Восточные грезы

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Натали обвела взглядом спальню. Сегодня вечером Кадир официально даст клятву верности Нироли и королю Джорджио, а король в свою очередь объявит его кронпринцем. Завтра утром состоится их бракосочетание в кафедральном соборе Нироли, и на следующий день они улетят в Хадию.

Сегодня ночью, как и все девять ночей до этого, два охранника будут дежурить возле ее дверей. Кадиру все же удалось убедить графиню в необходимости подобных мер. В течение дня не было минуты, чтобы она оставалась одна. Либо графиня, либо одна из горничных, либо Кадир — что хуже всего — находились с ней рядом.

Графиня объяснила, что принц беспокоился, как бы новые обязанности не оказались для нее слишком обременительными, поэтому попросил ее, графиню, всегда быть под рукой. Присутствие горничных тоже было необходимо, поскольку без их помощи Натали не смогла бы справиться со своей одеждой, словно специально сконструированной, чтобы быть тюрьмой для ее тела. А каждый вечер Кадир жестом собственника брал ее под руку и приглашал на прогулку в дворцовый сад, чтобы получить от нее очередной урок по истории народа Нироли.

После медового месяца они должны были поселиться в комнатах, традиционно принадлежащих наследному принцу, куда через несколько минут она собиралась отправиться вместе с Кадиром и дворцовым смотрителем. И за это иллюзорное существование она отдала свою свободу? За брак с мужчиной, которого она теперь презирала так же, как и он ее, если не больше? Какими наивными стали казаться ей высокие мотивы, заставившие ее согласиться на этот неестественный союз! Какими пустыми — обещания сделать все от нее зависящее ради будущего своего народа!

— Когда последний раз обновляли интерьер этой комнаты?

Натали удивило, что Кадир задал такой вопрос. Она не думала, что в его характере интересоваться столь обыденными вещами.

— Они были подготовлены для сына короля и его семьи.

Не объясняло ли это тот налет печали, что, казалось, покрывал эти пустые комнаты? Королевский первенец, сын королевы Софии, умер при трагических обстоятельствах, а перед этим ему пришлось пережить похищение одного из своих детей-близнецов.

Оставшийся близнец, принц Марко, был счастливо женат на английской принцессе Эмили, но часто говорил о том, что еще в детстве чувствовал себя одиноким и покинутым, и это чувство осталось у него до сих пор. От трона он отказался. Натали совсем не хотелось, чтобы ее дети повторили подобную судьбу. Бремя рождения в королевской семье могло быть очень тяжелым, если не облегчать его любовью и поддержкой родителей.

Из окон комнаты, где они находились, с одной стороны был виден сад, с другой — море. Натали обернулась к смотрителю.

— А нет комнат, окна которых выходили бы в город?

Тот нахмурился.

— Такие комнаты есть, но традиционно члены королевской фамилии предпочитают виды, которые позволяют им чувствовать себя в уединении.

— А что вас, собственно, не устраивает? — услышала она раздраженный голос Кадира.

— Когда-нибудь наши дети станут правителями Нироли, — сказала Натали, обращаясь к ним обоим. — Как они будут править, если вырастут, отвернувшись от своего народа? Как смогут понять, что значит быть гражданином Нироли, если они не будут видеть, как живут обычные люди? Ребенком я свободно бегала по всему городу, исследуя каждый его уголок, врастая в него всей душой. Я с завязанными глазами могла бы найти путь домой.

Она сказала слишком много, подумала Натали, чем еще больше настроила Кадира против себя.

— Впрочем, все равно решать Его высочеству, одобрить или не одобрить комнаты, — сказала она устало.

— Моя невеста права. Человек, углубленный в себя, знает много о себе, но мало о других. Король, который собирается править людьми, должен знать подданных не хуже, чем самого себя. Так что если есть комнаты с видом на город…

Натали не верила своим ушам. Кадир согласился с ней, поддержал ее. Маленький росток надежды взошел в ее душе.

В день бракосочетания на Натали было расшитое драгоценными камнями шелковое платье цвета слоновой кости. Волосы ее покрывала тонкая кружевная накидка. Слегка пожелтевшая от времени, она изумительно смотрелась поверх мерцающего под ней платья.

Натали отвергла белое подвенечное платье. Она была женщиной, а не девочкой, женщиной, которой есть чем гордиться. И если Кадир не способен оценить ее по достоинству — судя по тому презрительному взгляду, которым он ее смерил, когда она присоединилась к нему у алтаря, — то это его дело. Ее совесть чиста.

Чиста ли? Если бы она забеременела в Венеции… Но как она могла, когда Кадир использовал средства защиты?

Его белоснежный костюм, отделанный золотым шнуром, вместо того чтобы вызвать улыбку и показаться нелепым пережитком прошлого, напомнил ей, что когда-то король и его наследники шли в бой впереди всей армии. Она легко могла представить себе Кадира в подобной роли.

Не то чтобы Хадия и Нироли когда-то воевали друг с другом или же она хотела бы этого. Наоборот, Натали надеялась, что Кадир, а затем их дети займут твердую позицию в мирном урегулировании всех спорных вопросов. Так почему же она была так растрогана, представив его в этой роли? Женщин всегда притягивали сильные мужчины, способные защитить их детей, подумала Натали, отводя взгляд от его лица. — Я объявляю вас мужем и женой — Натали растерянно заморгала, обнаружив, как увлажнились ее глаза при первых же звуках Ave Maria, наполнивших кафедральный собор. Кадир поднес ее руку к своим губам.

Свершилось. Она стала его женой. И служение стране теперь должно стать ее основной задачей.

Натали стала его женой. Эта женщина, которую он презирал, но которую желало его тело в темные томительные ночные часы. Кадир оборвал себя. Может, и была пара ночей, когда он просыпался, как и многие мужчины, с телом, жаждущим женщины. Но это вовсе не означало, что он хотел Натали Карини. Теперь уже не Натали Карини, а принцессу Натали, напомнил он себе. Его жена, его партнер в новом предприятии, которому он посвятил себя. Это решение он во многом принял, чтобы оставить в прошлом сложные отношения со своим отцом.

Сколько лет ему было, когда он впервые осознал, что человек, которого он считал своим отцом, не любит его, и что он не может сделать ничего, чтобы заслужить его похвалу? Восемь? Шесть? Или меньше? Но все равно уже достаточно, чтобы понять, что его отвергают, но еще не достаточно, чтобы суметь защитить себя от боли.

Он чувствовал беспокойство матери, когда она молча стояла в тени сада, где они играли с братом. Как только туда заходил отец, по одному ее жесту появлялась горничная, и его уводили, оставляя брата вместе с родителями.

На его протесты всегда отвечали, что ты, мол, старше и тебе надо делать уроки, а твой брат еще совсем маленький. И он еще больше старался заслужить внимание отца и его одобрение, в то время как мать всегда пыталась разделить их.

— Я делала это ради тебя, — объясняла она. — Я хотела защитить тебя, я боялась, что, присмотревшись к тебе, он может увидеть, что ты не его сын.

Ложь. Она хотела не защитить его, а скрыть свой позор. И так поступали все женщины. Они лгали, чтобы защитить себя, а затем притворялись, что делали это для вашего блага. Теперь он мог понять, почему его отец слишком часто, как казалось ему тогда, требовал от него подтверждения преданности Хадии и его способности управлять ею. Его мать клялась, что не открыла свою тайну мужу, и, скорее всего, так оно и было. Шейх не мог ничего доказать, но Кадир чувствовал, что подозрения у него были. Вот наглядный пример, как складываются отношения между мужчиной и ребенком, когда мужчина не считает себя отцом, Кадир не мог допустить, чтобы нечто подобное повторилось в его жизни. Ни один ребенок, носящий его имя, никогда не должен иметь причины сомневаться в его любви.

Они должны были провести первую ночь во дворце, а на следующее утро отправиться в свой медовый месяц в Хадию. Натали стояла посередине огромной гардеробной комнаты, пока горничные снимали с нее свадебное платье. Как бы ни складывались обстоятельства, она чувствовала естественное возбуждение перед предстоящей ночью. Она уже была не в том возрасте, чтобы иметь романтические иллюзии, но какая-то часть ее жаждала интимных отношений, в которых обе стороны стремились бы полностью отдаться друг другу. Она испытывала почти физическую боль при мысли, что никогда не будет по-настоящему близка со своим мужем.

За ее гардеробной находилась ванная, а за ней их общая спальня. С другой стороны спальни — ванная Кадира и его гардеробная. Собирался ли он прийти к ней в их свадебную ночь? Или же твердо решил стоять на своем и ждать целый месяц, прежде чем осуществить их брачные отношения? У нее не было иллюзий. Она знала, что Кадир не шутил, когда сказал, что за ней будут наблюдать день и ночь, пока она не забеременеет. Какая горькая ирония, учитывая долгие годы ее добровольного воздержания. Воздержания, нарушенного внезапно вспыхнувшим желанием к одному мужчине — к самому Кадиру.

Она прошла в ванную. Ее брови удивленно поднялись, когда в ведерке со льдом она увидела бутылку шампанского. Кому в голову пришла эта идея? Сама бы она предпочла стакан белого вина с виноградников Нироли, будь у нее выбор.

Она быстро приняла душ, вместо того, чтобы понежиться в ванне, вытерлась и, накинув халат, вернулась в спальню.

Постель была уже приготовлена, боковые светильники включены, и еще одна бутылка с шампанским стояла рядом с кроватью.

Она посмотрела на пустую половину постели, глубоко вздохнула и, забравшись под одеяло, стала ждать своего мужа.

Прошло два часа. Сначала Натали слышала приглушенные голоса со стороны его комнат, затем все стихло. И тогда Натали поняла, что свою первую ночь проведет одна.

Если бы ей было восемнадцать, его поведение вызвало бы у нее горькие слезы. Но ей было двадцать девять, и она не собиралась позволять Кадиру играть с ней в подобные игры. А что это за тянущая боль внутри? Боль? Она отказывается признавать какую-либо боль, — сказала она себе.