Ворчание ездового пса

Да и метать‑то уже практически нечего; бисер тот кончается.

Спасает меня в моральном плане только то, что я считаюсь отработавшим свое пенсионером. Имею право вроде бы опустить планку. А внутренний голос – незатухающее честолюбие мое – протестует. Вот в этом суть внутреннего конфликта.

Так‑то вроде должно тешить душу признание меня авторитетом в среде аэрофобов. На безрыбье. Множество источников образуют довольно мощный поток общественного признания: а вот, мол, почитайте Ершова…

Я бы мог сделать больше. Но время и энергия были упущены в дурацких борениях и поисках. Сейчас вроде причалил к устойчивому берегу, а сил уже нет.

Я писал в эйфории – пытался поскорее донести до благодарного читателя тайну Неба.

А благодарному читателю оно, небо это высокое, как оказалось, не сильно‑то и нужно. Ему нужна услуга: поскорее через то небо пролететь, и обязательно с удобствами. Благодарный читатель столь быстро изменился за десяток лет, что я остался с открытым ртом.

Пока я прекраснодушно мечтал о том, как увлечь, как передать огонь души… молодежь воспитывалась и жила другими, приземленными, шкурными интересами. И они теперь превалируют. А над моим пафосом прагматики смеются.

Теперь мой Ездовой пес – не ко времени. Любопытно – да. Но и только. Информация. Капля инфы в бурном потоке.

Больно это сознавать, а никуда ж не денешься. И я замыкаюсь в своем мирке. Лучше совсем отойти от темы, чем продолжать вникать в нее на старости лет.

Открыл я пятую часть своих летных дневников и зачитался; так всю до конца и прочитал. Да уж. Понятно, почему в 20–летие ГКЧП этот опус интересует людей.

Перечитал вторую часть «Таежного пилота». Самому нравится. Все равно, никто из нынешних летающих пилотов не сможет так написать.

Может, этот, пока не совсем угасший интерес все‑таки оживет осенью и подтолкнет меня дописать третью часть?

Перечитал третью часть. Ну, осенью попробую продолжить.

Завершился МАКС-2011. На форуме обмен мнениями и фотографиями. Больше на форуме ничего нового нет. Ну, упал под Питером ещё один Як-18Т: старый летчик катал пассажиров и не вышел из плоского штопора. Выложили видео горящих останков самолета с горящими трупами людей. Поднялся политкорректный вой: ах, ах, как можно такое показывать.

Такое нужно показывать постоянно. Чтоб эти экстремалы думали головой.

А в общем, идёт болтовня.

Читаю книгу Тенцинга Норгея «Тигр снегов». Ну, уважаемый человек. Он в 53–м году заслужил мировую славу, выше которой была потом только слава Гагарина. Неграмотный шерп, но мужественный, мудрый и порядочный человек.

Заодно нашел в сети и скачал любимую свою книгу «Покорение гигантов» – о восьмитысячниках. Была когда‑то такая у меня, да дал почитать её – и заносили.

Читаю вторую книгу Тенцинга: «После Эвереста». Ну, сравнивая с первой книгой, – небо и земля, в буквальном смысле. Родня, встречи, поездки, впечатления, общественная деятельность, работа альпинистского института, технология обучения альпинистов и т. д. и т. п. Скучно.

Ага: ты же сам в «Откровениях» описывал технологию воровства, сдачи бутылок и гаражную эпопею.

Но я хоть разбавлял эту бытовую тягомотину описанием полетов. А тут сплошной быт служащего, да ещё политические игры, в которые этого неграмотного служащего затянула слава.

А потом подошла старость. К этому времени умер Неру, ушли и другие высокие покровители Тенцинга; новые руководители страны обошли прославленного земляка вниманием, он вынужден был подать в отставку и долго не протянул: умер в возрасте 72 лет, уже никому не нужный.

На авиа ру народ приходит к выводу, что причиной деградации форума является общий развал нашей авиации и связанные с ним упаднические настроения.

Поэтому я и ушел с форума. Не о чем говорить.

В стране за последний год произошло столько знаковых катастроф, что невооруженным глазом видно: все рушится. Сегодняшний невыход грузовика «Прогресс» на орбиту – ещё один звонок.

А твиттеры озабочены футболами, универсиадами, выборами и прочими шоу, с которых им в будущем отломится.

Мировой авторитет государства заключается не в его популярности, не в том, что оно тоже «как люди». Авторитет всегда зиждился на грубой силе, мощи и техническом прогрессе. Когда англосакс хочет – он идёт и берет. А уж как там это преподнести миру – дело дипломатов.

Авторитет же государства внутри страны физически выражается в ощущении народом стабильной уверенности в завтрашнем дне. Отсюда идут все патриотизмы, нравственности и морали.

Россия нынче – сырьевой придаток развитых стран, хоть и загнивающих. То, что она привязывает мир к своей трубе, – хорошо. Но нужна твердая и бесчувственная, аморально–прямолинейная рука на кране. Кто кого кормит в этом мире.

У нас внутри страны такая рука есть, она цинично–жёсткая и держит за горло и правителей, и весь народ. А вот взять за горло мир мы не успеем по простой причине: мир ведёт курс на планомерный развал российского этноса всеми доступными средствами. Нас скоро отравят наркотиками различных видов: начиная от элементарной травки и кончая потребительством как идеологией жизни. И мы будем бояться того, что если, не дай бог, случится сбой с поставками нашего газа в Европу, то Европа нам не даст айподов. А без айпода как жить. Нас насаживают на европейскую иглу, отучая от творчества и созидания.

Скорее всего, искушённая Европа первая успеет деморализовать Россию.

Наша молодежь не понимает, что айфоны, впариваемые нам, создаются из нашего же газа. Приоритеты поменялись местами. Мы, старики, видевшие воочию мощь Союза, ещё можем в этом разобраться; молодежь, рюкзачки, – нет. Мы задыхались от дымов над заводами, производящими продукт для отечества; молодежь же довольна чистотой экологии. Они растут с телячье–радостным сознанием того, что Россия, мол, – тоже европейская страна и что нам надо стремиться к сиське Запада в будущем, а самим – торговать, потреблять и посредничать.

Сосет же сиську родины–мамы все‑таки Запад. А мы сладостно упиваемся его калом.

Нет, все‑таки, по большому счету, даже бедно жить – но в самодостаточной стране, за железным занавесом, – это лучше, чем быть на побегушках извращённой европейской демократии, в погоне за мифическим богатством. Я вот теперь прямо‑таки склоняюсь к этой мысли. Я и умру с нею.

Если бы меня спросили сейчас, согласен ли был бы я, чтобы вернулся Сталин, отвечу: согласен. Демократия и я – вещи несовместимые. Как ни тяжел был партийный, застойный гнёт, но, попробовав за двадцать с лишним лет той демократии, я бы под него охотно вернулся. Сколько той жизни осталось. Те нравственные издержки социализма – ничто по сравнению с нынешними.

Для меня гораздо ценнее нынешних открывшихся возможностей – прежнее ощущение единого, сплоченного народа, мощного государства, национальной идеи и стабильной жизни. Я в ней всегда приспособлюсь. А те, для кого эти возможности нынче открылись, только грабят и обескровливают страну, которая катится по наклонной плоскости наркотического безумия к полному распаду.

Стоя у развалин любимой моей советской авиации, я горестно вою. И так – везде.

На днях открыл же распрохваленую «Лолиту» Набокова. Боже, какая гадкая мерзость, какая шизофрения. И не говорите мне о свободах – эту книгу надо прятать от подростков. Уважения моего к этому педофилу нет, несмотря на то, что эстеты восхваляют его язык.

Это совсем не то, что, у примеру, говорят о картине «Проселок» Саврасова: грязь – и чистым золотом! Нет! Глядя на полотно Саврасова, возвышаешься душой, становишься благороднее и чище, начинаешь видеть в любом, самом захудалом уголке красоту и величие твоей прекрасной Родины. Читая же «Лолиту», опускаешься в помойные глубины низких инстинктов, как бы о них возвышенно и «чистым золотом» ни вещал извращенец. И если Европа видит в этом обогащение души… то фтоппку Европу!

Набоков был очень рафинированный, утонченный, несчастный, больной человек, с воспалёнными яйцами; они его мучили. Энтомолог–самоучка, он исследовал гениталии бабочек.

Запад, загнивающий, наркотически–педерастический Запад, воспринял шизофреника Набокова на ура.

А теперь мы в России имеем то же самое. Уря, урря! набоковым. И лолит у нас до хера.

Порадовал один из моих старых читателей, ныне пятикурсник Ульяновска. Прислал хорошее, искреннее, умное письмо: рассуждает о своем понимании летного труда, сетует о судьбе школы, которую мы явно теряем, об общей деградации летного персонала.

Естественно, благодарит за тот толчок, которым мои книги заставили его добиваться цели. Выстрадал человек. Видно, что с него будут люди.

Сколько уже я таких писем получил… и счет им потерял.

У меня возникает шизофреническая мысль. То я все трындел о том, что мир ушел вперёд, а мы отстали. А теперь все яснее вырисовывается картина общего загнивания не только нас, но и того, ушедшего вперёд мира. Так что не одни мы в дерьме. А значит, надо на тот мир вообще не оглядываться, а жить как живётся.

Предстоящее двенадцатилетие при ожидаемом президентстве Путина представляется мне тем медленным периодом, когда в стране самопроизвольно будут утрясаться капиталистические отношения, сопровождаемые звоном колокольчиков неких показных реформ. Основой, конечно же, будет труба, которою при моей жизни страна ещё как‑то сможет распоряжаться, держа за спиной проржавевшую насквозь ядерную дубину. Что там дальше за Путиным, я и не загадываю, ибо прожить больше 12 лет вряд ли мне удастся: а в возрасте 80 лет уже все равно.

Мир же, зависящий от нашей трубы, за 12 лет вряд ли сможет собрать силы для решающей битвы с умирающей Россией за нефть и газ. К тому времени, возможно, разработают альтернативные источники энергии. А может, тот мир уже окажется неспособным создать что‑либо более существенное, чем айпод. Мир тупеет, погрязая в потребительстве. Может, и неплохо было бы остановиться в технологическом развитии, потоптаться на месте и осмыслить статус кво.

Но, боюсь, к тому времени народы Земли сильно подсядут на всевозможные реальные и виртуальные наркотики, дающие возможность хоть на время уйти от земных проблем. И Россия, как неблагополучная страна, подсядет сильнее других. Но об этом думать не хочется, это уже после меня.

Спасением для России было бы закрытие железного занавеса. Но и за этим занавесом для реального спасения нации понадобился бы страшной силы государственный террор, куда тому Сталину вместе с Гитлером.

А если идти по демократическому пути… это говорильня твиттеров на куче использованных шприцев.

Все эти теории Гумилёва о пассионарности, циклах и прочая – не брали во внимание спровоцированную информационной революцией внезапную, бурную, стремительную деградацию человечества, погрязающего в удовольствиях сомнительного толка. Не ядерная война уничтожит народы, а наркотики: спиртное, травки, синтетики, извращения, телевидение, игры, социальные сети, бегство в интернетовские, виртуальные, компьютерные миры. От любого из этих наркотиков в обществе потребления личность распадается, и это хуже эпидемии. Те же, кто, думая управлять миром послушных и отвлеченных от проблем людей, ныне активно садят человечество на иглу, – просчитаются: они будут жить среди скотов, среди новых еху, которым до их богатства, величия, власти – не будет дела. Правители мира будут вынуждены быть санитарами в гигантском рушащемся дурдоме, уйти из которого некуда.

Народы же Африки, до сих пор местами живущие первобытным строем, цивилизацию не возродят. В худшем случае они вымрут от СПИДа, в лучшем – будут влачить то же самое жалкое существование, только осложненное высокой рождаемостью, эпидемиями и хронической нехваткой пищи.

Так что лучше не заморачиваться общественными проблемами, а наслаждаться теми радостями, которые даёт обычная, пока ещё не испоганенная особо цивилизацией жизнь сибирской глубинки.

Мысль посетила. До 60 лет я вёл самую обычную жизнь, в чем‑то однообразную и тягомотную, в чем‑то интересную, но, в общем, правильную, без взбрыков. А с 60 лет начался какой‑то творческий взлёт… и вот около года назад он плавно растворился. Пришла усталость; основным итогом мыслительного процесса стали разочарование и цинизм. Но эти шесть–семь лет отмечены явным подъемом, вспышкой, закидонами, большим жизненным напряжением. И вот вопрос: что это было?

Скачал книгу, написанную машинистом метро Максом Рублевым с участием пресловутого Олега Дивова: «Не прислоняться. Правда о метро». Ну, кухня ремесла. Уже в сети читатели сравнивали эту книгу с моей «Аэрофобией», противопоставляя явную нелюбовь метровского машиниста к маасковской толпе – доброжелательности Ершова к авиапассажирам… обосрались бы они мне.

Написано динамично, но несколько суховато и чуть непонятно в терминологии (я‑то читателю все разжевываю), в расчете, что читатель сам врубится. Но главное отличие сабжа от моего опуса заключается в том, что книга написана москвичами, написана для москвичей, написана о москвичах, которые «сами виноваты» в том, что их так много, что им приходится биться за существование в мегаполисе и что они сами друг другу мешают, заклинивая работу системы метрополитена.

Пока аналогий с работой пилота не нахожу, разве только что у поезда масса 400 тонн, да скорость, да ещё постоянное желание спать. А так – несравнимо. Примитивно. Труба; светофоры; станции; блокировки. А главное, как я понял – двери, двери, двери и график, график, график. Конвейер. Справляют малую нужду в открытую дверь на ходу, на долгом перегоне, при зеленом свете, по потоку. Проза. Вся жизнь в трубе. Одномерное движение, вперёд и вперёд: быстрее, ещё быстрее, стоп, снова вперёд, быстрее, ещё быстрее…

Из эстетического. На море не спеша читал «Мастера и Маргариту», растягивал удовольствие, наслаждался булгаковским языком.

А вчера Надя попросила найти песни группы «Белый день», где‑то ей порекомендовали. Нашел, послушал – как из чистого родника испил. Хорошие, народные, близкие сердцу песни. До слезы проняло. Вспомнились покойные Евдокимов и Заволокин. И мы с Надей перед сном сидели и слушали, слушали… Скачал альбомчик себе. На фоне современной городской помойки – чистая струя; каждая песня – искренний рассказ о жизни. И автор всех песен – солистка Лена Василёк.

Надо отметить высочайший профессионализм ансамбля. Тут, как мне кажется, «Золотое кольцо» немного уступает: не тот вкус. Хотя и те, и другие работают в одном полезном направлении.

Медведев сообщил, что вот, мол, авиация наша пришла. Наша авиация, оказывается, имеет проблемы. А ну‑ка, быстро! принять исчерпывающие меры, запретить Як-42… ну ладно, не запрещать… провести среди них проверку; заодно укрупнить авиакомпании, а те из них, которые не обеспечивают безопасность, прикрыть.

Главным же пуком гаранта была такая декларация: безопасность потребителя важнее отечественных приоритетов. Не можете делать свои безопасные утюги… тьфу, самолеты, – покупайте безопасные за границей. И при чем тут отечественный авиапром. Выделить миллиарды, закупить за бугром цивилизованные учебные самолеты для училищ. И т. д. Пусть обыватель, то есть, народ великой мировой авиационной державы, будет уверен в том, что великая авиационная держава закупила для евонного седалища надежные зарубежные самолеты. И пусть она, держава эта, бывшая, превратится в великий сырьевой придаток цивилизованного мира – зато заднице будет безопасно летать. А потом придет цивилизованный англосакс и уверенно возьмёт нашего обывателя за задницу.

Президент сказанул, а через полгода, согласно правилам демократии, его пнут. Ну, посмотрим, в теме ли Путин. А тема серьезная: у нас в стране сильный, ливневой самолетопад. О котором ещё десять лет назад кричал Пономаренко; ну, и я, сирый, тоже вякал. И самолеты будут, будут, будут ещё падать. Школа деградировала, новая ещё не сложилась, а симбиоз собранных по сусекам пилотов совковой формации с джойстиковыми самолетами непрочен и чреват. Заплатим большой кровью.

РЕН ТВ прислало мне просьбу выступить с телеинтервью по больной теме. Я решительно отказался. Они тогда попросили порекомендовать кого‑то, кто может рассказать, «как провожают самолеты»; я навел их на Дениса, тот многое сможет разъяснить лучше меня.

Все ищу в сети отзывы о своем творчестве. И все чаще проскакивают реплики ценителей насчет того, что Ершов таки не писатель, что Ершову надо бы хорошего литературного редактора, что характеры у него примитивны и т. п.

Вася, шли их всех в круиз. Это молодежь, не читавшая классиков, считающая их отстоем, это молодежь, выросшая на кафках, прустах, муракамах, на изощрённых хитросплетениях интеллигентских интриг и на языковых новациях новых футуристов. Ершов для них, и правда, пишет уж больно примитивно.

Примитивно же – означает, что уж слишком просто и ясно, скучно уму молодого горожана, истосковавшемуся по новым языковым извращениям.

Вася, при вперёд ледоколом. Время все расставит. Ведь все поголовно утверждают, что у Ершова талант ясно доносить мысль и внятно рассказывать. И большинство таки признается, что читают Ершова на одном дыхании.

Посмотрим, как будут читать мои книги через несколько лет.

Вывод, который напрашивается уже давно, горек: мы растеряли профессионализм старой школы. Старые экипажи долетывают на авось, на старых наработках, надеясь на матчасть и молясь, как бы чего не вышло… ещё годик, ещё полгодика… Профессионалов среди них – единицы. Фактор старости (который я вполне ощутил и на себе, отчего и ушел на пенсию), ведёт к похуизму и потере страха: «а – извернусь как‑нибудь». В стрессовой ситуации старики теряются, не говоря уж о недоученных молодых… сорокапятилетних мужиках.

На старой технике остались далеко не самые талантливые летчики; скорее – самые ленивые, неспособные, туповатые, не наделенные высокими нравственными качествами. Это подтверждается рядом последних катастроф, где нарушения летчиками элементарных правил, приведшие к гибели людей, просто аморальны.

Причина этой аморальности не в недоученности или недисциплинированности пилотов, хотя это – само собой. Причина в той аморальной атмосфере, которую создали правители страны, бросив стратегически важную отрасль на самотек, да ещё капнув туда яду коррупции. И в авиации возобладал рваческий принцип временщиков. Тут уж не до шлифовки мастерства.

Я озабочен снижением нравственного качества в среде старых летчиков на старой технике; Денис Окань говорит о том же в среде пилотов, эксплуатирующих иномарки. И там, и там главенствует принцип: ещё годик… полгодика… а там – трава не расти.

Это как нынешняя обстановка на дорогах. Из‑за тесноты и перегруженности, из‑за перенасыщенности пространства автомобилями водители плюют на правила и используют тесное пространство в меру своей наглости, нахрапа и изворотливости. А та точка, на которой насыщение общества автомобилями надо было бы придержать, давно пройдена. Общество потребителей уже не может без удобств; удобство передвижения захлестнуло нашу жизнь, превратившись в свою противоположность на той же МКАД, да и во всех дворах.

Так и в авиации: успеть хапнуть высокие заработки, пока тебя не раскусили и не поперли. Пропихнуть сынка, кума, свата. За мзду. Не до профессионализма, тем более что техника пришла надежная, только кнопки нажимай.

В результате имеем самолетопад и на старой технике, и на новой. И даже прогрессивный Запад падает над Атлантикой, столкнувшись с нестандартной ситуацией в обычном полете.

У меня зреет желание написать на эту тему трактат. Но я прекрасно понимаю, что, обнародовав его, только настрою против себя всех летчиков – и старых, и новых. И все равно ведь ничего не изменю.

Левитин же лепечет перед депутатами о недоученности пилотов и старой технике. Но ни одно из последних авиационных событий не связано с отказами старой техники, везде только нарушения, некомпетентность и низкие личностные качества экипажей.

А депутатам, доживающим последние месяцы в теплых думских креслах, – наплевать. Бабло за лоббирование уже попилено, теперь только досидеть.

Вот так же точно досиживают в пилотских креслах старые волки советской школы, летающие на стереотипах и здравом смысле.

Переходный период этот продлится ещё лет десять. За это время должны сформироваться новые командные кадры из нынешних патриотов авиации, вроде Дениса, у кого душа болит не за сынков, не за бабло, а за Дело. А старое все уйдет естественным путем. И вот только тогда начнет формироваться нормальный человеческий подход к нравственным ценностям авиации. Правда, из их списка напрочь исчезнут романтика и Дух. Останутся логика, дисциплина, долг и чувство справедливости.

Но без государственной воли, рыночным путем, этот процесс может и не пойти. Человек нетерпелив, а без хорошо видимых ориентиров в жизни склонен махнуть на все рукой. Тот же Денис годам к сорока поймет, что проще плюнуть и ухрять за бугор, как, к примеру, прижился в Эмиратах известный на авиа ру Арабский Летчик. Тихонько себе летать, делать свое дело, опираясь на здравый смысл, и не думать о мучительных путях становления новой русской авиации.

Государство же наше бессильно даже определиться с концепцией. Размытый принцип «безопасность потребителя превыше всего» никак не определяет государственную волю ни в последовательном развитии отечественного авиапрома, ни в государственной поддержке авиапредприятий, ни в прозрачной политике решения транспортных проблем отдаленных регионов. Даже в отношении военной авиации нет четкого государственного подхода. Твиттеры откровенно не в теме. Им тоже лишь бы до марта досидеть.

Нажарил котлет, теперь сижу и слушаю музыку Вячеслава Овчинникова, который, оказывается, в определенных кругах считается непризнанным гением чуть не всех времён и народов. Надыбал я его опусы по очерку о нем, размещенному на Либ. ру. Ну, нашел музыку, послушал. Скажем прямо: пока не доставило. Ну, потом послушаю ещё, может, откроется. Музыка у него классическая. В частности, он написал музыку к «Войне и миру» Бондарчука… и музыка эта мне не запомнилась.

Вот: нашел бал Наташи, вот клип… прекрасно играет актриса… а музыка… нет, не цепляет. Сложно для моего деревенского, духового восприятия. Симфонично. Под такой вальс не потанцуешь. И мелодии нет.

Вот под «Вальс–фантазию» Глинки – потанцуешь, потому что это действительно Вальс! Хотя и концертный. А вальс Овчинникова – сложная симфоническая музыка, написанная на три четверти.

Значит, он – композитор для утонченных. Поэтому и скромен до полной замкнутости. Широко известен в узких кругах.

Вася, никаких параллелей. Это не твое.

На днях тут звонил мне неизвестный человек, заикнулся, что, мол, тоже работал в системе Аэрофлота, интересуется историей красноярской авиации, прочитал мою книгу, завалявшуюся на полке магазина, понравилась. Мол, хотелось бы встретиться, поговорить…

Ясно: журналюга. Я вежливо его отправил на Прозу, чтобы глубже ознакомился с другими моими произведениями, потом, если пожелает, пусть задаёт вопросы в письменном виде, я охотно отвечу; встречи же с читателями я давно прекратил. Он молча положил трубку.

При этом Надя, подслушивающая во вторую трубку, срывалась и вслух подсказывала, что мне с ним надо делать и куда его послать. Реплики её были неприятны.

А вчера вечером позвонил мне Сергей Бурлаку. Я рад был поговорить со старым знакомым, который лет пять назад сделал самое удачное из всех моих интервью и таким образом дал в интернете хорошую рекламу моим книгам. Очень неравнодушный, адекватный и порядочный человек. Сейчас он главный редактор журнала «Земля и недвижимость Сибири». Публикует, в частности, статьи о путешествиях и пр. Считает, что пришло время вернуться к теме первого нашего интервью, поговорить о нынешнем состоянии дел в авиации, которое его буквально шокирует.

Я сначала вяло, по инерции, отбрыкивался. А потом подумал, что можно попытаться изложить свои мысли по этой теме, используя не широко известные своей продажностью конъюнктурные московские СМИ, а в провинциальном журнальчике; интервью же все равно будет растиражировано в интернете. И Сергей – как раз тот журналист, который сможет сделать это профессионально и правильно расставит при этом акценты.

Договорились, что журнальный вариант будет кратким, а полностью интервью он выложит в сеть и даст на него ссылку. Но прежде пусть продумает свои вопросы и сбросит их мне на мыло вечером в воскресенье, а в понедельник встретимся у него в редакции.

Я попытаюсь обобщить свои разрозненные мысли и, как авторитет в авиации, резюмировать складывающееся общественное мнение.

То же самое делает в своих статьях Роман Гусаров. О том же переживает в своем ЖЖ Денис Окань. Ко мне, как и к ним, таки прислушиваются. А так как я одним из первых поднял тему упадка в авиации, то тем более.

Думаю, это будет мое заключительное общественное выступление.

Крутятся в голове абзацы несуществующего рассказа о вечере у камина с моими учениками… Крутятся, переплетаются… и внезапно пресекаются отчетливым пониманием того, что уже не встанет у меня на создание мало–мальски стоящей вещи. Такое ясное осознание своей творческой импотенции. Ум, может, ещё бы и не против, а сердце… не загорается.

Какая‑то параллель с сексом. И здесь, и там осознаю, что конец процесса недалек. Да и время уже. А то, что некоторые говорят, что у них и после семидесяти кровь ещё поигрывает, – так и я буду… говорить.

Ничего я не хочу. Не имеет больше смысла. Подредактирую это последнее свое интервью, хорошо так подредактирую… и все.

Это как стоять перед тяжелым мешком и думать, как же ж‑таки взвалить его на горб. А надо ли вообще? Может, обойтись без мешка? Сколько я их уже перетаскал. И зачем?

Уже никаких сил держать планку нет. Вот обязаловка писать про Ил-18 – кому это надо? Это уже будет полу–ложь, высасывание из пальца, одно да потому.

Значит, и во мне умер Моцарт.

Уже почти не протестую против подступающей старости. Старость эта вполне заслуженная; я в почете.

Как вчера бегал вокруг меня старый, уже седой журналист Сергей Бурлаку… чуть заметно – но таки заметно. Мне было даже неловко.

Как Димка сказал: «Ваша книга взорвала мозг…»

Чего ж мне стесняться. А я все равно забиваюсь в свой лесной угол на Вечернице, рядом с кладбищем и стараюсь стать ещё незаметнее.

Вот открыл и ещё раз перечитал часть про Ил-18. А ведь неплохо написано. Ну, есть наметки, и вроде появляется охотка продолжить. Но не будем спешить.

Где взять сил для творчества? Чем вдохновиться?

Оказывается, вдохновение – не пустой звук. Оно необходимо. Во имя чего‑то (или кого‑то) стоит напрягаться… но во имя чего?

Во имя себя никто никогда не достигал никаких успехов. Всегда надо показать эти успехи кому‑то достойному. Либо достичь какой‑то цели и тем самым доказать, показать им всем…

Робинзон на острове никому ничего не доказывал и не показывал. Не было смысла. И чего он достиг?

Перелистывая страницы дневниковых записей двухлетней давности, поражаюсь, как я тогда рефлексировал, как мне тогда важно было заиметь статус уважаемого авиационного писателя. Но и духовная жизнь была активной, я интенсивно работал над выпуском в свет своих опусов. А теперь уж все. То, что я дал читателю, ушло в историю, и никуда мои труды уже не денутся: они есть, и это непреложная истина. Имя Ершова теперь неотрывно от истории российской авиации.

А самому Ершову как писателю–летчику, исчерпавшему себя, надо исчезнуть с литературного горизонта.

Перечитывая Летные дневники, прихожу к мысли. Вот я описал в них десятки и десятки самых различных посадок, каждая с десятком вариантов и нюансов. И вот думаю себе: читая эти записи и вдумываясь в них, испытывают ли пилоты компьютерных, автоматических самолетов чувство зависти к нам, старикам? Способны ли они ощущать всю тонкость, сложность и красоту соприкосновения с матушкой–землёй? Замирает ли у них сердце при этом?

Если нет… мне их жалко.

Да и вообще… читают ли они Ершова?

А Дима Хохлов говорит мне: Василь Василич, но, помимо всех этих дурацких заморочек на земле, – ведь есть Полет в небе!

Он‑то понимает. Ему книга моя взорвала мозг.

Зачем я езжу на дачу?

А – лениться. Мне надо лениться, хоть понемногу. Турецкий отпуск промелькнул, как прекрасный сон, как один долгий выходной между этими, будь они уже прокляты, домашними проблемами, требующими напряжения всех мышц и суставов.

Мне надо лениться, мне надо спать по десять часов в сутки. Ну, старики под семьдесят уже не должны ворочать тротуарные плиты, не должны месить бетон, не должны долбать лопатой засохшую в камень землю. Это все давно уже положено делать за них молодым, до 50 лет, людям. А старикам самая нагрузка – ходить с газонокосилкой по травке, ну, копаться на цветочной грядочке, или там забить несколько гвоздиков в доску, или что‑нибудь подкрасить. Старики должны больше времени проводить за книгой или в беседах.

А я же вкалываю как молодой, хоть уже и через силу, уже скрипя зубами от злой надсады. И Надя все так же требует с меня, как с молодого. Хотя и до нее уже стало доходить, что дед есть дед. Но она очень боится, что бросив вкалывать, я опущусь, запью, деградирую, и прочая, и прочая.

Поэтому я езжу на дачу лениться в одиночестве. Налитые руки не хотят напрягаться. И я рад дождю, не позволяющему работать на улице. Я иду в гараж, не спеша разбираю там инструмент, чиню отказавшую электродрель,

выпиливаю надфилем из пластмассы миллиметровые заклепочки и ремонтирую отломавшийся замок на папке–чемоданчике для бумаг. И тяну, тяну время за компьютером, выкладывая в дневнике ленивые, повторяющиеся мысли и набившие оскомину сентенции.

Надя, чтобы не опуститься и не взбеситься, продолжает работать. Но она там хоть физически себя не нагружает, она там указывает людям, исполнителям. Мозг её загружен в меру, ей на работе комфортно: она чувствует себя на своем месте.

А у меня кризис зрелого возраста. Я не на своем месте. Я пережил полеты, пережил писательство, пережил строительство дачи… хочу покоя и комфорта. И если покой и комфорт быстро приведут меня к смерти, значит, таков мой век, большую часть которого я посвятил Небу.

Я устал от высоко поднятой планки; я хочу швырнуть её под ноги… нет, пока не могу. Эта тяжесть гнетёт. Я хочу лениться, не думать, не переживать, почивать на лаврах и блаженствовать в маразме.

Другие запиваются с тоски и приносят страдания близким; я просто уезжаю на дачу, поближе к природе, и отхожу душой. Мне не надо всех тех банальных радостей жизни, которыми услаждается среднестатистический человек. Я не пью, не курю, не играю в азартные игры, не нуждаюсь в наркотиках любого толка, равнодушен к тряпкам, к обжорству, к славе, к путешествиям; мне уже не надо и женского тела. Ни новости, ни политика, ни катастрофы, ни фильмы, ни книги меня не трогают и почти не интересуют. Люди мне неприятны, я по возможности бегу от них; общение не даёт мне ничего, кроме чувства сожаления, что опять в разговоре показал себя болтливым старикашкой. У меня нет навязчивой идеи, нет хобби. Все прошло.

Надя скажет: шизофрения. Нормальный человек – должен желать!

Я рано постарел душой. Но, ребята, я ведь и выдал больше, чем среднестатистический человек; а это же кусок моей жизни, переплавившийся в востребованный продукт. Я ради этого продукта сжег все свои желания. А теперь остался пустой чехол вместо живого человека и чувство удовлетворения от недаром прожитой жизни. Мелкие желания ещё возникают и тут же вяло гаснут, как язычки пламени на догорающих углях. Новая машина, издание книги, письма читателей… все это эфемерно. Я славно пожил, я видел Небо, пошли все на фиг, хочу покоя.

Умер великий гений современности Стив Джобс. Я ничего до этого о нем не знал, теперь знаю много. Действительно, великий человек. Хотя сфера его деятельности вроде бы далека от моих интересов и для меня непривлекательна. Но я, как и сотни миллионов людей на земле, пользуюсь его разработками персонального компьютера. За это я ему благодарен. Я был неправ в невежестве своем, походя отвергая Джобса. Он был великой Личностью. Склоняю голову.

Хотя примером для меня он будет только в бытовой скромности своей, да в том, что пер вперёд ледоколом. И ещё: он обладал даром предвидения в своей области. Все остальное в его мировоззрении мне чуждо, как чужд и собственно капитализм, который не задумывается о последствиях, ориентируясь только на прогресс своего продукта.

Да, айфоны заполонили мир. Да, это безусловный, прямолинейный успех изобретения, а значит, его создателя. Но вот каковы последствия массовости этого приборчика для человечества. Станет ли оно от этого лучше? Или хуже?

В принципе – стало ли человечество лучше оттого, что кто‑то изобрёл и распространил по всему миру унитаз? Или, ближе к теме цивилизации, – автомобиль. Стало ли человечество здоровее от обилия автомобилей? Нравственнее? Добрее? И так далее.

Срать… то есть, ездить, – да, стало удобнее. Мне вон на почту 300 метров пройти – я еду туда на автомобиле. Я нахожу этому оправдание: экономия времени… суставы… непогода…

А планета Земля теперь задыхается от вязкой, вялотекущей массы авто. И люди от наличия и от давящей силы этой массы не стали лучше ни в чем. Ни в чем! Хуже – да.

И никуда ж не деться от автомобиля – он, действительно, нынешней цивилизации очень нужен. Невозможно представить себе жизнь без автомобиля.

И без айфона не представишь жизни через полтора года. Люди будут все больше связаны этой массой коммуникаций… и все дальше и дальше будут стремиться отдалиться друг от друга, ненавидя эту легкодоступность, от которой не укрыться нигде.

Айфон – разновидность цивилизационного наркотика, похуже автомобиля.

Я с этим ничего поделать не смогу, кроме одного: не вестись на цацки. Но это уже внутренний стержень личности. Мне помогает здоровый, аж через край, консерватизм возраста и природный аскетизм. А что ста–аличный молодеж? Ему только подавай… а дальше – игла, на которую неизбежно сядет поколение молодых. Они обречены на муравейную обобществленность и на контакты. Они обречены разговаривать через СМС. Они обречены искать любую информацию только в сети. Они обречены на атрофию собственного мышления. Они обречены вращаться во все ускоряющейся воронке общей мясорубки. Они станут фаршем, цементом этой самой, вожделенной демократии. Ими легко будет управлять через всемирную сеть, причем, их сознание будет умаслено лживым умозаключением о собственной свободе и значимости. Ха–ха. Улей Хельстрема на более высоком технологическом уровне.

Так что роль Стива Джобса в создании персонального компьютера сравнима с ролью создателей атомной бомбы. Действительно, великий человек.

Да уж. Мышь, которой таки действительно удалось изобрести мышеловку.

Свобода выбора, которой так щеголяют иные нынешние ораторы, есть прямой путь к деградации человечества. С гениальных экранов Джобса льется мутный, нездоровый поток примитивной, растительной, жевательной субстанции. Экраны Джобса не заставляют людей задумываться, напрягать извилины, развивать ум. Экраны Джобса выращивают тупого потребителя, который одним мановением перста может вызвать любой образ, любую картинку, любую информацию, в любом виде и концентрации – от высоколобых формул до примитивного комикса. И человечество – я уверен – идёт, скользит именно по наклонной плоскости, ибо все живое склонно именно к лени и насыщению, а сытое – не требует работы над собой. И из всего того, что придумано гением человечества, компьютер даёт самый легкий путь к возможности насыщения ума. А потребность в насыщении он же наиболее эффективно и губит. Поэтому человечество, сидящее на информационной игле, тупеет.

«Ухо мальчика – на его спине». Раньше потребность к усиленному напряжению ума вбивали розгами. Теперь в этом никто не видит необходимости. Ни в тех неполиткорректных розгах, ни в потребности развивать ум. Люди уже разучились считать в уме – всего только благодаря простейшим калькуляторам, наводнившим рынок лет тридцать назад. Теперь они отучаются читать. Вскоре не надо будет размышлять о развитии вселенной. Труба вставлена в рот – только глотай… и далее – напрямую на выход.

Но кто же тогда разрабатывает и производит эти чудеса техники, кто при этом вовсю напрягает ум?

А это напряжение ума – лишь одна развитая функция конструктора. Во всем остальном он непроходимо туп. Да ему и не надо. Он однобок.

Михаилу Перельману, напрягавшему мозг в решении теоремы Пуанкаре, больше от жизни ничего не надо. А ведь Перельман – это не американский узкий профессионал. Он пока ещё русский человек, воспитанный на чтении книг. Но ему уже не надо ни–че–го. Пока ещё он считается чудаковатым бичеватым гением… погодите, лет через пятьдесят общество деградирует и все будет состоять из таких перельманов, уткнувшихся в свой уголок, ну, в экран. Экран будет как кардиостимулятор для смертельно больного сердечника: оторви, отключи – и смерть. Ну, не смерть, а животное состояние.

Слишком резкий переход от состояния постоянного творческого физического труда к состоянию тупого потребительского созерцания – каких‑нибудь сто лет – губителен для человечества. Новые элои быстро превращаются в новых еху.

На Прозе посыпались хвалебные рецензии. Старается престарелый истребитель Игорь Теняев, уж без меры меня хвалит. Я прочитал Наде несколько подобных рецензий… молчит.

Я уже привык к тому, что меня практически не критикуют. В течение нескольких лет, ревниво вслушиваясь в хор похвал, пришел к убеждению: таки я достойно писал. И если кому‑то вздумается облить меня грязью, я только улыбнусь: ну не катит у вас, ребята. Но никто не обливает. А читают меня десятки тысяч – это только та обратная связь, которая фиксируется всего на двух русскоязычных литературных порталах; на самом же деле читателей немножко побольше.

Мои опусы останутся после меня в сети так долго, как долго сеть будет существовать. Это – то главное, что я оставил после себя, ради чего прожил жизнь. В свете этих незамысловатых рассказов меркнут и моя летная биография, и мое летное искусство, и мой опыт пилота и инструктора. Оказывается, это было не главное, а только преамбула, необходимое условие появления в свет раздумий старого ямщика, которые нынче интересны читателям.

Вчера смотрели мы по первому каналу, в «Вестях», модный нынче мини–диспут о жизни офисного планктона: типа, служебные романы – это добро или зло? И там витийствовал приглашенный модный пейсатель, плодовитый локомотив ЭКСМО, Олег Рой, в миру – Резепкин.

Ну, посмотрели мы на молодое, но уже уверенно вцепившееся в литературный небосвод светило. Оно аж пенилось и слова никому не давало вставить. Оно извергало из себя. Я так и не вкурился в тему… да и на фиг бы мне жизнь этих компьютерных каторжников. Я только и сказал Наде: вот, смотри… их, этих сисадминов, в галстуках и лаковых ботинках, миллионы сидят покуривают в конторах… а я горжусь тем, что прожил настоящую мужскую жизнь пилота.

И Надя, плюнув, переключила канал.

Вот кумиры нынешних приказчиков.

Случайно наткнулся в сети на видео: экскаватор рушит беленький Як-40; на заднем плане ржут мужики. Слезы навернулись… И там же, чуть ниже, приведена цитата из моих «Раздумий», в тему, как ломали Ил-18.

Убили Муаммара Каддафи. Топтали тело ногами… что за звери эти арапы. Мужик погиб за свои идеи, он до последнего отбивался от хищных налетов НАТО… Говорят, при нем арапы и учились, и лечились бесплатно, и за жильё не платили, и молодоженам пособие выдавалось, и бензин был дешевле воды… Может, это легенды?

Но погиб он как мужчина, в бою. Уважаю.

Тела Каддафи и его сына выставили на позорище в холодильнике одного из супермаркетов. Зверьки ходят, фотографируются на фоне поверженных тиранов – целые толпы, очереди… Я и так особо не жаловал арапов, а теперь я их просто презираю. Это мусор человеческий на земле. И этим полуживотным Европа впаривает демократию? Никогда не поверю.

Каддафи прекрасно понимал, каким народом правит. Деньги от продажи нефти, свалившейся стране на голову, он использовал для блага этого народа. Но этим и развратил бедуинов. Зачем работать? Да и работали ли когда‑либо эти неблагодарные племена? И укусили руку, дающую кусок хлеба, укусили, оря при этом «аллах акбар». Вот твари.

А их же сотни миллионов.

Казалось бы, взглянув со стороны, мое нынешнее состояние души можно охарактеризовать как глубокий депрессняк. Но это далеко не так. Интерес к жизни у меня остался, но – совершенно созерцательный. Я не хочу вмешиваться в течение общественной жизни. Я – сам по себе.

Перечитывая записи, зацепился за наблюдение, что когда у меня возрастает нервное напряжение, я начинаю агрессивно вести себя за рулем. И в связи с этим прихожу к мысли о том, что новая скоростная машина должна стать для меня стимулом к переходу на самую осторожную, стариковскую манеру езды, к каковой я последнее время стремлюсь, но не могу реализовать её на старой «семерке», пилотируя которую в потоке машин, привычно наглею на пределе её возможностей. Новой же машины я пока побаиваюсь: у нее более острое управление: и руль, и тормоза, и приемистость. Вот это побаивание и надо использовать для вхождения в аккуратный старческий стереотип вождения, крайне нужный мне сейчас на фоне прогрессирующего склероза и потери реакции. Потише–потише – и так до конца дней.

Да, Вася, вот тебе и ужасная старость пилота на нищенской пенсии.

Для меня новая машина должна стать символом вполне достойного завершения активного периода жизни. Чтобы окружающие не поглядывали со снисходительной жалостью на шаркающего дедушку–пенсионера в обносках, ковыряющегося под старенькой «Жигой», а удивлялись тому, что бодрый старик ещё способен удивить окружающих своими возможностями.

К машине придется прикупить приличную одежду… ну как женщина прикупает модную машину под цвет своих платьев и сумочки. Я ведь обносился.

То есть: новый автомобиль должен стать для меня стимулом к ещё одному усилию в работе над собой. Придется шевелить себя изнутри.

Ага, успешный дед, ты ещё автожир прикупи себе. Станешь тогда притчей во языцех. Оно тебе надо?

Там у Грецие наррёд заволновался, что правительство его прижимает в угоду Евросоюзу. А Евросоюз тот озабочен тем, что это ихнее единое экономическое пространство, где каждый должен другому, а тот третьему, а десятый – тебе, – так вот это пространство, карточный домик, может рухнуть из‑за дефолта в Греции, а значит, надо раскошелиться и заплатить за Грецию долг, то есть, перегнать ряд цифр из компьютера в компьютер.

Если только какая‑нибудь из этих повязанных круговой порукой европейских стран, пусть та же Греция, скажет, что король голый, – возникнет мировой кризис, то есть, цифры в компьютерах как‑то собьются, и станет непонятно, кто же кому сколько должен.

Театр абсурда.

МАК провел пресс–конференцию и выложил заключение по катастрофе Як-42. Я читаю, и мне скучно. Пилоты взлетали… одновременно тормозя педалями. Самолет тянуло на нос. Скорость нарастала медленно. Добавили стабилизатора, вывели на взлётный, уже за полосой, на грунте, кое‑как оторвали, с усилием на штурвале 70 кг, в четыре руки… и машина тут же пошла на петлю, правда, сразу свалилась из‑за выхода на закритический угол атаки. Ото и все.

Что ж за пилоты? Ну, типа тех поляков. Недоучки. Хотя у второго пилота, хваленого инструктора и по совместительству зам. генерального директора по ОЛР, общий налет за 13 тысяч, все равно общий налет на Як-42 у них был на всех троих около полутора тысяч, т. е. по 500 часов, да ещё с длительными перерывами и совмещением ввода на Як-42 с полетами на Як-40. Явный перенос на Як-42 навыков положения ног на педалях со старого Як-40, приведший к непроизвольному обжатию педалей на разбеге. Они и не могли чувствовать поведение машины, потому что только начали её осваивать.

Ни к селу ни к городу МАК ещё приплел факт употребления вторым пилотом психотропных препаратов из‑за нервного заболевания ног, вообще не позволяющего ему летать. Это так, к слову.

Вот такой летный контингент имеем на старых советских самолетах. И качество его будет и далее ухудшаться. Опытные старики ушли, остались недоученные, бесталанные ученики их учеников, дети безвременья. В лихие 90–е научить этот контингент правильно летать уже не было возможности.

Следующая катастрофа, и не одна, будет тоже по вине пилотов. Это объективно.

На днях в Варшаве пришлось приземлиться на брюхо Боингу-767 авиакомпании Lot. Капитан Тадеуш Врона, молодец, притер машину к бетону как пушинку. Ну, ВПП была полита пеной, поэтому чуть–чуть только искры летели из‑под правого движка на пробеге. Что там у них произошло, непонятно, но факт: не вышла ни одна нога шасси. Народу на борту было больше 200 человек. Вот – профессионализм. Таки умеют летать поляки!

Правда, если невыпуск шасси произошел из‑за какой‑то ошибки экипажа… Но в частном случае посадки на брюхо капитан Врона идёт по стопам пилотов в Ижме. Президент обещал наградить экипаж.

Я сознательно отхожу от размышлений. Ностальгия по прошлому для меня не характерна. Живу заботами сегодняшнего дня, нахожу наслаждение в простых житейских вещах. Оправданием такому образу мышления служит железобетонное сознание того, что я всю жизнь пахал как вол, пахал для людей, оставил какой‑никакой след на земле и в небе и этим заработал себе право на покой. Необходимость заставляла меня отказываться от простых радостей жизни; теперь я наверстываю… когда уже нечем. Ну, хоть тем, что у меня осталось.

Утром время возле компьютера пролетает незаметно. Пока читаю почту, знакомлюсь с прогнозами погоды, с новостями – общими, авиационными и автомобильными, – проходит два часа. Потом зацепишься за что‑нибудь интересное в сети, роешь, читаешь, – глядь, а время уже ближе к полудню. А потом с горки покатилось: надо готовить что‑нибудь на ужин, только успевай.

После пяти, как накормишь Надю и она упадет возле ящика, начинается тоскливый вечер. Ну я часок гуляю. Потом валяемся на диване, лениво общаемся… говорить‑то не о чем. Таскаем куски, пьем чай… семечки там, фрукты. Телевизор как фон. Ждём десяти, падаем и дружно засыпаем. Растительная стариковская жизнь.

Вот так же пропадает интерес и к машине: ну, разве что необходимость ездить заставляет, а так – есть она, нет её, безразлично. Ну, есть.

А пропадет интерес к даче – и машина станет не нужна, отдадим её детям.

И так постепенно интересы сожмутся до чисто внутренних: поесть, вовремя сходить в туалет, поспать.

Потом и еда станет просто способом поддержать жизнь между периодами сна.

Потом пропадет интерес и к еде.

Так тихо угасла моя мама.

«Лучше умереть, чем спать».

Но это не значит, что я теряю интерес к жизни. Просто отшелушиваю все лишнее. Книги вот раздаю – зачем они мне. Вот ещё дисков на авиационную тему много скопилось, кому бы их спихнуть.

Мечты уходят. Все несбыточное надо просто отодвинуть за сужающиеся пределы реальной жизни. А то, что осталось со мной, надо использовать. Ещё целы зубы. Ещё ноги могут пройти пять километров за час. Ещё руки и спина позволяют ну хоть лопатой снег отгребать. Ещё реакции нормальные, можно смело ездить за рулем. И если всего этого хватит хотя бы года на три – да куда с добром. Дожить до семидесяти без особых болячек летчику–профессионалу, это, считай, – везение.

Жить и любоваться миром, который для меня скоро померкнет; ждать, думаю, уже осталось недолго. Дал бы бог ещё лет десять, чтобы не задумываться, не тревожиться, а просто жить. Тихонько дыбулять с бабушкой под руку по парку, берегом Енисея… Ну там, глоточек коньячку…

Кстати… вот: налил и выпил, катая языком обжигающую жидкость во рту. И кусочком вареного мяса закусил.

Гуляя вдоль дороги, с сугубым интересом выискиваю среди потока машин мелькающие знакомые силуэты: чаще Солярисы, а Рио что‑то не видать. Оглаживаю их глазами так же, как когда‑то оглаживал взглядом прелестные выпуклости женщин. Но тех прелестей мне уже и не надо, а вот к машинам интерес ещё есть. Ну и хорошо. Живём пока.

Внимательно вчитываюсь в книгу Ризова. Дневниковые записи стареющего, умного, тонкого, даже тонкокожего, страдающего человека. Многие мысли перекликаются с моими. И то: все старики думают почти об одном и том же. Но я все же гораздо оптимистичнее смотрю на жизнь и умею наслаждаться малыми её проявлениями. Может, мне легче от того, что я атеист. Может, Ризову тяжелее, потому что он верующий.

Что я не приемлю? То, что он постоянно обращается к «старцам», ищет в их афоризмах отголоски своего – и эти сырые зацепки выкладывает читателю как ребусы. Мне не хочется ломать голову, ни расшифровывая сами афоризмы, ни пытаясь понять, что этим хотел мне сказать Ризов. Нечто эдакое.

Если уж ты выкладывешь миру свои дневниковые записи, озаботься, чтобы выложенное было, по крайней мере, понятным. А то сам же говорит, что талант – это умение найти наиболее короткий путь к читателю… а у самого этот путь извилист и размазан.

И вообще, я не приемлю эту религиозность. Она ввергла автора в метания и тяжелую депрессию… этого мне только и не хватало на старости лет.

Ризов так был занят собой, своим внутренним миром и осмыслением мировых проблем, что потерял сына. А ведь он – не летчик и постоянно был дома, мог контролировать.

Ну, ум очень изысканный, литературный талант явный… но – не далее Перми. Человек явно не от мира сего.

И его любимые старцы ведь тоже были не от мира сего.

Ну давайте все станем старцами, удалимся от мира. А кто же будет делать руками?

Только… старцы ведь несут в себе мудрость патриархальных веков. Человечество же скачком влетело в 21 век, из которого прошлое рассматривается только через компьютер.

Но Ризов натолкнул меня на дневник Нагибина, который он сам читал с достаточным пиететом… потому что, мол, Нагибин напитался мыслями Розанова… вроде так.

Я открыл Нагибина, читаю пока с удовольствием. Прекрасный язык, ясные мысли. Хотя сама личность Нагибина, писателя соцреализма, весьма противоречива. Он не брезговал литературной халтурой ради весьма уважаемых им благ жизни. И баб любил без меры, шесть раз женат был.

Вот и Ризов, при всей своей глубочайшей интровертности, не отказался от самой что ни на есть общественной должности руководителя Пермского отделения Союза писателей. Мне с трудом верится в то, что он удачно запряг в свою телегу столь разных лошадок.

«Я ухожу…» Ага, как же.

Сегодня приснился под утро тяжелый сон: я вроде бы вернулся летать вторым пилотом на Ту, командиром у меня бывший радист Юра Лукин, он оставил меня на предварительном старте, а сам выскочил уточнить маршрут руления; я решил вырулить самостоятельно… по каким‑то коридорам, цепляя кромками крыльев за стены; проход все уже и уже, все вниз, в какую‑то яму… впереди встал проем двери – не пролезть… куда я заехал? И т. д., и т. п. Тьфу.

Пока не сделал зарядку, перипетии этого тупика все не шли из головы.

Обычный сон старого пилота. Обычный. Именно такая хрень и снится старикам. А молодым снится сияющий простор и крылья за спиной…

Цивилизация накладывает на личность тяжкие вериги ответственности. Иногда они становятся неподъемными. И конфликт между приказом топ–менеджера и невозможностью решить задачу – законными путями, а иной раз и чисто физически, – становится типичной интригой нынешних сериалов и прочего мыла.

Мальчики летают, им страшно интересно. Потом начинают кряхтеть. Потом задумываются. А на всем этом их недолгом летном пути встают опасности, иной раз далеко не атмосферического толка. И таки придут молодые пилоты к тому же состоянию, которое сформировалось во мне к концу моей тридцатипятилетней летной жизни… только придут гораздо раньше и не сохранив здоровье как я.

По наводке Либрусека я по диагонали за полтора часа пробежал «Мою золотую тещу». Да уж, силен был боец–секач Нагибин: видать, эротическое начало в нем было таки хорошей иллюстрацией теории Фрейда. Но… как‑то мне это неинтересно. Не мое это. Все эти страсти далеки от моих желаний и возможностей. А он в этой сперме прям купался.

Богема городов считает такой род отношений очень интересным, питательной средой для всяческих ихних пиэс. Русская деревня считает это грехом и б…дством.

Страшно далеки они от народа – и правители, и втершиеся к ним в доверие классики соцреализма.

А нынешние правители направляют наш народ по пути просвещенной Европы, которая это б…дство уже прошла сто лет назад и выбросила его на помойку… внуки наши им кормятся теперь.

Теперь вижу, что книга Ризова идёт прямо по стопам и таки сильно под влиянием нагибинского дневника. Но, видя, что Нагибин уж больно невыигрышно выставил себя в своем нравственном эксгибиционизме, Ризов пошел выше. Он и пейзажи описал более подробно и украсил их кружавчиками, и не стал выворачивать на виду у читателя потаенные углы души, оставив только божественное, и навалил нечта эдакого, чтоб интеллигенты поломали голову над расшифровкой.

Ну а личность Нагибина… у меня вызывает омерзительное чувство. Поистине, цветы иногда вырастают и из дерьма. А – таки талант. Но писать халтуру… увольте. Вот уж на это я совершенно не способен. Я сгорал вместе со своими книгами. А этот только успевал баб менять. Однако сам понимал, что он говно–человек, страдал от этого понимания, зарабатывал литературной халтурой немалые деньги и запойно жрал водку.

Дворянская кровь, блин. Талантливый человек, но… раб своих страстей, которыми его Бог таки не обделил. И очень слаб на передок, отмечает с подробностями все, что хоть мало–мальски относится к сфере половых сношений. Это ему страшно интересно.

Он очень порядочен во всем, кроме сношений с бабами. Он считает, что огулять все что движется, – не грех, а обыденность… даже необходимость.

В один день упало два легких самолета: в Ростовской области и под Питером. В обоих случаях инструктора возили крутых учлетов. И мое мнение тут совпадает с общим: крутые пацаны, загнув пальцы, пересели прямо из джипов в самолеты, а менталитет прежний.

На заре авиации человек, готовясь уйти в полет, собирал все свое мужество, все умение, всю волю, все знания – и концентрировал их для того, чтобы только подняться в небо.

Нынешний же потребитель, даже садясь в новый навороченный джип, редко удосуживается хотя бы просмотреть инструкцию. Что уж говорить о самолете, когда для этой крутизны летательный аппарат – лишь новое транспортное средство. Бабло плачено, дядька–водила быстренько научит, чего уж там особенного. Иной раз и с похмелюги… а че такого?

Я более чем уверен, что и безногий академик Федоров летал на опасном и капризном французском вертолетике с таким же примерно отношением и к машине, и к собственно полету. Для новых хозяев жизни летные законы относятся к той же категории, что и законы земные, – мол, ерунда, их можно при случае и обойти. Но… не обошел. Как не обошел и низко летевший по дороге губернатор Евдокимов, и прочая, и прочая… несть им числа.

Дозвонился до меня тот человек, что беспокоил ночью. Какой‑то кинооператор из Питера: предлагает экранизацию «Страха полета». Я мялся и мямлил, что повесть некиногенична; Надя прыгала рядом и шептала, чтобы я сразу не отказывался. Ну, договорились, что они сначала ознакомятся поглубже с моим творчеством, а потом, недельки эдак через две, созвонимся. Обнадежил их, что буду сотрудничать.

Эти москвичи–питерцы хотят нагреть руки на моем хребте; ну, может, и мне копейку кинут. Но – таки всего копейку… жадность российская. Да и когда это ещё будет. Курочка глубоко в гнезде… Доживу ли.

Однако же разбудила меня мысль о том, что поставить фильм по моей повести никак невозможно. Представив себе всю меру предстоящих трудностей с её экранизацией, я окончательно проснулся, и мысли эти невеселые лезли потом в хмурую голову даже во время физзарядки. Главной же занозой было явное нежелание влезать во всю эту суету и потом вновь подвеситься, сжигая себя в постоянном ожидании, как это было у меня с книгами

Ладно, будет день – будет пища.

Будущий фильм спас бы только хороший актёр, играющий Климова. Интересно, кого они прочат на эту роль?

Красноярский врач Дима, периодически сбрасывающий мне на почту всякие литературные цитаты, поздравил меня с имевшим место быть 7 декабря Международным днём гражданской авиации и, между прочим, напомнил, что когда‑то со мной в переписке состоял питерский профессор Лебединский, российское анестезиологическое светило, – так вот, мол, он передает Ершову привет и постоянно использует его труды в качестве иллюстраций к своей теории внедрения в экстремальную медицину авиационных критериев безопасности и дисциплины.

Я начисто забыл про эту давнюю переписку с профессором, найти её в архивах своей почты не смог; а вот Надя припомнила, что таки был упомянутый факт. Дима же, весь в восторге от личного общения со светилом анестезиологии, сбросил мне e‑mail профессора «на всякий случай»… а мне это лишняя головная боль. Надо будет – он сам меня найдет, а я навязываться не буду. Хотя, вроде бы, профессор работает над каким‑то фундаментальным трудом и хотел бы, чтобы я лично написал одну из глав, касающуюся авиации.

Ну, захочет – сам выйдет на контакт. Оно мне надо…

Вот: хотел свободы и покоя. Хренушки. А уж дифирамбы мне этот Дима воспел:

«Полно Вам, Василий Васильевич, голубчик, ну чего Вы, ей–богу, заладили все про склероз–маразм и прочее подобное? Ну не в возрасте дело, уж поверьте мне как врачу! В конце концов, Вам же не в космос лететь или, скажем, покорять горные пики. Говорил Вам однажды и повторюсь ещё раз в том смысле, что БЫВШИХ летчиков НЕ БЫВАЕТ!

Вот смотрите, что получается. Киношники домогаются, книжки издают, друзья и ученики не забывают; мы, огромная армия читателей и поклонников Вашего таланта всегда помним о Вас, почитаем, читаем и перечитываем Вас.

Это я ещё не упомянул про семью, супругу, дочку Оксану и внучку, которая (см. Ершова В. В.) играет золотой медалью деда. Кажется, был ещё кот Мишка, который все время норовил ухватить зубами кончик Вашей авторучки, когда Вы писали свои мемуары, и в чью теплую, уютно пахнущую домом шерсть Вам порою хотелось зарыться, убегая от усталости, жестокости и несовершенства этого мира.

Вы по–настоящему счастливый человек, Василий Васильевич, и я Вам по–доброму завидую. Забудьте Вы о годах и дело с концом!

Да, вот ещё Вам в довесок, как говорится. Если помните, то в стародавние времена высшим шиком в споре с оппонентом было сразить его правильным подбором цитат из «изьмов», и я не откажу себе в этом удовольствии. Итак…

«Хлопнула дверь, вошёл новый экипаж, обдав нас с улицы свежим холодом. Старый капитан, сняв потертую фуражку, негромко поздоровался со всеми, взглянул на карту, перебросился парой слов с синоптиком, отпустил экипаж и тихо уселся в углу длинного дивана. Я обратил внимание, что москвичи очень дружно ответили на его приветствие и назвали по отчеству: то ли Сергеич, то ли Семеныч… не помню. Видать, уважаемый человек. Он не встревал в разговор, а вроде как задумался о своем, полуприкрыв усталые глаза и сложив на коленях руки с набухшими венами. Старик… Москвичи многозначительно кивали на деда, прикорнувшего в углу дивана: вон, уже под семьдесят, а летает как бог… и не мыслит себя на пенсии.

Я пристальнее вгляделся. Сморенный сном пожилой капитан сидел, свесив голову на грудь; жилистая шея выглядывала из‑под каракулевого воротника пальто. Старость явственно выпирала во всем: и мосластые руки, и набрякшие веки, и глубокие морщины на шее и по бокам рта, и седая щетина на подбородке, и, главное, какая‑то особо видимая в сонном человеке старческая сгорбленность, долгая усталость от жизни.

Наверное, тут вот, в этой штурманской, сидят его ученики. Старому ездовому псу Аэрофлота есть что передать молодым… да уж и не молодые, у самих, небось, уже свои подмастерья, а то и молодые мастера…

Цвет Аэрофлота, жрецы, носители опыта сидели рядом со мной – лысые, не особо привлекательные, измятые, устало матерящиеся… в общем, как все. Но за их плечами, за этими золотыми нашивками на погонах, понимающий человек представил бы себе миллионы перевезенных живых человеческих душ. И о каждой такой живой душе у них болела своя душа. Хотя… вряд ли кто из них скажет об этом. Зачем? Коню понятно… работа.»

И ведь не на «кукурузнике» поля опрыскивал, Ил-62 привел откуда‑то с Камчатки, если я не ошибаюсь. Это я ещё не упомянул о том, как лихо «дедуля» обскакал Вас в Домодедово, выскочив впереди Вас по косой скоростной «рулежке».

Да, а не далее как на прошлой неделе Ваш покорный слуга имел честь в стенах Краевой больницы осматривать перед операцией генерального директора компании «АэроГео». Ну, помимо собственно медицины поговорили и за авиацию. Он, между прочим, очень хорошо Вас знает, выразился в том духе, что вот, мол, Ершов это да, того, ЧЕЛОВЕЧИЩЕ, МУЖИК, МАСТЕР. Я абсолютно серьезно. В общем, никакие ссылки на возраст и маразм, уважаемый Василий Васильевич, не принимаются!»

Вот… подбадривает меня человек. А у меня моральных сил уже нет. Слишком поздно ввязался я в эту писанину, а теперь задор иссяк.

Дима назвал Лебединского труэнтом за его разносторонность. Я нашел разъяснение этого термина… выходит, и я тоже труэнт? А что: помимо основной профессии, в которой я достиг определенных высот, моя деятельность распространилась и на литературу. И вроде бы там тоже меня считают успешным. Вернее, это многочисленные читатели считают меня типа писателем, а профессиональные литераторы, члены этих своих союзов, молчат. И что – я прям плачу от обиды, скриплю зубьями и не сплю ночами? Ну–ну. Для меня это только хобби. Хочу – пишу, не хочу – не пишу.

А… не хочу.

Страна пережила 90–е и движется вперёд. Да, при этом и на этом наживается определенная, активная, хищническая часть населения, это в любой стране так. Но народ, масса, стал жить гораздо, неизмеримо с 90–ми, богаче. От машин уже не продохнуть; в каждой семье машина. И квартирный вопрос решается – количество новых домов в городе едва ли не удвоилось. В эту гонку втягивается все больше молодежи, она становится не инертной массой, а активной, жадной, действующей частью населения большой страны. И в этом верчении много пены. Пена и сейчас бурлит на Болотной площади в Москве… название соответствует содержанию. А для тех высоколобых, кто не может найти работу, Путин понастроил вокруг Питера заводов, где высокий конкурс к конвейеру. Так поди же попляши с гайковёртом.

А в результате я, пенсионер, могу купить себе приличную машину, а значит, жить лучше. И большинство живёт лучше, и холодильники ломятся.

Все эти годы перестройки я жил все лучше и лучше; теперь уже и желать‑то нечего, все у меня есть. Мы как пахали, так и пашем, а не бегаем на болотные площади. А заказные пейсатели, вроде престарелого радетеля Нагибина, как писали халтуру, так и пишут. Совесть наррёда, видите ли. На халтуре мягко спал и сладко ел, мучаясь еврейским вопросом… алкаш московский.

Нет, личность он явно неординарная, но уж слишком раздвоенная, не цельная. Двуликий Янус. Ведь он много и хорошего, честного написал… но кому нужны сейчас его Трубников или «Бабье царство?» Ну, ещё востребована читателем его золотая любовница–теща… это модно… клубничка. До глубокой старости этот момент его волновал.

А меня вот уже в 67 перестает волновать. Чего там нового.

Пробежался по диагонали через житие Мандельштама по Нагибину. Ну, прям новый Христос. Не зацепило меня утонченное нечто эдакое. Может, и правильно пожалел Нагибин таких как я в своем последнем абзаце: мы слишком погрязли в реалиях жизни для того, чтобы поднять голову из грязи и попытаться взглянуть в те горние выси… и т. д.

Мы все погрязли. Новый век пришел, и в нем нет места высокой поэзии, той, что не от мира сего.

Ну, был Мандельштам. Ну, гений он. Но стихи его невостребованы. А стихи Пушкина и Лермонтова востребованы. Время расставило все по местам.

Жаль Мандельштама… которому было жалко нас, сирое людьё.

Но и сам Нагибин практически не востребован будущими поколениями.

Ага. Ещё Марка Шагала вспомним.

Они как‑то… сами в себе.

И чего я все время мучительно стучусь и стучусь туда, в их непонятный мир, ощущая собственную неполноценность?

Скучно мне. Той зимой я хоть работал над «Таежным пилотом». Но тогда ещё было желание что‑то донести до людей; теперь же… нет.

Вот анонимный читатель просит помочь в споре о пресловутом пилоте Литвинове: мол, прав он был или нет в своем решении не задерживать рейс из‑за опаздывающего губернатора.

Я сухо ответил, что десять лет уже не летаю, нынешней авиационной кухни не знаю и не желаю её знать. Привел пример из своей практики, как в середине 90–х задержал рейс из‑за губернатора Зубова и что ни у кого тогда не было никакого повода к возмущению. И конкретно сказал, что личность Литвинова мне антипатична.

Вообще, нынче те, кто лезет в политику, да ещё с эпатажем, это либо наивные, прекраснодушные дурачки, идущие на поводу у манипуляторов, либо люди, добивающиеся своих корыстных целей. Назвать Литвинова неумным не могу. Ма–асквич…

Нашел я внезапно открывшийся в сети его ЖЖ. И там он такой уж правильный, такой борец. Но… две цитаты: «Не верьте тем, кто говорит, что политика – грязное дело» – это раз. И второе, убийственное: «Жаль, что эти два петербуржских кадра никогда не вступят со мной в открытый диалог. Мне бы хватило тридцати–сорока минут, чтобы развенчать миф об их грамотности, порядочности и чистоплотности в делах».

Каковы амбиции. И не дурак вроде… и таки болван. Меры не знает.

Явно, поддерживают его те силы, что поднимают пену против тандема. Ну, поглядим, как отреагируют упомянутые петербуржцы.

Вполне возможно, через таких вот литвиновых пресловутый тандем просто выпускает пар. Мол, у нас демократия, предвыборная кампания, можно всех критиковать… Ну, поорите до весны, а там мы вас заткнём, и надолго. А пока бодайтесь с презиком в твиттере… сколько ему там царствовать осталось.

«А через год глядишь – херня…»

Но человека видно сразу.

И ещё, как он заявлял: «Да меня – с моей квалификацией, с моими допусками, – да любая зарубежная компания… да с руками отхватит!»

Нет, личность антипатичная, однозначно.

Вася, а ведь и ты заявил о себе: я – Мастеррр!

Да, заявил. Но я заявил о достоинстве Мастера в контексте общего троечного уровня народа и такого же троечного отношения народа к настоящему мастерству. Я пытался поднять Мастерство на пьедестал, чтобы люди потянулись вверх. А Литвинов машет своим личным мастерством как защитой от возможных репрессий за длинный язык в этой стране.

А все‑таки я счастливый человек. Иные в возрасте под 70 не имеют за душой ничего запоминающегося: ну жил себе человек, трудился на своем месте, как все, потом ушел на пенсию, растерял связи, растворил память… скромно доживает свой век.

А у меня есть и что вспомнить, и трудился я не как все, не на земле, а в небе, и прожил в нем целую жизнь, добился мастерства, имею учеников, написал об этом несколько книг, имя мое известно в авиационных кругах, круги эти меня не забывают, ученики и читатели благодарны, смена есть, пенсия достойная… Ну о чем ещё мечтать. Это наверно и есть то самое счастье: удовлетворение от недаром прожитой жизни.

Высокие слова. Но ведь так оно и есть. Мне нечего стесняться, не нужно прикрываться ироническим самоуничижением, тайно оправдывающим внутреннюю несостоятельность. Я вполне состоялся.

И это я говорю не какой‑то там аудитории – это я говорю сам себе, на склоне лет. Вот если бы каждый из нас мог так же уверенно и спокойно оглянуться на прожитые годы и констатировать: достойная жизнь.

Вот так примерно может сказать о себе и Надя.

Листаю и вчитываюсь в строчки своих «Откровений». Тихо грущу. Никогда уже не будет во мне того таланта, того азарта, той убежденности, того фанатического желания раскрыть людям суть. На склоне лет я все больше убеждаюсь, что… оно им и не надо – суть эту познать. И писать для них не имеет смысла. Для них все мои летные переживания – вчерашняя херня на постном масле. Размышлять, раздумывать им некогда. Прыгать надо.

И все увяло во мне.

Вчера на перекрестке наблюдал картинку. В соседнем ряду пацан управлял на повороте Жигулями, одновременно тыча правым пальцем в сенсорную поверхность навигатора, укрепленного на торпедо, и ведя оживленный разговор попеременно то с пассажиркой, сидящей справа, то по мобильнику, который он держал в левой руке вместе с сигаретой. Чем он переключал передачи, я могу только догадываться: ым, наверно.

Так вот: у подобного парнишки мои описания взлётов–посадок вызовут лишь пренебрежительную ухмылку. Старрё… Ты, дед, чёнить поновее бы придумал, чё ли.

Они вёрткие по жизни, бледные черви больших городов. Только жизнь эта зыбка, изменчива, неосновательна, так, трепыхание. «Пац–цаны как всегда торопились…»

Вчера звонил мне какой‑то зам. начальника из Абаканских авиалиний. Через него мне хочет передать свою книгу бывший главком ВВС Петр Дейнекин – тот, что в свое время подписал мне медаль, эту… как её… «За присутствие в авиации». Главком где‑то добыл какую‑то мою книгу, она ему понравилась; вот в знак уважения презентует мне свою; договорились, что меня найдут по телефону и завезут.

С утра я поехал в управление, дождался человека из Абакана и получил тяжеленную книжищу Петра Дейнекина в подарочном варианте, небезопасную, если читать перед сном. Ну, пролистал. Обычные мемуары, занимающие достойное место в общем ряду; много фотографий, грамотный, простой язык, но ничего особенного. Проскакивают попытки брюзжания, стыдливо пресекаемые самим же автором.

Несколько дней читал Дейнекина. Хорошо, умно, грамотно, доходчиво написано. В щекотливых ситуациях, где автор мог бы выглядеть в невыгодном свете, – там да, иногда чувствуется скороговорка. А так, в общем, – добротные мемуары, роскошная книга, подарочный вариант, масса прекрасных цветных фото, очень много добрых слов о коллегах… человеку будет приятно, когда в подаренной автором книге он найдет добрые слова о себе.

И больше читать там нечего, перечитывать – тем более. Обычные добротные мемуары, каких много. А главу о казаках (автор нынче возглавляет комитет по делам казачества) я даже не открывал, мне это неинтересно.

Несмотря на то, что книга уважительно подписана автором на мое имя, без сожаления отдам её Бахиреву – пусть украшает его большую авиационную библиотеку, там, может, она кому и пригодится; у меня же только покроется пылью.

Я раздаю свои книги, понимая, что в гробу карманов нет, а уходит человек из этого мира голым, как и пришел.

Вот получаю письма от читателей: люди мне открывают душу, иной раз аж за сердце трогает… и чуть не каждый второй пишет: «перечитал все ваши произведения, начинаю по второму разу…»

Вот это для меня важно: перечитывают по второму разу. Прям почти как ту Донцову. Значит, есть там что‑то важное, во что читателю хочется вчитаться ещё и ещё раз.

Да что я сам‑то себе доказываю. Мои книги уверенно заняли свое весомое место в авиационной литературе, и, как сказал тут Денис Хомицкий из Нижнего Новгорода, аналогов им в наше время нет.

Вот читаю отзывы современной молодежи о фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой». Сценарий написал его сын. Фильм для меня – прекрасный. Отзывы же, в массе своей, отрицательные. Молодежь завистлива, недоверчива, прагматична. Ей недоступна романтика. Она считает Никиту Высоцкого бездарью, сынком, на котором природа отдыхает. А я считаю, Никита сделал все что мог, чтобы память о его великом отце пробилась к потомкам. Я зауважал достойного сына. И я проникаюсь все большим и большим презрением к современной молодежи, которая в голову ест.

Они шли на фильм, неся перед пузом пятилитровые(!) ведра с попкорном и двухлитровые бутылки Кока–колы. Они жрали эту кукурузу, набивая ею кишечник, а мочевой пузырь заполняли этим пойлом. Хотелось выгнать жующих из зала – но тогда пришлось бы выгнать весь зал. И теперь они – судят. Сво–ло–чи.

Эти люди заплачут над фильмом… ага, как же… давясь чипсами.

Я в такой кинотеатр больше не пойду. Там в подлокотник каждого полулежачего кресла вмонтированы вместительные урночки для объедков. Духовный мир… Культуррря… мать бы её…

И даже не за отрицательные отзывы я перестаю любить нынешнюю молодежь, а за то, что она – продукт эпохи. Мнения о фильме могут различаться на 180, но даже простое выражение этих мнений в сети даёт картину. Нынешняя духовность общества потребителей и прагматиков примитивна. И члены общества жующих скотов никогда не будут решать для себя непростые нравственные вопросы, которые вставали перед героями этого выдуманного, далёкого от исторического реализма, но такого пронзительного фильма.

А моск, набитый жвачкой, не пронзишь.

В воспалЕнном мозгу крутятся фрагменты той, главной статьи, ещё не написанной, которая должна определить и сформулировать идеологию новой российской авиации, идеологию её человеческого фактора.

Первым, главным и основополагающим постулатом должна стать Личность Капитана. От Личности и плясать. Незыблемой аксиомой в сознании российского общества должно стать понимание того, что Капитан в авиации был, есть и будет главной личностью, ядром, вокруг которого свивается кокон из тысяч нитей структуры отрасли.

Если это понимание не взрастить, если не вбить его в головы потенциальных пассажиров всей пропагандистской мощью государства, если и дальше позволять оскорбления и низведение Летчика до уровня водилы маршрутки – мы авиацию не поднимем. Она, конечно, будет как‑то развиваться, спотыкаясь о постоянные катастрофы, может, потом и встанет на твердое крыло… но через большую кровь граждан. И кровь эта – не на некомпетентных и жадных менеджерах, не на разваливающейся авиапромышленности, не на несовершенной структуре управления. Кровь эта – на государстве.

Второе, и, пожалуй, главное. Восстановление отечественной авиации надо сделать важнейшим приоритетом, государственным проектом, может, номер один. Жильё – да; рождаемость – да; здравоохранение – да; армия – да; нефть и газ – боже мой! – конечно, да, да, да! Но, теряя сотни живых, неповторимых человеческих жизней по близорукости и головотяпству государства, надо таки объявить первоочередной приоритет: авиация есть вершина цивилизации, её уровень определяет действительный потенциал государства; назрело время твердой державной рукой поддержать её, вывести на мировой уровень и подтвердить нравственное право России называться великой, а не развивающейся страной.

И вот в этом национальном проекте восстановления авиации краеугольным камнем должна встать Личность. А значит, начинать надо с воспитания нравственных качеств у наших детей.

А исходный материал для этого имеем такой: маленькие зрители кинотеатров с большими вёдрами попкорна на животах. Мы сами строили им эти развлекательные центры: потребляйте! Наслаждайтесь! И они растут в комфорте, регулируя свою жизнь нажатиями кнопок.

Потом, окончив школу, такой недоросль, ни разу в жизни не запнувшийся и не разбивший нос, поступает в летное училище. Он учится на летчика, в его представлении – человека, нажимающего кнопки, а оно летит. И за это платят бешеные бабки!

Но небо всегда одно, ему плевать на уровень цивилизации. Для работы в этой, чуждой земному существу, опасной стихии требуются не водители, а личности – обученные, тренированные, умные, закалённые, умеющие выжидать, терпеть, страдать, принимать решения без опоры под ногами, несущие тяжкий груз ответственности, способные разумно рисковать и добиваться решения поставленных задач – в трёхмерном пространстве, в условиях, очень далёких от попкорна.

Но – большие деньги! Нынче в авиацию просто‑таки хлынул поток людей, уже зрелого возраста, придавленных нищетой и мечтающий об одном: вытерплю все, тупо вызубрю наизусть все формулы, все графики, этот инглиш, сдам экзамены – и вот она, кормушка! Закрылки, подкрылки… рельсы, шпалы… Что? Это паровоз? А бабки хорошие? Да пусть будет хоть и паровоз – вызубрю! И, наконец, стану человеком! Буду строго исполнять выученные инструкции и мануалы, буду правильно взаимодействовать с коллегой в кокпите, правильно нажимать на кнопки – и мой самолет… или там паровоз… никогда не сойдет с рельсов! И за это мне будут платить сотни тысяч в месяц!

Вот основа мышления подавляющего большинства школьников в нарождающемся и матереющем обществе потребления.

А небу нужен человек–созидатель. Потребители за штурвалом всегда плетутся в хвосте ситуации, и некоторые из них иногда отстают от реального развития событий, на те самые секунды, которыми определяется в воздухе безопасность полета.

Ну вот: готовое начало статьи. Я буду над нею работать не спеша, и в процессе написания вживусь так, чтобы потом, в случае необходимости, убежденно доказывать оппоненту свою мысль, не отвлекаясь на поиск слов или образов. Это будет, собственно, итог размышлений о нынешнем состоянии авиации и путях её спасения.

Порылся на вирпиловском сайте Сухой. ру – искал отзывы на свои опусы. Отзывы есть, но там сильно напакостил небезызвестный Горыныч, вовсю обгадивший меня в свое время и на Авсиме. Правда, здесь он, между делом, сказал золотые слова: мол, подождем годика 2–3, и если любой встречный, навскидку, среди популярных авторов книг об авиации назовет Ершова… Это было сказано в 2007–м.

Ну чё тебе надо. Ну чё ты все роешься.

Да вот не даёт покоя явное неприятие моего пафоса читателями, которым мое яканье режет ухо. Неужели я действительно так зарвался? Как же они не заметили того главного, что я пытался донести до них?

Может, элементарная зависть затмила им глаза? Или они просто неспособны были понять?

Вот что не даёт мне покоя. Не обида, нет. Я вижу явную деградацию молодого поколения, для которого внешнее важнее внутреннего. Им недосуг вдумываться – они напрочь отвергают то, что, по их мнению, портит Нагорную проповедь – одно неудачное слово! И из‑за одного неудачного слова летит в корзину все произведение, написанное кровью сердца.

Да только ни одной моей книжки в мусорную урну не выброшено, уж точно.

Сижу, размышляю о положении дел в авиации. Читаю старые статьи, интервью, свои и чужие. Надо быть в теме и готовиться к ответам на любые вопросы. Конечно, если мне их соизволят задать. А для этого надо написать эти тезисы или статью.

Старики–летчики все как один предлагают возврат к МГА. Но у нас в стране всего несколько штук министерств, причем, промышленностью и торговлей заведует одно единое министерство (кстати, заведует неважно), здравоохранением и соцразвитием – другое единое, а транспортом, всеми видами сразу, – третье единое. О каком ещё министерстве какой‑то специфической сраной ГА может идти тогда речь – масштабы не те.

Старики предлагают ряд мер по изменению структуры, по управлению, по дотациям. Все это правильно. Однако в их мыслях и речах априори подразумевается, что пилот изначально высоконравствен и беззаветно предан, а ума и знаний ему, мол, добавят в летной школе. Но это же не так.

Материал, из которого мы собираемся ваять новых пилотов на американский манер, совершенно не похож на тот, из которого лепится стопроцентный янки. Любой американец несет в себе свой, особый национальный набор ценностей, который свойствен ему с пеленок и развивался в нем генетически, в течение нескольких, может, десятка, поколений.

Американские дети трудолюбивы, прагматичны, дисциплинированны и беззаветно преданы своим идеалам. Они растут с ясным сознанием значимости своей державы, своей неповторимой личности, своих прав и свобод – и боже упаси их нарушить! Они прекрасно понимают роль государственных структур, законов, умеют использовать суд и СМИ для защиты своих интересов. Они умеют действовать строго в рамках инструкций, причем, осознанно и убежденно.

Вот под такие черты характера и под такой менталитет построена вся законодательная база ИКАО, причем построена более полувека назад.

Я не буду останавливаться на наших национальных чертах, нравственных ценностях и особенностях менталитета. Они другие. А самое главное – они уже претерпели необратимые изменения в сторону… а черт его знает, в какую сторону меняется мировоззрение наших внуков.

Но я твердо убежден: нынешнее поколение двадцатилетних россиян, горожан, выросших в тесной, динамичной социально–информационной среде, радикально отличается от послевоенного поколения советских детей. И в части, касающейся применения этого человеческого материала в авиации, надо учитывать такие злокачественные изменения как отсутствие привычки к тупому физическому труду, к терпению тягот и неудобств, к использованию житейского опыта старших поколений, барство; нынешняя молодежь в массе своей малограмотна, не любит читать, воспринимает информацию, в основном, из интернета, обладает обостренной тягой к виртуальной реальности и постоянному поверхностному, зачастую анонимному общению с себе подобными; нервное напряжение снимает наркотиками, нравственные критерии её крайне размыты, а суждения поверхностны и агрессивны.

Если я что‑то упустил из этого бесконечного списка недостатков, пусть меня простят. Если же я в своих оценках неправ, пусть лучше меня кастрируют, но я не изменю своего мнения.

Есть и положительные изменения, о который мы, дети военного времени, не могли и мечтать, а нынче можем только позавидовать своим внукам.

Молодежь 21 века имеет невообразимо больший, чем в прежние времена, огромный по объему, доступный практически в любом месте источник информации, интернет, открывающийся простым нажатием кнопки. Она живёт в значительно более качественных, может, даже чрезмерно комфортных, тепличных условиях. Ей предоставлено право собственного суждения и свободного высказывания по любому поводу. Она не строит иллюзий и смотрит на жизнь прагматически, что гораздо ближе к естественному биологическому существованию. Она не знает пресса тоталитаризма и развивается свободно.

А авиация всегда требовала, и требует, и будет требовать единоначалия и умения подчиняться.

Неумение подчиняться – основной источник нынешних конфликтов среди солдат в армии. В авиации это недопустимо.

Авиация требует умения сдержать свои желания, позывы, импульсы, зажать их, уметь выждать время и определить единственный момент для решающего действия. А нынешняя молодежь нетерпелива.

Авиация требует выносливости, физической и нервно–психической. Жизнь же у компьютера вырабатывает только одно из необходимых пилоту качеств – усидчивость.

Авиация требует цельности характера, умения не размениваться на мелочи, а неуклонно идти навстречу поставленной цели и добиваться её.

Характер человека определяется, в частности, его умением анализировать информацию, вырабатывать свое мнение до полной убежденности и следовать этому убеждению через все преграды и соблазны.

Авиация требует от человека умения идти на разумный риск, учитывая не только опасность для своей жизни и жизни пассажиров, но и ответственность, и возможные санкции.

Авиация требует убежденности в том, что цель может быть выше денег и когда‑нибудь потребует поступиться комфортом или имиджем. Пример: Смоленск.

И так далее.

Короче, требования к качествам личности, которые предъявляет небо к человеку, слишком высоки для общей массы нынешней городской молодежи. Нужен отбор. Но для отбора следует пригодную часть молодежи сначала все‑таки подготовить: идеологически, эмоционально, психологически, практически.

С какого момента начинать эту подготовку? Видимо, с младенчества. Если с юных лет в ушах будут звенеть слова: пилот, пилот, пилот, небо, небо, небо, самолет, самолет, самолет… то они могут запасть в душу как нечто естественное.

Ребенок должен расти в атмосфере государственного признания героизма и благородства авиации, её прогрессивного места в жизни, открывающего достойные перспективы, способного зажечь мечту.

Не после тридцати, уже хорошо разбираясь, откуда в жизни пирогами пахнет, – а с малых, дошкольных лет человек должен понимать, что авиация есть мечта, что авиатор – настоящее мужское слово, синоним богатыря, нечто высокое и пока недоступное, но притягательное.

А потом пойдут книги, фильмы, симуляторы. И если уж нынешний ребенок с детства прикован к компьютеру, то из всех действующих ныне виртуальных прыгалок–стрелялок наиболее реалистическим и наиболее применимым к небесной жизни является именно флайт–симулятор. Если уж ребенок прикипел к экрану, то пусть он получит настоящие, взаправдашние, нужные в жизни знания, которые помогут практически осуществить мечту о небе.

Тут на днях типа второй «Титаник» затонул. Ну, нынешние круизные лайнеры гораздо, в разы крупнее тех: «Коста Конкордия» имела водоизмещение около 115 000 тонн.

Но величайшая трагедия в нынешнем варианте обратилась почти что в фарс. Напороться на камни у самого берега, не суметь организовать эвакуацию пассажиров, не дать сигнал SOS, бежать с тонущего корабля чуть не в первых рядах – такие вот чудеса творил этот капитан Скеттино, со стажем аж 11 лет. И фамилие евонное созвучно нашему русскому «скотина».

Фарс фарсом, но трое погибли, а сколько ещё осталось в полузатопленном лайнере… Пока что считаются без вести пропавшими несколько десятков человек; их ищут. Корабль лежит в пятидесяти метрах от берега, на боку, там глубина всего метров 20. Единственное правильное решение капитана: выброситься на мель у берега. Но судно стоимостью 450 миллионов евро порежут на лом.

Это произошло через сто лет после гибели «Титаника», 13 января, в пятницу. Поневоле поверишь в приметы.

Про капитана скотину говорят, что он хотел выпендриться пред другом–моряком, проживающим на том острове, ручкой помахать, – и сознательно подвел лайнер на недопустимо близкое расстояние к берегу, где и нашел тот риф. Выложено фото: пробоина страшенная, весь подводный борт изорван и изжёван, как раз в районе машинного отделения; в дыре застрял громадный обломок скалы. Управление лайнером после столкновения отказало, и на мель неуправляемый корабль выскочил случайно. Так говорят СМИ.

Прокуратура обвиняет капитана в том, что он покинул судно в числе первых. А капитан оправдывается тем, что, мол, был уверен, что все пассажиры уже покинули судно, вот и он покинул… вроде последним, как положено по морскому уставу.

А бедные перепуганные пассажиры эвакуировались самостоятельно до самого утра.

Вот тебе и цивилизованна, дисциплинированная, высокооплачиваемая Европа. Болванов везде хватает. А этот скотина ещё, вдобавок, перед назначением на должность капитана такого лайнера, заведовал безопасностью плавания в компании. Специалист.

Из СМИ вырисовывается неприглядная картина вокруг катастрофы «Коста Конкордиа». Личность капитана скотины отталкивающе мерзкая. Приведена стенограмма радиопереговоров руководителя, взявшего на себя командование спасением пассажиров и буквально силой загоняющего обратно на борт сбежавшего на берег капитана. Трус, паникер, хвастун, нерешительный, растерявшийся в опасной ситуации, бросивший на произвол судьбы своих пассажиров и озабоченный в это время на берегу вопросом, где можно купить сухие носки…

Корабль совершенно случайно выскочил на отмель и буквально висит над 90–метровой подводной пропастью. Хороший шторм грозит сорвать его вниз. Это счастье, что люди успели спастись. И никакой роли капитана в этом счастливом совпадении факторов нет. Он сидел с бабами в ресторане и ждал десерт даже после того, как лайнер напоролся на рифы, а повара уже не могли удержать падающую на палубу посуду. А лайнер по инерции тащило на островок.

Скотина, и все. По меньшей мере, 35 жизней на его совести. Весь мир содрогнулся, Италия стыдится, что такое вот чмо её опозорило. Антигерой Земли. Продукт цивилизации.

Мальчик тут письмо прислал. Мол, я красноярец, 23 года, мол, мечтал летать, да здоровье не позволило. Успел немного полетать на планере ЛАК-15, да на Як-18 64 часа; теперь, мол, не летаю. Увлекся симулятором Ту-154, потом стал ходить на тренажер (правда, цены конские), есть практические вопросы: по выдерживанию вертикальной на глиссаде, да курс по директору, да направление движения при касании и т. п.

Ну, явно, пацан, симмер. Где б это тебя учили летать на рекордном, штучном планере ЛАК-15. И где и на каком таком Як-18 нынче летают. Но для понту… слыхал звон… пальцы гнёт.

Я его мягко ткнул носом во враньё, дал пару советов. Он сам признается, что читает «Практику полетов». Ну, читай же ещё, и внимательнее.

А мысли в связи с этим пришли такие. Надо дать пацанам, мечтающим стать пилотами, краткий список направлений работы над собой. Ну, к примеру, вырабатывать точность. Обязательность. Наблюдательность. Усидчивость. Ковать характер. Умение не пасовать перед трудностями, не истерить, допуская ошибки. Не бояться огромного объема работы. Умение думать. Умение анализировать. Принятие решений. Самостоятельность. Решение задач движения. И т. д. Раскрыть каждое направление, привести примеры.

Этот список должен органично войти в статью «Личность пилота».

Вот оно тебе надо? Клялся же, что – всё: завязал. Так нет – гложет…

Умру я – кто ж им обо всем этом расскажет. Ну, Анатолий Маркуша, покойный, много работал в этом направлении, и многие из его мыслей и сейчас востребованы. Но они разбросаны по его книгам, часто имеют вид общих фраз. А я хочу конкретизировать направления и свести их в какое‑то подобие системы.

Тот «пацан–симмер» таки учился летать на планере, только не на ЛАК-15, а на ЛАК-16М, он объяснил: простейший, типа БРО-11. И на Як-52 в аэроклубе под Москвой летал. Второе письмо написано уже явно взрослым человеком. Благодарил за советы, обещал им следовать.

Ну, пусть себе летает на здоровье. Мне гораздо важнее те мысли, что пришли в голову после его письма.

Вечером смотрел ролики и читал про самолетик «Кри–кри», двухмоторный, весом конструкции 75 кг. Вот же настырный француз Коломбан, изобрёл и довёл вещь до ума: по всему миру их собрано вручную, по его чертежам, несколько сотен. Каждое крыло весит 7 кг, фюзеляж 15. Скорость 200, расход – 5 л/100 км. Таких экономичных и автомобилей‑то нет.

Два сильных впечатления: одно от фильма об атомной подводной лодке и жизни подводников в 2002–м году; также прекрасный фильм об империи Елисеевых.

Посмотрел на жизнь подводников, и чувство великого уважения было перехлестнуто чувством великой горечи за несуразную нищую жизнь этих людей.

Посмотрел фильм о династии купцов Елисеевых, о великой жертве и великой любви… Как просто перечеркнуть дело всей своей жизни, поддавшись чувствам в ущерб разуму.

Продолжаю работать над статьей. Много невнятной бормотухи. Но это все пока – набор материала. Потом определюсь с приоритетами, разложу по полочкам, расставлю акценты, поддам пафосу, выкину лишнее.

Заглянул в записи конца прошлого года, в частности, о нынешней молодежи. Вот из всего этого надо выбрать квинтэссенцию, убедить оппонента, а затем по пунктам разложить методику отбора и обучения – и план государственных мероприятий.

Надо будет отдать статью на рецензию нескольким уважаемым, думающим летчикам. Испросить совета, принять критику, внести исправления и изменения.

Появился у меня неплохой молодой собеседник, журналист из Владивостока. Разговор завязался о двух позициях общества, о старом и новом, о винтиках и личностях, о правде и лжи. Мне это интересно, в частности, с точки зрения на личностные качества молодого поколения, на степень его самосознания, на уровень его претензий. Он прислал пространный ответ на мое вчерашнее, тоже пространное письмо; завязалась дискуссия.

Я хочу соединить рвущуюся на глазах тонкую связь поколений. Нельзя молодежи отвергать опыт старости. Но это все попозже, не сгоряча, осмыслив. А пока есть другие дела.

Едва выложил на Прозе свой новый опус, как пошли читатели. Сотни прочтений за вечер, по крайней мере, так отмечено в странной таблице на портале. Короче, есть интерес; уже и рецензия приспела.

Тут же, в течение часа, была выложена и ссылка на форуме авиа ру, появились первые отзывы. Общее впечатление положительное; вижу, что зачётка работает на старшекурсника: что бы Ершов ни написал – все нравится.

Думаю, моя будущая статья, если я её приведу в божеский вид, тоже получит массу отзывов. Поэтому, чтобы оградить себя от лая неизбежных шавок, следует обработать текст с максимальной политкорректностью. Это заодно придаст статье весу. И хорошим лыком в строку пригодится дискуссия с владивостокским журналистом, потому что разговор‑то как раз о нынешней молодежи. А мальчик умный.

С утра засел за большое письмо владивостокскому корреспонденту. Спорим. Он рекомендует мне «Эхо Москвы», «Новую газету» и «Ленту ру» как образцы демократической прессы; я же ими и задницу бы вытереть побрезговал. Но я направил его мысль на раскрытие качеств современной молодежи, объяснил, зачем мне это надо. Думаю, почерпну кое‑что.

Ещё ветка на авиа ру: «Главная книга об авиации». Топикстартер так классифицирует самых значимых, по его мнению, авторов:

1. Антуан Сент–Экзюпери. Это классика, романтика неба, восхищение самолетом как средством исследования себя и планеты.

2. А. Хейли " Аэропорт» – наилучшее раскрытие работы такого сложного организма как аэропорт.

3. В. В. Ершов – лучше всех сумел раскрыть философию гражданской авиации.

4. В. Меницкий «Моя небесная жизнь» – очень интересно, правдиво и неполитизированно описана работа испытателя ОКБ «МИГ». Здесь уже раскрывается философия испытательской работы.

Я прям воспарил в блаженстве.

Чтой‑то я в последнее время увлекся политикой. Читаю статьи обозревателей во «Взгляде» и задумываюсь – ни много ни мало – о путях России.

Наверно старость. А надо просто беречь здоровье, тогда, может, удастся ещё несколько лет понаблюдать, а то и прочувствовать на своем горбу эти пути.

Если принимать близко к сердцу все проблемы, поднимаемые аналитиками, – волосы дыбом встанут. Людям свойственно сгущать краски. Тем более, москвичам.

Но показателен сам интерес к общественной жизни. Старость моя пока ещё активно нуждается в информации.

Тут красноярец Дима прислал очередной отзыв на мой крайний опус. Пишет: «читал и тихо плакал…»

Ну, делаю скидку на его экзальтированность. Над чем там плакать. Я так всегда писал, так и закончил писать: простым, честным языком. Да там читать‑то, собственно, нечего.

Отмечаю за собой явную душевную лень. Иной раз сверкнет яркая мысль… вот тут же сразу бы и записать её. Но просто лень работать мозгами.

Вот и над статьей этой – иногда проскакивают искорки, а садиться за клаву лень. Иной раз просто гнёшь себя изо всех сил. А сел, расписался – пошло.

Ну, я всегда был лентяй. А нынче моя лень постоянно подпитывается банальным: «А зачем? Кому это надо?»

Нужна ясная цель, а я её не вижу. Так, что‑то размытое, за горизонтом.

Открыл статью. Нет, не встаёт. Закрыл статью.

Что интересно. Вот были события перед Новым годом. Умер Ким Чен Ир – сколько было шуму… земля тряслась. Вот утопили плавучую буровую платформу… Лайнер на камни посадили… Где это все? Забыто. Не прошло и пары месяцев.

Нынче вот Иран… Сирия… Да провались они все. Так же и эти предвыборные митинги, и комментарии к ним…

А у меня склероз прогрессирует. В ушах постоянный звон, усиливающийся после сидения за компьютером. Мозг костенеет.

Разве если ещё чем увлечься – меня на пару месяцев хватит, загорюсь. Но потом же, после любого увлечения, голова болит. Я это четко понял на примере с покупкой машины, нагляднейше: загорелся ожиданием, увлекся мечтой… а получил машину в руки – через две недели все угасло. Голова только потом две недели побаливала. Ещё месяц поддерживал искусственный интерес, просиживая на автофорумах… ушло.

Нет, Вася, сиди и не рыпайся. Поздно.

Ага. Поздно… Вот пришло предложение о сотрудничестве с журналом «Проблемы безопасности полетов» ВИНИТИ. Я вежливо ответил, что стать одним из их авторов вряд ли потяну, но если возникнут вопросы – помогу. Поблагодарил за лестное предложение, расшаркался.

На кой хрен я им сдался? Мало специалистов? Или – свадебным генералом? Они в Википедии публикуют список своих популярных авторов, видимо, для пущего авторитету.

Ну да бог с ними. Посмотрю, что мне предложат. Может, и увлекусь на месяц.

Блин, Вася, ты востребован. Другой бы плясал… козырял бы…

Да была бы польза – писал бы. Ту же статью о личности пилота… разместить в солидном журнале Всероссийского Института научной и технической информации… Вес!

А зачем. Чтобы потом всякие научные горынычи с уранами обзывали меня парвеню?

Правлю ответ оппоненту. Явственно прослеживается в нем молодежный стихийный протест против несправедливости и нечестности жизни, подогретый жизнью в мафиозном Владивостоке и интернетовским флудом. Пытаюсь с высоты своего возраста как‑то его приземлить. Ну нет другого выхода у России, кроме стабильности, и слава богу, что у нее есть вполне вменяемый и достаточно современный 60–летний Путин и что конкурентов у него нет.

Думается, и эти мальчики, порядочные, наивные и самоуверенные в своем интернетстве, как‑то поспособствуют развитию общества. Хотя высот этому нашему обществу, серьезно болеющему западными трипперами, уже не достичь. Тут Гумилёв прав: протянем ещё лет 200 – и до развала. Вектор пока направлен на стабильность – так оно и будет, если Путин удержит власть. А за шесть лет можно сделать много добрых дел для страны, поднять престиж государства и утихомирить протестантов реальными переменами к лучшему.

Игорь дал мне хорошую книгу Кара–Мурзы: «Россия и Запад. Парадигмы цивилизаций». Я вполне разделяю идею автора: Росиия не есть Европа, у нее свой путь, патерналистский. Демократия европейского типа в России неприменима.

Писать дальше статью… нет, она не идёт, и я начинаю понимать почему. Я не определился с понятием менталитета современного пилота. Или он традиционный русский, или он уже таки западный. Вот эти сомнения и не дают развернуться свободной мысли.

Самолюбование. Снова, в который уже раз, открыл с середины «Страх полета» и зачитался. Снова весь взмок, переживая этот полет, как будто сам там был.

Даже если читатели и забудут, даже если им это всего на несколько дней, – то для себя я написал впечатляющую вещь, она до могилы будет напоминать мне, что когда‑то я кое‑что таки мог. А нынче мною рулит склероз.

Вот – польза графомании.

Чем дальше задумываюсь о судьбе нашей авиации, чем больше получаю о ней информации, тем больше ощущаю себя некомпетентным. Я ничего не понимаю. Поэтому от должности свадебного генерала откажусь.

Вот умолк же этот научный журнал, нашедший было во мне специалиста по безопасности полетов. Я как‑то, двумя словами, сразу убедил их, что, мол, пошли вы на хрен.

Что‑то стала почта меня напрягать: на одно–единственное письмо ответить не могу, маюсь. Надо просто замолчать на неделю.

Увлекся «Взглядом», читаю политические статьи и отзывы на них. Вообще увлекся политикой. Зачем?

А – хочется разобраться, куда мы идём. Видимо, старость.

Второе: не могу продолжить статью, не разобравшись в приоритетах современной молодежи. Что ей важнее всего в жизни?

Книгу Кара–Мурзы штудирую. На простые вопросы автор даёт наглядные ответы; в разборе политики революционеров многословен и невнятен. Ну, политолог; и что с него взять простому пилоту.

Но убеждение в патерналистском, традиционном пути России, сложившееся у меня ещё десятилетия назад, только окрепло. Мы – не Европа, мы только пользуемся тем лучшим её наследием, которое движет вперёд науку, технологии, а в общем, идём своим путем. Худшее же, что может впарить нам Европа – это её демократия. Инъекции этой гнилой вакцины привели только к длительной болезни России, а уж об арабах и говорить нечего. Ещё как‑то Турция приняла демократический путь, но о стабильности в этой стране говорить все равно не приходится. Она была и осталась Азией, и богатства особого в ней не видать, хотя уже почти 90 лет там нет этих султанов, а есть президенты.

Дочитал Кара–Мурзу. Общий вывод: мы, нынешние россияне, кинулись имитировать западную модель, парадигму, не имея для этого никаких оснований. Мы – другие, и нам эта модель не подойдет, потому что этого не может быть никогда. Но определенная, прозападная часть общества, в основном, столичная интеллигенция, увлекшись нравственными ценностями Запада, неприемлемыми для России, пытается все‑таки повернуть наше общество по ихнему пути. И даже если Росиия по этому пути пойдет, то ничего толкового не получится, только развал народа и государства, в чем Запад очень, искренне, веками, заинтересован.

Путин, если исходить из данного вывода, пытается удержать Россию на своем, российском, не западном пути, беря от Запада то разумное и полезное, что может увеличить мощь государства. Вот и все.

С утра написал вступление к статье. Смысл его заключается в том, что у нас, мол, рынок, гражданский пилот на нем востребован, а военный пока нет. Личность летчика вынуждена формироваться в неблагоприятных, прагматических, рискованных и неопределенных условиях.

Мое «ыссэ» пока не движется. Никак не сформулирую и не увяжу вступление. Сначала надо констатировать положение вещей. А оно так глубоко увязает в политике, что моих аналитических и творческих способностей явно не хватает для краткого, весомого и убедительного введения читателя в суть дела.

Нынешнему состоянию нашей авиации хорошо подходит былое меткое определение, метафора, шаржированный портрет Российской империи пушкинских времён: блестящий гусарский полк, скачущий по нищим деревням. Разговариваем‑то по–аглицки, кивера и лосины загранишные, а душа‑то пока ещё русская… и ведь её не переделаешь. Вот, собственно, об этом и все эссе.

Состояние авиации. Рынок. Рыночное мировоззрение общества. Какая часть его уже исповедует рыночные взгляды, а какая – ещё советские? Как говорится, ХЗ. Перспективы развития авиации и основные направления.

Состояние безопасности полетов. Причины катастроф. Человеческий фактор. Деморализация.

Роль государства, именно, его неучастие. Самотек рыночного пошиба в авиации.

Взгляды общества на спасение авиации. Взгляды бизнесменов, политиков, действующих пилотов и военных летчиков, взгляды старшего поколения, отставников. Взгляды массы потребителей: пассажиров и авиалюбителей. И отдельно – взгляд молодежи.

Стиль должен быть не менторский, а риторический: вопросы, вопросы.

Размышления о смене поколений.

Мотивация летной работы. Анализ: что нынче привлекает молодежь летать? Что может стать романтическим посылом для нынешнего обывателя–потребителя?

Знает ли нынешняя молодежь историю авиации, её пути, движущие силы, жертвы? Её философию? Её тяжесть? Понятно, что высокая зарплата. Но остальное?

Анализ человеческого материала. Есть ли ещё возможности выбора кандидатов?

Дать тот самый список человеческих качеств, которые требуются современному летчику.

Пути подготовки. От игрушки до флайт–симулятора и тренажера. Тряпколеты.

Система отбора. Пути обучения. Финансовые барьеры. Соответствие КУЛПов современным профессиональным требованиям.

Четыре пути: аэроклуб, ГА, ВВС, частная авиация. Мотивы. Реалии.

Роль государства.

Я оставляю пробел: тут ещё можно дополнять и дополнять. Но красной нитью через весь опус должно проходить формирование личности летчика. Читать‑то будет молодежь, умные мальчики. Будут же давать друг другу ссылки: а вот почитай‑ка Ершова… И каждого заинтересованного молодого читателя я должен убедить в том, что профессия летчика не есть что‑то ординарное и такое как у всех, а нечто особенное, духовное, сродни служению, а значит, надо готовить себя к этому со школьной скамьи.

Как бы мне хотелось, чтобы этот труд засел в мозгах будущего летчика и при каждой неудаче молотом долбил и долбил: ты недостоин! Ты недоработал! Ты слаб! Нет характера! Куда ты лезешь?

Многих должно оттолкнуть. И правильно. Это ж не паксы, которых компания старается завлечь и удержать любым способом. Здесь начинается отбор достойных. И дай бог, чтобы их набралось хоть полпроцента.

Никак не наклоню себя к работе над опусом. Знакомлюсь с предвыборными статьями будущего президента Путина и ловлю себя на мысли, что опаздываю. Видимо, придется всю политику опустить и оставить только психологию.

Вот и Гусаров: бьёт по хвостам своей статьей «Нам Боинг дал стальные руки–крылья». Он констатирует. А надо упреждать.

Но больше всего меня тяготит внутренняя лень. Ну совершенно не хочется трещать мозгами. Мне и так хорошо; я как в раю. Все проблемы позади, остается чистое созерцательство, разбавляемое только необходимым легким физическим трудом. Вот сегодня пойду разгребать снег вокруг гаража, потом прогуляюсь по солнышку… и на хрена бы мне та авиация, за верность которой мне прислали медальку.

Как только лень перестанет тяготить – значит, я дедушка. А пока ещё маюсь совестью – вроде не дедушка.

Вчера прислал мне обширное и искреннее письмо читатель из Красноярска. Вот думаю, как ему ответить. Такие письма приходят довольно часто. Я, по идее, гордиться должен… а оно что‑то не гордится, скорее тяготит.

На Либ ру крайние оценки «Страху полета» – подряд девять десяток. И уже десять оценок третьей части «Таежного пилота», средний балл – 9,48.

Там у Мошкова на Самиздате «эксперты»: какая‑то Асмус, какой‑то Чувакин… Я глянул на более чем скромные цифры оценок читателями их собственных литературных творений…

Ты не языком болтай, а покажи руками.

На Прозе тоже: у каждого графомана там не столько читателей, сколько рецензий. Бешеный обмен рецензиями, состоящими из пустых слов.

Я получил там 67 рецензий. Не ответил ни на одну. Я необщителен и удален от них всех. А рецензии все восторженные.

Казалось бы, вот типа Ершову‑то и положено давать рецензии на опусы менее удачливых пейсателей. А я не имею морального права. Я не профи в этом деле, а просто любитель. Так, баловство на старости лет. Мы литинститутов не кончали. Да и заводить вежливую болтовню вокруг оценок моего или чьего‑то творчества считаю мелочевкой.

Сергею Сотникову из Ижмы дали правительственную награду: медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как говорят, в свое время Ростропович небрежно отказался получать тот орден II степени, промолвив: «То ли заслуги – второй степени, то ли Отечество…»

Я порылся в сети, нашел статут ордена. Там иерархия: сначала медаль 2–й степени, потом медаль 1–й степени, потом орден 4–й степени – и далее идут ордена по восходящей. Так что Сотникову открыта дорога к более высоким наградам… которых он за всю последующую пенсионерскую жизнь физически не заслужит. А сразу орденом не награждают по статуту.

Все равно, человек показал, как надо просто исполнять свои обязанности. Уважаю.

Если сомневаешься, выключать или не выключать реверс на скорости 120, – не выключай.

Если сомневаешься, сказать слово или промолчать, – лучше промолчи.

Читаю блоги молодых москвичей, посвященные всем этим дряблым флешмобам, акциям и митингам. Бедная молодежь. Она выросла в наэлектризованной атмосфере верчения червей в клоаке. Она ничего не понимает в жизни, но считает, что понимает всё. Она действует. Она берет крррясный флак и бежит по Садовому кольцу. Она что‑то кому‑то хочет доказать – окружающим, властям, Путину…

Путину на них, этих… активных, в общем, плевать. Не они, безмозглые, напичканные обрывками, не знающие реальной, замкадовской жизни, будут решать судьбу страны. Это столичная пена. Я эту массу презираю.

Все понимают, что за Путиным большинство. Я пойду голосовать за Путина, потому что он даёт ясную программу. А эти, с флаками, с ленточками, с гандонами, эпатажные, активные, митинговые крикуны – они поймут позже… и улыбнутся. Пассионарии на час.

Я сам был такой до сорока лет. Ждал перемен, дождался их, настрадался ими в течение четверти века своей неповторимой, индивидуальной жизни… больше не хочу, наелся. Я старый дед и теперь по праву старости ворчу во все горло.

Насозидался? Теперь стань потребителем. У тебя есть все – по тому минимуму, которым, согласно Сенеке, определяется богатство. Вот и живи себе, в богатстве своем; ты это заслужил.

Открыл тут краткое (на 40–50 минут чтения, как указано под заголовком) содержание эпопеи Пруста «В поисках утраченного времени». Попытался вкуриться. Вникал в суть размышлений героя, в прихотливую вязь знакомств, манер, стилей, в утонченность рассуждений, в эфемерность воспоминаний… Запутался, увяз… бросил.

Для меня, пилота, небожителя в физическом смысле, имевшего возможность взглянуть на мир с высоты, познавшего понятие «грудью – и на упругий поток», занимавшегося настоящим, реальным, мужским делом, захлёбываясь при этом валом эмоций высоко над землёй… это, салонное… недоступно даже в кратком изложении.

Нет, я просто далёк от этого мира утонченных постельных и салонных страданий городских бздунов. Я груб.

Почему же тогда миллионы образованных, цивилизованных горожан находят в этом полотне что‑то созвучное их внутреннему миру? И неужели мой внутренний мир беднее?

В чем, собственно, заключается богатство внутреннего мира?

Делает ли прочтение этого произведения людей духовно богаче? Подвигает ли их на большие, высокие дела? Или всего лишь приглашает уютно расположиться внутри скорлупы своего столь утонченного внутреннего мира? Уйти от реалий непростой жизни в эдакое виртуальное пространство?

Обогатится ли червь, пропустив через свой канал такое огромное количество слов, столь долгий, бесконечный поток букв?

Ну, станет жирнее.

Я понимаю, есть утонченные, творческие личности. Начитавшись, они, к примеру, ставят новые, омерзительные интерпретации спектаклей, либо малюют калом нечто эдакое для столь же утонченных.

А что они могут изменить в реальной, грязной, несовершенной, тревожной жизни?

Не, ну я сам‑то кой–чего тоже для людей накропал. Так люди же подвиглись и с взорванным мозгом пошли через препоны к заветной небесной мечте.

Конечно, общее гуманистическое направление Пруста я приемлю. Люди внутри себя должны расти и становиться благороднее. Но при этом я жёстко считаю, что благородство должно обращаться в материальное. Начитался, стал лучше – быстрее нажимай на кнопки и энергичнее тащи мешок, свалившийся тебе на горб. И человечеству от этого станет легче жить.