Воровские истории города С

Порвать сети Мазоха

От любви до ненависти — шаг. От безысходности до отчаяния — того меньше. Когда все это переплетается да еще замешивается на алкоголе — получается трагедия.

Елена мужа уже не любила. Ее к нему тянула другая страсть — страсть раба к хозяину, униженного к обидчику, собаки к палке. За годы совместной жизни он ее к этому приучил. Чем больше ее поколачивал (а поколачивал чуть ли не походя и сильно), тем более она хотела доказать, что достойна его, что нужна ему. Да и он замечал, что жена после побоев ласковее становится, тянется к нему, как обиженный ребенок за подтверждением любви.

Аникин был крепким хозяином, и на работе его ценили: всегда в передовиках, уважаемый человек. А она что — так, горничная в гостинице. Работа по сменам. Жил не вытягивала, наоборот, Расслабляла. Чего греха таить: после ночных смен иногда не все следы бдений могла Елена скрыть, вот и стал муж подозревать ее в неверности, перестал доверять; а она работу менять не хотела: привыкла к такой. Вот и пошли побои да скандалы, за каждый свой упрек мужу синяк от него получала. «Сука, проститутка, шлюха…» Обратное не докажешь, справок и свидетельств не приведешь. Гордая Елена была — северянка, ничего не доказывала, да и чего ради семьи не стерпишь?

Сын их родился больным — букет болезней. По пьянке зачали, или уж наследственность такою оказалась, — только больной ребенок, с поздним развитием, нужен ему уход да уход: то он в стационаре, то дома. Скандалы с мужем были Елене как нож по сердцу: сознание разрывалось между болезнями сына и претензиями мужа. Чувствовала: уплывает из рук, уходит куда-то в сторону Николай — может, другую себе завел? Брак их держался уже только на поддержании здоровья сына: к нему муж благоволил, нянчился, в помощи никогда не отказывал. И сын отца любил больше, чем мать…

Но брак их все равно дал трещину. Пришлось расстаться. Муж ушел в свою однокомнатную квартиру, оставшуюся от родителей, уже около трех лет жил отдельно; но все равно постоянно приходил на ночь к сыну, когда Елена работала в ночную смену, — мальчика одного они не оставляли. Так и мыкались: то встретятся, то снова разбегутся, — и отношения их лучше не становились. Убежденность мужа в том, что Елена в гостинице не только работает, не проходила, свою уверенность он нет-нет да и припечатывал на лице бывшей жены очередным синяком. Но иной раз что-то и человеческое вспоминалось — как-никак двенадцать лет вместе…

Однажды Елена вернулась с работы — была суббота: муж, который оставался с Игорем, лишь недавно проснулся и пошел выгулять собаку. Вернулся с бутылкой водки — оказалось, что именно в этот день годовщина смерти его отца: «Надо бы помянуть».

Помянули — потянуло на воспоминания. «Пойдем ко мне, фотографии посмотрим», — позвал ее Николай (после развода муж свой фотоальбом забрал с собой).

Оставив сына одного, под ручку, как в старые добрые времена, пошли к Николаю домой. По дороге купили вина — Елене, мужчине — коньяка…

Елена приготовила трапезу, хорошо посидели. Не успели расположиться с фотографиями — пришел знакомый мужа Соколов Александр, тоже с бутылкой. Сели вместе, усугубили. Тут еще один паренек, дружок мужа, припожаловал. Присоединился. Пили, пели песни. Потом Аникин сломался: слаб был, спать отправился, а Елена еше сидела с собутыльниками. Соколов вскоре тоже устал, решил домой податься. С Кожиным за столом вдвоем остались — тот сбегал за бутылкой.

— Что это за дела у вас с Аникиным? Молод ты больно, — с подозрением выпытывала у Кожина Елена. — По бабам молодым вместе пойти собирались?

— Да какие бабы, по бабам в одиночку ходят, — отнекивался Кожин. — Есть у нас с ним дела…

— Какие это дела у него с таким молодым? — Елена, польстив парню, пьяно с ним пококетничала. — Сколько тебе? Лет тридцать будет? — она закинула руку Кожину на плечи.

— Будет, будет, — Кожин не отодвинулся: Елена была баба не противная, домашняя такая, располагающая. — «То-то Аникин отстать от нее не может, от такой мягкой…»

— Слушай, пойдем ко мне, — неожиданно предложила Елена. — Все равно Аникин спит, до утра уже не встанет… — без мужика, без какой-то опоры, Елена не могла. — Поцелуй-ка меня… — чтобы закрепить уверенность в мужчине, она потянулась к нему влажными губами. Кожин не отвернулся…

Растрепанный Аникин появился некстати. Увидел за столом повеселевшую жену и собутыльника. Показалось, что Елена отпрянула от Кожина. Застарелые подозрения зашевелились в похмельной голове.

— Ах, проститутка, опять парня цепляешь? Мало тебе кобелей заезжих? К друзьям моим снова липнешь? И так со всеми меня уже перессорила! Пошла вон, пошла, уходи отсюда, — Аникин взбесился, — шлюха!

— Ты че, Коль, ополоумел совсем, это же твой гость! — пыталась образумить его Елена.

— А ты уходи! — ерепенился Аникин. — Мне собираться надо. Мы сейчас уходим с Александром. Дай-ка, кстати, на бутылку, за мой счет сегодня пили.

Обиженная Елена пошла в прихожую одеваться.

— Баб поить, а меня гнать? Хрен те, а не бутылка будет!

— У, сука, тварь подколодная… — лаялся не прекращая Аникин.

Кожин пытался урезонить разошедшегося хозяина, но тот спросонья рассвирепел:

— Сам разберусь, отстань тоже!

— Куда это вы собираетесь вдвоем, на ночь глядя? К бабам опять? Жены мало? — ревниво допрашивала Елена из прихожей. Она уже стояла, надев пальто и, покачиваясь, пыталась натянуть на голову пушистую норковую шапку.

— Тебе что за дело? Проваливай, а то… — Аникин едва сдерживался.

— Пошли вместе… Дома сын один… Ну Коль, пошли, а? Он по тебе так скучает…

— Пошел бы, если б не ты, сука… Сколько ты мне будешь душу травить? Вот найду себе хорошую, не шлюху…

— Да где они, хорошие-то? Пошли, Коль… — Елена все еще не могла справиться с шапкой. Аникин выхватил шапку у нее из рук и унес в кухню, где у окна курил Кожин.

— Раскошелишься — тогда получишь. А то так иди, не замерзнешь.

Елена поплелась вслед за Аникиным.

— Отдай шапку, Коль, да пойдем со мной, хватит тебе без семьи шататься…

— Почем ты знаешь, что без семьи! — Аникин выскочил из кухни. — Пойдем, Александр, одевайся!

Кожин обернулся от окна и увидел, как Елена, схватив с холодильника хлеборез, молниеносно взмахнула им перед появившимся в дверях Николаем. Тот ничего не понял… В следующую секунду нож вошел в его грудь, как в масло…

— Ленка, что ж ты наделала! — вскрикнул Кожин и выхватил нож из рук Елены. Она отдала хлеборез без звука. Аникин удивленно посмотрел на оторопевшую Елену и медленно стал падать.

— Александр, скорее скорую! Зарезала меня, гадина…

Он потерял сознание. Аникина упала на колени перед телом и вдруг пронзительно закричала.

Кожин заскочил в ванную и первым делом ополоснул нож. Потом вытер его насухо — ведь на нем были его отпечатки! Засунул нож в стиральную машину. И лишь потом побежал искать телефон…

Приехавший по вызову врач увидел на полу аккуратной, чистой кухни мужчину, валявшегося в луже крови, и рядом — голосящую без слов женщину. Успокоить ее не удалось: она билась в истерике (о себе или о муже сожалела в этот час Елена?). Аникин был жив, его госпитализировали: нож проник ему в легкое — его пришлось ушивать. По счастью, Елена ударила его с правой стороны груди. Саму Аникину даже не взяли под стражу: кто-то должен был ухаживать за больным ребенком.

Показания следствию она, протрезвев, давать отказалась: во-первых, берегла себя — не хотела все заново переживать; во-вторых, ей казалось ужасным, что все это произошло с ней, что не ее, а она на этот раз изувечила кого-то, что вообще оказалась на это способной — ей хотелось все забыть, забыть — тогда ничего не станет, все вернется на свои места.

Но бывший муж ходил с дыркой в груди, и суд состоялся через три месяца, летом. Аникин не потребовал сурового наказания для бывшей жены: уж слишком не просты и глубоки были корни их конфликта, ребенку нужна была мать, да и сам он был потрясен случившимся. На суде к тому же выяснилось, что отличный производственник неоднократно побивал раньше жену и, тянувшуюся к нему снова, уже после развода, даже истязал: связывал, мучил, порвал жгутом из полотенца рот…

Суд был снисходителен к вполне, как оказалось, вменяемой преступнице, такой милой и приятной, плачущей женщине с расшатанными нервами, определив ей наказание условно: что ж, бывает так, что и собака иногда кусает руку, в которой зажата истязающая ее палка…