Ворон Бури

ПРОЛОГ

Линн Дуахайлл, восточное побережье Эриу, весна 990 года

Завороженный, я смотрел на темный силуэт на илистом песке.

Мать велела мне поглядеть, что ночной шторм выбросил на берег. Недовольно дохлебав ячменную кашу, я накинул плащ и вышел из длинного дома. Будут водоросли, решил я, целые горы, и придется потрудиться, чтобы отыскать среди них что-нибудь стоящее. На камнях — ракушки. Если повезет, найдутся бревна. А порой море выносило и корабельный груз — вот уж была бы радость.

Но в это ветреное весеннее утро я никак не ожидал наткнуться на труп.

Он лежал на спине шагах в пятидесяти от меня, брошенный отхлынувшим приливом. Я пошел к нему, выбирая места посуше, и не сводил с тела глаз. Кожа, где ее было видно, сморщилась и побелела от долгого пребывания в воде. Бородач в тунике и штанах — он походил на норманна, как мой отец Торгиль.

Но это не мог быть мой отец, ведь я уже видел его сегодня — перепачканного сажей, за работой в кузнице. Это не мог быть мой отец, потому что на руке у этого человека был серебряный браслет, а к поясу пристегнут меч в ножнах. Лишь богачи могли позволить себе такие украшения и оружие.

Мне никогда не давали в руки те редкие мечи, что ковал отец, и я, заинтригованный, подошел ближе. Страшно мне было лишь самую малость. Смерть — и зверей, и людей — была делом обычным. Не каждый ягненок доживал до весны, а каждую осень мы резали свинью. Умирали и люди: два года назад Родрек, наш тралл, сгорел от лихорадки, а несколько месяцев назад я нашел в постели мертвой нашу соседку, старую Ингу. Но этот мертвец был совсем другим. У него снесло полчерепа — будто одним ударом. Он не утонул, подумал я. Его убили.

Встревожившись, я посмотрел в сторону моря. Вода была неспокойной, до самого горизонта волны пенились белыми барашками, но драккаров не было и в помине. Я вздохнул с облегчением. Для набегов еще не время, хотя всякое бывало. Меня охватило беспокойство: а вдруг кто-то придет за этим мертвецом? Вряд ли, решил я. Его товарищи и не догадываются, что тело выбросило на берег у Линн Дуахайлла.

Кар-р-р. Шелест черных крыльев — и в дюжине шагов от меня приземлился ворон. Он покосился на меня блестящим глазом-бусинкой и поскакал к трупу.

Меня пробрал холод, и дело было не в ветре.

Вороны — священные птицы бога Одина. У него их двое: Хугин и Мунин, Мысль и Память. Они облетают весь мир и каждый вечер возвращаются, чтобы сесть ему на плечи и принести вести.

Лишь теперь я заметил, что нет чаек. Уж они-то, искусные падальщики, должны были слететься сюда стаей и пировать плотью мертвеца. Но их не было.

— Потому что здесь птица Одина, — прошептал я.

Услышь меня мать, она бы оттаскала меня за уши. Ирландка и ревностная христианка, она презирала богов норманнов. Отец же хранил верность вере предков. И я тоже — в поведении поклонников Белого Христа, готовых подставить другую щеку, я не видел ничего достойного восхищения.

Кар-р-р. Ворон вспрыгнул мертвецу на живот. К моему изумлению, он потянулся не к лицу, а к рукояти меча. «Мое», — словно говорил его жест. Это было совершенно очевидно, даже для меня, тринадцатилетнего мальчишки.

— Финн!

Соседей у нас было мало, так что выбор невелик, но голос Векеля я бы узнал из тысячи. Почти мой ровесник, он был единственным мальчишкой в округе. Высокий, долговязый, по-девичьи изящный, он был моим лучшим другом.

— Финн!

— Чего тебе? — не поворачивая головы, отозвался я, не сводя глаз с ворона. Переставая клевать желтовато-белую рукоять, он, казалось, изучал меня. Не знаю, откуда у меня взялась храбрость, но я выдержал его взгляд.

— Он утонул?

— Нет. Ему снесли полчерепа.

— И теперь на нем ворон Одина? Финн, уходи оттуда! — В голосе Векеля послышались непривычные тревожные нотки.

«Я увидел меч первым», — упрямо подумал я и шагнул к мертвецу.

— Финн! Финн!

Я замер. У меня всегда был крутой нрав, я обожал потасовки и грубые игры. Если выпадал случай подраться с другим мальчишкой, я никогда его не упускал. Драка была у меня в крови, сам не знаю почему. Мне часто снилось, будто я воин, проливающий кровь. Хотя, по всей вероятности, мне суждено было стать кузнецом, как отец. Векель был совсем другим. Он жил с бабушкой — родители его умерли, — и все сходились на том, что ему уготована стезя сейда, жизнь, неразрывно связанная с магией. Дело было не только в его сверхъестественном умении ладить с лошадьми или в его женственном поведении; он любил тьму, сказания о Рагнарёке, все, что связано с миром духов. Когда его отец умер, он тайком выбрался из постели и просидел всю ночь у могилы, чтобы, как он потом с гордостью признался, лучше побеседовать с духом усопшего.

От одной этой мысли у меня сводило живот. Почему же, — удивился я, — сейчас я не чувствую такого же страха, собираясь отнять добычу у птицы, избранной самим богом?

Еще два шага. Теперь я пожирал меч глазами с неприкрытой жадностью. Он был великолепен. Рукоять, похоже, из слоновой кости, а ножны с серебряной чеканкой заканчивались искусно вырезанным наконечником. Я возжелал его так, как никогда ничего не желал в своей жизни.

Еще шаг.

Ворон каркнул и остался на месте.

— Финн! Ты спятил?

— Я увидел меч первым, — сказал я ворону.

— Что ты сказал? — крикнул Векель.

Птица повертела головой. Ее клюв щелкнул.

«Ворон не унесет меч, — подумал я. — Может, за ним явится сам Один, но вряд ли. Боги показываются людям нечасто. Ворон насытится, улетит, и тогда первый, кто наткнется на тело, заберет этот княжеский клинок. Так пусть им буду я», — решил я.

Еще два шага — и до трупа с вороном было рукой подать.

Невероятно, но ворон не шелохнулся.

— Дай мне этот меч, — произнес я, и слова сами сорвались с моих губ, — и я клянусь служить Одину до конца моих дней.

Время замедлило свой бег. Крики и вопросы Векеля стихли. Весь мир сузился. Я видел лишь лоснящуюся черную голову ворона со слегка приоткрытым клювом. Его черные, как кремень, глаза буравили меня.

Во рту пересохло. В горле забилась жилка.

«Истинна ли твоя клятва?» — казалось, спрашивал ворон.

— Порази меня, если я лгу. — Мой еще не сломавшийся голос дрогнул на последнем слове. — С этой минуты я — слуга Одина.

Кар-р-р. Кар-р-р. Ворон спрыгнул с трупа, словно уступая мне дорогу. Он кивал, но не улетал.

Что-то заставило меня оглянуться. Неподалеку стоял Векель с отвисшей челюстью. Такая реакция моего одержимого магией друга развеяла последние мои сомнения.

— С твоего позволения, — торжественно произнес я, обращаясь к ворону, и потянулся, чтобы снять с мертвеца перевязь.

Немного погодя я уже брел по берегу. Перевязь нельзя было отрегулировать, и меч, висевший у бока, доставал почти до левой ступни. Но мне было все равно. Беглый осмотр показал, что клинок ничуть не уступает в великолепии ножнам. Я чувствовал себя великаном. Однако я не знал, долго ли продлится мое ликование. Я подозревал, что отец, едва я вернусь, отберет у меня меч. А потому решил не торопиться с поисками.

Векель, в отличие от меня, не стал испытывать судьбу с вороном. Опасливо покосившись на труп и спросив, действительно ли мне нужен клинок — на что я яростно ответил «да», — он пошел со мной. Он потребовал рассказать все в мельчайших подробностях. Рассказывать было особо нечего, но, повторив клятву Одину, я в полной мере осознал свой поступок.

— Ты что сделал? — Лицо Векеля снова надо было видеть.

— В обмен на меч я посвятил себя Одину. — Мои щеки запылали; теперь, произнесенное вслух, это звучало по-детски. Глупо.

Векель молча шел рядом.

Я искоса поглядывал на друга, ожидая, что он начнет упрекать или даже смеяться надо мной, но он глубоко задумался. Я сосредоточился на поисках бревен или чего-нибудь ценного, что могло прибить приливом. И все же не удержался и оглянулся. Ворон исчез. Над трупом с криками дрались чайки. Другие кружили в небе. Таинственность развеялась.

— Ну конечно!

— Что? — про себя я взмолился: только бы он не сказал, что Один проклянет меня, если я не верну меч на место.

— Это так очевидно, что я сразу и не понял. — Худое лицо Векеля просветлело.

— Говори же!

— Ворон знал, что ты там будешь.

— Знал?

Он хлопнул меня по плечу.

— Ему сказал Один!

Я мог лишь смотреть на него во все глаза. В последних его словах чувствовалась какая-то недосказанность, словно он утаил часть информации, но надежда оставить клинок себе взмыла так высоко, что я не обратил на это внимания.

— Один хотел, чтобы меч достался тебе, вот и послал ворона, — сказал Векель. — Это был Хугин.

Как он постиг замысел бога, я понятия не имел, и уж тем более не знал, откуда ему известно, какой именно это был ворон. Но слова Векеля звучали убежденно, и я ему поверил. Поверит и мой отец. Из-за своих повадок и поведения многие считали Векеля отмеченным духами. Думаю, помогало и то, что в округе не было ни одного витки, никого, кто был бы связан с сейдом. Мало у кого хватило бы духу оспаривать слова Векеля.

— Смотри. — Рука Векеля указывала в сторону свежего бриза.

Далеко в море сгрудились огромные тучи, черные и грозовые.

— Еще одна буря надвигается, — сказал я.

— Снова Один. Он попросил Тора отметить это событие.

Я одарил его неуверенной улыбкой. Одно дело, когда бог дает тебе меч, — в это еще можно поверить. Совсем другое — когда в деле замешаны сразу два божества.

— Теперь у тебя может быть только одно имя. — Лицо Векеля стало торжественным.

Я не осмелился произнести вслух то, что вертелось у меня на языке: «Мечекрад. Труподер».

— Ворон Бури.