Война (СИ)

Глава 30

На волне энтузиазма, замешанного на чудодейственном зелье Тэйни и её заразительном мировоззрении, я стремительно вынесся из комнаты, переполошив своим появлением караульных. После краткого замешательства, часть бравых гвардейцев проследовала за мной, остальные вновь заняли свои места у императорских покоев.

По пути ко мне присоединился Иван Нарышкин, появившийся откуда-то из глубин дворцовых коридоров. Ничего из его внешнего облика не выдавало последствий вчерашнего разгула: как всегда подтянутый, аккуратный, с бесстрастным выражением свежевыбритого лица, сопровождаемый шлейфом тонкого аромата модного нынче одеколона. И только в его глазах, красноту которых он пытался скрыть саркастическим прищуром, можно было прочитать некую тоску и желание оказаться сейчас не в величественных стенах дворца и даже не в уютных застенках родной Тайной Канцелярии, а где-нибудь в трактире, с объемистой кружкой пенного…

— Ваше Величество… — прямо на ходу он изобразил нечто вроде приличествующего случаю поклона. Потом несколько замялся, подбирая слова, оглянувшись зачем-то на дверь моих покоев. — Позвольте поинтересоваться, а госпожа Алгомская… Она тоже сопровождает вас? — Иван с легким беспокойством заглянул за моё плечо, но натолкнулся на полный иронии взгляд гвардейца и тут же перевёл глаза на меня.

К тому, что моя персональная охранница легко может оставаться незримой, уже привыкли все. Я усмехнулся и отрицательно мотнул головой. Надо же, госпожа! В голове тут же возник образ Тэйни в кожаных ремнях, с плёткой в руке, в сапогах-чулках на высоком каблуке… А в этом что-то эдакое есть! Особенно, если этот образ дополнить её взглядом, с которым она следила за моим утренним возвращением в мир трезвости и здравого рассудка…

Иван заметно расслабился, в его взгляде отразилось неприкрытое облегчение, а я заподозрил, что не только меня с утра потчевали диковинным напитком родом из иноземных джунглей… И совершенно некстати подумал — мог ли я быть уверен, что Тэйни на самом деле не последовала за мной незамеченной? Ну, в конце концов, чего я не знаю, того и нет. А если кто и спрятался за спиной без моего ведома — я не виноват!

В малой приёмной уже собралось изрядное количество народу. Никто и не думал рассаживаться по местам, то тут, то там кучковались единомышленники, бурно что-то обсуждая и бросая подозрительные взгляды на своих оппонентов. Видимо, пока я пытался убежать от проблем, старательно разыскивая по совету древних истину в вине, недобрые новости разлетелись по дворцу. Хотя, приказа хранить молчание я никому и не отдавал — смысла в этом уже не было никакого.

При моём появлении воцарилась напряжённая тишина. Иван незаметной тенью скользнул за моей спиной, тут же пристроившись к одной из компаний советников, а я прошествовал к своему месту, невольно ежась в перекрестье внимательных взглядов. Устроившись в своём кресле, я почувствовал себя немного увереннее. Глубоко вздохнув, я попытался вновь вызвать в себе ту бурю эмоций, что так искусно пробудила недавно Тэйни.

— Итак, господа, думаю, мне нет нужды делать вид, что вы не в курсе происходящего и детально озвучивать то, что вы и так уже знаете. Позвольте сразу перейти к делу…

Я окинул взглядом собравшихся, отметив с неудовольствием, что несколько мест за столом остались пустыми, а вместо некоторых представителей высшей аристократии на заседании присутствуют их доверенные лица. С удивлением понял, что не вижу среди собравшихся и князя Долгорукого. Его место занимал представительного вида юноша, что явно чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому замер в весьма гордой, но неудобной позе с идеально прямой спиной и задранным кверху подбородком. Личного помощника Сергея Ивановича я встречал всего пару раз, но, судя по отзывам князя, это был толковый молодой человек, несмотря на низкое происхождение.

— Павел… — его имя я запомнил только благодаря тому, что он оказался тёзкой моего сына, — соблаговолите пояснить, почему отсутствует сам министр? Кажется, я ясно дал понять, что его присутствие на сегодняшнем Совете крайне необходимо.

Юноша встрепенулся, его лицо тотчас же покрылось нервными красными пятнами, он вскочил, отвесил низкий поклон, чуть не стукнувшись при этом о поверхность стола.

— Ваше Императорское Величество! Его Сиятельство всего лишь задерживается, дожидаясь вестового с границы. Полагаю, вскоре он прибудет и сам все объяснит…

— Ну что ж, в крайнем случае, вы озвучите Сергею Ивановичу все, что услышите сегодня.

Я перевёл взгляд на генерала Голицына. По его запыленному, измятому мундиру можно было с уверенностью сказать, что сюда он явился прямиком с дороги, практически с корабля на бал, даже не озаботившись отдыхом.

— Василий Андреевич, вам слово. Не вижу надобности зачитывать ваше письмо, коль уж вы лично присутствуете здесь, презрев все законы времени и пространства… Я ожидал, что вы сумеете добраться до столицы, в лучшем случае, лишь к вечеру.

Я выжидательно уставился на генерала, втайне радуясь, что на время переложил с себя обязанности оратора. Точно так же все остальные устремили на него кто испуганные, кто расчетливые или просто пристальные взгляды. Ничуть не смущаясь подобным вниманием, Голицын бодро вскочил со своего места, по излюбленной привычке подкрутил и без того задорно торчащий ус и неожиданно гаркнул во всю мощь своих генеральских лёгких:

— Ваше Величество! Ежели нужда припечет, так можно и наизнанку вывернуться, лишь бы для пользы государственного дела! Загнал пару лошадей, но то разве потеря? Недаром говорят, кто предупрежден, тот вооружён. Вот я и поспешал, дабы вручить в ваши руки оружие посерьёзнее…

Оглядев советников, он продолжил, чуть снизив громкость речи и тем самым заставив прислушиваться к себе ещё внимательней:

— Я старый солдат и не знаю слов дипломатии. Может, оно так нынче и положено — тишком, украдкой, без должного объявления войны каким серьёзным документом? Но то высокие материи, в них пущай политесы разводят специально тому обученные люди…

Он вперил горящий взгляд в князя Салтыкова, которого, по какой-то неведомой мне причине, невзлюбил с первого дня появления в Совете. Тот сначала попытался участвовать в этом поединке взглядов, но не выдержал напора бывалого вояки, смешался, отвёл глаза, что-то недовольно буркнул себе под нос. Генерал удовлетворённо кивнул и продолжил:

— Мы обучены другому — если тебя бьют по правой щеке, увернись и врежь слева, да так, чтоб до кровавых соплей! Чтоб всё в голове у вражины перевернулось, да мысли лезть на тебя испарились! Пардон, если кого шокировал…

Он отвесил поклон и насмешливо глянул на побледневших то ли от возмущения, то ли от испуга политиков.

— Вот потому и докладываю вам, Ваше Величество — попытка противника перейти границу была пресечена доблестными служивыми Пограничного корпуса, пленные вскорости будут доставлены в Петербург, о причинах вероломного нападения пусть пытают их дознаватели, а наше дело — по-прежнему держать границу на замке! Вот только поясните мне, господа хорошие, какими полномочиями я располагаю? Или нам опять выжидать, не зная, с какой стороны прилетит следующая оплеуха? Или пора уже переходить в наступление, чтобы показать, на чьей стороне сила и правда, чтобы более неповадно было!..

— Нельзя давать повода! Лучше уж худой мир… Вы понимаете, в какое положение можете нас поставить?!

Возмущённый Салтыков дождался возможности отомстить генералу за его насмешки в свою сторону и вскочил, пылая праведным гневом:

— Ещё надо разобраться, насколько правомерно было это ваше… пресекательство! Быть может, вы что-то не так поняли? Или, того хуже, это ваши солдафоны захотели славы и почёта, да полезли куда не след! Вы представляете, сколько различных международных прожектов сейчас окажется под угрозой? Какие мы можем понести потери?!

— Потери? — вскинулся Никита Вавилов. — А я вам могу поведать о потерях, ежели желаете… Я вот давеча вернулся из Польши, там у меня деловые интересы имеются. Вы имеете представление, что там творится? Мне пришлось таиться, скрывать, что я русский! Иначе, не сносить бы мне головы. Злой народишко-то на нас, а кто сию злобу в них взращивает — неведомо мне. Одно вижу — всё это неспроста! Закрыл я свои лавки от греха подальше, да вывез капитал. При себе — оно надёжнее будет, многие погорели из нашенских, да биты были нещадно. Не дай Боже, прознают, что ты русский — можно не только с имуществом распрощаться, и с головой тоже! И что вы думаете, пересёк я границу, всё, на родимой стороне, вздохнуть бы с облегчением… Ан нет! У нас тоже самое деется! Где поближе к границе людишки живут — донельзя озлоблены! Кум у меня — из неметчины предки некогда перебегли к нам, да в нём иностранщины только и осталося, что имя с фамилиёй — едва спасся, когда добрые соседушки с вилами заявились! Так что, скажу я вам, Ваши Сиятельства, война — она-то уже идёт, хошь признавай, хошь нет. Как по мне, так правильно генерал молвит — собраться надо, да вдарить хорошенько, чтоб дурь повыбивать, чтоб неповадно было! И ежели надобно будет, я изыщу средства, чтобы вооружить пару-тройку парней!

Воинственно топорща рыжую бородку, купец и промышленник оглядел высокое собрание, но возражений не дождался и сёл на место, тяжко отдуваясь после своей речи. Я выждал, но никто больше не обладал должной смелостью, чтобы высказаться столь же откровенно. И медленно произнёс:

— Я склонен более доверять мнению генерала. И вам, уважаемый Никита Макарыч, спасибо за честность. Действительно, не слишком ли часто мы стали оглядываться на кем-то принятые правила, выдерживать паузы, вежливо улыбаться, пока наши так называемые друзья и партнёры по различным проектам… — я бросил пронзительный взгляд на князя Салтыкова, заставив его вжаться в спинку кресла, — … пока они плюют на всё наши договорённости. Да что там, они плюют прямо на нас! И если вы полагаете, что для должной защиты нашей Империи и наших подданных, нам нужна какая-то бумага от иностранных держав, что замыслили тайком отжать наши земли — то тогда проще сразу поднять лапки и выкинуть белый флаг!

Вы ждёте от них благородства? Объявление во всеуслышание: «Иду на Вы!»?! Так не дождетесь, на такое способны русские богатыри, но не польские рыцари…

Тишину, воцарившуюся после моих слов, прервал громкий скрип открывающейся двери. В помещение вошёл князь Долгорукий. Только взглянув на его непривычно хмурое лицо, на опустившиеся точно под незримым грузом плечи, я понял, что вести, которых он ожидал, оказались недобрыми. Остановившись у входа, Сергей Иванович не торопился занять своё место за столом, исподлобья оглядывая собравшихся. Потом глухо бросил:

— Прошу покорно простить за опоздание, но на то была причина… Услышал обрывок вашей речи, Алексей Александрович, смею добавить к ней вот что… — он вздохнул, бросил тяжёлую кожаную папку на стол, заставив многих непроизвольно вздрогнуть от неожиданно громкого звука, — … Кто желал официального подтверждения тому, что против Российской Империи развязана война — наш посол в польско-литовским государстве, Речи Посполитой, был жестоко убит на территории нашего представительства в городе Кракове. Судьба остальных дипломатов, как и их семей, пока неизвестна. По официальной версии, Дмитрий Толстой — наш посол — был объявлен шпионом, подрывавшим своими действиями устои государства, казнённым на основаниях анонимного доноса!

По залу понёсся общий вздох, молодого дипломата, занимавшего эту должность, знали многие, и весть о его смерти на чужбине оказалась ошеломительной. Князь Долгорукий, который лично назначил убитого на этот пост, тяжко вздохнул и бесцветным, лишённым эмоций голосом спросил:

— Этого достаточно для официального признания того факта, что все мирные соглашения нарушены и началась война?