Война. Часть 1

Глава 9

15 октября 1938 года, 18:30.

— Разрешите присесть за ваш столик? — молодой, плотно сбитый и модно одетый мужчина в чёрном костюме останавливается рядом.

Сидящий в одиночестве у окна рабочий лет тридцати пяти, сжимающий в мозолистой рукой большую пивную кружку, в потёртом, но тщательно отглаженном костюме, поднимает голову.

— Да, пожалуйста садитесь, — его неподвижное лицо, мгновенно оживает при виде улыбающегося голубоглазого блондина.

Ажурный венский стул легонько скрипнул под тяжестью молодого мускулистого тела.

— То же самое, — щёлкает он длинными пальцами, кивая на немудрёный ужин соседа (сосиски с кислой капустой), дородная полногрудая официантка, несущая в двух руках шесть кружек пива, весело кивает в ответ.

— Давайте знакомиться, — протягивает руку парень, — Николас Шмидт, художник. Я из Голландии, в вашем городе проездом, хочу побродить по окрестностям поискать подходящую натуру.

— Иоганн Эльзер, столяр, — в тон собеседнику отвечает рабочий, — работаю здесь в пригороде в мастерской.

— Столяр! — Шмидт принимает тарелку из рук официантки и бросает взгляд на пустую кружку соседа, — ещё пиво моему другу Иоганну за мой счёт. Так мне вас сам бог послал, я в гостинице обнаружил, что одна ножка моего мольберта сломалась. Не почините? Я хорошо заплачу.

— Кто ж отказывается от денег? — пивная кружка Эльзера стучит по столешнице, — прозит!

— Э-э, да тут всё просто, — разочарованно протягивает столяр, закручивая гайку на мольберте, — винт раскрутился…

— Иоганн, — голубые глаза Шмидта становятся ледяными, — мне тебя рекомендовал один человек, который раньше сражался вместе с тобой в организации «Рот Фронт»… рекомендовал как надёжного бойца, идейного антифашиста. Сам я служу в Секретной Службе Британии. После подписания позорного Мюнхенского сговора, стало понятно, что моё правительство ничего не собирается делать для того, чтобы остановить Гитлера….

— Это точно самое, что чувствую я! — вырывается у Иоганна.

— Честные люди есть и в нашей Службе, — Шмидт подходит ближе и напряжённо глядит в глаза столяра, — их правда немного, но они разделяют мои взгляды. Мы решили уничтожить Гитлера, он толкает Европу к краю пропасти, к миллионам жертв. Можем ли мы рассчитывать на твою помощь?

— Не сомневайся во мне, Николас, — слеза покатилась по гладко выбритой щеке Эльзера, — я сделаю всё что потребуется. Эта мысль, казнь Гитлера, давно уже не даёт мне спокойно спать… только не знаю, как подступиться к этому делу… я — простой столяр…

— Я почему-то был уверен в тебе, — художник с облегчением вздыхает и чувством пожимает руку товарищу, — не беспокойся, Иоганн, всё необходимое ты получишь…

— … как это ужасно видеть, как твой сын, — всхлипывает столяр, не слушая собеседника, — вступив в «гитлерюгенд» становится чужим тебе…. не человеком, а послушным инструментом в руках нацистов…

— Сын живёт с тобой?

— … нет со своей матерью, мы в разводе…

— Так тебя ничего не держит здесь?

— Я совершенно свободен, — Эльзер смахивает слезу мозолистой рукой, — сегодня в мастерской получил оплату за две недели, если в понедельник не приду на работу, то никто не расстроится…

— Отлично, тогда завтра утром выезжаем в Мюнхен…

— … А-а-а, понимаю… пивной зал «Бюргербройкеллер», — на губах столяра заиграла пьяная улыбка, — место начала «пивного путча», где Гитлер ежегодно выступает перед старыми нацистами… 8 ноября!

4 ноября 1938 года, 19:00.

— Слово предоставляется президенту радиокомпании «АВРО» господину Клерку, — от группы почётных гостей, стоящих у подножия мраморной лестницы, отделяется высокий худой господин во фраке, поднимается вверх на несколько ступенек, поворачивается и с импровизированной сцены обводит взглядом просторное прямоугольное лобби гостиницы, превращённое в зал.

— Что он говорит? — шепчет Оля на ухо Гаянэ.

— Не знаю, по-голландски я не понимаю… — морщится балерина, досадливо хлопнув по каменной балюстраде «галёрки», на которой собрались постояльцы отеля, не получившие мест в «партере», — ну и что я буду передавать в редакцию?

— Не волнуйся, предоставим в лучшем виде, — беззаботно взмахивает та крашеными в чёрный цвет волосами, но её глаза при внимательно сканируют лица гостей, расположившихся внизу на стульях, — записывай: «господин Клерк пожелал гроссмейстерам участникам турнира творческих успехов и удачи».

— Неплохо, не зря ешь хлеб переводчика нашей делегации… — , — фыркает Гаянэ повернувшись к подруге, но той уже и след простыл.

— Иди за мной. — шепчет не разжимая губ Оля вздрогнувшему Кузнецову, неожиданно появившись из-за колонны.

Девушка уверенно открыла какую-то неприметную дверь, они спустились по служебной лестнице и оказались в помещении, заставленном швабрами, оцинкованными вёдрами и мешками.

— Что случилось?

— Григулевич проследил за моим англичанином… похоже, он клюнул… сегодня первым поездом выехал в Арнем, городок в ста километрах от Амстердама, рядом с германской границей… встретился там в кафе с солидным мужчиной, лет сорока… по тому, как мой перед ним шапку гнул — его начальник… оба быстро собрались и выехали обратно на автомобиле «Бьюик»… Тут — не Америка, снять автомобиль невозможно. Григулевич позвонил мне, я вас не нашёл, решил ждать их здесь у отеля… Через два часа подъехали, сразу в бар, крепко так выпили, но по ним незаметно… у портье узнал, двадцать пять центов потребовал, гад, что старший тоже поселился здесь — номер 32.

— Младший точно установлен — это капитан Бэст, сотрудник СИС. Старший… опиши его…

— Рост примерно метр семьдесят пять, тёмные с сединой редкие волосы, высокий лоб, крупный мясистый нос, усы тонкие губы, тяжёлый подбородок…

— Да, это майор Стивенс, резидент СИС в Голландии, — перебивает его Оля, — что слышно из Мюнхена?

— «Столяр» вчера должен был выпилить деревянный декор на столбе и поставить его на петли в виде дверцы, закладка бомбы в тайник будет проходить сегодня ночью. Запасной день завтра, дальше он садится на поезд и едет в Дюссельдорф, где я его встречаю на вокзале восьмого утром…

— Хорошо, радиоприём в пивной проверил?

— Прямо за столиком у столба, лампочка загорелась… — хмурится Кузнецов, — Альта с передатчиком была от пивной «Бюргербройкеллер» в полукилометре, Эльзер о радиовзрывателе не знает, думает, что механизм часовой… да вы не беспокойтесь, зал был полон, внимания к себе я не привлекал.

— Повтори, что будешь говорить на встрече с Бэстом… — кивает Оля.

— Я представился Франком, племянником статс-секретаря Министерства юстиции Фрейслера, — Кузнецов в такт словам чуть покачивает головой, — сообщаю, что дядя участвует в допросах арестованных генералов — заговорщиков…

— Где содержатся арестованные? — прерывает его девушка.

— В Берлине, в тюрьме Моабит… — быстро отвечает тот.

— В каком корпусе?

— В первом…

— Лучше не ври, — расстраивается Оля, — если не знаешь, так и говори… хотя какой из тебя берлинец… знаешь где клиника Шарите?… в двух шагах от тюрьмы! Эх, расколют тебя англичане, как пить дать расколют… С настоящими немцами был знаком?

— Был, со многими, — морщится как от боли Кузнецов, — с инженером из Целле…

— Вот… саксонец ты, не думаю, что англы вообще знают где это… Дальше.

— Предложу хм…. англам купить за сто фунтов список арестованных…

— Они их имена в газетах могут прочесть, — шипит Оля.

— Так я и не строю из себя ценного кадра: мелкий коммерсант, одинокий, эмигрировал в Голландию, оказался на мели — хочу подзаработать…

— Это хорошо…

— … Рассчитываю, что… англы клюнут на дядю, да клюнули уже… значит будут просить сведения о ком-то из генералов…

— Или просто заполучить ценного агента в министерстве юстиции, — веселеет девушка, — а племянник будет служить связником. Так и продолжай изображать простого парня: недалёкого, с плохой памятью. Пускай дают тебе инструкции письменно… Кстати, в их компании может появится офицер Голландского генштаба Клоп, который давно завербован СИС, так он может натравить на тебя с целью проверки местную полицию и пограничную стражу.

— Документы у меня подлинные, фото переклеено на высшем уровне, сам Франк уже ничего не скажет… кроме того, что уже успел рассказать о своей работе на СД… на несколько дней легенда выдержит.

— Значит так, — решительно выдыхает Оля, — если встреча пройдёт как задумали, сразу звонишь связнику Франка и просишь о срочной встрече, вечером ко мне — будем шлифовать план операции. Сразу за мной не выходи, выжди минут десять.

— Чемпион мира… — бледный Алехин в отутюженном смокинге хмурым взглядом обводит собравшуюся публику, — имеет не только обязанности, но и права… Я, не отказываясь играть с победителем этого турнира, вместе с тем не считаю себя связанным обязательством играть матч в первую очередь только с ним… Оставляю за собой право выбора места и времени встречи…

Оля, сидящая рядом с Ботвинником, едва заметно хмыкает, тот боится пропустить хоть слово.

— … с кандидатом, обеспечившим лучшее финансирование.

Зал недовольно загудел и осветился многочисленными фотовспышками.

— Именно так, — чемпион мира повышает голос, пытаясь перекричать публику, — достаточно внимательно прочитать контракт, заключённый участниками турнира с компанией «АВРО»!

— А теперь — жеребьёвка! — кричит президент радиокомпании, поднимает руку и пытается сгладить возникший инцидент.

В тот же миг за лестницей что зашевелилось и под одобрительные возгласы собравшихся, по двум широким проходам между рядами стульев двинулась кавалькада ряженых «коней», «слонов», «королей» и «королев». Высокие белокурые широкоплечие девушки в национальных костюмах стран, представители которых играют на турнире, замерли с букетами цветов наперевес, каждая перед своим гроссмейстером.

— Это точно наша? — неуверенно шепчет Ботвинник на ухо Оле.

— По крайней мере кокошник узнаю, — пожимает плечами она, — а наш сарафан, похоже, достался девушке Капабланки.

— Что-то его не видно…

— Капабланка в Амстердаме, он не хочет встречаться с Алехиным… нигде кроме как за доской, — также шёпотом отвечает девушка.

— Что ещё слышно из около турнирных новостей?

— Эйве с Файном продолжают сотрудничество, которое началось с матча за первенство мира с Алёхиным. Последний месяц американец живёт в Голландии, каждый день встречаются, анализируют партии и играют блиц. Сало Флор после оккупации Судетской области окончательно отказался от мысли играть матч с Алёхиным — его кредитор окончательно разорён, денег на приз собрать не удаётся…

— Прашю вас, гаспадинн Ботвинник, — заговорила «русская» девушка, протягивая букет гроссмейстеру, — ваш черёд тянуть жребий.

Чёрные глаза Гаянэ, стоящей на галёрке, вспыхивают мстительным огнём, когда муж передаёт цветы «переводчице».

6 ноября 1938 года, 12:00.

«Вот она моя бумажная могила… зарыли, закопали славного бойца кавалериста… ну пусть не славного и не совсем кавалериста, памятуя мой последний опыт передвижения: мешком на крупе лошади…. но ведь действительно закопали»…

Порывисто встаю, срываю с крючка матросский бушлат, старший смены поста радиоразведки парохода «Красный Дон» старшина Матус удивлённо поднимает брови, и стучу тяжёлыми ботинками по узкому трапу.

«Хрен вот так вручную наскоком возьмёшь шифр британской СИС… Что мне известно наверняка? Шифр Вижинера с „бегущим ключом“ равным по длине размеру сообщения… Если ключ статистически не случайный (книжный текст или тому подобное), то вполне себе поддаётся взлому при помощи частотного анализа… особенно если в общих чертах известна тема, о которой идёт речь в сообщении. А с последним — всё в порядке… речь там идёт о Франке Фрейслере, его деде-министре и немецких генералах, томящихся в гитлеровских застенках… А поскольку вероятность использования неслучайного ключа отлична от нуля, то прекращай истерить и продолжай работать… тем более, что делать тебе здесь, кроме как заниматься дешифровкой, на внешнем рейде Амстердамского порта абсолютно нечего… Да и погода благоприятствует. Представь, каково заниматься умственной работой в шторм»…

Напрягаю зрение, пытаясь безуспешно разглядеть в тумане очертания порта. Посол Дэвис с женой, или лучше сказать Мардж Пост с мужем уже находятся в Амстердаме, опоздав на нашу встречу на три дня, но без своей яхты, которая встала на неотложный ремонт в Лондоне. Сообщение об их приезде пришло лишь два часа назад и в Москве в данный момент решают, что делать со мной, но похоже ничего, кроме как разрешить мне сойти на берег, не просматривается: не приглашать же чету на сверхсекретное судно. Да и места для переговоров на нём нет, даже кают-компания, единственно подходящее по размеру помещение, превращена в комнату связи, на три четверти занятой стойками «Айфона».

«Что решит Сталин»?

Дело в том, что в добавок к проблеме, где проводить встречу с «мистером и миссис Пост», добавилась ешё одна: времени на неё почти не осталось. По плану «Красный Дон» вместе со мной до восьмого ноября, во избежание каких-либо случайностей, должен был быть уже в Ленинграде. Время и место проведения операции со взрывом в пивной «Бюргербройкеллер», задуманная Сталиным и Игнатьевым с целью, чтобы с одной стороны столкнуть правительства и спецслужбы Третьего Рейха и Великобритании, а с другой — дать толчок к началу процесса потепления отношений между СССР и Германией (НКВД должен был заранее предупредить Гитлера о готовящемся теракте), изменить было нельзя. Именно в этот день каждый год Гитлер выступал в мюнхенском «Бюргербройкеллере», где в 1923 году начался «Пивной путч», перед ветеранами национал-социалистической партии.

— Товарищ Чаганов, — из трюма показалась вихрастая голова вестового, — вас ждут в кают-компании.

— Берию ко мне, срочно! — Сталин раздражённо бросает трубку на рычаг и обессиленно опускается на стул и в упор укоризненно смотрит на Игнатьева, — как ей только в голову такое могло прийти?

— А почему нет, Коба? — всем корпусом резко разворачивается к вождю Киров, — мы сами-то в их возрасте о чём мечтали? То жандармского генерала взорвать, то банк обнести… Да и в конце-то концов, она не самовольничает, а предлагает свой вариант действий…

— Как же не самовольничает, — тяжёлый взгляд Сталина находит новую жертву, — ведь речь шла о бомбе с часовым механизмом, которую заложит одиночка, а выясняется, что кроме него задействованы агенты Разведупра, бомба имеет радиовзрыватель…

— В одном из вариантов плана операции радиовзрыватель присутствовал, товарищ Сталин…. — начальник Международного отдела опускает голову.

— Но решение-то по взрыву Мальцева предлагает принять нам, — перебивает его «хозяин Москвы», — и я бы так просто от этого предложения не отмахивался. Гитлер — пещерный антикоммунист, он открыто заявляет о предстоящем походе войной на СССР… ради уничтожения врага можно пойти на любые средства, а если при этом ещё столкнуть Германию и Англию, то это вообще замечательно.

— Да неужели вы, товарищ Киров, — хлопает рукой по столу вождь, — не понимаете, что завтра вместо старого Гитлера придёт новый? Не может не прийти, ситуацию в экономике Германии аховая, они — банкроты. Ограбление Австрии и Чехословакии позволяет ненадолго оттянуть конец, но дела не решает. Уже скоро чтобы свести концы с концами им понадобится свежая кровь.

— Из кармана нового Гитлера не вынешь, — багровеет его оппонент, — если одним махом уничтожить всю фашистскую головку, да ещё в период краха экономики, то новому Гитлеру будет не до войны с соседями, ему будет впору со своим народом воевать! Военные пойдут на эсэсовцев, рабочие на капиталистов. В Германии вполне может сложиться революционная ситуация.

— Фу-у-х… — тяжело выдыхает Сталин, — Алексей Алексеевич, подождите, пожалуйста, товарища Берию в приёмной… Не думал я, Мироныч, что ты склонен к авантюризму…

— Мой авантюризм, Коба, не больше твоего, — в глазах Кирова зажигаются весёлые искорки, — кто всё это задумал с покушением, папа римский?

— Как ты сказал? Папа римский? — невесело усмехается вождь, расчёсывая концом трубки усы, — от него не дождёшься… он в Чехословакии действует рука об руку с Гитлером. Ватикан исторически был связан с Габсбургами и с момента образования Чехословацкой республики ведёт против её независимости войну посредством своих церковников и католических организаций в Судетах и Словакии. Интересы папы и Гитлера во многом совпадают тут мы мало что можем сделать, а вот стремиться разбить «мюнхенскую связку» Гитлера, Муссолини, Чемберлена и Деладье мы обязан: создавать недоверие между ними, стравливать между собой, не дать объединиться в борьбе с СССР. А авантюрой я предложение Мальцевой называю потому, что теракт против всего руководства страны приведёт к последствиям, которые невозможно предвидеть. Вполне вероятно, что к власти смогут прийти настоящие марионетки британских империалистов. Гитлер — германский мелкобуржуазный националист, отражающий интересы в первую очередь германских капиталистов…

В кабинете раздаётся звонок местного телефона.

— Пусть подождут, — бросает Сталин в трубку и возвращается к столу заседаний и садится напротив оппонента, — … и я не хочу, чтобы в Берлине обосновался некто малознакомый, выражающий волю капиталистов британских.

— Хорошо, — согласно кивает головой Киров, — а что будем делать с Чагановым? Пошлём на встречу с Дэвисом кого-нибудь другого?

— Не получится, — Сталин умело раскуривает погасшую трубку, — ни с кем другим Дэвис и Пост говорить не станут… для капиталистов личные знакомства даже важнее чем для дипломатов. Потом Чаганов как никто другой знаком с темами переговоров, сможет на месте предложить подходящий вариант… Нет он должен сам идти на переговоры.

— Но у нас в Нидерландах даже представительства нет…

— Надо звонить Рубинину, полпреду в Бельгии, — Сталин легко поднимается со стула, — их МИД представляет интересы голландской стороны, пусть срочно получит визу для Чаганова… как президента нашей Шахматной федерации.

«Толково придумано, — с облегчением вздыхает Эльзер, — не надо ни бетон долбить, ни мусор строительный выносить… обмотал вокруг квадратной в сечении бетонной колонны широкое брезентовое полотнище с многочисленными карманами и застёжками, закрепил его кожаными ремнями и готово»…

В узких карманах аккуратно расфасованы цилиндрические тротиловые шашки с центральным отверстием под детонатор, в более широких понизу — металлические коробки с проводами, отходящими от механизма с часовым циферблатом чуть большим, чем для ручных часов.

«А тут англичане перемудрили, — морщится столяр от боли, многочасовое стояние на коленях превратило их в сплошную кровавую рану, — я бы сделал попроще, на обычном будильнике без этих проводов и аккумуляторов».

Умелые рабочие руки начинают точными движениями вкручивать детонаторы в шашки, последовательно соединяя отходящие от них провода. Эльзер мог вполне обойтись и без света, все его действия были многократно отрепетированы дома на Тюркенштрассе, на съёмной квартире неподалёку отсюда, которую ему снял Николас, но сегодня ночью сквозь стеклянный фонарь в кровле зал мягко освещался взошедшей луной.

«Что там написано на шашках… „RFF“? — два крайних провода белый и чёрный зажимаются винтами на клеммах коробки с циферблатом, — не видел такие ни разу, а ведь подобных немало прошло через мои руки и на хайден-хаймерском пороховом заводе и в кенигсброннской каменоломне».

Зал наполняется громким шумом льющейся воды: все туалеты «Бюргербройкеллера» оборудованы автоматической системой слива воды, включающейся через каждые десять минут даже ночью.

«Слава богу, что не пришлось долбить бетон несущей колонны прямо над местом где устанавливают трибуну для Гитлера, а то бы пришлось работать только в те полминуты, что льётся вода, иначе мог услышать охранник у входа… Молодец Николас, получилось как он сказал… где выпилить деревянный декор колонны, как закрепить бомбу… понятно, он — военный, не простой работяга… Всё, ставлю часы на восьмое ноября на 21:00, включаю тумблер в положение „ON“ и возвращаю колонну в первоначальный вид».

После жёсткого разговора с Москвой по «БеБо» никак не могу сосредоточиться на трансляции первого тура, которую ведет «БиБиСи». Бросаю взгляд на часы, скоро на «АВРО» будет краткий обзор хода партий, который даёт Савелий Тартаковер, он в числе других «стариков», таких как Ласкер и Боголюбов тоже не получил приглашения на супер-турнир и поэтому занялся ядовитым комментаторством в прессе и на радио.

«А подруга совсем потеряла берега… Поставила начальство перед свершившимся фактом — всё готово к ликвидации австрийского художника… Спасибо что хоть за пару дней поставила в известность о своих планах… Какая лиса: „Лёшик, срочно нужен твой миниатюрный радиовзрыватель, принято решение для надёжности добавить его к часовому механизму взрывного устройства“. Меня то зачем дурить»?

— Большой зал отеля «Краснопольский», — в стиле Озерова начинает репортаж Тартаковер, — хорошо знакомый публике по матчу Алехин — Эйве, заполнен до отказа. Участники расположились на эстраде. Ходы для зрителей демонстрируются на досках остроумной конструкции: металлические шахматные фигуры передвигаются на больших намагниченных демонстрационных досках. В полдень по звонку запустились часы и турнир восьми сильнейших, как считают устроители соревнования, шахматистов мира начался.

Сталин, похоже не на шутку раздражённый Олиным самоуправством, начал с того, что потребовал от меня обуздать подругу, взять руководство операцией (других желающих не нашлось) на себя и впредь не отклоняться от плана… На мой вопрос какого, мол, плана, обстоятельно ответил Игнатьев. Я тогда заметил, что ситуация изменилась и теперь сообщением о заложенной бомбе не обойтись: бомбу надо взрывать в любом случае, так как в ней использован секретный отечественный взрыватель…

— Решевский чёрными легко уравнял партию против Алехина, — продолжает в том же духе комментатор, — но попал в ужасный цейтнот, так что решит судьбу партии скорее всего то, сумеет ли он сделать сороковой ход… Файн белыми против Ботвинника во французской партии применил новинку, но на удивление соперник с легкостью разобрался в ситуации… на данный момент позиция чёрных предпочтительна… Флор ничего не извлёк из дебюта против Капабланки… Эйве стоит лучше против Кереса.

Через пять минут многозначительного молчания пишущая машинка «БеБо» заработала вновь. Берия предложил взорвать бомбу ночью или рано утром восьмого ноября, пока в пивной нет посетителей. Я возразил, что тогда «столяр» и наш человек не успеют перейти германско-голландскую границу. Окончательно решено — взрыв должен произойти не позднее 18:00, судя по всему, пивная открываться в этот день для посетителей не будет.

«Интересно, есть на судне утюг? Свой американский костюм я с собой для переговоров захватил, а вот как его погладить не подумал… разбаловался, проживая в „Доме на набережной“ с его комбинатом бытового обслуживания… В коммуне у нас был утюг на углях Екатерининской эпохи, пользовался им пару раз: щипцами уголь из печки достаёшь, суёшь в утюг — дымища ест глаза, через каждую минуту приходится размахивать им чтобы расшевелить угли, от второго раза — навсегда остался шрам на ладони».

— Утюг? Нет, товарищ Чаганов, мы кружками гладим… — бросает на ходу сменившийся Матус.

«Разводят? Вроде не похоже… речь идёт о матроске и холщовых штанах, а это… замучаешься точно, — грустно разглядываю вытащенные из чемодана костюм, сорочку и галстук, — стоп, есть у меня идея!»

У входа в камбуз столпились свободные от вахты, одобрительно посматривая на необычное зрелище. Нарком, повесив одежду на самодельные плечики, пританцовывает с ними перед кипящим на плите десятилитровым чайником, из носика которого бьёт струя пара…

— А товарищ Чаганов-то у нас голова!

7 ноября 1938 года, 12:00.

— Товарищ Чаганов, — Полномочный представитель СССР в Бельгии Евгений Рубинин, высокий худой брюнет лет сорока, начал слегка задыхаться от быстрого шага, — сегодня вечером в посольстве приём, я обязан быть там… посол не может не присутствовать на приёме, который он даёт по случаю национального праздника.

— Успеете, товарищ Рубинин, — немного сбавляю темп, — сколько до Брюсселя на поезде? Ну максимум четыре часа, у вас ещё куча времени.

— Мы должны успеть на трёхчасовой поезд, — хмуро замечает широкоплечий дипломатический работник, сопровождающий полпреда.

— Послушайте, Евгений Владимирович, — беру Рубинина под руку, мы останавливаемся, перед нами открывается прекрасный вид на Королевский дворец, — от вас только нужно чтобы вы представили меня послу Дэвису и его супруге и можете быть свободны. Поймите, что это не моя прихоть: товарищ Сталин поручил мне организовать матч за шахматную с участием нашего гроссмейстера. Зная вздорный характер Алехина и его изменяющиеся в зависимости от обстоятельств политический взгляды, я хочу чтобы предложение о матче он услышал не от меня, а от заокеанского бизнесмена, точнее, бизнесвумен — Мэрджори Пост, жены американского посла, большой любительницы шахмат. Что скажете?

— Хм, — переводит дух полпред и с удивлением глядит на меня, — отличная задумка, товарищ Чаганов, вам определённо надо испытать себя в сфере дипломатии. Алехин наверняка ухватится за такую возможность: предложение от такой пары — это и финансовая, и политическая гарантия того, что матч состоится!

— А мне останется только позволить себя уговорить, — улыбаюсь я, — вот эта гостиница, а, кстати, железнодорожный вокзал отсюда в пяти минутах ходьбы.

— Вы бывали в Амстердаме? — интересуется сопровождающий.

— Мы же стоим прямо перед картой города, — киваю я на большой стенд за спиной у дипломатов, узнать где гостиница ещё проще — видите репортёров? Нам туда.

— Месье Алехин, — в лобби отеля «Краснополье» журналисты устроили настоящее столпотворение, — так вы принимаете вызов Ботвинника?

— Рад сообщить уважаемой публике, — Алехин поворачивается всем корпусом то влевл, то вправо, привычно позируя перед фоторепортёрами, — что я дал принципиальное согласие на матч. Не могу упустить счастливую возможность поблагодарить посла Соединённых Штатов мистера Дэвиса и его супругу госпожу Пост за предложение взять на себя хлопоты по организации этого матча и обеспечить призовой фонд…

«И это всё о нём»…

— Месье Алехин, где пройдёт матч? Вы не боитесь ехать в Россию?

— … Матч состоится летом следующего года в Нью-Йорке…

— Вы не стали дожидаться окончания турнира?

— … господин Ботвинник по праву занимает своё место в когорте сильнейших шахматистов мира, взять хотя бы его победу год назад в Ноттингеме, да и его уверенный старт в этом турнире с победы над Файном о многом говорит. Мне будет интересно сразится за доской с представителем нового поколения шахматистов…

«Поэтому, видно, так за каждый доллар призового фонда торговался».

— Господин Ботвинник, вы рады что чемпион мира выбрал вас?

— А чего ты не рядом? — наклоняюсь к Оле, — вдруг спросят чего по-английски?

— Да ну её… — кривится подруга, — вцепилась в него как кошка, аж искры летят.

— Прежде всего я хочу поблагодарить за то, что этот матч стал возможным, — начинает гроссмейстер по-русски, его жена бойко переводит на французский, — нашего вождя товарища Сталина, президента Шахматной федерации товарища Чаганова…

Оля едва успевает спрятаться за колонной от объективов фотокамер, повернувшихся в мою сторону. Несколько репортёров, перебивая друг друга, возмущённо заговорили по-голландски…

«Похоже надеялись, что претендентом вновь станет их соотечественник Макс Эйве… слышу, что-то говорят о ФИДЕ, русских… как бы до американцев не брались»…

— Прошу внимания, господа, — громким голосом привлекаю внимание публики, — я прибыл в Голландию, в том числе, чтобы провести переговоры с президентом ФИДЕ господином Рюбом о вступлении Шахматной Федерации СССР в Международную шахматную федерацию. Кроме того, мы хотим вынести на рассмотрение ФИДЕ предложение, по которому претендент на звание чемпиона мира в будущем, по крайней мере, если наш претендент станет чемпионом мира, то я гарантирую это, определялся не в ходе закулисных переговоров, а в ходе зональных турниров и матчей претендентов… на регулярной основе, скажем, один раз в три года.

Небольшой зал взрывается от аплодисментов, громких выкриков и ярких вспышек. Пользуясь всеобщим замешательством, мы с Олей незамеченными выскальзываем в гардеробную, дальше на площадь перед гостиницей и в узкий переулок, ведущий к рек Амстель.

— Заварила ты кашу, — подхватываю подругу под руку, — Хозяин рвёт и мечет, прислал меня со строгими инструкциями, вся группа вместе с тобой переходит в моё подчинение, докладывай.

— А поцеловать? Есть такой пункт в инструкциях? Нет, ну тогда я сама… — прижимается ко мне всем телом Оля, толкая на кирпичную стену какого-то невзрачного здания.

От жаркого поцелуя у меня перехватывает дыхание, с опаской скашиваю вправо и влево.

— Не бойся, мы в «квартале Красных фонарей», никто не осудит, — неожиданно Олю затрясло как в лихорадке, взгляд становится безумным, а шёпот зловещим, — Серёжа, давай разом грохнем эту шайку упырей. Подумай, чик и всё… такого случая больше не предоставится… разом ответят за миллионы убитых, покалеченных, неродившихся. Все эти локаторы, самолёты и бомбы ни черта не стоят в сравнении с возможностью удавить их сейчас пока они не успели развернуться…

— И что потом? — усилием воли отвожу её от себя на расстояние вытянутых рук, — Придут другие, ещё хуже? Ты что думаешь, пришедшие им на смену передумают нападать на нас?

— Да хоть на год отсрочить нападение, — повышает голос подруга и легко смахивает мои руки со своих плеч, — не зря же твердили, что нам года не хватило чтобы подготовиться к нападению немцев. Так будет тогда у нас этот год… железно! Смотри, очень удобный момент: экономическая ситуация — аховая, основные продукты для населения — по карточкам, платёжный баланс — в глубоком минусе, нет валюты чтобы купить сырьё, военные ждут удобного случая чтобы поквитаться с эсэсовцами и освободить арестованных генералов!

Прямо над нашими головами хлопает окно.

— Белейде хей е? — слышится визгливый женский голос.

— Ней! Ходу! — быстро реагирует Оля, хватает меня за руку и мы бежим вниз по мостовой, под гортанные хриплые выкрики «жриц любви».

— Что она спросила? — сворачиваем за угол и ныряем под грибок небольшого пустого кафе на берегу узкого канала с мутной водой.

— Не обижаешь ли ты меня, я ответила, что нет…

— А чего ж мы тогда побежали? — делаю знак высокому худому официанту, — два кофе.

— Хочешь объясняться с полицией нравов? — зло бросает подруга.

— Боже упаси, мне тут хотя бы с одной очень самоуверенной девушкой разобраться… Красивую ты картину нарисовала: один взрыв и все проблемы решены: вермахт поднимает мятеж, громит эсэсовцев…

— Или эсэсовцы добивают верхушку армии… — вставляет Оля.

— … ну или так, — покладисто киваю я, — и победители, значит, начинают приводить в подчинение вышедший на улицы голодный народ…

— Именно!

— А что если всё произойдёт не так, — продолжаю я, дождавшись пока уйдёт официант, — например, Геринг, которого недавно назначили официальным приемником фюрера, не поедет в Мюнхен…

— Так и будет, он остаётся на хозяйстве в Берлине, — перебивает меня подруга, — но зато будут, кроме Гитлера, Гиммлер, Гесс, Розенберг и Шахт!

— Отлично. Последний, как я понимаю, единственный в Германии экономист, который заботится о здоровье независимой германской экономики и её финансах. Итак, Гитлер с Шахтом убиты, в стране экономический кризис: что остаётся делать Герингу, наркоману и казнокраду, как не прислушаться к советам другого уцелевшего главаря Канариса, а именно — пойти на поклон к англичанам и американцам ради спасения государства… И ещё, Геринг, на минуточку, не какой-нибудь лавочник, вовремя вступивший в НСДАП, он — герой войны, личность весьма популярная в армии… Дальше продолжать?

— Намекаешь, что в таком случае войны с Англией не будет? — подруга отводит взгляд в сторону.

— Уверен в этом. И с Польшей не будет, и с Францией… организуют широкую коалицию из немцев, французов и итальянцев, венгров с румынами пристегнут и пошлют всех на Восток в «крестовый поход против коммунизма»… вооружат, конечно, предварительно. Ты этого хочешь?

«Сомневаюсь, что так всё и будет… гордых поляков, пожалуй, скормят немецкому хищнику, чтобы не взбрыкнули в неподходящий момент. Но в остальном весьма вероятно, и уже договариваться с СССР о новой границе точно не будут».

— Этого я не хочу, — спохватившись синхронно глотаем остывший кофе, — и я не верю, что события будут развиваться именно так. В случае смерти Гитлера и Гиммлера наилучшие шансы прийти к власти будут у Гейдриха, его в этом поддержит гестапо, то есть вся полиция и служба безопасности будет за него, а это реальная сила. Процесс ограбления Австрии и Чехословакии в самом разгаре, то есть немедленный крах экономике не грозит. К тому же не надо переоценивать популярность Геринга среди военных, он для них не лучше Гитлера и особой поддержки от генералов не получит…

— Гейдрих для генералов хуже, это он организовал последний погром в их среде… — перебиваю я подругу.

— Среди генералов нет единства, — отвечает тем же она, — а служба безопасности — единый кулак…

— В общем так, — едва сдерживаюсь я, — слушай боевой приказ: взрыв должен произойти не позднее 18:00 по мюнхенскому времени, до того, как гитлеровская верхушка прибудет в «Бюргербройкеллер». Идёт подготовка к компрометации местной резидентуры СИС в подготовке этого теракта?

— Отлично идёт, — тяжело вздыхает Оля.

— Мардж чуть задерживается, мистер Че, — посол Дэвис широким жестом приглашает меня к столику в лобби «Амсель-отеля», — говорит по телефону с Вашингтоном, сигару?

— Спасибо, я не курю.

— Вы лишаете себя такого удовольствия, — с видимым наслаждением пыхнул дымом мой собеседник, — поверьте старику, их не так уж много в нашей жизни.

— Не хочу привыкать, мистер Дэвис, у вас кубинская «Ромео и Джульетта»? Мне такие не по карману…

— Умный человек всегда найдёт возможность заработать, — посол внимательно смотрит мне в глаза.

— Я тоже так думаю, мистер Дэвис… Ко мне недавно обратился один американский бизнесмен, мой старый знакомый, — посол насмешливо хмыкает, — мы сталкивались с ним в Ленинграде, где он был представителем компании «Радиокорпорэйшн», его фамилия МакГи. Сейчас он глава своей собственной компании, занимающейся экспортно-импортными операциями…

— Интересно — интересно, — мой собеседник с удовольствием откидывается на спинку стула.

— … Так вот, не узнаю уж откуда он прознал о нашем с вами знакомстве… короче говоря, он обратился ко мне с просьбой устроить ему встречу с вами…

— И о чем же на ней пойдёт речь?

— Насколько мне известно, о какой-то редкой руде, которая используется в лако-красочном производстве… Одна из компаний добыла её в Африке и ввезла в Бельгию, но не хочет продавать иностранцам.

— Понимаю-понимаю, — посол как кот от удовольствия прикрывает веки, — пусть ваш знакомый навестит меня в Нью-Йорке перед Рождеством, вот моя карточка с номером телефона… Думаю, я сумею помочь мистеру МакГи, с королём Леопольдом мы на дружеской ноге.

— Спасибо, мистер Дэвис, мой знакомый умеет быть благодарным.

— Мардж, мы здесь! — тянет руку вверх посол, заметив супругу в строгом деловом костюме, спускающуюся по лестнице.

«Сколько ей лет? Пятьдесят один? Хорошо выглядит для своих лет… подтянутая энергичная в отличие от своего расплывшегося мужа-гедониста».

Миссис Пост первая протягивает руку и крепко встряхивает мою.

— Что это, Алекс? — Мардж склоняется над десятком желтоватых полупрозрачных таблеток размером с копейку, что я рассыпал на белоснежной скатерти стола после того, как официанты вынесли из кабинета использованную посуду.

— А я тогда спрашиваю у табакеро, — язык у посла после обеда начал немного заплетаться, горящие глаза обращены на Олю, — а почему у вас все работницы одного роста? Никогда не догадаетесь что он мне ответил!..

Миссис Пост закатывает глаза, она видимо эту историю слышала много раз.

— Это — упаковочный материал будущего, миссис… Мардж, Мардж, — поправляюсь я, заметив её возмущённый взгляд, — полиэтилен!

— Что они сёстры? — тихонько смеётся моя подруга.

— Я слышала о таком, — теребит в руках одну из таблеток бизнесвумен, — но он весьма дорог: в реакторе, где его получают, надо создавать высокие температуру и давление…

— А вот и не угадали, — радуется как ребёнок посол, — всё дело в том, что девушки скручивают сигару на своём бедре. Чтобы получить одинаковый размер сигар, бёдра девушек должны быть одного размера…

— Это другой полиэтилен, низкой плотности, а этот — высокой. Идеальное вещество для создания тончайших влагонепроницаемых плёнок.

— Упаковочный материал? — тонкая бровь моей собеседницы принимает форму домика.

— Они что голыми работают? — слышится с другого края стола.

— Отлично подходит для упаковки любой продукции, — киваю я, — материал прочный, лёгкий и пластичный. Эти образцы для вас, ваши инженеры смогут сами его испытать. Процесс производства прост: эти таблетки расплавляются и перемешиваются в экструдере до однородной массы, которая выдувается из него чтобы получить изделие нужной формы: пленку, банку или бутылку.

— Ну конечно… вы бывали на Кубе, мисс Ольга? Там очень жарко и влажно, поэтому местные жительницы часто щеголяют даже по улицам, не то что на работе, нагишом… Оля очень натурально, под довольное хихиканье посла, краснеет и закрывает лицо ладонями.

— Если всё так просто, Алекс, — миссис Пост бросает раздражённый взгляд на мужа, — почему вы сами не наладите производство упаковки?

— Просто потому, что у нас большие трудности с производством мономера, из которого получается полиэтилен. Этилен мы производим из этанола, а его в свою очередь из картофеля и пшеницы… Мне известно, что в Штатах получают этилена из нефти…

— Я вам благодарна, Алекс, за предоставленные образцы, — бизнесвумен пытается справиться со своим раздражением, — но ситуация в экономике, не благоприятствует к расширению инвестиций, кризис похоже возвращается.

— Наше правительство, Мардж, готово профинансировать внедрение вами этой технологии…

— В обмен?…

— … В обмен на содействие в покупке оборудования для нефте-химического производства.

— Почему вам самим не покупать его напрямую в «Дю Пон» или «Юниверсал Ойл Продакт Компани»? И потом как вы себе это представляете — профинансировать, вы хотите купить акции «Дженерал Фуд»?

— Ни в коем случае… Мы предлагаем создать новую компанию, которая будет заниматься производством полиэтиленовой упаковки в Мексике, чтобы обойти американские экспортно-импортные ограничения, настоящие и будущие. Наши акционеры, это будут частные лица, не будут вмешиваться в управление и производственную деятельность компании, наш интерес — в закупке американского оборудования…

— Заманчивое предложение, — женщина ищет глазами свой бокал, мистер Дэвис подскакивает с места и тянется к нему бутылкой красного вина, — но вы же понимаете, Алекс, люди в Вашингтоне быстро пронюхают, что техника уходит на сторону… Мексика — это же бэк-ярд Америки.

— Прекрасно понимаю, Мардж, поэтому и предлагаю в добавок создать особый благотворительный фонд, куда мы готовы перечислять часть средств от продаж тубазида в Штатах. Надеюсь, мистер Дэвис не откажется стать его распорядителем. В его правление могли бы войти люди из Госдепартамента и нужных министерств… Кстати, сына президента можно пригласить в правление, когда встретите Джеймса, то передавайте от меня привет.

Посол застывает с бутылкой в руках, вопросительно глядя на жену.

«Нечего бояться, в случае чего скажешь, что просто помогал детям»…

— Вот здесь, — достаю из внутреннего кармана пиджака несколько листов бумаги, — конкретные предложения с суммами, перечнем оборудования и сроками поставок… Я не жду от вас сейчас столь же конкретных ответов, мне нужно только важно ваше принципиальное согласие. Забыв о вине, бизнесвумен погружается в чтение документа, вмиг протрезвевший муж подходит и становится у неё за спиной, водрузив на большой ястребиный нос круглые очки в роговой оправе.

— Мне нужно сделать пару звонков, — миссис пост поднимается и протягивает руку для прощания, — когда вы покидаете Голландию, Алекс?

— Завтра после обеда…

7 ноября 1938 года, 20:00.

Тяжёлая дубовая дверь квартиры на втором этаже добротного каменного здания едва слышно скрипнула, из-за неё выглянула короткостриженая мужская голова, маленькие глаза подозрительно метнулись влево и вправо, разглядывая лестницу за спиной высокой молодой девушки, стоящей напротив.

— Хайль Гитлер! — девушка поднимает руку в нацистском приветствии, расправляет плечи, демонстрируя круглый значок члена НСДАП с чёрной свастикой на белом фоне, — я представитель домового комитета, проверка документов, разрешите войти?

— Да, конечно, прошу вас, — голос жильца задрожал, он пятится внутрь комнаты, девушка проскальзывает в прихожую и плотно закрывает за собой дверь, — вот моя кенкарта.

— Иоганн Георг Эльзер… — читает она, развернув большое картонное удостоверение размером с тетрадный лист.

— Я снимаю эту квартиру у хозяев, — губы столяра задрожали, — завтра в полдень уже съезжаю…

— А я — Ильза, — вдруг улыбается девушка, — меня прислал Николас.

— Фу-ух, как же вы меня напугали, фройляйн… — облегчённо выдыхает Эльзер, — проходите в гостиную.

— Простите, но мне надо было удостовериться, что это вы, — Ильза проходит в комнату, подходит к окну, выходящему во двор и быстро задёргивает тяжёлую штору. Планы меняются: Николас не будет встречать вас в Дюссельдорфе, там на вокзале вы купите билет на поезд Берлин — Амстердам, у вас будет пара часов до его отправления, доедете до города Арнем, это уже в Голландии, там он вас и встретит.

— У меня закончились деньги…

— Вот вам сто марок и двадцать гульденов, пограничникам скажете, что вы — столяр и в Арнеме вам предложили работу.

— А что делать с тем чемоданчиком, что Николас оставил у меня? — Эльзер берётся за дверцу платяного шкафа.

— Это будет уже моя забота, надеюсь вы не прикасались к нему?

— Нет-нет, что вы, фройляйн Ильза, я ничего не трогал.

— Ну что ж, Иоганн, — девушка протягивает руку столяру, — вам уже пора выходить, ваш поезд через полтора часа, удачи вам.

— Спасибо, а как же ключ? Я должен вернуть ключ хозяевам. — Эльзер поднимает с пола вещмешок.

— Не беспокойтесь, давайте его сюда. Хозяева живут этажом ниже? Я переночую здесь и сама занесу им ключ завтра.

Закрыв за столяром дверь и взглянув на часы, Ильза торопливо надевает кожаные перчатки и спешит к шкафу, переносит чемоданчик на стол, щёлкает застежками и осторожно открывает крышку. Тусклый свет лампочки, повисшей над столом, многократно отражается на эбонитовых ручках подстроек и стальных корпусах трёх электронных ламп, сейчас по-походному закреплённых металлическими хомутами и торчащих из лицевой панели портативной рации. Девушка достаёт из кармашка аккуратно уложенный провод, разматывает его: один конец идёт в гнездо с надписью «Antenna», другой — размахнувшись, забрасывает на карниз гардины и с замиранием сердца щёлкает миниатюрным тумблером с шильдиком «Power»: стрелка вольтметра оживает, лицевая панель освещается желтоватым неоновым светом.

Ильза Штёбе, одна из самых ценных сотрудниц разведки Коминтерна, а с недавнего времени советской военной разведки, облегчённо вздыхает — рация работает… Всё-таки она журналист, а не радиотехник, случись что с рацией, даже простой разряд батареи, и её задача оказалась бы под угрозой срыва. Не станешь же искать в городе, переполненном агентами гестапо по случаю приезда Гитлера, специалиста по ремонту английских портативных радиостанций. Товарищ Шмидт, разыскавший её в Берне, где она гостила летом с мужем у его родителей, поставил перед ней нелёгкую задачу: привести в исполнение приговор Гитлеру и его банде, виновных в смерти тысяч товарищей, но сделать это надо было так, чтобы даже тень ответственности за эту ликвидацию не пала на членов германской компартии и советскую разведку.

Основную работу по подготовке покушения взял на себя Николас, молодой симпатичный парень, связник от «доктора Боша», её куратора в Разведупре: подготовка и закладка взрывного устройства в «Бюргербройкеллере», её задача заключалась в том, чтобы незаметно подстраховать «столяра», подбросить улики, указывающие на «английский след» и в нужный момент нажать на кнопку в миниатюрном устройстве, умещающемся в кармане пальто. Надев наушники, девушка начинает крутить ручку настройки, бросает на взгляд на часы: до сеанса связи остаётся две минуты…

На въезде в Арнем Кузнецов сворачивает к небольшому придорожному кафе, плавно тормозит в десяти метрах от входа и выключает фары. Несмотря на зарядивший мелкий дождь, все втроём с удовольствием покидаем пахнущий бензином салон тряского «Нервохуита», в котором мы провели последние три часа по дороге из Амстердама.

— Хорошую машину так не назовут, — ворчит Оля.

Из дверей кафе появляется плотная фигура Григулевича, снова возвращаемся в ненавистную машину.

— Докладывай, Иосиф, — командует подруга.

— Клюнули, — с жаром начинает тот, всем корпусом развернувшись к нам на сиденье рядом с водителем, — как вы и говорили, сняли флигель как раз напротив дома, где живёт английский резидент…

— Кто снял, говори яснее?

— Молодая пара, немцы… слышал, как они между собой разговаривали. На улице появляются редко, вчера видел блик с чердака от объектива фотоаппарата, когда англичане выезжали со двора на авто, оттуда всё как на ладони…

— Коля, ты уверен, что Стивенс и Бэст не вернуться домой из Амстердама сегодня ночью? — перебивает Григулевича Оля.

— Уверен, — отвечает тот, глядя на нас в зеркало заднего вида, — они в «Амстеле» сняли номер до завтра, да и встречу с ними я назначил на утро.

— Кто остался в доме? — подруга вновь обращается к Иосифу.

— Сиротин видел пожилого слугу, англичанина… Васина подтверждает, но думает, что есть ещё кто-то, слуга часто отлучается из дома, не зарывая за собой дверь, а однажды, когда вернулся дверь оказалась закрытой, ему пришлось лезть за ключом.

«Сиротин, Васина… похоже Оля привезла с собой оперативников из Вашингтона, с которыми дом Фридмана потрошили. Не сошёлся свет клином на немцах, надо и бриттов начинать читать, тем более Хозяин уже отдал недвусмысленный приказ. Что делать здесь мне? Не так уж много, просто по стечению обстоятельств очередной тур АВРО-турнира проходит в Арнеме, с утра у меня переговоры здесь с президентом ФИДЕ Рюбом и есть ещё одна задумка… Стоп, о чём это они? Какой теракт»?

— Только что передали по радио, — голос Григулевича дрогнул, — в Париже тяжело ранен немецкий дипломат, в него в посольстве стрелял польский еврей Гриншпан…

— Коля, включай Би-Би-Си, — толкаю Кузнецова в плечо, подруга закусывает губу.

«Так и есть… пять выстрелов… третий секретарь посольства фом Рат в госпитале… Гриншпан арестован… а завтра ещё взрыв… Оля знала»?

— Пойдём подышим воздухом, — хватаю подругу за руку, — вы сидите…

— Слушаю тебя, — с трудом сдерживаю себя, чтобы не заорать.

— Надеялась, что сейчас это не произойдёт, — легко освобождается из захвата подруга, — только неважно всё это, «Хрустальная ночь» уже давно подготовлена, покушение — лишь повод для начала грабежа и убийств, не будет этого, Гейдрих организует что-нибудь сам, поэтому я и предлагаю замочить эту банду разом…

— Я тебя не понимаю, Оля, зачем от меня свои планы надо было скрывать? Мы что теперь каждый за себя? Ты мне не доверяешь?

— Прекрати, — огрызается подруга, — не я устанавливала цели и сроки выполнения операции… Игнатьев… Потом у тебя своих дел было по горло…

— Не надо мне врать, Оля: Эльзер, Штёбе, Кузнецов, ребята из Вашингтонской резидентуры. Их Игнатьев подбирал? А ты не нашла времени мне всё рассказать? Такие операции за неделю не готовятся, ты давно о ней знала. С начала сентября?

— Да какая уже разница сейчас, — горячее дыхание подруги щекочет мне ухо, — надо решаться… ликвидация банды — единственный выход.

— Сталин не простит, все наши планы пойдут прахом… и будет прав, нельзя доверять людям которые врут и не выполняют прямой приказ. Единственный для нас выход — подтвердить время взрыва 18:00 и искать возможность связать покушение с англичанами. Что тебе известно о Гершеле Гриншпане?

— Не много, — отпускает мои руки Оля, — семнадцать лет, второй год живёт у родственников во Франции, его семью немцы недавно выселили из Германии, где она проживала нелегально, в Польшу. Самому Гершелю отказали в виде на жительство во Франции, во въезде в Германию и Палестину…

— В Палестину! — радостно вздыхаю я.

— … Намекаешь, он ходил в Английское посольство, так как Палестина — подмандатная территория Великобритании? А майор Стивенс, между прочим, числится начальником Управления паспортного контроля в английском посольстве в Голландии…

— Скорее всего, он обращался по этому поводу в такую же службу в Париже, — возражаю я.

— Это не важно, — улыбается Оля, — всех кто выезжает из Германии в Палестину проверяет английская резидентура в Голландии! Точно знаю.

— Айнс, цвай, драй, — знакомый низкий женский голос вдруг пробивается в наушниках сквозь шипение радиоэфира.

Заслышав его, Ильза тут же выключает рацию и снимает головные телефоны: главное сделано, теперь когда гестапо найдёт передатчик положение ручки настройки явно укажет на эту волну. Она пружинисто встаёт из-за стола, быстро сматывает антенну, укладывает в чемоданчик наушники ставит чемоданчик на пол у двери, тянется к своему брошенному на спинку стула пальто и достаёт из его внутреннего кармана сложенную газету «Фёлькишер баобахтер». Оттуда же достаёт коробок спичек и несколько листков исписанной колонками цифр тонкой папиросной бумаги и, чиркает спичкой, сжигает их в массивной керамической пепельнице в центре стола.

Надев пальто, Ильза останавливается в дверях, в последний раз обводит внимательным взглядом комнату, газета летит в специальный ящик для сбора макулатуры. Приникает ухом к двери и, помедлив немного, осторожно поворачивает ключ в замке, подхватывает чемодан и бесшумно выскальзывает на лестничную клетку. С замиранием сердца поворачивает ключ на один поворот и стремглав несётся вверх по лестнице, к выходу на чердак, вторым ключом на связке открывает навесной замок и двумя руками тянет вниз раздвижную металлическую лестницу. Услышав голоса внизу, пережидает минуту и начинает осторожно подниматься по крутым ступеням, одной рукой перебирая по поручню. На чердаке в дальнем углу девушка кладёт чемодан за перекрытие и накрывает его куском мешковины, специально неподалёку выронив ключи.

«Кажется всё прошло гладко, — выйдя на Тюркенштрассе ноги сами понесли Ильзу к реке в сторону „Бюргербройкеллера“».

Лишь на выходе девушка столкнулась со стайкой подростков из «гитлерюгенда», но они, кажется, в тот момент смотрели не на её лицо, а на значок. Снова перебрав в памяти все детали последних событий, она успокаивается, её мысли возвращаются к приказу, который принёс связник Ильзы в полдень.

«Как же так, почему взрыв перенесли на шесть вечера»?

Согласно первоначального плана покушение должно было состояться в девять, причём Ильза должна была задействовать свой взрыватель лишь в случае, если не сработает часовой механизм бомбы.

«Передумали убивать Гитлера? Кто же тогда ответить за жизни наших товарищей, замученных в застенках гестапо? Хотя может быть в Центре стало известно, что шабаш перенесли на более ранний срок и часовой механизм сработает слишком поздно? Тогда не проще было вообще не назначать определённое время, а просто приказать нажать на кнопку через полчаса после прибытия Гитлера в „Бюргербройкеллер“».

У старого моста на остров Пратер на трамвайной остановке Ильза замечает необычное оживление.

— Покупайте экстренный выпуск «Мюнхенского обозревателя»! — ломающийся голос продавца газет едва пробивается сквозь хор, обступивших его прохожих, — Германский дипломат ранен в Париже! Стрелявший арестован полицией! Им оказался польский еврей!

— Убить, растерзать, уничтожить…. — девушка, прислонившись к фонарному столбу, с ужасом смотрит на перекошенные, брызгающие слюной злобные лица выступающих на стихийном митинге. «Пилюлями здесь не обойтись, — проносится у неё в голове, — смертельная болезнь требует хирургической операции».

— Бабушка приехала, — в наушниках прозвучал чистый без эфирных шумов голос Олин голос.

«Всем хороша рация на туннельном диоде, вот только дальность действия подкачала — не более километра на ключе, а голосом и того меньше. Но и говорить по ней относительно безопасно, радиоперехват практически исключён, тем более связь работает на УКВ, диапазоне, почти не используемом в настоящее время».

Выключаю, работавший на холостом ходу двигатель, закрываю машину на ключ и, оставаясь в тени забора, спешу к садовой калитке, у которой меня уже поджидает Николая Кузнецов. Отдаю ему ключ от машины и в кромешной для всех, кроме нас с Олей, темноте неслышно через сад пробираюсь к черному входу дома, где обитает резидент английской разведки.

— Голландия — страна непуганых шпионов, — замечает подруга, вставая с неподвижного тела, распластавшегося на полу и любуясь его аккуратно связанными руками и ногами, — в стельку пьяный…

— А второй где? — кручу головой по сторонам.

— Уже в подвале, спал в своей кроватке… этого, кстати, туда же, — подруга делает знак Григулевичу и Сиротину, — представляешь передачи ведут прямо из дома.

— А чего им бояться? — вслед за ребятами начинаем спускаться по скрипучей деревянной лестнице, — контрразведка в стране отсутствует как класс, радиопеленгаторов тоже нет, а коротковолновую рацию с направленной антенной запеленговать, находясь в Германии — задача нетривиальная.

Сиротин роняет ноги «слуги» на цементный пол.

Здесь пока останьтесь, — бросает им Оля.

«Добротно устроились: металлическая дверь, поворотный механизм антенны, хорошее освещение, принудительная вентиляция».

Молодой парень со взъерошенными рыжими волосами, руки и ноги которого крепко приторочены верёвочными вязками к тяжёлому дубовому креслу, опускает голову чтобы скрыть от нас недобрый взгляд своих зелёных глаз. Подруга без всяких прелюдий направляет дуло револьвер на гордого бритта.

— Считаю до трёх, — её английский довольно хорош, но как и мой отличается неистребимым русским акцентом, — или ты говоришь где майор прячет шифроблокнот, или мы будем искать его сами, но в наказание ты останешься без своих причиндалов.

«Сразу зашла с козырей, „рыжий“ явно напрягся»…

— Не делайте этого, они мне ещё пригодятся, — спокойно отвечает пленный, держа марку, — шифроблокнот вы легко найдёте в кабинете мистера Стивенса на втором этаже, как-то раз он при мне доставал его из-за картины, что висит у него стене.

«В самом деле непуганные».

— А вы, насколько я понимаю, «пианист»? — машет мне головой Оля и я бросаюсь на поиски драгоценного блокнота. Блокнот в картонной обложке и множеством листов из папиросной бумаги обнаружилась на указанном месте. Через пять минут ко мне присоединяется подруга с радиограммой в руках, принятой «рыжим» недавно уже после отъезда резидента в Амстердам и потому ещё не расшифрованной.

— Отлично, — открываю блокнот, сажусь за стол и беру в руки карандаш, — бьюсь об заклад это код Вижинера!

Оля встаёт у меня за спиной и смотрит как у меня из под пера начинают появляются символы. Наконец после нескольких попыток, взяв правильный отступ, равный порядковому номеру ключа, буквы собираются в осмысленный текст.

— Поверили значит Коле, — радостно стучит мне по спине подруга, — высылают радиостанцию для связи с Фрейслером… Жаль, что не до радиоигры нам.

«А меня больше интересует ключ, является ли он по настоящему случайным? — продолжаю на автомате складывать по модулю два символы сообщения и ключа, — Надо будет отдать проверить нашим математикам, ведь если он псевдослучайный, то открываются заманчивые перспективы по чтению корреспонденции СИС. Стоп, а это что? „Установить наблюдение за Чагановым“, „… Чак сообщает, что вчера вечером состоялась его встреча в ресторане с послом Дэвисом“, „… подробностей беседы установить не удалось, посол после встречи ни с кем не общался, был в хорошем настроении, поручил подготовить Рождественские открытки“, „… Чак также просит по возможности проследить за двумя другими участниками встречи: женой посла и переводчицей русской шахматной делегации“».

— Такое возможно? — резко поворачиваюсь к подруге, — У Дэвиса завёлся «крот» из СИС?

— А чему ты удивляешься, — Оля нервно покусывает губу, — всё ещё мировой гегемон, правда стремительно теряющий позиции, но есть дело до всего…

— Личный секретарь? — любуюсь на её белоснежные зубки.

— Скорее всего… похоже новенький, вроде у него раньше была пожилая женщина. Помнишь мы пересекались с ней в Мар-а-Лаго во Флориде? Надо предупредить посла пока не поздно. Не ровен час, СИС пронюхает с кем и зачем ты на самом деле встречаешься.

— Сделаю, сегодня же утром, — прикручиваю к штативу свой «Джиффи-Кодак», включаю настольную лампу и подкладываю под прозрачный лист шифроблокнота белую бумагу, — ты иди, «рыжего» обрабатывай, сдаётся мне, не так он прост как кажется…

В этот миг снизу раздаётся выстрел, а через секунду ещё один. Пока я поднимаюсь и вытаскиваю из кармана брюк свой наган, Олины каблучки уже застучали по лестнице.

— Что случилось? — выдыхаю я, обводя взглядом гостиную и натыкаюсь на лежащего на полу Сиротина из раны которого на груди толчками вытекает кровь, заливая всё вокруг, в тот же миг толчки прекращаются.

Рядом с ним ничком, с браунингом в неловко вывернутой руке, не шевелясь лежит «рыжий». У их ног, сжимая рукоятку нагана, переминается с ноги на ногу Григулевич. Оля сильным ударом носка выбивает пистолет из безжизненной руки англичанина, наклоняется проверяет его пульс на шее, делает то же отклонившись к Сиротину и порывисто выпрямляется. Затем надевает висящие на шее маленькие наушники.

— Надежда, что у тебя? Ничего не слышала? Приём. — сделав два глубоких вдоха, нажимает кнопку вызова и спокойно спрашивает она.

— Всё тихо. — слышу рапорт Васиной у себя в телефонах.

— Коля?

— Всё спокойно.

— Я поднялся в уборную, — виновато бубнит Иосиф под тяжёлым Олиным взглядом, — Ваня тоже видно отлучился за чем то…

— Я поднялся в уборную, — виновато бубнит Иосиф под тяжёлым Олиным взглядом, — Ваня тоже, видно, отлучился за чем то…

«У семи нянек»….

— Понятно, — зло цедит подруга, — живо вниз ко второму.

— Что с телом Сиротина делать будем? — с надеждой гляжу на нашего предводителя.

— Всему своё время, — отрезает она, — ты давай наверх, составляй радиограмму от лица СИС. Мол, немедленно уничтожить вербовочное дело Гриншпана, его куратору срочно выехать в Лондон…

— Думаю последнюю шифровку мне тоже стоит переписать, чтобы одним почерком было.

— Давай, — Оля согласно кивает головой, на лестнице появляется бледный как смерть Григулевич, — что ещё, Иосиф?

— Он… он… мёртвый.

— Здесь оставайся, — рявкнула на него подруга и мы с ней несёмся по лестнице в подвал.

«Кто догадался сунуть пьяному кляп в рот? — поморщившись отвожу взгляд от посиневшей морды „слуги“ с сочащимися из носа и рта рвотными массами, — когда я уходил не было его».

Оля поддёргивает юбку кверху, выхватывает из набедренных ножен финку и с каменным лицом режет вязки на руках и ногах трупа, рывком срывает кляп. В нос шибает тяжёлый самогонный смрад.

— Помоги, — Оля тянется к трупу, но я, опередив её, хватаю «слугу» под мышки и сам тяну его наверх, — всё-всё, спасибо дальше мы с Григулевичем сами, делай своё дело.

«Так, проверяю в последний раз, — придвигаю к себе первый лист, — это радиограмма, которую „рыжий“ якобы передал, а Ильза как бы уже приняла. В Мюнхене на газете осталась дешифровка, здесь наоборот шифровка, ключ выбрал очередной из шифроблокнота. Антенна на крыше узконаправленная, стопроцентного перехвата в Германии невозможно… В ней некоторые подробности о подготовке „столяром“ покушения, особый упор, что взрыватель — часовой. Второй лист — радиограмма принятая „рыжим“, речь в ней идёт и о моей встрече с американским послом. Текст для правдоподобности оставляю как есть… Третий — „принятая“ радиограмма о Гриншпане, стилистика максимально соответствует предыдущей… Неплохо получилось вроде»…

— Закончил? — в комнату стремительно входит подруга, — теперь так, вариант с перестрелкой с немцами из флигеля отпадает. Реализуем вариант с ограблением: поляки, муж и жена, снявшие комнату по соседству, проникают в дом, мужа обнаруживает «рыжий», в результате перестрелки оба погибают. Убитая горем жена шарит по комнатам, находит немного денег и мёртвого слугу, в панике бежит на железнодорожную станцию и там покупает билет до Амстердама, где следы её теряются… Оттуда Васина по другим документам едет в Брюссель, в нашем посольстве её будут ждать.

«Годный план, вот только тело Сиротина нам девать абсолютно некуда»…

— Оля, надо чтобы трупы обнаружились раньше, чем резидент вернётся домой, тогда полиция, осматривая место преступления, найдёт радиостанцию, шифровки… Можно даже шифроблокнот положить рядом с рацией, чтобы наверняка.

— А если королева Нидерландов прикажет замять скандал, — подруга тяжело опускается на стул рядом со мной, — не захочет ссориться с Великобританией?

— Это возможно, тогда давай устроим представление со стрельбой для немецких шпиков. Неужели не полюбопытствуют что произошло в доме? Не верю. Ну а чтобы совсем подстраховаться, сделаем несколько снимков шпионской аппаратуры, трупов и если власти телиться не будут, то пошлём всё это в газеты Швейцарии или Франции…

— Не знаю, — трясёт головой Оля, — рискованно это, что если немцы успеют расшифровать все сообщения до покушения?

— Исключено. Сама посуди: шифрует и расшифровывает сообщения резидент лично, шифроблокнот спрятан у него в кабинете. После каждого такого действия листок с ключами он сжигает, так? Поэтому сейчас в шифроблокноте ключей для радиограммы, что послана Ильзе нет. Перетряхивать город гестаповцы начнут после взрыва, проверят заявление хозяев, которым не вернули ключ от квартиры, найдут газету с выдавленным текстом шифровки, заподозрят Эльзера, узнают у пограничников до какого места в Голландии он взял билет, сопоставят с сообщением своих агентов из Арнема…

— Это так, но что если рацию на чердаке найдут раньше?

— Всё, конечно, может быть, Оля, но такой вариант очень маловероятен. Хозяева станут волноваться в полдень, когда не получат ключ от жильца, а гестапо — после взрыва.

— Хорошо, спасибо тебе… — грустно улыбается Оля, — хоть ты голову не потерял…

«Казнит себя за то, что её подчинённые так лопухнулись».

— Хочешь, я Надежде скажу? — кладу ей руку на плечо.

— Нет, не надо, — подруга бросает взгляд на напольные часы у стены и пружинисто поднимается с места, — я сама, надо спешить, через два часа рассвет.