Воронцов. Перезагрузка. Книга 10

Глава 7

Иван Дмитриевич начал ходить по комнате, чеканя шаг, руки за спиной — привычка военного человека, размышляющего о тактике.

— Я уже отдал распоряжения. С этой минуты ваша жизнь меняется, Егор Андреевич. Забудьте об одиночных прогулках. Забудьте о спонтанных поездках. Никаких передвижений без конвоя. Никаких необдуманных действий.

Он резко остановился, повернулся к Захару:

— Твой человек уже нашел людей?

— Так точно, — отозвался Захар басом, выпрямляясь. — Четверо. Проверенные мужики, служивые из моих старых товарищей. Двое из егерей, знают леса как свои пять пальцев, двое артиллеристов бывших, стреляют без промаха. Лишних вопросов не задают, приказы выполняют беспрекословно. Я за них головой ручаюсь, Иван Дмитриевич. С каждым воевал бок о бок.

— Хорошо, — он одобрительно кивнул. — Пусть заступают немедленно. Организуй посменное дежурство — по шесть часов каждая смена. Внутри дома и по периметру двора. Обходы каждые полчаса. Ты — лично при Егоре Андреевиче, как тень. Куда он — туда и ты. Оружие при себе всегда, заряженное и готовое к бою.

— Будет исполнено, — Захар козырнул, и я увидел в его глазах решимость. Он винил себя за то, что не уследил, и теперь был готов искупить вину любой ценой.

— Но этого мало, — Иван Дмитриевич снова повернулся ко мне, и в его взгляде я прочел непреклонность. — Враг показал зубы. Он знает ваш дом, знает ваши привычки, знает ваших людей. Мы не можем полагаться только на стены и мушкеты. Нужна система.

Он подошел к окну, слегка отодвинул плотную штору, выглядывая на тёмную улицу, где мелькали фонари.

— Видите тот переулок? И крыльцо лабаза напротив?

— Вижу, — подтвердил я, прищурившись.

— Там теперь мои люди. Круглосуточно. И на соседней улице тоже, и на задах вашего квартала. Я выставил наружное наблюдение на всех подступах к вашему особняку — шесть точек, сменяются каждые четыре часа. Любой, кто будет праздно шататься рядом, любой новый экипаж, любой подозрительный торговец, даже бродячий нищий — все будут проверены, опрошены, занесены в журнал. Мы создадим невидимый купол вокруг этого квартала. Муха не пролетит незамеченной.

Я слушал его и понимал с горьким осознанием: моя спокойная жизнь закончилась окончательно и бесповоротно. Теперь я буду жить в золотой клетке. Но выбора не было. «Француз» где-то там и, я не сомневался, планирует новый ход. Он не из тех, кто сдается после первой неудачи.

— А завод? — спросил я, наклоняясь вперед, несмотря на боль в плече. — Они знают про технологии, про разработки. Если не смогли забрать меня, могут попытаться украсть чертежи, подкупить мастеров или устроить диверсию. Поджечь цеха, взорвать склады пороха.

— О заводе я уже позаботился, — отрезал Иван Дмитриевич, и в голосе его прозвучала сталь. — На следующий день, как вас похитили. Туда уже отправлен усиленный наряд жандармов — два десятка. Вход в цеха, где собирают новые штуцеры и лампы, теперь только по специальным пропускам с печатью градоначальника и моей подписью. Охрана на воротах удвоена. Патрули внутри территории ходят непрерывно. Всех мастеров перепроверяем заново — до седьмого колена, до малейших связей. Если есть хоть малейшая зацепка, хоть тень подозрения — отстраним немедленно и возьмём на допрос.

Он вернулся к креслу и опустился в него, наконец позволив себе немного расслабиться. Лицо его осунулось, проступили глубокие тени под глазами — видно было, что он не спал несколько суток.

— Я найду их, Егор Андреевич, — тихо, но с пугающей уверенностью произнес он, глядя мне прямо в глаза. — Я землю носом рыть буду, но найду каждого, кто причастен к этому похищению. Следствие уже началось в полную силу. Мы трясем всех — ямщиков на заставах, трактирщиков, скупщиков краденого, даже проституток в притонах. Кто-то продал информацию. Кто-то подготовил карету и лошадей. Кто-то дал им убежище в усадьбе. Кто-то координировал операцию. Мы найдем это звено. Все звенья.

— Главный у них — иностранец, — сказал я, вспоминая холодные глаза «француза» и его манеру говорить. — Говорит по-русски почти чисто, но акцент есть. Едва уловимый, но различимый. Манеры дворянские, образование, очевидно, отличное, но хватка волчья, профессиональная. Называет себя представителем «заказчика из Европы». Упомянул императора, который «не любит ждать».

Иван Дмитриевич мгновенно достал блокнот и карандаш из внутреннего кармана.

— Опишите его. Всё, что запомнили, каждую деталь. Особые приметы, шрамы, родинки, привычки. Манера держаться, жесты. Нервный тик под левым глазом, вы говорили? Кольца на пальцах были? Запахи — одеколон, табак, что-нибудь ещё? Голос — тембр, интонации?

— Иван Дмитриевич, вы же, как я понимаю, без ответов не уйдете?

— Само собой. Вы это к чему, Егор Андреевич?

— К тому, что я бы ополоснулся, да переоделся, а то сколько в плену был, да потом по лесу болото месил, вон — кровь на одежде и моя и охранника того…

— Да-да, конечно, Егор Андреевич, простите. Я подожду.

Через полчаса я уже свежий, помытый и в чистой одежде снова разговаривал с Иваном Дмитриевичем.

Мы просидели больше часа. Я выжимал из памяти каждую деталь тех страшных дней в плену — как «француз» двигался, как говорил, какие вопросы задавал, как реагировал на мои ответы. Вспоминал обстановку комнаты, где меня допрашивали — запах воска от свечей, скрип половиц, расположение мебели. Описывал похитителей — Степаныча с его хриплым басом и жестокими глазами, молодого Сеньку, Митьку (не забыв упомянуть, что тот помог мне с побегом). Иван Дмитриевич записывал, уточнял, сопоставлял с тем, что уже знал.

Ричард принес нам крепкого чаю с мёдом и пирогами, и мы пили его молча, как солдаты после боя, каждый погруженный в свои мысли.

— Я выделяю вам специальную группу агентов, — сказал Иван Дмитриевич, убирая блокнот во внутренний карман. — Это лучшие мои люди, проверенные в деле. Поручик Соколов возглавит вашу охрану. Они будут работать негласно, но они всегда будут рядом, на расстоянии крика о помощи. Если вы выходите из дома — они сопровождают, незаметно следуя за вами. Если едете на завод — они едут следом или едут впереди, проверяя маршрут. Это не обсуждается, Егор Андреевич.

— Я не собираюсь спорить, — криво усмехнулся я, потирая здоровой рукой ноющую шею, где ещё чувствовались следы от удушения. — После того, как меня везли в мешке, как куль с мукой, а потом чуть не прирезали в лесу, я стал большим ценителем безопасности и осторожности.

Иван Дмитриевич встал, поправил мундир, застегивая пуговицы.

— Это хорошо, что вы понимаете серьезность ситуации без лишних объяснений. Геополитика — жестокая игра, Егор Андреевич. Ваши изобретения могут качнуть чашу весов в грядущей войне с Францией. Пьезоэлектрические замки, которые работают в любую погоду, дают нашим войскам огромное преимущество. Медицинские технологии спасут тысячи солдат от гангрены и инфекций. Механические лампы позволят работать заводам круглосуточно. И наши… западные партнеры… это прекрасно осознали раньше, чем некоторые наши собственные чиновники. Теперь это не просто вопрос вашего личного бизнеса или научных изысканий. Это вопрос выживания Российской империи в надвигающейся буре.

Он направился к выходу, но у двери остановился и обернулся. Взгляд его смягчился, в нём появилось почти отеческое беспокойство.

— Берегите себя, Егор Андреевич. И семью свою берегите. Они — ваше самое уязвимое место, и враг это знает. А я… я сделаю всё, что в моих силах и за пределами их, чтобы эти ублюдки пожалели о том дне, когда решили сунуться в Тулу. Обещаю вам это.

Дверь за ним закрылась мягко, но я слышал, как в коридоре он отдал Захару ещё ряд распоряжений резким, командным тоном. Потом послышались шаги — Захар спускался вниз, к новым охранникам, чтобы расставить их по постам.

Я остался сидеть у камина, слушая, как трещат поленья, как Маша тихо всхлипывает, прижавшись к моему здоровому плечу. Дом превращался в крепость на моих глазах. И в этой крепости мне предстояло не просто жить, пережидая опасность, а работать с удвоенной, утроенной силой. Потому что теперь я точно знал, без всяких сомнений: война уже началась. Просто пока она шла не на полях сражений под грохот пушек, а за чертежными столами, в тёмных переулках и в головах людей, управляющих судьбами государств.

Маша подняла заплаканное лицо:

— Егор… а мы? Я и Сашенька? Мы тоже в опасности?

Я притянул её ближе, целуя в макушку.

— Иван Дмитриевич позаботится о нашей безопасности. Ты слышала — охрана будет круглосуточная. Но я прошу тебя, Машенька, на время откажись от выездов. Не покидай дом без крайней необходимости. Не принимай гостей, которых мы не знаем. Не доверяй незнакомцам.

Она кивнула, вытирая слезы платком.

— Я понимаю. Я буду осторожна.

Захар вернулся через полчаса, докладывая:

— Барин, я выставил людей на всех входах. Макар и Алексей патрулируют периметр двора по очереди. Никифор у задней калитки. Все при оружии. Ещё четверых нанял из моих старых товарищей — придут к рассвету, сейчас заканчивают свои дела и собирают пожитки. Все проверенные, надёжные мужики.

— Хорошо, — кивнул я. — Но помни, что люди Ивана Дмитриевича — это отдельная структура. Вы будете координировать действия, но не мешать друг другу.

— Понял, барин, — Захар козырнул. — Поручик Соколов уже заходил, мы с ним договорились о системе сигналов и точках связи.

Ричард, который всё это время молча слушал, наконец подал голос:

— Егор Андреевич, вам нужен отдых. Серьёзный отдых. Рана заживёт, если вы дадите организму восстановиться. Но если будете суетиться, переживать, напрягаться — может начаться воспаление, и тогда мои усилия пойдут прахом.

— Я отдохну, — пообещал я, хотя знал, что это будет непросто. Мысли роились в голове, не давая покоя. — Но хотя бы несколько часов в день мне нужно работать. Координировать дела на заводе, давать указания мастерам.

— Тогда делайте это отсюда, из дома, — настойчиво сказал Ричард. — Пусть Николай Фёдоров приезжает с докладами. Пусть мастера приходят с вопросами. Но вы — сидите здесь, в кресле, и не вставайте без нужды.

Я кивнул, соглашаясь. Спорить с врачом было себе дороже.

Маша помогла мне подняться, и мы медленно, осторожно поднялись по лестнице в спальню. Каждая ступенька отзывалась болью, но я стиснул зубы и дошёл сам, не желая показывать слабость.

В спальне, в колыбели у окна, мирно посапывал Сашка. Маша подошла, поправила одеяльце, и я увидел, как дрожат её руки.

— Принеси его сюда, — попросил я. — Хочу подержать.

Она осторожно подняла сонного сына и перенесла ко мне. Я взял его на руки — здоровой рукой, прижимая к груди. Маленький, тёплый, беззащитный. Мой сын, моя кровь, моё будущее.

Он приоткрыл глазки, посмотрел на меня мутным младенческим взглядом, потом снова закрыл их, довольно причмокивая во сне.

— Я защищу вас, — прошептал я, глядя на его спящее личико. — Обоих. Что бы ни случилось, кто бы ни пришёл — я встану между вами и любой опасностью. Обещаю.

Маша обняла нас обоих, и мы стояли так несколько минут — маленький остров покоя в бушующем море опасностей.

Следующие дни слились в странную, напряжённую рутину. Дом превратился в настоящую крепость — не метафорически, а буквально. Захар и четверо его товарищей патрулировали периметр круглосуточно.

Поручик Соколов со своими агентами организовал скрытое наблюдение за окрестностями. Я не видел их, но знал, что они там — в тени подворотен, под видом торговцев на рынке, в толпе богомольцев у церкви. Каждый, кто приближался к дому, попадал под пристальный взгляд, фиксировался, анализировался.

Иван Дмитриевич приезжал дважды в день с докладами. Его люди взяли под контроль тех самых наблюдателей, что торчали напротив моего дома. Выяснили, что они сменяются каждые шесть часов, получают инструкции через мальчишку-посыльного, который относит записки в трактир «Золотой петух» на Ямской улице. Цепочку начали аккуратно раскручивать дальше, не спугнув заказчика.

— Мы установили, что связной встречается в трактире с мужчиной средних лет, — докладывал Иван Дмитриевич, разворачивая на столе план города с отмеченными точками. — Хозяин описывает его как «господина в сером плаще». Акцент иностранный, но говорит свободно. Платит серебром, щедро, но не демонстративно. Приходит в разное время, всегда один, садится в дальний угол.

— Это он? «Француз»? — я наклонился над планом, игнорируя протест раненого плеча.

— Возможно, — осторожно ответил Иван Дмитриевич. — Описание частично совпадает с вашим. Но я не хочу спешить и спугнуть добычу раньше времени. Если схватим его сейчас — потеряем остальную сеть, всех его агентов и связных. Мне нужны все, Егор Андреевич. Каждый агент, каждый информатор, каждое звено. Только так мы сможем гарантировать, что угроза устранена полностью.

Я кивнул, понимая логику, хотя каждая клеточка тела жаждала немедленной мести.

— Сколько времени вам нужно?

— Неделя, может быть, две, — Иван Дмитриевич свернул план. — Я хочу установить полную картину: кто ещё с ним связан, куда он ходит, где живёт, с кем встречается. Нужно проследить деньги — откуда они, через какие руки идут. А потом накроем всех разом, за одну ночь.

Завод тоже усилили до состояния военного лагеря. Генерал Давыдов, узнав о покушении на меня, лично выставил военный караул из гвардейского батальона. Теперь на территории постоянно дежурили солдаты с ружьями наготове, а все входы и выходы контролировались с педантичностью, достойной крепости в осадном положении. Каждый мастер, каждый рабочий проходил проверку при входе — документы, обыск, допрос у вахтёра. Незнакомцев не пропускали вовсе.

Иван Дмитриевич лично допрашивал тех мастеров и купцов, кто вызывал хоть малейшее подозрение. Проверял биографии до седьмого колена, выискивая связи с иностранцами, долги, слабости, которые можно использовать для шантажа.

Я же сидел дома, восстанавливаясь. Рана заживала медленно, но верно — Ричард был прав, воспаления не случилось благодаря его своевременной и грамотной обработке. Но слабость оставалась навязчивой, изматывающей. Я спал по двенадцать часов в сутки, просыпаясь разбитым и вялым. Организм требовал времени на восстановление после нечеловеческого стресса — несколько дней без нормальной еды, побега, драки, ранения, марш-броска через леса и поля.

Николай Фёдоров приезжал каждый день с докладами о делах на заводе. Он входил аккуратно, с извиняющейся улыбкой, нёс папку с бумагами, раскладывал их на столе в кабинете.

— Производство штуцеров идёт по плану, Егор Андреевич, — докладывал он, показывая цифры. — Мастера освоили сборку пьезоэлектрических замков, брак минимален — менее пяти процентов. Григорий Сидоров взял на себя техническое руководство в ваше отсутствие и справляется отлично. Он просил передать вам, что следующая партия штуцеров готова к полевым испытаниям.

— Хорошо, — кивнул я, перелистывая отчёты. — Пусть генерал Давыдов проводит учения. Но я хочу быть там, увидеть результаты своими глазами, услышать отзывы офицеров.

— Егор Андреевич, но Иван Дмитриевич категорически против вашего выезда, — осторожно заметил Николай. — Он считает, что это слишком рискованно.

— Я с ним поговорю, — отмахнулся я, хотя прекрасно знал, что разговор будет непростым.

Но когда вечером Иван Дмитриевич явился с очередным докладом, я поднял этот вопрос, и он был непреклонен, как скала.

— Нет, — сказал он твёрдо, даже не задумываясь. — Ни при каких обстоятельствах. Слишком рано, слишком опасно.

— Опасно? — я нахмурился, чувствуя, как закипает раздражение. — Да у нас там будет половина гвардейского полка охраны! Весь полигон оцеплен!

— И это не гарантия абсолютной безопасности, — возразил он холодно. — Стрелок с нарезным ружьём может убить вас с трёхсот, а то и четырёхсот шагов. А у французов такие ружья есть, я это точно знаю. Мы не можем контролировать всё пространство вокруг полигона — там леса, овраги, старые сараи. Идеальные укрытия для стрелка. Нет, Егор Андреевич. Пока угроза не устранена полностью, пока я не накрыл всю французскую сеть — вы остаётесь здесь, в этом доме.

Я сжал кулаки, но спорить дальше не стал. Он был прав, даже если это невыносимо бесило. Логика профессионала безопасности против моего желания видеть результаты своей работы. Логика побеждала.

— Тогда хотя бы скажите — есть прогресс в расследовании? Что-то конкретное?

Иван Дмитриевич помолчал, потом достал из кармана свежую сводку, исписанную его мелким, аккуратным почерком.

— Есть существенный прогресс. Мы проследили цепочку связных до трактира «Золотой петух». Там встречаются двое — один из тех наблюдателей, что дежурил у вашего дома, и тот самый мужчина в сером, которого я упоминал. Мои люди установили за ним наблюдение. Он снимает комнату в доходном доме на Казанской улице под именем Пьера Дюбуа, купца из Риги. Документы поддельные, но качественные. Акцент у него действительно иностранный, хотя русским владеет свободно.

Я резко выпрямился, плечо предательски взорвалось болью.

— Это он, да? «Француз» из моих допросов?

— Весьма вероятно, — осторожно подтвердил Иван Дмитриевич. — Описание совпадает: среднего роста, сухощавый, седеющие виски, манеры дворянские. Один из моих агентов видел у него нервный тик под левым глазом, когда он читал газету в трактире. Это совпадает с вашими словами.

Ярость вспыхнула, горячая и почти неконтролируемая. Он здесь, в Туле, спокойно пьёт чай в трактире, в то время как я сижу взаперти, как узник.

— Схватите его, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Немедленно. Пусть даёт показания.

— Нет, — спокойно, но твёрдо отказал Иван Дмитриевич, глядя мне прямо в глаза. — Я понимаю ваше желание мести, Егор Андреевич. Он никуда не денется. За ним круглосуточное наблюдение. Но если мы возьмём его сейчас, остальные крысы разбегутся, уйдут в подполье. Я хочу накрыть всю сеть целиком. Установить, кто ещё работает на Францию в Туле и окрестностях. Сколько у них агентов, информаторов, связных. Куда идут деньги и приказы. Это требует терпения, но результат будет полным.

Он встал, подошёл к окну, глядя на тёмную улицу.

— Я уже выяснил, что у него минимум трое подручных, не считая тех наблюдателей. Один работает писарем в городской управе — имеет доступ к документам. Второй — извозчик, развозит товары между Тулой и Москвой, удобная легенда для курьера. Третий… третий пока не идентифицирован, но он есть, я уверен. Мне нужно время, чтобы вычислить их всех, собрать доказательства, а потом взять всех одновременно.

Я откинулся в кресле, чувствуя, как напряжение медленно отпускает, уступая место усталости.

— Сколько вам нужно времени?

— Неделя, максимум полторы, — ответил Иван Дмитриевич, возвращаясь к столу. — К тому моменту я соберу полное досье на каждого. И тогда мы нанесём удар — быстрый, точный, смертельный.

Он достал ещё один листок, положил передо мной.

— А что касается завода и возможной утечки информации… Я проверил всех ключевых людей. Савелий Кузьмич чист, его биография безупречна, он предан России и лично вам. Григорий Сидоров тоже вне подозрений. Мастера, которые работают с секретными разработками, все местные, семейные, корнями вросли в Тулу. Купцы… Игоря Савельевича я проверял особо тщательно, учитывая объём его торговых связей. Он чист, торгует только готовой продукцией, к чертежам доступа не имеет.

— Тогда откуда утечка? — нахмурился я. — «Француз» знал слишком много деталей. О лампах, о замках, даже о медицинских разработках Ричарда.

Иван Дмитриевич медленно кивнул, и на его лице появилось мрачное выражение.

— Утечка идёт не через завод. Она идёт через светское общество. На приёме у градоначальника, помните? Там были десятки людей, в том числе иностранцы — купцы, дипломаты, путешественники. Тогда вас представили как таинственного и загадочного спасителя градоначальника. Кто-то мог обратить внимание, передать информацию и вас взяли под наблюдение. Это мой просчёт — я не контролировал информационные потоки на том уровне.

Он сжал кулаки на столе.

— Теперь это исправлено. Никакой публичной информации о новых разработках. Всё — только для военных, под грифом секретности.

Мы ещё долго обсуждали детали, пока я окончательно не выбился из сил. Иван Дмитриевич ушёл поздно вечером, пообещав вернуться утром с новыми сведениями.

Ричард заглянул перед сном, сменил повязку, проверил рану.

— Заживает хорошо, — одобрительно сказал он, осматривая шов. — Ещё неделя — и можно будет снять швы. Но нагрузки всё равно избегайте. И спите больше, ваш организм всё ещё восстанавливается после пережитого.

Маша помогла мне подняться в спальню. Я лёг, чувствуя, как каждая мышца ноет от усталости. Она устроилась рядом, прижавшись, и мы лежали в тишине, слушая, как внизу Захар обходит дом, проверяя замки и охрану.

— Егор, — тихо позвала Маша. — Когда это всё закончится?

— Скоро, — ответил я, хотя сам не был уверен. — Иван Дмитриевич найдёт их. Всех. И тогда мы снова сможем жить спокойно.

Но в глубине души я знал — это была ложь. Спокойной жизни больше не будет. Я стал слишком ценным, слишком опасным для врагов России.