Глава 4

– Прошу вас, Морин, успокойтесь и поста­райтесь вспомнить.

Они сидели в комнатке Морин над пабом. Морин, притулившаяся на стареньком стуле, об­лизнула пересохшие губы.

– А меня не посадят в тюрьму? Не депорти­руют?

– У вас не будет никаких неприятностей, обе­щаю. – Ева придвинулась к ней поближе. – По­могите мне, Морин, помогите Шону, а я тогда по­стараюсь выправить вам настоящие документы. И вам больше не придется бояться иммиграцион­ной службы.

– Я не хочу, чтобы у Шона были неприятнос­ти, правда не хочу. Он мне никогда не делал ниче­го плохого. – Она взглянула на стоявшую у двери Пибоди. – Понимаете, я немного нервничаю. Я при полиции всегда нервничаю…

– Пибоди у нас безобидная. Просто киска. Правда, Пибоди?

– Только не мурлычу, лейтенант.

– Помогите нам, Морин. Постарайтесь вспом­нить, когда вы видели Шона в последний раз.

– Наверное, вчера вечером, когда моя смена закончилась. Понимаете, обычно Шон работает по вечерам. Я с одиннадцати – как открываем­ся – до восьми, с двумя получасовыми перерыва­ми. А Шон сменяет меня и работает до половины одиннадцатого. А потом – с часу, но это сверх­урочно.

Она внезапно замолчала.

– Морин, – терпеливо увещевала ее Ева. – Меня не волнует, кто работает сверхурочно, И мне нет дела, работает ли бар дольше, чем положено по лицензии.

– Да, мы иногда закрываемся позже, чем сле­дует… – Морин принялась теребить руками фар­тук. – Если хозяин узнает, что я рассказала об этом полицейским, он меня уволит!

– Да он об этом и не догадается. Значит, вы видели Шона вчера вечером, перед тем, как закон­чилась ваша смена?

– Видела, да. Я собиралась уйти, а он стоял за стойкой и сказал что-то вроде: «Морин, счастье мое, не дари тому юнцу ни одного из поцелуев, которые могут быть моими».

Заметив Евин взгляд, Морин покраснела.

– Ой, он ничего такого в виду не имел, лейте­нант! Это он просто шутил. Шону за сорок, и между нами ничего нет. А у меня есть парень… – Она опять замялась и искоса взглянула на мол­чавшую Пибоди. – Я с ним недавно стала встре­чаться, Шон знал, что у меня свидание, вот и ре­шил меня подразнить.

– Понятно. Итак, вы видели Шона вчера в во­семь, перед тем, как ушли. А потом…

– Ой, погодите! – всплеснула руками Морин. – Я его еще раз видела. Ну, не совсем ви­дела. Я его слышала, когда вернулась после встре­чи с Майклом – ну, с парнем, с которым я недав­но познакомилась. Понимаете, когда я вошла, то слышала, как Шон с кем-то разговаривал.

Она сияла, как щенок, выполнивший команду хозяина.

– С кем он разговаривал?

– Не знаю. Понимаете, когда я иду к лестнице на второй этаж, я прохожу мимо его комнаты. Было около полуночи, у Шона в это время как раз перерыв перед сверхурочными часами. Здание у нас старое, стены тонкие… Вот я и услыхала, что Шон в своей комнате говорит с каким-то мужчи­ной.

– И слышали, о чем они говорили?

– Не совсем. Я просто шла мимо, но, помню, обрадовалась, что у Шона такой счастливый голос. Он засмеялся и сказал, что это отличная идея и он обязательно туда придет.

– Вы уверены, что он говорил с мужчиной?

Морин сосредоточенно нахмурилась.

– Мне так показалось. Слов того, второго, я не разобрала, но голос был низкий, мужской. Больше я ничего не слышала, поднялась сюда, стала спать укладываться. Но я точно знаю, что это был Шон. Он всегда так раскатисто смеется…

– Хорошо. А кто убирает со столов, когда ваша смена заканчивается?

– Синид. Она приходит в шесть, два часа ра­ботает вместе со мной, а потом, до закрытия, – с Шоном. Синид Даггин. Она живет в паре кварта­лов отсюда, кажется, на Восемьдесят третьей. А сверхурочно Шон работает один: народу не­много, и он справляется.

– Спасибо, Морин. Скажите, а вы не замети­ли за последние недели две какого-нибудь нового посетителя, который беседовал с Шоном?

– Иногда у нас бывают новые посетители, кое-кто потом начинает захаживать Некоторые любят поболтать, некоторые – нет. Большинство болта­ет с Шоном, он это умеет. Но никого особенного я не упомню.

– Хорошо, можете идти работать. Вероятно, мне придется с вами снова поговорить. Если вы вспомните что-нибудь или кого-нибудь, позвони­те мне.

– Да-да, обязательно. Только Шон не мог сде­лать ничего противозаконного, лейтенант, – до­бавила она, встав. – Он неплохой человек, только дурной немного. – И она поспешила вниз.

– Дурной… – повторила Ева задумчиво, вертя в руках кулончик. – И невезучий. Надо вызвать полицейского, пусть подежурит в баре. Хотелось бы надеяться, что мы ошиблись, и Шон весь день бегал по своим делам или гулял с какой-нибудь девицей. Думаю, надо поговорить с Синид Даг­гин: может, она понаблюдательнее, чем Морин.

– Этот тип с загадками сказал, что времени у вас до завтрашнего утра, – заметила Пибоди.

Ева встала и сунула кулон в сумку.

– Боюсь, нам следует исходить из предполо­жения, что он нас обманул…


Синид Даггин закурила серебристую сигарет­ку, прищурила ярко-зеленые глаза и выпустила струю пахнущего жасмином дыма Еве в лицо.

– Не люблю беседовать с полицейскими, – заявила она.

– А я не люблю беседовать с идиотами, – мягко ответила Ева. – Но, к сожалению, полови­ну жизни занимаюсь именно этим. Здесь или в участке, Синид? Право выбора за вами.

Синид повела худыми плечами, алый халатик распахнулся, она машинально запахнула его и про­шлась, босая, по своей захламленной комнатке.

Когда Ева постучала в дверь, ей явно при­шлось вылезти из постели. Неубранная тахта, па­ра стульев, пара столиков – собственно, никакой больше мебели в комнате не было. Но на всех по­верхностях, включая подоконник, что-то лежало.

Синид, видно, любила яркие вещицы: повсю­ду стояли какие-то вазы, блюда, статуэтки соба­чек и кошечек; на полу были разбросаны пестрые коврики. Абажуры двух торшеров были покрыты толстым слоем пыли. Синид уселась, скрестив по-турецки ноги, на тахту, пододвинула к себе ог­ромную стеклянную пепельницу, из которой в случае необходимости вышел бы отличный тупой тяжелый предмет, и широко зевнула.

– Ну, и?

– Я ищу Шона Конроя. Когда вы видели его в последний раз?

– Вчера вечером. Я работаю по вечерам. – Она почесала левую ступню. – А днем сплю.

– С кем он говорил? Вы видели, как он с кем-нибудь общался?

– Все как обычно. Люди заходят пропустить кружечку или стаканчик. Мы с Шоном их обслу­живаем. Честная работа.

Ева решительно скинула со стула недельный запас одежды и села.

– Пибоди, раздвиньте, пожалуйста, шторы. Пусть хоть посветлее станет.

– Господи! – прошипела Синид, закрывая глаза от солнечного света. – Так и ослепнуть можно. – Она вздохнула. – Слушай, лейтенант, Шон – нормальный алкаш. Но, если это самое худшее, что про человека можно сказать, считай, его жизнь удалась.

– Я знаю, что во время перерыва он уходил к себе в комнату. Кто пошел с ним?

– Я не видела, чтобы кто-то с ним пошел. Я работала. Занималась тем, что положено. Не понимаю, зачем вам все это? – Она отвела руку от глаз, постепенно привыкнувших к дневному свету. – С Шоном что-то случилось?

– Вот это я и пытаюсь выяснить.

– Одно могу сказать: вчера он был в полном порядке. Бодр и весел. Рассказал мне, что намеча­ется одно дельце. Деньги польются рекой.

– А что за дельце?

– Да какие-то частные вечеринки для бога­тых. Шон тащится от таких штук. – Синид поту­шила сигарету и тут же закурила новую. – После перерыва он пришел сияющий, как кот, нажрав­шийся сметаны. Сказал, что, если я заинтересу­юсь, он и за меня замолвит словечко.

– Словечко кому?

– Да я внимания не обратила. Шон обожает строить планы. Он вроде как барменом там будет, вина всякие изысканные подавать на приеме у ка­кого-то богача.

– Вспомните имя, Синид, Он же наверняка болтал без удержу, хвастался. Какие имена он на­зывал?

– Ч-черт! – Синид раздраженно потерла ла­дошкой лоб. – Сказал, какой-то старинный при­ятель. Тоже из Дублина – и здорово разбогател. Рорк! – вспомнила она наконец. – Ну конечно! Поэтому-то я и подумала, что Шон, как всегда, несет чушь. Ну что у такого человека, как Рорк, может быть общего с Шоном?

– Он сказал, что говорил с Рорком? – едва сдерживая себя, спросила Ева.

– Ну никак не могу проснуться. – Синид снова зевнула. – Нет, он сказал, что Рорк при­слал к нему своего человека – договориться. И деньги обещал хорошие. Он сказал, что очень скоро уйдет из «Шемрока», заживет совсем иначе. И меня с собой возьмет, если я захочу. Мы с Шоном трахались несколько раз – так, по настро­ению. Ничего серьезного.

– В котором часу вы вчера закрылись? – Синид отвела глаза, и Ева добавила с раздражени­ем: – Да плевать мне на ваши сверхурочные! Мне надо знать, когда вы в последний раз видели Шона, и куда он пошел.

– Часа в четыре утра. Шон сказал, что идет спать. У него на утро была назначена встреча с этим типом, и он хотел выспаться как следует.


– Он со мной играет! – Ева плюхнулась на сиденье и стукнула кулаком по рулю. – Этот уб­людок со мной играет! Именем Рорка прикрыва­ется, вот мразь!

Ева замолчала и уставилась в окно. Она пре­красно понимала, что нужно делать. Выход – только один. Ева взяла телефонную трубку и по­звонила домой.

– Резиденция Рорка, – услышала она чопор­ный голос Соммерсета.

– Соедините меня с ним! – велела Ева.

– В настоящее время Рорк отвечает на другой звонок.

– Соедините, сукин вы сын! Немедленно!

Рорк подошел к телефону через двадцать се­кунд.

– Ева! – радостно воскликнул он, но тут же стал серьезным. – Есть проблемы?

– Ты знаешь некоего Шона Конроя? – Ева почувствовала, что сердце ее бьется, как сума­сшедшее.

– Знал много лет назад, в Дублине. А почему ты спрашиваешь?

– Ты общался с ним здесь, в Нью-Йорке?

– Нет. Я с ним не встречался лет восемь.

Ева облегченно вздохнула.

– А теперь скажи, что ты не являешься вла­дельцем бара «Зеленый Шемрок».

– Пожалуйста. Я не являюсь владельцем бара «Зеленый Шемрок». – Он наконец улыбнулся. – Ева, ну неужели ты думаешь, что я могу владеть чем бы то ни было с таким банальным названием?

У нее словно камень с души свалился.

– Пожалуй, нет. Ты бывал там когда-нибудь?

– Не припомню.

– А прием в ближайшее время устраивать со­бираешься?

– В ближайшее время – нет. – Рорк помол­чал. – Ева, Шон мертв?

– Пока не знаю. Мне нужен список твоей не­движимости в Нью-Йорке.

– Всей? – удивился он.

– Черт! – Она сосредоточенно нахмурилась. – Начни с жилых домов, которые в настоящее вре­мя не сданы.

– Это уже проще. Через пять минут, – пообе­щал Рорк и прервал связь.

– А почему именно жилые дома? – поинтере­совалась Пибоди.

– Потому что он хочет, чтобы я это нашла! Хочет, чтобы я отправилась туда. На сей раз он очень торопится. Зачем возиться с охраной, каме­рами, свидетелями? Нужен частный дом, пустой. Приходишь, делаешь свое дело – и спокойно уда­ляешься.

Телефон загудел, и Ева подняла трубку.

– В настоящее время свободны только три, – сообщил Рорк. – Первый – на Гринпис-драйв. Номер восемьдесят два. Я тебя там встречу.

– Не вздумай!

– Я тебя там встречу, – повторил он и отклю­чился.

Ева даже не стала ругаться, развернула маши­ну и помчалась по направлению к Гринпис. Она опередила Рорка только на тридцать секунд, поэ­тому не успела воспользоваться своим спецклю­чом. Рорк был в длинном черном пальто, полы которого развевались по ветру. Подойдя к ней, Рорк положил ей руку на плечо и поцеловал.

– Я знаю код, – сказал он и отпер дверь.

Дом был высокий и узкий, как все дома по со­седству, с тонированными стеклами, защищав­шими от посторонних глаз и ультрафиолетовых лучей.

Ева выхватила оружие и жестом велела Пибоди держать левый фланг.

– Ты останешься здесь, – бросила она Рорку, направляясь к винтовой лестнице. – Поговорим позже.

– Непременно.

Он не стал говорить ей о пистолете, лежавшем в кармане его пальто. К чему огорчать любимую женщину излишними подробностями? Однако руки из кармана он не вынимал, наблюдая за тем, как она цепким взглядом обшаривает помещение, поднимаясь по лестнице.

Убедившись, что в доме действительно никого нет, Ева вернулась к Рорку.

– А почему такое прекрасное помещение пус­тует? – спросила она.

– Только до следующей недели. Будем сдавать со всей обстановкой бизнесменам, которые при­езжают в Нью-Йорк по делам, а в отелях останав­ливаться не хотят. Естественно, с обслугой.

– Высший класс!

– Стараемся. – Рорк улыбнулся спустившей­ся с лестницы Пибоди. – Все в порядке, сержант?

– Ничего, кроме пары пауков, не обнаружено.

– Пауков? – переспросил Рорк и достал блокнот – записать, что надо вызвать дезинфекцию.

– Где следующий дом? – спросила его Ева.

– В паре кварталов отсюда. Я провожу.

– Скажи мне код и отправляйся домой.

– Нет, не скажу, – ответил он и погладил ее по голове.

Второй дом стоял в глубине улицы, за деревьями. Здешние жители предпочитали, пожертвовав садиками, отгородиться от соседей живыми изго­родями.

У Евы застучало в висках. «Отличный рай­он, – подумала она, – тихий. И дома со звуконепроницаемыми стенами. Идеальное место для убийства!»

– Этот бы ему подошел, – сказала она впол­голоса. – Набери код, – велела она Рорку и дала знак Пибоди встать справа.

Дверь Ева распахнула сама – и сразу же по­чувствовала запах смерти.

Удача покинула Шона Конроя в роскошно об­ставленной гостиной, расположенной за неболь­шим холлом. Его кровь залила цветастый старин­ный ковер. Руки были раскинуты в стороны, словно в молитве. Ладони – приколочены гвоз­дями к полу.

– Ничего не трогай! – Она схватила Рорка за руку, не давая ему войти. – Оставайся здесь. По­клянись, что не войдешь, иначе я выставлю тебя на крыльцо и запру дверь. Нам с Пибоди надо про­верить дом.

– Я не войду. – Рорк обернулся к ней. По его глазам невозможно было определить, какие чув­ства он сейчас испытывает. – Этот человек на­верняка ушел.

– Знаю. Но дом проверить надо. Пибоди, ос­мотрите все внизу, а я поднимусь наверх.

Как она и ожидала, никого и ничего обнару­жено не было. Ева отослала Пибоди в машину за чемоданчиком и осталась наедине с Рорком.

– Он хотел, чтобы это касалось тебя, – не­громко произнесла она.

– Это меня и касается. Я рос вместе с Шоном, знал его семью, его младший брат был моим ровесником. Мы ухлестывали за одними и теми же девчонками, гуляли с ними по темным переулкам. Он был моим другом. Много лет назад.

– Прости. Я опять опоздала…

Рорк только покачал головой. Он смотрел на человека, которого знал мальчишкой, «Вот еще один погиб», – подумал он.

Ева отвернулась и достала рацию.

– Произошло убийство… – начала она.


Сбрызнув руки и ботинки аэрозолем, Ева по­дошла к телу. Смерть у Шона Конроя была долгая и мучительная. На запястьях и горле она обнару­жила порезы, но неглубокие – чтобы кровь текла помедленнее. Туловище от грудины до лобка бы­ло вспорото, правый глаз выколот, язык отрезан.

Индикатор показал, что он умер меньше двух часов назад. И наверняка пытался кричать…

Пока тело фотографировали, Ева отошла в сторону и подняла брюки, которые сорвали с уби­того. В кармане лежал бумажник.

– Жертва опознана, – сказала она, снова включив рацию. – Это Шон Конрой, гражданин Ирландии, сорока одного года, проживавший на Семьдесят девятой улице, 783. В бумажнике – грин-кард и разрешение на работу, двенадцать долларов кредитками, три фотографии.

Она проверила остальные карманы, нашла электронные карты-ключи, три доллара двадцать пять центов мелочью, клочок бумаги с адресом дома, где он погиб. И медальон с эмалью, на одной стороне – зеленый трилистник, на другой – силуэт рыбы.

– Лейтенант! – обратился к ней санитар. – Вы закончили осмотр тела?

– Да, можете увозить. Скажите доктору Мор­рису, чтобы был повнимательнее. – Она сунула бумажник и содержимое карманов в пластиковый пакет и обернулась к Рорку. Он не проронил ни слова, и по выражению его лица даже она не мог­ла ничего понять.

Ева протерла руки очищающим раствором и подошла к нему.

– Ты когда-нибудь видел что-нибудь подоб­ное?

Рорк посмотрел на пакет, в котором лежали вещи Шона, увидел медальон и покачал головой.

– Нет.

Она еще раз окинула взглядом место преступ­ления – ужас смерти посреди блеска и великоле­пия – и вдруг приметила небольшую изящную статуэтку, стоявшую у вазы с бледно-розовыми цветами. Это была женская фигура в длинном платье с накидкой, вырезанная из белого камня. Она показалась ей смутно знакомой.

– Что это за статуэтка?

– Где? – Рорк рассеянно обернулся, шагнул к статуэтке и собрался уже взять ее в руки, но Ева его остановила.

– Смотри, здесь какие-то буквы. ПДМ. Странно…

Рорк усмехнулся, и Ева сердито посмотрела на него.

– Прости. Это привычная для католиков аб­бревиатура. Пресвятая Дева Мария.

– Ты что, католик? – спросила она удивленно и подумала, что стыдно не знать о собственном муже подобных вещей.

– Был в прошлой жизни, – Рорк пожал пле­чами. – Но из меня даже служки не вышло. А эта вещь явно не отсюда, – добавил он. – Мои деко­раторы не имеют привычки использовать предме­ты культа.

Рорк посмотрел на прекрасное строгое лицо, вырезанное из белоснежного мрамора, и уверен­но сказал:

– Это он ее сюда поставил.

Ева нахмурилась:

– Ты считаешь, что ему был нужен зритель? Он что же, устраивал представление для нее?

Сколько лет прошло с тех пор, как Рорк пере­стал считать себя католиком, но ему было трудно об этом говорить.

– Похоже, он хотел, чтобы она дала ему бла­гословение. Что, в общем-то, одно и то же.

– Ты знаешь, кажется, я видела такую же у Бреннена. Она стояла на туалетном столике у кровати. Там она была вполне уместна, и я не об­ратила на нее внимания. Там были эти бусы… ну, для молитвы, голографии детей, такая же статуэт­ка, серебряная щетка для волос, гребень, синий флакон с духами…

– Ничего себе, не обратила внимания, – пробормотал Рорк и подумал, что некоторые поли­цейские умеют замечать все.

– Просто запомнила, что она там была. В этом нет ничего особенного. Тяжелая, – сказала она, кладя статуэтку в еще один пластиковый пакет. – Похоже, дорогая. – Она посмотрела на клеймо на подставке. – Итальянская?

– Сделано в Риме.

– Может, удастся отследить?

Рорк покачал головой:

– Выяснишь только, что за прошлый год про­дали тысячи таких статуэток. В Ватикане полно лавочек с подобным товаров. Я сам с нескольки­ми сотрудничаю.

– Все-таки проверим. – Ева взяла его под руку и вышла с ним вместе. – Тебе здесь делать нечего. А мне надо еще немного поработать, со­ставить отчет. Через несколько часов вернусь до­мой.

– Я хочу позвонить его семье.

– Пока что не могу тебе этого разрешить. По­дожди. Подожди! – повторила она, заметив, ка­ким жестким и напряженным стал его взгляд. – Дай мне несколько часов, Рорк… – Она беспо­мощно опустила руки. – Я сочувствую твоему горю.

Он притянул ее к себе, обнял, прижался к ней. Она смущенно погладила его по спине.

– Впервые с того дня, как я узнал тебя, я жа­лею о том, что ты – полицейский.

Он разжал объятия, повернулся и зашагал прочь.

Ева стояла на ветру, вдыхала морозный воздух и чувствовала себя виноватой, сама не зная, в чем.


Когда она приехала домой, Рорк сидел, запер­шись, у себя в кабинете. Встретил ее только кот, который терся о ее ноги, пока она снимала куртку.

«Что ж, иногда неплохо побыть и одной», – решила Ева. Надо было работать. Раз утешитель­ница из нее никудышная, остается одно – быть полицейским. Тут она хотя бы знает, что делать…

Галахад, с трудом карабкаясь по ступенькам, направился за ней в кабинет, где она обычно ра­ботала, а когда Рорка не бывало дома, и ночевала. По дороге Ева заглянула на кухню, налила себе кофе и сделала сандвич с тунцом – скорее для выжидающе на нее посматривавшего Галахада, нежели для себя. Половину она тут же отдала ко­ту, который схватил сандвич с таким видом, будто голодал месяц, а другую захватила с собой.

Подойдя к письменному столу, Ева поглядела на запертую дверь в кабинет Рорка. Она знала, что достаточно только постучать, но делать этого не стала.

Друга его она не спасла. Не успела, не догада­лась вовремя. Кроме того, ему теперь наверняка придется давать показания: расследованию без Рорка не обойтись. А к утру обо всем будут знать СМИ. Их больше не удастся держать в неведении. Ева решила, что сама позвонит Надин Ферст, журналистке с «Канала 75». Насчет нее Ева была уверена, что та, по крайней мере, не исказит со­бытия. Да, порой Надин бывала чрезмерно на­стойчива, но в отсутствии порядочности ее упрек­нуть было нельзя.

Ева взглянула на телефон. Она договорилась с Макнабом, что вечером он будет звонить ей до­мой, если появится какая-нибудь важная инфор­мация. А еще она ждала звонка от ублюдка…

Долго ли он будет выжидать? Когда начнет новый раунд?

Ева выпила кофе и приказала себе сосредото­читься. Надо вернуться к началу. Вспомнить пер­вый раунд.

Она вставила в компьютер диск с записью пер­вой беседы и прослушала ее дважды. Его тембр, интонации, настроение она уже выучила наи­зусть. Он был нагл, тщеславен и умен – да, умен и опытен. Верил в свое высшее предназначение. Но главной его слабостью была самоуверенность. «Самоуверенность, – подумала Ева, – и ложная вера. На этом-то и надо сыграть».

Он говорил о мести. Око за око. Но месть – очень личное чувство, а оба погибших были свя­заны с Рорком. Следовательно, и их убийца – тоже? Может, это давнишняя вендетта?

Да, им с Рорком о многом надо побеседовать. Возможно, главная цель – он. От этой мысли у нее кровь стыла в жилах и сердце начинало беше­но колотиться.

Нет, в сторону эмоции! Их может позволить себе жена и возлюбленная. А ей сейчас следует быть прежде всего полицейским.

Ева отдала пришедшему клянчить добавки Галахаду большую часть своей половинки сандвича и стала просматривать записи видеокамер в Лакшери Тауэрз. Не торопясь, шаг за шагом. Все пленки, со всех этажей. Утром надо будет дать все это на просмотр Рорку. Может, он кого-то узнает…

Узнала она сама – и чуть не опрокинула чаш­ку с кофе.

– Стоп! – вслух сказала Ева и остановила за­пись. – Боже правый!

Она увеличила сектор и пустила запись в за­медленном темпе. Вот человек в элегантном чер­ном костюме и пальто нараспашку вошел в вести­бюль. Взглянул на дорогие часы на запястье, при­гладил волосы…

Она посмотрела, как Соммерсет зашел в лифт, и снова остановила запись.

В углу экрана было указано время. Двенадцать часов дня. Того дня, когда был убит Томас Бреннен…

Ева снова просмотрела записи камеры в вести­бюле. Но, как он вышел, не увидела.

Загрузка...