Воля рода

Глава 9. Чующий

Мы шли к Вертуну, пробираясь через расщелины между отвесными скалами и карабкаясь на крутые склоны. Иногда приходилось останавливаться, и прислушиваться всеми фибрами души и чакр…

Прислушивался я, потому что в плане чувствительности к стихиям Филиппо был обычным Безлунным. И мне даже было слегка непонятно, кто из нас кого ведёт к Вертуну.

— Гордыня имеет разрушительные последствия, сын мой, — словно прочитав мои мысли, сказал одноглазый.

Я как раз стоял на вершине очередного гребня, разглядывая окрестности через линзы магострела, и Филиппо только-только вскарабкался следом. Он сел, пытаясь отдышаться — не по годам ему были такие скачки по горам.

Хмыкнув, я спросил:

— А как же Безлунный преодолел бы этот маршрут?

Я показал в сторону, где под навесом гигантского камня чернел валун странной формы.

— Вот там, например, «уголёк» спит… А камень-то соблазнительный, так и хочется под его тенью отдохнуть. Как бы ты его почуял?

Солнце действительно забралось уже высоко, и довольно сильно припекало. Филиппо присмотрелся к камню, потом со вздохом ответил:

— Незримая хранит нас на путях наших, и только чистота помыслов…

— Ой, не заливай, — я плюхнулся рядом, положив винтовку на колени, — Филиппо, ну пусть я Иной, но мозги же у меня на месте.

Старик скривился, потом вытащил и показал кулон. Он представлял из себя несколько колец, вправленных друг в друга по мере уменьшения. Кольца имели какую-то свободу движения, и вращались в разные стороны, причём довольно бодро.

И чем-то это мне напоминало артефакт, которым пользовались солдаты, чтобы определять активность вертунов.

Я жадно прислушался к кулончику, пытаясь распознать, какая магия там запакована. И опыт работы с пирусными пулями сразу же дал себя знать — уже знакомые мне плетения всплыли в памяти.

Правда, маг-технарь закрутил их довольно оригинально, придав зеркальное направление — он запрограммировал кулон на защиту, а не разрушение. Тут же я распознал слабую псионику других стихий, но плетения увидеть уже не смог, ведь это не была стихия огня.

Получалось, артефакт универсальный. И это давало как плюс, так и минус…

Я, например, остро почувствовал элементалей огня, но то нападение «снежка» показало, что другие стихии мной воспринимаются плохо. Зато артефакт худо-бедно мог чуять все стихии.

— Вращается, — задумчиво сказал я, разглядывая кулон.

Филиппо спрятал своё сокровище и сказал:

— Потому что Красный Вертун близко.

— А «уголька» почуять сможет? — я снова показал под большой камень.

Старик вздохнул и честно признался:

— Нет, Тим, он не настолько чуткий, как ты. Почует, только когда «уголёк» уже кинется, ведь спящий элементаль почти не излучает энергию стихии. Да и вообще, если бы не Незримая, я бы и так не рискнул пойти сюда сейчас!

Усмехнувшись, я помог старику встать. Универсальность артефакта навряд ли превышала моё чутье — когда «снежок» нападёт, времени заметить волнение кулона не будет.

И опять получалось, что моя общая чувствительность к псионике всё-таки надёжнее…

Мы услышали Вертун раньше, чем увидели, и мне уже был знаком этот звук. Громкий рёв и надсадный треск хорошо долетали эхом из-за вершин, и казалось, будто где-то там горит лес.

Филиппо сразу же пояснил, что обычно Вертуны ведут себя потише, но Луна ушла и всё такое…

По мере приближения к Красному Вертуну всё больше скал вокруг были покрыты сажей, и стали попадаться обугленные кустарники. Травы здесь вообще не было, зато ветер поднимал пепел и золу из-под ног, стараясь забросить побольше в глаза.

Здорово измазавшись в саже, мы подползли к кривому ряду валунов и выглянули. Впереди был небольшой пустырь, окружённый мелкими скалами и такими же камнями, за которыми мы прятались.

А в центре — он…

Ревущий огненный шар, слепленный из красных вихрей плазмы и оранжевых всполохов пламени, очень напоминал пожар в невесомости. Пару раз мне пришлось видеть такое, и непроизвольно я вздрогнул — огонь в невесомости был очень опасен и практически невосприимчив к тушению.

Красный Вертун едва превышал два метра в диаметре, и почти на треть утопал в земле. Грунт на несколько шагов вокруг давно оплавился, отблёскивая настоящим зеркалом, и заметно чадил дымом.

Внутри меня радостно подёрнулся источник силы, оставленный Одержимым. Он словно подключился к зарядке и стал жадно впитывать энергию — здесь темпы насыщения были гораздо выше, чем там, возле хижины.

Я подумал, что можно будет обойтись и без таблетки пириума, которую я взял на всякий случай, ведь «угольков» рядом с Вертуном должно быть очень много.

Их действительно было так много, что пришлось держать магострел наготове. Тот тут, то там они сидели неподвижно, медленно двигая головами и лениво оглядывая горы.

Моё чутье регистрировало ещё несколько штук спящих, и я сразу же предупредил Филиппо, тронув его за плечо. Старик оглянулся, и я показал ему на небольшой валун, в десяти шагах от нас. Камень как камень, в этом обугленном мире сажи и пепла ничем не отличался от остальных.

Энергии здесь было огромное количество, и я даже чуял, что смогу превратиться в «уголька». Но это надо было оставить на крайний случай.

Старик глянул наверх и вздохнул. Небо чистое, ни единого облачка, светит яркое солнышко, и никаких лун.

— Жаль, Красной Луны нет, тебе было бы легче, — сказал он, спрятавшись обратно за валун и прислонившись к нему спиной, — Подождём Пробоину…

Он откупорил пробку у фляги, глотнул и предложил мне. Я примостился рядом, тоже оглядывая чистое небо. Мы оба знали, что чёрная клякса Пробоины прячется где-то за вершиной, медленно поднимаясь по небосводу в зенит.

Закрутившийся порыв ветра перекинул с пустыря горсть жара вместе с пеплом, и мы с Филиппо едва не чихнули, зажимая носы.

— Я встречал уже Вертуны, — задумчиво сказал я, — В заросших полях, и там не было такого пепелища.

— В бетон, наверное, закатали, — пожал плечами Филиппо, — Гордый человек давно пытается приручить магию.

— Как же его заливают-то?

Меня не то, чтобы это удивляло, но интересовал сам процесс. С инженерной точки зрения…

— Без Привратника никак. Пока он сдерживает магию Вертуна, Безлунные возводят каркас, потом начинают заделывать потихоньку.

Я усмехнулся. Надо же, какая полезная профессия — Привратник.

— И что, Вертун прямо послушный становится? — я с сомнением оглядел скалы вокруг, покрытые сажей.

Кое-где взлобья и утёсы блестели оплавленными краями, и мне трудно было представить, чтобы к Вертуну можно было близко подойти, чтобы невозмутимо работать мастерком и шпателем.

— Нет, конечно, только власть Незримой способна на такое. Привратник лишь немного успокаивает его, — вздохнул Филиппо.

— Не могу представить, чтобы рабочие не пострадали, — проворчал я.

— Так они очень даже страдают, и даже погибают, — с грустью сказал старик, — Но кто же считает жизни Безлунных?

Мы замолчали. Я прикрыл глаза, пытаясь послушать Вертун. Так, что там от меня требуется-то?

Я прекрасно чувствовал его — во внутреннем взоре был он похож на солнце, которое сияет во все стороны лучами энергии. Выбрасывает псионику целыми завитками, будто протуберанцы.

Но это был только источник, на который я не мог повлиять. Смотри, если хочешь, можешь даже накачивать энергию. И всё…

— Для тех, кто не Привратник, он как костёр, — прошептал Филиппо, — Красивый, и может согреть. Но сунешься — сгоришь!

Я кивнул, продолжая с закрытыми глазами рассматривать Вертун, и спросил:

— А Привратник может сунуть руку?

— Нет.

Я вздохнул. Вот ведь философ, не может сразу объяснить, без вот этих своих хождений направо и налево.

— Привратник может подкинуть дров, чтобы разжечь. Или плеснуть воды, чтобы затушить.

Я чувствовал, что Филиппо улыбается, поэтому открыл глаза и возмущённо посмотрел на него.

— Погоди, Тим, есть особые техники. Вот Пробоина поднимется, и начнём.

Ветер снова бросил нам на головы охапку пепла, и старик смачно чихнул. Он сразу же напрягся, прижимаясь к камню, а я вскочил на одно колено, взяв магострел наизготовку.

В молчании прошло полминуты, но никто так и не напал. Да и попробуй услышать, когда Вертун иногда завывает так, что оглохнуть можно.

— Это Карлик, — подал голос старик, усиленно протирая ноздри, — Хотя в этих горах, насколько знаю, даже Ординары встречаются.

— Они крупнее?

— Намного. В самой Красногории Ординаров не так много, они больше окружают её.

Я сразу же вспомнил про южный фронт, где красногорцы бодались с великолунцами. Там вроде был какой-то нюанс, что частично Вертуны помогали армиям против врага — одно дело пытаться пройти через организованного, но двуногого врага, а другое дело через земли, кишащие тварями.

— А Вертуны-Гиганты? — спросил я, — Мне доводилось слышать про Гигантов.

Филиппо потёр подбородок.

— Это поистине огромные Вертуны… Вот, например, юноша, в котором ты находишься. Ты знаешь, что, когда он родился, поместье его рода исчезло в чреве Гиганта?

Я кивнул. Этот разговор мы ещё со стариком не заводили.

Филиппо прочёл вопрос в моих глазах и прошептал:

— Прости Незримая меня за дерзость, но тогда были страшные времена. Даже страшнее, чем сейчас, ведь Великие Лунные Рода убивали друг друга…

— Расскажи.

— Не самое лучшее время… — старик мельком глянул на небо, потом махнул рукой, — Только времени-то у нас как раз завались.

Всё оказалось немного не так, как я думал. И, пока Филиппо вещал, пришлось немного придерживать очнувшегося Василия — не всё в рассказе ему нравилось.

Филиппо поведал, что двадцать с лишним лет назад, незадолго до событий в краю Великих Лунных Борзовых, он в Чёрном Карауле получил видение от Незримой. Видение это было о том, что в мир придёт Предтеча, который станет Последним Привратником, только если он, Филиппо, исполнит волю богини.

Проблема была в том, что большинство других Караульных получили совсем другое предсказание.

— Как же так?

— Как тебе сказать, — замялся старик, — Незримая и Чёрная Луна… Они вроде бы связаны, но в то же время богиня сама по себе.

Я вспомнил разговор под шатром, где Второлунник спорил с Афанасием и Эвелиной. И Второлунник тоже назвал там богиню Незримую самозванкой…

Перед глазами всплыла картинка, как Эвелина с копьём скакала на мне посреди пустыни и кричала «не хочу возвращаться».

Пазл медленно и со скрипом складывался… Тут меня осенило:

— Незримая сама бежит от Чёрной Луны, получается?

Филиппо поджал губы, заметно покраснев. Будто это был страшный секрет, и его нельзя было даже произносить вслух.

Ну, а что? Если вспомнить религии нашей родной Земли, они тоже имели свойство со временем изменяться. Тысячи лет назад имели значение одни заповеди, а потом другие…

Я махнул рукой:

— Ладно, продолжай. Давай я буду думать, что это просто заговор среди чернолунников.

Старик улыбнулся:

— Просто, да непросто. Когда слышат о знамениях богов и их планах, то все представляют какой-нибудь апокалипсис и тому подобное. Но божественная мысль она на то и божественная, что обычному человеку никогда не постичь её. Эта мысль может двигать людские сердца в течение тысяч лет, — он красиво взмахнул рукой, заставляя меня посмотреть на небо, — И если Лунные две тысячи лет назад вдруг увидели предсказание, что Безлунные станут им равны, разве это не выглядело для них, как страшный Конец Света?

Святоша явно увлёкся, и мне пришлось его осадить.

— Филиппо, — я прищурился, — Давай не про тысячи, а про двадцать лет назад сначала.

В общем, увидел старик волю Незримой, и она очень не понравилась Верховному Совету. Но Незримая заранее в видении предупредила Филиппо, что не о всём можно говорить…

К счастью, тот Перволунник, который правил Детьми Чёрной Луны тогда, решил, что одной проповеди достаточно, чтобы переубедить юного Филиппо.

Перволунник направил одноглазого в тот край, про которое было видение, с твёрдым наказом избавиться от Предтечи, потому что такая была воля Верховного Совета. И Чёрный Караул подтвердил, что даже Чёрная Луна этого хочет.

Филиппо нашёл новорожденного, и сделал вид, что убил младенца. Кстати, при рождении Василия действительно был большой всплеск Вертунов и Пульсаров, который даже почуяли многие оракулы. Но «магия Вето», наложенная одноглазым, породила второй всплеск, и как бы надолго закрыла Василия от чужих глаз.

То есть, он практически стал Безлунным, и для всех предсказателей и тому подобных оракулов Василия как бы не стало.

Я хмыкнул:

— В общем, хитрецы вы были. Кстати, Филиппо, а как ты глаз потерял? Или это секрет?

Тот пожал плечами:

— Как, как… Это была моя жертва в знак того, что я исполню волю Верховного Совета. Они не верили после того, как мне пришло другое видение, и я выколол себе глаз, чтобы убедить.

Ох, твою… его же псину!

Я считал себя бывалым воякой, повидавшим всякое, но тут даже мне стало не по себе. Судорожно сглотнув, я зябко передёрнул плечами.

— Ну, и Незримая так сказала мне сделать. С тех пор я таскаю в глазнице псарэс, чтобы не попасть под влияние Чёрного Лика и Серых Хранителей.

— Что за Чёрный Лик?

Филиппо опять поджал губы, но всё же ответил:

— Что Незримая, что Чёрная Луна — это всё лики одного божества. Оно имеет много ипостасей, и лишь одна из них желает нашему миру добра.

— Так что, Незримая, получается, сама с собой сражается?

— Ну-у-у… Можешь считать так, Тим.

Я почесал затылок, потом спросил:

— А что мама Василия?

— О, Анжелика Ветрова оказала даже большее влияние на ход истории, чем я, — Филиппо улыбнулся, — Воля Незримой оказалась такова, что Василий был ещё и незаконным сыном царя Рюревского.

— Так уж и воля Незримой? Скорее всего, мамаша была фавориткой, чтобы выбить какие-нибудь преференции для мужа.

Старик пожал плечами.

— Может, и была.

Василий внутри меня заворочался, недовольный таким пренебрежением к матери, но я усилием воли его успокоил. Тише, дрищ, никто тут никого обижать не собирается, мы просто беседуем.

Филиппо продолжил:

— Тогда за престол уже начали борьбу два сына Рюревского, и Борзовым не повезло оказаться в самом центре этой схватки.

— Я слышал про эту борьбу. Один из сыновей был магом огня, другой оракулом.

— Оракул, Леонид Рюревский, тогда выиграл борьбу, и убил брата, подставив его во время сражения на одном из Вертунов… Уничтожение Борзовых было с этим связано, они выбрали не ту сторону.

— Да уж.

— Впрочем, Анжелика Ветрова не осталась в долгу — она спасла и ребёнка, и жестоко отомстила всему роду Рюревских за Борзовых.

— То есть?

— Ветрова — бывшая Избранница, она имела доступ к некоторой магии, и наложила Чёрную Хворь на преступников.

— Вот даже как? — тут я даже немного оторопел.

Удивили меня две вещи. Что Избранница оставила прошлую жизнь и вышла замуж, и что Чёрная Хворь государя связана с моим Василием.

— Пострадал практически весь род Рюревских, и он угасает, — грустно сказал Филиппо, — И это — тоже воля Незримой. Без её позволения такая мощная магия не сработала бы.

— Ну, думаю, поделом, — я усмехнулся, — Царю несладко, наверное.

— Да и его сыну тоже…

— Стоп, — я снова перебил старика, — Что значит, его сыну? Ты про меня… то есть, Василия?

— Нет, я про сегодняшнего Перволунника…

Пока я сидел ошарашенный, Филиппо всё спокойно рассказал.

Как оказалось, второй сынок-оракул ни хрена даже не умер, а сидит себе спокойно в горах Диофана в храме Первого Полнолуния. Удар Чёрной Хвори по нему пришёлся гораздо сильнее, и тогда разъярённый царь здорово прошёлся по главам Верховного Совета.

Так и получилось, что сегодня Перволунник — это сын Рюревского, но об этом почти никто не знает. Для поддержания жизни в храме Первого Полнолуния проводят очень страшные обряды, и страдают от этого обычные священники.

Я сразу вспомнил, что в царском лагере Второлунник говорил отцу Афанасию, что тот «ещё пригодится». Вот, значит, для чего? Чтобы продлить жизнь главе чернолунников…

— Анжелика использовала хитрую формулировку, накладывая проклятие. Пострадали все преступники, и царя тоже задела Чёрная Хворь. Получалось, что сам государь знал о том, что будет с Борзовыми.

— И что, её никак не снять, эту Хворь?

Филиппо посмотрел на меня с лёгким сожалением.

— Нужна невинная кровь истинного наследника.

Я вздохнул, понимая, к чему он клонит. Даже не надо было расспрашивать, одноглазый всё равно объяснил бы мне, что именно я — тот самый невинный, да ещё истинный наследник.

Да, для меня сейчас самый лучший вариант — это проникнуть в эту грёбаную усыпальницу Рюревских и выяснить, чего же такого учудил государь, что даже духи рода вставляют ему палки в колёса. Ведь получалось. Если его задела Чёрная Хворь, то он помог одному из сыновей убить другого?

Вот же толчковые псы!

Рёв Вертуна чуть изменился, послышался вой «угольков». Филиппо осенил себя знамением и привстал, выглядывая за камень. Потом поднял голову, глядя на Пробоину, появившуюся из-за вершины:

— Ну что, Тим, пора пробовать…