Война

Глава 42

Непроглядная темнота не окутала, не сгустилась через серые сумерки, она упала или обрушилась взрывом, это первое, что я сумела осознать, после того, как пришла в себя. Вернее, как пришла в себя, обычно это сопровождается открыванием глаз или как минимум появлением ощущения своего тела где-то и как-то, ну, мне так кажется. Я же просто в темноте стала мыслить и давать оценки. При этом я почему-то точно знала, что с момента наступления темноты прошло некоторое время и, кажется, не маленькое. И ответить себе на, может, главный вопрос: "Где я?! И что со мной?!" я была не в состоянии. В отличие от прошлого раза, когда сознание мне пришлось собирать долго и мучительно буквально по кусочкам, теперь самоосознавание пришло практически сразу, и память обо всём произошедшем до прогулки по набережной Владика была яркая и чёткая. Правда, совершенно не факт, что я всё ещё в теле Николая Оттовича Эссена. Эх! Стыдно, ведь себе обещала, что доведу его до птичек на погонах, а Машеньку соответственно сделаю адмиральшей!

В результате этих мыслей и абсолютной бесплодности всех попыток хоть куда-то из этой темноты выбраться, я провалилась в состояние какой-то депрессивной безнадёги-опустошённости. Были бы глаза, хоть поплакала бы себе в удовольствие, это же такое удивительное состояние, когда ласковая подушка готова принять текущие из глаз слёзы, а всё тело нежно качает сладкая истома какой-то нереальной эйфории и единения с чем-то высшим и всёпрощающим. И слёзы, словно светлый майский дождик омывают, обновляют, смывают всё гадкое и плохое, возрождают к жизни под искристыми тёплыми солнечными лучами. Но глаз у меня здесь нет, а соответственно на слёзы и подушку можно не надеяться.

Не знаю, когда бы я начала выбираться из этого тёмного депрессивного подвала, но как это бывает, очень ко времени пришла злость! Нет, вы наверно не поняли, это не мужская досада по пролитому на штаны чаю, или о проигрыше наших в финале, даже не связанная с болью и унижением злость на избивших и ограбивших хулиганов на тёмной улице. Ко мне пришла та самая женская злость, в которой волчица Ракша-Сатана вышла за "своего лягушонка" против тигра Шер-Хана, и он такой большой и сильный не рискнул встать у неё поперёк дороги. Все бывшие пути, которыми я пользовалась раньше, были блокированы, но я приняла как факт, что я всё ещё в теле Николая, а поэтому мне нужно выбраться, пусть не так, как это получалось раньше, значит по-другому. Я после нескольких десятков неудачных попыток сформировала ментальный щуп, который вышел слабенький, как сдуваемая ветром одинокая травинка, но щуп — это не травинка, пусть тонкий, но это, прежде всего, информация и путь, а не древко копья обязанное выдержать и не сломаться, чтобы донести свой стальной острый наконечник. Щуп — это совершенно иное качество и явление, если угодно. Вот, как шахтёр своим отбойным молотком, я вгрызлась щупом в ближайшую стенку тьмы.

В тот момент, когда меня развеселила мысль, что вот сейчас как вывалюсь из стены, как посредине официального званого обеда из дворцовой стены в одной ночнушке, почему-то вспомнилась детская такая со слониками, вот конфуз получится! Но тут же мне стало не до развлечений, я услышала звуки и почувствовала боль. Вернее, я почувствовала БОЛЬ, которая словно океан плескалась за пределами моей темноты, но сквозь неё пробивались такие знакомые корабельные звуки. Ещё наверно пару часов я потратила на попытки совладать с этой болью и понемногу её удалось чуть отодвинуть в сторону, чтобы она своим давлением не выдавливала из сознания все мысли и желания, кроме желания сжаться под валом боли в клубочек и затихнуть.

Открывшееся меня совершенно не порадовало. А открылось мне, хоть я ещё не успела открыть глаза, осмотреться и определиться где я, и что со мной, но я уже почувствовала тело Николая почти целиком, боль в правом плечевом суставе и сзади в голове, а главное, я почувствовала, что Николая НЕТ! Там, где я раньше его ощущала, зияла страшная чёрная дыра и её не то, что исследовать, даже приближаться к ней было страшно! Это открытие расстроило так, что сознание милостиво отключилось погрузив меня в сон.

Пробуждение не принесло особенных радостей. Голова и плечо продолжали ужасно болеть, причём плечо горело и пульсировало огненными волнами опаляющего жара, а голова отупляющее давила со стороны затылка в виски и словно своим давлением не давала открыть отяжелевшие веки. Сквозь огненный прибой изнуряющей выматывающей боли услышала тихий говор, говорили очень знакомые голоса, но боль не давала понять кто именно, счастье, что хоть смысл пробивался сквозь пелену боли:

— …что я могу Вам сказать… Николай Оттович имеет удивительно молодой организм, вы сами видели, что он гораздо моложе своих сорока с лишним лет, я вообще думаю, что если нас поставить рядом, то я со своими тридцатью буду выглядеть старше. Вот я и уповаю, что его молодой и здоровый организм справится. Полиция вообще не понимает, как с пяти метров пуля из Нагана не смогла пробить черепную кость. Они пришли к заключению, что часть пороха в патроне была подмочена и не сгорела, из-за чего пулю вытолкнуло с мЕньшей силой, хотя все гильзы пустые без следов не сторевшего заряда. Вот я и думаю, что это провидение нашего командира уберегло… — Господи! Да чьи же это такие знакомые пришепётывающие интонации?!

— Я понимаю и всё, что Вы рассказываете, безусловно, очень интересно! Но меня сейчас гораздо больше интересует, каково его состояние и можно ли ещё что-либо сделать для него? Команда взбудоражена, на берегу суматоха и непонятно во что может всё вылиться, на отряде крейсеров ситуация не проще. Даже не предполагал, что нашего командира уже так полюбили…

— Что я могу Вам сказать? Вы же знаете, мы вчера со всеми докторами кораблей отряда и портового госпиталя провели совместный осмотр, а потом консилиум. Большинство настаивают на ампутации, вернее, экзартикуляции* левого плеча, пулю я удалил, но воспаление усиливается, как бы до Антонова огня** дело не дошло…

— Ну, так делайте что-нибудь! А когда он в сознание придёт?!

— Не могу Вам ничего определённого сказать. А по поводу экзартикуляции сустава, мы решили с доктором "России" сегодня на перевязке определиться и если понадобится, он мне будет ассистировать…

Ох! Блин, это же мне сейчас руку отчекрыжат! Гады! А голос, ведь это доктор Рычков с Сергеем Николаевичем разговаривает! Значит я точно в теле Николая осталась! Только он сам то куда делся?! Так! Надо срочно в себя приходить и не дать руку отрезать! Отрежут ведь коновалы! Но до чего же тяжёлые веки…

Сознание вернулось с голосами "Господи! Что у Вас тут за зверинец такой?" "Сейчас Феофана позовём, они только его слушают…". Я напряглась и открыла глаза, и тут же их закрыла, потому, что их нестерпимо резануло залившем каюту из иллюминатора солнечным светом. Голову грело что-то тёплое, такое родное и мягкое! Клёпа! Родилось в голове! А рядом в лицо пыхтело горячим дыханием, а это, похоже, Дуся думает вылизать мне лицо или ещё немного подождать. Я снова осторожно приоткрыла глаза, рядом с кроватью в моей каюте стоял Георгий Самуилович, на входе, загораживая своей могучей фигурой, доктор с "России", кажется, не помню как его зовут, Николай наверняка знал. Так! Подруга! Два шага назад! Не "знал", а "знает"! Ну, пока его нет, буду его тело оберегать! Звуки вылетевшие из горла я не назвала бы речью, поначалу вышло какое-то карканье с кхеканьем. Клёпа встрепенулась и вставая заслонила мне вид своим расправленным крылом, успев при этом радостно клекотнуть!

— Кхе… Господа! Что здесь происходит?

— Николай Оттович! Слава Богу! Очнулись!

— Да, это я… Так, и что здесь происходит?!

— Мы тут… Я с Александром Марковичем собирались сделать Вам перевязку и осмотреть рану.

— И что с раной? Может расскажете мне…

— Рана у вас, у вас две раны на голове и в плече.

— И откуда у меня эти раны?

— В вас же стреляли на набережной…

— Так. Замечательно, дайте мне выпить, а то горло саднит…

— Да, да! Конечно! Сейчас… — пока доктор суетился, я вдруг отчётливо вспомнила, как мы перебрасывались дежурными фразами со встреченным на набережной капитаном "Богатыря", нашим старым знакомцем Александром Фёдоровичем Стемманом, как сзади раздался истошный женский визг, и я в последний миг успела уловить что-то летящее сзади в голову, остановить не смогла, не успела ускориться, только попыталась и вдруг удар в затылок, и сознание погасло.

— Так и что там вышло на набережной? Хотя, знаете! Давайте вы быстренько сделаете перевязку или вообще придёте попозже, а мне позовёте Сергея Николаевича! Он ведь на борту?!

— Да, он на борту…

— Но это возмутительно! Врач сам знает, когда и что делать! А вы сейчас не командир, а раненый! — подал голос Александр Маркович, спесиво поджав тонкие губы.

— Командиром я перестану быть, когда меня священник отпоёт или Государь прикажет! А до этого я командир, без ног, без головы, но командир и никак иначе! Георгий Самуилович! Пойдите, попейте чаю с коллегой! И пригласите Артеньева! Да! Сегодня какое число? Сколько я так провалялся?

— Сегодня уже четвёртый день!… Хорошо! Николай Оттович! Я позову Сергея Николаевича. Только вы не долго! У вас ещё сил совсем мало! А нам возможно еще долго с вами возиться…

— Это вы мне руку отрезать наметились?

— Николай Оттович! Вы же должны понимать, что для спасения жизни может понадобиться удалить очаг, даже вместе с конечностью…

— Ладно! Потом об этом! Можете отпустить Александра Марковича! Руку резать я не разрешаю!

— Это вообще ни в какие ворота!

— Не волнуйтесь! Алексагндр Маркович! Всё будет хорошо! И спасибо Вам! — В каюту сунулся осунувшийся Артеньев:

— Николай Оттович! Как хорошо, что вы в себя пришли! Господа! Вы долго планируете? Мне с командиром поговорить требуется.

— Мы уже уходим! Сергей Николаевич! Только прошу не очень долго, Николай Оттович ещё очень слаб…

— Ну-с! Сергей Николаевич! Рассказывайте! Говорят, что я четверо суток валяюсь. Камимура пришёл?

— Как Вы и предсказали, на третий день пришёл, вчера почти три часа по городу стреляли, а потом ушли, как крейсер "Якумо" на мине подорвался…

— Давайте по порядку, Сергей Николаевич!

И он стал рассказывать. Как позже выяснилось, на набережной мне, вернее нам, в затылок с нескольких метров из нагана выстрелил казанский студент Василий Туркин, член партии социал-революционеров, но в полиции считают, что его просто использовали вслепую, скорее всего убийство оплатили английская или японская разведка. После событий в первый день войны, во Владике их резидентуру серьёзно проредили, но они её активно, а главное успешно, восстанавливают. Вот и проплатили, а студент один из оболваненных фанатичных "борцов за светлое будущее". В общем, народу на набережной было много и ему удалось только три выстрела сделать, вот и попал в затылок, потом в плечо, третьей пулей убило лошадь неподалёку. Извозчик, лошадь которого убили, едва не забил стрелка до смерти, говорят, еле оттащили, но и так ему перепало, сейчас под охраной полиции лежит парализованный с переломом позвоночника в портовом госпитале. А меня увидевший происходящее старший на катере кондуктор с "Новика" сразу доставил на корабль к нашему доктору.

Камимура со всеми броненосцами и броненосными крейсерами пришёл на третий день, когда работы в Уссурийском заливе едва успели закончить. Броненосцы не стали в зону минирования входить, а броненосные крейсера подошли ближе. Видимо "Якумо" так тихо подходил, что встал прямо на мину, не повредив взрыватель, а когда начали стрелять, то видимо от сотрясения мина сработала и то не сразу, а почти в конце обстрела. В общем, палили почти три часа, как вдруг под носом "Якумы" мина взорвалась, и, видимо от сотрясения близкого взрыва, сами сработали ещё две мины, но кораблей там не было. Японцы сразу стали отходить, видимо решили, что установлено крепостное минное заграждение, "Якумо" здорово просел носом, но ход сохранил, и тонуть не собирался. Его потихоньку вывели через ледяное поле и наверно повели в Японию. Камимура вывел флот за край ледяного поля и сейчас он лежит в дрейфе, караулит там, похоже нас, Николай Оттович. Рейценштейн с Яковом Ивановичем Подъяпольским хотят в темноте вывести "Надёжным"*** все семь исправных номерных миноносцев и попытаться атаковать японский флот. Вчера вывести не сумели, просто не было ещё ясно уйдёт Камимура или останется, сегодня точно известно, и даже место, где броненосцы на якоря встали, побоявшись, что в темноте их на лёд снесёт, а оставшиеся четыре крейсера контр-адмирала Мису и крейсера эскадры контр-адмирала Дэва дрейфуют много мористее. Есть большой риск для миноносцев, когда будут пытаться обратно вернуться, что не найдут в темноте проход и порвут корпуса о кромку ледовых полей, но без риска ведь не обойтись. Рейценштейн даже собирался своими крейсерами броненосцы атаковать, еле отговорили, четыре крейсера против четырёх броненосцев очень разного веса фигуры.

— Да! Николай Оттович! Вы ведь главного не знаете, Вы теперь капитан первого ранга и капитан-адъютант свиты Его Императорского Величества. А ещё за ночную атаку миноносцев Вам жаловано "Золотое оружие ЗА ХРАБРОСТЬ" и орден Святого Георгия четвёртой степени. А за потопление двух броненосцев орден Святого Владимира третьей степени с мечами. За бой в Чемульпо, взятие двух кораблей противника, освобождение двух русских пароходов и канонерской лодки "Маньчжур" и спасение русских моряков по совокупности орден святого Георгия третьей степени. Кажется среди моряков таких награждений за всю историю на пальцах сосчитать можно. А ещё нашему "Новику" жаловано звание "Георгиевского корабля" с несением георгиевской ленты на флаге и гюйсе, правда никто не знает, как это сделать…

— Сергей Николаевич! Как сделаем так и будет, ведь такого никогда не было, а значит мы моду и создадим! Это всё интересно и приятно, Вы лучше расскажите чем экипаж наградили?!

— Эх! Николай Оттович! Я из-за Вас три бутылки Шустовского Петру Карловичу сейчас проиграл!

— Это за что, любопытно?

— Поспорили, что вы не дождётесь конца, а спросите про экипаж!

— А вы на что ставили?

— Что я полностью по порядку весь доклад сделаю…

— Ладно! Не расстраивайтесь! Рассказывайте про экипаж!

— Офицеров тоже всех наградили и на звание всех повысили, так, что у нас теперь три капитана второго ранга, а Тремлера, говорят, сватают флаг-артиллеристом на "Петропавловск", а Левицкому вроде хотят "Фемиду" под команду дать.

— Это, что ещё за зверь такой?

— Это Государь дал названия нашим трофеям. "Чиода" теперь "Гера", а "Акаси" теперь "Фемида", так, что из богинь теперь отдельный отряд сделать решили, они хоть размерами меньше, но по ходу похожи и вооружение почти одинаковое, потому и назвали в честь богинь. А на "Геру" весь экипаж "Боярина" с Сарычевым, хотя на счёт Сарычева есть сомнения. Только наши никуда уходить не хотят, ждут, что Вы им скажете. Ведь тогда и Кнюпфера Макаров к себе флаг-минёром заберёт….

— Ладно. Подумаем. Вот оклемаюсь немного. Вы дальше рассказывайте!

— Почти всем "Клюкву"****, потом Станислава третьей степени, а у кого есть, тем второй. Всем за бой в Чемульпо орден Святого Георгия четвёртой степени. Нижним чинам и унтер-офицерам по знаку ордена Святого Георгия и по знаку ордена Святого Владимира. Ещё весь экипаж приравнен к гвардии, а это совсем другое содержание, все обалдевшие ходят. Да и вы теперь по званию равны контр-адмиралу. Вот такой у нас крейсер второго ранга…

— Хорошо, что всех отметили! Но я так понимаю, что это только до нашего возвращения в Артур награждения, значит ещё за бой у Цусимы будет и за "Касугу" с "Ниссином" чего-нибудь дадут, как думаете?!

— Да куда уж ещё то, Николай Оттович?! И так, все ордена с флота собрали…

— Кто воюет, того и награждают! Всё правильно! Ещё бы некоторых под суд отдать, ну, да и ладно! Не пристало военному моряку про начальство рассуждать. А про призовой суд что-нибудь слышно?

— Да! Не просто слышно! Уже вынесено решение за каждый крейсер по полтора миллиона золотых рублей, за истребитель ещё четыреста и того нам насчитали три миллиона четыреста тысяч рублей. Кстати, истребителю дали имя "Изменчивый", говорят, что через месяц уже в строй введут. А на миноносцах сейчас всем делают воздушный пуск и трубы длинные ставят, говорят Макаров уже посмотрел пробные пуски и одобрил.

— Погодите, а что с деньгами в экипаже говорят?

— Так решили же уже всё. Как казначей с деньгами приедет, так и передадим Марии Михайловне в фонд.

— Всё не надо передавать. Надо премии выплатить, хоть по червонцу, а знаете, есть идея заказать ювелиру приварить к червонцам петлю и носить с императором на лицевой стороне, а заднюю сровнять и написать название корабля, можно за крейсера червонец, а за истребителя пять рублей. Хорошо ведь будет и на георгиевской ленте, мы ведь Георгиевский корабль. Как думаете?

— А что… Нормальная идея, спросить, кто хочет и заказать всем одинаково. А вообще, говорят, для нас заказали уже памятные медали за службу на "Новике", только ещё не решили окончательно, как она должна выглядеть. Матросы хотят сверху Клёпу поместить, внизу силуэт "Новика", а справа георгиевский крест.

— Господи! Откуда вы столько подробностей знаете?

— Так в газетах про "Новик" только ленивый уже не пишет, и из иностранных газет многие перепечатывают. Вообще, очень удачно получилось ваше интервью, которое вы дали немецкому журналисту в Циндао, иначе могло всё по-другому повернуться, я так думаю. Ту статью уже перевели и напечатали, там всё как было, вы ведь сами ему рассказывали. А статья называется "Поцелованные удачей", что мы такие невероятно везучие! — тут в каюту всунулся доктор:

— Сергей Николаевич! Я же Вас просил не утомлять больного…

— Ой! Простите, и, правда, заговорился, пойду я, Николай Оттович!

— Идите, конечно! Завтра ещё поговорим, думаю, нам ещё много чём есть.

— Николай Оттович! Вы действительно даже ещё до осмотра отказываетесь от ампутации?

— Не волнуйтесь! Георгий Самуилович! Всё будет хорошо! Мы же с вами победители и подлая пуля нам повредить не может!

— Это конечно так, но всё-таки…

— Давайте. Вы сделаете перевязку, а завтра точно определимся.

— Ну, хорошо! Давайте так.

Ведь я во время разговора с Артеньевым запустила щуп, который теперь обрёл почти привычные размеры и вид, и сначала просмотрела повреждения, а затем и лечить потихоньку начала. По крайней мере, к моменту перевязки дёргающей боли в плече уже не было, да и жар стал уходить. Правда к голове я побаивалась притрагиваться и только боль в ней отодвинула, чуть стабилизировав отклик проходящих здесь силовых линий. Знаете, есть так любимая дураками фраза, которую вроде как приписывают Гиппократу: "Врач! Исцели себя сам!" И даже почву под неё подводят, дескать, если даже себя не может вылечить, чего ж берётся других лечить?! Нет, в некоторых случаях в этом рассуждении есть смысл, а вот как вы предложите мужчине акушеру рожать? А если женщина-акушерка тяжело рожала — это ей приговор как акушерке? И положим, я — блестящий пластический хирург, но при всём желании не смогу удалить себе на лице безобразную гемангиому! То есть я не могу стать пластическим хирургом по этому критерию? Словом, стоит вдуматься в эту фразу, то становится очевидна её ущербность, а Гиппократ вроде бы дураком не был, так и чего он бы стал глупости говорить? К чему я это? А к тому, что лезть своим щупом в свою голову мне как-то совсем не улыбается. Тем более, что в этой ситуации нужно ещё очень аккуратно и неспешно разобраться. Вот не верится мне, что душу Николая выбило насовсем. То есть вполне возможно, что он как я, где-то в темноте сидит и одуревает, а значит, любые грубые действия могут ему повредить, поэтому лучше немного потерплю, чем потом трагические последствия расхлёбывать и локоть себе грызть, за ошибки и спешку.

Вообще, я уже привыкла и мне было весьма комфортно и удобно, когда Николай жил, рулил своим кораблём, общался с людьми, а я существовала фоном и могла заниматься своими делами и мыслями, осуществляла многое словно вторым и третьим потоком сознания, а теперь мне приходится делать всё, что делал Николай, и уже потом выкраивать толику внимания и времени, для второго потока сознания. И что очень сильно напрягло, что я почему-то не смогла значительно ускориться, то есть ускорение всего в два раза, а это очень мало. То есть в бою я моментами ускорялась не в разы, а на два-три порядка, когда летящие снаряды воспринимаются почти неподвижно висящими в воздухе. А сейчас получается, что в бой с такими умениями мне пока лучше не лезть. И что ещё напрягло, что все мои способности, словно сквозь кисею, какие-то усечённые, остаётся только надеяться, что это последствия травмы и это скоро пройдет и всё восстановится. Вот тогда и можно будет аккуратненько попробовать пощупать голову. На перевязке доктор ожидаемо сделал очень круглые глаза и про ампутацию больше не заикался. Помявшись достал из кармана тряпицу и показал две тупые нагановские пули, я сразу поняла, что их из меня извлекли, он оставил их на столе, откуда быстренько убрал в сумку все свои перевязочные причиндалы. И его сменил радостный Феофан, который порывался кормить меня с ложечки, что я решительно пресекла, чем его несказанно порадовала. Хоть аппетита не было, ещё давала о себе знать недавняя лихорадка, но слабость, и тело нужно питать, так, что через силу и практически не чувствуя вкуса затолкала в себя, как позже выяснилось завтрак, хотя сейчас почли время обеда, но Никифорыч для меня держал горячим завтрак, что даже лучше, сытный обед бы в меня точно не влез.

Я офигеваю от местных ночных рубах почти до пола, вот её пришлось задирать и стоя (СТОЯ!!!!) мочиться в унитаз. Нет, я не раз держала в руках и не только в руках мужское достоинство, но вот так утилитарно самой его использовать ещё не приходилось. Вообще, трудноописуемые ощущения, в детстве я пробовала в деревне подражать мальчишкам и писала стоя, просто нужно раздвинуть большие губы и немного нажать по бокам и струя получается вперёд и вниз. Но вообще пИсать стоя на уровне рефлекса, ожидается мокрое и горячее, текущее по бёдрам в тапочки. Вот блин! Это что выходит мне ещё с Машенькой сексом заниматься?! Нет! Уж! На фиг! Надо скорее Николая искать! Собственно ничего кардинально тошнотворного в женских ласках я не вижу, и даже пробовала пару раз, но сказать, что я осталась в неземном восторге от этого не могу. Довести партнёршу до пика и там удержать не сложно, тем более, что чувствую, что ей для этого надо и не ограничена временем семяизвержения. Так, что от Машеньки меня, конечно, не стошнит, и она мне весьма нравится, но претит из-за того, что не хочу встревать между нею и Николаем, ведь они правда искренне по-настоящему любят друг друга, а это дорогого стоит.

Ладно! Подруга! Ты снова о сексе! У нас куча других вопросов… Конечно, до завтра я не дотерпела, и после обеда снова позвала Артеньева. Он снова рассказывал. Во время обстрела во Владике были разрушены прямыми попаданиями два дома, в одном погибли люди, кроме этого повреждены ещё парочка от близких разрывов и побиты почти все стекла. Всего погибло больше десяти человек и три лошади. Из кораблей один снаряд попал в борт "Громобоя" не нанеся каких-либо серьёзных повреждений, правда погиб один матрос и пятеро ранены. Ещё один шестидюймовый снаряд попал в рубку транспорта "Тунгус" навылет и к счастью никто не пострадал, а возникший пожар сразу потушили. Сергей Николаевич в первый же день после моего ранения развил бешеную активность и напрямую договорился с капитанами крейсеров, и с каждого сгрузили на "Ниссин" и к нам по полсотни тонн угля. Так, что мы своим ходом вечером в сумерках переходили на новое место вместе с "Ниссином", в день бомбардировки вообще стояли под островом Русский, практически не видимые с открытого моря. Счастье, ещё, что японцы были уверены в минировании входного фарватера порта, чего на самом деле никто сделать не удосужился, иначе они могли в наглую подойти ко входу в пролив Босфор Восточный и вот тогда бы нам стало кисло. К счастью, так не произошло, что продолжает работать на версию нашей неимоверной удачливости. А Сергей Николаевич у нас такая умница! Всё сделал, корабли и экипаж уберёг! Нет слов, как меня этим рассказом порадовал. Хотя, судя по осунувшемуся лицу и синякам под глазами, далось ему это не сладко, но кому сейчас легко?!

Феофан ещё в первый день после ранения сбегал отбить телеграмму в Артур для Машеньки, что со мной всё нормально, лечусь на корабле, передаю привет! Враньё конечно, но из серии "ложь во благо", а кто может достоверно утверждать, что не этот императив помог мне вернуться в сознание?! А главное, что любимая женщина не будет лишний день волноваться, пребывая в неизвестности. Вообще, вокруг Николая уже многие и многое делают самостоятельно и главное правильно. И меня это вполне устраивает. Наверно я страшная лентяйка, ведь есть немало начальников, которые просто обожают всё и всех до последних мелочей контролировать и проверять, и испытывают от этого неземной кайф. Вот уж не хочу такую планиду.

Ещё Сергей Николаевич рассказал, что покушение на меня вызвало большой резонанс, что нам на борт несут многочисленные телеграммы в поддержку и с пожеланиями скорейшего выздоровления. Правда было и две противоположного содержания, что его ужасно возмутило, а меня не удивило ничуть. Ведь мне когда-то рассказывали историю, что Микадо после Цусимского сражения получил кучу поздравительных телеграмм из России, чему ужасно удивился, что даже вызвал адмирала Ямомото, с целью уточнить, они действительно утопили и захватили русский флот и ничего не напутали?! Ну, не укладываются в японской голове выверты мозгов нашей скорбной головушкой интеллигенции. Так, что это лишь подтверждает, что это покушение вполне логично и возможно не последнее, как и реальность опасности для Машеньки и других родных.

Макарову уже отослали телеграмму с сообщением о том, что мне стало лучше, он настоятельно требовал извещать его обо всех изменениях моего самочувствия. На днях должен вернуться во Владик адмирал Алексеев. Ночью планируется атака миноносцами японских броненосцев. Вот такие дела в ближайшем приближении…

*- Ампутация — удаление части конечности или целиком в зависимости от уровня. Экзартикуляция — ампутация, когда в качестве уровня избирается сустав, в данном случае речь про плечевой сустав. Из-за сложностей связанных с необходимостью иссечения всех остатков суставной сумки и суставных поверхностей, экзартикуляцию используют обычно, когда оформление культи не требуется, то есть в плечевом или тазобедренном суставе, во всех остальных случаях ампутация на протяжении диафиза кости намного предпочтительнее.

**- "Антонов огонь"- так на Руси издавна называли анаэробное микробное воспаление, больше сейчас известное своим греческим названием "Гангрена".

***- Подъяпольский 1-й Яков Иванович — заведующий отрядом миноносцев во Владивостоке и их командами, капитан 1-го ранга, командир Сибирского флотского экипажа. Пароход "Надёжный" под командой подполковника корпуса флотских штурманов Чихачёва Сергея Степановича, условно можно было считать единственным судном ледового класса, во Владивостоке часто выполняло задачи ледовой проводки, обкалывало стоящие на рейде корабли при необходимости.

****- "Клюква" — за характерный цвет, орден Святой Анны 3й степени носится на кортике, так же именуется иногда — Награждён "Анненским оружием".