Война и Мир

Глава 11

Кто бы не возглавлял турецкий авангард Осман-паши, брод он решил взять резво, с одного удара. И когда посчитал, что сил достаточно, бросил своих башибузуков вперед. Похоже, наши ракеты добавили им энтузиазма, подстегнув не тратить понапрасну лишнее время.

До того момента неприятель рассыпался и залег, передвигаясь ползком, по возможности используя складки местности и кусты. Но тут разом забили барабаны и турки вскочили, с криком устремившись к реке.

Их было много, в пехотных цепях насчитывалось тысячи две солдат, но все же число не являлось критическим, так как основные силы пока не подошли.

— Беглый огонь! — приказал я, и офицеры повторили команду на позициях.

Наши ложементы и окопы окутало дымком пороховых газов, а по бегущим рядам неприятеля будто коса прошлась. Полковник Седов, один из лучших полковых стрелков, несмотря на высокий чин, взял карабин и стрелял наряду с нижними чинами. Рядом с ним занял позицию Шувалов и Озерский. Похоже, они поспорили, кто из них лучший. Гусарам редко выпадает такая удача — пострелять не с седла, а с земли, да еще никуда не торопясь, так что я им не мешал. Пока есть такая возможность, пусть принесут как можно больше пользы.

Архип Снегирев находился левее. Он самолично выбрал удобное место и вел огонь в хорошем темпе. Жаль, что Седову или Шувалову не по рангу спорить со Снегирем, кто лучший снайпер. Лично бы я не был так однозначно уверен в победе графа или полковника.

Турки кричали, падали и отстреливались. Ракеты ложились кучно, прямо по наступающим пехотным цепям. Да и снаряды конных пушек добавляли разрушений и нервозности. Вот один из башибузуков развернулся и побежал обратно, вот другой, третий… Не прошло и минуты, как несколько таборов начали отступать, их недостаточно подготовленная атака захлебнулась, они даже до реки не успели добраться. Гусары, казаки и болгары продолжали азартно потчевать их свинцом, артиллеристы и ракетчики довершали разгром. Через несколько минут все затихло.

— Полагаю, ближайший час пройдет спокойно, — я достал брегет и посмотрел время. Было пять часов после полудня. — Самое время нам перекусить, господа. Прошу всех к столу.

Дежурные офицеры остались на позициях, а мы же отошли за холмы, где повара уже накрыли для нас скромное угощение. Ранний ужин оказался простым, без изысков — шурпа с бараниной, огурцы, колбаса и отварные яйца. Кофе пили с пирожками. Чтобы еда лучше проскакивала в желудок, по обыкновению распили несколько бутылок вина, сливянки и неплохой рислинг из Рейнгау.

— Тогда мне рейнского, я патриот, хлебну, что нам отечество дает, — граф Шувалов блеснул знанием Фауста Гете.

Особо наслаждаться едой времени не было. Дожевывая на ходу, Седов и Шувалов отправились к Некрасову патрулировать берег. Зазерский ускакал к своим казакам, князь Керканов вернулся на брод. Со мной остались Ломов и Гахович. Развернув карту на походном столе, мы принялись анализировать возможные действия неприятеля.

— Осман-паша захочет форсировать Вид. Вот неплохое место, и вот тут, — Гахович последовательно указал на карте Трнину на юге и Божурицу на севере от наших позиций. До названных деревень было шесть и восемь верст соответственно.

— Вероятно, так он и поступит, в то время как его основные силы продолжат демонстративно блокировать нас на броде, — согласился я. — В любом случае, время у нас еще есть, будем держаться.

Через час вновь началась перестрелка, в основном трудились пушки. Турки оттянулись назад, да и мы часть людей на время перевели за холмы. Орудий у Осман-паши было больше, залпы следовали один за другим, но особых потерь мы пока не несли, так же, как и неприятель.

Куда тревожней выглядели поступающие от Седова и Зазерского доклады. Действующие к югу три эскадрона успешно сбросили обратно в воду один из турецких таборов, и тоже самое провернули казаки Зазерского. Правда, там и там имелись потери, а враг сдаваться не собирался, продолжая накапливать силы.

Пришел хмурый, с перевязанной головой, Боян Златко, сообщивший, что пять десятков ополченцев выбыло из строя. Ситуация накалялась. Главным для нас стоял следующий вопрос — пойдет ли враг под вечер на новый штурм брода или отложит все до утра. Если они решатся действовать сегодня, то наверняка вторую атаку подготовят более тщательно и мы можем не удержаться, ведь значительная часть наших сил патрулирует Вид, и отзывать их нельзя.

Но где же этот чертов Кнорринг? Почему он ползет, словно вошь по мокрой шинели? Вернувшийся от него вестовой так торопился, что загнал лошадь и сведения принес неутешительные: генерал со своей бригадой только лишь прошел Мечку и велел передать, что торопится, как может, но общая усталость и то, что бригада растянулась, затрудняет марш. К тому же они потратили несколько часов, ожидая, когда им подвезут патроны.

Меня подобное сообщение заставило выругаться и отвесить в адрес Кнорринга ряд нелицеприятных эпитетов. Какая усталость, какие патроны? Ведь ясно же, что они недавно вышли из Никополя, и все у них в порядке! Да тут банальная зависть и вражда, замешанная на желании подставить меня и показать, что Михаил Соколов — обнаглевший, зарвавшийся щенок, вот в чем дело. Ну Кнорринг, ну скотина!

Все же я и второго вестового к нему направил, буквально требуя поторопиться. О гордости пришлось на время забыть, мне о людях надо думать! От Мечки до Вида двадцать пять верст. Если генерал пожелает, то он будет здесь через пять часов. Вот только вопрос — захочет или подойдет к утру? Я и третьего вестового успел к нему отправить, и к Скобелеву за помощью обратился, но до друга было еще дальше, и поддержка вряд ли успеет подойти.

Прошел очередной час, напряженный и беспокойный. Седов вновь откинул неприятеля в районе Трнина, а вот Зазерский сообщил, что неприятель реку на его участке все же форсировал и сейчас успешно укрепляет плацдарм. Сил для того, чтобы скинуть их в воду, донцы не имели.

Все указывало на то, что мне придется отступать, Особую бригаду банально могли окружить. Ломов и Гахович так же высказались за отход, но я колебался, не зная, на что решиться. Я помнил историю и видел, что если Осман-паша возьмет Плевну, то может повториться старый сценарий. Город без турок — пустое место, но когда они там закрепятся, то ситуация переменится кардинально. Отряду Гурко, который сейчас рвется к Балканским перевалам, придется забыть о наступлении, имея в тылу такую сильную группировку. Плевна опять станет камнем преткновения, за который начнется многомесячная позиционная война. Но иного пути, кроме как отход, у нас уже не оставалось. Гибель Особой бригады, артиллеристов и ракетчиков кроме вреда ничего более не принесет русской армии. Отступать совсем не хотелось, но и губить людей почем зря я не имел права.

В небе беззаботно пели жаворонки. Жара начала спадать, но особого облегчения погода не принесла. Турки на брод пока не лезли, но пушки их стреляли деловито и спокойно. Наших артиллеристов было меньше, и приходилось им тяжелее. Два орудия у Ломова уже вышли из строя вместе со всей обслугой и десятком лошадей. Вздохнув и поймав взгляд Фалька, я принял тяжелое решение.

— Отправляйся к Ломову, Людвиг, пусть начинает сниматься с позиций, мы отходим. И Гаховичу такой же приказ передай.

— Слушаюсь, — адъютант ушел.

— Михаил Сергеевич, у нас гости, — мои невеселые раздумья прервал Ян Озерский. — Драгуны пожаловали.

— Драгуны⁈ — сказать, что я был обрадован и одновременно ошарашен, значит ничего не сказать.

Офицеры расступились и ко мне подошел среднего роста, примерно сорока лет, мужчина в темно-зеленой форме, кепи с двухглавым орлом, новенькой портупее, кобуре с револьвером и скрипучих сапогах со шпорами.

— Полковник Ребиндер Александр Максимович, командир 4-го драгунского Екатеринославского полка, — по-военному четко представился он. Голос был слегка хриплым, слегка надорванным, показывая, что его хозяин любит покричать, отдавая приказы. — Согласно указанию Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича мы присоединены к вашей Особой бригаде. Сутки седла не покидали, шли ускоренным маршем. Последний час ориентировались на звуки стрельбы.

— Сколько у вас людей, Александр Максимович? — широкой улыбки я сдержать не мог даже при всем желании.

— Десять рот, ваше превосходительство, — если он и обратил внимание на мой относительно молодой для генерала возраст, то мысли свои оставил при себе. — Тридцать восемь офицеров, девятьсот строевых и двести девяносто нестроевых солдат. Со мной также сотня Владикавказского полка есаула Квочкова, по дороге их прихватили.

— Похоже, вас сам Господь мне послал! — не чинясь, я обнял драгуна, от чего тот удивленно распахнул глаза. — Ну, теперь дела у нас пойдут! Ломову и Гаховичу передайте, что прежний приказ отменяется. Пригласите их сюда. Присаживайтесь, полковник. Расскажите, как вы так быстро добрались до нас? Признаюсь, я ждал вас не раньше утра.

— Личная просьба цесаревича Николая Александровича, он просил нас поторопиться, — ответил Ребиндер. Было видно, что полковник польщен как моим отношением, так и доверительным отношением со стороны наследника. А Николай Романов молодец, ничего не скажешь.

Ребиндер по первым прикидкам человеком оказался решительным, смелым и понятливым. Два раза ему ничего разжевывать не пришлось. Нашу диспозицию, план, сильные и слабые стороны он ухватил моментально. Его драгуны, вооруженные шашками и карабинами со штыками, деловито устраивались, всем видом показывая, что встретят неприятеля как полагается. Они умели прекрасно сражаться на земле, а то, что полк вооружен карабинами Бердана, а не Крнка, являлось одним из факторов, почему наш с цесаревичем выбор остановился именно на них. Трубачи, вахмистры и офицеры были дополнительно укомплектованы револьверами Смит энд Вессон. Глядя на них и сотню казаков Владикавказского полка у меня даже на сердце потеплело — как же вовремя они подошли!

— Прекрасно! Значит, действовать будем так: семь рот драгунов занимают брод, усилив болгарское ополчение. Все прочие — на помощь Зазерскому!

Офицеры разбежались, а по нашему лагерю словно прошелся порыв ветра. Подъезжающие драгуны спешивались и их тут же отводили в окопы. Те из гусар Смерти и донцов, что помогали на броде, теперь залезали в седла. Я сам решил возглавить данный отряд, присоединив к нему кубанцев Керканова, три роты драгун и сотню есаула Квочкова. Теперь у нас появились свежие силы. Учитывая относительную безынициативность турок, мы могли рискнуть и показать свой характер.

К Божурице скакали быстро, не теряя времени. Зазерский обрадовался нам неимоверно и быстро ввел в курс дела. На восточный берег Вида переправиться успело около тысячи башибузуков, и мы имели все шансы с ними расправиться. Обсуждение плана не заняло много времени и уже через час пустив спешившихся драгун берегом реки мы навалились на неприятеля с другой стороны.

Дело оказалось жарким, но непродолжительным. Турки сражались трусливо, явно уверенные, что на них вышли основные силы Западного отряда и победы им не видать. Мы потеряли сотню людей, в основном драгун. Неприятель оставил на поле боя втрое больше. Часть турок спешно и в панике отступила обратно на свой берег Вида, а часть мы взяли в плен.

В вечерних сумерках я наблюдал, как по реке плывут трупы людей и животных, в то время как наши солдаты связывают пленникам руки и отводят в сторону. Несмотря на апатию, следовало незамедлительно возвращаться к броду.

И вновь седло, и вновь дорога. Усталость накапливалась медленно, но неотвратимо, вот только выходных на войне не предусмотрено. Отдыхать мы будем позже, когда водрузим русский флаг над Константинополем или когда выполним текущую задачу, если говорить не столь высокопарно.

Часть всадников чуть ли не засыпала в седлах, множество коней потеряли подковы или охромели, но мы благополучно вернулись на брод. Риск оправдался, там все было относительно спокойно, на вторую атаку турки не решились. Артиллерийская дуэль закончилась, а Ребиндер и драгуны уже вполне освоились.

Стемнело окончательно, на безоблачном небе высыпались звезды. Здесь, на юге, они казались какими-то другими, не такими, как в России. Выпив крепкого кофе и взбодрившись, я обошел лагерь, присаживаясь к кострам и разговаривая с людьми. Драгуны Ребиндера выглядели браво и дружно заверяли, что не подведут. Артиллеристы Ломова больше надеялись на свои орудия. Правильно надеялись, к слову, по пехоте полевые пушки отрабатывали совсем неплохо. Хуже всех с воинским духом было в дивизионе Гаховича. Там собралось множество молодых необстрелянных казаков, на которых опыт недавнего взятия Никополя и Плевны не успел оказать особого влияния. С ними я провел больше часа, переходя от одного костра к другому, пробуя кашу, чай и подбадривая людей. Рассказал и парочку забавных случаев из походов по Средней Азии.

— Не робей, ребята. Завтра пощиплем турку перья, приласкаем его, а после прикинем, что будем делать дальше. Турок, он же навроде собаки — лает громко, бросается вперед смело, а как по мордосам сапогом получит, сразу хвост поджимает и назад, — с нижними чинами я специально говорил просто, приводя понятные им примеры. Когда послышался смех, понял, что ракетчиков удалось малость приободрить.

Уже после полуночи добрался до бравых усачей шестого резервного эскадрона гусар Смерти, которым командовал ротмистр Вышневецкий. Эскадрон был единственным из тех, кто остался при мне, прочие ушли на усиление Седова. Оказавшись среди своих, я не испытывал ничего, кроме гордости. Даже наш резервный эскадрон мог дать сто очков форы любому боевому подразделению соответствующей численности. Гусары были бодры, веселы и от следующего дня ожидали лишь подвигов. Поддерживать их моральных дух не следовало — они сами могли кого хочешь замотивировать.

Архип постелил мне кровать под одним из деревьев. Я укрылся одеялом с головой и быстро задремал, правда, спал мало, с перерывами. Первый раз, в начале третьего, меня разбудили отдельные выстрелы. Оказалось, Ребиндер решил устроить вылазку и добыть языка. Турки предприняли схожий ход, но в другом месте. Две команды наткнулись на дозоры, завязалась перестрелка, тем и другим пришлось отходить. В итоге не мы, не неприятель пленного не взяли. Разобравшись, Ребиндера я ругать не стал, наоборот, похвалил за инициативу. Жаль только, опыта у него не хватило. Седов получил схожую задачу и что-то мне подсказывало, что у него все сложится совсем иначе.

Второй раз я проснулся, когда горизонт едва просветлел, а солнце еще не успело показаться. Проснулся по той причине, что началась стрельба. Быстро накинув форму и сунув ноги в сапоги, отправился выяснять, в чем дело.

Мои опасения подтвердились. Осман-паша понимал, что к нам на помощь обязательно кто-нибудь подойдет, а потому торопился, начав артиллерийскую подготовку. Надо полагать, что и новый штурм за ней обязательно последует.

Полевые кухни уже дымили, но позавтракать нам не удалось, неприятель просто не дал на это время. Перестрелка медленно набирала обороты.

На наши позиции обрушился ураган снарядов. Стреляли не менее пятидесяти орудий, или я в этом вообще ничего не понимал. Шквал свинца и взрывчатки буквально перемалывал наши силы. Большая часть снарядов увечила землю, но часть из них находила и людей. Солдаты забились в ложементы, редуты и окопы, и просто молились, надеясь, что рано или поздно подобный кошмар закончиться. Боеприпасов неприятель не жалел, настолько интенсивного вражеского обстрела мне на нынешней войне видеть еще не доводилось.

От Ломова и Гаховича поступали известия, что снаряды и ракеты у них скоро закончатся. Я находился на наблюдательном посту и лишь сложенная из бревен и покрытая дерном крыша, которую установили за ночь давала мне шанс на выживание. Вокруг все вздрагивало и тряслось, земля шуршала и осыпалась. И все это продолжалось так долго, что казалось, никогда не закончится.

А затем наступила звенящая тишина. Она продолжалась совсем недолго, сменившись громкими криками — турки пошли в атаку.