Возвращение домой

Глава девятая

Джессика Бинкс пришла к выводу, что заводу пора переезжать на новое место. Когда химический завод открыли — это было еще при фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл», — нашлось лишь одно подходящее помещение: старая шерстеобрабатывающая фабрика. С годами здесь стало слишком тесно. Заручившись одобрением головного офиса, Джессика спланировала расширение и составляла смету для строительства новой штаб-квартиры, где должны были расположиться все подразделения химической компании.

А еще она тревожилась за мужа, Роберта. Тот все время помнил о необходимости экономить, работал сверхурочно и нередко задерживался до позднего вечера. В конце концов Джессика выставила ему ультиматум.

— Роберт, так больше не может продолжаться. Мы уже девять с лишним месяцев как в Брэдфорде, а у тебя не было ни одного выходного. Нельзя работать по двенадцать часов в день семь дней в неделю; ты себя угробишь. И у нас совсем нет времени побыть наедине. Я даже удивляюсь, как ты не забыл про Рождество! Я не для того за тебя замуж выходила, чтобы любоваться твоей фотографией и вспоминать, как ты выглядишь. Я собираюсь нанять тебе ассистента, квалифицированного химика, который сможет подменять тебя без ущерба качеству работы.

— Тогда пусть это будет человек с опытом в фармацевтической промышленности, — ответил Роберт. Он хорошо знал жену и решил с ней не спорить. Да и понимал, что она права. Напряженная работа последних месяцев начала сказываться: он чувствовал, что на грани срыва.

— Хорошо, обещаю до выходных составить текст объявления и разместить его в газетах.

Наем новых сотрудников, особенно если тех приглашали на высокую зарплату, необходимо было согласовывать с другими директорами, но ни Сонни Каугилл, ни Саймон Джонс не возражали. С момента прихода Джессики в компанию показатели были столь высоки, что Сонни с Саймоном выдвинули ее кандидатуру в совет директоров британского филиала и получили одобрение в головном офисе «Фишер-Спрингз». Похоже, управляющие австралийского концерна не сомневались в их выборе, как и в способностях Джессики.

Ответ на рекламное объявление пришел через неделю. В понедельник утром Джессика с Робертом ехали на работу по заснеженным улицам, и она сказала мужу:

— Первым делом сегодня проведу собеседование с кандидатом, который откликнулся на объявление. Если он подходит и у него хорошие рекомендации, скоро у тебя будет помощник. При условии, что он соответствует всем твоим критериям, конечно же, — добавила она. — Может, теперь хоть немного притормозишь.

Роберт зевнул. В прошедшие выходные он не заезжал на завод, но и не бездельничал. В портфеле лежал блокнот, исписанный подробными заметками — результат напряженной работы.

— Очень на это надеюсь, — признался он.

Джессика улыбнулась. Ее план заставить Роберта работать меньше, кажется, удался. Она молилась, чтобы кандидат оправдал ожидания. И представила, как будет разочарована, если этого не произойдет.

Хотя Джессика и другие директора «Фишер-Спрингз» были полны оптимизма в долгосрочной перспективе, после нескольких лет военных лишений уровень спроса в Британии еще не восстановился. Пока в ходу были карточки на товары, повысить продажи не представлялось возможным; оставалось сконцентрироваться на улучшении и расширении ассортимента. Из-за низкого спроса никто не работал сверхурочно, и по окончании пятничной смены старая фабрика закрывалась и в выходные простаивала. Из-за режима строгой экономии на выходные систему отопления отключали. С точки зрения экономии это было разумно, но Джессика не учла возраст и плачевное состояние здания, а также эффект от перепада температур.

Рано утром в понедельник пришел сторож и совершил рутинный обход. Обычно он сначала наполнял титан и кипятил воду, чтобы в течение дня рабочие могли заваривать чай. Пока вода закипала, включал отопление. Проблема обнаружилась, когда сторож открыл кран с холодной водой, чтобы наполнить титан.

Вода не хлынула, как обычно: раздался лишь шипящий звук, труба задрожала, и вода полилась тонкой струйкой, которая почти сразу сошла на нет. Сторож мигом догадался, что произошло. Прошлой зимой они уже вызывали ремонтника; тогда сторож наблюдал за его работой и не сомневался, что в этот раз справится сам. Так будет намного быстрее и дешевле, решил он.

Побранив плохую погоду, дряхлое здание и утро понедельника, сторож отправился за инструментами. Окликнул вошедшего на фабрику рабочего и остановился с ним посовещаться. Нужно было найти замерзший отрезок трубы. Это было довольно легко: скорее всего, это тот же участок, что и в прошлый раз, — труба, тянувшаяся от бака с холодной водой до чердака. Чтобы в этом убедиться, сторож поднялся на второй этаж и спустил воду в туалетах; как он и ожидал, бак заново не наполнился. На чердаке хранили устаревшее оборудование, ненужные документы и мешки с удобрениями, которые должны были понадобиться лишь весной. Это помещение совсем не обогревалось; там также не было электричества, а освещался чердак через потолочные окна в крыше. Из-за этого тепло там не задерживалось, и в морозы именно чердачные трубы замерзали в первую очередь.

Сторож двинулся в угол, где находился бак, зажег паяльную лампу и принялся в точности повторять действия, которые совершал ремонтник в прошлом году. Через несколько секунд раздался звук, непохожий на рев паяльника. Сторож замер. Звук льющейся воды? Неужели ему удалось так быстро растопить лед? Сторож решил погреть трубу еще немного и убедиться, что лед окончательно растаял. Он слышал, что теплая вода замерзает быстрее холодной, а температура на чердаке явно была минусовая. Какой смысл снова тащиться наверх и повторять всю процедуру, потому что в первый раз сделал полдела? Он снова включил паяльник и навел его на трубу, тихо напевая себе под нос.

Хотя сторож знал в здании буквально каждый уголок, он не догадывался, что труба с холодной водой проходила рядом со старой газовой трубой, которая давала освещение лабораториям на первом этаже до того, как на фабрику провели электричество. Труба частично скрывалась за баком и находилась прямо за замерзшим участком трубы для подачи воды, отчего ее не было видно. И хотя газ больше не поступал по перекрытой трубе в лабораторию, он оставался внутри, а труба по-прежнему подсоединялась к газопроводу.

Взрыв газа мог бы привести к серьезным повреждениям здания, вероятно, даже сравнять его с землей. Поскольку на чердаке хранились мешки с химическими удобрениями — взрывоопасным и легковоспламеняемым веществом, — катастрофы было не избежать.

Джессика и Роберт Бинкс зашли на фабрику через пару минут после того, как сторож начал греть замерзшую трубу. С ними зашла первая смена рабочих. Вскоре они услышали звук, похожий на далекий выстрел; за ним последовал второй такой же звук, потом еще один и еще. Низкие и раскатистые отголоски больше напоминали артиллерию, чем выстрелы из ручного огнестрельного оружия. Несколько секунд — и взрывной волной из здания высосало весь воздух; те, кто стоял в вестибюле, закашлялись, наглотавшись пыли, взметнувшейся вслед за воронкой. За воздушной струей последовал мощный взрыв, от которого содрогнулась земля под ногами, а затем — еще три.

Синхронно, как тренированный военный отряд, рабочие повернулись и бросились к выходу. Последующая серия взрывов сотрясла каменный каркас здания, и людей засыпало градом обломков и битым стеклом. Последний взрыв, вдвое громче предыдущих, услышали уже меньше половины бегущих рабочих. Те, кто бежал в конце, были мертвы; они погибли мгновенно, придавленные несколькими сотнями тонн каменной кладки, бетона, деревянных перекрытий и хранившихся на чердаке груза и техники.

Джессике повезло. Войдя в здание, Роберт сразу пошел в кабинет на первом этаже. А Джессика заметила во дворе почтальона и задержалась в дверях. Решила, что смысла нет идти в кабинет и ждать, пока секретарша принесет ей утреннюю почту.

Тяжелый каменный козырек над входом сохранил жизнь Джессике и рабочим, входившим в здание в момент взрыва. Они успели отбежать в сторону прежде, чем обрушилась фронтальная стена.

Джессика в ужасе оглянулась на картину разрушения на месте теперь уже бывшего здания химического завода. Но в тот момент она думала не о заводе, а о Роберте. В немом потрясении она уставилась на некогда горделивое каменное сооружение, которое за несколько секунд превратилось в руины подобные тем, что остались от вражеских бомбардировок.

Джессика звала мужа, но ее крик терялся среди грохота падающих камней и рева пламени. Утечка газа привела к многочисленным воспламенениям; взрывались мешки с удобрениями и химикаты в лабораториях. Забыв о себе и об опасности, Джессика бросилась ко входу в здание, откуда лишь несколько минут назад убегала. «Надо вернуться, — пронеслось у нее в голове, — надо найти Роберта».

Ее спас незнакомец, оказавшийся рядом. Заметив, куда она собирается бежать, он обхватил ее за талию. Джессика отбивалась, кричала, чтобы он ее отпустил, но он держал ее крепко, и его голос, точнее, неумолимая правда в его словах, в конце концов заставили ее прекратить сопротивление.

— Бесполезно, дорогая. Бесполезно туда бежать, слышите? Никто не выживет в таком взрыве. Они все погибли. Вы только сами погибнете, понимаете? Ждите здесь. Нам всем надо оставаться здесь.

Ему пришлось повторить предупреждение несколько раз, и в конце концов Джессика его услышала. Перестала бороться и смирилась с неизбежным. Мужчина был прав: все, кто остался в здании, наверняка умерли. Джессика заплакала, потом зарыдала; слезы полились ручьем, и страшное горе вырвалось из груди звериным воем.

Если Джессике просто повезло оказаться в относительно безопасном месте, спасение Роберта можно назвать настоящим чудом. Он вошел в кабинет за несколько секунд до детонации и в момент взрыва открывал жалюзи на большом панорамном окне, чтобы впустить в комнату дневной свет. Силой взрыва его выкинуло в окно. Ударная волна отнесла его так далеко, что обрушившиеся каменные стены уже не причинили ему никакого вреда.

Хотя Роберт не погиб, взрыв нанес ему серьезные увечья. Сотни осколков стекла вонзились в кожу и оставили крошечные порезы, но это было не худшее, что с ним случилось. При падении он сломал обе ноги, но сильнее всего пострадала правая рука: ее расплющило и оторвало обломком обрушившейся стены, пока Роберт лежал, распластавшись на заснеженном булыжном дворе старого завода.

Тут его и нашла Джессика. Услышав ее крик о помощи, пробившийся сквозь рев пламени и грохот падающих стен, прибежал тот самый человек, что не дал ей вернуться в обрушившееся здание. Он быстро оценил ситуацию и заметил, что из раздробленной культи хлещет кровь.

— Надо остановить кровотечение, — крикнул он.

— Жгут. — На Джессику вдруг снизошло спокойствие. Теперь она могла действовать, чтобы спасти Роберту жизнь, и это привело ее в чувство. — Найдите что-нибудь, что можно использовать как жгут.

Незнакомец сорвал с себя галстук и протянул ей.

— Возьмите.

Не нуждаясь в указаниях, Джессика выхватила галстук и попыталась перетянуть плечо Роберта. Помощник огляделся и нашел кусок металла.

— Погодите. — Он поднял подставку для мензурок, выброшенную ударной волной из лаборатории. — Просуньте это в узел и затяните как можно крепче. И ни в коем случае не отпускайте, пока не приедет помощь. А я пойду посмотрю, остался ли кто живой в этом аду.

В нескольких ярдах от места, где Джессика склонилась над лежавшим в беспамятстве Робертом, незнакомец поднял с земли блокнот.

Пытаясь остановить кровотечение, Джессика оглянулась на человека, который ей помогал. Он не был похож на героя, но за несколько коротких минут спас ей жизнь и, возможно, помог спасти и жизнь Роберта. За это она будет вечно ему благодарна. Но, будучи в шоке и смятении, Джессика не обратила внимания, что ее спаситель не носил униформу рабочего завода, а был в галстуке, а галстуки в компании надевали лишь ученые в лаборатории и главы отделов. Джессика знала всех сотрудников в лицо, но этот человек был ей незнаком; впрочем, тогда она не придала этому значения.

Дженни внимательно смотрела на свекра. Тот казался растерянным, что, впрочем, было неудивительно: страшный взрыв на химическом заводе попал на передовицы всех газет от «Брэдфорд телеграф» до «Телеграф и Аргуса».

— Папа, ты, верно, очень тревожишься из-за случившегося на заводе?

— А как еще? Разве можно не тревожиться? Погибли рабочие, но это еще полбеды. Джессика Бинкс в ужасном состоянии. Она отделалась порезами и синяками, но ее муж — один из основателей компании — очень серьезно ранен. Возможно, даже не выживет. Он потерял руку, получил многочисленные тяжелые травмы головы и тела, и, даже если он выкарабкается, сложно сказать, в каком будет состоянии. Помимо человеческой трагедии, взрыв обойдется нам в копеечку, а мы сейчас в очень уязвимом положении.

— Дела идут плохо? — спросила Дженни.

— Не сказать чтобы хорошо, — признался Сонни. — Народ еще не оправился от военных лишений. Боюсь, люди просто разучились тратить деньги и расстаются с ними лишь при крайней необходимости. А когда Саймон доложил в головной офис о взрыве, из Австралии пришли плохие новости. У них там свои проблемы. Скандал в подразделении компании, которое занимается добычей минералов. Отходы производства попали в воду, что привело к гибели нескольких человек. Проводится расследование, и пока еще не доказано, что «Фишер-Спрингз» в ответе за утечку, но, если это докажут, компании придется выплатить огромную компенсацию. Плохие новости из британского филиала привлекут внимание к нашим финансовым трудностям, а нам сейчас совершенно не нужно, чтобы кто-то из австралийской штаб-квартиры оценивал нашу эффективность.

— А концерн, как думаешь, испытывает финансовые проблемы? — спросил Марк.

Сонни внимательно на него посмотрел.

— Не думаю, это слишком основательный бизнес; они работают во многих сферах промышленности и не складывают яйца в одну корзину. Меня одно злит: в период экономического спада мы работали без выходных и праздников, и вот наконец дела пошли в гору, а тут война! Война остановила наше развитие. А сейчас у нас был шанс начать все заново, и опять на нас обрушились проблемы. Мне уже иногда кажется, не лучше ли оставить эту компанию и основать новую.

— Если тебя так тревожат возможные последствия взрыва, почему не напишешь владельцу концерна в Австралию? — предложил Марк. — Вы же знакомы, да? Это он приезжал к нам в гости, когда я был маленьким? С ним еще была жена и девочка. Патрик, верно?

— Патрик Финнеган. Да, он приезжал от лица «Фишер-Спрингз», когда те выкупили «Хэйг, Акройд и Каугилл». Надо подумать.

Тем же вечером Сонни позвонил Саймон Джонс и принес плохие новости из Брэдфорда:

— Увы, Сонни, Роберт Бинкс не выжил. Сегодня днем он умер от травм. Джессика звонила час назад. Она в ужасном состоянии, можешь себе представить. Я составляю телеграмму Патрику Финнегану.

1949 год навсегда запомнится Сонни чередой похорон. Ему пришлось присутствовать на погребении Роберта Бинкса и всех жертв взрыва на заводе. Когда он и другие члены семьи вспоминали печальные события той зимы, все соглашались, что смерть Роберта стала самой ужасной трагедией. Он не был их близким родственником, но смотреть на убитую горем Джессику было невыносимо. Никакие слова, как верно подметил Сонни, не могли даже ненадолго облегчить ее муки.

Глава десятая

Люк Фишер вернулся в семейную компанию, откуда ушел почти десять лет назад, но его возвращение едва ли можно было назвать триумфальным. Собравшиеся на плановое совещание в переговорной руководители отделов с большим удивлением обнаружили Люка во главе стола; Патрик Финнеган сидел по его правую руку. Те, кто работал в компании давно, узнали Люка, но новые директора недоумевали, кто этот молодой человек и с какой стати он занял кресло того, кому принадлежала вся власть.

Чтобы ознакомиться с изменениями, произошедшими в компании в его отсутствие, и оценить влияние военных лет на течение бизнеса, Люку пришлось провести все выходные в офисе. Он обошел все здание, осмотрел просторный кабинет с двумя письменными столами, который когда-то занимали его родители, а потом — Патрик Финнеган. Теперь им с Патриком предстояло работать в этом кабинете вместе.

Дожидаясь начала совещания, Люк чувствовал себя полностью в своей тарелке. Он знал, что его место здесь; это было особое ощущение. Он словно вернулся домой.

После совещания они с Финнеганом направились в кабинет. Открывая дверь, Люк произнес:

— Прежде чем мы займемся делами, я должен вам кое-что сообщить, дедушка.

Патрик растерялся.

— Дедушка? Люк, ты назвал меня дедушкой?

Люк улыбнулся:

— Белла беременна. На самом деле она призналась еще в вечер нашей свадьбы, но попросила пока никому не говорить.

— Это прекрасно; надо скорее рассказать Луизе, — просиял Патрик. — Что касается компании, тебе удалось просмотреть документы? — Патрик указал на папки в руках Люка.

— Кажется, дела идут неплохо, по крайней мере в Австралии, — ответил Люк. — Что до Британии, неудивительно, что показатели просели, учитывая состояние британской экономики. Хотя взрыв на химическом заводе может обойтись нам в копеечку. А что за история с выбросами?

— Управляющий директор горнодобывающей компании считает, что нам не о чем беспокоиться, но я в этом не уверен. Расследование продолжается.

Люк задумался.

— В отчете он не написал ничего конкретного — мол, в соседнем городке было несколько необъяснимых смертей и болезней. Мне все это не нравится. А видели жалобу от местных рыбаков?

— Да, но нет причин полагать, что компания имеет отношение к тому, в чем ее обвиняют.

— И что нам, по-вашему, делать? — спросил Люк.

— Ничего. По крайней мере, пока. Одно могу сказать точно: мы не можем закрыть горнодобывающий завод в ожидании проверок, которые докажут нашу непричастность. Ты видел цифры. Видел прибыль от этой шахты. И спрос растет, следовательно, прибыль тоже будет расти.

— Но если выяснится, что проблема возникла из-за нас, придется уплатить огромные неустойки.

— Пусть попробуют доказать. Думаю, надо просто подождать. Если все обойдется, мы ничего не потеряем. Эти болезни могут быть вызваны чем угодно. Даже если причина в выбросах, токсины могли попасть в речную воду откуда угодно. Может, какой-нибудь фермер сливал в реку отходы — откуда мы знаем? Тут полно тех, кто не соблюдает технику безопасности.

Прошел всего месяц со дня возвращения Люка на работу, как снова пришли дурные вести. Однажды утром, всего через час после его прихода в офис к ним с Финнеганом наведался посетитель.

Это был глава горнодобывающей компании. Он нервничал, и вскоре выяснилось, что на то была веская причина. Люк и Патрик молча выслушали его отчет.

— Как это произошло? — спросил Финнеган, когда директор договорил.

— По неосторожности и незнанию, — признался тот. — Управляющий шахтой не знал, что отходы, образующиеся при добыче руды, опасны для здоровья, хотя, когда мы брали его на работу, он проходил обучение. А его заместитель не провел своевременную инспекцию на рудопромывочной фабрике и не заметил, что отходы сливаются в реку выше плотины, где идет забор питьевой воды для соседнего города. По правилам отходы можно сливать только ниже плотины.

— Что за бред, — прервал его Люк, — отходы вообще нельзя сливать в реку! Отработанная вода должна поступать по трубе в специальное водохранилище, где ее фильтруют, обрабатывают и проверяют на безопасность.

— Может, и так, но это им урок на будущее, — сказал Финнеган. — А сейчас что нам грозит?

— Три человека мертвы, семь в критическом состоянии в больнице и еще двадцать больны. Кроме того, погибли более двухсот голов скота. — Директор поник и закусил губу.

— Проклятие, это обойдется нам в копеечку, — ответил Финнеган. — Пострадавшие потребуют огромную компенсацию.

— Я постараюсь минимизировать издержки, — пообещал управляющий, пытаясь вернуть доверие к себе.

Люк Фишер накинулся на директора:

— Нет уж. Мы так не работаем. И никогда не работали. Мои родители основали эту компанию не только для своей выгоды; они стремились приносить пользу обществу, а не травить людей, обманом пытаясь отнять у них компенсацию, положенную им по праву!

Финнеган продолжил:

— Вы должны немедленно закрыть шахту и завод и принять необходимые меры для исправления ситуации. И я имею в виду не временное решение, а постоянное. Поговорите с директором плотины, узнайте, что нужно сделать для очищения воды. Съездите в город и устройте встречу с местными властями. Предложите помочь с лечением; если понадобится, пригласите врачей из Сиднея и Мельбурна. Мы возместим все издержки. Скажите, что мы готовы выплатить любую компенсацию.

— Я отправлю туда кого-нибудь из наших как можно скорее, — пообещал директор.

Люк вскочил из-за стола.

— Нет, не отправите! — дрожащим от гнева голосом ответил он. — Вы сами туда поедете, немедленно. И останетесь, пока не сделаете все, о чем мы вас попросили. Оставайтесь в городе. Попейте местной воды, если это поможет прочистить мозги! Я приеду завтра и выслушаю предварительный отчет, а потом буду приезжать каждую неделю и проверять, чтобы вы все делали правильно. Понятно?

Они проводили директора.

— Что скажешь? — спросил Финнеган, когда за ним закрылась дверь.

— Скажу, что этот малый только что лишился высокооплачиваемой работы.

— Я тоже так подумал, — согласился Патрик.

Через две недели в кабинет Патрика Финнегана влетела его встревоженная секретарша.

— Простите, что прерываю, мистер Финнеган, с вашей женой что-то случилось. Мне только что позвонили — ее увезли в больницу. — Секретарша повернулась к Люку. — Ваша сестра сказала, что нашла ее на полу на кухне без сознания. Ее лихорадило, поднялась температура. Ее отправили на скорой; мистера Финнегана просили сразу ехать в больницу.

Финнеган растерянно смотрел на секретаршу.

— Вам Дотти позвонила?

Та кивнула.

— Езжайте, дядя Патрик, — сказал Люк. — Вам надо быть в больнице.

После ухода Финнегана Люк огляделся и вспомнил, как бывал в этом кабинете в детстве. Повинуясь неведомому импульсу, он подошел к столу Патрика и встал рядом. На стене висела старая карта штата. Люк долго смотрел на нее, потом провел пальцем по линии, обозначавшей реку. Несколько минут спустя на его лице отразились растерянность и гнев.

Он быстро прошагал к двери и позвал секретаршу Финнегана.

— Соедините меня с местной больницей. Мне надо поговорить с лечащим врачом миссис Финнеган. У меня есть сведения, которые могут помочь.

Через некоторое время секретарша дозвонилась.

— Вам сегодня привезли пациентку, Луизу Финнеган, — сказал Люк снявшей трубку медсестре. — Меня зовут Люк Фишер, я ее зять. Дело в том, что мне кажется, я знаю, чем она больна. Вы наверняка не можете выяснить причину. Думаю, у нее отравление минералами.

— От зараженной воды, как у пострадавших из того городка?

— Именно. Я изучил старую карту местности; от реки отходит ручей и течет мимо поместья Финнеганов. Это приток реки, где произошло заражение. — Люк перевел дыхание. — Теща плавает в этом ручье каждое утро. И если она случайно глотнула воды…

Хотя в доме Финнеганов Дотти ждал теплый прием, Эллиот едва перемолвился с ней словечком за все время, что она у них жила, — а она переехала почти год тому назад. Дотти начала думать, что чем-то обидела Эллиота, может, словом, а может, и делом. Ее расстраивала его холодность, ведь юноша ей очень нравился. Он всегда был ее любимчиком, хотя она не знала, почему из всех членов семьи отдавала предпочтение именно Эллиоту и почему никто из ее знакомых молодых людей не вызывал у нее столь сильной симпатии. Его отстраненная манера ранила чувства Дотти.

И если бы Луиза не заболела, эта ситуация могла бы тянуться и дальше. Из детей Финнеганов дома остался лишь Эллиот: Изабелла вышла замуж, младший брат Эллиота, Финлей, учился в Америке. Когда Дотти нашла Луизу без сознания на кухне, она успела лишь нацарапать короткую записку Эллиоту, объяснив, что случилось, и уехала с Луизой на скорой.

Когда приехал Патрик и вошел в отдельную палату, куда поместили Луизу, Дотти как раз собиралась уходить.

— Возьму такси, — сказала она Финнегану, — и подожду новостей дома.

Патрик кивнул; он так тревожился за жену, что слова Дотти пролетели у него мимо ушей.

Дотти вышла на улицу и стала ловить такси, но увидела Эллиота; тот подъехал на своей маленькой машине и резко остановился, скрипнув тормозами.

— Как мама? — выпалил он, выпрыгивая из двухместного автомобиля.

Дотти коснулась его плеча.

— Я правда не знаю, Эли. — Дотти машинально назвала его прозвищем, которое ему дали в день крещения. — Она в критическом состоянии. Но благодаря Люку известна причина, и теперь врачи считают, что ее удастся спасти. — Она объяснила, что они узнали. — Пойдем, Эли, отведу тебя к ней. Твой папа в палате. — Дотти взяла юношу за руку, и они вместе пошли по коридору. Этим жестом она пыталась его успокоить, но заметила, что Эллиот слегка дрожит. Она списала это на тревогу за безопасность матери, а его порозовевшее лицо — на поездку в открытом автомобиле. Увидев мать на больничной койке, беспомощную, без сознания, Эллиот пришел в сильное смятение.

Патрик тихонько подозвал Дотти и велел увести мальчика.

— Присмотри за Эли, хорошо? Я не могу еще и за него тревожиться. Если что-то изменится и вам надо будет приехать, я позвоню. Люк и Изабелла останутся здесь еще ненадолго, а я буду с Луизой, сколько потребуется.

Дотти поняла мрачный намек в его словах; поняла и что он имел в виду, говоря «вам надо будет приехать». Она кивнула.

Когда Дотти и Эллиот вышли на парковку, она спросила:

— Хочешь я сяду за руль?

Эли покачал головой:

— Не волнуйся, со мной все в порядке.

Он открыл для нее пассажирскую дверь. Дотти не привыкла к такому вежливому обращению. Еще больше ее удивило его вождение, нетипичное для молодого парня: он соблюдал ограничения скорости, не сворачивал резко и не пытался идти на обгон, а спокойно вел автомобиль, соблюдая правила дорожного движения.

— А мне казалось, все молодые люди гонят, как ветер, когда катают девушек, — подразнила Дотти Эллиота, пытаясь отвлечь его от гнетущей сцены, свидетелями которой они только что стали.

Он коротко посмотрел на нее и улыбнулся. Его взгляд скользнул к ее ногам, а потом он снова сосредоточился на дороге. Дотти это заметила, а его следующие слова, произнесенные с нежностью, подобной ласковому прикосновению, привели ее в полное недоумение.

— Только глупец будет ехать неосторожно, когда в его машине такой бесценный груз.

Дотти слегка покраснела, пристально взглянула на Эллиота, но ничего не ответила. Когда они приехали, она спросила:

— Хочешь, приготовлю что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, я не голоден, — ответил Эллиот и направился к лестнице.

Дотти посмотрела ему вслед. Его слова звучали отрывисто, даже грубо. В таком тоне он обращался с ней с момента ее переезда в дом Финнеганов. Но в машине он смотрел и говорил совсем иначе: ласково и заботливо. Неудачный брак научил Дотти одному: любые недомолвки лучше разрешать сразу, не давая проблеме разрастись подобно снежному кому. Она направилась наверх, решив напрямую спросить Эллиота, в чем дело, и раз и навсегда выяснить отношения.

Ее чувства к нему приводили ее в смятение. С тех пор как Финнеганы взяли Фишеров к себе на воспитание после смерти родителей, она считала Эллиота своим братом. Сейчас же к сестринским чувствам примешались другие. Он притягивал ее; и почему нет? Он был привлекательным юношей и, насколько она знала, отличался добротой и учтивостью, поэтому его поведение последних месяцев еще больше ее смущало.

Глава одиннадцатая

Стояла жара, и Эллиот снял рубашку. Дотти вошла в его комнату и вдруг осознала, что мальчик, которого она знала всю жизнь, стал мужчиной — с очень красивым телом. Он сидел на краю кровати и разглядывал лист бумаги. Увидев ее, Эллиот поспешно убрал его под подушку.

— Что у тебя там? — спросила Дотти, на миг забыв, что собиралась ему сказать.

— Ничего, — пробормотал он и залился краской.

— Покажи.

— Говорю же, там ничего нет.

— Эли, что с тобой? Я чем-то тебя расстроила? Я знаю, ты беспокоишься о маме, но с тех пор, как я переехала к вам, ты или игнорируешь меня, или обходишь стороной, как кучу кенгуриного помета! Давай же, выкладывай, почему ты так груб со мной?

— Я не… я не груб. Я не умею быть грубым. Тем более с тобой.

Его тон и искренность его слов навели Дотти на догадку.

— Эли, — вкрадчиво произнесла она, — тебе не нравится, что я здесь?

— Нет, нет, что ты. Я очень рад, что ты здесь.

И снова она услышала эту отчаянную нотку в его голосе. Он смущенно заерзал на кровати, и от движения из-под подушки показался край бумаги. Эли не успел остановить Дотти, та выхватила листок и расправила, не обращая внимания на его протестующие крики. Как завороженная она уставилась на фигуру на рисунке.

— Эли, — произнесла она голосом мягким, как ласка, и еле слышным, почти шепотом. — Когда ты это нарисовал?

— Больше четырех лет назад, — пробормотал он, покраснев от стыда.

— Но это… это я. Когда ты?.. Когда ты видел меня без одежды? Ты что, подглядывал за мной?

— Нет, я бы никогда так не поступил, — сердито ответил Эллиот. — В тот день была жара. Я проходил мимо твоей комнаты, а дверь была приоткрыта. Я случайно увидел. И понял, что должен тебя нарисовать.

— Хочешь сказать, ты нарисовал этот портрет в таких подробностях, лишь мельком на меня посмотрев? Все, даже… — Она указала на самые интимные части своей анатомии.

Он кивнул, онемев от страха перед ее возможной реакцией.

— Эли, но это же… невероятно! Я догадывалась, что ты талантлив, но не знала, что настолько. Жаль, что в жизни я не так хороша, как на рисунке.

— Не говори глупости, Дот. Ты чудо как хороша.

Только Эли называл ее Дот. Он прозвал ее так много лет назад. Потом она заметила, что он никогда не обращался так к ней в присутствии других, лишь когда они оставались наедине. Но Дотти ничего не имела против; ей нравился их маленький секрет. Она внимательно рассмотрела набросок, вгляделась в каждую линию. Опустила лист и взглянула на художника, знавшего ее тело лучше кого-либо другого. Почти не думая, пробормотала:

— Похоже на портрет женщины, которую разглядывает любовник.

Он встал и приблизился к ней; их тела почти соприкасались, и по выражению его лица Дотти поняла, что ее полушутливый комментарий на самом деле был правдой. Он взял ее за руки чуть выше локтей.

— Так и было, Дот, по крайней мере в моем воображении. А если тебе казалось, что я с тобой холоден или избегаю тебя, так это потому, что я боялся себя выдать. Боялся, что ты посчитаешь мое увлечение глупой детской фантазией и расскажешь остальным. Я бы не вынес чужих насмешек надо мной из-за «подростковой влюбленности». Потому что это не подростковая влюбленность. И никогда такой не была.

— И ты все это время держал это в себе?

Он кивнул.

— Сначала думал, что это просто увлечение и оно пройдет. Что я перерасту. Я пытался, Дот, поверь. Встречался с другими девушками, но ни одна с тобой не сравнится.

Дотти ощутила внезапный укол от слов «другие девушки» и с удивлением поняла, что ревнует.

Она заглянула в его глаза, а он продолжал:

— Но теперь мне уже все равно. Хочешь рассказать всему свету, чтобы все надо мной смеялись? Рассказывай. Моих чувств это не изменит, Дот. Ничто их не изменит.

— Эли, — тихо произнесла она, — я бы никогда так с тобой не поступила. Ты слишком дорог мне, я бы не стала тебя обижать. Но сам посуди. Мне тридцать один год, а тебе — двадцать три; я была замужем и овдовела. Муж издевался надо мной и бил. Не все шрамы остались на виду. — И она коснулась лба, иллюстрируя свою мысль. — Если бы у твоих родителей был список всех качеств, которые они не хотели бы видеть в твоей избраннице, я подошла бы по всем пунктам.

— Мои родители тут ни при чем. Главное — мои и твои чувства. Больше для меня ничего не имеет значения.

— Эли, попробуй рассуждать здраво. Думай головой, а не… сам знаешь чем. У тебя впереди вся жизнь, и…

— Да, — прервал ее он, — и я хочу провести ее с тобой. — Эллиот глубоко вздохнул. — Не думай, что я говорю это лишь потому, что хочу с тобой переспать. Я этого хочу, но дело не только в этом. А в твоей доброте, чистоте и нежности. В твоей отзывчивости, кротости и чуткости. Мне нравится смотреть на тебя, быть рядом. Меня волнует даже запах твоего тела. Ни одна из девушек, с которыми я был, не волновала меня так сильно, как ты, даже когда тебя рядом не было. Достаточно лишь подумать о тебе, как меня охватывает дрожь.

Новый укол ревности в этот раз ощущался острее.

— Никогда больше не упоминай своих бывших девушек, — отрезала Дотти.

Эллиот уставился на нее, не веря своим ушам. Потом улыбнулся, и в этой улыбке смешались надежда, торжество и скрытое желание. Дотти задрожала, когда он притянул ее к себе и крепко сжал в объятиях. Тихо застонала, почувствовав его возбуждение сквозь тонкую ткань брюк.

— Эли, не надо… это неправильно… мы не должны…

Он потянулся и расстегнул ее платье; оно упало на пол. Через несколько секунд за платьем последовал бюстгальтер. Он начал ласкать ее грудь, и его легкие уверенные прикосновения пробудили в ней желание столь сильное, какого она никогда не испытывала. Она словно погрузилась в сон и не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Ее сопротивление растаяло, и она подняла голову, встречая его поцелуй.

Через несколько секунд они легли на кровать обнаженными. Эллиот перевернул ее на спину и встал рядом на колени; на его лице читалась легкая тревога, словно он не до конца верил в происходящее.

— Ты уверена? — спросил он.

Она не ответила, лишь улыбнулась.

Прошло много времени. Они лежали, крепко обнявшись; оба вспотели, и она произнесла:

— Бедные твои бывшие девушки. Упустили такого парня.

— Что ж, пусть жалеют. Теперь это все принадлежит тебе. И даже папа, между прочим, велел тебе за мной присмотреть, — добавил он и снова перевернул ее на спину.

Лишь через несколько дней, проведенных в напряженном ожидании, врачи смогли обнадежить Патрика Финнегана и сказали, что Луиза поправится после болезни, настигшей ее столь стремительно и затронувшей весь организм. Теперь Патрика тревожило лишь одно — Эллиот и Дотти, оставшиеся одни дома.

Через два дня после того, как Луиза попала в больницу, Патрик смог наконец спокойно поговорить с сыном. Он заехал домой принять душ, побриться и переодеться; затем собирался быстро заглянуть в контору и снова вернуться в больницу.

— Как ты здесь один? — спросил он. — Дотти за тобой присматривает? — Он заметил, что в последнее время они холодны друг к другу, но решил, что они повздорили из-за какой-то мелочи. Теперь же, когда Дотти и Эллиот остались вдвоем, было важно, чтобы они забыли о своих разногласиях и снова поладили.

Эллиот посмотрел на него:

— Все в порядке, пап. Обо мне не волнуйся. Дотти молодец. Она отлично обо мне заботится. А ты думай лишь о том, чтобы мама скорее поправилась.

— Я останусь в больнице и оттуда буду поддерживать связь с конторой, но хотел убедиться, что дома все в порядке.

— Слушай, пап, делай что должен. Дотти сделает все, о чем я попрошу.

— Хорошо. Загляну после обеда и заберу вещи. Буду звонить каждый день, пока это не кончится и я не привезу маму домой.

Он не добавил, чем это может кончиться, потому что не хотел об этом думать.

Эллиот подождал, пока отцовская машина скроется из виду, и быстро зашагал наверх, чтобы сообщить Дотти новости. Та крепко спала в своей комнате. Эллиот тихо разделся, не желая ее будить, но, когда лег рядом с ней в кровать, она повернулась и притянула его к себе. Почти шепотом он рассказал о неожиданном повороте событий.

— Не пойми меня неправильно, — добавил Эллиот, — я хочу, чтобы мама выздоровела и вернулась домой, но теперь у нас есть несколько дней наедине. И я сказал папе, что ты делаешь все, о чем я тебя попрошу. — Он начал ее ласкать. — А врать родителям нехорошо, сама знаешь.

Дотти задумалась.

— Мне кажется, лучше ничего про нас никому не рассказывать.

— Почему? Я хочу, чтобы все знали.

— Подумай, Эли. Твой папа сейчас весь в тревоге. Еще не хватало нового повода для беспокойства. Хватит ему болезни твоей мамы. А еще в конторе неприятности. Я говорила с Люком; помимо этой истории с загрязнением реки, в Англии трагедия. Взорвался химический завод, погибли люди.

Эллиот обнял Дотти.

— Вот за что я тебя люблю: ты всегда сначала думаешь о других, а потом о себе. Но будет нелегко скрывать от всех нашу связь, особенно если с мамой что-то случится.

Дотти понимала, что он имел в виду. Если случится худшее, Эллиоту понадобится ее поддержка.

— Согласна, но давай пока сохраним все в секрете. Если твой папа будет почти весь день в больнице или на работе, мы успеем побыть наедине.

— Мне не хватит и двадцати четырех часов в сутки с тобой наедине. — Эли снова вернулся к ласкам.

Дотти удивленно на него посмотрела:

— Ты когда-нибудь устаешь? У тебя как будто мотор.

— Ты жалуешься? Если хочешь, могу помедленнее.

Дотти не ответила, но в этом не было необходимости. Нет, она не хотела, чтобы он останавливался.

Позже, когда они уже засыпали, Дотти задумалась о новом повороте в своей жизни. Их отношения, безусловно, вызовут переполох в семье. Но Дотти впервые ощущала крепкую привязанность, которой ей так не хватало. Все началось с того, что она потеряла родителей и сестру. Теперь из семерых детей Фишеров они с Люком остались вдвоем. Но Люк долго пропадал за границей и на войне, ее брак оказался катастрофой, и мысль, что Эли рядом и на него можно положиться, что их связали крепкие узы, которые возможны лишь между возлюбленными, приносила ей огромное утешение.

Люк Фишер спокойно принял дополнительные обязанности, свалившиеся на него, когда Патрику пришлось остаться с женой в больнице. Он тоже тревожился за здоровье тещи и за нервы Изабеллы, которая переживала из-за матери. Жену мучила сильная утренняя тошнота и резкие колебания настроения. Люк никогда не мог предсказать, кто встретит его по возвращении с работы: заботливая любящая супруга или вспыльчивая мегера, способная завестись от любой мелочи.

Люк рассудил, что справиться с огромной ответственностью управления большой компанией можно, лишь полностью абстрагировавшись от личных проблем, которые постоянно его отвлекали. Разделить две сферы жизни оказалось не так-то просто, и позже, через много лет, он вспоминал события того времени и принятые им решения и с горечью признавал, что большинство из них навредили компании, а не принесли пользу. Но тогда он еще не мог предсказать, к чему они приведут; кроме того, у него не было опыта управления таким крупным многоотраслевым предприятием.

Вспоминая те дни, он помнил ощущение накапливающихся проблем, которые наваливались со всех сторон, не давая никакой возможности разгрести их все. Позже он сказал: «Как только мне казалось, что одна катастрофа позади, случалась другая; они прилетали ко мне, как письма с пометкой „лично в руки“».

Вернувшись в «Фишер-Спрингз», Люк продиктовал секретарше весьма эмоциональный меморандум, в котором отразился его жгучий гнев за смерть Филипа.

Секретарша взглянула на него и улыбнулась.

— Полагаю, тут все предельно ясно, — безэмоционально сказала она.

— Не слишком категорично?

— Не волнуйтесь. По мне, так все нормально, и, если честно, думаю, большинство австралийцев возражать не станут. Сейчас напечатаю.

Что-то в ее тоне подсказало Люку, что секретарша не просто выражала свое непредвзятое мнение.

— Эти ублюдки пытали моего брата, — объяснил он, — и, судя по всему, вы тоже знаете кого-то, кто от них пострадал.

— Мой зять, — ответила секретарша. — Он вернулся домой, но выглядит как ходячий скелет, а ведь война закончилась два года назад. Помимо физических увечий, его мучают страшные кошмары. Он будит весь дом, кричит и не может остановиться. Вы их ублюдками назвали? Я бы сказала, это любезность.

Люк смотрел женщине вслед. Новые свидетельства жестокости, которую пришлось пережить Филипу и другим солдатам, опечалили и разозлили его. И хотя секретарша об этом не догадывалась, своими словами она только что обеспечила себе пожизненное место в его компании.

В последующих действиях Люка крылся любопытный парадокс. Запретив связи с одним бывшим врагом, он начал помогать людям, которых тоже можно было бы считать противниками. Однако для Люка Джанни и Ангелина Рокка всегда были австралийцами, невзирая на их итальянское происхождение. К тому же Люк своими глазами убедился, на что способны его сограждане, разорившие виноградник Джанни. В тот день Люк вызвал к себе главу инженерно-строительного департамента и управляющего директора сельскохозяйственным филиалом и безапелляционным и не терпящим возражений тоном объяснил, что от них требуется.

У инженера возникло лишь одно замечание.

— На эту площадку будет трудно привлечь рабочих.

Люк покачал головой.

— Не будет. Поговорите с констеблем местной полиции. Он в курсе случившегося на винограднике и в курсе моих планов. Он сделает так, что рабочие выстроятся в очередь, хотят они того или нет.

Глава двенадцатая

С уходом Джессики в траурный отпуск у Сонни, Саймона Джонса и Марка появились новые причины для тревоги, и времени предаваться горю совсем не осталось. Хотя никто не был этому рад. Все началось с телеграммы из Австралии.

— Оказывается, у Патрика Финнегана проблемы куда серьезнее деловых неурядиц. Мне доложили, что он сейчас не ходит в контору, его жена Луиза сильно заболела. К сожалению, отравление воды на шахте коснулось и ее, и пока неизвестно, выживет ли она. В отсутствие Патрика концерном управляет один из Фишеров. Мы его не знаем и не можем влиять на его деловые решения. Кроме того, невозможно предсказать его реакцию. Едва ли этот человек станет поддерживать нас, как поддерживал Патрик.

Сонни не догадывался, что человек, взявший на себя управление концерном, приходился ему племянником, и в этом крылась определенная ирония. Мать Сонни, Ханна Каугилл, могла бы рассказать ему об этом, но она умерла и унесла эту тайну с собой в могилу.

Через месяц пришло письмо из головного офиса в Австралии за подписью нового управляющего директора Люка Фишера. Содержание послания было кратким, не совсем неожиданным, но все же в него было трудно поверить. Фишер заявил, что решил закрыть британский филиал, объясняя это не только взрывом на химическом заводе и компенсацией, которую «Фишер-Спрингз» предстояло выплатить из-за катастрофы на шахте, но и довольно низкой прибылью подразделения. Последний фактор стал определяющим.

— Я, мягко говоря, расстроен, — признался Сонни Саймону, — не столько за себя, сколько за наших сотрудников. Средний возраст наших рабочих — сорок-пятьдесят лет, а с нынешним уровнем безработицы найти новое место будет практически невозможно.

— Даже если и так, — ответил Саймон, — мы тут бессильны. У нас осталось лишь текстильное производство, а этого мало, чтобы обеспечить рабочие места всем, кто их потеряет. Открывать новый химический завод мне не хотелось бы.

— Но это несправедливо, — впервые за все время вмешался Марк. — Мы же читали отчет и знаем, что вызвало взрыв. Нельзя винить все химическое подразделение в небрежности одного человека, решившего согреть замерзшую трубу, по случайности проходившую рядом с газовой!

— Если мы решим снова открыть химический завод, одной прибылью с текстильного производства уже не обойтись, Саймон прав. Но я согласен с Марком насчет взрыва. Проблема в том, что со смертью Роберта мы потеряли главного технического специалиста. Кто еще сможет заново организовать химическое производство?

В итоге директора так ничего и не решили и закончили собрание. Но выход, как ни странно, нашелся сам собой через пару недель после этого обсуждения. На самом деле, как верно заметила Рэйчел, он все время был у Сонни под носом, но в силу занятости тот просто его не замечал. Идея возникла за ужином во время случайного разговора с Дженни.

— Если тебе нечем будет заняться, папа, — сказала она Сонни, — ты мог бы помочь Марку с его грандиозным планом по захвату мира.

— Ты по-прежнему хочешь заниматься производством синтетических волокон? — спросил Сонни.

— Я бы давно этим занялся, будь у меня финансирование, — ответил Марк. — Мне предлагали производить полиэстер по лицензии одной американской компании, владеющей патентом, но там нужны такие деньги и современный завод, что мне это просто не по силам. Идея хорошая, но останется идеей, если только в субботу восемь матчей не сыграют вничью — вот тогда я разбогатею!

— Я думала, футбольный сезон закончился, — заметила Рэйчел.

— Это метафора, мам. Я к тому, что у меня просто нет таких денег.

Рэйчел собиралась ответить, но взглянула на Сонни и передумала. Она знала, что означало это выражение лица, и догадалась, что Сонни обдумывал план Марка и пытался понять, насколько тот осуществим и как можно помочь.

Вторую идею преподнесли Джессике буквально на блюдечке. Она вышла на работу и как раз собиралась домой, стоя на пороге своего временного кабинета в здании «Фишер-Спрингз», когда ей сообщили, что ее ждет посетитель. Она заглянула в приемную и замерла, сразу узнав мужчину, которого видела лишь один раз, коротко и в самых чудовищных обстоятельствах.

— Вы, — ахнула она, — вы были на фабрике, когда она взорвалась!

Мужчина улыбнулся:

— Верно, хотя вас послушать, можно решить, будто я ее и взорвал.

— Простите, я даже не знаю, как вас зовут. — Джессика подошла и пожала ему руку. — Но я очень вам благодарна. В тот день вы спасли мне жизнь, и хотя Роберт… — Она сморгнула слезы. — Роберт, мой муж, погиб, я знаю, что вы пытались спасти и его. — Она вдруг поняла, что все еще держит незнакомца за руку, и резко ее отпустила. — Так чем я могу помочь?

— Меня зовут Дэвид Лайонс. И я к вам по поводу взрыва.

Джессика подозрительно взглянула на мужчину. Неужели пришел просить денег, подумала она. Его имя отчего-то казалось знакомым, но где она его слышала?

— Слушаю, — ответила Джессика.

— В день взрыва я нашел вот это. — Лайонс достал блокнот с порванной обложкой и пятнами сажи. — В суматохе я просто сунул его в карман и забыл. Нашел, когда отдавал пальто старьевщику. Простите, что так долго не приходил. Сначала я не знал, где вас искать, а когда пришел сюда, мне сказали, что вы в отпуске. Я заходил много раз, хотел отдать вам его лично, ведь вы — директор фабрики. Нельзя было допустить, чтобы блокнот попал в плохие руки. Не знаю, чей он, но его содержание представляет чрезвычайный интерес, и это мягко говоря. Я его почистил, — добавил Лайонс.

Джессика расслабилась и улыбнулась. Протянула руку и забрала у него блокнот. Одного взгляда на почерк на первой странице хватило, чтобы понять: блокнот принадлежал Роберту.

— Спасибо, что принесли блокнот. — Она помолчала. — Пройдемте в мой кабинет.

Они сели за стол, и Джессика спросила:

— Почему вы решили, что написанное здесь представляет «чрезвычайный интерес»?

— Эти формулы, — Лайонс указал на блокнот, — ничего подобного я никогда не видел и не встречал ни в одной книге.

— Неужели? А вы химик, мистер Лайонс? — нахмурилась Джессика и спросила: — А почему ваше имя кажется таким знакомым? Уверена, мы не встречались, за исключением того дня.

— Я химик, можно даже сказать, специалист. А мое имя вам знакомо, потому что в день взрыва я шел на встречу с вами. Вы назначили мне собеседование на должность ассистента в лаборатории, но теперь это, само собой, уже неактуально.

Его слова всколыхнули воспоминания о роковом дне.

— Конечно! Вот почему вы были в костюме и галстуке! Рада, что мы это выяснили. А теперь расскажите подробнее об этих формулах и что в них особенного.

— До войны я несколько лет работал в фармацевтической промышленности. Формулы из блокнота — кажется, это испытания новых лекарств. Если испытания окажутся эффективными, разработчики озолотятся, поэтому я рад, что записи не сгорели. Я принес их вам, решив, что вы знаете, чей это блокнот.

— А многие оставили бы блокнот себе и сами занялись бы созданием этих лекарств, — заметила Джессика.

Лайонс ужаснулся:

— Это же воровство.

Джессика задумалась.

— Если эти формулы на самом деле эффективны и я решу пустить их в разработку, мне понадобится технический консультант. Оставьте свой адрес, и обещаю, что в первую очередь предложу эту работу вам.

— Вы очень любезны, миссис Бинкс.

Джессика вручила ему лист бумаги и шариковую ручку. Лайонс нацарапал адрес.

— Телефон тоже оставьте, — добавила она, — вдруг вы мне срочно понадобитесь.

Он невесело улыбнулся:

— Телефона у меня нет. Я снимаю однокомнатную квартиру.

— Значит, вы холост?

Он скривился.

— За пару месяцев до войны я женился, но меня отправили воевать за границу, и все изменилось. Пять лет сражался за короля и страну, а когда вернулся, жена встретила меня с годовалым малышом на руках. Я взял и ушел.

— Ох, простите. Представляю, что вы чувствовали.

— Я считал ее ангелом. Теперь же жду не дождусь, когда дьявол приберет ее к себе.

Джессика попробовала отвлечь посетителя от болезненной темы неудачного брака.

— Мистер Лайонс, мне нужно все обсудить с другими директорами. Но у меня такое предчувствие, что скоро мы с вами свяжемся, хотя пока это только планы.

Джессика и Лайонс пожали друг другу руки. Глядя, как мужчина уходит, она задумалась, не зря ли обнадежила его. Убедить остальных, особенно Саймона Джонса, возможно, будет не так-то просто. Но Джессика умела убеждать мужчин встать на свою сторону.

Следующий совет директоров, состоявшийся через месяц, начался с шокирующих, но хороших новостей.

— Есть одно предложение, которое, как мне кажется, стоит рассмотреть, — сказал Сонни, и Джессика уставилась на него, на секунду подумав, а не телепат ли ее коллега. Но потом отбросила эти мысли.

— Странное совпадение, — произнесла она, — я как раз собиралась сказать то же самое. У меня тоже предложение, которое я хотела представить на ваше рассмотрение.

— Идеи как автобусы, — пробормотал Саймон, — ждешь одного, его все нет и нет, а потом приходят сразу два.

Джессика и Сонни улыбнулись замечанию Саймона, но им обоим не терпелось рассказать о своих идеях, и они не желали больше ждать.

— Давай сначала ты, Джессика, — предложил Сонни.

Та порылась в портфеле и достала блокнот, который принес Дэвид Лайонс. Объяснила, откуда он и как оказался у нее.

— Эти формулы, несомненно, работа Роберта, но их нужно проверить и зарегистрировать в патентном бюро, прежде чем начинать планировать разработку лекарств. И даже тогда мы не сможем вывести их на рынок: возможно, понадобятся клинические испытания. При всем этом, считаю, нам стоит заняться этим проектом. Я проверила этого Лайонса; он говорит правду — по крайней мере, по поводу своих прошлых мест работы. Я также показала одну из формул профессору химии из Университета Лидса, и тот подтвердил, что она рабочая. Но сначала хотелось бы узнать ваше мнение. Я прекрасно понимаю, что моя способность к оценке сейчас может быть необъективной, однако, если я права, можно ли представить более достойный памятник жизни и работе Роберта?

Они обсудили предложение, но не пришли к единому выводу. Саймон посоветовал сначала выслушать идею Сонни.

— Вообще-то, идея не моя, — ответил он. — Это Марк придумал, провел предварительные изыскания и подготовил предложение. Проблема в том, что он не может пустить идею в разработку, так как у него нет финансирования. Вот что он задумал…

Сонни описал план Марка по входу в зарождающуюся отрасль по изготовлению синтетических волокон.

— Сейчас идеальный момент, — рассудил Сонни. — Вот-вот отменят талоны на одежду, и люди смогут наконец избавиться от вещей, которые им приходилось носить больше десяти лет. Возможно, поначалу не стоит ждать грандиозной прибыли, но, если мы обеспечим Марку финансирование, это будет нам даже на руку. Сложно выходить на рынок, где есть устоявшаяся конкуренция, но в данной отрасли она отсутствует, и у нового предприятия есть все шансы вырасти одновременно со спросом.

— Ваши с Джессикой идеи — журавль в небе, — заметил Саймон.

— Возможно, — ответила Джессика, — но в словах Сонни есть смысл. Англичане больше десяти лет довольствовались синицей в руках, они накинутся на этого журавля с таким рвением, что стоит немного подождать.

— Не так все просто. Даже если мы возьмем в работу обе ваши идеи, придется где-то находить средства, а если «Фишер-Спрингз» нас закроют, откуда нам взять столько денег, чтобы продержаться до первой прибыли?

— Тут поможет еще одна моя идея, — заявил Сонни.

— Говорил же, идеи как автобусы.

Сонни не обратил внимания.

— Я думал пригласить инвестора со стороны, чтобы тот поддержал наше предприятие.

— И где найти такого? Нация разорена. Понадобятся годы послевоенного восстановления. А уж заинтересовать кого-то таким рискованным проектом и вовсе невозможно.

— Вообще-то, у меня есть кое-кто на примете.

— И кто же? — хором спросили Саймон и Джессика.

— «Фишер-Спрингз». Точнее, сам Люк Фишер.

— С чего это ему финансировать проект, больше напоминающий чей-то полет воображения, если он собирается нас закрыть? Могу заранее сказать, что он тебе ответит.

— Он может согласиться; главное, найти нужный подход. Судите сами: Люку Фишеру предстоит выплатить огромную компенсацию как здесь, в Великобритании, так и в Австралии. Если мы представим нашу идею как возможность компенсировать убытки, есть шанс, что он согласится и передумает ликвидировать британский филиал. Попробовать стоит, и, если получится, возьмем Марка в совет директоров и пригласим мистера Лайонса на собеседование. Думаю, эти двое только что спасли наши шкуры.

Глава тринадцатая

Раньше Люку казалось, что беды всегда приходят по три. Сперва катастрофа с загрязнением реки, затем взрыв на заводе британского филиала и, наконец, тяжелая болезнь Луизы. Но когда за тремя плохими новостями последовали еще две, Люку пришлось пересмотреть свою арифметику.

В отсутствие Патрика Финнегана Люку пришлось в одиночку принять аудитора с отчетом. Выражение на лице бухгалтера, когда тот вошел в кабинет Люка, было таким кислым, будто тот отведал лимона. Люк не знал, всегда ли такое выражение было ему свойственно, или же дело в отчете. Приступив к описанию своих находок, мужчина помрачнел; мрачными были и цифры, которые он представил. И хотя Люк приготовился услышать плохие новости, самое шокирующее откровение стало для него неприятным сюрпризом.

— В соответствии с вашими указаниями я заложил в бюджет сумму на компенсации для пострадавших от горнодобывающей компании и от пожара на британском заводе. Но больше всего меня тревожат результаты банковской отрасли, точнее, их отсутствие. Боюсь, мы имеем дело с финансовыми махинациями: цифры не сходятся. И речь о приличной сумме. Конкретно, — аудитор зашелестел бумагами и взглянул на цифры, — я обнаружил недостачу в размере пятидесяти трех тысяч фунтов. И пока мы не узнаем, куда пропали эти деньги, мы не сможем завершить ежегодный аудит.

— Проклятие! Больше пятидесяти тысяч, говорите? А это не может быть ошибкой в расчетах?

Бухгалтер с каменным лицом уставился на него:

— Мы не ошибаемся, особенно когда дело касается таких больших сумм.

— Конечно, простите, меня просто поразила сумма. А есть мысли или предложения, как узнать, куда пропали деньги?

— Я поручил своим ребятам пропустить всю отчетность сквозь мелкое сито, но они ничего не нашли. Могу предложить лишь одно: подослать шпиона, но кого — вот в чем проблема. Это должен быть кто-то со стороны. Я более чем уверен, эта растрата — не единичный случай, не воровство из кассы. Думаю, мы имеем дело с продуманной долгосрочной схемой мошенничества с целью кражи крупных сумм.

Аудитор ушел, а Люк еще долго сидел один в кабинете и раздумывал над услышанным. Папка, которую вручил ему бухгалтер, так и осталась лежать на столе. Наконец Люк беспокойно пошевелился в кресле. Он понял, что нужно сделать, как этого достичь, но не знал, кого выбрать для столь сложного задания. Но потом вспомнил краткий разговор, состоявшийся у него несколько недель назад с Патриком Финнеганом, и у него возникла идея.

Чтобы подтвердить, правильно ли он все понял, Люк вызвал секретаршу.

— Помните, к Патрику заходил человек с рекомендательным письмом от Каугилла из Англии? Выясните о нем все, что сможете, и принесите мне его личное дело, если оно есть. Я бы попросил Патрика, но сейчас об этом не может быть и речи.

Люк терпеливо ждал возвращения секретарши. Та пришла через десять минут и принесла тонкую синюю папку.

— Кажется, это он. Его зовут Джонс, Джошуа Джонс. Больше на него ничего нет.

В папке лежало письмо, написанное Сонни, личные данные на отдельном листке, адрес и телефон Джонса. По адресу Люк понял, что Джонс проживает не в самом фешенебельном районе города. Он хотел поговорить с Финнеганом, но потом передумал и решил встретиться с Джонсом сам и составить представление о том, подходит ли тот на выбранную роль.

Через два дня секретарша проводила кандидата в кабинет. Выправка и манера Джонса сразу произвели впечатление на Люка, и тот понял, что они примерно одного возраста. Он пригласил его сесть и объяснил, почему его вызвали.

— Я знаю, что мой коллега, мистер Финнеган, сказал, что в данный момент мы не нуждаемся в сотрудниках, но возникло одно дело, и, возможно, вы подходите для этой работы. Но сначала я должен больше о вас узнать. Вы — сын Саймона Джонса, одного из директоров нашего британского филиала, верно?

— Я его пасынок, — поправил его Джош.

Собеседование продолжилось, и Люк затронул две щекотливые темы. В первую очередь спросил, почему Джош приехал в Австралию.

— Моя жена — австрийка, она решила, что в Англии ей будет неуютно. Она ненавидит нацистов, но народ у нас предвзятый, и никто не стал бы разбираться. Мы немного пожили в Португалии, во время войны сохранявшей нейтралитет, а потом перебрались сюда.

— Боюсь, тут она столкнется с такими же предрассудками, — ответил Люк, вспомнив, что они с Изабеллой видели на винограднике Рокка. — Я заметил, что в вашем личном деле не упоминается об участии в боевых действиях, но вы молоды и, кажется, здоровы и годны к военной службе. Вы же не уклонист?

Он заметил, что Джонс поморщился, когда Люк предположил, что тот уклонялся от службы в армии, но его ответ ничего не прояснил.

— Во время войны я работал на британское правительство.

Люк подождал, надеясь, что Джонс дополнит свой туманный ответ, но, когда тот промолчал, был вынужден спросить:

— И что это значит?

Джош улыбнулся:

— Это значит, что мне нельзя об этом говорить.

— Вы понимаете, как сложно взять на работу человека без рекомендаций? Я даже не знаю, какая у вас специальность.

— Прекрасно понимаю. Я встречался с такой реакцией десятки раз.

— И по-прежнему не желаете рассказывать, кем работали в военное время? — Люк раздумывал, стоило ли задать вопрос, вертевшийся у него на языке. А когда Джош не ответил, решил рискнуть: — Значит ли это, что вы связаны Законом о государственной тайне? И отказываетесь говорить, где работали, потому что занимались шпионажем?

Джонс ответил, глядя на стену за спиной Люка:

— Возможно, вы правы, но я, разумеется, не могу даже подтвердить ваше предположение. — Джонс помолчал и добавил: — Но если бы вы ошиблись, я бы вам сказал.

Тогда Джош этого не понимал, но его отказ раскрыть, чем он занимался во время войны, не снизил его шансы получить работу, а, напротив, повысил их. Люк воспользовался выигранным преимуществом и задал еще пару наводящих вопросов:

— Полагаю, в вашей работе вам приходилось подвергаться опасности и совершать вылазки на территорию врага? Поправьте меня, если я ошибаюсь.

— Если вы скажете что-то, с чем я буду не согласен, я обязательно вам сообщу, — ответил Джош.

— И ваша жена и родители, вероятно, не в курсе рода вашей деятельности?

— Моя жена Астрид отчасти в курсе, так как участвовала в одной из операций.

Тут Люк решил, что расспросов достаточно. Интуиция подсказывала, что Джонс идеально годился для выбранной им задачи.

— Скажите, много ли вы знаете об австралийской банковской отрасли?

— Почти ничего, к сожалению.

— В таком случае вам придется многому научиться за очень короткий срок. Работа, которую я планирую вам поручить, связана с банковским делом. У меня лишь два вопроса. Вы сами хотите заняться этой работой? И считаете ли, что справитесь? На первый вопрос можете ответить сейчас. На второй — когда согласитесь выполнить мое задание. Если вы согласны, я объясню, для чего вас вызвал.

Меньше чем через час Джошуа Джонс покинул здание штаб-квартиры «Фишер-Спрингз». Он поспешил в маленькую квартиру, которую они с Астрид снимали, и сообщил ей хорошую новость. На самом деле, новостей было две: его взяли в «Фишер-Спрингз» на должность менеджера-стажера в банке. На новую зарплату можно было снять более комфортабельное жилье. О том, что задание могло быть опасным, он предпочел не упоминать, как не упоминал о других своих поручениях за время работы на Идрита Пойнтона, более известного как мистер Смит. Астрид ни к чему было знать обо всем; это причинило бы ей лишнее беспокойство.

Изабелла Фишер тревожилась за Люка. Ответственность за управление компанией в период сплошных кризисов легла тяжелым грузом на плечи мужа, у которого не было ни большого опыта, ни партнеров, способных проконсультировать его и дать дельный совет. Помимо деловых проблем, Люк с Беллой сильно переживали за исход болезни Луизы. Белла была беременна, и в больницу ее не пускали, боясь инфекции: никто не хотел рисковать ее здоровьем и благополучием малыша.

Состояние Луизы по-прежнему оставалось неопределенным, и несколько недель прошли в напряжении. Но затем Люку с Беллой сообщили, что Луиза пошла на поправку; врачи объявили, что ее жизнь вне опасности. К тому моменту Патрик Финнеган успел сносить хорошие ботинки, шагая в волнении по больничным коридорам. Он ночевал в больнице безотлучно, пока врачи в весьма осторожных выражениях не сообщили ему, что опасность миновала. Лишь тогда Патрик вернулся домой и передал хорошую новость Эллиоту и Дотти, после чего позвонил Белле, Люку и Финлею. Последнему, младшему ребенку Финнеганов, сказали о болезни матери, но не стали уточнять, насколько опасным было ее состояние и как велик шанс ее потерять.

Приехав в дом, Патрик не застал внизу ни Эллиота, ни Дотти. Он окликнул их по имени, и через несколько минут они спустились. Патрик уже был в своем кабинете и звонил Белле.

— Мама вне опасности, — сказал он, слушая длинные гудки. Примерно через минуту повесил трубку, поднял голову и ободряюще улыбнулся молодой паре. — Новость хорошая: кризис миновал. Врачи говорят, что до полного выздоровления еще далеко, но, по крайней мере, мы ее не потеряем.

Он сглотнул подступивший к горлу ком, а Эллиот с Дотти бросились его утешать.

— Позвоню Люку. Он тоже должен знать, и, возможно, он скажет, где Изабелла. Потом позвоню Финлею, только надо посчитать разницу во времени между нами и Виргинией.

Люк, естественно, обрадовался и обещал все передать Белле.

— Она опять пошла по магазинам. Это на несколько часов. — Люк на минутку замолчал, а потом добавил: — Или пока не закончатся деньги, которые я выдал ей сегодня утром. А вечером у нас собеседования с нянями. Зачем нам няня, ума не приложу.

Патрик усмехнулся:

— Между прочим, мы с Луизой так и познакомились. Если я правильно припоминаю, ее оставили присматривать за какими-то детишками, пока их родители были в отъезде.

— Ах да, я и забыл, что Луиза была нашей няней.

— Было дело. — Патрик улыбнулся, вспомнив те времена. — Ладно, хватит о прошлом. Скажи, как дела на работе?

Люк засомневался, прежде чем поведать Патрику о последних новостях, а потом понял, что пауза выдала его с головой.

— Дела неважно, мягко говоря, — помолчав, ответил он. — Кроме проблем, о которых вам уже известно, аудиторы отказались подписывать отчет. Обнаружили недостачу в размере более пятидесяти тысяч фунтов.

— Ничего себе, как это возможно?

— Они без понятия, я тоже, но бухгалтер предположил, что речь идет об организованном профессиональном мошенничестве, и нам нужно с этим разобраться. Иначе деньги будут пропадать и дальше.

— И как мы выясним, что происходит? Есть идеи?

— На самом деле есть: я нанял человека, который попробует раскрыть растратчика. Его понадобится немного обучить, но у него очень хорошие рекомендации, хоть я их и не видел.

Несмотря на то что все мысли Патрика занимала болезнь Луизы, последнее замечание Люка его заинтриговало, и он решил расспросить подробнее:

— Как это ты их не видел? Его бывший работодатель не дал рекомендаций?

Люк усмехнулся и ответил:

— Не так все просто. Этого человека зовут Джошуа Джонс. Может быть, помнишь, он приходил по рекомендации от Сонни Каугилла, и ты сказал, что сейчас у нас нет вакансий.

— Верно, он пришел сразу после случая на шахте, и мне тогда не хотелось никого нанимать, да и вакансий подходящих не было. К тому же у парня нет резюме, а одной рекомендации Сонни Каугилла маловато. Но я так и не понял, как ты удостоверился в его надежности.

— Он работал на британское правительство. С середины 1930-х годов и до конца войны он был агентом секретной службы. Сказал, они рекомендаций не дают.

— То есть он шпион?

— Шпион в отставке, судя по всему, но для этого задания такой человек и нужен. Что скажешь? К тому же он мне нравится. Он был очень со мной откровенен, хотя связан Законом о государственной тайне.

— Хорошо, пусть это будет твоя забота, но, кажется, он нам подходит. Если выясним, откуда утечка, одним беспокойством будет меньше. Думаю, Луизу еще нескоро выпишут. Пока побуду с Эллиотом и Дотти. Они, кажется, помирились. Они не ладили с тех пор, как Дотти к нам переехала, и я уже боялся, что, пока меня нет дома, Эллиот ее задушит или она его прирежет. Но пока все тихо и мирно. Теперь не буду бояться оставлять их одних. Хотя мне больше не нужно находиться в больнице круглосуточно, и я смогу работать несколько часов в день, если это поможет.

— Я буду очень рад, если ты выйдешь на работу, но только если у тебя есть время.

— Когда Луизу выпишут, придется быть дома, поэтому лучше поработать сейчас; потом, может, и не получится. А теперь мне пора, я должен еще позвонить Финлею, сообщить хорошую новость.

На следующее утро Патрик рано позавтракал.

— Поеду в офис, а потом загляну к маме, — сказал он Дотти и Эллиоту. — Дотти, ты так хорошо управляешься с домашними делами, тебе что-нибудь нужно? Может, деньги на продукты?

— Нет, у меня еще осталось с той суммы на хозяйство, которую вы мне выдавали. Эли обещал отвезти меня по магазинам; купим все, чего не хватает.

— Я разве обещал? — ответил Эли, когда они с Дотти остались одни.

— Но ты не против?

— Разумеется, нет; мне нужно попрактиковаться. Скоро нам в любом случае придется много заниматься подобными вещами.

Дотти растерянно взглянула на него:

— Не понимаю.

— Думаю, нам нужно отдельное жилье.

— Ты этого хочешь?

— А как еще? Нельзя вечно таиться по углам и шнырять из спальни в спальню, скрывать свои чувства и притворяться, что мы друг другу брат с сестрой. Хочу, чтобы мы могли делать, что хочется и когда хочется, и не бояться, что кто-то нас увидит или услышит что-то, что предназначается только для наших ушей.

— Тебя не волнует, что другие о нас узнают?

— Ни капли; говорю же, я готов кричать об этом с крыш и разместить объявление в местной газете.

Дотти улыбнулась.

— Это будет сенсация.

Сонни несколько часов ломал голову над письмом к Люку Фишеру, в котором обращался к нему за поддержкой, но понимал, что чего-то не хватает. Он описал предложение Марка, касающееся производства синтетических волокон, но информации о фармацевтическом проекте было явно недостаточно. Он вышел в коридор и направился в кабинет Джессики. Вошел; она подняла голову.

— Проклятые страховые, — раздраженно выдохнула Джессика. — Заполнять эти бланки — все равно что бродить по лабиринту с завязанными глазами.

— Они нарочно так делают. Если человек не дошел до полного отчаяния, ему просто не хватит терпения, и он не будет подавать иск. Пусть этим займутся юристы, не зря же мы им платим. Вообще-то, они и должны этим заниматься.

— Вы что-то хотели? Что угодно, лишь бы отвлечься от этой пытки.

— Мне нужно больше информации о лекарствах, над которыми работал Роберт. Я составляю письмо главе австралийского концерна, и хорошо бы хотя бы в общих чертах объяснить, что это будут за препараты.

— Тут я вам не помощник — я в этом ничего не смыслю. Думаю, надо спросить Дэвида Лайонса.

— Можешь ему позвонить?

— Нет, он живет в арендованной квартире, у него нет телефона. Похоже, у бедняги временные трудности. Жена его бросила, пока он воевал за свою страну, а теперь он не может найти работу. Предоставьте это мне, Сонни, я заеду к нему вечером по пути домой. Посмотрим, что он скажет.

Хотя Джессика не ждала увидеть шикарных условий проживания по адресу, который дал ей Лайонс, подъехав к его дому, она была потрясена. Перед ней высилось облезлое полуразрушенное здание, не совсем трущобы, но близко к тому. Ступая по тропинке, ведущей ко входу в подъезд, Джессика подумала, что этот дом, как и многие пережившие войну постройки, проще снести, чем отремонтировать. Бетон потрескался, одно из окон на первом этаже было разбито, другое заколочено досками. В окнах верхних этажей колыхались грязные занавески. Стирали ли их хоть раз с тех пор, как повесили? У двери были три кнопки звонка. Напротив каждой значилось имя. Она увидела обрывок дешевого картона с нацарапанной фамилией «Лайонс» и уже собиралась нажать на кнопку, как за спиной раздался голос:

— Здравствуйте. Вы к кому?

Она обернулась и увидела Дэвида Лайонса, стоявшего в нескольких ярдах.

— Ах, это вы, миссис Бинкс, — сказал он. — Простите, не признал. У меня редко бывают гости.

Он выглядел неряшливо. Волосы и щетина на подбородке отросли. Джессика назвала причину своего визита.

— Зайдите в дом. Правда, обстановка у меня очень скромная. — Квартира оказалась такой же убогой, как фасад здания. — Прошу прощения за мебель. Она прилагалась к этой роскошной квартире. Позвольте еще раз взглянуть на блокнот, и я скажу, что получится разобрать.

Пока он изучал записи, Джессика огляделась. Она не понимала, как можно жить в таких ужасных условиях. Несмотря на ветхость здания и обстановки, Лайонс старался содержать комнату в чистоте, но это был сизифов труд. Предыдущие жильцы совершенно не щадили квартиру, и изначально дешевая и некачественная мебель и декор со временем пришли в полную негодность.

— Вы еще не нашли работу? — спросила Джессика.

— Нет, хотя пару раз почти успел. Я надеялся устроиться садовником в муниципалитет, но место отдали другому. Конкурс более трехсот человек на место; у меня почти не было шансов.

Джессика снова осмотрелась, сравнивая эту убогую конуру с роскошным домом, который они с Робертом купили по возвращении в Брэдфорд.

Когда Лайонс упомянул, что устраивался на работу садовником, у нее возникла идея. Как всегда, она послушала свою интуицию.

— У меня во Фризингхолле большой дом, — сказала она, — я живу одна, и дом для меня слишком велик. К тому же я целыми днями пропадаю на работе. Что скажете, если я предложу вам место помощника? У меня большой сад, фруктовые деревья и пристройки. В некоторых комнатах нужно сделать ремонт, и в доме постоянно надо что-то чинить. Если хотите, работа за вами, с проживанием. Разумеется, это лишь временно, — добавила она.

Лайонс изумленно уставился на нее:

— Вы серьезно? Приглашаете в дом незнакомого человека? Вы или очень добры, или очень опрометчивы. Вдруг я окажусь маньяком-убийцей?

— Это вряд ли. Маньяки-убийцы не спасают людям жизнь, — с улыбкой ответила Джессика. — Кроме того, моя прежняя работа была связана с оценкой личности, и мне кажется, вам можно доверять. Вот только вам надо подстричься и побриться.

Лайонс поморщился.

— Я бы тоже этого хотел, поверьте. Вот только пособие по безработице не резиновое. Пришлось выбирать между стрижкой, новыми лезвиями для бритья и едой. Я выбрал еду.

— Так что скажете?

— Если вы серьезно, я согласен. И очень вам благодарен. — Он протянул ей руку для рукопожатия и вспомнил ее мягкое прикосновение, когда она пожала ему руку в своем кабинете. — Когда можно приступить?

— Долго вам собираться? У вас много вещей?

— Немного. За полчаса управлюсь.

— А если я помогу, управитесь быстрее?

— Предлагаете собраться прямо сейчас? Сегодня?

— А почему нет? Вы должны заранее предупредить хозяев, что съезжаете?

— Нет, надо просто вернуть ключ. Я сделаю это с большим удовольствием.

— Тогда давайте собираться.

Глава четырнадцатая

Лишь через месяц Патрик наконец привез Луизу домой. По пути из больницы он пересказал ей последние офисные сплетни и добавил, что дома ее ждет сюрприз. Луиза удивленно взглянула на него, но расспросить не успела, машина остановилась у дома.

Хотя Луиза была по-прежнему слаба и до полного выздоровления было еще далеко, кризис, безусловно, миновал. Накануне ее возвращения Дотти ураганом промчалась по дому: мыла, вытирала, пылесосила и прибиралась. Она привлекла в помощники Эллиота и отправила его в сад ухаживать за любимыми цветами Луизы, пропалывать клумбы и косить лужайки. В итоге дом и сад выглядели столь же безупречно, как в день, когда Луиза попала в больницу.

Через несколько дней Луизе стало еще лучше, и она смогла оценить окружающую ее чистоту и порядок. Дотти принесла ей завтрак в постель — Патрик настаивал на такой роскоши, — и Луиза заметила, что дом выглядит безупречно чистым и опрятным.

— Это все ты, Дотти? Я очень тебе благодарна. Не представляю, как ты успевала убираться в доме и еще присматривать за садом.

— Эллиот помогал, — ответила Дотти.

Луиза округлила глаза.

— Речь о моем сыне Эллиоте? Или ты наняла помощника, которого тоже так зовут?

— Нет, Эллиот помогал пылесосить и вытирать пыль. Он покосил лужайки и привел в порядок клумбы. Но утюг ему лучше в руки не давать.

— И тебе удалось его заставить? Как? Ты его заколдовала? Применила гипноз?

— Да нет же, просто попросила.

— Ну разумеется, я и забыла, что Эллиот ради тебя на все готов. Правда, я думала, что в последнее время его чувства к тебе переменились. — Луиза вспомнила поразившее ее замечание Патрика, что парочка снова начала ладить.

Дотти почувствовала, как загорелись ее щеки, и ответила:

— Не понимаю, о чем вы.

— Брось, Дотти, неужели ты до сих пор не поняла, что Эллиот давно в тебя влюблен? Он-то думает, это тайна, но я давно обо всем догадалась. — Луиза заметила, как Дотти переменилась в лице, и ахнула. — Только не говори, что у тебя к нему тоже чувства! Это правда?

— Я… э-э-э… все вышло само собой. Мы не понимали, пока… вы не заболели, мы так страшно волновались… Сначала хотели просто утешить друг друга, а потом…

— А что потом, Дотти?

— Все вышло из-под контроля. Простите, тетя Луиза. Я бы никогда не согласилась вернуться к вам, если бы знала, что мы с Эли полюбим друг друга! Осталась бы у Люка. Теперь вы, наверное, захотите, чтобы я уехала.

— Это мы еще посмотрим. А пока позови моего сына. Хочу поговорить с ним наедине. И дай мне телефон, пожалуйста. Надо позвонить Патрику. Он должен знать, что творилось под его крышей!

Дотти с несчастным лицом выполнила указания Луизы. Она не сомневалась, что ее выставят на улицу, объявят изгоем и разлучат с Эли. Если бы ей пришлось покинуть дом Финнеганов, она бы пережила. Но не вынесла бы разлуку с Эли.

Луиза подождала, пока Дотти закроет за собой дверь, дозвонилась до «Фишер-Спрингз», и, когда Патрик ответил, сказала, что с ней все в порядке.

— Я звоню по другому поводу, — произнесла она. — Я только что говорила с Дотти, и знаешь что? Ты был прав. Она, конечно, прямо ни в чем не призналась, но догадываюсь, что в наше отсутствие тут дом ходил ходуном.

Патрик улыбнулся. К Луизе возвращалось ее чувство юмора. Впервые за долгое время хоть какая-то хорошая новость.

— Теперь надо решить, что с этим делать, — продолжила она. — Есть идеи?

— Тут два варианта, — ответил Патрик. — Можно выгнать их из дома и предоставить самим себе или смириться с ситуацией, потерпеть в надежде, что «влюбленность» рано или поздно сойдет на нет.

— Но это же значит, что мы одобряем их поведение, — возразила Луиза.

— А я не уверен, что его не одобряю. Эллиот не похож на других молодых людей, он не эгоист. В любовных делах он не новичок. Я, честно, давно боялся, что какой-нибудь разгневанный отец явится к нам на порог и скажет, что наш сын обрюхатил его дочку.

— Помню, то же говорили о тебе.

— Да, но это было до того, как я попался к тебе на крючок. Возможно, Эллиота ждут неприятности, но мы тут бессильны. Выгонять их я не хочу. У нас перед глазами пример двух таких изгнанников, ничего хорошего из этого не вышло.

— Ты о ком?

— О Джеймсе и Элис Фишер, о ком же еще. Отец Джеймса, Альберт Каугилл, выгнал их из дома в тысяча восемьсот девяносто восьмом; они уехали на другой конец света и оборвали все связи с семьей.

— Патрик, замолчи! Люк может тебя услышать.

— Не услышит. Я сейчас один. Он ушел на встречу с менеджером.

— Слава богу. Еще не хватало через столько лет проболтаться. Я тебя понимаю, но Дотти намного старше Эллиота, у нее за плечами неудачный брак — пара, прямо скажем, не идеальная. Я не такую жену для сына хотела, а ты?

— Нет, но мы же сами ее воспитывали и относились к ней как к члену семьи. Я все-таки считаю, что надо им подыграть и посмотреть, не затухнет ли их роман сам по себе.

— То есть ты согласен мириться с подобным поведением в нашем доме?

— Они не первые и не последние. Мы тоже были такими и делали все то же самое, но в доме Фишеров.

— Это другое.

— Твои родители так бы не посчитали, если бы мне хватило смелости все им рассказать. Как бы то ни было, дом — твоя вотчина, ты и решай.

— Ах, спасибо большое; вот так взял и снял с себя ответственность! А кто глава семьи?

— В таком случае я принял решение.

Луиза вытаращилась на телефонную трубку: ей на минуту показалось, что возникли проблемы со связью и она ослышалась.

— Я правильно тебя услышала? Ты решил, что делать с Эллиотом и Дотти?

— Да, предоставляю это на твое усмотрение. Дай знать, что надумаешь. — Патрик повесил трубку, но успел услышать, как жена недовольно фыркнула. Он улыбнулся и вернулся к отчету, который принесли сегодня утром. Это была оценка размеров компенсации, которую предстояло выплатить пострадавшим от отравления воды. Улыбка мигом исчезла с его лица.

Тем временем Эллиот постучался в дверь материнской спальни. Когда та велела ему войти, он уверенно прошагал в комнату, излучая враждебность и негодование.

— Дотти сказала, что тебе известно о наших отношениях, но это ничего не изменит. Мы не нуждаемся в твоем согласии, — заявил он. — Если ты не одобряешь наш союз, мы съедем и найдем квартиру. — Эллиот замолчал и гневно взглянул на мать.

К его удивлению, Луиза улыбнулась.

— Я ничего не говорила по поводу того, одобряю я ваши отношения или нет. Вы взрослые люди и можете решать самостоятельно и сами набивать шишки. Я все еще не знаю, как поступить, но пока предпочитаю, чтобы вы жили в отдельных комнатах.

— То есть ты не выгонишь нас из дома?

— Пока нет. Если не дадите повод. Мне нужно подумать. Но об одном я должна тебя предупредить: Дотти в жизни пришлось нелегко, и полученная травма наверняка оставила шрамы, которые ты, может, и не видишь. Такая женщина не вынесет новой боли.

— Все не так, мам! Я не собираюсь причинять ей боль. Я люблю Дот, правда люблю. Я люблю ее уже давно, и нам хорошо вместе, но наши чувства намного глубже. Если ты не можешь смириться, что мы пара, я все пойму, но для меня это ничего не изменит.

Несмотря на сомнения, Луизу впечатлила ясность доводов Эллиота и его решимость.

— Позови Дотти, и я поговорю с вами обоими. Возникла одна мысль, но мне надо еще подумать. Если все получится, мы точно узнаем, есть ли у вас будущее.

— Из Англии пришло очень интересное письмо.

Патрик взглянул на Люка; его мысли по-прежнему занимала ситуация с Эллиотом и Дотти. Через несколько секунд он переключился и спросил:

— От кого?

— От Сонни Каугилла. Он пишет от имени совета директоров «Фишер-Спрингз Ю-Кей».

— И что пишет? Наверное, просит не закрывать компанию?

— Да, отчасти письмо об этом, но не только. Вот, прочитай сам. — Люк передал письмо Патрику.

Финнеган просмотрел письмо, и его внимание привлекли последние абзацы.

— Ты прав, Люк, он не просто умоляет передумать. Что скажешь?

— Очевидно, они болезненно отреагировали на наше решение закрыть компанию. Нам предстоит выплатить большую компенсацию после взрыва. Но если отчеты не врут, ее отчасти покроет страховка. Это хотя бы частично облегчит огромную финансовую нагрузку. Меня очень заинтересовало предприятие по производству синтетических волокон — идея Марка Каугилла. Этот бизнес и фармацевтическое производство могут принести большую прибыль, но ждать ее придется долго. Прежде чем на это подписываться, нужно обеспечить две, нет, три вещи.

— Какие же? — Патрику не терпелось узнать, как Люк оценивает ситуацию.

Тот его не разочаровал.

— Для начала нужно больше информации. Нужно знать, во что нам обойдутся оба проекта и сколько собственных средств англичане готовы вложить в предприятие. Наконец, я хочу, чтобы кто-то из наших поехал в Англию и лично оценил происходящее, а также познакомился с людьми, с которыми нам придется иметь дело. Знаю, вы встречались со старшими директорами, но о Джессике Бинкс мне ничего не известно, как и о Марке Каугилле, и об этом Дэвиде Лайонсе, который, кажется, работает у них консультантом. Если до этого дойдет, я сам готов с ними встретиться и попытаться понять, что ими движет, прежде чем принимать окончательное решение.

— Так напиши Сонни, поделись своими соображениями и попроси рассказать подробнее.

— Я думал об этом, а не лучше, если ты ему напишешь?

Патрик покачал головой.

— Нет, Люк, ведь речь о будущем «Фишер-Спрингз». С тех пор как умерли твои родители, я был для компании кем-то вроде опекуна, не больше. И, за исключением недавних событий, неплохо справлялся с делами, но мне пора на покой, Люк. Во второй половине века компания перейдет к тебе и другим молодым людям твоего поколения. Я-то рад остаться и делиться опытом, пока от меня будет польза, но больше от меня тут не будет никакого толка. Кроме того, возникла проблема с твоей сестрой и моим старшим сыном. Посмотрим, что решит Луиза.

— Прости, Патрик, я не понял. Что за проблема с Эллиотом и Дотти?

Патрик улыбнулся.

— А ты, значит, не в курсе. У моего сына с твоей сестрой роман.

— Минуточку. Но Дотти его намного старше.

— Это так, но дамой преклонного возраста ее не назовешь. Она молода и очень хороша собой. Я не говорю, что одобряю их отношения, но Эллиот не из тех, кто заводит легкомысленные интрижки. Я жду звонка Луизы; та скажет, как намерена поступить.

— Да уж, в такой ситуации нужна осмотрительность, иначе она может обернуться сущим кошмаром. Мне как будущему родителю только предстоит с таким столкнуться.

— Не волнуйся, Люк. Уверен, когда придет время, Белла добьется от ваших детей послушания, хотя слушаться ее будут из страха за свою жизнь!

Люк рассмеялся и ответил:

— Я бы помог, но личная жизнь Дотти меня не касается.

— Не переживай, думаю, сейчас они все обсуждают с Луизой.

Прошло больше часа, прежде чем Луиза перезвонила Патрику.

— Ну что? — спросил он. — Ты выгнала их из дома или просто устроила им взбучку? — Он улыбнулся, глядя на Люка, сидевшего напротив него за столом.

Ответ Луизы его удивил.

— Ни то ни другое. Я высказала, что думаю, и предупредила, что сперва должна все обсудить с тобой. Они ушли с видом заключенных, ожидающих вынесения приговора. А я не сделала ничего, потому что у меня есть план, но для начала надо заручиться твоей поддержкой и помощью. Вот что я задумала…

План Луизы оказался хитер, в чем Патрик убедился. Она предложила устроить Эллиота на работу в «Фишер-Спрингз» в один из филиалов подальше от дома. Он будет подолгу отсутствовать, и их роман с Дотти постепенно сойдет на нет. Если же после долгой разлуки у них по-прежнему сохранятся друг к другу чувства, Луизе с Патриком придется смириться с ситуацией.

— Надо подумать и обсудить это с Люком. — Опустив трубку, Патрик вспомнил их разговор о происходящем в Англии. Может, получится отправить туда Эллиота, чтобы тот выступил посредником, если они все-таки решат осуществить описанные Сонни проекты? Однако сначала Люк должен выяснить жизнеспособность планов англичан и лично встретиться со всеми участниками проектов. Поскольку Фишеры со дня на день ждали рождения сына, скоро у Люка будет много забот. «Похоже, — подумал Патрик, — выход на пенсию придется отложить». Ему самому не слишком хотелось уходить, когда дела принимали такой интересный оборот.

Но Патрик не успел обсудить свою идею с Люком. Вскоре после того, как он поговорил с Луизой, у Люка зазвонил телефон. Он вскочил, его лицо исказилось от тревоги.

— Черт, да, да, конечно же, я еду! Не тужься! — Он бросил трубку и повернулся к тестю с испуганным лицом. — Я еду домой. Это Белла. Она рожает.

— Я думал, срок через две недели, — бросил Патрик ему вслед, когда Люк направился к двери.

— Так и есть. Скажите Луизе, — крикнул он в ответ и выбежал из здания.

Патрик снял трубку, думая, сколько новых седых волос у него появится после сегодняшнего дня. Одно он знал наверняка: выход на пенсию придется отложить на неопределенный срок.

Глава пятнадцатая

В новом доме, построенном в рекордные сроки и с любовью и заботой отремонтированном и обставленном под началом Беллы, первенец Люка и Беллы, возвестивший о своем желании родиться, похоже, передумал. Его нерешительность привела к целым двум ложным тревогам, и, наконец, почти через неделю, малыш появился на свет. К тому времени у Люка чуть не случился нервный срыв; он впадал в панику всякий раз, когда в кабинете звонил телефон.

Измученная усталостью мать ребенка, которой надоело терпеть беспрестанный дискомфорт, уже почти невзлюбила свое нерешительное чадо, но сразу же переменила мнение, когда источник проблем оказался у нее в руках. Восхищенно глядя на крошечный сверток, она перевела взгляд на мужа.

— Скажи, красавчик?

Люк взглянул на младенца, чье сморщенное пунцовое личико и единственный завиток волос на голове вовсе не казались ему красивыми.

— Серьезно? А мне кажется, он страшноват. С ним точно все в порядке? Выглядит странно.

— Не несите чепуху, мистер Фишер, — вмешалась акушерка. — Все младенцы так выглядят несколько часов после рождения. У вас красивый парень. Наверное, в мать, — ехидно добавила она и вышла прочь из комнаты.

— О боже, кажется, ты ее расстроил, — проговорила Белла.

— Ничего страшного. И как назовем маленького хулигана? Ты уже решила?

— Да, думаю, надо назвать его Люком в честь его отца и Джеймсом — в честь твоего.

— Уверена? Может, лучше Джеймсом Люком? Иначе ты будешь нас путать. А имя своего отца не хочешь добавить?

— Папа не станет обижаться. Они с твоим папой были не только коллегами, но и друзьями; он одобрит мой выбор. И надо приберечь семейные имена для следующих детей.

— Следующих? Ты хочешь еще детей?

— Хочу, — Белла устало вздохнула, — но не прямо сейчас!

Удивительно, как одно лишь рождение ребенка радикально меняет жизнь, думал Люк. Он поделился этой мыслью с Патриком, когда вышел на работу.

— Как же я рад вернуться в офис. Эта няня просто невыносима!

— Это только начало, — сказал Патрик. — Смирись, Люк, твоя жизнь больше тебе не принадлежит. — Он помолчал, затем поправился: — Точнее, твоя жизнь перестала принадлежать тебе уже в тот момент, когда Белла вонзила в тебя свои коготки, хотя, судя по всему, тебе это очень нравится!

Когда наконец дошло до обсуждения дел, Люк с удивлением обнаружил, что за краткое время его отсутствия в компании много всего произошло. Для начала Патрик сообщил подробности долгожданного отчета официальных лиц, проводивших расследование взрыва на фабрике в Англии.

— Причина взрыва — халатность сторожа и подрядчика, занимавшегося прокладкой труб. Именно по вине подрядчика несколько лет назад рабочую газовую трубу перекрыли, но не отсоединили от основного газопровода. Один из выживших при взрыве сообщил, что сторож пытался растопить замерзшую воду в трубе паяльной лампой. К сожалению, сторож погиб при взрыве, а подрядчик — на войне. То есть никого из них не получится привлечь к ответственности, но и «Спрингз-Кемикалз» тоже освобождается от обвинений. Компенсацию выплатить все равно придется, но мы получим страховку: ее никто не станет оспаривать.

— Верно, но семьи погибших это вряд ли утешит. Я бы хотел учредить для них что-то вроде фонда, как мы сделали для жертв отравления на шахте.

— Ладно, посмотрим, что можно сделать. Но есть и хорошие новости. Звонил Джанни Рокка; тебя не было, я подошел к телефону. Они с Ангелиной вернулись в старый дом, его отремонтировали. Джанни также уверен, что виноградник удастся реанимировать. Он нанял двух рабочих для посадки лоз взамен погибших и сказал, что виноградник пострадал не от вандалов, а от отсутствия ухода. Почва не заражена.

— Хорошо. Думаю, надо позвонить редактору местной газеты и попросить разместить заметку. Поблагодарить всех за сотрудничество и написать, что виноградник в будущем сможет обеспечить много рабочих мест. Возможно, в городе к Джанни и Ангелине тогда начнут относиться более благосклонно, а у местных появится мотивация продолжать их поддерживать.

— Есть еще разговор, он касается и дела, и личного, — сказал Патрик. — Мы с Луизой кое-что придумали.

Люк настороженно взглянул на тестя: что тот задумал? И выслушал его план — устроить Эллиота в «Фишер-Спрингз» стажером и отправить в самый дальний филиал торговой империи.

— Цель — не просто разлучить их с Дотти, — подчеркнул Патрик, — а испытать их отношения. Если они выдержат разлуку, мы убедимся, что их связывает не только физическое влечение.

Люк улыбнулся.

— Вы очень деликатны, — заметил он. — И ваша идея разумна. Я буду рад, если Эллиот начнет работать в компании. Согласен, надо посмотреть, насколько долговечными окажутся их с Дотти отношения. Признаться, меня больше волнует Дотти. Она так много пережила, не хочу, чтобы она снова пострадала. Впрочем, не думаю, что Эллиот причинит ей зло, как тот ублюдок Моллой. Я говорю скорее об эмоциональном вреде, если Эллиот ее подведет. Ты уже с ним говорил?

— Нет, только намекнул, что пора бы ему найти работу.

— И как он отреагировал?

— Хочет что-то подыскать, но не знает, что именно.

— Подкинь ему идею. Скажи, что после войны освободилось много вакансий. Заодно скроешь свой мотив. Сделай так, чтобы он сам решил работать с нами. Еще есть новости?

— Есть. Во-первых, Джонс, которого ты нанял расследовать растрату в банке, закончил обучение. Мы направили его в первый филиал. Отчитываться он будет строго передо мной и тобой, но, по его словам, может пройти время, прежде чем он обнаружит улики, указывающие на причастность банка к растрате. Другая новость: пришла телеграмма от Сонни Каугилла. В английском филиале готовят подробный бизнес-план по реструктуризации; в него войдет доскональная информация и данные по новым проектам. На это тоже уйдет время. К запуску производства синтетических волокон все готово, а вот с фармацевтической ветвью дела пойдут не быстро.

— Любопытно будет увидеть готовый бизнес-план. Если он окажется перспективным, я по-прежнему считаю, что мы должны отправить кого-то в Англию.

Вечером Люк вернулся домой. Белла кормила ребенка. Закончив, она передала малыша няне. По просьбе Беллы няня согласилась стать еще и помощницей и выполнять различные поручения по дому.

По привычке Люк рассказал Белле, что случилось на работе. Она обожала эти разговоры; ей нравилось быть доверенным лицом мужа и ощущать вовлеченность в его жизнь. Люк упомянул, что хотел бы отправить кого-нибудь в Англию, чтобы лично удостовериться в перспективности нового плана по развитию британского филиала.

— Кажется, экономическая ситуация налаживается, и стоит прислушаться к предложению наших английских коллег, — сказал Люк. — Это может обернуться большими перспективами или финансовой катастрофой. Когда они уточнят детали, понадобится человек, который поедет в Англию и проверит все лично, но я понятия не имею, кого отправить. Я бы попросил твоего отца, но сейчас это невозможно, а больше никому я такое важное дело доверить не могу.

Белла задумалась и через несколько минут ответила. Ее слова шокировали Люка, хотя на деле это было идеальное решение. Белла всегда умела удивлять.

— Зачем кого-то отправлять? Кто-то должен поехать? Так езжай сам.

— Это на несколько месяцев. Я не могу бросить вас с малышом. Это нечестно.

— А я и не предлагала нас бросать. Смотри, Люк, у нас толком никогда не было ни медового месяца, ни отпуска. После войны ты сразу был вынужден заняться бизнесом, и все завертелось. Думаю, мы заслужили передышку, пусть даже добрая часть отпуска будет занята работой. К тому же я смогу показать тебе Англию, ведь я уже там была.

Люк удивленно взглянул на нее.

— Когда?

— Признаюсь, мне было всего два года и я, возможно, всего не помню… Но одно помню точно: когда мы готовились плыть домой, мама сказала, что ждет Эллиота. Как знать, может, история повторится?

Люк рассмеялся.

— Посмотрим! — Он пристально взглянул на жену. — А мне бы и в голову не пришло поехать самому. Но как ты переносишь качку? Мы примерно четыре недели будем плыть.

Белла взглянула на мужа и удрученно покачала головой.

— И этот человек всю войну провел в кабине истребителя! Я и не собиралась плыть в Англию. Ты разве не слышал о «маршруте кенгуру»?

— О чем, прости?

— Новый маршрут «Квантас Эйрлайнз». Они запустили регулярные рейсы в Англию с пересадкой в Сингапуре, Каире и других городах. Путь займет всего четыре дня. — Белла замолчала и не слишком деликатно добавила: — Странно, что ты об этом не читал. В одной из твоих газет пару недель назад была заметка.

— Я владелец газеты, но это вовсе не значит, что я ее читаю. Надо просмотреть подшивку, — ответил Люк. — Хороший вариант. А малыш? Не трудно ему будет? И тебе?

Белла вскинула брови и многозначительно произнесла:

— Мне? Почему мне? Я никуда без няни не поеду. Да и тебе пора взять на себя часть родительских обязанностей. Ты еще даже не научился менять подгузник. — Она улыбнулась. — Давай обсудим это с папой. Нас ждет потрясающее приключение! Мы можем столько всего повидать! Побывать на твоем старом месте службы и вернуться другим путем — через Америку. Об этом я тоже читала: маршрут в обратную сторону пролегает через другие города. Если мы полетим в Америку, сможем навестить моего брата Финлея.

Белла явно загорелась этой идеей, и Люк даже не пытался ее разубедить. Он чувствовал, что обязан порадовать ее, и эта поездка — самое малое, что он может для нее сделать. Белла преданно ждала его с войны и терпеливо писала письма, поддерживая его дух, особенно когда он попал в плен к немцам. И с момента его возвращения не раз демонстрировала свою крепкую любовь.

— Хорошо, я поговорю с Патриком. Но если ты хочешь полететь со мной, думаю, надо подождать, пока маленький Джеймс немного подрастет. Если Патрик согласится взять на себя управление компанией в наше отсутствие, я узнаю все про путешествие. Надо выяснить, где будут пересадки, позаботиться о жилье и прочее. Предстоит многое организовать.

К немалому удивлению Люка, Патрик сразу согласился с идеей дочери. Услышав об этом, он рассудил, что это вполне логично.

— Если окончательное решение о том, дать ли ход английскому предприятию, за тобой, ты и должен следить за его разработкой и регулярно общаться с участниками проекта. Я знаком с Сонни Каугиллом и Саймоном Джонсом, но, как и я, они вскоре уступят свое место новому поколению. Ты должен знать в лицо молодых предпринимателей, с которыми тебе предстоит общаться. А как еще оценить, подходят ли они для бизнеса, как не при личной встрече? Ты разбираешься в людях и сразу распознаешь фальшь.

— Тогда начну готовиться и попытаюсь решить, когда лучше всего лететь. Белла обрадуется, ведь это была ее идея.

— Если планируете взять с собой юного Джеймса, советую подождать до английского лета. Сам знаешь, какая в Англии погода, ты там был. — Вспомнив об этом, Патрик задрожал и растер ладони, будто желая согреться.

Через несколько недель пришел подробный анализ проекта реструктуризации «Фишер-Спрингз Ю-Кей» от Сонни Каугилла. Люка особенно заинтересовала последняя часть отчета, где Сонни перечислял преимущества своего предложения. Ему вдруг вспомнилось одно расхожее выражение, и он сказал об этом Патрику.

— Если Каугиллу и прочим так не терпится воплотить задуманное, они могли бы перейти от слова к делу и вложиться в собственное предприятие.

Патрик улыбнулся. Люк, как и его отец, кажется, начал понимать деловую этику.

— Я знаю, что Каугилл очень обеспечен, да и у Джессики Бинкс денег куры не клюют.

— Откуда вы знаете?

— Когда ее мать умерла, она унаследовала акции одной компании, которые в то время ничего не стоили. Но это тогда. Потом эта компания в буквальном смысле наткнулась на золотую жилу. Я знаю об этом, потому что опекун Джессики со мной тогда консультировался.

— Правда? А у вас, случайно, нет таких же акций?

Патрик улыбнулся, вскинул брови и вернулся к теме работы:

— Как я уже говорил, если у участников будет личный интерес, они с двойным усердием возьмутся за обеспечение успеха проекта. Пока ты в Англии, можешь им это предложить.

— Но тогда «Фишер-Спрингз» перестанет быть основным акционером. Впрочем, ввиду возможной прибыли это может быть оправдано.

Глава шестнадцатая

Тем временем в Скарборо режим малышки Сьюзен, здоровой годовалой девочки, более-менее установился. Сестренка стала намного спокойнее и уже не досаждала Эндрю, вплоть до того, что тот теперь соглашался сопровождать мать, вывозившую Сьюзен на прогулки в коляске подышать свежим воздухом. Один из любимых прогулочных маршрутов Эндрю пролегал по Фошор-роуд по направлению к набережной. Там, если повезет, можно было наткнуться на краны, разгружающие суда, или возвращающиеся с улова рыбацкие лодки. В прошлом году на глазах Эндрю и под возгласы ликующей толпы рыбаки выгрузили на пристань гигантского синеперого тунца, которого в Англии называют «танни». Рыбалка, подобно охоте на крупную дичь, считалась увлечением аристократии и звезд театра и кино; в гавань нередко заходили парусники, принадлежавшие богачам и знаменитостям.

Во время одной такой прогулки Дженни рассказала, как они с Марком бегали по утрам по этому самому маршруту.

— Мы были молоды. Твой папа был очень слаб, ему прописали упражнения для восстановления после болезни, и я стала бегать за компанию с ним и твоим дедом.

— А вы с бабушкой Джойс всегда жили вместе с папой, дедушкой Сонни и бабушкой Рэйчел?

— Нет, но я не помню раннего детства и того, что было до переезда в Скарборо. Мы с твоим папой в детстве были лучшими друзьями, потом подросли, полюбили друг друга и поженились. Потом родился ты. — Дженни замолчала; она чуть не проговорилась, ведь когда они с Марком стали мужем и женой, она уже была беременна. Но Эндрю об этом было знать необязательно.

— А когда я родился, я жил в комнате Сьюзен?

— Да, но мог бы оказаться и в другом месте. Сложись все иначе, ты мог бы родиться в хижине в лесу. — Дженни взглянула на сына, ее последние слова привели его в недоумение. — Незадолго до твоего рождения мы вернулись из Испании.

— Вы ездили в отпуск? — Поездка в Испанию, видимо, казалась маленькому Эндрю приключением, но на самом деле все было совсем иначе.

Дженни рассмеялась.

— Это был совсем не отпуск, Эндрю. Мы воевали, участвовали в Гражданской войне. И последнюю зиму провели в хижине в горах; там-то и решили, что у нас появишься ты.

— Ты была солдатом, как папа? Он воевал.

— Не солдатом, а партизаном. Партизаны — не регулярная армия. Мы не носили военную форму и не были приписаны к гарнизону. Мы поехали в Испанию, потому что верили в правое дело и хотели сражаться с фашистами. А потом вся наша страна встала на борьбу с ними.

— У вас были пистолеты? Вы убивали людей?

— Да, к сожалению, нам пришлось убивать, потому что иначе эти люди убили бы нас, и тогда ты не появился бы на свет.

— Ага, ясно. И много было крови? Когда вы поубивали этих, с насеста?

Дженни улыбнулась. Эндрю так и не запомнил слово «нацисты».

— Давай не будем об убийствах. Из той поездки вышло много хорошего. У нас появились верные друзья. Одна подруга… она мне стала как сестра. Она была командиром нашего партизанского отряда. Очень добрая женщина и очень красивая. Ее звали Кармен. В горах у нее родилась малышка. Я помогала ей при родах, как акушерка помогала мне, когда я рожала Сьюзен. И тебя, но ты, конечно, этого не помнишь. Ее дочку звали Консуэла, и она была совсем крохой, когда я видела их в последний раз.

— Они по-прежнему живут в Испании?

— Не знаю, Эндрю. После окончания Гражданской войны они собирались уехать в родную деревню Кармен. Деревушка Сан-Хуан-Баутиста на маленьком испанском острове Ибица. Но мы не знаем, прибыли ли они туда в целости и что случилось с ними после. Мы оставили Кармен наш адрес, но она ни разу нам не написала. А сами мы ей писать не хотим: вдруг она по-прежнему скрывается от закона? Мы можем ненароком ее подставить.

Эндрю ничего не понял, кроме одного: мама скорее говорила сама с собой, чем рассказывала историю ему. Но один вопрос у него все же возник:

— Мам, что значит «ненароком»?

Она рассмеялась, и это его озадачило, но поступки взрослых часто вызывали у него недоумение. По-прежнему улыбаясь, она ответила:

— «Ненароком» значит «нечаянно», Эндрю. Ты делаешь то, что не собирался. Случайно.

Эндрю задумался.

— Мам, а если я пообещаю ненароком не утонуть, вы подарите мне удочку на Рождество?

Дэвид Лайонс жил в доме Джессики уже пять месяцев. За это время он зарекомендовал себя как безупречный работник. Он не чурался никакого труда, не боялся браться даже за самые неприятные дела, например прочистку засорившихся сточных труб. Джессика с удивлением обнаружила, что он готов и стирать, и готовить, и гладить, и пылесосить.

Она хотела его испытать, и Дэвид блестяще прошел проверку. Если он и стремился впечатлить ее, проявляя гибкость и готовность браться за любую работу, ему это удалось. Джессике было очень приятно возвращаться с работы и видеть, что на столе ее ждет горячий ужин. Во многом благодаря присутствию Дэвида рана от потери Роберта начала потихоньку затягиваться.

Но восполнить другую потерю Джессики было не так легко. Ее потребность в интимном контакте никуда не делась, и вскоре она ощутила необходимость удовлетворить эту тягу. Шанс это сделать представился случайно и, можно сказать, стал для Джессики неожиданностью.

Это произошло, когда офис закрылся на рождественские каникулы. У Джессики выдалась тяжелая неделя, ей хотелось отдохнуть. Они с Дэвидом обменялись небольшими подарками; он приготовил вкусный ужин. После ужина сели слушать радио. Оба выпили по паре бокалов вина, и это их раскрепостило.

Примерно через час Джессика встала и подошла к радиоприемнику. Выключила его, повернулась к Дэвиду и заметила, что тот на нее смотрит, — выражение его лица было трудно прочесть. Джессика сказала:

— Если вы не против, я лягу спать пораньше.

Он по-прежнему неотрывно смотрел на нее, и тогда она спросила:

— Что-то не так?

— Нет, я просто залюбовался вашей фигурой. Простите, зря я это сказал.

— Почему? Женщинам приятны комплименты.

— Жаль, что обстоятельства сложились именно так, а не иначе. Вы так меня притягиваете; если бы вы не оплакивали мужа, а я бы не работал на вас… то с радостью узнал бы вас поближе.

Джессика медленно прошла через комнату и встала напротив; в ней всколыхнулось старое знакомое чувство взволнованного предвкушения. Спокойным голосом она произнесла:

— Если вы испытываете такие чувства, вам, верно, сложно находиться со мной в одном доме.

Дэвид рассмеялся.

— Вы угадали. Сколько часов я провел без сна, думая о вас, желая вас, но зная, что все бесполезно. Простите, я не хотел отяготить вас своими признаниями. Наверное, мне просто нужно переехать.

— Не согласна. Могу предложить другое решение вашей проблемы. Любой начальник знает, как важно, чтобы подчиненные были довольны.

Она потянулась, взяла Дэвида за руку и направила ее к пуговицам своей блузки, а сама принялась расстегивать пуговицы на его ширинке. Она заставила его встать, чтобы было проще дотянуться.

Молча, но в полном согласии они на миг отодвинулись друг от друга, чтобы спешно сорвать одежду, сгорая от желания. Затем бросились друг другу в объятия, дрожа от радостного нетерпения. Их тела слились; Джессика медленно опустилась на пол, утягивая за собой Дэвида. Попыталась пошутить, но голос задрожал от жгучего желания.

— Как твоя начальница жду от тебя лучшего результата.

Он мягко уложил ее на ковер и начал целовать.

— Прошу, Дэвид. Больше ждать невозможно.

— Как скажете, мэм.

После, когда они лежали и пытались отдышаться, Джессика предложила:

— Теперь пойдем в кровать. Там намного удобнее.

— Ты… ты уверена?

— Да, почему нет?

— Я решил, ты просто сжалилась надо мной.

— Дэвид, не говори глупости. Я сама этого хотела; я хотела тебя. Это не подарок на Рождество! Теперь пойдем в постель и начнем сначала. Считай, что это приказ. Я твоя начальница и довольна результатом, но ты должен и дальше поддерживать тот же уровень производительности!

— Это я смогу.

На следующее утро, когда Дэвид проснулся, Джессика лежала рядом, подперев голову ладонью и приподнявшись на локте.

— Доброе утро, — с улыбкой произнесла она и нежно его поцеловала. — Ну и ночка, — добавила она.

— Да уж. Ни одной женщине прежде не удавалось возбудить меня столько раз за одну ночь.

— А я уж решила, что с этой частью моей жизни покончено. Думала, после смерти Роберта умерло и мое желание, но, видимо, природа решила дать мне второй шанс. Природа или же мой темперамент.

— Что это значит?

Джессика вспомнила о прошлом и помрачнела.

— Скажу одно, Дэвид, пусть наша связь остается только физической. Не вздумай в меня влюбиться. Когда люди со мной сближаются, обычно случается что-то плохое.

— Я не возражаю, чтобы между нами был только секс, но что ты имеешь в виду под «случается что-то плохое»?

— С тех пор как я была подростком, смерть и несчастья сопровождали все мои влюбленности.

— Ты имеешь в виду то, что случилось с твоим мужем?

— Роберт — просто самый последний пример. Все началось, когда мне было четырнадцать. Моя мать застала со мной своего любовника и зарезала его.

— Он тебя изнасиловал? — в ужасе воскликнул Дэвид.

— Нет, ничего подобного. Я сама захотела, и мне очень понравилось. Мне все нравилось, пока она не вошла.

— И что было дальше?

— Она повесилась. Полиция не успела арестовать ее за убийство.

— Какой ужас. Странно, что после этого ты вообще захотела иметь дело с мужчинами.

— В том-то и дело, эффект был прямо противоположный. Моими опекунами стали бывший мамин муж и его жена. У меня не осталось других родственников, — объяснила она. — Но потом они меня выгнали, потому что я завела интрижку с обоими их сыновьями. Потом те погибли на войне.

— Да, но ты тут ни при чем.

— Ни при чем, но худшее впереди, поверь. Я от них съехала и познакомилась с потрясающим парнем, влюбилась в него. Он ответил взаимностью, и мы стали любовниками. Это продолжалось некоторое время, и все было прекрасно, пока однажды я не зашла к нему домой и не увидела фотографию его отца. Тогда я поняла, что он был моим сводным братом.

— О боже.

— Я тут же с ним порвала, но потом выяснилось, что я ждала от него ребенка. Я сделала аборт, но операция прошла неудачно; теперь у меня никогда не будет детей. — Она помолчала и добавила: — Моя история очень печальна, увы, но теперь ты знаешь обо мне все самое плохое. Прости, если это шокировало тебя. Большинство мужчин пришли бы в ужас, узнав о том, что я тебе рассказала.

Джессика думала, что ее откровенность заставит Дэвида охладеть к ней, но ошиблась.

— Значит, большинство мужчин — идиоты. Я бесконечно рад быть рядом с тобой. Когда мы занимались любовью, я был на седьмом небе и хочу еще. А если со мной случится что-то плохое, поверь, мне будет все равно; лучше рискнуть, чем упустить счастье находиться с тобой рядом, обнимать тебя и чувствовать близость твоего божественного тела.

Прошло много времени, прежде чем Джессика наконец встала.

— Пойду приму ванну, — сказала она, — после вчерашней ночи и сегодняшнего утра мне нужно отдохнуть.

Она легла в горячую ванну и задумалась над событиями нескольких последних часов. Дэвид оказался таким же темпераментным любовником, как она; их сексуальные аппетиты идеально совпадали. Джессика с удивлением осознала, что прежде не встречала столь умелых любовников. И, несмотря на ее предостережение с ней не связываться, он не испугался. Что бы ни ждало их в будущем, скучать определенно не придется, подумала она.

Глава семнадцатая

Пол Сагден родился и вырос в Брэдфорде, но в последний раз бывал в родных краях еще до войны. Поезд, идущий до станции Брэдфорд-Форстер-Сквер, остановился в Шипли, и Пол в дембельском костюме[15], висевшем на нем, как на вешалке, и рубашке с чересчур свободным воротом сошел на платформу. Пол сражался на Крите, в Северной Африке и Италии, получил медаль с отличием, но попал в плен и последние два года войны провел в немецких лагерях для военнопленных. В последнем лагере он заступился за другого пленного, которого избивал охранник. До войны Пол увлекался боксом и нанес немецкому офицеру несколько сокрушительных ударов, успев сломать тому нос, прежде чем его схватили. Месть немцев была ужасна: Пола перевели в концлагерь. Там у него отняли все отличительные знаки и военную форму, превратив в будущую жертву «окончательного решения еврейского вопроса», как называли нацисты уничтожение пленников концлагерей.

К счастью для Пола, за несколько дней до планируемой отправки в газовую камеру его и других заключенных спасли советские солдаты.

Его жизни теперь ничего не угрожало, но лишь через несколько месяцев бесконечных переводов с места на место он смог доказать, что он англичанин, и обзавестись новыми документами, чему его новые, теперь уже советские надзиратели были очень рады. Армии победивших союзников столкнулись с тысячами подобных дел, а солдаты — с царившей в армии бюрократией. Наконец, в начале 1949 года Пол вернулся в Англию, но на этом его беды не закончились. Из-за голода в лагерях и жалких пайков, которые выдавали после войны «перемещенным лицам», его организм ослаб и утратил сопротивляемость инфекциям. Приехав в Британию холодной сырой зимой, Пол оказался в условиях совсем не идеальных и заразился инфлюэнцей, вскоре осложнившейся пневмонией. Ему снова пришлось бороться за выживание, только сейчас — со скрытым врагом в собственном организме. После болезни, длившейся несколько месяцев, Пол, теперь похожий на собственную тень, наконец поправился.

Важнейшей задачей государства в то время была помощь демобилизованным с адаптацией к мирной жизни. Распорядитель, приставленный к Полу, спросил, обладает ли тот какими-либо навыками для последующего устройства на работу.

— Я бухгалтер, — ответил Пол, — но я должен вернуться домой. Моя мать больна, и, прежде чем думать о работе, мне надо ее навестить. Я даже не знаю, жива ли она.

— Она знает о вашем возвращении в Англию?

— Нет, думаю, она даже не в курсе, жив ли я. Я не смог с ней связаться.

— Тогда откуда вы знаете, что она больна?

— Я написал домой, как только выздоровел, но мне никто не ответил. Тогда я написал соседке и получил от нее письмо. Она сообщила, что несколько недель назад маму забрали в больницу. Сказала, что-то серьезное.

— Тогда попробуем ускорить дело. Приходите завтра утром, мы подготовим все для вашей демобилизации: денежную премию, гражданскую одежду и проездной документ. — Офицер просмотрел дело Пола. — Вам в Брэдфорд, верно?

С тех пор прошло чуть больше суток. Сойдя с поезда, Пол направился прямиком в больницу в Солтер и навел справки о миссис Дорис Сагден.

— Вы ее родственник? — спросила сотрудница регистратуры.

— Сын.

— Сядьте, пожалуйста, сейчас я кого-нибудь позову.

Пол сел, немного удивившись, почему его не проводили в палату. Через несколько минут в коридор вышла медсестра; вид у нее был суровый и деловой.

— Мистер Сагден? — спросила она отрывистым тоном, как у сержанта строевой подготовки.

Пол встал.

— Вы — сын Дорис Сагден?

— Да. Можно ее увидеть?

— Увы, нет. Полагаю, вы пришли забрать ее вещи и распорядиться о похоронах?

Пол зашатался и схватился за спинку стула, чтобы не упасть.

— Моя мать… — Он не смог договорить.

Выражение лица и тон медсестры тут же изменились.

— О, простите, мистер Сагден, я думала, вы знаете! Вашу мать привезли почти три месяца назад после обширного инфаркта. Вчера у нее случился второй инфаркт, и она умерла во сне.

Пол опустился на стул. Его сотрясали рыдания. Медсестра присела рядом, взяла его за руку и попыталась успокоить безутешного сына, потерявшего мать. Через час, покончив с формальностями, Пол вышел из больницы, неся свой чемодан и маленький бумажный пакет. Он пережил войну, вернулся домой, но в его жизни ничего не осталось. Он был совсем один во всем белом свете. Он прошел несколько кварталов до маленького дома типовой застройки, где родился, того самого, откуда уехал воевать с немцами. В первый месяц боев в Северной Африке он получил известие о смерти отца.

Пол подошел к дому и столкнулся с новой проблемой: у него не было ключа. Среди вещей матери его тоже не оказалось. Он пытался решить, что делать дальше, и тут услышал голос за спиной. Он резко обернулся.

— Пол, это ты?

В нескольких шагах от него стояла соседка, Бесси Флетчер.

— Это правда ты. — Она замолчала. — Ох, Пол, ты знаешь?

Пол кивнул.

— Мне очень жаль. Утром приезжала полиция проверить дом, и мне передали, что она умерла. Я собиралась написать.

Он указал на дверь.

— Я не знал, куда еще податься, но войти не могу. В маминых вещах не было ключа.

— Да, ее ключ у меня. Я закрыла дом и следила за порядком после того, как ее увезли в больницу. Мы с Салли вместе там прибрались. Забрали еду из холодильника, молоко — все, что могло испортиться. Ты же помнишь нашу Салли?

— Помню. — Пол слукавил. Он напрочь забыл, что у Бесси и Тома Флетчера была дочь, и вспомнил об этом, лишь когда Бесси о ней упомянула. — Тогда, пожалуйста, дайте мне ключ, и я пойду.

— Ты, наверное, устал? Может, зайдешь и посидишь у нас? Я тебе чаю заварю. У вас дома шаром покати. Ты небось голодный? Когда в последний раз ел?

Пол пожал плечами.

— Утром съел сэндвич на вокзале.

— Сэндвич? Да разве это еда. Пойдем, приготовлю тебе что-нибудь. Идем-идем, судя по виду, тебя давно нормально не кормили. Еще не хватало сидеть в доме одному после таких печальных известий.

Бесси не колеблясь взяла его за локоть и подтолкнула к своему дому. У типовых домов на этой улице не было садиков; их проектировали с максимальной простотой и экономией. Квартал построили в прошлом веке для фабричных рабочих по приказу Титуса Солта, квакера и филантропа, фабриканта, в честь которого и назвали городок.

Муж Бесси, Том, поздоровался с Полом, но тут же заявил, что уходит на работу.

— Работаю в ночную смену на предприятии, которое раньше называлось «Хэйг, Акройд и Каугилл», — сообщил он.

Оба не видели ничего странного в том, что Том жил в доме, некогда построенном для рабочих одной фабрики, а сам работал на такой же фабрике, принадлежавшей уже другой компании. Когда муж Бесси ушел, та велела Полу сесть за стол.

— Поставлю чайник и посмотрю, что есть у нас в кладовке.

Пол послушно сел и услышал на лестнице легкие шаги. Дверь кухни открылась, и вошла молодая женщина; Пол смущенно вскочил.

— Здравствуй, — поздоровалась она, немного удивленно посмотрела на него, а затем улыбнулась. — Ты же Пол, да? Я тебя сразу не узнала. Соболезную по поводу твоей матери. Мама рассказала, когда я пришла с работы.

— Ты Салли? — ответил он. — Я тебя совсем другой помню.

Он не стал добавлять, что совсем ее не помнил, но про себя заметил, что, если бы до войны она была такой же красоткой, как теперь, это бы наверняка отложилось у него в памяти. Такую девушку он бы точно не забыл.

— Твоя мама пригласила меня выпить чаю, — объяснил он. — Я был в больнице, узнал про маму и вернулся домой, но у меня нет ключа. Тут-то я и встретил миссис Флетчер.

— Ты, верно, не думал, что вернешься и узнаешь такие новости, — сказала Салли. — Мы-то вообще не надеялись тебя снова увидеть. Все думали, что ты погиб. Мы знали, что ты в плену, но от тебя так долго не было вестей, что твоя мама решила, будто случилось худшее. Но она не теряла надежды, даже когда в военном ведомстве сообщили, что наводили справки, но тебя не нашли и что больше ничего сделать нельзя.

Пол вспомнил бюрократический кошмар, через который ему пришлось пройти, и, не подумав, выпалил:

— Иногда мне кажется, лучше бы я умер.

Салли ответила резко и почти зло:

— Не говори так! Даже не смей так думать! Вспомни обо всех солдатах, что не вернулись домой. Твой долг перед ними — жить полной жизнью! Ты обязан жить ради тех, кто не вернулся.

— Наверное, ты права, но мне было сложно думать об этом в таком ключе, и до сих пор сложно.

— Но ты обязан, Пол! Ладно, хватит разговоров. Мне пора. Я хожу в вечернюю школу.

— И чему учишься?

— Бухгалтерскому делу. Через пару лет надеюсь сдать экзамены. Не ты один умеешь считать! — С этими словами Салли помахала матери и вышла за дверь.

Бесси принесла чайник и приборы.

— У нас остался пастуший пирог, я поставила его разогреваться. Тебе чай с молоком, с сахаром?

Поначалу беседа не шла, но, когда Бесси подлила чаю, Пол разговорился.

— Не знал, что Салли хочет стать бухгалтером, — произнес он, пытаясь нащупать общую тему.

— Да, ее папа уговорил. Она работает клерком в заводской бухгалтерии, всегда была способна к математике, и учеба помогает ей отвлечься.

Пол растерянно взглянул на нее.

— Я все забываю, что тебя давно не было. У Салли был жених, хороший юноша из Шипли, но его убили во время высадки в Нормандии. Салли очень горевала, можешь себе представить, и мы уж думали, она не оправится, но тут Том увидел рекламу бухгалтерских курсов в «Телеграф и Аргус» и уговорил ее попробовать, чтобы занять мысли чем-то другим.

Когда Бесси упомянула местную газету, «Телеграф и Аргус», знакомую Полу с детства, тот почувствовал, что наконец вернулся домой. Но с каждым словом соседки ему открывались чужие трагедии, служившие отражением его собственной. Он вспомнил голубые глаза Салли, ее светлую кожу и волосы цвета спелой кукурузы.

— Надо нам с Салли поговорить. Я как раз получил диплом бухгалтера, когда меня призвали, и устроился на хорошее место, но мне нужно освежить знания, прежде чем возвращаться на работу. Может, на ее курсе есть свободные места и мне разрешат начать с середины.

— Я спрошу. Наверняка ей самой больше понравится учиться с кем-то из знакомых.

Как и многим солдатам, вернувшимся с войны, Полу Сагдену было сложно приспособиться к гражданской жизни. В первые дни после возвращения он занимался похоронами матери, а после — юридическими и бюрократическими формальностями, связанными с оформлением наследства. Благодаря Бесси задолженности по аренде у матери не осталось, однако Пол с некоторым огорчением обнаружил, что, кроме мебели, у нее имелось лишь чуть больше ста фунтов на сберегательном счету в банке «Йоркшир Пенни». Как мало в итоге осталось от жизни длиной почти в семьдесят лет: долгих лет работы на фабрике, замужества и материнства.

Его собственный банковский счет в годы войны лежал нетронутым, и из-за этого Пол оказался в более выгодном положении, чем большинство его бывших товарищей. Но все же он испытывал растерянность. Ему пришлось учиться жить одному в мирных условиях, а к этому он совершенно не привык. Некоторые вещи казались совсем непонятными, например оформление пособия по безработице. Пол взялся за поиски работы, а задачей номер два стало восстановление физической формы. Он начал ходить в боксерский клуб, который посещал до войны, тренироваться и наращивать силу.

Также он совершенно не привык вести хозяйство и во многом полагался на помощь Бесси Флетчер и ее дочери Салли. В конце концов он набрался смелости и задал Салли вопрос, который хотел задать с тех пор, как узнал, что та учится на бухгалтера.

— Как думаешь, можно мне тоже начать ходить в твою вечернюю школу? Я спрашивал у твоей мамы, но та, наверное, забыла, тебе передать.

— Нет, не забыла, а я поговорила с нашим учителем. Он обещал ответить, но пока ничего не сказал. Хочешь завтра пойти со мной? Спросишь его лично.

— А где проходят занятия?

— На Болтон-роуд, это рядом с Мэннингем-лейн. Надо ехать на троллейбусе и потом еще немного пройтись пешком.

— Давай так и сделаем. Во сколько начало?

— Надо быть к семи, значит, мы еще успеем попить чаю и сесть на троллейбус в шесть тридцать.

— Зайти за тобой?

— Погоди, у меня идея получше.

Они стояли на задних дворах своих домов и разговаривали через забор. Салли зашла в дом через черный ход и через несколько секунд вернулась.

— Заходи на чай, а потом сразу от меня поедем.

— Договорились. Тогда до нашего завтрашнего свидания.

Закрыв дверь, Пол задумался о своих словах. Действительно, свидание, хоть и не настоящее, не романтическое. У него почти не было опыта общения с девушками. Салли ему нравилась, она была очень привлекательна. Вместе с тем ему не хотелось, чтобы их дружба переросла во что-то большее прежде всего потому, что без работы и перспектив жених из него был никудышный. Однако больше всего его пугало сравнение с покойным женихом Салли — а Салли неизбежно стала бы их сравнивать, даже если бы проявила к Полу искренний интерес. Военные заслуги Пола были немаленькими, но едва ли могли сравниться с заслугами того, кто пожертвовал жизнью ради родины.

Следующим вечером он поехал в школу с Салли. Та представила его преподавателю и объяснила цель его прихода.

Преподаватель извинился:

— Простите, я совсем забыл, что мисс Флетчер о вас спрашивала. Не знаю, смогу ли я вам помочь. Пока мы проходили самые основы. Сложные темы начнутся на следующей неделе. Но если у вас уже есть диплом, полагаю, вы член Института присяжных бухгалтеров Англии и Уэльса? — Пол кивнул. — Тогда советую вам обратить внимание на курсы повышения квалификации для бывших военнослужащих.

— Спасибо. — Пол взглянул на Салли, осознав, что если он пойдет на курсы для военнослужащих, то не сможет учиться вместе с ней. — Если вам все равно, я бы хотел учиться в этой группе. Наверняка мои знания устарели.

— Вы правы; например, у нас совершенно новое корпоративное законодательство. Поправки в Закон «О компаниях» внесены в сорок седьмом и сорок восьмом годах.

— Правда?

Преподаватель кивнул.

— Да. Если захотите ходить в эту группу, заполните анкету и верните ее мне сегодня, а я передам в управление. Курс платный, но за пропущенные недели плату вам вычтут.

Почти весь материал урока оказался Полу знаком, он расслабился и стал наблюдать за Салли. Та слушала с глубоким сосредоточением и делала заметки. После урока они ждали троллейбус в Солтер, и Салли заметила, что Пол на уроке ничего не записывал.

— Я не делал этого по нескольким причинам. Во-первых, сегодняшний материал я уже знал. Во-вторых, обычно я запоминаю, а не записываю. — Пол постучал по виску, показывая, что все хранит в голове. — Но главное, я забыл блокнот.

Салли рассмеялась. Это было неожиданно и приятно.

— Да, без блокнота сложно что-то записывать, — согласилась она.

— Я должен тебя поблагодарить. Меня бы не приняли в группу, если бы я пришел сам по себе.

— Не благодари. Хорошо будет ходить не одной, особенно зимой. Я боюсь возвращаться домой затемно и не люблю просить папу меня встречать. Тот очень устает на работе.

— Я бы с радостью тебя встречал, даже если бы мы не учились вместе, — ответил Пол. — Если хочешь, я тебя еще куда-нибудь свожу, просто скажи. У меня много свободного времени.

Когда они уже шли к дому, Салли спросила:

— Ты любишь кино?

— Даже не знаю, я давно там не был, с детства.

— В субботу показывают фильм, который я хотела посмотреть. Если хочешь, пойдем вместе. Называется «Третий человек»[16], говорят, очень хороший. Ты, наверное, слышал музыку из этого фильма по радио.

— Точно, слышал. С удовольствием схожу с тобой в кино, Салли.

Он сделал небольшой акцент на слове «с тобой», это вышло неосознанно. И понадеялся, что Салли не заметила. Та покосилась на него, но ничего не сказала, лишь чуть улыбнулась. Когда они дошли каждый до своей двери, Пол повернулся сказать «спокойной ночи». И пока раздумывал, стоит ли пожать Салли руку, та потянулась к нему и тихонько поцеловала в щеку.

— Тогда до субботы, — произнесла она. — Спокойной ночи, Пол.

Он вошел в дом, все еще ощущая прикосновение ее губ к своей щеке. Казалось, до субботы еще очень далеко. Расценивается ли поход в кино как настоящее свидание?

Фильм оказался хороший, как Салли и говорила, и на обратном пути Пол делился впечатлениями.

— Хочешь, сходим еще раз на следующей неделе? — спросил он, сам ужаснувшись своей смелости. А если она откажет? А если фильм ей не понравился так сильно, как ему? Он рискнул взглянуть на Салли и, к своему облегчению, увидел, что та улыбается.

— С удовольствием, — ответила она, — но, может, ты больше любишь танцы?

Так они начали проводить вместе все субботние вечера. То шли в кино, то на бальные танцы. Полу больше нравилось второе, ведь на танцах он мог обнимать Салли.

Благодаря совместному досугу и занятиям на бухгалтерских курсах Салли постепенно ближе узнала Пола, хотя разговорить его было непросто. Всякий раз, когда они прощались после очередного похода в кино или на танцы, Салли целовала его в щеку. Вскоре Пол запутался. Поступала ли она так из вежливости, ходила ли с ним везде, потому что больше было не с кем? Ему и в голову не приходило, что он мог ей просто нравиться.

Глава восемнадцатая

Спустя несколько месяцев после начала расследования дела о растрате в банковском подразделении «Фишер-Спрингз» Джош Джонс отчитался Люку и Патрику и рассказал, что удалось выяснить.

— Садись, Джошуа.

Прежде чем перейти к делу, Джош произнес:

— Прошу, зовите меня Джош. — И с улыбкой добавил: — Только мама зовет меня Джошуа, и только когда я плохо себя веду. — Он вздохнул и покачал головой. — Увы, ситуация тревожная. Как вы уже знаете, я побывал во всех филиалах банка с проверками. И пришел к выводу, что в аферу вовлечены минимум трое сотрудников. Возможно, и больше, но пока я не уверен.

— И как они проворачивают эти махинации, а главное — как их остановить? — спросил Патрик.

— Зависит от того, хотите ли вы предать это дело огласке. Если подключить полицию, будет судебное разбирательство. Улики у нас есть, преступники не смогут отрицать растрату; также улики указывают на тех, кто несет ответственность.

— Да, Джош, но сначала нам самим надо узнать, как им удалось вывести такую большую сумму и не вызвать подозрений, — сказал Люк.

Джош улыбнулся.

— Я обнаружил два случая мошенничества, но их может быть и больше. Первый выяснился в ходе расследования, а второй — почти случайно.

— Давай же, раскрой нам секрет.

— То мошенничество, что выяснилось случайно, связано с депозитными ячейками. Тут проблема в том, что я еще не до конца раскрыл схему.

Люк нахмурился: он не понимал банковских терминов.

Патрик, прежде работавший в банке, пояснил:

— Депозитная ячейка — это банковский сейф. Так в чем заключается мошенничество?

— Не уверен. Я был на дежурстве, когда зашел клиент и попросил доступ к своей ячейке. Спустившись в хранилище, я понял, что реальное число ячеек и цифра, указанная в журнале, не совпадают. Думаю, мошенники создали лишние ячейки на бумаге и с их помощью каким-то образом обманывают систему. Но это задача для будущего расследования. К недостаче на счетах компании она не имеет отношения. — Джош покачал головой. — Тут все сложно. Утечка происходит, когда взимается процент по текущим и депозитным счетам, в том числе по тем, где имеется перерасход. Как вы, наверное, знаете, менеджеры банков по-прежнему вручную составляют для клиентов выписки. Это устаревшая практика, которую я бы советовал модернизировать. Когда я заподозрил, что это как-то связано с мошенничеством, взял у вас немного наличных денег, помните? Дальше попросил жену открыть счет и не снимать с него денег. Счет накопительный, по нему выплачиваются проценты, и когда я проверил выписки, то убедился, что реальный процент и начисленный не совпадают. Выяснив метод мошенников, я получил доступ к верхнему этажу здания, который используется только для хранения. Там я нашел сейф с дубликатами банковских журналов. Их было два вида: для клиентов со средствами на балансе и для тех, у кого имеется перерасход. Как правило, это корпоративные счета, на которые поступают большие суммы, но есть и частные. Цифры в дубликатах не совпадали с теми, что указаны в журналах, которые хранятся в сейфе в кабинете управляющего банком.

— Но клиенты наверняка бы заметили, если бы с их счетов сняли лишнюю сумму или проценты перестали бы начисляться? — спросил Патрик.

Джош пожал плечами.

— А вы бы заметили? Прелесть этой схемы в том, что разница минимальна, какая-то мелочь раз в месяц, никаких серьезных расхождений. Но если умножить эту мелочь на общее количество счетов в крупном банковском филиале, а потом умножить на двенадцать, мы получим сумму ежегодной утечки, и та уже будет значительной.

— Хитро придумано, — заметил Финнеган.

Люка же больше интересовало, как Джош все это выяснил.

— Как ты проник туда, где хранятся дубликаты журналов, и как открыл сейф в кабинете управляющего? Только не говори, что менеджер сам оставил его открытым.

— Нет, — рассмеялся Джош, — тут мне пригодились навыки проникновения со взломом и умения медвежатника.

— Как предлагаешь поступить дальше?

— Устроить облаву, забрать журналы и дубликаты и уволить управляющего. Когда тот поймет, что игра раскрыта, то не станет спорить с решением об увольнении. Можете пригрозить судебным разбирательством, если он не вернет деньги или то, что от них осталось. После этого я бы написал всем клиентам, пострадавшим от мошенничества, извинился и объяснил все техническими ошибками, а разницу вернул на счета. Как я уже сказал, речь об очень маленьких суммах, но в качестве жеста доброй воли это будет полезно для вашей репутации. Что до растраты, думаю, надо просто ее списать.

— А ячейки? Если с ними тоже орудуют мошенники, речь может идти о более крупных суммах, — встревоженно заметил Патрик.

— Думаю, вам не стоит волноваться, — ответил Джош. — Подумайте, зачем люди арендуют банковские ячейки. Иногда, конечно, в целях безопасности, но, как правило, чтобы скрыть средства от налоговиков. Вряд ли кто-то станет поднимать шум, иначе налоговая обо всем пронюхает и начнет задавать неудобные вопросы.

— Прежде чем действовать, надо точно выяснить личности виноватых и подкрепить доказательствами наши подозрения. Ты составил письменный отчет с планом последующих действий? — спросил Люк.

Чуть позже в тот же день Джонс отдал им напечатанное досье с полной информацией, в котором также описал свою теорию относительно мошенничества с депозитными ячейками.

— Кто это напечатал? — спросил Люк.

— Я сам, чем меньше людей будут в курсе, тем выше вероятность, что тайна останется тайной и преступников не предупредят, случайно или намеренно.

Получив и прочитав отчет, Патрик и Люк поблагодарили Джоша. Когда тот уходил, решив, что его работа в «Фишер-Спрингз» на этом окончена, Патрик его задержал.

— Мы с Люком подумали и решили, что хотим, чтобы ты остался работать в «Фишер-Спрингз» на постоянной основе. Если тебе это интересно, конечно. Пока ты все еще нужен нам для расследования мошенничества с ячейками.

— Патрик прав, — согласился Люк, — нам нужны талантливые люди, и ты нам подходишь. — Он улыбнулся и добавил: — Вот я, например, вечно забываю дома ключи от рабочего стола, а если ты будешь рядом, то всегда сможешь его взломать.

— Рад, что вы считаете меня таким ценным сотрудником, — усмехнулся Джош. — Но могу я взять несколько дней отпуска, прежде чем продолжу работу?

Люк спросил — зачем, и, когда Джош объяснил, они с Патриком с радостью согласились. Джонс вышел из кабинета, а Люк сказал:

— Это еще раз доказывает, что он нам подходит, причем по всем фронтам.

— Оно и верно. А как твои планы на путешествие? — спросил Патрик.

— Я подумал и с учетом всех событий решил чуть дольше подождать. Белла, конечно, расстроится, но я хочу сперва завершить это дело с растратой. Напишу британским партнерам, скажу, чтобы продолжали готовить новые проекты, и отзову свое решение закрыть компанию. Потом сообщу, что планирую приехать в следующем году. Они успеют собрать информацию о производстве лекарств и синтетических волокон и присмотреть подходящие производственные помещения или место для строительства. Дам им время хорошо подготовиться перед моим приездом. Тогда будет намного легче принять решение.