Возрастной шовинизм (декабрь 2007)

Д. Маллори Огненные похороны

Ударим крематориями по ветхозаветным кладбищам

У подъезда стоит катафалк. Лошади, покрытые белыми попонами, грустными глазами глядят на снежную пелену огромного двора былого Донского монастыря. У катафалка две старушки.

- Пришла поглядеть… Помирать скоро. Как они это там сжигают? Не пускают чужих-то, посторонних, внутрь! Поглядеть хочется. Вы там были, гражданочка?

Гражданка, выходящая из главного подъезда, держит в руках небольшую, запаянную урну, в ней полтора килограмма белых, мелких костей.

Таков современный гроб. Цинковый ящик, на нем металлическая табличка - имя, фамилия покойника, номер и дата…

«Я, нижеподписавшаяся, даю настоящую подписку в том, что согласно правил… Урна с пеплом сожженного в I Московском крематории будет похоронена в земле или поставлена в общественном учреждении»…

Такую расписку требуют от родственников, получающих урну на руки… Дома, на квартире, нельзя держать останки сожженного. Это объясняетея только жилищной московской теснотой.

- Вы внутре были? - все настойчивее спрашивает старуха. - Как оно там? Верно ли, что покойник в печи прыгает?…

- А зачем, гражданка? Не прыгает. Очень даже хладнокровно лежит.

Толстый и огромный, точно старинная башня монастыря, сошедшая с места векового, поп, целый день находящийся здесь в ожидании заработка, басом глаголет:

- «Прах ты и во прах возвратишься», гласит Бытие, глава 3, страница 19.

- Так церковь, батюшка, не воспрещает это самое, что сжигать покойничков?

- Нет, ни один собор, тетя, ни канон кремации не запрещает… и через погребение - прах, и через сожжение - прах!

Кажется, старушка довольна! Батюшка не воспрещает. Кто о чем, она, старая, о смерти думает… Хочет по-новому умирать. Новое побеждает старое.

Вот оно, это новое: величественное, урбанистическое здание крематория. Вдали вышка радиостанции им. Коминтерна!…

А вот старое: красные стены былого Донского монастыря.

Где еще так разительно различие веков «нынешнего» и «минувших», где еще в мире - вышка радио и крематорий вырисовываются на фоне красных стен XVI века и шатровых колоколен, с которых глядел еще Дмитрий Донской…

День в крематории начинается рано, в 9 часов все уже на местах. В большом зале, под пальмами - гражданская или религиозная панихида. Священников сменяет католический патер.

- Следующий!

300 рабочих провожают умершего товарища.

Речи, оркестр музыки.

Но вот панихида окончена. Крышку гроба снимают. Близкие прощаются с усопшим.

Короткий звонок, и гроб очень медленно опускается вниз.

Только двое из близких могут сойти вниз, в «рабочее помещение», где происходит самый процесс сжигания.

Ряд помещений необычайной чистоты. Изоляционные камеры для умерших от сапа, легочной чумы и сибирской язвы.

Небольшая прозекторская - на случай вскрытия.

Кремационное отделение.

Гроб на рельсах. Венки снимаются и будут отданы родственникам.

Номерок из огнеупорного кирпича кладется на гроб.

С этим номерком гроб медленно вводится в печь. Этот номерок извлекается затем вместе с останками сожженного, благодаря чему избегается возможность смешения останков разных лиц.

Гроб въезжает по рельсам в печь. Он мгновенно охватывается пламенем. Гроб из легкой фанеры.

Железные дверцы печи захлопываются заслоном. Вы подходите к печи вплотную. Там, за этими кафелями - от 850 до 1.100 градусов выше нуля.

А здесь вы стоите рядом с огненной стихией и почти не чувствуете жары… Вот небольшой глазок из слюды. Взглянем. Медленно и равномерно горит труп. Гроб сгорел уже давно. Его газообразные остатки давно выведены на воздух…

Труп горит медленно. Трескается череп крестообразно. Сгорают конечности. Горит скелет туловища. Трупы, сильно пропитанные лекарствами, горят дольше. Не болевшие люди горят дольше болевших. Мужчины требуют для сжигания больше времени, минут на 20, чем женщины.

В общем, 6 пудов хорошего черного кокса дают 1 1/2 кило белых нежных костей…

Механики регулируют огонь. Кочегар подбавляет кокса.

Обывательские слухи расскажут о движениях покойника в печи…

Сущая чушь! Под влиянием лучеиспускающей теплоты у каждого трупа могут происходить в начальной стадии горения сокращения мышц!

Кремационные печи устроены так, что процесс горения трупа происходит не в пламени огня, а в струе раскаленного воздуха. Не сгорающие кости попадают в особое помещение, кладутся на некоторое время в холодильник, затем собираются в урну.

При хранении урны в нише специального колумбария - крематорий взимает единовременно 50 рублей. Погребение урны здесь же, на кладбище - бесплатное.

Сжигание взрослого стоит 20 рублей, детей - 10 рублей. Крематорий может сжигать до 20 трупов в день. Рабочий день иногда, вместо 5 часов, заканчивается в 10 вечера…

Наверху идет прощание. Внизу - сжигание.

«Огонь, брат мой, грозный, красный, образ светлой свободы, тебе пою победную песнь! Руки твои простираются к небесам, музыка твоей пылающей пляски - прекрасна! Когда кончатся мои дни, когда для меня откроются врата небытия, ты охватишь мое тело своим сверкающим вихрем, и твое сжигающее дыхание обратит меня в прах!»

Так говорит Рабиндранат Тагор!

Огонь, испепеляющий огонь! Тебе построен этот храм современности, это огненное кладбище - крематорий.

Крематорий - это зияющая брешь в китайской стене народного невежества и суеверия, на которых спекулировали попы всех верований.

Крематорий - это конец мощам нетленным и прочим чудесам.

Кремация - это гигиена и упрощение захоронения, это отвоевывание земли от мертвых для живых…

Мы уходим от этого огненного кладбища. Мощным и легким видением встает радиовышка…

Строятся заводы и фабрики. Дышит мощно земля под белым снежным покровом.

Бегут трамваи. Идут экскурсии в Музей Донского монастыря. Ревут фабричные трубы…

Жить, полной грудью жить!

А когда умрем - пусть отвезут нас в крематорий, чтобы, вместо зараженной кладбищами земли, всюду разлилась трепещущая радостью и молодой свежестью жизнь!