Я включила в подвале свет. Потом схватилась за металлические перила и сделала первый шаг вниз. Под ногою скрипнула ступенька. Словно пропищала мышь.
Я сделала еще один шаг, щурясь от света. Холодные ступени студили мои босые ноги. Я приподняла подол своей длинной ночной сорочки, чтобы не запнуться об него по дороге вниз.
Растрепанные со сна каштановые пряди спадали мне на лицо. Я убрала волосы за плечи одной рукой. Рука дрожала от страха.
Я услышала, как внизу загудела, включаясь, печь. Еще одна ступенька взвизгнула под ногами. Я замерла на середине лестницы.
— Что же я делаю?
Произнесла я эти слова — или только подумала?
Зачем я посреди ночи тайком спускаюсь в подвал?
Это была не моя идея. Мне не хотелось этого делать. Меня тянуло туда… тянуло против воли.
Карли Бет… Карли Бет… — взывала ко мне ужасная маска. Безобразная маска — Маска Одержимости, что пыталась однажды разрушить мою жизнь… пыталась лишить меня рассудка… пыталась обратить меня во зло.
И теперь она призывала меня. Она заставила меня спуститься по лестнице и брести вперед, босиком по холодному полу подвала.
Карли Бет… Карли Бет…
Я осознавала, что не сплю. Слишком явственным было чувство страха. Я включила свет в игровой комнате. Лампа на потолке вспыхнула, осветив красные виниловые стулья и диван. Я вцепилась в край столика для пинг-понга. Я пыталась остановить себя. Пыталась удержать себя на месте.
Но слишком сильно было притяжение маски.
Я вдруг почувствовала себя ужасно маленькой и слабой — словно пылинка, засасываемая мощным пылесосом. Мои пальцы соскользнули со стола. Я заковыляла вперед, пальцы ног тонули в длинном ворсе на белом ковре.
Мои плакаты с лошадьми… красные настенные часы… старый трехколесный велосипед моего брата Ноа… дверца шкафа, оклеенная семейными фотографиями… все слилось в расплывчатой дымке, когда я, шатаясь, брела вглубь подвала.
К кладовой в дальнем его конце. К горе из картонных коробок и старой мебели, через груды детских игрушек, ветхой одежды и макулатуры. Там похоронила я маску. Глубоко-глубоко под грудами ненужного хлама, где никто, никогда не смог бы ее найти.
А теперь она звала меня… тянула меня к себе…
Карли Бет… Карли Бет…
Быть может, ее шепот звучал только у меня в голове? От звука ее голоса, взывающего ко мне по имени, ледяная дрожь — волна за волной — прокатывалась вниз по тыльной стороне моей шеи.
Я знала, чего она хочет. Я знала, зачем она разбудила меня и вытащила из спальни.
Она хотела, чтобы я откопала металлическую шкатулку, в которой похоронила ее. Чтобы я отперла шкатулку и освободила ее. Чтобы надела ее, как в прошлом году. Чтобы снова позволила ее злобе мной завладеть.
Маска Одержимости готова была вновь подчинить себе мой разум и заставить меня творить зло.
Я не могла этого допустить. Я никогда не позволю этому случиться снова.
И тем не менее, я была здесь, стояла посреди темной кладовой. Вглядывалась в груды картонных коробок и старой мебели. Я была здесь, и ничего не могла с этим поделать.
Мои ноги тряслись, когда я взяла первую картонную коробку. Вся дрожа в своей тоненькой ночной сорочке, я сняла коробку с груды вещей и поставила ее на пол. И тут же потянулась за следующей.
— Я не могу остановиться! — проговорила я сдавленным шепотом.
Мне хотелось отвернуться. Хотелось бежать. Вместо этого я нагнулась и вытащила из тайника металлическую шкатулку. Старую черную шкатулку с тяжелой защелкой. У меня вырвался испуганный вздох. Шкатулка была горячей!
Что же я делаю? Почему не могу остановить собственные руки?
Сердце мое упало. Со сдавленным стоном я отперла шкатулку и приподняла крышку.
Маска, сложенная внутри шкатулки, испускала таинственное зеленое свечение. Я смотрела на два ряда острых кривых клыков. Толстые резиновые губы кривились в триумфальной усмешке.
— Стой, Карли Бет! Стой! Не делай этого! — умоляла я себя саму.
Но я уже не управляла собой. Я взялась одной рукой за бугристый безволосый затылок маски и извлекла ее из шкатулки.
— О-о-о-о-ох! — простонала я. На ощупь маска была совсем как человеческая плоть.
Заостренный подбородок подергивался вверх-вниз. Резиновые губы причмокивали.
Я не могла дышать. Грудь, казалось, вот-вот взорвется.
Я выронила шкатулку и подняла безобразную маску высоко над головой. Пустые глазницы сделались шире. Губы, похожие на жирных червей, все так же причмокивали.
Подвальный холод охватил меня. Я чувствовала, как напряглись мои мускулы. Все мое тело закостенело от страха.
Я начала опускать маску… опускать ее себе на голову…
Я чувствовала, как теплая резина коснулась волос. Я потянула ее вниз. Горячая, словно человеческая кожа, маска заскользила по моему лбу.
А потом…
— НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ! — вырвался у меня отчаянный крик.
Крик, в котором смешались воедино ярость и страх.
Звук собственного крика придал мне сил. И, рванув маску вверх, я содрала ее с головы.
— НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!! Тебе не одолеть меня! Я никогда не надену тебя, никогда, никогда, никогда!
Я вцепилась обеими руками в бородавчатые щеки маски. И чуть не задохнулась, когда теплые резиновые губы вновь начали причмокивать.
Губы раздвинулись, обнажая клыки.
И Маска Одержимости разинула рот в протяжном, душераздирающем ВОПЛЕ!