Отто.
Мне казалось, что я ненормальный, на меня все смотрят и вспоминают историю с Эльзой, хотя здесь нет старых знакомых и вряд ли кто-то знает, что моя мать умерла в психушке. Зато теперь тут есть одна русская дурочка, которая вздумала подергать тигра за усы.
Я наблюдал за ней сегодня весь вечер. Она не очень растерялась, думал, Ася на шаг от нас не отойдет, а она уселась рядом с парнем в вылинявшей форме и принялась болтать, будто на свидании.
Вилли потом мне рассказал, что этого капитана сбили где-то в северной Африке, теперь он хочет уехать на Рюген подлечиться. Так пусть бы проваливал, нечего таскаться по гостям со своей вычурной резной тростью, нечего развлекать русских дурочек!
А потом к ней начал приставать Клаус. Мне это не понравилось. Мне вообще не нравилось, что на нее смотрят, даже захотелось выгнать ее, утащить наверх и пусть сидит в своей комнате, нечего тут делать, она - враг! Эта маленькая русская теперь мой личный, мой персональный Враг, хотя она одна знает мою тайну, а мне известен ее секрет.
Трудно поверить, но я еще вот о чем размышляю... Мне-то гораздо легче, я почти у себя дома, среди своих и все мои друзья еще живы. А каково Асе? Она в чужом времени, в чужой стране и совсем одна. Ей должно быть очень страшно. Да конечно, ей страшно, она ведь женщина, они по натуре трусливее, они не умеют толком воевать, это же просто смешно, как она грозилась меня убить.
Но еще она - русская, а они немного другие. Даже женщины у них могут быть другие, я слышал об одной молоденькой партизанке, которая ночью подожгла поселок, где разместился наш пехотный полк. Ее потом повесили, а как же иначе... И Ася начала себя дерзко вести, запела что-то варварски- вызывающее, нарочно привлекла к себе внимание. Бросила вызов.
Если бы я был ближе, забрал бы гитару, но я даже опешил сперва. Она очень хорошо пела, с таким чувством, словно душа из нее рвалась вон.
Если все русские так поют и сражаются, на разрыв души - это же страшно! Она пела о книгах, о детях, о войне. Сейчас все говорят о войне, и лишь мы с Асей знаем, как оно случится на самом деле. Или я все же могу что-то изменить?
Надо проститься с Вилли и идти к ней, только вот будет ли она меня ждать на чердаке? Если нет, я приду к ней в комнату, я должен ее сейчас увидеть, я не засну, пока снова не поговорю с ней. Мне кажется, сейчас она единственный человек на земле, с которым я хотел бы поговорить… странно... и она - мой враг.
Хотя, собственно, за что я лично ее должен ненавидеть? Только за то, что она русская, из той страны, что нас унизила, растоптала, смешала с кровавой грязью! Остановила... но ведь где-то мы должны были остановиться.
Поднимаюсь на чердак - там темно и тихо, конечно, она не пришла, трусиха, мало ли, что я с ней могу сделать. А мне бы хотелось снова прижаться к ней, к девушке из другого мира, она, наверно, теплая и живая в отличие от меня. Мне порой кажется, что у меня внутри все уже замерзло, даже Франц говорит, что у меня ледяные руки, и я согреваю их дыханием, прежде чем вынуть его из ванной.
Ася теплая. И она не придет. Я зажгу свечу и постою немного у окна, а потом пойду к себе. Вилли звал в город, но сегодня я не хочу ехать к девкам. Я хочу остаться с русской, просто быть с ней сейчас в одном доме.
Она, конечно, уже спит в своей норке, я мог бы ее разбудить, мог бы даже лечь рядом - она ведь не сможет закрыться. Я спрятал ключ перед тем, как собраться с ними в поездку, пока она нянчилась с Францем, а другого ей не сыскать.
Что за черт! У меня чуть сердце не остановилось, когда с диванчика поднялся темный силуэт.
— Проклятье! Почему ты сидишь в темноте?
— Тут же нет света. Я почти заснула.
У нее сонный, сердитый голос. Ничуть не испуганный, а скорее возмущенный. Мне даже пришлось оправдываться.
— Свечи в шкафчике, разве не знала? Думал, ты каждую тряпку здесь перетрясла, всюду нос сунула, пока строила свой вигвам.
— Не заметила я свечей… А ты все не можешь накуриться? Я должна тебя до утра ждать? Скоро светать начнет.
— Всего первый час ночи, Шнайдер только что уехал, мы проводили его машину. А твой новый друг еще здесь, надеется, что вернешься в гостиную.
"Сам не знаю, отчего я так злюсь при мысли о пилоте, вернее, о том, что ей было весело с ним болтать".
— Какой еще новый друг?
"Хорошая актриса. Она даже лоб трет, делая вид, что не знает, о ком речь".
— Твой сбитый летчик!
— С чего это он вдруг мой? Хотя, надо отдать должное - он держался прилично, быстренько рыжего отшил, ты же не догадался подойти и помочь.
— А с какой стати я должен к тебе подходить? Кто ты такая?
— Ну-у… я особенная, согласись. Не каждый день в вашем захолустье встречаются девушки из будущего.
— Мне ты вообще не нужна!
— Да, бросьте, герр Грау! - издевательски бормочет она. - С моим появление вам стало гораздо интереснее, вы даже научились краснеть, а то вечно ходили как бледная моль. Я вас успокоила, расписала вам перспективы вашей драгоценной «фатерляндии», теперь можете и помирать спокойно.
"Это неслыханно, что она тут несет!"
— Да ты… ты как со мной говоришь! Я же не выпущу тебя из этой комнаты, дурочка! И плевать я хотел на фон Гросса, скажу, что ты сама выпала из окна.
Как же она меня взбесила! Я не понимал, что мне мешает выбросить ее в окошко. Нет, оно слишком маленькое и находится высоко, мне пришлось бы ее поднимать на руки и просто засовывать в него, а это было бы просто смешно и глупо… Она бы, конечно, вцепилась в меня и была так близко, что мне снова захотелось ее поцеловать. Ну, вот, теперь и сама догадалась, что наплела лишнего. Сейчас плакать начнет.
— Отто, прости, я погорячилась! Я не знаю, что говорю, я почти заснула и даже не поняла, где нахожусь… Ты не представляешь, как мне бы хотелось проснуться дома, я очень хочу назад… здесь все просто ужасно.
Ну, вот, начались слезы! Это еще хуже. Я теперь совсем не знаю, что с ней делать. Клаус бы знал, Вилли тоже. Я же не могу сейчас толкнуть ее на лежанку и задрать платье… не могу вот так заставить ее… Наверно, я псих.
— Не реви. Ну, хватит... Скоро за тобой приедет твой капитан Гран и увезет в с собой на райские острова.
Чудно! Она даже засмеялась сквозь слезы:
— Его зовут Грей и он не приплывет, тут же нет моря и я - не Ассоль, зачем ему меня-то искать?
— Какая разница, как тебя зовут, и не важно, что здесь нет моря - раз ты ждешь, кто-нибудь обязательно за тобой явится.
— Эх, жалко, что ты всего лишь Грау, а не Грей, и при том ненавидишь алые паруса.
"Вот зачем она мне это сказала! Зачем? Что именно она хотела мне сказать… доказать".
Не успел опомниться, как из нее посыпались новые вопросы:
— Отто, а у тебя была девушка?
— Да… или нет… мы подрались из-за нее с Гансом, я его побил, а Эрна ушла с ним, - приложить лед к синяку. Она всех жалела.
— Историй нет печальнее на свете.
Не поймешь, то ли смеется, то ли сочувствует. Надо грубее себя вести, брать с нее пример.
— А у тебя там остался парень?
Отвечала спокойно, но голос едва заметно дрожал, как натянутая струна.
— У меня был муж, мы прожили вместе около года и разбежались, я даже не решилась на ребенка, все было так неопределенно.
— Я не удивлен, у тебя взбалмошный характер!
— Да кто бы говорил! На себя посмотри - Вальтер сказал, ты пьешь успокоительные лекарства.
— Иногда… но бывает проще выпить шнапса. Хочешь?
Я вытащил из коробки на шкафчике припрятанную неделю назад фляжку, она была почти полная, так русская опять начала упрекать.
— Ты еще и алкоголик к тому же. Полный букет!
— Нет, просто порой это очень нужно. Например, сейчас… ну вот, приложи к носу, чувствуешь аромат - мята и анис… ах, мне так нравится запах… попробуй хоть маленький глоточек… только не держи во рту, сразу глотай.
— Если ты будешь пить, я уйду.
"Еще и грозит, осмелела, дуреха..."
— Я тебя не отпущу!
— У меня тут тоже кое-что припрятано, чтоб ты знал. Парочка наточенных томагавков.
— Из раскрашенного картона? Очень смешно… и так страшно. Ой-ой, меня всего трясет!
— Отто, убери фляжку, тебе уже хватит.
— Что ты ко мне пристала - не пей, не кури… Хватит меня учить, русская!
Она вздохнула и опустила голову, стала такой маленькой и несчастной, что я ее даже чуть-чуть пожалел.
— Наверно, это у меня уже в крови - кого-нибудь да учить. Я же работала в школе, помнишь.
И почему я обязан что-то про нее помнить, особенно сейчас? Вот у меня в крови бушевал алкоголь и вдруг дико захотелось женщину. Кретин! Надо было сразу же ехать с Вилли, а не тащиться на чертов чердак, не сидеть с нудной учительницей из будущего. Я бы уже давно выбрал себе какую-нибудь светленькую и большеглазую, взял бы ее сзади и представлял эту самую… русскую…
Может, еще не поздно уйти, у ворот сегодня Курт, будет ворчать, но я дам ему сигарет, если еще осталось… нет... все забрал Вилли… жалко…
Уже невмоготу сидеть с ней просто так и даже ее не трогать, а если я к ней полезу, она опять назовет меня «бешеным псом», и потом будет так ненавидеть, что не станет разговаривать. Не хочу делать ей больно по-настоящему.
Странно, сначала же я собирался ее убить, как-нибудь быстро лишить жизни, чтобы она не дышала, не смотрела на меня своими русскими глазами, отчего я снова не усну и буду думать о том, о чем мне совершенно не надо думать.
А теперь мы сидим рядом и мне хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась. Конечно, я никуда не поеду, я буду сидеть рядом и даже к ней не прикоснусь.
— Отто, у тебя есть брат или сестра?
— Катрин умерла, когда ей было всего пять лет… мне было восемь, кажется. Тогда с мамой стало совсем плохо, она все время старалась остаться одна, говорила, что с нами ей скучно и она нашла способ возвращаться назад, в то время, когда еще жива ее дочь. Отец пытался Эльзу лечить, но ничего не помогало, тогда он отвез ее в клинику к Вайсу, и там она умерла. Я не хочу больше про это говорить.
— Отто, мне нужна твоя помощь!
— Какая помощь? - опешил я, пытаясь соообразить, что она еще может придумать.
— Мне нужно вернуться, понимаешь? Ты-то должен меня понять, как понял бы свою маму, она ведь тоже хотела вернуться туда, где все было еще хорошо. А мне сейчас надо найти того человека, с которым я ехала в Познань, это он меня сюда перетащил, в ваше страшное время… долгая история… Вальтер записал его адрес, а мне теперь не отдает тот листочек. Я беспокоюсь, вдруг Стефан куда-то денется, а как же потом я окажусь дома?
Она вдруг схватила меня за рукав и робко потянула к себе.
— Отто, пожалуйста, помоги найти Барановского, он работает в комендатуре рядом с гестапо. Мне очень надо с ним встретится! Ты же понимаешь, правда?
Я молчал, крутил в руках фляжку, потом сделал еще один жадный глоток. Все с ней ясно, она хочет сбежать от меня… от Вальтера… от Франца… Ага!
— А как же Франц? Ты его бросишь?
Она даже будто бы вздрогнула, прижала руки к груди, уставилась на меня в полумраке и невнятно залепетала:
— Я бы хотела взять Франца с собой! И-и-и... тебя тоже, если ты не против, если признаешь, что… что… эту войну нельзя допустить, что Гитлер - адское чудовище, если решился на преступление против человечества.
— Может, еще прикажешь, чтобы я лично пошел и застрелил фюрера!
Неужели я это сказал... Как такое могло быть, что я - Отто Грау - сейчас так сказал?
Мы замолчали надолго. Она забралась с ногами на тахту и забилась в уголок, наверно, опять будет плакать. А я не хочу ей помогать, не хочу, чтобы она возвращалась туда… в свое время… хотя, может, там бы Франц встал на ноги. А что до меня… Ясно давно - мое место здесь, я это знаю точно. Я должен остаться и умереть во второй раз, теперь уже честно и навсегда. Я же не трус.
— Отто, я долго думала, и я все поняла. У вас ничего не выйдет и тебе надо с этим смириться, принять как данность. С твоими «оперативными данными» или без них - война уже вами проиграна. Вы все уже давно мертвы, вы и шли-то к нам уже мертвыми, потому, что вы несли с собой смерть, и она захватила ваши души, а там недалеко и до тела.
"Развела пустую философию. Мертвые или живые... Победителей не судят, понятно? Победители смогут даже историю переписать. Получается, надо всего лишь выжить... Черт! Она верещит, как испорченная пластинка, как тупыми ножницами по нервам..."
— Вы шли убивать, рвать в клочья алые паруса мечты и надежды, шли уничтожать нашу культуру, нашу нацию, все самое лучшее и святое для нас. И вы непременно должны были проиграть, Отто. Но у тебя сейчас есть шанс все изменить… хотя бы для самого себя. Я не знаю, как мы с тобой можем остановить людское безумие, но хотя бы сам ты должен остановиться - сделать, наконец, свой выбор… Отто, ты меня хоть немножечко слышишь?
Она театрально воздела руки, и мне захотелось чем-нибудь ее посильнее уязвить.
— А зачем вы напали на финнов, святоши? - злорадно воскликнул я. - Зимняя кампания убедила фюрера в слабости советских военных сил и неумелом командовании.
— Почему в слабости... - неуверенно рассудила она. - Плохо знаю эту часть советской истории. На уроках даже не вспоминали или я прослушала. Линию Маннергейма наши прорвали, кажется... и отодвинули границы от Ленинграда.
— А какой ценой? - небрежно заметил я.
Наконец она притихла, задумалась. Начинаю от нее уставать, заладила одно и то же, как попугай, какая-то «красная» пропаганда. А что ей еще говорить, она же русская! Нашла дурака, так я и поддался. Ей просто деваться некуда, вот и несет всякую чушь.
Сделав еще глоточек обжигающего нектара, примирительно говорю:
— Что ты от меня хочешь?
— Давай заключим перемирие, закопаем томагавки, выкурим трубку мира…
— Хочешь курить? Должен сказать, к сожалению, у меня кончились сигареты.
Она косо глянула на меня в полутьме и замолчала, а я понял, что сказал глупость, она же имела в виду совсем другое. Она, наверно, предлагала что-то вроде дружбы, сейчас ей без меня не обойтись. Ха! Этой русской без меня не обойтись! Так это же здорово. Чего я теряюсь…
— Расскажи еще что-нибудь про свое время, про будущее… Там проводятся спортивные Олимпиады? А футбол? Я раньше очень хорошо играл в футбол. Я был нападающим.
Ася.
Ну и ночка! Мы болтали с Грау почти до утра, точнее, это он болтал, как заведенный, а я слушала и поддакивала где надо и где не обязательно. Сказать по правде, у него просто рот не закрывался. Он выложил про себя все до капельки. Думаю, тут еще дело в той фляжке, к которой он периодически прикладывался.
В итоге я выслушала его воспоминания о любимом Дуйсбурге - вот же чудное название для города. О том, как нужно правильно делать удочки, чтобы ловить рыбу в Рейне, о детстве на ферме бабушки, о его друге Гансе, о том, как они однажды хотели построить плот и убежать из дома.
Как отец Отто потом выдрал его вожжами так, что ему два дня было больно сидеть. Еще что-то про капризную девочку, которая за конфеты разрешала себя поцеловать, потом про щенка и раненую птицу.
И, конечно, про любимый футбол... Отто сказал, что был ценным игроком в своей команде и на их счету много побед. А я вспомнила фильм "Матч", снятый у нас в 2012 году, там еще играл Сергей Безруков и Лиза Боярская. Фильм, основанный на реальных событиях, когда немцы растреляли всю советскую сборную команду, обыгравшую немецкий "Флакельф". Я ничего не стала рассказывать Отто про этот фильм, хотя мне и хотелось... Очень тяжело.
Я не сразу сообразила, что Грау просто- напросто пьян, он даже собрался сходить вниз за гитарой и спеть мне какую-то песню про рыцаря, который узнал, что во время его похода возлюбленная ушла в монастырь.
Рыцарь тоже постригся в монахи и потом до конца своих дней наблюдал из своего окна, как открываются ставни в женском монастыре по соседству. И еще про одного рыцаря, искавшего в пустыне Священный Грааль, бедняга умер от жажды на ступенях заветного храма.
Самое-то странное, что я сидела и внимательно слушала весь этот пьяный бред. И даже не думала о том, что мне надо спуститься к себе и хоть немного поспать.
Завтра вернется Франц, завтра начнется обычный день моей необычной жизни, а я вдруг расслабилась и даже захотела потихоньку отхлебнуть из бутылька Отто, хотя бы капельку, чтобы узнать, что там еще за анисовая бурда, от которой становится легко на душе и тянет на откровенности.
По счастью, Отто вдруг заявил, что нам пора отдыхать, и мы неплохо можем здесь вместе устроиться. Отличная идея! Я только погашу огарок свечи и сбегаю за подушкой. Грау растянулся на тахте, а я ловко вывернулась из его рук, подскочила к столу и, лизнув пальцы, стиснула ими пылающий фитилек, почти не чувствуя короткой боли. А потом прошмыгнула мимо лежанки и чуть ли не кубарем скатилась с чердачной лестницы.
Ну-ну! Сейчас… Разбежалась я к нему под бочок, зачем мне нужно искушать судьбу? Но и в комнату свою я тоже возвращаться не хотела, а вместо этого зашла к Францу, улеглась прямо в одежде на его аккуратно заправленную постель и, похоже, мгновенно уснула.
* * *
Проснулась я от громкого возгласа почти у самого уха:
— Почему вы спите в этой комнате, Ася? Что произошло?
Я с трудом разлепила глаза и, увидев перед собой немецкую форму, быстренько подскочила на кровати. Хмурый Вальтер смотрел на меня в упор. В это же время незнакомый солдат занес в комнату Франца и бережно опустил его в кресло у окна. Мальчик сразу протянул ко мне руки:
— Ася! Я так по тебе соскучился! Я хотел скорее вернуться к тебе! Ты меня ждала?
И вот тогда-то, с трудом отведя глаза от испытующего взгляда генерала, я с улыбкой обратилась к своему подопечному, заодно придумав объяснение и для его бдительного папаши:
— Ах, мой дорогой Франц! Я даже уснуть не смогла у себя, все думала - где ты и как, ты же вчера так неожиданно уехал… А потом я пришла в твою комнату и задремала, так и пробыла здесь до самого утра, представляешь?
Мальчик снова потянулся ко мне, личико его светилось неподдельной радостью. Я встала перед Вальтером, поправила смятое платье и слегка кивнула головой, это должно было означать что-то вроде приветствия, а, вообще, мне было очень неловко, что он застал меня настолько врасплох:
— Доброе утро! Вы позволите мне заняться Францем? Сегодня у вас не планируется никаких совместных выездов?
— Всего лишь совместный ужин - я, Франц, ты и Отто. Я распоряжусь, чтобы Берта как следует все подготовила, сегодня я освобожусь рано и к семи часам буду дома.
— Ммм... ужин?
Я лихорадочно пыталась сообразить, что бы это могло означать, какая здесь может таится для меня угроза. В светлых глазах Вальтера мелькнуло веселье, кажется, он понял мои сомнения и это его забавляло.
— К сожалению, мне пора, очень много неотложных дел. Увидимся вечером… Ася.
Он подошел к Францу и коснулся губами его лба, а потом, не оглядываясь, покинул комнату своим быстрым, чеканным шагом. Ефрейтор, стоящий у дверей навытяжку, исчез следом. А мы с Францем кинулись обниматься.