Восьмая тайна моря

Глава одиннадцатая ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ ДЛЯ ЧЕКИСТОВ

Еремин вернулся в управление в четвертом часу.

— Вы давно приехали? — спросил он Суровягина, устало опускаясь в кресло.

— В четырнадцать ноль-ноль, — с готовностью ответил Суровягин.

— Отдали записку?

Суровягин улыбнулся:

— Он взял ее, как отпущение грехов. Сказал, что обязательно встретит.

— Как его настроение?

Суровягин замялся, и это не укрылось от полковника. Он выжидающе взглянул на своего молодого сотрудника.

— У меня с ним небольшая стычка произошла… Я был груб с ним.

— И вы считаете это правильным? — голос Еремина звучал холодно. Теперь он понял, почему так нервничал Щербаков в тот памятный вечер.

— Нет. Это было моей ошибкой, — твердо ответил Суровягин. — Грубой ошибкой.

— Видите, Андрей Петрович… Жизнь учит вас на каждом шагу: надо верить людям.

— Да, товарищ полковник. Так вот, Щербаков поэтому сначала отнесся ко мне очень настороженно…

— А вы?

— Я? — Суровягин взглянул в лицо полковника. — Я… извинился перед ним за свою… дурацкую горячность. Мы с ним помирились. Я даже знаю — мы подружимся с ним.

— Ну и правильно, — сказал Еремин. — Очень хорошо. А теперь я должен ознакомить вас еще с одним документом. Я был в штабе флота, — он показал на конверт, который лежал перед ним на столе. — Прочитайте.

Письмо было адресовано начальнику мореходного училища. Еремин был знаком с ним еще до памятного разговора с Лобачевым об акулах.

«…Может быть, я ошибаюсь, но должен поделиться с Вами своими сомнениями. У меня создалось впечатление, что черная акула, похожая на дельфина, не живое существо, а машина, созданная руками человека. Доказать это я пока не могу, но каждая встреча убеждает меня в этом предположении. Поразительным было нападение на рыболовное судно. Снимки, к сожалению, получились слишком темные, и разобраться в них трудно…»

Суровягин дочитал письмо и положил обратно в конверт.

— Выходит, герой нашей драмы — неизвестное подводное существо?

— Выходит, так, — согласился Еремин. — Предположения Парыгина проверили. Наши подводные лодки целую неделю с акустическими приборами караулили у острова Семи Ветров. Черная акула исчезла. И самое странное — исчез затопленный траулер.

— А его не могло снести течением?

— Возможно и это, — согласился Еремин. В дверь постучали.

— Пакет, — сказал дежурный, появляясь в дверях. Еремин разрезал конверт и вытащил несколько фотографий с объяснительной запиской к ним.

— Ясно, — сказал он и потер голову. — Специалисты утверждают, что черная акула — не подводная лодка. Поехали, Андрей Петрович. Вновь две версии, два предположения…

Залив, открывшийся между двумя сопками, надвигался, как огромный парус. Шоссе, сворачивая, подходило к самому берегу. Справа на зеленых холмах раскинулись дачи, дома отдыха, санатории. Пахло яблоками и морем.

«Не мешало бы искупаться», — подумал Суровягин.

Залив в разных направлениях пересекали десятки яхт и лодок. Стремительно мчались катера «Ракеты». На пляже — множество загорелых тел.

Куда и зачем они едут, Суровягин не знал, но расспрашивать не решался: не любил этого полковник. Проехали десятый километр, пятнадцатый… На девятнадцатом машина свернула вправо и пошла вверх в зеленом тоннеле берез и тополей.

Белый коттедж с балконом и верандой стоял в саду. Еремин остановил, машину перед воротами и выключил мотор.

— Приехали, Андрей Петрович.

Через маленькую зеленую калитку они вошли во двор. Коттедж казался необитаемым. Окна закрыты и задернуты белыми занавесками. В глубине сада виднелась качалка, дальше между деревьями можно было разглядеть теннисный корт.

«Кажется, дача Академии наук», — подумал Суровягин.

У летней кухни хлопотала женщина. Заслышав шаги, она обернулась.

— Дома академик? — Еремин назвал фамилию одного из известных в стране кибернетиков.

— Они купаться пошли, — певуче сказала женщина. — Сейчас будут.

За калиткой послышался заразительный смех. Во двор вошли двое в синих спортивных костюмах с белыми полотенцами на плечах. Увидев незнакомых людей, они умолкли. Полковник представился и представил Суровягина.

— Пойдемте, товарищи, — просто сказал академик. На вид ему было лет сорок. Волосы пшенично-желтые, серые глаза очень выделялись на загорелом лице. Тело сухощавое, мускулистое. Увидев академика на улице, Суровягин принял бы его за спортсмена или тренера футбольной команды.

Они поднялись на второй этаж. Спутник академика, белокурый молодой человек, раскрыл окна. В комнате было несколько стульев, круглый стол, книги на тумбочке, рядом — голубой торшер.

— А места у вас чудесные. Лучше даже Черноморского побережья, — оживленно заговорил академик, бросая быстрые взгляды то на Еремина, то на Суровягина. — Вы не находите? Во всяком случае, не так шумно, — он сел за стол и забарабанил длинными пальцами по столу. — Я слушаю вас, товарищи.

Полковник достал было бумаги и фотографии, посмотрел на них, вздохнул и снова засунул в кожаную папку с застежками.

— Зная вас, как одного из выдающихся кибернетиков… начал он и замолк. Фраза была слишком пышна. Академик нахмурился. Полковник махнул рукой и засмеялся. — Извините, товарищи, не туда заехал. Мы нуждаемся в вашей помощи. Может быть, договоримся так: я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Если приемлема такая форма…

— Не возражаю, — улыбнулся академик. — Своего рода пресс-конференция для работников госбезопасности.

— Возможны ли в наши дни кибернетические машины, обладающие некоторыми мыслительными функциями? Если ответите «нет», вопросов больше не будет.

Суровягин видел, как волнуется полковник. Может быть, у него появилась новая версия о каланах? Кажется, он страстно хочет, чтобы академик на вопрос ответил «да», только «да».

— А говорят, чекисты — самый терпеливый народ. Знаете, что сказал Нильс Бор, когда познакомился с единой теорией элементарных частиц Гейзенберга? «Нет никакого сомнения, что перед нами безумная теория. Вопрос состоит в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной». Достаточно ли «безумен» конструктор машины, чтобы создать ее? При желании, очевидно, можно изготовить такую машину. Но все равно она будет несовершенна. Пока нет таких материалов… Впрочем, был один такой «безумец» — профессор Ковалев, выдающийся кибернетик. К сожалению, в свое время его работам не придали значения, а последняя его машина погибла. Мы сейчас как раз изучаем наследие профессора — он был уроженцем этого города. Пока отрывочные записи. Но какие!.. А машину жаль… Понимаете, принципиально новое решение вопроса. Мы интересовались заказами Ковалева заводам… Заказы удивительные…

— Мне думается, такая машина существует, — сказал Еремин. Голос его прозвучал торжественно, будто он сам создал машину. Полковник выложил на стол фотографии черной акулы и копии писем Парыгина.

Академик долго разглядывал фотографии, потом протянул их белокурому молодому человеку.

— Ни разу не видел живой акулы. Вы уверены, что это искусственная акула?

Полковник показал на письма.

— Если это правда, человек, создавший акулу, гениален, задумчиво сказал академик, отдавая письма своему молчаливому товарищу, и, сцепив руки над головой, стал рассуждать сам с собой. — Почему все-таки движется бесшумно? Имеются гасители звуков? Вероятно. Микромодульный искусственный «мозг»? Но из каких материалов? Кристаллы?..

Суровягин сидел у раскрытого окна. Последние лучи солнца, пробиваясь сквозь густую листву, пятнами падали на садовую дорожку. Цветы источали сладкий запах. Под деревьями стоял полумрак. Суровягину казалось, что оттуда сейчас вынырнет черная акула. Почему-то он поверил в версию полковника. Может быть, его убедил в этом академик. Но кто тот гениальный человек, который создал акулу-машину? Неужели Холостов?

Вошла женщина и поставила на стол большой противень с жареными грибами. У грибов был цвет золотого топаза, и они чудесно пахли тайгой и дымом.

— Грибы! Вот чудесно! — воскликнул академик. — Я, оказывается, страшно голоден.

Еремин поднялся.

— Куда вы, полковник? Какая же это пресс-конференция без ужина? — засмеялся академик. — Прошу к столу. Это и вас касается, молодой человек. — Он повернулся к Суровягину.

— Неудобно. Мы и так уже надоели вам.

— Оставьте, полковник. Мы свои люди, — академик положил в свою тарелку грибов. — Меня чертовски заинтересовала ваша черная акула, полковник.

— А меня — кибернетика, — улыбнулся Еремин. — Если бы не вы, нам, откровенно говоря, пришлось бы помучиться.

— Я не отказался бы от встречи с изобретателем черной акулы и охотно взял бы его к себе в институт.

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет, — возразил полковник и, отвечая на вопросительный взгляд академика, пояснил: — Полагаю, что изобретателя вы назвали правильно: это покойный Ковалев.

Академик остро блеснул серыми глазами:

— Но тогда его работа попала в чьи-то руки?

— Да. А человек, пользующийся новейшими достижениями науки и техники для низменных целей, — опасный преступник. Вы же сами говорили, что возможности кибернетики безграничны. Допустить, чтобы ими пользовались авантюристы, нельзя, никак нельзя. Они так напрограммируют ваших роботов… Мы должны думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне.

— Напрасно вы опасаетесь за будущее, — засмеялся академик. — В будущем люди станут более совершенными. Уверяю вас…

Чай пили на веранде. Тихо урчал на столе самовар. Шумели деревья в саду. Их кроны тонули в вечерней мгле. Мохнатые ночные бабочки кружились около фонарей. Разговор продолжался все о том же — о кибернетике, космосе, теоретической физике.

Белобрысый молодой человек, который оказался физиком, вдруг схватился в споре с полковником. Он говорил таким специфическим языком, сыпал такими терминами, что Суровягин при всем своем желании не мог ничего понять. Очевидно, и полковнику нелегко давался этот экскурс в дебри теоретической физики. Он даже сделал замечание, что следовало бы излагать мысли более понятным языком. Молодой человек от удивления раскрыл рот, глаза смотрели растерянно. Академик от души хохотал.

— Вы тоже не понимаете меня, Владимир Васильевич?

— Не смущайтесь, Леонид Савельевич, — успокоил коллегу академик. — Теоретическая физика ушла так далеко вперед, что неспециалисту иногда трудно понять вас. Со временем эти понятия, конечно, войдут в обиход так же, как вошли такие специфические термины, как космонавт, кибернетика, алгоритм, нейтрон…

Полковник отодвинул стакан и шумно вздохнул.

— Еще? — спросил академик.

— Спасибо. Чай отменный.

— Что ж, на этом забавном инциденте и закончим нашу пресс-конференцию, — шутливо сказал академик и вопросительно посмотрел на полковника. — У вас больше нет вопросов?

— Кажется, все ясно, — сказал Еремин. — Пожалуй, я рискну задать еще один вопрос. Вы не возражаете, Владимир Васильевич?

— Пожалуйста, мы сегодня свободны.

— Может быть, вы знаете, кто программировал кибернетическую машину Ковалева?

— К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Но можно предположить, что программировал сам профессор. Это подтверждает и Холостов, инженер, руководивший монтажными работами. В материалах комиссии имеются его объяснения. Кстати, мы предполагаем вызвать его сюда. Он, по нашим данным, работает на острове Туманов. Видимо, несколько отошел от проблем, которыми он занимался в лаборатории профессора Ковалева.

Еремин и Суровягин переглянулись.

— Как знать, — неопределенно протянул полковник. — Еще один вопрос. Можно ли перепрограммировать машину?

— Почему же нет? Надо только знать ключ или шифр.

— Мы вам очень благодарны за помощь, — Еремин поднялся. Чекисты распрощались с учеными.

Машина выехала на шоссе. Полковник сидел за рулем. Далеко впереди бежали снопы света от фар, выхватывая из темноты телеграфные столбы, влюбленные пары, дома и безмолвный строй леса. Справа на глади залива россыпями тысяч звезд лежал Млечный Путь. Скорость не ощущалась.

Навстречу надвигался город. Полковник сбавил скорость.

Слепящие лучи осветили огромные ворота гаража. Сработали тормоза, и машина остановилась. Из гаража вышел дежурный шофер.

Еремин и Суровягин молча поднялись в кабинет.

— Что вы думаете обо всем этом?

— Я чувствовал себя первоклассником, который впервые знакомился с азбукой, — сознался Суровягин. — А в целом я доволен. Редко кому удается одним ходом выиграть партию.

— До выигрыша еще далеко, — задумчиво сказал полковник. Да, физики и кибернетики шагнули далеко вперед. А вот философские вопросы ядерной физики и кибернетики, или, иначе говоря, то, что нужно нам, простым смертным, разрабатываются плохо…

В комнате воцарилась тишина. Круглая луна заглядывала в кабинет.

— Принесите-ка альбомы Рутковской, — попросил полковник.

Суровягин принес.

— Я все думаю о Холостове. Как вам удалось…

— Письмо Парыгина, — перебил полковник. — Я решил: если черная акула — творение рук человека, то должен быть ее создатель. Почему Холостов? О нем я впервые услышал от Лобачева. Потом познакомился с личным делом. Помните характеристику? Она очень удивила меня. Очень талантлив, но ярый индивидуалист. Тщеславен. Жаден к деньгам. Может далеко пойти в науке, если возьмет себя в руки… Запрос в Сибирск… Вам придется лететь на острова, Андрей Петрович. По другим каналам поступили сведения, что Холостов собирается удрать за границу. Надо спешить.