— Во-первых, — орал я сестре из ванной комнаты, тщетно пытаясь остановить кровотечение каким-то старым полотенцем, — чтобы даже хвоста этой твари блохастой в нашем доме не было! Я не шучу! Выгони его немедленно!
— Да что стряслось-то, Гринь?
Вера от испуга была сейчас белее снега. Она сидела в коридоре и наблюдала за моими тщетными попытками наложить себе импровизированный турникет. Пару раз она даже порывалась помочь мне, за что ей большое спасибо, конечно, но я слишком хорошо знал, как моя сестра относится к виду крови. Удивительно, что она сейчас вообще так близко от меня находится. Верка из тех людей, которые могут запросто лишиться чувств даже от вида скарификатора, шприца или вакутайнера при заборе крови в поликлинике. Куда там руку перевязывать, из которой в разные стороны кровь хлещет? Она свалится в обморок, лишь только услышит металлический запах крови. Мне же такая радость сейчас была не в кассу — то ли ее в чувство приводить, то ли себя спасать. Нет уж, лучше сам.
Правда, от скорой помощи я не стал отказываться. При таких серьезных ранах «мужика» включать было неблагоразумно. Во-первых, мои коллеги по призванию лучше меня или Верки наложат давящую повязку, а во-вторых, они же и отвезут меня в травмпункт, где хирурги нормально обработают раны, наложат швы и проведут профилактику от бешенства и столбняка. Разумеется, никаких «сорок уколов в живот», чем нас раньше пугали — сейчас все делается проще, но тем не менее сделать это нужно немедленно. Кто знает, по каким помойкам шарился этот чертов котяра.
Однако до приезда скорой нужно было остановить кровотечение, чем, собственно, я и занимался, попутно рассказывая сестре, что именно произошло. Разумеется, рассказывал я только ту часть, которую ей можно было услышать. Ни про какую ведьму, ни про какой уговор с ней, я, само собой, сестре говорить не стал. Не хватало еще, чтобы я и в глазах сестренки выглядел умалишенным.
— … не хотел лифт ждать, — отчаянно врал я Вере, щедро поливая перекисью водорода глубокие… нет, даже не царапины — порезы от кошачьих когтей. Свою речь я строил таким образом, чтобы понять, что видела сама Вера. Нужно было выяснить, когда именно вместо нее появилась Радмила. — Я поднимался от почтовых ящиков пешком. А тут этот котяра как накинется! Это ты его выпустила?
— Он сразу за тобой выскочил, — ответила Вера, — я и не думала его удерживать. Гринь, а разбилось-то что?
Так, значит, ведьму она не видела. Что ж, уже проще будет отбрехаться.
— Да прикинь, так вцепился в меня этот гаденыш, что я его и стряхнуть-то не мог! Не животное, а исчадие ада какое-то.
Сестра перевела взгляд на свои колени. «Исчадие ада» мирно посапывало, притворяясь кошачьим ангелом во плоти. Даже я на секунду повелся.
— Гринь, — недоверчиво глядя то на меня, то на кота, который между делом еще и урчать начал, как трактор, предположила Вера, — а может, это был какой-то другой кот? Этот, кажется, и мухи не обидит.
— Мухи, может, и не обидит… — процедил я сквозь зубы, заканчивая стягивать полотенцем рану, а про себя добавил:
«А вот ведьму укокошил!»
И правда, кот словно знал, что моя кровушка на ведьму именно так подействует. Кстати, вероятно, я ведь сейчас зря на этого кота волну гоню. Он ведь, по сути, мне жизнь спас. Ведьма же почти смогла меня на «уговор» развести. Еще мгновение, и я пожал бы ей руку. А дальше хрен его знает, какой оборот бы дело приняло. Опять же, Варвара Петровна меня предостерегала не якшаться со своими родственниками. Да и читанные-перечитанные мною в свое время в огромном количестве книги в жанре городского фэнтези не сулили ничего хорошего от договоров с ведьмами. Нигде не было сказано, что они скрупулезно следуют достигнутым с людьми соглашениям. Напротив, во всех источниках, пусть и выдуманных, говорилось, что ведьма соврет — не дорого возьмет, что веры ведьмам нет никакой и что они готовы что угодно тебе наплести, лишь бы ты попал к ним в кабалу. Все свои уговоры, договоры, пари и прочие взаимоотношения с людьми они строят на обмане и лжи. А условия выворачивают таким образом, чтобы им все были обязаны, а они — никому. В каком уж трансе я пребывал, что чуть не согласился с Радмилой «поручкаться», не знаю, да вот не свезло ей, кот нас развел по разным углам. И кстати, вполне возможно, развел навеки.
Я, конечно, ни на что не намекаю, но мало кто выживет, выпрыгнув с двенадцатого этажа. Метлы-то у нее с собой точно не было. Верилось в смерть Радмилы с трудом, но так или иначе это был бы лучший для меня исход. Вариант был наилучшим даже с учетом того, что полицейские, которые приедут на происшествие, начнут подъезд обшаривать и увидят на лестничной клетке, на этаже, с которого выпала смазливая красавица, не менее литра мой кровушки. Нет ведьмы — нет проблемы. Слишком уж много она мне хлопот в последние дни доставила. А от представителей правопорядка я уж как-нибудь отболтаюсь. В конце концов, это не я ведьму выбросил в окошко, она сама туда сиганула. Камер у нас в доме и в помине не было, а то, что весь подъезд моей кровью залит, так то я сам порезался о битое стекло, пытаясь спасти незнакомую мне женщину. Вот и вся недолга — мое слово против их версии. Кстати, наверное, будет даже лучше, если полицию я сам вызову. А что? На меня они так и так выйдут, тут к гадалке не ходи, а таким поступком я вроде как гражданскую ответственность проявлю.
Эх, жаль, только не могу я прямо сейчас проверить, лежит остывающий труп Радмилы на асфальте или нет — наши окна выходят на другую сторону здания. Но уверен, по приезду скорой все встанет на свои места. Да, наверное, так и поступлю, вызову полицию сам.
Единственное, что меня останавливало сделать это незамедлительно — сестра. Для начала нужно было осторожно уточнить, как именно всю картину произошедшего видела Вера. Начал я, разумеется, с кота. Попивая сладкий чай на кухне, я между делом поинтересовался:
— Вер, а животное откуда?
Сестра сидела напротив меня, кот и не думал покидать ее колени. Лежала эта наглая морда с приоткрытыми глазами и внимательно слушала все, о чем мы сейчас с Веркой говорили. Хоть убейте, а кот этот не просто так во всей этой истории нарисовался. В жизни вообще мало случайностей бывает, а те, что возникают, далеко не всегда случайны, как известно.
— Ну, я утром проснулась, тебя уже нет, — начала свой рассказ Вера. — Решила, ты на работу поехал. Я позавтракала, потом какие-то люди звонили, представились твоими коллегами. Спрашивали тебя. Понятия не имею, откуда у них мой номер.
Ага, ясно, те следаки все же не соврали, когда говорили, что Верку допрашивали по телефону.
— Так, а ты что?
— А что я им скажу? Ты ж мне не докладываешь, где ты, что ты… Так и сказала, мол, не знаю, где ты. Предположила, что ушел на работу.
— Ну, а кот этот откуда?
— А Васька сам пришел, — улыбнулась Вера, продолжая гладить кота. — Он громко под дверью мяукал, вот я его и впустила.
Черный как смоль представитель кошачьих при звуке своего имени еще и выгнулся дугой под ласковой рукой сестры и опять урчать начал. Этакого хитрого льстеца хрен теперь выгонишь — умеет же подмазаться, однако. Нет, я, конечно, знаю, что уличные коты умные, но чтобы так прочитать человека, да еще и с первого раза — это уже талант. Верка сейчас на седьмом небе от счастья. Причем радуется она тому, что может коту доставить удовольствие. Вот как они это делают с нами, а? Это я про котов. Ты их кормишь, гладишь, заботишься о них, деньги тратишь на их лечение. И делаешь все это добровольно, а они умудряются эту заботу тебе же в обязанность вменить — типа, все так и должно быть, раб. Продолжай меня гладить! И какашки мои убери! Кстати, многие девушки так же себя ведут, ну, за исключением пункта про какашки. Но это я уже отвлекся.
— Васька? — удивился я. — Ты ему уже и имя придумала?
— Да не придумывала я ничего. Вон, у него на ошейнике написано!
И действительно, Верка выудила из густой шерсти на шее кошака потертый кожаный ремешок, на котором болтался позолоченный медальон с выгравированной на нем кличкой — «Василий».
Как только я прочел кличку кота вслух, на задворках моей памяти что-то легонько царапнуло. Василий… где-то я уже сталкивался с этим именем. Вот недавно совсем. После пережитого стресса мозг отказывался работать шустрее. Я чувствовал, что с этим котом, как, собственно, и с его именем что-то неладное. Но прежде чем я докопался до ответа, в дверь протяжно позвонили. С трудом поднявшись со стула, я поплелся открывать, почти не сомневаясь в том, что это бригада скорой помощи приехала. Вот же засада, полицию уже наверняка до меня вызвали! Пока про кота болтали, время было упущено. Ладно, не больно-то и хотелось. Наверняка падение женщины из окна многоквартирного дома незамеченным не осталось. Там уже, поди, и другая бригада скорой помощи трудится, и полиция наверняка соседей опрашивает. Бдительные соседи из числа тех, кто не работает, по любому раньше меня разобрались, что к чему, и вызвали всех, кого нужно.
Не забыв посмотреть в глазок, я отпер входную дверь и впустил в квартиру бригаду — немолодого уже врача с большим оранжевым чемоданчиком и женщину-фельдшера с какой-то тяжелой сумкой на плече.
— Так, ну что тут у нас? — глядя на окровавленное полотенце, спросила фельдшер. Врач же просто устало рухнул на кухне на стул и, деловито отодвинув мою кружку с чаем, принялся что-то записывать в новомодный планшет. В Москве врачи скорой помощи совсем недавно перешли на электронный документооборот. Говорят, очень удобно: можно пациента в базу данных внести и узнать о нем, все что требуется — ну, СНИЛС там, номер полиса, адрес прописки и так далее. Там же можно и свободные места в ближайших стационарах запросить.
Я, как мог, описал свою версию случившегося — ту самую, где я случайно увидел суицидницу в окне подъезда и бросился ей на помощь, но не успел и порезался о битое стекло. Пока говорил, заметил, что врач с фельдшером переглянулись. Женщина-фельдшер еще и на мою Верку как-то странно посмотрела. Сестра этого взгляда не выдержала и молча укатила к себе в комнату. Находиться на кухне ей уже было незачем, смотреть на кровь — тоже.
— Ладно, показывайте, что у вас там, — велела мне женщина-фельдшер, кивнув на окровавленное полотенце на руке. Я начал разматывать руку, попутно усиливая эффект от своего рассказа подробностями того, какие именно героические усилия я прикладывал, чтобы спасти бедную девушку. Наверняка же этих врачей полицейские тоже допросят, так мне показалось, что лучше уж пусть они будут в этой истории на моей стороне. Кроме того, своих спасителей я постоянно коллегами называл, дабы подчеркнуть, что мы с ними одного роду-племени. В нашей сфере это уже давно не играет большой роли, но при прочих равных, полагал я, собака собаке лапу не отдавит.
— Ну и что тут такого, молодой человек? — возмущенно процедила фельдшер, глядя на мою руку после того, как я снял повязку. Туда же пристально посмотрел и врач, отвлекшись от заполнения электронной документации.
— М-да… — процедил он в нос и вновь уткнулся в свой планшет.
— В смысле? — не понял я.
Пока разматывал импровизированную повязку, я старался не смотреть на то, что осталось от моей многострадальной руки. Я хоть и сам без пяти минут врач и от крови нос не воротил никогда, но на свою изуродованную руку смотреть все же не хотелось. Во-первых, я с утра не ел ничего, во-вторых, испытал недавно несколько сильнейших эмоциональных потрясений. Само собой, после такого еще и на собственное увечье смотреть как-то совсем не в кайф было. Я реально боялся, что мой организм не сдюжит и даст сбой в виде обморока или дурноты.
— Да в прямом смысле, — повышая на меня голос, отозвалась фельдшер, — вы нас вызывали зачем⁈
— Эх-хе-хех… — выдохнул пожилой врач и встал из-за стола.
— Как зачем? — удивился я. — Рану обработать, перебинтовать, в травмпункт наведаться. Или у нас человек с медицинским полисом уже не имеет пра… — только сейчас я посмотрел на свою руку и осекся на полуслове. На окровавленном полотенце лежала испачканная кровью рука. Испачканная, но совершенно целая. Ну, почти целая — на коже предплечья все же красовались четыре розовых шрама. Нет, вы не ослышались — не раны под струпом, не развернутые рваные, а именно четыре аккуратных шрама. Причем выглядели эти шрамы так, словно им как минимум пара месяцев.
Минута молчания затянулась. Врач прошел мимо меня, положил руку на плечо и тихо шепнул на ухо:
— Ты коллега, если хочешь, я тебя прокапаю. Глюкозка, физраствор, витаминчики… Все полегче будет.
— В каком смысле? — не понял я намека.
Более резкая и менее сдержанная фельдшер тут же пояснила:
— Ты, если белку словил, так лечись, дурень! А то не ровен час на девушку свою с ножом бросаться начнешь! Я таких знаешь, сколько перевидала?
— Это сестра моя… — прошептал я, не глядя на медиков — все мое внимание занимала моя рука.
— Ну, так что, парень, покапаемся? — участливо спросил врач и тут же кивнул коллеге. — Валь, давай-ка пятьсот физраствора и двести…
— Не надо ничего! — выкрикнул я, но тут же осекся. Эти могут и с собой забрать. Решат, что я буйный, только из запоя вышел да белку словил, и вызовут совсем другую бригаду.
— Это я, видимо, перестраховался… Коллеги… Вот! — я быстро достал из углового шкафа бутылку дорого коньяка и буквально впихнул ее врачу. — Спасибо, что приехали. Извините за ложный вызов…
— Так что, — уточнила фельдшер, — капаемся, нет?
— Не-не-не! — запротестовал я. — Это не то, о чем вы подумали. Правда! Спасибо вам! Я вообще не пью!
— Я, дружок, бутылочку у тебя действительно заберу, — участливо сказал врач, кивая фельдшеру на выход, — так, от греха подальше. Еще дома спиртное имеется?
Я покачал головой. Кроме этой подаренной мне пациентом бутылки армянского коньяка у меня ничего подобного в квартире не водилось.
— Вот и хорошо. И вы, Григорий Олегович, все же посетите нарколога. От души советую. Такая сестренка у вас милая, котейка, опять же… Я все понимаю, тяжело. Но бухать не выход, уж поверьте старику.
Мне ничего не оставалось, кроме как головой закивать — мол, все учтено и принято к сведению.
— Эх-хе-хех… — снова тяжело вздохнул врач и покинул мою квартиру.
— Гриш, а чего ты с ними не поехал? — Вера выкатилась из своей комнаты. — Тебе же от столбняка уколы надо… — тут она увидела мою испачканную кровью руку и удивилась еще больше. — И не перевязали! Это что за медицина нынче?
Руку я тут же спрятал за спину, понятия не имея, как буду перед сестрой объясняться. И неудивительно, самому себя я тоже не мог объяснить, как за десять минут глубочайшие раны на моем теле зарубцевались и почти зажили.
— Я, эмм… у меня полис просрочен, — я нес какую-то чушь и понимал, что Вера не только не верит мне, но и начинает что-то подозревать.
— Ну-ка, руки покажи!
— Зачем?
— Руки! — прорычала Верка. — Обе!
Этот тон я знал хорошо, моя сестра прибегала к нему только в моменты крайнего возбуждения. Перечить ей в такие минуты было себе дороже, именно поэтому я вытянул руки вперед, демонстрируя необъяснимое чудо исцеления, и виновато потупился в пол. Однако реакция сестры меня удивила. Она не стала истерить, не упала в обморок и даже не перекрестилась, хотя в данной ситуации это, по моему мнению, и было бы как раз вполне уместно. Вместо этого она сложила руки на груди, потревожив тем самым кота, который, похоже, оккупировал ее коленки навсегда.
— Гриша, а ты зачем весь этот спектакль разыграл? Не хочешь на работу идти, так сопли проще сымитировать. Идешь в поликлинику, демонстративно на всех кашляешь и берешь больничный. Отсутствие температуры объясняешь двумя таблетками парацетамола. Кто из нас врач, ты или я?
Я не знал, что сестре на это ответить. С одной стороны, она только что избавила меня от долгого и мучительного объяснения того, почему мои жуткие раны затянулись сами собой за несколько минут. С другой — мне теперь действительно не помешала бы пара таблеток, только не парацетамола, а чего-нибудь позабористее, поскольку я решительно не врубался в то, что сейчас произошло. Я не нашелся, что возразить сестре, и лишь руками развел. И тем бы все и закончилось, если бы не чертов кот. Он вдруг встал на все четыре лапы, потянулся со сладким муррр-мяу, уселся на коленях у сестры и выдал вполне себе человеческую фразу:
— Эка она тебя уделала, хозяин!
— Гриша! — Вера пристально смотрела мне в глаза. — А ты ничего не принимаешь?
— Ч-чего? — ощущая, как задергался в нервном тике левый глаз, переспросил я.
— Ты чего на Василия так смотришь?
Похоже, она кота не слышала. Оставалось только понять, действительно ли его слышал я или же это опять последствия моей недавней посмертной активности.
Найти ответ на этот вопрос мне помог все тот же кот:
— Ты, хозяин, если в дом скорби загреметь не хочешь, перестань так палиться!
— Ч-чего? — чтобы поверить в говорящего кота, мне пришлось проморгаться и уточнить. — Ты это мне сейчас?
— Тебе, разумеется! А ты еще кого-то тут видишь? Ведешь ты себя странно, говорю! — пояснила свои слова Вера.
И ей тут же поддакнул кот:
— Вот! И я тебе о том же! Ведешь ты себя, хозяин, странно. Как есть, в дурку загремишь!
И вот только сейчас до меня дошло:
— Василий? Тот самый?
— Гриш? — Вера опять напряглась. — Может, все же вернуть врачей?
— Ну, наконец-то докумекал! — довольно потягиваясь, промурлыкал слуга покойной Варвары Петровны. Точнее, теперь уже мой слуга — кот Василий. — Что, хозяин… — и кот спрыгнул с колен сестры на пол, — может, пойдем, потолкуем? Ты пока не научился говорить одною мыслею, как хозяйка умела, так что при разговоре со мной выглядеть будешь странно, а сестра твоя уже и так недобрым глазом на тебя поглядывает. Предлагаю прогуляться. У вас же тут парк недалеко, как я понимаю?