Война Роузов

ГЛАВА 10

Гарри Термонт, в костюме и стильной рубашке, смотрел на нее, сидя за огромным неопределенной формы столом из органического стекла. За его спиной из большого окна открывался великолепный вид на Белый дом и стоящий чуть поодаль памятник Вашингтону,[27] Барбара машинально вспомнила, что один партнер Оливера хвастал таким же впечатляющим видом и считал, что одно это позволяет хозяину требовать с клиента в два раза больший гонорар.

— Он так до сих пор и не переехал. И я не могу понять, почему, — проговорила Барбара. Она сидела в глубоком плетеном кресле и не отрывала взгляд от красного лица Термонта. Его нос картошкой был еще более красен, чем лицо, а глаза серые, водянистые. Первое, что пришло в голову: «Пьяница». Но он сам объявил ей, что состоит членом Общества анонимных алкоголиков, и настоял, чтобы она выслушала обязательную для всех его посетителей повесть о том, как заядлый выпивоха бросил пить.

— Я все еще имею привычку держать локоть горизонтально, — сказал он ей, — но с тех пор, как я бросил пить, чувствую себя чертовски неловко.

— Надеюсь, что с нашим делом вы себя так чувствовать не будете, — ответила она ему тогда, два дня назад, когда они встретились в первый раз. Теперь уверенность в благополучном исходе таяла.

— Он стал похож на какое-то животное. Его почти не видно. Он рано уходит, пока мы все еще спим, а возвращается совсем поздно, когда мы уже давно лежим в кроватях. Дома не ест. Ева звонила ему в офис, и они довольно долго разговаривали. Он виделся с Джошем. Думаю, вчера он встретил его после школы. На самом деле он вовсе не плохой человек. Поверьте, если бы существовал другой способ… — ее голос затих.

— Это более или менее типично, — проговорил Термонт. — Я свяжусь с Гольдштейном, и мы избавим вас от его присутствия. Но самое умное, что мы можем сделать, это подождать, когда он сам придет к мысли о переезде.

— А если он не переедет?

— Ну хорошо, тогда вы готовы переехать?

Это все больше начинало ее смущать, ведь покинуть дом, куда вложена, можно сказать, вся жизнь, невозможно. Она сделала шаг к свободе.

— Конечно, я не собираюсь переезжать из своего собственного дома, — сдержанно произнесла она.

— Но это и его дом, — спокойно ответил Термонт, метнув быстрый, изучающий взгляд на ее лицо.

— Но это просто немыслимо, — заявила она. — И вы это знаете. И я это знаю. И он, — она встала, обошла стол, остановилась у окна, заметив, как луч солнца вспыхнул на крупе коня Джексона[28] в центре Лафайетт Парк. Адвокат тем временем достал какие-то бумаги и начал изучать их.

— Он согласен платить две тысячи в месяц на содержание дома, детей и всего остального. Плату за обучение вносит тоже он. От этого мы начнем плясать, когда перейдем к составлению окончательного соглашения. Это довольно непростое и длительное дело. Вам придется жить отдельно, по крайней мере шесть месяцев. Вот так обстоят дела, — он повернулся к ней, и на его лице играла настороженная улыбка. Очки делали его похожим на хищника. — Ситуация довольно обычная, и нам необходимо немедленно приступить к составлению своего плана. Гольдштейн будет нам занозой в боку. Чертов еврей, вечно носится со всякими доводами морального порядка. Подчас даже перегибает палку. Пока что ваш муж — очень легкая добыча для нас.

— Он очень привязан к семье, — проговорила она.

— Вашу семью уже никак нельзя назвать семьей, — он потянулся к закрытой деревянной коробке, достал оттуда короткую сигару и, прежде чем закурить, осторожно снял обертку. — Перед нами встает главный вопрос во всем этом деле: как делить накопленное имущество? Это проклятье нашего времени. Так же как и вопрос об опекунстве, который тоже отнимает много времени и сил. А с разделом имущества вообще голову сломаешь. Это только со стороны выглядит просто. Вот — твое, а это — мое. На самом деле это посложней, чем затяжная война между какими-нибудь средневековыми королевствами. Адвокат вашего мужа уже занялся описью имущества, и, когда он с этим покончит, мы должны быть готовы к тому, чтобы вонзить зубы в добычу.

Она совершенно не была готова ни к чему подобному. Как утверждали все ее разведенные подруги, каждый развод не походил на другой. Единой тактики не существовало. Они никогда не распространялись о материальной стороне дела, а предпочитали говорить о своих чувствах, о том, довольны ли они обретенной свободой или не довольны. Ну и, конечно, о других мужчинах. Эта сторона дела всегда завораживала Барбару.

— В основном мужчины прямо как дети, — говорила ей одна ее подруга, Пегги Лафтон. Она сама вела дом, увлеченно занимаясь общественной деятельностью и, как сама это называла, «время от времени трахала кого-нибудь по субботам». Она обладала легким характером, была очаровательна, и с языка ее то и дело теперь слетали разные непристойности типа: «Я и не подозревала, что так сексуальна. А теперь мой рот наконец-то заработал в полную силу». Вспомнив об этом, Барбара усмехнулась. Она горела желанием поскорее испытать на себе эту сторону ожидавшей ее свободы.

— Он уже предложил вам выплатить половину стоимости дома. Но это только начало игры. Чушь собачья. Не исключено, что пока у вас больше шансов на успех. Если, конечно, как я уже говорил, вы сами не собираетесь переехать. Содержать такой дом совсем не просто.

— Мой бизнес начинает идти в гору, — сказала она. — С его алиментами и с моим дополнительным доходом мы продержимся.

Он покачал головой и улыбнулся.

— Вы не понимаете сути проблемы.

Она вдруг подумала о том, что ей следовало обратиться к адвокату-женщине. Наверняка женщина поняла бы ее гораздо лучше и отнеслась бы к ней с большим вниманием. А мужчины заодно, подумала она. Барбара вспомнила слова все той же Пегги: «А все их чертов член. У них там все мозги. То, что написано на ладони, — не имеет значения. У них все написано на члене. По этому инструменту можно безошибочно определить характер любого мужчины».

Внезапно она увидела, как разводной мост через реку начал подниматься. Ее бесило, что Термонт ведет себя так высокомерно, словно знает что-то совершенно недоступное ее пониманию.

— Он предложил вам половину стоимости дома со всем его содержимым. То есть не сам дом. И не обстановку. А стоимость, деньги. Это означает, что за дело возьмется независимый оценщик, который определит реальную рыночную стоимость вашего имущества. Потом Оливер скорее всего обратится куда-нибудь, чтобы занять деньги и сразу рассчитаться с вами. Насколько я могу судить, не имея перед глазами опись, вы можете оставить ему дом в обмен на сумму, скажем, от четырехсот до пятисот тысяч долларов. Это неплохой куш. Он поможет вам пережить не одну долгую тяжелую зиму.

Он поднялся и пошел к ней, оставив дымившуюся сигару в пепельнице. Она почувствовала мускусный запах, исходивший от его тела. На какую-то секунду ей показалось, что это намек на интимную близость. Она почему-то была уверена, что он попытается обнять ее. Однако Гарри этого не сделал, а просто остановился рядом, глядя на нее сверху вниз, как бы подчеркивая ее беспомощность.

— Не думаю, что это честно, — проговорила она.

— Честно? — он вдруг замер, и она подумала, не ее ли слова остановили его. Она рассердилась, поняв, что Гарри не делает попыток ухаживать за ней. Может быть, честной игрой было бы именно то, чего ей хотелось, — объявить себя независимой. Если не считать Джоша и Оливера, она не представляла, как выглядят другие мужчины, какие чувства они могут вызывать. И это, по ее мнению, тоже было нечестно.

— Вы хотите прочесть мне лекцию о том, что такое «честно»? — спросил он.

— Не собираюсь читать вам лекций о том, чего не существует, — ей понравился свой выпад, а Гарри одарил клиентку кривой полуулыбкой, намекая на свое превосходство. Но она не испугалась.

— Вы думаете, что честно ухлопать двадцать лет жизни на человека — помогать делать ему карьеру, потакать всем его желаниям и потребностям, ограждать от всяческих неприятностей. Я бросила ради него колледж, родила ему детей. Я потратила гораздо больше времени на наш дом. Между прочим, дом — это единственное, что может служить доказательством моих слов. Я не могу зарабатывать деньги с такой скоростью, как он. Черт возьми, да он через несколько лет вполне сможет возместить все понесенные убытки. А если я соглашусь на его условия, то у меня останутся только деньги. Этого недостаточно. Я хочу дом. Со всем, что там есть. Тем более что это не просто дом. Это символ моего образа жизни. И я не собираюсь менять свою жизнь. Вот это и будет честно.

Пока она выплескивала эмоции, адвокат ни на секунду не отрывал взгляда от ее лица, а когда она замолчала, то одарил ее одобрительной улыбкой.

— Ну, — проговорил он, — кажется, еще не все потеряно, — тут неожиданно он наклонился и прошептал ей на ухо: — Вы действительно говорите, что думаете? Или это просто всплеск негодования? Учтите, когда доходит до дела, негодование капитулирует первым.

— Нет, черт возьми, я действительно верю в то, что говорю! — прошипела она в ответ, сама удивляясь своей непоколебимости и прислушиваясь к тому, что творится у нее в душе. Неужели ее обида так глубока? Теперь по ночам, особенно в первую ночь, на нее вдруг накатывало чувство вины, которое затмевало все мысли, кроме жуткого ощущения, что она совершила подлый, вероломный поступок. Она даже позвонила матери в Бостон, но это нисколько ей не помогло.

— Я просто не понимаю, о чем ты говоришь, — воскликнула ее мать после того, как выслушала ее сбивчивые и заведомо надуманные объяснения. Черт возьми, я вовсе не нуждаюсь в ее одобрении, сказала себе тогда Барбара. Конечно, теперь ее родители подумают, что она сошла с ума. Да, теперь все, включая ее собственных детей, станут так думать. Лежа ночью в пустой постели, она не чувствовала в себе прежней уверенности. Всю ее злость и чувство обиды, казалось, затмевали темнота и одиночество, и в голове возникали мысли о том, что, положа руку на сердце, ее брак можно назвать удачным. Оливер всегда с пониманием поддерживал ее желание вырваться из трясины обыденности и заняться каким-нибудь делом. Любым. Это по его настоянию они переоборудовали кухню, это он не уставая убеждал ее заняться коммерцией, сама она об этом никогда всерьез не думала, считая себя просто хорошей домашней хозяйкой. Так что теперь он может считать, что породил монстра. Такой уж у него характер: ему необходимо кого-нибудь защищать, поддерживать, учить. Хорошо обеспечивает семью. Хороший отец. Хороший сын. Тогда почему же она поступила с ним таким образом? В ту первую ночь она почти не спала, пытаясь подавить в себе массу сомнений. На следующий вечер она выпила снотворного, и ночь прошла гораздо спокойнее. Прошлой же ночью она чувствовала себя совсем хорошо. Она снова пришла к согласию с собой.

— До сего момента, Барбара, — ворвался в ее мысли голос Термонта, — я полагал, что вы обыкновенная избалованная женщина, у которой появилась блажь — развестись. Боялся, что вы замучаете меня разговорами о том, какая вы несчастная, потому что не смогли воплотить в жизнь то, что было вами задумано. Так вот: на пляжах ежедневно находят раздутые трупы утопленников. Это люди, которые уходят из дома с пустыми кошельками, разгоряченные своими обидами, в надежде на лучшую жизнь. Они — настоящие дураки. Во всяком случае, большинство из них. Они не должны были уходить из дома с пустыми руками. Они вообще не должны были уходить.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— В этой жизни все возможно, Барбара. Мы должны быть готовы к тому, чтобы выжить его. И это будет зависеть от вас. Конечно, он будет сопротивляться, до хрипоты отстаивать свои права. Но тут ничего не поделаешь. Или вы его, или он вас.

— Я никуда не собираюсь переезжать. Мне нужен весь дом целиком.

— Это потребует времени. Моего времени. Вашего. Будет много переживаний. Споров. Ненависти. Беспокойства. Такая игра стоит свеч?

— Черт возьми, конечно!

Термонт посмотрел на нее с одобрением.

— А вы не лишены мужества, леди, — радостно проговорил он, снова закуривая сигару.

Она уловила смысл, скрытый за его словами: обожаю скандальные разводы.

— Это мой дом. И я готова ради него рискнуть собственной задницей, — твердо проговорила она.