Война и Мир

Глава 16

От Плевны до Кутловицы было около ста двадцати верст, а сам город находился на просторной плоской равнине, окруженный пологими, поросшими лесом, холмами и выгоревшей на солнце травой. Со всех четырех сторон к городу подходили дороги. Та, что вела на юг, пересекала речушку Огост и медленно поднимаясь, вела прямиком на Балканы.

Пока основные силы Западного отряда продолжали осаждать прикрывающие Балканские перевалы Яблоницу и Мездру, Особая бригада прошла севернее и добралась до Кутловицы без особых помех. Враг сделал робкие и не слишком впечатляющие попытки приостановить наш марш в селе Криводол, а затем под деревенькой Стубел. В обоих стычках победу принесли действия гусар, казаков и драгун, ракетчики и артиллеристы в дело даже не вступали. Наши потери составили двенадцать убитых и вдвое больше раненых, башибузук погибло около сотни и втрое большее число мы взяли в плен. Гусары Смерти вновь напомнили о себе, один лишь вид наших черепов действовал на турок деморализующе, но теперь, командуя бригадой, я не мог отдавать своим любимцам всю славу — меня бы просто не поняли прочие командиры. Так что успех приходилось делить на всех. А успех, несомненно, сопутствовал бригаде. И десяток корреспондентов, среди которых находился и Дмитрий Соколов, неизменно отмечали наши удачные действия.

Из Плевны я выбрался 31 июля и уже 4 августа добрался до реки Огоста, за которой виднелись черепичные крыши Кутловицы.

— За рекой турки соорудили редуты. У них имеются пять полевых орудия калибра 7.85, — четко, по-военному лаконично докладывал Рут. Рядом с ним находился успевший немного освоиться Громбчевский и еще парочку разведчиков, не считая нижних чинов. — Командует ими Гусейн-паша, под его рукой меньше двух тысяч человек.

— Раньше разговор шел о трех тысячах, — напомнил я.

— Так и есть, Михаил Сергеевич. Но Мехмет-Али-паша не верит в то, что Кутловицу можно удержать и потому приказал двум самым боеспособным таборам отойти к Берковице. Впрочем, мы взяли языка. Не угодно ли послушать, о чем он толкует? — предложил Рут.

— Конечно. Кто его добыл?

— Казачий разъезд под командованием есаула Доронина, с ними находился прапорщик Громбчевский.

— Прекрасная работа, господа. Будьте уверены, я о ней не забуду, — поблагодарил я офицеров. — Молодцы, ребята! Нижним чинам раздать по две чарки ракии, пленного турка привести ко мне.

В Криводоле нашей добычей стало несколько бочонков с вином, ракией, водкой и даже ромом. И хотя в обозе бригады имелось все необходимое, трофеи так же являлись неотъемлемой частью войны. Тем более, их можно пустить на дело.

— Рады стараться, ваше превосходительство, — дружно гаркнули довольные донцы.

Турок оказался пузатым, с сонным лицом, глазами навыкате и внушительным синяком под левым глазом — видать кто-то из казаков успел приложиться, чтобы, так сказать, привести супостата в чувство. Его чин звучал как юзбаши, что соответствовало нашему пехотному капитану.

Пленному я уделил около двадцати минут. За это время он подтвердил короткий рапорт Рута и дополнил его, сообщив, что Гусейн-паша также не верит в свою победу, а лишь надеяться задержать нас здесь на два-три дня. Да и сами турки особым желанием сражаться не горели. Они знали, что против них выдвинулись Кара Улюм, так что особых иллюзий не испытывали.

— Юзбаши накормить и утром отправить в Плевну, — распорядился я. — А пока же займемся подготовкой операции.

Хотя, как показало будущее, пытаясь свести потери к минимуму, я перестраховался и слишком много внимания уделил делу, которое закончилось, не успев толком начаться.

Утром 5 августа на позиции турок полетели первые ракеты и снаряды. Драгуны спешились и ввязались в перестрелку через реку. Гусары и казаки перешли Огост, благо, тот оказался узким, раза в три меньше, чем Вид, иначе это бы доставило нам определенные трудности. А так кавалерия лавой форсировала реку и принялась демонстративно галопировать с севера и юга турецких позиций.

Около двух часов продолжался обстрел неприятеля, на который тот отвечал вялой стрельбой своих пушек, а затем по центру поднялось белое полотнище.

— Немедленно прекратить огонь, — приказал я, заметив в бинокль белую ткань. — Андрей, отправляйся к туркам, принимай только безоговорочную капитуляцию, прочие условия нас не устраивают.

Подполковник Некрасов в сопровождении первого эскадрона ускакал и минут пятнадцать ничего не происходило. Затем Андрей вернулся и сообщил, что турки сложили оружие и знамена. Так закончился бой за Кутловицу, который-то и боем можно было назвать с большой натяжкой. Естественно, в своем рапорте цесаревичу я малость приукрасил масштабы действий Особой бригады. Как генерала, меня за подобное вряд ли чем-то наградят, но нескольким офицерам и полсотни нижних чинов медали явно не помешают.

Гусейну-паше было за шестьдесят, он носил круглые очки. Короткая бородка и усы имели серо-белый цвет, а морщины, равно как и усталость на лице, добавляли ему возраста. Он собственноручно вручил мне свою саблю, держась вежливо, но с достоинством.

С пашой и двумя его доверенными офицерами мы провели общий ужин, после которого поговорили с турком наедине, выкурив сигары и смакуя превосходный кофе. После трех стопок коньяка Гусей-паша немного оживился и разговорился.

— Не подумайте, что я паникер, но в данной войне у моей Турции практически нет шансов победить, — с горечью признался он.

Между слов остался факт, что его фактически бросили на произвол судьбы, заставив защищать совершенно неподготовленные позиции, не выделив необходимых сил и оружия. Горечь от того, как складывается война, от многочисленных обид и безвольного командования султана заставили этого человека смотреть жизнь мрачно, с изрядной долей пессимизма. Да и я, молодой успешный генерал, лишь укрепил общее впечатление от происходящего. Несмотря на апатию и скорбь он оказался превосходным игроком в шахматы и выиграл у меня две партии из трех.

Пообещав Гусейн-паше, что с ним, его офицерам и солдатам будут обращаться уважительно, согласно их статусу, поутру я отправил всех пленных, знамена и пушки в Плевну. Моя же коллекция оружия пополнилась дюжиной превосходных экземпляров.

В Кутловицы подошла 1-я бригада 31-й дивизии под командованием Белокопытова. В отличии от Вельяминова, мы с Сергеем Дмитриевичем относились друг к другу нормально. Относительно недавно, 21 июня, если быть точным, ему исполнилось пятьдесят пять, но он все еще оставался бодрым и энергичным командиром. Короткостриженый, с правильными чертами лица и твердым взглядом голубых глаз, гладко выбритый, но с шикарными, переходящими в кустистые бакенбарды, усами, он мне в целом нравился, как человек, обладающий всеми необходимыми военному качествами. Обрисовав ему положение дел, я выдвинулся в Берковицу, до которой было чуть более двадцати верст.

Узкая проселочная дорога шла долиной, сплошь покрытой виноградниками и садами. Солдаты буквально обжирались овощами и фруктами, обгадив всю округу. Могла вспыхнуть дизентерия или еще какое-нибудь кишечное заболевание. Пришлось подписать отдельный приказ, в бригаде его со смехом прозвали «мера от поноса», в котором нижним чинам категорически запрещалось есть немытые и незрелые плоды. Офицерам же поручалось следить за своими несознательными подчиненными. В каждый рот или ранец заглянуть они не могли, но даже такой надзор несколько предотвратил различные осложнения.

Наконец-то начались горы — настоящие, без дураков, Балканы. Покрытые деревьями вершины становились все выше, в то время как склоны временами буквально сдавливали дорогу, нависая над нашими головами.

Казаки Зазерского обеспечивали боевое охранение, но нас толком и не тревожили, не считая четырех недолгих перестрелок.

Берковица находилась немного к западу от основной дороги, в тени пиков Старо-Планины[27], уютно расположившись посередине небольшого, фактически полукруглого, горного кармана. Дальше к югу находился перевал Петрохан, от которого до Софии было меньше восьмидесяти верст. Смешное расстояние, даже с учетом прихотливо извивающихся и подверженным обвалам горных дорог! Проблема заключалась в том, что тракт на Петрохан перекрывали пушки Берковицы. Мехмет-Али-паша собрал под своей рукой внушительные силы, успел возвести надежные фортификационные сооружения, да и в целом позиция его выглядела весьма сильной.

Пушки турок стояли на хорошо защищенных редутах, которые находились в полутора верстах от дороги. Миновать их можно было, сделав круг к востоку, через деревеньку Ягодово. Как мне потом донесли, передовая сотня Зазерского решила лишним маневром себе не обременять и просто проскакать на перевал прямо по дороге, в прямой видимости врага. Думаю, от такого подарка басурмане поначалу даже опешили, но быстро пришли в себя и открыли шквальный огонь по донцам, используя не только пушки, но и картечницы. В итоге, из всей сотни погибло сорок человек и еще столько же получили ранения различной тяжести. Командиру сотни есаулу Могильному одновременно повезло и не повезло. Не повезло тем, что он погиб, а повезло потому, что я не смог устроить ему показательную выволочку! Донцы действовали глупо, и непонятно, чего они хотели достичь. Допустим, они бы проскакали по дороге, ну а дальше что? Чтобы они делали, очутившись в ловушке, без поддержки основных сил? Я сам люблю рисковать и часто прибегаю к авантюрам. Но риск мой практически всегда просчитан, а авантюры на самом деле оказываются и не такими уж авантюрами, скорее к ним можно применить термины наподобие неожиданность, решительность и удаль.

Последние два качества присутствовали и у Могильного, но ситуацию тот не просчитал, сунулся вперед на авось, да и для турок подобный маневр не стал чем-то пугающим. Так что недалеко от Берковиц есаул Могильный нашел себе могилу. Казак и сам погиб, и много хороших людей за собой утащил.

Подобное не могло остаться без внимания и мне пришлось напомнить офицерам Зазерского о дисциплине и хотя бы каких-то мерах осторожности.

Окончив небольшой разнос, я приступил к обдумыванию диспозиции. Ситуация выглядела откровенно паршиво. Находящаяся в горном кармане бригада Мехмет-Али-паши напоминала пробку в бутылке и насчитывала не менее десяти тысяч человек — если они не подтянули сюда новых сил. Пушки, над которыми по донесениям командовал английский майор Остин, стреляли безукоризненно, припасов и снарядов у них также по всем прикидкам должно было быть с избытком. На кону стоял проход к Софии, и держаться здесь они собирались до последнего, примерно, как у Рущука. А уж заранее подготовленные крепости турки могли защищать действительно долго, оборонная война у них получалась весьма достойно. К тому же, даже такой незначительный эпизод, как уничтожение сотни Могильного, придал им порядочный заряд бодрости, замотивировав стоять здесь чуть ли не до трубного гласа ангела Исрафила, возвещающего Киямат, день Божьего суда.

Несмотря на первый успех, турки вели себя осторожно и за пределы редутов не вылезали. И все же я приказал отойти на пять верст. На войне от врага всегда следовало ждать самого подлого и коварного приема. Подобный подход в известной степени страховал от всяких неожиданностей и вообще, помогал не терять бдительности. Для нас худшее заключалось в том, что ночью Мехмет-Али-паша мог отправить своих людей на вылазку. И что нам в таком случае делать? Стиснутая горами и лишенная маневра кавалерия не сможет за себя постоять, а артиллеристы и ракетчики позиций явно не удержат. Так что лучше отойти и дождаться Белокопытова.

— Нам нужен язык, — на нашем небольшом совете я озвучил вполне логичную вещь.

— Языка мы добудем, — заверил меня Костенко. — Только подобное может занять время.

— А что, Михаил Сергеевич, нет ли в Берковицах ваших чудо-агентов? — с надеждой поинтересовался Гахович. — Клянусь честью, такой человек принес бы нам помощь, которую сложно переоценить.

Так уж сложилось, что благодаря моим действиям в Средней Азии, а также успехам уже здесь, в Болгарии, многие начали смотреть на разведку чуть ли не как на манну Небесную. Мол, «соколятам» Соколова все по плечу, везде они летают, все видят, все вызнают. Подобный авторитет грел душу, но, к сожалению, в реальности дела обстояли не так радужно. Естественно, находясь еще в Плевне, мы с генералом Фельдманом, тщательно обдумывали различные варианты и в том числе возможность закинуть в Берковицу своих людей. Сюда отправились два наших человека, один переодетый в крестьянина, второй в танцующего дервиша мевлеви. Но вестей от них пока не поступило, тайники в Кутловицах оказались пусты, а связные, с которыми успел встретиться Громбчевский, разводили руками и сообщали, что никаких вестей от агентов к ним не поступало.

Я пока не унывал, зная по опыту, что в нашей службе возможны самые невероятные обстоятельства. Агенты не обязательно погибли, и совсем не однозначно, что их раскрыли. Они могли заболеть, их могли избить или посадить в тюрьму по подозрению в совершенно других преступлениях, возможно, их обокрали или за ними следили. Опасаясь раскрытия, они могли «залечь на дно» и выжидать время, страхуясь от разоблачения. И в любом случае нам оставалось лишь ждать.

— От людей вестей пока нет, — все же сказал я. — Так что в данном вопросе стоит взять паузу.

— Тогда, чтобы не терять время впустую, я отправлю к перевалу Рута, — решил Некрасов и посмотрел на меня, ожидая окончательного разрешения. — Ночью он пройдет мимо турок, доберется до Петрохана, осмотрится и по возможности возьмет пленного.

— Опасно, но зато перспективно, — разлепил узкие губы Ребиндер. От последствий ранения полковник уже оправился, да и его энергичная натура в любом бы случае не позволила отсиживаться в госпитале.

— Однозначно опасно, и перспективы весьма туманные, — осторожный Костенко план Некрасова не одобрил.

— Поддерживаю, — кивнул Ломов.

— А я за вылазку, — высказался Зазерский. — Могу взять ее на себя.

— Пожалуй, риск того не стоит, — после недолгого раздумья я постучал карандашом по карте. — Рут, да еще ночью, мимо Берковиц проскочит… Но что будет дальше? На перевале наверняка есть турки, иначе и быть не может. Да и башибузуки на дороге, несомненно, находятся. Оказавшись на узкой дороге между перевалом и Берковицами, Рут попадет в ловушку, с двух сторон неприятель, с двух других — горы. Он просто пропадет ни за грош, отступать ему некуда.

— Но нам нужны свежие сведения! — Некрасов так просто сдаваться не собирался. — Я сам готов возглавить разведкоманду. В случае опасности бросим лошадей и отойдем в горы.

— Благодарю за смелость, Андрей, но мне такой героизм не нужен, — я покачал головой. — Какой с него толк? Ясно же, что под Берковицами мы встали надолго, как бы не на недели две, а может и на все четыре. Так что приказ такой — отходим и ждем генерала Белокопытова. После действуем по обстановке.

Совещания закончилось и люди принялись расходиться. На лицах части людей я без труда читал недовольство. Сам я испытывал схожие эмоции. Выступив из Плевны, мы так бодро начали и вот, пожалуйста, уперлись в дно, как говорят матросы. Хотя, с другой стороны, примерно что-то такое мы и ожидали. Да и наследник приказал дойти до Берковиц. Так что приказ командования мы выполнили.

Уже под вечер, оставив полк Ребиндера в качестве прикрытия, мы начали отходить на заранее подготовленные позиции. В подобном не было ничего предосудительного, на войне данный маневр является неотъемлемой частью тактики, а то и стратегии, но все равно, радости это нам не добавляло.

За четыре с половиной версты до Берковиц горы так сдавливали дорогу, что свободным оставался небольшой, шириной не больше ста саженей, проход. Здесь мы и встали — казаки и гусары, на фланге пулеметная команда Тихонова, а позади артиллеристы и ракетчики. Последними отошли драгуны. Позиция выглядела сильной, тут можно было спокойно остановить превосходящие силы, но турки на нас не полезли. Вдали мы видели их покинувшие город разъезды, но дальше разведки дело у них не пошло.

8 августа Особая бригада оставалась на месте, ожидая возможную вражескую атаку. Хотя, все прекрасно понимали, что раз турки дали нам сюда дойти, то и сейчас особо донимать не будут. Так что день прошел спокойно.

— Спокойно он прошел как раз потому, что мы окапывались, как сурки. И почему я сапером не стал? — вполне разумно заметил Шувалов. С этим сложно было спорить, мы действительно провели основательные земляные работы.

В любом случае до вечера ничего не случилось. В южных горах темнеет рано, но прежде, чем похолодало и светило окончательно ушло на покой, к нам подоспело подкрепление — 121-й пехотный Пензенский полк под командованием Конаржевского. Ночью подошел 122-й Тамбовский полк Головина вместе с командиром бригады генералом Белокопытовым. С ним двигался Саперный лейб-гвардии батальон Скалона, медики, военные геодезисты, обоз и свыше тысячи болгарских ополченцев, вооруженных с бора по сосенке, но горящих праведным гневом.

Ранним утром 9 августа началась осада Берковиц. Пехота бодро принялась возводить редуты и выкапывать ложементы. Через два часа заговорили наши пушки и ракетницы.