Война после войны

Глава 5

Именно в такой ящик в торговом представительстве федеративного государства Бразилия двадцать седьмого мая сорок восьмого года, бросил своё письмо скромный боливийский рантье Гильермо Вискарра. Правда, когда-то очень давно, в другой почти забытой жизни, его звали совсем иначе: лейтенант осназа НКВД, Константин Алексеевич Белозёров. Гек.

Ну да, Гек не с нами. Он всегда рядом, но никогда не «светится». У него есть шесть десятков своих подручных для выполнения моих заказов и разведки. Как раз от него пришли те три безмозглых разбойника которые пытались ограбить фрау Бенке и совершенно «случайно» нарвались на зашедшего в магазин праздно шатающегося господина. Их всё равно надо было убирать.

Гек единственный человек для моей связи с миром, потому что за мной следят. Вернее, настойчиво приглядывают уже почти три года. Кто? Организация нацистских преступников, в которой собрались самые настоящие нацистские преступники. Вот такой вот каламбурчик!

Им очень интересно, откуда я взялся с такими необычными умениями и большими деньгами, а я подчёркнуто не обращаю внимания на это внимание. Мне откровенно фиолетово на это внимание. У меня легальный развивающийся бизнес, личная небольшая армия профессиональных головорезов и целая сеть приёма криминальных заказов. Я подручный трущобного короля и при этом я не местный. Европеец, но не немец, не англичанин, не американец, не француз, не испанец. Они уже наизнанку вывернулись, пытаясь узнать обо мне хоть что то, даже в тире у Генри и Рубика работает их человек.

А вот мне интересно, что бывшие эсэсовцы сделают сначала. Подложат под меня Грету Бенке или закажут мне моего компаньона-идиота? Подождём, мне торопиться некуда, а вот вы ребята сейчас задёргаетесь. Почему? Потому что Пауль Вент, в смысле унтерштурмфюрер СС Альфред Вюнненберг, вот уже двенадцать часов кормит кайманов. Собой, разумеется.

Откуда такая точность? Это просто. Сутки назад Вюнненберг пропал вместе с крупной суммой денег из собственного дома, находящегося в пригороде боливийского города Риберальта.

Садисты редко бывают стойкими, а Гек и двое его подручных ребята простые, и им ничего кроме денег не надо. Подручным не надо, а на Гека они просто молятся, так как он очень щедрый. По-испански молятся, потому что немецкого не знают, а Гек знает. Поэтому простые боливийские крестьяне пытают Альфреда Вюнненберга, чтобы узнать, куда он спрятал остальные деньги, а Гек переводит.

Если бы беспредельный садист Альфред Вюнненберг, в своём шталаге хотя бы на минуту представил себе, что с ним будут вытворять прагматичные боливийские парни, то он пустил бы себе пулю в лоб прямо на плацу собственного шталага во время построения. Знаю что это неудобно и в висок намного проще, но как нибудь бы исхитрился.

Это вам не цивилизованная Европа, отношение к жизни и смерти на этом континенте немного иное. Ну и опыт к телесным упражнениям, а попросту говоря к пыткам, у боливийских крестьян происходит от местных индейских племён.

Изобретательным китайцам есть чему поучиться у местных затейников. А если вспомнить что вместо простых муравьёв здесь обитает несколько видов термитов, а в речках водятся пираньи и кайманы, то всем должно быть понятно, что Альфред Вюнненберг в последние часы своей поганой жизни хватанул никогда не видимых им впечатлений.

После грязной, но необходимой работы простые боливийские крестьяне, сопровождаемые индейским вождём по имени Гек, доедут до тайника, заберут деньги, поделят их, а все документы отдадут щедрому Геку, который добавит им «бабла», но позже. Это зависит от бумаг. Если заплатить сразу, то будет слишком подозрительно и практичные боливийские крестьяне заподозрят, что их нагревают.

Впрочем, вчера было чуточку иначе. На обед к кайманам неожиданно попали и простые боливийские крестьяне. Ничего личного. Простая ротация кадров. Гильермо Вискарра, может надолго уехать, а оставлять без присмотра непредсказуемых садистов нельзя.

Откуда я всё это знаю? В первый раз что ли? За четыре года сто двадцать седьмой раз Организация теряет верного сына Фатерлянда, а у Гека это уже девятая ротация кадров.

Это было три с половиной года назад. Ещё шла война в полураздавленной Европе, и в Южную Америку хлынул поток тех, кто бежал из своих стран от Советского Союза и его союзников. Греки, албанцы, болгары, румыны, венгры, поляки, воры, убийцы, дезертиры, мелкие осведомители, полицаи, каратели. Кто-то осел в Африке, но многие добежали и сюда. Огромный портовый город перевалочный пункт всякой швали. Трущобы их временный дом, но он может стать постоянным, если хозяева дадут слабину.

Паула вполне оправдывала своё имя и была маленькой, но очень бойкой девушкой и очень молоденькой, почти ребёнком. Она была похожа на Фею, а по Майке я не просто скучал, а жутко тосковал. Как и все местные бандиты, я просто обязан был оправдывать своё название и периодически подтверждать свой статус, но как-то упустил это из виду. Посчитал, что если я в самом начале сложил небольшую поленницу трупешников прямо на улице, то статус подтверждён навечно.

Это, в общем, так и было — завсегдатаи трущоб смотрели на меня с нескрываемым ужасом, но времена меняются. Местные дети растут и периодически ищут себе на задницу волнений. К ним добавляются сдёрнувшие из отвоевавшей Европы надзиратели концлагерей, полицейские осведомители и прочая подобная мразота, сразу не попавшая под суровую, но справедливую руку освободителей. По вечерам от недостатка мозгов и мнимой безнаказанности они, меряясь друг перед другом дешёвыми понтами, поигрывают плохонькими навахами, трофейными штык ножами или потёртыми револьверами да разнообразными пистолетами. Попадаются и вовсе экзотические стволы, которые я с удовольствием покупаю или обмениваю, собирая собственную коллекцию.

Словом, безбашенных отморозков хватает и в тёмных переулках иногда бывает весело, а выгляжу обычно я достаточно безобидным франтом. Вот и в тот вечер, выйдя от босса, у которого бывал крайне редко и только по очень денежным делам и, пройдя пару кварталов, я неожиданно воткнулся в мелькнувшую перед лицом «Наваху».

«В принципе ничего страшного, будет у меня ещё одна 'Наваха». — Подумал я, укладывая на грязную мостовую недокормленного в детстве юнца до этого стоящего в проулке на шухере.

Неожиданно в полутьме раздался писк, потом женский вскрик, звук удара, треск разрываемой одежды и в проход выскочила полуголая Майка. Переклинило меня мгновенно. Я и так на улице никогда не разговаривал просто потому, что по-испански плохо говорил, а увидев метнувшегося за ней коренастого мужика с голым торсом…

В общем семь трупов. «Наваха» подвернулась очень вовремя, а полуголого мачо потом едва опознали. Нет, конечно, Марселлино по кличке «Марко» опознали. По штанам, татуировкам, шраму на руке и загривку. Вот только рожи у него не было — мостовая оказалась значительно крепче.

Поняв, что это не Майка, а какой-то незнакомый, но потрясающе красивый ребёнок, я закатал девчонку в свою рубашку, подхватил её на руки и направился обратно. Надо было прояснить непонятку. Набрасываться на меня с «Навахой» в этом районе никто не имел права.

Мой жирный и хитрый компаньон, слегка прибалдел увидев меня. У меня бордель с постоянно меняющимися коронными, на их взгляд, шлюхами, а я замухрышек на улице подбираю. Причём проданных собственными родителями правильному пацану на пару ночей. Чтобы он да не знал, что творится в его районе? Мой компаньон знает всё, иначе его завалят те же пришлые или собственные подручные. Но какая покойнику разница, кто его привалил?

Потом босс местной мафии продрал глаза и прибалдел ещё больше. Я только тогда понял, что снять рубашку было не самой лучшей моей затеей. У меня такой иконостас пулевых и штыковых отметин, что лучше бы я притащил голую девчонку, а я так по всей улице прошёлся. Но что сделано, то сделано.

Не раздевать же и так запуганную до дикого ужаса девочку? Мало того, что она меня узнала — некоторые несознательные обитатели трущоб мной маленьких детей пугают, так и основной ужас городского дна лицезрела во всей красе.

Для этой девочки мой босс выше, чем президент страны, министр обороны и начальник местного полицейского участка вместе взятые. Они тусуются на Олимпе практически рядом с богом, а шестёрки моего босса по земле шарятся. Он здесь царь, заместитель бога и Дева Мария до кучи. Мигнёт и уже через десяток минут её семью вырежут всю до единого человека. Как не обмочился ребёнок, не знаю.

Эта незнакомая мне малышка на тот момент даже не подозревала, что, если с её головы упадёт хотя бы один волосок, мы с Кубиком всю округу перебьём. Принцип у нас такой, надо сказать очень необычный для этих мест. Все родственники тех местных разбойников, которые пострадали по нашей вине в самые первые дни нашего появления здесь, сейчас работают в нашей структуре.

Это оказалось очень удобно. Своих людей у нас на момент открытия наших совместных предприятий с «городским ужасом» не было, а теперь нам благодарны огромное количество женщин и детей, которые не подохли с голода только благодаря нам с Кубиком.

То, что их мужья и братья отправились на кладбище только потому, что не на тех наехали, воспринимается местными жителями философски. Мстить бессмысленно, это как под дорожный каток всей семьёй улечься, а кормятся они у нас в порту, в кабаке и на складе, да и в трущобах их боятся трогать.

Был один дурной озабоченный кадр, что попытался догнать вдовушку, которая в наш кабак посудомойкой устроилась и ночью возвращалась домой. Догнал её почти у дома, но деваха вырвалась и с воплями добежала до соседей. Ну а соседи не сильно думая, уже на следующее утро вломили этого дебила нам с Кубиком.

Смельчак выжил. Даже зарабатывает теперь больше многих — крутится у билетных касс в порту. Безногому инвалиду много подают. Правда, он больше за вдовами не бегает. Жена и вдовы ему теперь без надобности. Зато взамен у него скоро голос на фальцет изменится.

Не знаю как у бывшего любителя чужих вдов со слухом, но с языком всё в норме. Свою грустную историю он рассказал всем заинтересованным лицам. Этот местный «Паваротти» так пел во весь голос, что теперь самый древний старик или маленький мальчишка ходят по самым опасным местам нашей части города, высоко задрав нос. Смельчаков в «Байресе» полно, а вот самоубийцы закончились.

Как бы то ни было, но уже через сорок минут старший брат Марко, со всем уважением к моему боссу, выкатил мне предъяву: кошелёк, замухрышку и извинения или жизнь. Этот «тормоз» всего три месяца как приехал с брательниками и соседями из Испании и покуда не понимал, с кем разговаривает. Я не стал разочаровывать придурка и перебил стрелку на утро, на ножах. Извиняться было нельзя — сразу потеряешь «лицо», и можно будет уходить из города. Да и то если убежать успеешь.

Выйдя с утряни против испанца, я понял, почему он был такой борзый. Провоцировал он не только меня, но и моего компаньона. К тому же группа его поддержки была со стволами. Правда, они Кубика не ждали с переделанным Генри MG-42, но это баш на баш, а я таких раскладов не люблю.

«Пила Гитлера», именно так в народе называется этот убойный немецкий пулемёт, аргумент, конечно же, серьёзный, но против нас пять человек с лупарами, двое с пистолетами и оборзевший до последней крайности испанец с двумя немецкими штык-ножами.

Лупара[i] тоже штука серьёзная. У некоторых она старинную картечницу напоминает, что по внешнему виду, что по наполнению в стволе, поэтому если ребята из группы поддержки моего противника ввалят по нам залпом, то меня от «Кубика» невозможно будет отличить, хотя и ростом, и комплекцией мы здорово различаемся. Две кучки фарша, равномерно перемешанные с картечью, хаотично раскидает дальше по улице. Вот такая правда жизни, но чем больше я смотрел на своих противников, тем больше их понимал.

— Что видишь Кубик? — Негромко по-русски спросил я напарника.

Мы стояли только вдвоём, рядом никого не было. Узенькая улица была пуста на десятки метров в обе стороны, но на нас смотрели сотни глаз. Было очень похоже, что местные обитатели нас уже похоронили.

— Он опасен Командир. Два ножа, он очень опасен. — Также негромко ответил Кубик.

Смотрелся мой друг очень эффектно. Станковый пулемёт Кубик легко держал в руках как «ручник», а это двенадцать килограммов. Генри приделал к нему жёсткий короб на сто патронов и дополнительную боковую рукоятку под левую руку Кубика, вместо сошек. Трёхточечный ремень дополнял картину.

На все разборки Кубик ходит только с этой «циркуляркой» и обычно для снятия всех предъяв, хватает только одного взгляда на эту передвижную огневую точку. Мой карманный «Кинг Конг» выглядит очень убедительно, но как оказалось не в этот раз.

— Плохо смотришь. Я спросил, что ты видишь, а не на что смотришь, посмотри, как испанец двигается. Он левша. Второй нож для отвода глаз. Бить будет с левой руки. Что ещё видишь? — Озадачил я Кубика.

Испанец был одет в камуфляжные штаны от немецкого десантного костюма, цветастую рубашку с жёлтым шейным платком который можно было накинуть на нижнюю часть лица, и обут в крепкие десантные ботинки.

На месте испанец не стоял. Чуть пританцовывая, он всё время двигался, одновременно вращая обоими штыками и, казалось, что перед его группой поддержки двигается раскрашенный в разные цвета фантастический павиан. Понятно, что это очень красивая постановка, но в отличие от меня выглядел испанец очень эффектно.

— Не знаю Командир. Ты прав, он левша, но он всё равно опасен. — Недоумённо пробормотал Кубик.

— Пятеро с лупарами итальянцы. Судя по тому, как держат оружие — карабинеры, наверняка знают немецкий язык. Держатся скованно, но вместе, стоят грамотно, прикрывают старшего. Это наёмная группа поддержки для количества. Первые стрелять не будут — это не их разборка. Иначе уже влупили бы из пяти стволов и всё — разборка закончена, но, если они так сделают, то даже до вечера не доживут, а здесь большинство из них наверняка с семьями.

Двое с пистолетами испанцы — родственники. Иначе себя ведут, фамильярно разговаривают с главарём, богаче одеты. Эти, если что пойдёт не по их сценарию, откроют огонь, не задумываясь, но им надо здесь обосноваться, а не завалить нас. В противном случае перебили бы нас по одному, но это, как показала практика, вариант с непредсказуемым результатом.

То есть картина та же. Если испанцы завалят кого-нибудь из нас втихую, то даже до порта не добегут, и они об этом прекрасно знают. При этом испанцы здесь уже давно. Приехали сплочённой группой. Справки о нас собрали, но на бой меня вызвали. Причём сразу выкатили немыслимую предъяву, хотя изначально неправы и должны извиняться.

Заметь. Вчера семеро не справились, а сегодня выставляют одного бойца. Вот и получается, что если испанец меня убьёт, а он в этом уверен, то почти сразу займёт моё место, а потом подвинет нашего с тобой «Босса».

Не стреляй, я всё сделаю сам. На пятом броске ножа в самой верхней точке громко окликнешь меня по-немецки «Командир». Только не перепутай с русским. Не поймут. — Всё было очевидно и достаточно просто.

Противник быстрый, сильный, судя по движениям с хорошей реакцией. Немецкая экипировка и очень уверенное поведение. Вероятнее всего он закончил немецкую разведывательно-диверсионную школу, а потом воевал в Африке или Югославии. Где там у них испанские «Голубые дивизии» кроме Ленинграда отметились?

Судя по тому, что он дожил до этого дня — испанец боец неплохой, но слишком самоуверенный. Понты с двумя ножами рассчитаны на уличные разборки и подавление воли. Наверняка коронная фишка. Удар левой рукой — вторая фишка. Первого удара левой рукой никто не ждёт.

За ножи держится уверенно, видно немалый опыт. Судя по хвату ножей и расположению лезвий, бить будет тычком и резко влево, если попадёт. Правую руку и корпус отведёт для удара, по крайней мере, обозначит движение, а ткнёт левой. Не для того, чтобы убить, хватит и тяжёлого ранения, потом противник через пару минут просто истечёт кровью и всё.

С учётом того, что у большинства людей правая рука основная, то ранение в правую руку это однозначная смерть противника уже на второй минуте боя. Видимо с помощью этих приколов испанец уже убил некоторое количество своих противников, оттого и ведёт себя так нагло.

— Сейчас я тебя удивлю гадёныш. — Себе под нос пробормотал я и принялся не торопясь, немного рисуясь, окружающие наблюдатели это любят, снимать рубашку. Всё равно я засветился со шрамами, пусть молва пойдёт, а испанец сейчас очень удивится.

У меня есть чем удивить всех наших зрителей. Этот прикол я разучил ещё в военном училище. Был у меня приятель, выросший в цирковой семье, он и поставил мне этот номер. На девочек такой необычный приём всегда действовал просто бесподобно. Сейчас я только чуть-чуть изменю концовку. Главное не ошибиться с расстоянием и техникой исполнения.

Ещё раз, оглядев площадку перед собой, я снял рубашку и небрежно сбросил на мостовую. Рубашка просто безумно дорогая. Оказал уважение компаньон, с барского плеча выдал. Это трущобы, кино и цирка здесь нет, этот спектакль для местных обитателей.

Видя, что я готовлюсь, остановившийся испанец напрягся. Он увидел закреплённые на запястьях метательные ножи, но я, не торопясь снял обе пары и отдал. Хотел отдать Кубику, но рядом с ним вдруг нарисовалась девчонка и, взглянув на меня снизу вверх, протянула обе руки, ладошками вверх.

Очень смелый поступок и знаковый по местным понятиям. Да и вообще смелый поступок — если со мной что не так, то девочке не жить. Убьют её сразу и демонстративно жестоко. Сразу после такого же демонстративного и группового изнасилования. Просто для устрашения всех остальных. По местным законам девочка пошла против воли родителей и теперь она изгой — даже на порог родного дома не пустят.

Я положил ножи на ладошки, подмигнул бледной как смерть девчонке и одобряюще улыбнулся ей. Всё было как в дешёвом индийском кино. Только без музыки. Мне вдруг стало весело, и я, словно в танце, сделал маленький шажок вбок с разворотом, одновременно мимоходом вытаскивая левой рукой у Кубика из ножен, висящих на поясе штык от СВТ.

Короткий оборот кисти, штык ложится плашмя лезвием на ладонь и тут же вырывается из пальцев, взлетая на метр над моей головой. На следующем коротком шаге я ловлю его другой рукой и вновь кидаю вверх. Ещё один шаг. Давно не тренировался, на сотые доли секунды запаздываю. Ловлю. На штык не смотрю, слегка улыбаясь, смотрю в глаза испанцу. Он в смятении, такого фокуса никто не ждал, да и шрамы, украшающие моё тело ближе отчётливо видны.

Третий шаг делаю немного больше, специально чуть запинаюсь и на четвёртом слегка корректирую движение ненамного левее застывшего прямо передо мной испанца. Всего только сантиметров тридцать, но ему уже неудобно бить левой рукой, придётся при ударе чуть развернуть туловище, смещаясь и подправляя собственный удар.

«Всё. Последний бросок. Поздняк метаться. Уже ничего не успеешь сделать. Теперь тебе только шагать вперёд и разворачиваться в мою сторону, иначе будет царапина, а не полностью выключенная рука». Специально подкручиваю и кидаю чуть сильнее и правее по диагонали левой рукой. Штык в воздухе и вращается в сразу двух плоскостях, сверкая и отвлекая внимание необычностью вращения.

— Der Kommandant. — Лающий вскрик Кубика разрезает тишину как ножом.

Оборачиваюсь резко. «Вот она спина вся в шрамах! Бей! Другого шанса не будет!» Последний шаг я делал необычный, возвращая правую ногу, завёл её за левую. Без переноса туловища вперёд. Разворачивался к Кубику не туловищем, а вокруг собственной оси ногами.

Одним движением я продолжил стремительный разворот. Сделал ещё один короткий шаг с полуприседом и, провернувшись туловищем, ударил левой рукой сбоку наискось в печень, не глядя острейшим метательным ножом.

Есть! Чмокающий звук. Нож распорол бок. Рана, судя по звуку страшная — печень развалена пополам. Удар левой рукой сделавшего шаг вперёд испанца провалился в пустоту, открыв мне для удара правый бок. В то же время пробив печень, мой нож скользнул под ребро и перебил печёночную артерию — однозначно труп. Внутреннее кровотечение мгновенно отрубит даже самого сильного человека и через несколько секунд наступит агония.

Первый нож я бросил сразу, чуть завалившись туловищем влево, правой рукой на противоходе, мощно всем телом в ближнего, самого опасного противника — невысокого, но крепкого мужика, с по-кавалерийски кривыми ногами, одетого в красную рубашку, чёрные шаровары и чёрные же штиблеты. Ствол он держал грамотно, в вытянутой вдоль правого бедра, руке. Мелькнув стремительной рыбкой, узкий клинок вонзился мужику в горло.

Второй нож кидал наотмашь, маятником качнувшись вправо, почти не целясь и, не глядя на результат, тут же стремительно прыгнул вперёд с перекатом через руки и спину.

«Чёрт! Зацепился лопаткой о булыжник, выковырянный из мостовой. Какая скотина его здесь бросила? Больно. Тренироваться надо товарищ капитан, в следующий раз такие тормознутые деревенские кабальеро могут и не попасться».

Короткий взгляд на второго. Готов. Нож попал на палец ниже сердца и откинул молодого высокого, по-юношески, худого парня на метр назад. Он как раз заваливался вправо от меня, судорожно цепляясь за рукоятку ножа.

Второй бросок наотмашь, очень сложен в исполнении — среднеазиатская техника. Я четыре месяца, по двенадцать часов в день разучивал его, ещё там, в той моей почти мирной жизни.

Узкие как шила, специально утяжелённые к остриям, обоюдоострые ножи были закреплены на боках, чуть сзади, спереди их не видно. Надо было только сорвать их с маленьких кожаных захватов.

Ножи я подхватил при развороте, этого никто не заметил. Все смотрели на вращающийся штык и танцевальный разворот. Это как раз то самое дополнение к стандартному исполнению этого номера — ловить падающий штык я не собирался.

Я встал на ноги перед пятерыми и тут же на мостовую рухнули два трупа, левый ещё держался за горло, в агонии скребя каблуками по мостовой. Мой противник стремительно отходил в мир иной за моей спиной, заливая мостовую под собой чёрной кровью. Вырывая нож, я полностью развалил ему правый бок. С такими ранениями долго не живут. Не жить и испанцу — своё он уже отбегал.

— Идите со мной или умрите. — Жестко по-немецки сказал я пожилому, но крепкому мужику с густой сединой на густой шапке кучерявых волос. То, что это старший группы я ни на секунду не сомневался.

— Да «Командир». — Мгновенно вытянувшись и глядя мне прямо в глаза, так же по-немецки сказал мне лейтенант итальянских карабинеров. Это были первые пятеро, потом их стало намного больше.

[i] Неполный обрез охотничьего ружья, при изготовлении которого несколько укорачивается блок стволов, но иногда сохраняется приклад. Использовалась сицилийскими пастухами для защиты стада от волков, откуда и произошло название оружия. Затем стало распространенным оружием Коза Ностры.