Воля рода

Глава 16. Вошедший

Голова Альберта, срубленная молниеносным движением клинка, в полной тишине подкатилась под ноги троим оставшимся оракулам.

Оракулы переглянулись, но вступать в бой со мной не спешили. Вообще, они вели себя на удивление спокойно, будто всё здесь происходило по плану, и даже сейчас в их глазах ощущалось превосходство надо мной.

Жжёный пёс подкрался незаметно… Я упёр клинок остриём в пол и тяжело осел на одно колено. Вспоротый кокон где-то в недрах моей псионической души отдавал дикой болью, и все мои чакры пульсировали уже не так активно.

Словно из меня выкачали всю энергию. Магия Вето кирпичом торчала во второй нижней чакре, и чувствовалась, как застрявшая кость в иссохшем магическом пищеводе.

Мне тяжело далось разрушение кокона. И теперь я задыхался в этом месте.

«Тим, ты не должен был приходить сюда», — голос Эвелины сквозил горечью, — «Моя свобода — в пустыне».

— Он уже не уйдёт отсюда, — холодно произнёс один из оракулов, — Всё уже предрешено.

Во мне заклокотало что-то зловещее, будто за то время, что я насмотрелся на Чёрную Луну, я набрался от неё потусторонней злости. Ощущение, будто из глубин души поднималось нечто.

Знакомое чувство… Одержимый?

Я стиснул рукоять упёртой в пол сабли, пытаясь поднять себя — лезвие выгибалось под моим весом. Одержимый шевелился во мне, ворочаясь, словно медведь после долгой спячки, но проснуться никак не мог.

Противники, наконец, сделали шаг ко мне. Держа наготове клинки, они осторожно расходились в стороны, занимая удобную позицию. Несмотря на то, что их больше, они всё же боялись меня…

Оракул справа начал движение, и я бросился наперерез, перехватывая своим клинком его. Зазвенела сталь, выбив пару искр, и я, чувствуя боль в отбитых руках, отскочил. Они стали неизмеримо сильнее.

Выпад противника слева, я успеваю парировать, но клинок чуть не вылетает у меня из руки. Тут же мне в ребро под ключицу вонзается клинок третьего оракула.

Ещё неглубоко — они словно намекают, что играют со мной.

— Тебе говорили, что лучше присоединиться к нам, — третий отошёл и, протянув к языку окровавленный кончик сабли, лизнул её.

— Псовая луна вам подруга, — усмехнулся я, зажимая рану левой рукой.

Второй тут же бросился, замахиваясь саблей, и я, решив пожертвовать плечом, сделал резкий выпад в сторону первого. Тот стоял, улыбаясь, и совсем не ожидал такого, с хрипом приняв остриё лезвия прямо в горло.

Я тоже заорал, когда на моё левое плечо обрушился удар, и снова упал на колено. Убитый мною противник рухнул, заливая кровью каменные полы.

Рукоять сабли выскользнула из моих пальцев, и я зажал плечо, пытаясь стянуть края широкой раны.

— Привратная шваль! — тот, который облизывал лезвие, подошёл и пнул меня в челюсть, — Имя нам — Легион!

От удара из меня чуть душа не выскочила. Я отлетел и упал, воткнувшись затылком в пол. Да так и застыл, глядя в темноту сверху, и чувствуя, как левое плечо холодеет с каждым толчком выливающейся крови. Вот так вот, битвы богов и тёмных сил заканчиваются обычным побоищем.

Никакой тебе магии… Только злость.

— Минус пять, — процедил я сквозь разбитые губы.

— Ты думаешь, ты первый?

Оставшаяся двоица расхохоталась. Надо мной нависли их тени — вокруг оракулов развевались тёмные контуры, а их глаза, кажется, засветились в темноте. Словно чернота пыталась проступить сквозь их кожу.

— Да, мы не бессмертны, но всё равно мы — вечны.

— Вечны, как капитские кредиты… — выдавил я.

— Мы пережили уже двоих Последних Привратников на своём пути, — остриё сабли коснулось моего горла, — И будут ещё. Потому что мы — вечны!

Глаза светятся краснотой, а застывшая на лице улыбка будто отклеилась, и дёргается, как проделка неумелого монтажёра. Нет, просто их много, этих улыбок, как и душ внутри оракулов — каждая пытается выйти на первый план, и лица перестали быть чёткими.

— А ведь мы и вправду испугались, что у тебя получится, — сказал один, — Когда эта самозванка неожиданно сама отправила тебя в пустыню!

Его рука дёрнулась, показывая пальцем в сторону Эвелины.

— Да, — кивнул второй, — Это было страшно.

Может, по их плану, я должен был сейчас закатиться в истерике, проклиная себя за упрямство и глупость? «О, нет! Как же я мог?! Почему я не послушался богини?!»

Ага, щаззз — не дождётесь, псы толчковые.

— Я не марионетка…

— Не марионетка?! — оракул даже сорвался на хохот, — Иные — это сильные души, такие чуткие, что легко откликаются на зов богов. Поэтому ты и попал в этот мир. Ты был обречён стать марионеткой!

— Но тебе повезло, нам нужны сильные души. Мы — Легион, и соединившись с нами, ты обретёшь вечность.

— Мы — милосердны, и всегда даём шанс. Ты готов идти с нами?

Я ощерился, чувствуя, как внезапно вся моя душа превратилась в небольшое пятнышко на фоне поднимающейся из подсознания темноты. Одержимый проснулся, оживая и качаясь, словно океан, разбуженный штормом.

«Иной, мы надеялись, что нам больше не придётся спасать твою задницу», — могильный голос Одержимого раскатистым эхом прокатился по черепной коробке.

Вот же пёс толчковый, и это кто ещё кого спасал? Ну же, Василий, скажи что-нибудь!

— Что это? — оба оракула вытаращились на меня, их горящие глаза округлились.

И тут же в зону обзора попала моя рука, окутанная таким же чёрным ореолом, как и эти двое передо мной. Рука перехватила нависший надо мной клинок, легко переломила его.

Изменившийся голос Эвелины прокатился по залу, словно грохот стальной трубы:

— Я же сказала, что ты ещё послужишь, нечисть.

Тёмные оракулы вздрогнули:

— Самозванка! Ты обманула нас!

— Послужу, Незримая, если даруешь нам прощение, — мои губы сами разлепились.

— Глупцы! Предатели! — кричащие лица оракулов мелькали передо мной, и, кажется, я с ними уже вовсю бился, — Вы предали Легион!

А это удобно, когда ты находишься на задворках сознания, и просто наблюдаешь, как кто-то за тебя делает всю работу. Сейчас он закончит, и можно будет продолжать свой путь.

«Нет, Тим», — послышался голос Эвелины с нотками горечи, — «И ты, и Василий… Вы растворитесь в Легионе, исчезнете среди тысяч душ. Возрадуйся хотя бы тому, что они получили прощение».

Исчезну?!

А вот теперь, понимая, что я никак не могу вернуть контроль над телом, мне стало страшно. Вашу же псину, мы так не договаривались!

А битва была страшной, и в то же время — завораживающей. Каждый оракул превратился в чёрную тень, и они носились по всему залу, пикируя каждый раз в атаку на меня.

Судя по тем сгусткам тьмы, в которые превратились мои руки, я пребывал в таком же состоянии. И мой Легион проигрывать явно не хотел — он отражал атаки, и нападал сам, обрушивая на врагов демонические оплеухи.

Я, конечно, мог бы порадоваться, что мой Одержимый держится достойно. Но для меня пришла очередь спасать уже свою шкуру… точнее, душу. Да и Василия можно прихватить с собой, так то, я за него в ответе.

Вокруг закопошились живые тени. Ощущение, что в голове Василия собирается толпа, и я почувствовал на себе острый взгляд. Впервые я увидел Легион таким, какой он есть — много душ.

И они кружили, находясь пока на самом краю сознания. Но ловушка постепенно стягивалась.

«Ты будешь наш. Ты — будешь с нами».

— С кем, с вами-то? — вырвалось у меня.

Если этот Легион хороший, то те двое — плохие. Чем будет заниматься хороший, когда победит?

«Наша цель — вечность!»

И всё это под дикий аккомпанемент криков и грохот ударов. Противники дикими прыжками носились по всему залу, летела крошка от каменного пола и кровь от рассечённых ран.

Упал один из оракулов, располовиненный ударом моего Одержимого. Молодец, конечно, но радости я уже не испытывал.

Как и раньше, мой разум ринулся по энергоконтуру, пытаясь найти лазейку, чтобы вернуть контроль над телом. Но везде стоял мягкий блок, который выталкивал меня обратно, причиняя тупую боль. Ладно хоть, не контузило.

Я не стал тратить много времени на эти попытки, потому что Одержимый отлично знал это тело. Я и там, в Царском лагере, когда он захватил контроль, не смог ничего сделать.

У меня тогда почти получилось… Что получилось?

Да, я пытался выскочить в тело хоть какого-нибудь мага, нащупав его «точку сборки». В оракула-то прыгнуть легче лёгкого, когда он открывает свой разум при атаке. А вот маг, работающий с грязной псионикой и материей, не так доступен.

Кажется, битва в зале перешла на какой-то новый уровень. Появились ещё бойцы, одетые в рясы чернолунников, раздавались выстрелы. Но Одержимый, словно адское чудовище, просто убивал всех.

Всё это были Безлунные, ну или просто магия здесь не работала. Я лихорадочно ловил момент, старательно следил за псионикой, выхватывая из темноты глаза то одного счастливчика, то другого.

Да ну грёбаная Пробоина какая-то, а не ситуация! Я вылавливал точки сборки, и даже был готов нырнуть некоторым безлуням в разум…

Но что потом?! Тут же быть убитым моим же Василием, принявшим демонический облик? Вырваться из одной тюрьмы, чтобы попасть в капкан?

Ну в кого же, вашу псину… в Эвелину?! Нырнуть в богиню?!

Глаза Избранницы горели в этом адском океане двумя серыми маяками. Те самые глаза, которые столько издевались надо мной, накачивая кровь всякими гормонами, заставляя влюбляться и ненавидеть.

Те самые глаза, которые пытались и убить меня, и спасти…

Да и вообще, она же брюнетка. А Васе нравятся брюнетки! Все эти мысли промелькнули за долю секунды, как я почуял, что мой разум, свернувшись ментальной стрелой, метнулся в Эвелину.

Одержимый, как и тогда, в лагере, попытался перехватить меня, но… да пошёл ты, куда вам тягаться с богиней, вечнососы?!

«Ино-о-ой!!!» — сотни яростных голосов летели мне вслед…

— И?

Я стоял на вершине дюны, глядя на слепящее солнце. Испепеляющей жары не чувствовалось, и мне сразу стало понятно, что это видение.

Небо потемнело, словно солнце что-то затмило, и вдруг на его месте появилась Пробоина. Всё та же клякса, полная звёзд.

— Ну что ж, муж мой любимый, свершилось!

Я обернулся. Пылающий уголёк фыркнул, нюхая мою руку, но я не отрывал взгляда от той, кто сидела на элементале.

Эвелина… И вправду, богиня. Обнажённая, с распущенными волосами, с чёрным камешком тхэлуса между ключиц и с серым псарэсом на лбу.

Упругие бёдра крепко сжимали мощную спину элементаля, и там, где кожа Избранницы касалась раскалённого тела, поднимался дымок. Вот уж действительно, и никакой депиляции не надо…

Волосы падали на торчащую грудь, заставляя меня высматривать за ними ареолы сосков. Все изгибы тела, каждая прелестная округлость — мои глаза раз за разом оббегали тело Эвелины, и замирали, встречаясь с её глазами.

Эх, если бы у меня было моё тело, то я бы…

— Всё понимаю, муж мой, — она подняла руку, в которой оказалось то самое копьё.

Один наконечник пылает огнём, другой подрагивает, словно рябь на озере. Эвелина коснулась моего плеча раскалённым кончиком, и я почуял, как где-то там, где моё тело сейчас сражается, у него заживают страшные раны.

Эвелина улыбалась, но в глазах её не было и намёка на веселье. И, судя по её молчанию, она могла тут стоять вечно, вот так, с грустной полуулыбкой, наблюдая за мной.

Наконец, я подал голос:

— Ты говоришь, свершилось… Что — свершилось?

— Ты вошёл в меня. Семя Последнего Привратника, попавшее в Избранницу, даст жизнь новому миру.

Я сразу же жадно впился глазами в Эвелину, мой взгляд опустился ниже, по плоскому животу, на бугорок ниже… Туда, где кожа Избранницы уже встречалась с огненной шерстью «уголька».

— То есть, как это — вошёл? — я искренне возмутился.

Такое чувство, как будто тобой воспользовались, как тряпкой, и выбросили.

— Вот эти вот глюки, ну, вот это вот всё… — я ревниво ткнул пальцем в пустыню, в небо, и в Пробоину, в которой зловеще проявилась Чёрная Луна, — Вот это называется — «вошёл»?!

Меня взяла крепкая мужская обида. Тут стараешься, задницу рвёшь, за царский род впрягаешься, врагов Красногории гоняешь, мир спасаешь, а заодно и богиню…

У Эвелины поднялась одна бровь:

— Послушай, муж мой ненаглядный. Там, где дела божественные, и зачатия такие же.

Тон мне не особо понравился, и действительно напомнил супружеские отношения.

— И всё равно! — я помахал пальцем, чувствуя задор, — Я — не согласен!

— Это — предназначение. И никто из смертных и бессмертных не может противиться ему. Ни ты, человек, ни даже я… — она запнулась.

— Богиня? — тут же спросил я.

— Ох, Незримая, оттаскай меня за космы… — она с яростью воткнула копьё пылающим концом в песок, и тот сразу же зашипел, плавясь в стекло, — Ты — самый упрямый Привратник, попавшийся мне за всё это время!

Она искренне злилась.

— Ты не делаешь то, что тебе говорят, не следуешь за знаками, не слушаешь меня!

— Я… — мне пришлось запнуться, когда по её щеке вдруг покатилась слеза.

Ох, ну вашу псину, да знаем мы эти бабские истерики. Когда губы говорят: «Я всё решила!», и при этом взгляд, кричащий «Да сделай же что-нибудь!»

— К псовой луне все твои предназначения! — я шагнул вперёд, хватая её за талию и впиваясь в губы.

Можно возмущаться, а можно… делать.

Что это было? Как это было? Наверное, именно так рождалась Вселенная в Большом Взрыве…

Мы часто слушали разные лекции в корпусе псиоников, потому как командование сильно заботилось о нашем образовании. При чём, некоторые лекции были такие долгие и усыпляющие, что мы иногда реально думали, что это — очередная виртуальная симуляция, где псионик просто должен выжить. Мы между собой иногда шутили: «Любой пёс Федерации будет из кожи вон лезть на заданиях, доказывая свою квалификацию, лишь бы не вернуться на эти лекции».

И вот один преподаватель рассказывал о взгляде теологии на сотворение Вселенной, то есть, как на самом деле состыкуется существование Бога и науки. А сам старичок был такой древний, и нам даже казалось, что он говорит о Большом Взрыве, как непосредственный свидетель…

— Вот муж мой дорогой, — возмущённый голос Эвелины вырвал меня из параллельных миров, — Я ждала сотни лет Последнего Привратника, любовника из другого мира, чтобы он думал при мне о всякой чуши?

Мы стояли на песке, прижимаясь друг к другу… Вокруг было всё то же видение, и над нами Пробоина извергала осколки уже Красной Луны. Почерневший мир погибал, огромные обломки один за другим падали на землю, поднимая огненные волны смерти.

— А теперь опять «свершилось»? — спросил я.

Как назло, я ничего особо не помнил, но послевкусие осталось такое, будто мы действительно самое малое «миры создавали». У меня не было такого ни с одной… да что там, даже ни с одной блондинкой такого не было! Всё-таки, Вася чего-то знал, а мне не говорил.

Вот только видения в небе так и предупреждали о том, что миру пришёл конец.

Эвелина уткнулась лицом мне в плечо, а потом отрицательно покачала головой. Я почуял на коже слёзы…

Да ну ваше капитское счастье! У меня внутри всё упало.

— То есть как — нет?

— Это проклятый замкнутый круг, Тим, — Избранница подняла глаза, глядя на Пробоину, — Ох, отшлёпай меня Незримая, как же я тебя ненавижу!

Там, из небесной дыры, на нас смотрела Чёрная Луна.

Я стиснул зубы и, схватив Эвелину за плечи, крепко встряхнул. Во мне безо всяких «угольков» и Одержимых проснулась ярость. То самое, древнее чувство, когда должен защитить во что бы то ни стало… Моя!

— Эвелина, — просипел я, едва сдерживая злость, — Я в этом мире болтаюсь, как луна в Пробоине! Вокруг одни загадки, тайны, заговоры… И для всех я очень важен, но мне никто ничего не говорит.

— Таков путь, Тим, — Эвелина пожала плечами.

— Так ты — Незримая?! — я чуть не прокричал это.

Она зажмурилась, улыбаясь.

— Я хочу ей быть… И не хочу!

— Да капита мне в друзья! Сколько можно?! — я уже не сдерживался, — Ты же не можешь не быть богиней, это и толчковому псу понятно!!!

— Ты узрел суть вещей. Я не могу ей не быть, — она тряхнула головой, и мне по щекам прилетели пряди чёрных волос, — Не могу. Но при этом я не хочу возвращаться!

— Куда возвращаться?

— Туда… туда, где я могу… не быть Незримой.

Я вытаращил глаза. Она издевается?! «Я НЕ МОГУ не быть. Но есть место, где я МОГУ не быть»…

Так, Тим, успокойся, в первую очередь она — женщина.

— Расскажи, что хотел от тебя Легион?! Почему я должен тащить задницу в пустыню, а не к тебе?! И почему… — тут мой голос сорвался, и я сказал то, чего больше всего боялся, — И почему ты ведёшь себя так, будто ты обречена?