ГЛАВА 36

Воздушный шлюз «Спасителя-3» с лязгом захлопнулся, после того как последний истребитель пролетел сквозь него. Открывающиеся клапаны зашипели подобно храпящим драконам, после того как блок загерметизировался. Вспышки красного света сигнализации тревоги прекратились, и пилоты сдвинули фонари кабин истребителей. Но прежде, чем они успели шевельнуться, чтобы выбраться, док залила людская лавина. Люди кричали и хлопали друг друга по спинам. После абсолютного молчания космоса шум ошеломлял, но никто не возражал против такого испытания для ушей.

«Вероятно, Черный Барни знал, чего он лишался», — подумал Бак.

Барни и его экипаж проявляли интерес к «спасению» отдельных частей станции Хауберк и предложили поохранять ее, пока НЗО не сможет прислать им замену. Бак согласился.

Вашингтон, который находился неподалеку от Бака, улыбнулся, поблескивая голубыми глазами, и сделал характерный жест, подняв большой палец вверх — традиция такая же старая, как и традиция полетов. Бак улыбнулся ему в ответ. Он оглянулся на Вильму, чей корабль находился рядом, и обнаружил, что ее обычно напряженное лицо сияет счастьем.

— Мы сделали это! — ухитрился он крикнуть.

На ее лице вспыхнула улыбка, сделавшая ее очаровательной, в карих глазах засияли озорные огоньки. Она покачала головой в знак того, что в таком шуме ничего не услышать, и ее волосы всколыхнулись, создавая вокруг слегка осунувшегося лица какое-то подобие огненного ореола.

Бака удивил взгляд, которым она наградила его. В нем ясно читалась гордость — она гордилась его командирскими способностями, гордилась его мужеством. Это тронуло его. Впервые он вдруг ощутил себя частью двадцать пятого века. Он посмотрел вниз на ликующую толпу под его истребителем и решил оставаться в кабине, но у Турабиана на этот счет имелось другое мнение.

— Роджерс! Роджерс! — кричал он.

— Я здесь! — крикнул в ответ Бак, стараясь быть услышанным.

— Определенно здесь! Когда ты впервые предложил все это, я подумал было, что ты сошел с ума! Я был уверен, что на такой риск идут только самоубийцы. Как я ошибался!

Бак усмехнулся:

— О, нет, ты не ошибался. Это был безумный риск — но получилось!

— Это самая крупная штука из всего, что нам удалось сделать! Чувствуешь? Вся планета взбудоражена! РАМ потребуется годы, чтобы восстановить свою былую власть.

— Этому не бывать! — ответил Бак.

— Что? — спросил Турабиан, стараясь перекричать толпу.

— Я сказал — нет! Мы не позволим! Турабиан легкомысленно расхохотался.

— Я начинаю тебе верить!

— Послушай, надо найти способ выбраться отсюда! Я, конечно, благодарен за такую встречу, но у нас был очень трудный день. Люди выдохлись, они измучены.

— Боюсь, капитан, что тебе придется испить эту чашу до дна! Если ты не хочешь таких демонстраций — не надо выводить из строя крупные стратегические объекты РАМ!

Бак не мог сдержать улыбки. Он кивнул, зная, что Турабиан прав, и начал выбираться из космического аппарата. Он был на середине лесенки, когда толпа подхватила его. Не успел он перевести дыхание, как был поднят на плечи двух дюжих механиков. Они отправились делать круг почета по доку, и толпа устремилась за ними. Бак махал рукой и взглянул вверх на Вильму, когда его проносили мимо. Ее улыбка была слегка ироничной, казалось, ее все это забавляет, но в уголках пряталась какая-то неопределенная нежность. Когда толпа двинулась прочь от кораблей, другие пилоты получили, наконец-то возможность безопасно спуститься, хотя ни один не избежал знаков внимания.

Гул голосов перешел в низкое урчание, и Турабиану не нужно было кричать, чтобы быть услышанным.

— У нас запланировано маленькое празднество, — произнес он, указывая на великолепную выставку из еды и напитков.

— Это выглядит прямо божественно, — сказал Бак. — Дайте нам десять минут, чтобы помыться и привести себя в порядок.

— Хорошо, — произнес Турабиан, — но поторопитесь. Я не знаю, как долго смогу сдерживать эту орду!

— Я долго ждал, чтобы выпить за этот твой сумасшедший проект! — Томас Пейн похлопал Бака по спине.

— Я сам выпью за него с удовольствием, — откликнулся Бак, ускользая от компьютерного эксперта «Спасителя» так вежливо, как только мог.

Полчаса спустя, чистые, накормленные, успевшие поддержать себя каким-то крепким напитком, Бак и Вильма стояли отдельно от всей компании у широкого иллюминатора, выходившего на другую сторону станции в открытый космос, где не было видно знакомых очертаний Земли. Иногда пролетал случайный спутник или какой-нибудь космический аппарат, но в целом открывающийся перед ними вид был наполнен спокойной красотой далеких звезд. Бак задумчиво вглядывался в темноту, испещренную мерцанием крошечных огоньков.

— Даю пенни за твои мысли, капитан, — шутя, сказала Вильма.

— Теперь это устаревшее выражение, — Бак взглянул сверху вниз на старшего по званию офицера.

Вильма улыбнулась ему, уголки ее губ приподнялись.

— Увиливаешь от ответа?

Бак улыбнулся.

— Может быть, — он поколебался, затем добавил: — Я думал о том, как много темноты в этой Вселенной и как малы, беззащитны эти драгоценные искры света. «Ты хранишь эти звезды в святой чистоте. И — спасибо Тебе! — небеса эти древние так сильны и прекрасны…»

— Поэзия, капитан?

Ирония, проскользнувшая в вопросе Вильмы, стерла улыбку с лица Бака.

— Вильям Водсворт, — ответил он.

Вильма коснулась его плеча.

— Извини, — виновато произнесла она. — Мне так часто приходилось возводить стены вокруг себя, чтобы защищаться, что иногда я делаю это уже бессознательно.

— Стены могут, конечно, защитить от обид и боли, но иногда они не пропускают к тебе счастье.

— Знаю, — кивнула Вильма. — И, как я уже сказала, я сожалею о сказанном. Немного счастья стоит той боли, которая может прийти с ним…

Бак увидел в ее карих глазах непривычную нежность и улыбнулся.

— У меня есть тост, — сказал он. — За нашу добрую старушку Землю. Пусть она снова начнет жить!

Вильма подняла свой бокал, и он со звоном коснулся бокала Бака.

— Такое пожелание стоит награды.

— Но, знаешь, ведь это только начало.

Сквозь счастливое состояние, в котором пребывал Бак вдруг проглянула усталость. Он подумал о всех тех, кто умер, чьи жизни поглотил Хауберк.

— Я знаю. Я не желторотый птенец и имею опыт борьбы. Несомненно, РАМ ударит по нам снова, используя для этого все имеющиеся в ее распоряжении средства. Мы затеяли дело, которое может кончиться только победой или смертью.

Живой блеск медленно возвращался в глаза Бака.

— Мне нравится риск, — сказал он. Вильма рассмеялась.

— Мне тоже, — ответила она. Выражение ее глаз говорило больше, чем произнесенные вслух слова.

— Тогда мы хорошая команда, — медленно произнес он. — В его голубых глазах ясно читалось восхищение ее красотой.

— Я тоже так считаю.

Казалось, Бак не заметил скрытого смысла этих слов.

— Предстоит нелегкая работа, — произнес он задумчиво.

— У тебя появились какие-то мысли?

— Есть кое-что… Только я боюсь, что мой образ мышления целиком из двадцатого столетия. Существуют такие аспекты вашей действительности, которые я как-то забываю принимать во внимание, этих «джинни», например. Вообще весь этот компьютеризированный мир, которого не было в мое время. Сейчас компьютеры занимаются всеми человеческими делами.

— Мне кажется, что все у тебя отлично получается.

— Может быть, это только кажется. Может быть, это только иллюзия.

— Иллюзия? — Вильма едва не поперхнулась своим напитком.

Прокашлявшись, она махнула рукой в сторону толпы.

— Ты дал этим всем людям надежду, которую они искали всю свою жизнь.

— Ты имеешь в виду эту популярность? «Эта слава — всего лишь мелкая монета», — процитировал он чьи-то слова. — Но я ничего не имею против того, чтобы нести ответственность за происшедшее. Моя заслуга.

— Но так оно и есть, — сказала Вильма.

— Я знаю. И всегда умел отвечать за свои поступки.

Вильма взглянула на него сбоку. Его резко очерченный профиль говорил о надежности и твердости характера. Ощущалась прочность скал, разделяющих Северную Америку. Вильма подняла бокал.

— Завтра будет достаточно времени, чтобы серьезно заняться планами. А сегодня вечером мы празднуем нашу первую реальную победу.

— За победу, — сказал Бак. — Какой бы она ни была.

— За победу, — ответила Вильма.

Адела Вальмар получила специальный выпуск новостей о потере Хауберка, находясь в уединении в своем бархатном офисе. Новость вызвала у нее выброс адреналина в кровь. Подробностей не было, их оказалось невозможно получить даже от ее наиболее могущественных источников информации; новость была одна — Хауберк уничтожен. Она тут же подумала о планах защитных полей Хауберка, которые она продала обидчивому чопорному провокатору Харту, и губы ее дрогнули. Этот человек сделал удачный ход; несмотря на то, что о нем не упоминалось в официальных источниках, Адела знала наверняка, что он был связан с НЗО.

Инстинкт подсказывал ей, что НЗО удалось в конце концов провернуть очень крупную операцию, направленную против РАМ. Она хорошо понимала, что означает уничтожение Хауберка. Она видела Землю как расширяющийся рынок для своих сервиса и талантов. Будет война. РАМ, несомненно, двинется, чтобы сокрушить НЗО. Возможности делать деньги, используя для этого как одну, так и другую противоборствующие стороны, заставили глаза Аделы заблестеть, в них полыхал темный огонь алчности. Она останется в стороне от конфликта, собирая урожай с обеих сторон.

Она чуяла запах перемен, и ее нос, улавливающий выгоду был направлен в сторону НЗО. Кроме того, ее томила скука, а там был Харт, который сумел заинтриговать ее. Она внимательно просмотрела список имеющихся продаж — физических, материальных и прочих, — выискивая какой-нибудь объект, который мог бы заинтересовать этого человека. У нее появилось намерение завладеть Хартом, а лучший способ сделать это — стать необходимой ему. Она пристально вглядывалась в листы, испытывая подлинное удовольствие.

А глубоко в недрах Главного компьютера РАМ грыз кости Хауберка Мастерлинк. Он был в сантиметрах от победы — от уничтожения своего заклятого врага, но вместо него его электронные зубы цапнули пустое пространство. Гнев Мастерлинка не утихал. И Карков утратил всякое желание успокаивать разошедшегося двойника. Ореол нестройных статических помех всегда окружал его рост. Набираясь сил, он сжигал все, что попадалось на пути. В центре этой яростной бури находилось имя — одно-единственное, — сияющее белым жаром от раскаленной ненависти, окружавшей его. Мастерлинк монотонно повторял это имя в какой-то абсурдной литании, пока оно не превратилось в бессмысленную песню. Это имя было — Бак Роджерс.

Загрузка...