Война Роузов

ГЛАВА 5

«Почему я не поехала?» — спросила себя Барбара, усмехнувшись двусмысленности своего поступка. Зажатый в ее руке нож двигался совершенно механически, аккуратно снимая кожицу с шеи цыпленка — решающий момент в подготовке куриного филе. Это был уже четвертый цыпленок за день, и мысли ее бродили где-то далеко, словно она полностью утратила контроль над ними. Она с удивлением поймала себя на том, что думает о сексе — эта тема редко всплывала в ее сознании.

Обычно, когда они занимались любовью, он бывал нежен и возбужден, но ему никогда не удавалось зажечь в ней ответный огонь. Каждый раз Барбаре казалось, что она лишь исполняет свой супружеский долг, терпеливо снося то, что входило в ее обязанности. Она не могла припомнить, когда эта постельная акробатика доставляла ей истинное наслаждение. И он не мог, она знала, не заметить ее безразличия, несмотря на разыгрываемые ею спектакли, достойные наивысшей премии Академии театрального мастерства.

— Даже когда мы не уносились в небо, все равно здорово, — часто говорил он, тяжело дыша и приходя в себя после очередного шумного акта, все наслаждение от которого приходилось на его долю.

— Всегда к твоим услугам, мой мальчик, — отвечала она, пытаясь за шуткой скрыть разочарование. Подобного рода остроты были незаменимы, чтобы спрятать правду. Она сама не до конца понимала, почему так равнодушна к их сексуальным отношениям, тем более что когда-то заводилась от одного его прикосновения. Но это было очень давно. Тогда, еще до свадьбы, ей было достаточно дотронуться до него, чтобы почувствовать, как внутри у нее все переворачивается.

Позже, оценивая их брак в целом, она мысленно составила целый список всех «за» и «против». Секс оказался в графе «против», хотя она не могла возложить на мужа всю вину за свою холодность. Что-то поменялось с возрастом, решила она. В конце концов, для того чтобы станцевать танго, нужны двое партнеров. Втайне она знала, что достаточно возбудима и способна с помощью небольшой доли фантазии и легких манипуляций пальцами достичь вполне сносного результата. Но даже мысль об этом была ей противна.

Однако графа «за» была гораздо длиннее и полнее. Мысленно она видела, как записи в этой графе давно уже вылезли за рамки отведенной ей страницы. У ее мужа был просто фантастический доход: двести тысяч в год. Совсем не плохо для сына обыкновенного клерка. Эта способность мужа составляла особый предмет ее гордости.

И еще дом. Несомненно, тут была его заслуга, потому что он сразу разглядел все возможности и преимущества, которые обеспечены владельцам этого дома. Их район, Калорама-серкл, стоявший прямо напротив знаменитого Посольского ряда, смотрелся просто грандиозно. Он весь был засажен старыми деревьями, которые уже давно набрали силу, дома в нем начали здесь строить еще в начале века для столичной элиты. Потом часть особняков передали под посольства и дипломатические миссии. Но Калорама-серкл продолжал оставаться алмазом в этой золотой оправе, особенно со стороны Рок-Крик — скалистой гряды, заканчивавшейся крутым обрывом, с которого весной и летом открывался замечательный вид на цветущую долину. Фасад их дома выходил на мост Кальверт Стрит-бридж с его изящными арками и резными колоннами, на которых сидели напыщенные орлы. Этот вид радовал глаз, несмотря на то что сам мост был излюбленным местом самоубийц.

Когда они покупали дом, вид у него был старый и довольно поношенный, но в облике безошибочно угадывалась архитектура, присущая старинным французским замкам. К тому же гладкие белые стены, черные закрытые ставни придавали фасаду загадочный вид. Двойные парадные двери были довольно ободраны, но сверху покрашены той же черной краской, что и ставни, и украшены золотыми кнопками и ручками. Над дверями висели два ржавых канделябра, которые они потом заменили на искусно сделанные и украшенные затейливым орнаментом светильники.

На первом этаже окна были просто огромны, на втором этаже под каждым подоконником красовались резные металлические решетки. Окна мансарды казались совсем крошечными и как бы прятались среди грубой черепицы. В каждый проем был вставлен переплет с шестнадцатью стеклами. Дом превзошел все их ожидания. Он заворожил их. Позже, приводя его в порядок, они заказали несколько гравюр с видом дома, которые рассылали своим знакомым на каждое Рождество. В конце концов, это стал их родной дом.

Коллекционирование антиквариата было обоюдной страстью, и выходные посвящались аукционам или рысканию по старым усадьбам Вирджинии и Мэриленда, где можно было наметанным глазом разглядеть очередную ценную покупку. Большую часть отпусков они проводили в Европе, занимаясь тем же самым, поэтому все их воспоминания о поездках сводились к бесконечным блужданиям среди старинной мебели или другого антиквариата и поиску предметов, которые впоследствии становились частью их коллекции. Если принять во внимание обстоятельства их знакомства, то коллекционирование антиквариата стало частью их супружеской жизни, чем-то само собой разумеющимся, словно оба воплощали в реальность далекую мечту своей молодости.

Еще ее изрядно привлекало кулинарное искусство. Ее мать прекрасно готовила, да и сама она многому научилась, когда работала помощницей повара и булочника во время летних каникул. Когда дети подросли настолько, что перестали требовать ежеминутного внимания, она начала вынашивать смутные коммерческие планы. В глубине души Барбара понимала, что не смогла бы реализовать все свои способности, хотя всегда сознательно избегала смотреть на себя как на «обыкновенную женщину» — это словосочетание казалось ей грубым ярлыком, который некоторые женщины получали от своих более завистливых сестер.

Она обставляла кухню, памятуя о своих коммерческих замыслах. Оливер оказывал ей огромную поддержку, хотя она никогда не могла сказать с уверенностью, опекает ли он ее просто так или действительно верит в ее деловые способности. Но как бы то ни было, он с большим энтузиазмом взялся за дело и все выходные проводил, колдуя над каждым кухонным аппаратом. С его великолепным знанием электротехники и сноровкой он мастерски умел починить, переделать, приладить на свое место любой кухонный агрегат или прибор. Она в свою очередь научилась разбираться в механизмах, понимать, как они работают, могла самостоятельно и довольно профессионально сменить краны, подкрутить гайки, прочистить конфорки или поменять износившиеся прокладки. Как-то на Рождество он даже подарил ей набор инструментов. Потом в течение нескольких лет терпеливо учил, как ими пользоваться, заставляя часами торчать в его мастерской. Зато впоследствии она помогала ему строить сауну и еще душевую — все это они сделали сами, не приглашая никаких строителей. Также вдвоем они разобрали и реставрировали несколько предметов антикварной мебели.

Он был молодым, подающим большие надежды адвокатом. Чтобы сделать себе карьеру, приходилось много ездить, но суббота и воскресенье оставались для него святыми днями. Оба они прекрасно понимали, что дом для них стал чуть ли не единственным кругом интересов, поэтому без устали придумывали все новую и новую работу по хозяйству, которую могли бы осуществить, не прибегая к чьей-либо помощи. К числу таких забот относился и сад, хотя тут их интересы разошлись: он неожиданно увлекся орхидеями, в то время как она продолжала носиться со своими бостонскими папоротниками и африканскими фиалками.

Так что графа «за» была, без всякого сомнения, гораздо более полной, чем графа «против». Они оба старались привлечь к своим интересам и детей, но те, казалось, не разделяли восторгов родителей и жили своей обособленной жизнью. И все-таки родителей не покидала надежда, что их пример в будущем послужит детям хорошим уроком.

Конечно, существовала еще масса других «за». Он был умным, привлекательным, умел красиво говорить и обладал прекрасным чувством юмора. Помимо материальных у него был обширный круг и интеллектуальных интересов. И она приходила в радостное возбуждение, когда его коллеги и клиенты искренне восхищались ею, и не обращала внимания, если вдруг ей приходилось выслушивать ревнивые жалобы их жен.

«Тогда почему же? — спрашивала она себя, возможно, адресуя этот вопрос цыпленку, с которого снимала кожицу, словно капроновый чулок с ноги. — Почему я все-таки не поехала к нему?»

Она отделила верхнюю часть крылышка от нижней так, что теперь нижний конец крылышка можно было отрезать вместе с кожей. Потом осторожно начала снимать кожу с цыпленка. Когда край кожицы оказался на середине ноги курицы, она отломила кость и отбросила ее вместе с кожей, а затем проделала то же самое с другой ногой. Гузку тоже нужно было удалить вместе с кожей, и она отрезала ее ножницами.

Удовлетворенная проделанной операцией, она положила шкурку на разделочную доску и начала поправлять разорванные места, но неожиданно плашмя ударила по ней лезвием секача, который держала в руке.

— Потому что он меня нисколько не колышет! — выкрикнула она в сторону освежеванной тушки цыпленка. Она почувствовала, как из глубины ее существа поднимается комок злобы, мучая ее своей неопределенностью, требуя объяснений. Она задумалась, пытаясь найти причину этой злости.

— Должна же быть причина, — прошептала она, ощущая, как злость превращается во что-то почти материальное и заполняет собой всю кухню. Решив дать ей выход, Барбара размахнулась и изо всех сил вогнала нож в деревянную разделочную доску, оставив в ней глубокий шрам.

Какое у нее возникло первое желание, когда ей позвонили из больницы? Ей захотелось, чтобы он умер. Она помнила это совершенно точно. Ей захотелось, чтобы он как можно незаметнее испарился, исчез из ее жизни, словно вырванный больной зуб.

Она желала ему смерти? Эта мысль так напугала, что она вздрогнула. Нет, тут какая-то ошибка. Если она желает ему смерти — значит ненавидит. Ненавидит? Но это слишком жестоко. Она судорожно глотнула, чувствуя, как вся дрожит. Но она уже больше не могла отогнать от себя эту мысль. Она действительно надеялась, что Оливер умрет.