава и до нас тоже дошла, — сказала она, глядя на всех четверых. — Будет любопытно поговорить с вами. Я не знакома ни с какими другими магами, получившими свои аттестаты в столь юном возрасте.

— Этим они не только позволили нам практиковать магию, Вимэйси, но и посадили нас на привязь, — небрежно бросил Браяр. — В душе мы всё ещё дети.

— Весьма пугающая мысль, — ответила Ишабал, без волнения в голосе или взгляде. — Такое «Дитя», о котором ты говоришь, не было бы способно уничтожить дом дворянской семьи в Чаммуре за несколько часов, не разрушив при этом весь город вокруг него.

Браяр пожал плечами:

— Мне помогли. И здание было старым.

— Вы все такие скромные? — поинтересовалась Берэнин.

Пока другие говорили, Даджа наблюдала за императрицей. Эти большие карие глаза неустанно следили за мимикой их лиц. «Бьюсь об заклад, она всё замечает», — думала Даджа. «Я бы делала то же самое, будь я на её месте».

Быть женщиной на троне крупнейшей империи к северу от Моря Камней и к востоку от Янджинга было делом нелёгким. Удерживать в узде дворян, знаменитых своими горячими головами, казалось Дадже довольно тяжёлой работой. Наморнские дворяне были известны своей любовью к сражениям — если не за империю, то друг против друга. Взойдя на трон в шестнадцать лет, Берэнин постоянно занимала своих дворян войнами и масштабным расширением империи, выжимавшим деньги из кошельков её подданных. Теперь, когда империя упёрлась в Море Травы империи Янджинга на востоке и в Бесконечный Океан на западе, Берэнин, вероятно, беспокоилась о том, как ещё занять свой народ.

«Послать их в новые земли, за Бесконечным Океаном», — подумала Даджа, мысленно пожав плечами. «Это их займёт. Пусть завоёвывают тамошних дикарей, если смогут. Докладывавшие Спиральному Кругу исследователи говорили, что живущие в новых землях люди обладают своей могущественной магией, укоренённой в их почве. Пусть наморнцы попробуют их одолеть, если им больше нечем заняться».

Пока Даджа размышляла, Сэндри объясняла, что они четверо не были скромными, но лишь понимали, насколько мало они на самом деле знают.

— Обладание аттестатом лишь даёт тебе понять, сколькому ещё предстоит научиться, — любезно объяснила она. — Правда, Совет Адептов Спирального Круга дал нам медальоны не только для того, чтобы мы перед ними несли ответ, но и чтобы подтвердить, что мы достигли некоего контроля над нашей силой.

Внимание Даджи привлекло движение у боковой двери. В комнату вошла женщина лет двадцати с небольшим, она несла что-то большое, завёрнутое в мерцавший сетью магического серебра шёлк. Женщина была одета в янтарного цвета льняное платье с накидкой из зелёного шёлка, и одежда была скроена так, чтобы подчёркивать её пышные формы. Её губы были такими же сочными, как и её фигура, а тёмные глаза — большими, и окружёнными длинными ресницами. Вьющиеся коричневые волосы, доходившие ей до плеч, она носила распущенными, прикрывая их янтарного цвета кисейной вуалью, удерживаемой на месте заколками с самоцветами. Увидев, что Даджа смотрит на неё, женщина улыбнулась. Было столько веселья в её взгляде, что Даджа была просто обязана улыбнуться в ответ. «Кто она?» — подумала девушка. «Она, должно быть, самая прекрасная женщина при дворе императрицы».

— А, Ризу́ка, — сказала императрица, радужно улыбаясь вошедшей. — Это подарок императора Янджинга?

Женщина подошла к дивану, и изящно сделала реверанс, вопреки ноше в её руках.

— Именно он и есть, Имперское Величество, — ответила Ризука. Её голос был лёгким и музыкальным. — Простите, что не принесла его сразу, но я знала, что сразу я вам не понадоблюсь, а мне ещё нужно было дочинить платье.

Императрица засмеялась:

— Ты слишком хорошо меня знаешь, дорогая моя. Клэйхэйм Сэндрилин фа Торэн, Вимэйсэс Даджа Кисубо и Трисана Чэндлер, Винэйн Браяр Мосс, позвольте мне представить вам мою Госпожу Гардероба, Биди́су Ризуку фа Да́лак. Ризу не только заботится о том, чтобы я и моя свита не ходили одетыми в тряпьё, она также следит за ливреями для всех дворцовых слуг.

Ризу сделала реверанс, когда все четверо поприветствовали её. «Бидиса», — подумала Сэндри. «По-эмелански это — баронесса».

— Сэндрилин, дорогая моя, я попросила Ризу принести это тебе для осмотра, — любезно продолжила Берэнин. — Я получила этот дар от императора Янджинга, и просто не знаю, что делать. Конечно, я должна послать ему равноценный подарок, но, если честно, никто из нас никогда не видел такой ткани. Я надеюсь, что ты сможешь дать нам своё экспертное мнение.

— С радостью, Кузина, — ответила Сэндри. — Но насколько же необычной она может быть, если вы никогда не видели такую ткань?

Держа свёрток одной рукой, Ризу развязала стягивавшую его шёлковую завязку, и развернула обёртку. Внутри оказался рулон ткани, отражавшей свет мириадами цветов, от красно-фиолетового до малинового. Даджа, Трис и Браяр подошли ближе, чтобы посмотреть.

«Это их впечатлило», — думала Сэндри. «И не зря. Эти нити — шёлк одного цвета, обёрнутый в шёлк другого цвета, при этом первый цвет проглядывает в некоторых местах. И нити скручены в пары, два оттенка фиолетового столь близкие, что у них нет двух разных названий, но они всё же добавляют в ткань два цвета. А вышивка… Мила благослови, вышивка такая мелкая, будто её делали муравьи».

Она протянула руку, чтобы коснуться ткани — и остановила свою ладонь в одном дюйме от ткани. Её инстинкты вопили, чтобы она держала шёлк подальше от своей кожи.

— Х-м-м, — хмыкнула Сэндри.

Запустив руку через боковой вырез своей накидки в один из карманов, она вытащила загрязнённый, пронизанный корнями и минеральными прожилками кусок хрусталя, служивший ей ночником. Несмотря на примеси посторонних материалов, хрусталь испускал чистый, устойчивый свет, в котором было проще видеть отдельные изгибы нитей в ткани.

«Три слоя», — подумала она, разглядывая материал вблизи. «Нижний слой — малиновый шёлк, обёрнутый в кроваво-красный шёлк. Внешний слой — две переплетённые фиолетовые нити. Во внешнем слое есть и золотая нить тоже. Из неё сделана половина всей вышивки. Но второй слой — он-то как раз и странный. Там спрятана более мелкая вышивка, и ткань не хочет, чтобы я эту вышивку рассматривала. Как будто меня можно остановить!»

Сэндри вытянула из своего внутреннего магического ядра нить силы, и с помощью неё начертила указательным пальцем свободной руки окружность прямо над поверхностью ткани. Она стала разглаживать магическое свечение, пока оно не превратилось в круглый диск. Его она и толкнула в ткань.

В её магию впились невидимые мельчайшие клешни, подобные лапкам жука.

Она мгновенно выдернула свою магию из ткани. «Потрясающе!» — подумала она, обеспокоенная и злая после того, как увидела весь масштаб того, что с этой тканью сотворили. «Вся эта тщательная вышивка на этой ткани, покрытие её знаками, и приведение их в инертное состояние. Они даже не начнут действовать, пока носящий одежду из этой ткани человек не порежется или поцарапается. Тогда знаки оживут, выпуская то тут, то там капельку гнили, пока совсем не отравят кровь. У его магов, наверное, ушли месяцы на то, чтобы этого добиться, не говоря уже о времени, потраченном на нити и вышивку, лучше всего подходящие для удержания заклинания. Я слышала, что в Янджинге был голод, а он заставляет своих людей тратить время и деньги на это? Что же это за император, который позволяет своему народу страдать, пока сам шлёт такие подарки в Данкруан?»

Она подняла взгляд, и посмотрела в карие глаза своей кузины. Во взгляде императрицы мелькало веселье.

«А», — подумала Сэндри, возвращая хрусталь в карман и выпрямляясь. «Моя кузина Берэнин знает, что ткань опасна, и проверяет меня. Вимэйси Лэдихаммэр, вероятно, уже сказала ей о магии в ткани. Поэтому берэнинская Леди Ризу оставила ткань завёрнутой, и поэтому не позволяет шёлку себя касаться».

— Что думаешь, Кузина? — поинтересовалась императрица. — Ткань такая восхитительная, я не хочу растрачивать её на мелочи. Мне следует использовать её для чего-то особенного, но не могу придумать, для чего именно.

«Две проверки», — сказала себе Сэндри. «Первая — чтобы увидеть, обнаружу ли я магию. Вторая — чтобы увидеть, насколько я политически хитра. Если я скажу ей вернуть подарок, то она поймёт, что я слишком глупа, чтобы понять или осознать, что это будет оскорблением для императора Янджинга — её наиболее могущественного соседа и, иногда, противника. То же самое будет, если я скажу ей уничтожить ткань или спрятать куда-нибудь подальше. Кроме того, какой-нибудь бедный слуга может захотеть полюбоваться на эту красоту, и погибнет исключительно из-за своего любопытства. Что я, по её мнению, делаю для Дедушки — только пишу за него приглашения на приёмы?»

Сэндри лихорадочно думала, пока завязывала обёртку вокруг смертоносной ткани.

— Имперское Величество, этот дар слишком великолепен, чтобы тратить его на тех, кто не способен по достоинству оценить вложенный в его создание труд, — наконец сказала она. Она улыбнулась Ризу, затем снова посмотрела на Берэнин: — Мы, жители западных земель, лишены утончённости, необходимой для восприятия этого произведения искусства. Но знаете, я практически уверена, что посол Янджинга — человек высокой культуры и острого ума. И он… это ведь он? — Ризу и Ишабал кивнули. — Готова побиться об заклад, что посол тоскует по Янджингу, — продолжила Сэндри. — Дворянин из тех земель… ну, он, вероятно, является наиболее подходящим из находящихся в Наморне людей, способных по достоинству оценить эту ткань. Уверена, он будет весьма благодарен, если Ваше Имперское Величество даст ему эту частичку его родины в знак своего расположения. — У Сэндри не было её прежней связи с друзьями, но ей эта связь и не требовалась, чтобы почувствовать, как те расслабились. Они тоже ощутили, что с тканью что-то было очень не так.

Берэнин засмеялась и захлопала в ладоши, в то время как Ишабал кивнула Сэндри.

— Чудесно, Кузина! Ты восхитительно разрешила нашу дилемму. Ризу, немедленно убедись, что всё так и будет. — Когда Ризу ушла, унеся с собой ткань, императрица сказала топтавшемуся неподалёку от неё молодому человеку: — Джа́к, глупый мальчишка, прекрати притворяться, что тебе не интересно. Клэйхэйм Сэндрилин фа Торэн, позволь мне представить тебе Сагхада Джа́кубэна фэр Пэ́ннэна? Джак — один из моих дражайших юных друзей. Он также соседствует с твоими поместьями у города Ки́лкойн.

Сэндри поняла, что проверку она прошла. Она улыбнулась, и протянула весьма привлекательному молодому человеку свою руку. Крупный, широкоплечий, с чёрными как вороново крыло волосами и яркими каштановыми глазами, он был чарующе красив, и заразительно улыбался. Он поцеловал кончики её пальцев:

— Приветствую, прекрасная соседка, — сказал он располагающим, живым голосом. — Если вы когда-нибудь захотите одолжить чашу мёда, я буду рад помочь, хотя у столь милой[4] леди, наверное, никогда не бывает в нём недостатка.

— Я знаю, что это, — парировала Сэндри, слышавшая несколько вариаций на эту тему с тех пор, как переселилась в дом своего деда Ведриса. — Это — лесть. Прошу, больше так не делайте.

Джак надулся, глядя на императрицу:

— Великолепная леди, вы говорили, что лесть у меня хорошо получается.

— Получалась, до сегодняшнего дня, — с кошачьей улыбкой сказала ему Берэнин. — Боюсь, что наша кузина поразила тебя до состояния неуклюжести.

— Но я не могу в этом признаться, — возразил Джак. — Она скажет, что я снова ей льщу.

Сэндри хихикнула, и высвободила свою ладонь, поскольку Джак её так и не выпустил:

— И не признавайтесь, — посоветовала она. — Вы почти вернули себе моё расположение.

Будто по невидимому сигналу подошли остальные, чтобы быть представленными — в том числе другие благовидные молодые люди, внимательно слушавшие приветствие Джака, и не повторившие его ошибки. Все также здоровались с Даджей, Браяром, и Трис. Берэнин следила за ними, забавляясь подобно тётушке, надзирающей за любимыми племянницами и племянниками. Когда дворяне начали спорить о том, кто принесёт Сэндри чай, а кто сходит для неё за блюдом с деликатесами, Сэндри изогнула губы в кривой улыбке. «Если бы только Дедушка мог меня сейчас видеть», — подумала она. «Хотя, он бы не стал держать у себя таких симпатичных придворных. Когда Дедушка видит, как сильный молодой человек бездельничает, он сразу находит для него работу. И подумать только, неделю назад я ехала по горам и жалела, что не могу зашить рот своим сёстрам и брату, чтобы они перестали спорить!»

Когда Джак принёс чай, Берэнин приказала Кэнайлу подвинуть для Сэндри кресло. Когда Сэндри уселась, поблагодарив его, Фи́нлак фэр Хью́рик протянул ей блюдо с маленькими колобками, свежей клубникой, и марципановыми розами. Рыжеволосый, с красивым лицом, полностью состоявшим из резных углов, он мог соперничать по внешности с Джаком. Пока они с Джаком топтались вокруг Сэндри, она заметила, как часто они поглядывали на Берэнин. Она уже было собиралась потребовать, чтобы они решили, с кем именно они хотят говорить, когда увидела, что маг Ишабал и другая женщина постарше шепчутся, глядя в её направлении.

Её как громом поразило: «Это — выбор моей кузины», — осознала Сэндри. «Она выбрала Джака и Финлака, чтобы они по её приказу ухаживали и женились на наследнице, если смогут. Дедушка предупреждал, что она это попробует. Если я выйду замуж на наморнского дворянина, я перестану забирать свои доходы в Эмелан. Моё богатство останется здесь».

Сэндри прикрыла глаза ресницами, откусывая от скороспелой клубники. «Значит, летняя игра «поймай наследницу» началась», — цинично подумала она. «Будет интересно посмотреть, как они попытаются это сделать — особенно теперь, когда им известна моя нелюбовь к лести».

Она вздохнула. «Надеюсь, они по крайней мере меня развлекут. Иначе я совсем заскучаю, пока придёт время ехать домой».

После часа, проведённого в светских беседах, Берэнин объявила, что день слишком хороший, чтобы проводить его внутри. Она позвала свой двор и своих гостей выйти наружу, чтобы осмотреть её сады. Ризу сразу подошла к паре дверей с двойными стёклами, которые выходили на мраморную террасу. Когда у неё возникли трудности с защёлкой, Даджа пошла ей помочь.

Ризу улыбнулась ей сквозь выбивавшиеся из-под её вуали локоны:

— Эти старые штуки всегда застревают в начале года, — сказала она. — Я вчера сказала слугам их смазать, но прошлой ночью было немного холодновато.

Даджа запустила в защёлку свою силу, и нагрела смазку между её деталями. Защёлка повернулась. Двери распахнулись наружу.

— Нужно просто знать, как разговаривать с замками, — сказала она Ризу.

— Ага, я вижу, — ответила та, и засмеялась. — Очевидно, мне нужно научиться новому языку. Ну и ну… — она посмотрела на покрытую латунью кисть Даджи. — Это украшение?

— Не совсем, — ответила Даджа. Она протянула свою кисть, чтобы Ризу могла её рассмотреть, и повернула её обратной стороной, чтобы той было видно латунь у неё на ладони. Пока Ризу щупала её кисть, Даджа почувствовала, как её кожа теплела в тех местах, где Ризу касалась её. Тепло текло в её руку, заставляя Даджу чувствовать себя одновременно странно и приятно.

— Оно болит? — с трепетом спросила Ризу, когда увидела, что металл неотделим от тела Даджи.

Даджа покачала головой:

— Оно — часть меня. И это долгая история.

— Я с радостью услышала бы её, — сказала Ризу, выходя на террасу. — Если ты не против её рассказать?

Даджа улыбнулась, и засунула руки в карманы куртки, идя в ногу с Ризу, когда дворяне потекли наружу, под утреннее солнце:

— Ну, если ты настаиваешь.

Трис задержалась, когда придворные потекли наружу. «Пусть гуляют, флиртуют и сплетничают о незнакомых мне людях», — думала она — о дворянах, не о своих друзьях. «Если бы я хотела заскучать, попробовала бы вышивать». Она улыбнулась. «И Сэндри бы отчитала меня за то, что я назвала это занятие скучным», — добавила она.

Правда была в том, что окружавшие первый этаж дворца ветерки заливали её образами и голосами, которые они ловили своими порывами и течениями. Это были обрывки звуков и образов сотен людей, которые ходили и работали на территории дворца. Трис могла блокировать большую часть голосов, но не давать частицам и обрывкам образов бить в её глаза было труднее, и Сэндри запретила ей носить её цветные линзы в день её формального представления ко двору.

«Мне нужны очки, которые блокируют образы, при этом не выглядя странно», — сказала себе Трис. «Или мне нужно сказать Сэндри, что мне плевать, как странно я выгляжу».

«Или… есть и преимущества в том, чтобы не выходить на улицу», — подумала она. «Это — новое место. И, что лучше, — это новая богатая резиденция, а, значит, — больше книг. Я сомневаюсь, что императрица даже заметит моё отсутствие», — сказала она себе. «Она так увлечена наблюдением за Сэндри, что я готова биться об заклад, что больше она ни на что не обращает внимания. Интересно, где Её Импершество держит свою библиотеку?»

Браяр дрейфовал в толпе дворян, знакомясь с тем, кто есть кто, особенно среди женщин. Он не сосредотачивал все свои усилия на одной женщине, только не сегодня. «Ты сможешь провести в этом человеческом саде всё лето», — сказала он себе, когда его нагоняло желание выделить какую-нибудь одну красотку. «И некоторые из этих цветов очень даже стоят затраченных на их окучивание усилий. Ты же не хочешь бегать вокруг и подрезать их как жадный грабитель».

Несколько магов-мужчин сместились в его сторону, чтобы познакомиться. Они сопровождали свои приветствия лёгким давлением, чтобы проверить, был ли Браяр слабым или неподготовленным — касание магии, подобное слишком крепкому рукопожатию. Это было популярной игрой среди неуверенных в себе магов, в особенности мужчин, и Браяр выдержал давление, не давя в ответ. Он завершал беседу, и уходил прочь от давления сразу, как только позволяли правила вежливости. «Зачем они тратят на это время?» — гадал Браяр, наверное уже в тысячный раз с момента начала обучения магии. «Они не соперничают со мной, а я — с ними, так зачем стараться? Никто из моих наставников никогда не занимался этой чушью».

— Прекрати, — наконец сказал он сердито последнему магу. — Я не буду взвизгивать как щенок, и сбивать тебя на землю я тоже не буду. Хватит впустую тратить моё время, и своё. Пора уже повзрослеть.

Кэнайл был в пределах слышимости. Он подошёл, отослав прочь мужчину, начавшего краснеть от ремарок Браяра.

— Лучше надейся, что Её Имперское Величество не поймает тебя за проворачивание таких трюков с её гостями, особенно не с магом-садовником, — посоветовал он дворянину. Когда тот ушёл, Кэнайл вопросительно уставился на Браяра. Он был на ладонь выше, самый высокий мужчина при дворе: — Ты думаешь, что это пустая трата времени? — спросил Кэнайл. — Не считаешь это способом оценить потенциальную угрозу от незнакомца?

Браяр засунул руки в карманы штанов:

— Зачем? — разумно спросил он. — Я должен быть чудовищно недоумком, чтобы попробовать здесь что-то такое — в месте, где даже тропинки проложены в форме защитных знаков.

— Ты не желаешь уважения окружающих? — спросил Кэнайл. Выражение взгляда у него было как у человека, который наткнулся на какой-то странный новый вид животного.

— Какая мне разница, уважают они меня или нет? — спросил Браяр. — Если я захочу научить их уважению, то не буду делать это с помощью глупой игры. Я свои силы берегу для дел.

— Ну, моё дело — защита Её Имперского Величества, — напомнил ему Кэнайл.

— А в мои дела не входит ничего, что может ей навредить, — ответил Браяр. — Ты, очевидно, уже это знаешь. Я — милый, неопасный маленький зелёный маг, весь покрытый цветами и травкой, и всё такое.

Кэнайл прикрыл ладонью начавшую наползать на его лицо улыбку. Когда он убрал ладонь, снова взяв свои губы под контроль, он сказал:

— Маленькие покрытые растениями зелёным маги не безопасны — только не тогда, когда они носят медальон в восемнадцать лет. Я считался одарённым, но свой я получил лишь в двадцать один год.

Браяр пожал плечами:

— Едва ли это моя вина. Может, твои наставники попридержали выдачу, потому что беспокоились об уважении с твоей стороны — а может быть, мои наставники уже знали, что я их уважаю за всё самое важное.

Кэнайл начал тихо смеяться. Переведя дух, он сказал Браяру:

— Ладно. Я сдаюсь. Ты победил — такие проверки силы действительно не имеют смысла в реальной жизни. Но если ты думаешь, что кто-то из этих волков не попробует показать своё над тобой превосходство, в магии или в бою, то тебя ждёт жестокая встряска.

Браяр отмахнулся от этой идеи как от мошки:

— То, что они хотят танцевать, не означает, что я буду двигаться в такт, — ответил он. Они с Кэнайлом пошли в ногу по мере того, как придворные начали расходиться по окружавшему дворец парку. — Так где ты учился? — спросил он, пока они шли вслед за лордами и леди.

Они неплохо поболтали, прежде чем одна из леди завладела вниманием Кэнайла. Браяр побрёл дальше сам по себе, осматривая растительное богатство, украшавшее дорожки. Появившийся в поле зрения пруд потянул его сесть на своём берегу, посмотреть на покрывавшие поверхность пруда зелёные листья лилий. Из воды на длинных стеблях торчали бутоны, ещё слишком плотно свёрнутые, чтобы показать цвет скрывавшихся внутри цветов.

Он услышал у себя за спиной шелест шёлка. Не оглядываясь, Браяр пробормотал:

— Алипутские лилии! Как ей удалось заставить алипутские лилии расти так далеко на севере? — Он позволил своей силе растечься вокруг, по поверхности пруда, но обнаружил лишь тончайшие шепотки магии по берегам и вдоль дна — обереги, отпугивавшие гниль и насекомых.

— Это было непросто, — весело ответила Берэнин. Браяр повернул голову; она стояла всего лишь в футе от него, её придворные стелились у неё за спиной подобно цветастому плащу. — Я укрываю их всю зиму в оранжереях — в бассейнах, достаточно тёплых для поддержания в них жизни. Мне приходится так поступать со всеми растениями из тёплых широт. Один хороший выдох Сиф в Ноябре — и они не протянут и десяти минут. В первый год моего правления я потеряла на водяных лилиях целое состояние, потому что оставила их снаружи в Октябре. — Она вздохнула, грустно скривив свои изящные губы: — Мой отец вообще запрещал мне импортировать растения. Говорил, что не будет зря тратить хорошую наморнскую монету на садовую мишуру. В первый год моего правления я опасалась, что он был прав, и что было глупостью тратить все эти деньги на растения, которые мгновенно чернели при заморозках и так и не оправлялись.

Браяр посмотрел снизу вверх в её большие карие глаза, заинтересовавшись. Эту её сторону он не ожидал. Да, имперские сады были одним из чудес Наморна, но он думал, что они были результатом работы имперских садовников. Он и понятия не имел, что императрица интересовалась ими самими, а не только приносимой ими славой.

— Но вы попытались снова, — сказал он.

— К тому времени на меня было совершено три покушения, и было восстание крестьян, которое пришлось подавлять пятитысячной армией, — сказала она, уставившись в даль. — Я подумала, что если править империей так трудно, то я заслужила какое-то напоминание того, что у моего положения есть хорошие стороны. — Она улыбнулась ему: — В соседнем пруду у меня растёт папирус, — сказала она. — Хочешь посмотреть?

Браяр поспешно встал:

— Я весь ваш, Имперское Величество.

Она посмотрела на него:

— Неужели? — с озорной улыбкой спросила она. — Тогда можешь предложить мне свой локоть. — Браяр так и сделал, отвесив ей свой наиэлегантнейший поклон. Она положила свою украшенную кольцами белую ладонь ему на плечо и показала в сторону одной из тропинок: — Туда.

Придворные расступились перед ними, когда они двинулись по тропинке, и пошли следом. Браяр смотрел на свою спутницу, всё ещё пытаясь разобраться, как он относился к тому, что эта могущественная женщина любила растения.

— Так вы надзираете за всеми садами, Имперское Величество? — поинтересовался он.

Берэнин запрокинула голову, и рассмеялась. Взгляд Браяра прошёлся по милым контурам её шеи. «Им следует воздвигать ей статуи как Миле Зерна», — подумал он. «Или местной богини земли, Кунок. Я удивлён, как все эти влюблённые щенки-придворные не усыпали такими статуями всю страну». Он оглянулся. Влюблённые щенки зыркнули на него.

— У меня не было бы времени следить за каждым из здешних садов, не говоря уже о тех, что расположены в других моих владениях, — сказала Браяру Берэнин. — И многие из них являются демонстрацией могущества империи. В них нет ничего личного. Но у меня есть некоторые места, которые полностью мои, за ними в моё отсутствие по делам следят доверенные садовники, а ещё у меня есть оранжереи. Зимой всегда есть время покопаться в земле. Вот мы и пришли.

Они вышли из-под сени деревьев на ярко освещённое открытое пространство, весь день заливаемое солнечным светом. Здесь пролегал длинный пруд, по берегам которого рос высокий папирус. Вдоль берега шёл деревянный настил. Берэнин повела Браяра к нему.

— Ненавижу терять в грязи хорошие туфли, — объяснила она, — но берега нужно держать топкими для тростника. Знаешь, что это? — Она указала на просвет зарослях на краю пруда.

Браяр присвистнул:

— Карликовые водяные лилии, — сказал он, узнав маленькие белые бутоны среди крупных листьев. — Здорово.

— Я пыталась их скрестить, — сказала императрица, облокотившись на перила вокруг пруда. — Я хотела вывести красную разновидность. Мне удача пока не улыбнулась. Но может улыбнуться тебе.

— Это займёт больше времени, чем я собираюсь здесь провести, — сказал ей Браяр, наблюдая за самцом утки, патрулировавшим воды у зарослей тростника. «Готов биться об заклад, что у него в зарослях на яйцах сидит подружка», — подумал он. «Для таких, как он, этот дорогостоящий водоём — всего лишь гнездовье».

— Жаль, — ответила Берэнин. — Я думала, что мы с тобой сможем создать сады, которым будет завидовать весь мир. Но если ты так решил, то я не буду тебя уговаривать.

Взгляд Браяра привлёк блеск на дальнем берегу пруда.

— Имперское Величество, я думаю, что вы кого угодно уговорите, если захотите, — галантно, но рассеянно сказал он. — А там что?

— Мои оранжереи. Хочешь взглянуть на них? Или думаешь, что я пытаюсь тебя соблазнить? — озорно поинтересовалась Берэнин.

Браяр посмотрел ей в глаза, и сглотнул. «Если бы здесь была Розторн, она сказала бы, что Берэнин для меня — это слишком», — подумал он. «И она, наверное, даже была бы права».

Берэнин одарила его долгой, неторопливой улыбкой:

— Идём. — Она снова взяла его локоть, когда они пошли дальше по деревянному настилу. Топот каблуков по доскам заставил императрицу обернуться и нахмуриться: — Разрешаю вам остаться здесь, — резко сказала она. — Мы направляемся в оранжереи, и вы же знаете, что я не могу пустить туда никого из вас. — Браяру же она сказала: — Последний раз, когда я пошла туда с тремя — только тремя! — из моих придворных, один из них опрокинул пальму, а другой сломал полку с глиняными горшками. Они совершенно грациозны в зале для танцев и на поле боя, но не в оранжерее.

Браяр оглянулся, поймал тлеющие взгляды нескольких молодых дворян, и осклабился.