Возвращение домой

Глава двадцать девятая

С похорон Луизы Финнеган прошло почти три месяца, и Люк Фишер наконец вернулся на работу. Но ни он, ни его коллеги не догадывались, что это ненадолго.

Люк готовился вновь принять на себя рабочие обязанности и отвечать на множество доброжелательных, но назойливых вопросов о Патрике и других членах семьи Луизы. Первым в списке дел стояла встреча с Джошем Джонсом.

Когда тот вошел в кабинет, Люк заметил, что Джош слегка встревожен. Беспокоился ли он из-за того, как начальник оценит его работу в свое отсутствие? Люк решил сразу прояснить этот вопрос.

— Первым делом, Джош, хочу тебя поблагодарить. Я, конечно, регулярно звонил и узнавал о делах по телефону, но это не то же самое, что находиться в офисе, и я только теперь понимаю, что ты отлично справился и переделал огромное количество дел. Ты меня спас, когда согласился заступить на мое место. Я очень ценю твою помощь, и, если что-то, не дай бог, снова пойдет не так, буду знать, что на тебя можно положиться.

— Рад, что ты так думаешь, но это не только моя заслуга. У меня было много помощников — все захотели внести свой вклад и взять часть нагрузки на себя. Особенно пригодилась помощь членов исполнительного комитета. А твоя секретарша, похоже, знает все на свете. К тому же налаженная тобой система управления и информационные каналы работают так безукоризненно, что мне было легко.

Джонс сменил тему и спросил, как дела у Патрика и семьи. Люк заметил, что у коллеги по-прежнему встревоженный вид. Поскольку одну причину возможного беспокойства они обсудили, он задумался, что же еще могло беспокоить Джоша и стоит ли спросить его об этом прямо. Но пока решил ответить на вопрос:

— Патрик в ужасном состоянии. Сидит часами на веранде, где любили сидеть они с Луизой. Он похож на восковую фигуру: просто смотрит перед собой, не шевелится и не реагирует, что бы мы ни говорили и ни делали. И часто плачет. Смотреть на него невыносимо. Слезы катятся по лицу, по рубашке. Глянешь на мокрое пятно, и сразу понятно, как долго он плакал. Так и сидит там в любую погоду до темноты. Только Дотти удается до него достучаться, — продолжал Люк. — Мы все очень за Патрика переживали и придумали план; хочется верить, что он сработает. Попробуем для начала на время, а если получится, то и насовсем. Смысл в том, чтобы Дотти с детьми и Эллиот переехали обратно в дом Финнеганов. Так они смогут присматривать за Патриком. Я потому и велел Эллиоту взять еще месяц отпуска. Он поможет Дотти ухаживать за детьми, потому что она теперь будет заботиться о Патрике. А еще мы решили, что, если в доме будут дети, беготня и шум отвлекут Патрика от депрессии.

— А твоя семья? Как Белла?

— Неплохо. Впрочем, другого от нее я не ждал. Ты пережил смерть обоих родителей, Джош, мне не надо объяснять тебе, как это тяжело. Но Белле, к счастью, некогда впадать в уныние — наши три маленьких чудища ей не позволят. Да и унывать ей несвойственно, она, скорее, ругается, когда ей плохо.

Люк все еще надеялся узнать причину тревоги Джоша и, поскольку тот молчал, решил все-таки спросить.

— Ладно, Джош, что такого ужасного в документах у тебя в руках, что ты сам не свой?

— Это отчет из Англии. Пришел на прошлой неделе в пятницу. Хорошо, что вы вернулись; я, признаться, в тупике. Они придумали план, и поди пойми — то ли он безумен, то ли гениален, я честно не могу понять. И как быть, не знаю. — Джонс коротко улыбнулся и добавил: — Поэтому решил свалить ответственность на вас.

Люк пожал плечами.

— Для этого я и нужен, наверное. Знаешь, у президента США Гарри Трумэна над рабочим столом в Овальном кабинете висела табличка: «Фишка дальше не идет»[19]. Так что неси сюда эту толстую папку и попробуем разобраться. Кстати, почему она такая пухлая?

— Директора решили приложить к плану статистические исследования и отчет трех ведущих химиков. — Джош протянул папку Люку. — Попросить секретаршу заварить чай? Это надолго.

— Нет, спасибо, не буду, но ты пей, если хочешь.

Джонс наблюдал за Люком, пока тот изучал толстую стопку документов, предоставленных Сонни и его коллегами. Читал он молча, но по изменившемуся выражению его лица Джош сразу угадал, что Люк дошел до спорной части отчета. Сначала на лице Люка читалось равнодушие — он просматривал результаты квартального отчета, а Джош знал, что те были превосходны; но затем оно озарилось удивлением, а в конце, когда до Люка дошел весь смысл плана, потемнело от гнева.

Через некоторое время он поднял голову, и, когда заговорил, его голос чуть не сорвался на разъяренный рык:

— Ты прав, это полное безумие. О чем они думали? Как им пришло в голову тратить время на эту писанину?

Люк даже не дочитал отчет и вернул его Джошу, точнее, не вернул, а в ярости почти презрительно швырнул через стол.

— Скажи, что мы ни за что не поддержим этот безумный план. Не трать время на письмо, отправь телеграмму немедленно.

В Англии директора созвали экстренное совещание, чтобы обсудить телеграмму от австралийских коллег, ответивших на предложение по расширению компании категоричным отказом. Англичане так долго и старательно прорабатывали этот план, который должен был решить двойную проблему репутационного ущерба, нанесенного компании трагедией на химическом заводе, что безапелляционный отказ вызвал у них досаду и растерянность.

Директора, вынужденные считаться с двумя неумолимыми силами, оказались в весьма затруднительном положении. С одной стороны, ведущие научные сотрудники пригрозили увольнением, если их идею не примут; с другой стороны, компания, владевшая половиной пакета акций, высказалась категорически против.

К концу совещания решение так и не нашлось, и Джессика попросила коллег оставить их с Сонни наедине. Когда все вышли, она повернулась к председателю и спросила:

— Сколько у вас денег?

Сонни удивленно вытаращился на Джессику, но ответил:

— Хватит, чтобы угостить всех завсегдатаев «Свистящей свиньи» в пятницу вечером, а что?

— У меня есть идея, и, возможно, она сработает, если мы объединим ресурсы. Кроме средств, которые я вложила в компанию, у меня есть кругленькая сумма на счетах в различных банках и строительных фирмах. Я подумала, что, если сложить ваши деньги и мои, мы сможем выкупить долю Люка Фишера. Придется повременить с реализацией нашего плана, зато мы избавимся от постороннего вмешательства и сможем делать то, что хотим.

Шесть недель спустя, после многочисленных обсуждений и финансовых консультаций они наконец решились и отправили австралийским партнерам телеграмму с предложением выкупить пятьдесят процентов акций в британском филиале. Тон сообщения был таким же кратким, как и телеграмма с отказом принять план расширения, отправленная Джошем.

В конце рабочего дня, незадолго до закрытия офиса Люк Фишер перечитывал письмо, которое надиктовал секретарше, и готовился его подписать. Он взял ручку и уже хотел поставить подпись, как в кабинет вбежал Джош.

— Вам надо это увидеть. Похоже, вы разворошили осиное гнездо. — Он вручил Люку телеграмму из Англии. — Судя по всему, ваш отказ вызвал такое сильное недовольство у Сонни и остальных, что они перешли к решительным действиям, и лично я их не виню.

Удивленно округлив глаза, Люк прочел телеграмму и через несколько секунд посмотрел на Джоша. Его взгляд пылал от ярости.

— Ты сказал, что понимаешь, почему они это сделали, и не винишь их. Можешь объяснить почему? Звучит как предательство.

— Является ли предателем тот, кто критикует человека, который, по его мнению, совершил большую ошибку и собирается ошибиться еще раз. Более того, не просто ошибиться, а выставить себя лицемером? — Джош, не дрогнув, посмотрел на Люка, несмотря на явную враждебность последнего.

— А почему ты считаешь, что я ошибся? Мое решение основано на ужасающей репутации наших британских коллег, чей предыдущий химический завод взорвался!

— Но это лишь часть картины, и, если бы вы дочитали отчет до конца, вы бы это поняли. Принимать решение без учета всех фактов, на мой взгляд, безответственно. Скажите, что именно вас возмутило? То, что наши коллеги планируют построить новый химический завод или стоимость и тип страхового покрытия, которое для этого потребуется?

— Оба этих фактора, но больше всего — страховка. Даже если им удастся найти компанию, готовую подписать контракт, им выставят астрономический счет. Пропишут в полисе чрезмерную сумму, невыгодные условия, и это будет просто непрактично.

— Значит, вы не дочитали до конца и не знаете, что они предусмотрели этот момент и придумали, как решить проблему. Вот я дочитал и теперь считаю их план гениальным образцом новаторского мышления.

— И что они придумали?

— Они нашли небольшую страховую компанию с наработанной клиентской базой, отвечающую их условиям. У этой компании внушительный опыт работы с похожими предприятиями, и британские коллеги планируют ее выкупить. Но, столкнувшись с отказом поддержать их идею, они пересмотрели наши отношения и теперь хотят разорвать с нами связь. Я их понимаю и, должен признать, разочарован не меньше.

— Довольно, Джонс. Лучше уходи, пока кто-нибудь из нас не сказал то, о чем потом мы оба пожалеем.

— Хорошо, но что мне с этим делать? — Джош указал на телеграмму.

— Оставь, я решу, что ответить, и сообщу тебе завтра.

Вечером Люк рассказал Белле о споре с Джошем и предложении англичан выкупить акции компании. Закончив, спросил, что она думает.

— Думаю, ты погорячился. — Люк поморщился, а ее следующее замечание заставило его устыдиться еще сильнее. — Ты поступил необдуманно, не зная всех фактов, а это совсем на тебя не похоже. Так что Джонс не виноват, а Сонни Каугилл и подавно.

— Но это еще не все, — признался Люк. — У Джонса хватило наглости назвать меня лицемером из-за моей реакции на телеграмму. И я не пойму почему. Может, ты скажешь?

— Скажу, и раз ты сам этого не видишь, значит, твое восприятие искажено. И я бы не назвала поведение Джоша наглостью, просто он бесстрашен, раз не побоялся указать тебе на твою ошибку.

Люк покачал головой.

— Я, видимо, совсем туп, раз не понимаю, о чем речь; объясни.

— Скажи, после случая с заражением реки ты закрыл шахты?

— Нет, но проследил, чтобы трагедия не повторилась. И ни на минуту не прекращал работу, чтобы выплатить компенсацию пострадавшим за счет прибыли. Хочешь сказать, я ошибся?

— Вовсе нет. — Белла уставилась на него. — Ты что, правда не понимаешь?

Люк растерялся вконец.

— А в чем разница между тем, что сделал ты, и тем, что предлагают сделать они? Я вижу только одно различие — они решили застраховаться на случай, если что-то пойдет не так, то есть проявили двойную предусмотрительность. Получается, ты запретил им поступить точно так же, как поступил сам. Это ли не лицемерие, Люк?

Он таращился на жену несколько секунд, а потом заговорил, и в его голосе уже не было гнева.

— Знаешь, Белла, я так рад, что ты на меня накинулась. Если бы ты мне все не объяснила, не знаю, что бы я делал.

— Как-нибудь справился бы, но было бы в два раза сложнее.

Позже, когда они готовились ко сну, Люк сказал:

— Белла, у меня возникла отличная мысль.

Она застонала, изображая отчаяние, и ответила:

— Тогда я пока не буду надевать ночнушку.

Люк рассмеялся.

— Нет, другая мысль, но я и на это согласен.

Через некоторое время они устроились рядом в постели, и Белла спросила:

— Так что за мысль?

— Какая?

— Отличная мысль, которая пришла тебе в голову до того, как пришла другая.

Люк объяснил, и сон у обоих как рукой сняло: они принялись обсуждать новую идею. Наконец Люк повторил то, что уже говорил сегодня:

— Белла, кто бы меня вдохновлял, если бы не ты?

Наутро Люк пришел в офис раньше всех. Зашел к Джонсу, взял папку с отчетом из британского филиала, сел за стол и стал читать. Закончив, немного посидел, представляя лицо Джонса, когда расскажет ему о своем новом плане.

Пришла секретарша и с удивлением увидела, что дверь, соединяющая приемную и кабинет начальника, открыта, а Люк уже у себя. Он вызвал секретаршу и попросил пригласить Джоша, как только тот явится.

Заметив настороженность на лице коллеги, Люк поспешил развеять его опасения:

— Ты был прав, Джош, и я прошу простить мне мою вспыльчивость и глупость. Я также понял, что, если бы не прямота, с которой ты указал мне на мою ошибку, я сделал бы чудовищную глупость, которая стоила бы нам огромной потенциальной прибыли. Вот что я попрошу тебя сделать. Во-первых, направить телеграмму британскому совету директоров и сказать, что мы не станем продавать акции и, по зрелому размышлению, решили поддержать их план на сто процентов. Более того, в знак нашей поддержки мы готовы вложить собственные средства как в химический завод, так и в покупку страховой компании. Затем свяжись с главой банковского подразделения и узнай, что требуется для выдачи беспроцентного займа английскому филиалу, и, наконец, — Люк сделал паузу, — воспользуйся опытом наших британских коллег, найди мне подходящую страховую компанию и выкупи ее.

От удивления Джош раскрыл рот, а Люк горько улыбнулся.

— Идея Сонни и остальных просто гениальна. За годы концерн потратил сотни тысяч на страховые взносы. Не верится, что я был настолько глуп и не замечал этого раньше. С какой стати отдавать прибыль сторонней компании, когда можно самим владеть страховой и получать прибыль от собственных вложений? Мы не только сэкономим на взносах, но и при хорошем управлении сможем привлечь другие фирмы и частных лиц и получить дополнительный доход.

Прежде чем выйти из кабинета Люка, Джош спросил:

— А вы обратили внимание, кто предложил идею с покупкой страховой компании?

— Нет, я решил, это Сонни или Джессика.

Джош покачал головой:

— Вовсе нет. Этот план — целиком дело рук Пола Сагдена, результат его нестандартного мышления. Если бы Пол не оказался на фабрике в день, когда тюк шерсти упал с грузовика, вы бы потеряли жену и сына. Но не только: наши британские партнеры лишились бы возможности нанять первоклассного управляющего. Судьба не зря вмешалась. Отличный пример того, как работает провидение.

Глава тридцатая

Узнав, что австралийские коллеги внезапно передумали, британские директора удивились так, как ни разу в жизни до этого. Их поразило не только согласие Люка Фишера поддержать план, что само по себе радовало, но и предложение финансировать проект химического завода и его строительство. А план покупки страховой компании австралийцы поддержали в таком дружеском и похвальном тоне, что директора британского филиала преисполнились уверенности и смело перешли к действиям.

В телеграмме, где говорилось, что австралийцы передумали, Джош, следуя тщательным указаниям Люка, хвалил британцев за идею, которую назвал «гениальной», и отмечал, что австралийский концерн планирует сделать то же самое, подобрав подходящую страховую компанию для приобретения, а если ничего не найдется — учредить собственную. Последняя новость воодушевляла и наводила на мысли.

Джессика собрала внеплановое совещание совета директоров и зачитала телеграмму вслух:

— Не припоминаю, чтобы раньше головной офис так радикально менял стратегию, — заметил Марк. — Однако это доказывает, что австралийцы в нас уверены, раз решили последовать нашему примеру, завести собственную страховую и выделить средства на дальнейшее расширение.

— Но мы кое о чем забыли, что, впрочем, неудивительно, учитывая, что у нас были другие проблемы, — сказал Сонни.

Марк удивленно нахмурился; на лицах других директоров также отобразилось удивление.

— Я говорю о своем предложении сократить шерстяное производство. Кажется, все об этом забыли.

— Вообще-то, я об этом думал, и я не согласен. — Заметив изумление на лице отца, Марк объяснил: — Я думаю об этом с тех пор, как ты заговорил о закрытии фабрик, и считаю, что сделать это будет глупостью. Производство синтетических волокон растет как на дрожжах, нам скоро понадобятся дополнительные площади — производственные и складские. А кроме заводов, есть еще рабочие с опытом в текстильном производстве. Проще переквалифицировать их на производство синтетики, чем увольнять и обучать новых сотрудников, о которых мы ничего не знаем и за которыми понадобится более пристальный контроль. Я предлагаю приостановить производство шерсти и просто заменить оборудование, все равно оно устарело.

Другие директора принялись обсуждать предложение Марка, а Сонни в который раз убедился, что на молодое поколение можно положиться. Это придало ему уверенности перейти к плану, который он обдумывал уже некоторое время. Но прежде предстояло решить другую важную проблему, с которой столкнулись обитатели дома на мысе Полумесяц.

Когда совет ушел на обеденный перерыв, Сонни подошел к Марку и попросил извиниться перед остальными, потому что ему нужно было уйти пораньше. Сонни вышел из конторы на Мэнор-роуд и направился к вокзалу, чтобы успеть на поезд в Скарборо.

Джессика первой заметила отсутствие Сонни и спросила Марка, где его отец.

— Нужен его совет по поводу работников шерстеобрабатывающего завода, если мы решим дать твоей идее ход.

— Ему пришлось уйти. Дома его ждет одно дело, и поверь, я ему не завидую.

— А что случилось? Кто-то заболел?

— Не совсем. Речь о Джордже, дворецком, которого наняла еще моя бабушка. Он уже старый и, похоже, начал страдать от старческого слабоумия. Джордж ведет себя странно, и домашние пытаются уговорить его уйти на пенсию, но хотят сделать это так, чтобы не обидеть старика и не расстроить. Непростая и неприятная задача.

— Согласна, неприятная, особенно если он проработал у вас много лет.

— Сколько я себя помню. С годами у нас в доме многое менялось, но для Джорджа — ничего; он, верно, считает, что все осталось точно так, как когда он был пареньком. А ведь раньше у нас работали кухарка, две горничных, бабушкина личная служанка, дворецкий и Джордж, он служил мастером на все руки, так это, кажется, называется. — Марк пожал плечами. — Сейчас нам не нужен такой штат, да и без Джорджа, по правде, мы бы справились, но я не знаю, как старик отреагирует. Не знаю, как они планируют сообщить ему об этом, но, к сожалению, так будет лучше, даже если Джордж думает иначе.

— Что ж, я рада, а то я решила, что-то случилось с Эндрю. Но тогда раньше ушел бы не Сонни, а ты.

Марк рассмеялся.

— Нет, с моим сыном все в полном порядке. Пока еще дома.

— Как у него дела?

— Лучше, чем когда пришла повестка. — Марк покачал головой.

В начале года пришло письмо из военного ведомства, в котором Эндрю Майкла Каугилла вызывали на медицинское обследование перед зачислением в ряды британских военнослужащих. По тону повестки было ясно, что это приказ, не подлежащий обсуждению, как и последующая служба в национальной армии.

Прежде чем позвать Джорджа в гостиную, Рэйчел, которой поручили незаметно навести справки о личных обстоятельствах жизни дворецкого как в прошлом, так и в настоящем, сообщила Сонни и Дженни о том, что выяснила.

Когда Сонни поручал жене это незавидное дело, он сказал:

— Я ничего не знаю о Джордже, кроме того, что он из местных; кажется, из семьи рыбаков. Слышал, его считали позором семьи, так как он страдал морской болезнью и не мог выходить в море, но, возможно, это всего лишь слухи. Вроде бы у него были сестры, но живы ли они сейчас? Я не знаю.

В первую очередь Рэйчел выяснила, что Джордж не всегда был убежденным холостяком.

— Это очень грустная история. У него была любимая девушка, подруга детства Рози. Они планировали пожениться, как только достигнут совершеннолетия и он найдет работу, чтобы содержать семью. Но в Первую мировую Джордж ушел в армию, а она заболела дифтерией и умерла. — Рэйчел судорожно сглотнула; ее переполняли эмоции. — Она умерла в свой семнадцатый день рождения. И с тех пор, как мне сказали, Джордж даже не смотрел на других девушек. Своей младшей сестре он сказал, что его сердце умерло вместе с Рози.

— Как грустно, — согласилась Дженни, — но как вы все это узнали? Не Джордж же вам рассказал? Он не стал бы о таком распространяться.

— Нет, разумеется; я провела небольшое детективное расследование. В выходной Джорджа я последила за ним до старого города; там он зашел в один из рыбацких коттеджей в конце Пэрадайз-лейн. Через день я сама туда отправилась и выяснила, что у него есть две младшие сестры. Они по-прежнему живут в семейном доме; одна так и не вышла замуж, вторая овдовела.

— Пэрадайз-лейн — это та улица, что идет вверх по холму до церкви Святой Марии? — уточнил Сонни.

— Именно, и каждую неделю в выходной Джордж навещает сестер. Я с ними поговорила и узнала то, что только что рассказала вам, и намного больше.

— Не думал, что моя жена — Шерлок Холмс, — заметил Сонни. — Но как ты все это выяснила? Применила к ним допрос третьей степени?

Рэйчел коротко улыбнулась.

— Ничего подобного. Мы просто побеседовали за чашкой чая. Они обещали не говорить Джорджу, что я к ним приходила. Но меня вот что заинтересовало: Джордж несколько раз упоминал, что ему пора на пенсию и он начал уставать от работы. Но он не хочет уходить, чтобы нас не подвести.

— Тогда уговорить его уйти будет легко, — заметила Дженни. — Но возникнет другая проблема. Где он будет жить? Если он останется один и ему совсем нечем будет заняться, это плохо кончится.

— Вот тут и пригодится мой разговор с его сестрами. Они сами пару раз замечали, что Джордж стал забывчивым и ведет себя странно. И сказали, что ему будет лучше в знакомой обстановке. Дома у них достаточно комнат; осталось лишь уговорить старика отправиться жить с ними. Я сказала, что мы финансово поддержим их семью, если Джордж к ним переедет. — Рэйчел взглянула на Сонни, и тот утвердительно кивнул.

— Рэйчел права, он не должен остаться без денег, — сказал он. — Я готов назначить ему ежемесячное содержание, которого хватит и ему, и сестрам. Надо учесть, что, возможно, в будущем ему понадобится медицинский или домашний уход, и я не хочу, чтобы Джордж из-за этого волновался. Проблема в том, как с ним поговорить и убедить его уйти на пенсию, не обидев.

— Я все продумала, — заявила Рэйчел, — и пригласила его сестер сегодня на чай. Если мы вместе попробуем его убедить, у нас все получится. Джорджу я пока не говорила, — Рэйчел посмотрела на часы на каминной полке, — но его сестры должны прийти через двадцать минут. Сядем, поговорим по душам, — она улыбнулась невестке, — а ты, Дженни, если не возражаешь, возьми на себя роль дворецкого.

Хотя все боялись, что Джордж плохо отреагирует на предложение выйти на пенсию, их опасения не оправдались. Без сюрпризов не обошлось, но они были приятными.

Первое потрясение ждало Джорджа, когда он открыл дверь и увидел на пороге сестер. Спросив, зачем они пришли, получил ответ:

— Миссис Каугилл-старшая пригласила нас на чай.

Сюрпризы продолжились, когда Джордж проводил сестер в гостиную. Сонни велел ему сесть рядом с двумя дамами и одновременно кивнул невестке, которая немедленно встала и вышла из комнаты.

Пока Дженни отсутствовала, Рэйчел рассказала о цели собрания:

— Джордж, я пригласила твоих сестер, потому что они, как и мы, беспокоимся о твоем благополучии. До этого я заходила к ним домой, потому что заметила, что тебе стало трудно выполнять свои обязанности и, возможно, от этого страдает твое здоровье, а так быть не должно. Твои сестры сказали, что ты жаловался на то же самое и переживал, что уже не можешь работать так же хорошо, как раньше.

Рэйчел замолчала, перевела взгляд на дворецкого и заметила на его лице настороженное выражение. Желая успокоить старика, она продолжила:

— Когда я узнала, что тебе тяжело, мы с домашними поговорили и составили план, как тебе помочь. Ты был нашей семье верным и дорогим другом на протяжении четырех поколений, и за все это время мы не видели от тебя ничего, кроме такта, учтивости и высокого профессионализма, за что бесконечно тебе благодарны. План, который предлагаем мы с мистером Сонни, родился в результате долгих обсуждений между нами и твоими сестрами. И единственная его цель — сделать так, как лучше для тебя.

За годы, что прошли с тех пор, как ты поступил в этот дом еще мальчишкой, многое изменилось, и десять, двадцать или тридцать лет назад никто не мог предусмотреть эти изменения. Современная бытовая техника, стиральные машины — все это упростило ведение даже большого хозяйства, и мы больше не нуждаемся в штате домашней прислуги. Да и наша семья значительно уменьшилась, и мы не приглашаем много гостей. Учитываю все это, мы сочли справедливым предложить тебе условия, которые обеспечат тебе комфортную пенсию на много лет вперед. Тебе больше не придется пренебрегать своими потребностями ради чужих.

Я понимаю, ты боишься потерять постоянный доход, но об этом не беспокойся. Финансовыми вопросами заведует мой муж, и он заверил меня, что подготовил для тебя подходящий пенсионный план и расскажет тебе об этом, а ты уже решишь, как поступить.

Рэйчел снова замолчала, чтобы дать возможность Джорджу переварить услышанное и подчеркнуть дальнейшие слова. Чтобы привлечь внимание к следующему своему высказыванию, она наклонилась вперед, положила руку на плечо Джорджа и заглянула ему в глаза.

— Позволь сказать одно, прежде чем я передам слово мистеру Сонни. Хочу, чтобы ты знал: в этом доме тебе всегда будут рады, Джордж, потому что ты стал доверенным и преданным членом нашей семьи.

В тот момент их прервала Дженни, которая открыла дверь гостиной и вкатила тележку, нагруженную всевозможным угощением, — задача, которую обычно выполнял дворецкий.

— Надеюсь, я все делаю правильно, Джордж. Если нет, подскажи, что не так. Мне еще нужно много тренироваться.

Рэйчел стремилась сохранить обстановку непринужденного чаепития и попросила Дженни не исключать Джорджа: налить ему чаю и предложить выбрать сэндвич и пирожное с подноса.

Последовала беседа, которую Сонни потом назвал «перерывом на чай»; говорили о том о сем, чтобы Джордж и его сестры не стеснялись, а незнакомая обстановка не вызывала у них дискомфорта.

Тактика сработала, и, когда через полчаса Сонни описывал свой план, Джордж внимательно его слушал. Если у него и оставались сомнения насчет выхода на пенсию, щедрость Сонни и величина предложенного содержания их развеяли.

— Во-первых, ты получишь единовременную выплату в сто фунтов. — Сонни замолчал и добавил: — Затем я буду выплачивать тебе еженедельную пенсию в размере десяти фунтов, двух шиллингов и шести пенсов. Размер пенсии будет индексироваться в соответствии с увеличением стоимости жизни. Я попрошу нашего финансового директора Пола Сагдена ежегодно отслеживать этот индекс. Пока ты работал у нас, мы платили меньше, но то была работа с проживанием и питанием, а теперь твои расходы увеличатся. Не хочу, чтобы из-за этого ты пострадал.

Сонни выждал минутку, дав Джорджу возможность переварить услышанное, а затем продолжил:

— Кроме того, предлагаю выделить определенный резерв на случай непредвиденных нужд, например медицинских расходов, помимо тех, что обеспечиваются Национальной службой здравоохранения.

Рэйчел и другие внимательно слушали, и Сонни так закончил свою речь:

— Я не прошу тебя решать сейчас же, Джордж. Думаю, стоит обсудить условия и прочие соображения с сестрами и потом сообщить нам. — Сонни улыбнулся и добавил: — У твоих сестер, насколько мне известно, есть предложение по поводу жилья. Но я повторю то, что сказала моя жена: мы всегда будем тебе рады, ведь за столько лет наш дом стал и твоим.

Позже, когда Сонни и Рэйчел готовились ко сну, Рэйчел прокомментировала размер пенсии, которую муж предложил дворецкому.

— Очень щедрое предложение, — сказала она. — Признаю́сь, я не ожидала, что сумма окажется настолько большой, и, судя по выражению лиц сестер и самого Джорджа, они тоже.

— А мне не кажется, что она большая. Иногда ценность работы человека трудно оценить. Не считая перерыва на службу в армии, Джордж был с нашей семьей почти шестьдесят лет, что называется, и в горе и в радости, в минуты счастья и уныния. Вместе мы праздновали победы и оплакивали потери. Я хотел показать, что не забыл об этом, но и не хотел завышать сумму настолько, чтобы Джордж отказался ее принять. Он должен быть уверен, что ни ему, ни его семье никогда не придется беспокоиться о деньгах. А главное, если Джордж примет наше предложение, у него и у нас останутся хорошие воспоминания о годах преданной службы и дружеской поддержки, а не об ухудшении здоровья и странностях, возникших из-за его болезни.

Они легли в кровать, и Рэйчел обняла мужа.

— Ты хороший человек, Сонни Каугилл. Я так рада, что много лет назад позволила тебе меня соблазнить. Если хочешь, можешь сделать это сейчас. — Она замолчала и шепотом добавила: — Пока еще есть порох в пороховницах.

Глава тридцать первая

Джордж недолго раздумывал над уходом на пенсию. А может, сестры решили за него — по крайней мере, так предположил Сонни. Джордж попросил разрешения остаться с семьей Каугиллов до Рождества: ему всегда нравилось это время в доме на мысе Полумесяц. А еще его очень интересовал вопрос, станут ли Каугиллы нанимать более молодого кандидата на его место.

— Не думаю, Джордж. По крайней мере, пока. — Сонни задумался. — По правде говоря, думаю, дворецкий нам в ближайшее время не понадобится. Скоро я планирую отправиться путешествовать и взять жену с собой; мы надолго уедем за границу. Мистер Эндрю ушел в армию, а скоро наверняка покинет родительское гнездо, и дома останутся лишь мой сын с женой и мисс Сьюзен. Да и несправедливо это будет к тому, кто получит работу, ведь мы будем все время сравнивать другого дворецкого с тобой, и это явно будет не в пользу нового человека. Кто видел золото, Джордж, уже не согласится на позолоту.

Пересказывая этот разговор Рэйчел, Сонни решил, что пора посвятить ее в свои планы отправиться в путешествие. Пусть лучше она узнает заранее, чем он поставит ее перед фактом, думал он. Подождав, пока Дженни с Марком и Эндрю поведут Сьюзен в парк кормить уточек, Сонни повторил жене то, что сказал Джорджу: в ближайшее время часть Каугиллов, вероятно, покинет этот дом. Он предложил Рэйчел воспользоваться моментом и поехать путешествовать.

Рэйчел удивленно заморгала, глядя на мужа. Обычно она угадывала мысли Сонни и могла понять его настроение по выражению лица, но в этот раз даже не догадывалась о его планах, поэтому была потрясена.

— Путешествовать? — переспросила Рэйчел, выигрывая время и пытаясь осмыслить новость. — Это после того, как ты перестал быть промышленным магнатом, у тебя пробудилась внезапная тяга к странствиям? — На словах «промышленный магнат» Рэйчел лукаво улыбнулась. — Или ты всегда питал тайную страсть к экзотическим краям, но скрывал это ото всех, даже от меня?

Сонни коротко и печально улыбнулся и тут же стал серьезным, ведь он собирался заговорить на столь деликатную и сложную тему, что шутки тут были неуместны.

— Я подумал, что было бы неплохо навестить Фрэнсис и янки Хэнка в Техасе.

При упоминании зятя Рэйчел улыбнулась. Уволившись из ВВС США, где он служил пилотом бомбардировщика, Генри вернулся на родину и взял жену с собой. Он надеялся стать коммерческим пилотом, но, как и у многих военных летчиков, его надежды не оправдались, и он стал работать на семейном ранчо в Техасе.

Рэйчел задумалась над предложением Сонни, и тут он сказал кое-что, что мгновенно стерло улыбку с ее лица.

— Но перед этим я хочу, чтобы мы поехали на Крит. Думаю, нам надо отыскать место, где погиб Билли, и убедиться, что там есть его могила, что он упокоился с миром. Лишь тогда ты сможешь освободиться от сомнений и вины, которые мучили тебя все эти годы. И если окажется, что могилы нет, мы могли бы установить ему мемориал. Что скажешь?

Повисла тишина. Рэйчел долго раздумывала над словами Сонни и наконец неуверенно согласилась, но их план пока так и остался на этапе приготовлений. Пока супруги консультировались с турагентом, который уже отчаялся получить хоть какую-нибудь прибыль, тревожные новости вынудили их снова отложить путешествие.

В сводке радио «Би-би-си» сообщили об ухудшающейся обстановке на Ближнем Востоке. Египет, президентом которого тогда был полковник Насер, вступил в конфликт с новым государством Израиль из-за спорной территории близ Синайского полуострова[20]. Сонни опасался, что их путешествие не состоится из-за войны, которая, казалось, была неизбежна. Его страхи подтвердились, когда Франция и Великобритания встали на сторону Израиля. Узнав, что Египет заключил союз с СССР, правительства Франции и Англии прекратили финансирование важнейшего инфраструктурного проекта — Асуанской плотины.

Беспокойства Сонни усилились, когда в отместку Насер национализировал Суэцкий канал — важнейшую водную артерию, связывающую Средиземное море и Северный Атлантический океан с Красным морем, Северным Индийским океаном, Азией и Дальним Востоком.

В случае блокировки этого морского пути коммерческим и пассажирским судам предстояло идти другим маршрутом, а это заняло бы гораздо больше времени. По этой причине британские и французские войска вторглись в Египет, намереваясь свергнуть правительство Насера. В то же время израильские войска вторглись на Синайский полуостров.

То, что поначалу казалось незначительным конфликтом, переросло в полноценные военные действия. Порт-Саид — город у северной оконечности Суэцкого канала — и остров Крит разделяли всего пятьсот миль, и Сонни побоялся везти Рэйчел в потенциально опасный регион. Рэйчел, естественно, была с ним не согласна, ведь она загорелась предстоящей поездкой, но ей не удалось переубедить мужа.

Лишь в начале декабря 1956 года случайная находка пролила свет на загадку бывшего дворецкого и причину его ухудшающегося состояния. Дженни спустилась в погреб: хотела спрятать к Рождеству подарки, завернутые в праздничную бумагу. Она искала место вдали от любопытных глаз и, что немаловажно, детских пальчиков.

Дженни забраковала самые очевидные места тайника — шкаф для вина, холодильник для мяса и ящик для хранения овощей, куда заглядывали слишком часто. Она обошла весь просторный подвал и через некоторое время увидела в дальнем углу буфет, куда раньше никогда не заглядывала. Это было и неудивительно, ведь огромный подвал освещался лишь одной-единственной тусклой лампочкой, расположенной в другом его конце. Дженни подошла и осмотрела маленький буфет; ей стало любопытно, для чего он предназначен. Шкаф покрывал такой толстый слой пыли, будто его давно никто не использовал. Дженни решила, что если он пуст, то идеально подходит, чтобы что-нибудь спрятать. Она положила подарки на буфет и открыла дверцу. От сырости и редкого использования дерево рассохлось, но Дженни все же удалось открыть дверцу и заглянуть внутрь. Там, как в буфете матушки Хаббард[21], оказалось пусто, но, присмотревшись, Дженни заметила на полке в глубине небольшую стопку конвертов. Она взяла их, изучила в темноте, пригляделась, но не смогла разобрать надписи. Тогда Дженни положила подарки в буфет, закрыла дверь и поднялась в комнаты, где рассмотрела свою находку при хорошем освещении и в тепле.

Она заметила, что конверты были не распечатаны, хотя предназначались различным членам семьи. На всех были иностранные марки. Одно письмо, адресованное лично Дженни, пришло из Испании. Она как раз собиралась его распечатать, когда вошла свекровь с подносом, накрытым к чаю.

— Что у тебя там? — спросила Рэйчел и опустила поднос.

— Кажется, я нашла ответ на нашу загадку. Помнишь, Фрэнсис обиделась, что вы не отвечаете на ее письма? Вот почему вы их не получали. — Дженни протянула Рэйчел три конверта. — Похоже, почерк ее, и они адресованы вам.

— Откуда они у тебя?

— Нашла в буфете в подвале, в самом углу.

Рэйчел на миг отвлеклась от основной темы разговора.

— А что ты там делала?

Дженни улыбнулась.

— Прятала рождественские подарки. — Она взглянула на конверт. — Вот этот адресован нам всем и пришел из Австралии, а вот письмо из Испании лично мне.

— Но как они попали в подвал?

— Думаю, Джордж их там спрятал. Помните, вещи начали пропадать, когда он стал странно себя вести? Наверное, он в тот буфет их и складывал, а почему — мы уже никогда не узнаем. Но давайте откроем письма и прочитаем.

Рэйчел взялась за конверт из Австралии, а Дженни распечатала письмо из Испании.

— О, ну слава богу, — сказала Рэйчел, — письмо от Джоша, они с Астрид благодарят нас за поддержку после смерти его родителей. Хорошо, что это одно из таких писем, на которые отвечать не надо. А твое от кого?

Дженни подняла голову.

— От Кармен, нашей подруги со времен Гражданской войны в Испании. Она долго ждала и наконец написала, потому что раньше не знала, будет ли это безопасно. Но теперь решила рискнуть.

— Кармен… не та ли Кармен, у которой был роман с Джошем и которая от него родила?

Дженни улыбнулась.

— Да, хотя этой малышке уже восемнадцать лет. И если она даже вполовину так хороша собой, как ее мать, то наверняка уже разбила немало сердец. — Дженни продолжила читать. — В общем, есть хорошая новость: с ними обеими все в порядке, и Кармен надеется получить от нас ответ. — Она взглянула на дату на письме. — О боже, это было год и три месяца назад. Надо сейчас же ей написать.

— Да, а я напишу Фрэнсис и объясню, что не сошла с ума, чего не скажешь о Джордже.

Хотя тайна раскрылась, лишь через несколько лет содержание одного из этих писем обернулось серьезными последствиями для одного из членов семьи Каугилл и в меньшей степени — для всех обитателей дома на мысе Полумесяц.

Родители Эндрю Каугилла и его бабушка с дедушкой очень беспокоились, что период его службы в армии совпал с войной в Египте и Суэцким кризисом, который спровоцировал англо-французское вторжение, а также вооруженными столкновениями на Кипре, в которых погибло несколько человек[22]. Британские войска участвовали в обоих этих конфликтах. Но оказалось, родственники Эндрю боялись зря.

Все время службы юноша провел буквально по соседству с домом, в гарнизоне Кэттерик, где обучался умению маршировать с тяжелым вещмешком за спиной, собирать и чистить различные виды огнестрельного оружия и стрелять из них, ориентироваться по карте, бегать по пересеченной местности, снова маршировать, полировать сапоги, стирать белье, готовить пищу и снова маршировать в ближайший трактир, подающий алкогольные напитки.

Эти навыки, безусловно, пригодились бы всякому солдату, но не пригодились Эндрю, когда закончился период его службы. Единственный бой, в котором ему чуть не довелось участвовать, — пьяная драка полдюжины его товарищей друг с другом.

Когда внук вернулся к гражданской жизни, Суэцкий кризис разрешился. Сонни и Рэйчел наконец смогли начать свое долгое путешествие, которое Марк окрестил «одиссеей». Помимо этого замечания, никто не позволял себе шутить по поводу столь щекотливой темы, ведь речь шла о судьбе Билли, младшего брата Марка.

Сонни подготовил все к их длительному отсутствию и верил, что оставляет бизнес и дом в надежных руках. Он знал, что Дженни и Марк будут поддерживать порядок в доме на мысе Полумесяц, а в брэдфордском офисе Джессика и другие обеспечат компании коммерческий успех. Согласно отчетам за прошедший финансовый год, «Фишер-Спрингз Ю-Кей» достигли рекордной прибыли, которая поступала из всех подразделений.

Столь же удовлетворительными были показатели недавно приобретенной страховой компании. Даже после вычета расходов на выплаты по искам прибыль была ощутимой, и никто уже не сомневался, что это было мудрое вложение. Когда на собрании совета директоров представили цифры, Сонни заметил:

— Как вспомню тысячи фунтов взносов, которые мы платили практически зря, жалею, что раньше не решились на покупку страховой.

— Тех денег уже не вернешь, пап, — ответил Марк.

Финансовый директор Пол Сагден добавил:

— Есть хорошая новость: если в последующие два года нас ждет такой же коммерческий успех и мы не столкнемся с крупными исками, нам удастся полностью возместить стоимость покупки страховой компании и выплатить заем австралийскому концерну. Думаю, их это порадует.

Тем временем в доме на мысе Полумесяц перед Эндрю Каугиллом встал сложный выбор: он думал, чем будет заниматься в жизни. Это решение юноша откладывал до окончания службы в армии. Его манили два пути: он мог применить свой талант к языкам и найти работу в этой сфере или же заняться механикой и превратить свое увлечение в карьеру. Идти по стопам отца он не хотел.

Раздумывая над своим будущим, Эндрю разговорился с бабушкой, и та задала ему вопрос, который определил его выбор и впоследствии перевернул его жизнь:

— Ты знаешь несколько языков, как твой троюродный брат Джош, а понимаешь ли ты по-гречески?

Эндрю удивленно заморгал, глядя на Рэйчел.

— В школе у нас был древнегреческий, но он отличается от современного языка, по крайней мере, мне так кажется. Я, естественно, никогда на нем не говорил и даже не знаю, как правильно произносить слова.

— Но ты же знаешь хотя бы некоторые слова; наверняка гораздо больше, чем мы с дедом? Не хочешь подучить греческий? Мы едем на Крит, где погиб твой дядя Билли, но путь лежит через Афины, и мы хотим побыть там несколько дней, устроить себе отпуск и посмотреть достопримечательности. Если с нами будет кто-то, кто знает язык хотя бы на базовом уровне, чтобы общаться с местными, это будет очень здорово. Не хочешь поехать с нами хотя бы в Грецию? Что скажешь?

— Не знаю, бабушка. Надо сначала поговорить с мамой и папой.

— Поговори. А на обратном пути ты мог бы съездить в Италию, Испанию и Францию, например.

— Большое европейское путешествие, как у золотой молодежи начала века, только на современный лад?

Рэйчел рассмеялась.

— Можно и так сказать. Как тебе идея?

Эндрю хитро улыбнулся и ответил:

— Ne, indaxi, Giagia.

Рэйчел растерянно нахмурилась.

— Что это значит?

— Да, хорошо, бабушка, — ответил Эндрю, — это по-гречески.

Размышляя о предложении бабушки, Эндрю постепенно пришел к выводу, что, если все хорошо спланировать, он не только сможет усовершенствовать свои языковые навыки, но и решить дилемму с выбором карьеры. Через несколько дней он вызвал на разговор двух людей, в чьей поддержке — моральной и финансовой — нуждался: своих родителей.

— План такой: я доеду до Крита с бабушкой и дедушкой, а когда они доберутся до пункта назначения, оставлю их, так как последнюю часть своего паломничества — а я думаю, для них это сродни паломничеству, — они наверняка захотят провести в одиночестве. Убедившись, что с ними все будет в порядке, я вернусь в Афины, а затем поплыву в Италию на корабле из одного из греческих портов — например, из Патр. Из Италии я мог бы не спеша отправиться в сторону дома через Францию и Испанию. Таким образом, у меня будет возможность попрактиковаться в четырех языках. Я мог бы потратить на это путешествие несколько месяцев, а после начать искать работу переводчика. В издательствах и новостных агентствах постоянно требуются люди со знанием языков. Проблема в одном — путешествие обойдется дорого.

Хотя Дженни расстроилась, что сын опять собирается уехать надолго, она не показала своего разочарования и лишь заметила:

— Но Эндрю, ты же совсем недавно вернулся. — Она повернулась к мужу, ища поддержки. — Что скажешь, Марк?

— Понимаю, тебе трудно его отпускать, но вспомни, мы были даже моложе, когда уехали в Испанию. И наши родители не возражали, хотя мы отправились на Гражданскую войну сражаться добровольцами. Представляю, какие мысли крутились тогда у них в головах, но все же они не стали нам мешать. К тому же тут бедный Эндрю прозябает без дела, — добавил Марк, — только таскает уголь из чулана да возится с транзисторным радиоприемником сестры.

Эндрю улыбнулся, перевел взгляд на мать, пытаясь угадать ее реакцию, и с облегчением увидел на ее губах улыбку.

— Иди поговори с бабушкой и дедом, а я посмотрю, есть ли у меня деньги на такое расточительство.

Марк отвернулся, скрывая улыбку. Несколько дней назад они с Дженни обсуждали финансовые вопросы. Помимо значительного состояния, накопленного за годы его родителями, и бабушкиного наследства, Марк владел долей в «Фишер-Спрингз Ю-Кей» и получал приличную зарплату как директор; одним словом, в деньгах он не нуждался. Недавно они с Дженни оплатили образование дочери и отложили крупную сумму на образование Эндрю в той области, которую он выберет. Так что Эндрю выбрал удачный момент, чтобы обратиться к родителям с просьбой оплатить путешествие.

Решение приняли, но перед отъездом оставалось еще много организационных вопросов. На оформление документов, загранпаспортов и прочие технические приготовления ушло довольно много времени, а Дженни, ко всему прочему, предложила еще кое-что, что задержало процесс подготовки и добавило новый пункт к дорожному маршруту Эндрю. Все это время она вела переписку со старой подругой и боевой соратницей.

— Странно, что ты включил в маршрут Испанию, — сказала она сыну. — Ты настолько хорошо знаешь испанский?

— Испанию я выбрал, потому что хотя мой испанский неплох, нет предела совершенству, особенно что касается фразеологизмов. Если я проведу в языковой среде некоторое время, то улучшу свое знание разговорного испанского и диалектов. Это будет очень полезно, ведь испанский — второй из самых популярных мировых языков после английского. Но мне не хочется слишком напрягать вас финансово, мам, если, конечно, вы с папой не выиграли в лотерею, а нам ничего не сказали, — пошутил Эндрю. — Я очень хочу побывать в Барселоне и Мадриде, но не ради языковой практики.

— Не беспокойся о деньгах, — ответил Марк. — Мы профинансируем твою поездку и не останемся без гроша, обещаю. А зачем ты хочешь поехать в Барселону, если не ради кастильского?

— В Барселоне не говорят на кастильском диалекте. Они говорят на каталанском.

— Так почему Барселона?

— Хочу посмотреть творения Антонио Гауди.

— Кто это? — спросила Дженни, а Марк одновременно с ней произнес:

— Я о нем слышал.

— Он был архитектором; некоторые его работы очень знамениты.

— Архитектор? Как шотландец Чарльз Ренни Макинтош?

— Именно, пап, и в их биографиях, по странному совпадению, много общего. Самая знаменитая работа Гауди не завершена, но считается одним из самых великолепных подобных зданий. Это собор Саграда Фамилия.

— А откуда ты так много знаешь об архитектуре? — спросила Дженни.

— Это все мой учитель языкознания. Он любитель архитектуры, и, видимо, ему удалось меня увлечь.

— Когда я спрашивала об Испании, я имела в виду не Мадрид и Барселону, — ответила Дженни. — Я-то думала, может, тебе захочется посетить более отдаленные ее уголки. Например, остров Ибица? У нас там есть знакомые, можешь остановиться у них и не платить за проживание и питание. Если интересно, могу написать и спросить.

— Там живет ваша подруга со времен Гражданской войны?

— Да, ее зовут Кармен Диаз, и она очень славная.

— Не хочу навязываться, мам.

— Кармен ты будешь не в тягость, поверь. Я бы на твоем месте воспользовалась этой возможностью.

В ответ на письмо Дженни Кармен с радостью согласилась принять юношу. В изначальный план внесли поправки, и в результате путешественники смогли отправиться в путь лишь в начале лета 1959 года.

Глава тридцать вторая

Хотя годовые результаты «Фишер-Спрингз Ю-Кей» порадовали и британских, и австралийских директоров, был один человек в совете, кто считал, что радоваться рано. Что удивительно, это был тот самый человек, кто представил оптимистичные данные: финансовый директор британского филиала Пол Сагден.

Уверенный в себе, компетентный, умеющий внятно формулировать свои мысли, финансовый директор был совсем не похож на застенчивого бывшего солдата, который десять лет назад пришел в компанию в поисках работы. Хотя в силу своей должности и опыта Пол пользовался большим авторитетом, он не стал озвучивать свои сомнения сразу, а предпочел собрать больше доказательств и только тогда спросить мнения коллег. Он также обратился за советом к жене, они разговорились однажды вечером, когда сидели дома.

Теперь Пол и Салли жили в большом доме в Бейлдоне, примыкающем к соседнему общей стеной. Когда Салли уложила детей, Пол изложил свою теорию, зная, что от жены можно ждать беспристрастной оценки и продуманного ответа.

— Если результаты так хороши, что же тебя волнует? — спросила Салли, когда он объяснил причину своего беспокойства. — Тревожиться надо, когда показатели падают.

— А дело не в результатах компании. Меня беспокоит состояние британской экономики. Что бы ни говорил Гарольд Макмиллан — мол, мы не видали такого благополучия на своем веку, — технически с этим не поспоришь, но можно взглянуть на ситуацию и с другой стороны. Экономика много лет была в упадке: сначала из-за войны, потом из-за послевоенных ограничений и дефицита. А теперь она галопом пустилась вперед. Боюсь, как бы в этой скачке все друг друга не затоптали. Если экономика выйдет из-под контроля, страшно представить, какие последствия нас ждут.

— А твоя теория на чем-то основана?

— Я вижу, что в данный момент люди тратят заемный капитал, то есть берут банковские кредиты, оформляют рассрочки или пользуются услугами почтовых каталогов с системой поэтапных платежей. Я их не виню: после долгих лет ограничений это нормальная реакция, но мне кажется, люди немного обезумели и потребляют чрезмерно. А еще я беспокоюсь, что подобное поведение повлияет на бизнес и его отношение к займам, что, в свою очередь, отразится на обычных людях.

— И что тогда произойдет? Почему это может стать проблемой?

— В худшем случае — инфляция и безжалостная спекуляция подобно тем, что охватили Германию и США в двадцатые годы. Это привело к биржевому краху и Великой депрессии. Даже за десять лет Америка полностью не оправилась от этого кризиса, а там мы все оказались втянуты в войну.

— Думаешь, нечто подобное может случиться и у нас?

— Да, хотя вряд ли в таком масштабе. Наша национальная экономика намного меньше, но последствия могут быть такими же всеобъемлющими, по крайней мере на внутреннем рынке.

Салли хорошенько обдумала его теорию, прежде чем ответить. Услышав ее оценку, Пол вздохнул с облегчением.

— Если ты прав — а это вполне возможно, — у казны есть только один способ взять под контроль траты населения: строго ограничить все формы кредитования. Но это сработает лишь в том случае, если ограничения будут распространяться на всех. Неэффективно ограничивать займы для бизнеса и при этом разрешать кредиты населению. Думаю, результатом этой политики станут суровые запреты.

Пол обнял жену; на его лице читалась благодарность. Одно дело — выдвинуть теорию, и совсем другое — получить подтверждение своей правоты от другого профессионала. Он испытал огромное облегчение.

— Я должен предупредить совет; мы должны предвосхитить эту проблему и действовать заранее, пока в одностороннем порядке. Я еще раз проверю данные, которые показывал тебе, и представлю совету. Но даже если — и когда — я смогу убедить моих коллег здесь, в Британии, мне также придется убеждать австралийских директоров поддержать наши действия, а это будет нелегко, ведь экономическая ситуация в Австралии сильно отличается от нашей. Если я смогу это сделать, значит, все-таки не зря мне платят такое завышенное жалованье.

Салли не согласилась с последним заявлением.

— Ты отрабатываешь каждое пенни своего жалованья, Пол. Не принижай себя и не говори ерунду, слышишь?

Она расслабилась, лишь увидев на его лице улыбку.

На следующем собрании совета директоров «Фишер-Спрингз Ю-Кей» бросалось в глаза отсутствие одного из его постоянных членов.

— Отец просит извиниться, — сказал Марк, — поскольку показатели у нас хорошие, он решил, что сегодня может пропустить собрание. Как вы знаете, они с матерью планируют уехать в долгий отпуск и сейчас заняты приготовлениями. Буквально через несколько минут, — Марк посмотрел на часы в зале для совещаний, — отца будут фотографировать на паспорт. Я велел ему убедиться, что фотограф застрахован, потому что от его физиономии камера может и сломаться. Отец сказал, что это отличная идея и он предложит фотографу застраховаться у нас.

Директора улыбнулись и согласились, что Сонни быть на собрании необязательно. Из четырех человек, сидевших за столом, лишь Пол был разочарован его отсутствием, и вот почему. Он планировал убедить коллег поддержать его теорию, но без старшего директора, у которого имелся опыт ведения бизнеса в период сильного экономического спада, это могло оказаться сложнее.

Марк, Дэвид и Джессика представили ежемесячные отчеты, а Пол быстро соображал и, когда настала его очередь, выработал стратегию, которая обеспечила бы ему поддержку Сонни, будь он здесь. Обсудив показатели и рассказав о тенденции компании к росту, он добавил:

— Но я хочу, чтобы вы задумались кое о чем еще. Жаль, что твоего отца сегодня здесь нет, Марк; мне было бы интересно услышать его мнение. Если сможешь, перескажи ему мои соображения, послушай, что он скажет, и сделай выводы. Он единственный, у кого есть личный опыт, связанный с той проблемой, о которой я хочу поговорить.

Марк Каугилл согласно кивнул, хотя ни он, ни другие директора явно не догадывались, о чем хочет сообщить им Пол Сагден.

Собрание планировалось для решения рутинных вопросов, и все рассчитывали, что оно продлится не более полутора часов. Но в итоге директора просидели за обсуждением почти три часа и даже после этого не пришли к окончательному решению.

Все согласились, что теория Пола слишком важна и не стоит реагировать на нее импульсивно; каждый из директоров должен подумать над статистикой и изучить факты с учетом предостережений Пола. Сошлись в одном: Пол снова показал себя ценнейшим сотрудником, отметив потенциально опасную проблему.

Когда Марк рассказал о теории Пола отцу, Сонни понял, что с решением такой важной проблемы нельзя затягивать, особенно учитывая, что в ближайший год он будет в отъезде. Он позвонил Джессике и предложил созвать внеочередное собрание совета директоров на следующей неделе, пригласив всех.

Когда совет собрался в зале для совещаний, последовали бурные обсуждения, но никто не сомневался, что все поддержат предложенные меры. Когда настало время голосовать, решение приняли единогласно. Постановили в скором же времени и до тех пор, пока ситуация не разрешится, подтверждать любые траты у Пола Сагдена и визировать все заявки его подписью, прежде чем дать им ход. На следующий же день разослать всем сотрудникам, занимающимся закупками, соответствующий меморандум. Помимо мелких расходов, например на канцелярию, решили сократить все бюджеты и тщательно контролировать закупки. Даже необходимые материалы заказывать лишь в количестве, требующемся для выполнения текущих заявок. Не разрешать новые закупки до тех пор, пока не получен доход от продаж.

Были и другие меры в рамках программы по сокращению расходов: урезать допустимый овердрафт для всех подразделений группы, добившись положительного баланса на счету; разрешить брать новые займы только при положительном балансе. Для этого прибегнуть к системе займов внутри компании и профинансировать нуждающиеся подразделения из касс, располагающих свободными средствами, таким образом решив проблему в кратчайшие сроки.

— В реальности же, — сказал Пол и раздал таблицу с актуальными данными, — как видно по представленным здесь цифрам, все это относительно небольшие суммы. Ограничения в определенной степени помешают нашему расширению, но гораздо важнее обеспечить группе компаний финансовую стабильность.

— А наши клиенты? — спросил Сонни. — Разве мы не должны следить за их кредитоспособностью? Помню, перед началом Великой депрессии Саймон Джонс и Майкл Хэйг ввели очень жесткую систему проверки. Так мы избежали больших убытков, когда клиенты начали банкротиться, — а это случилось со многими. Я в то время был торговым директором, и, признаю́сь, это меня очень раздражало, но меры себя оправдали.

— Об этом я тоже хотел поговорить, — сказал Пол. — Я подготовил список клиентов и отметил тех, кто всегда задерживает оплату. К сожалению, некоторые из них, похоже, уже испытывают трудности — за последние полтора года просрочки с оплатой случаются у них все чаще. Один заказчик не платит по полгода, затем тут же размещает новый заказ.

— Хитрец, — заметил Сонни.

— Почему вы так говорите? — спросила Джессика.

— Судя по всему, он использует нас как банк. И по сравнению с банком у нас есть преимущество: нам можно не платить проценты.

— А как не допустить такого поведения других клиентов? — спросил Дэвид. — Если состояние экономики ухудшится, как говорит Пол, многие ощутят соблазн пойти по этому же пути, и даже те, кто прежде платил вовремя, могут начать задерживать оплату.

— Есть выход, — сказал Пол, — но я не хотел его предлагать. Если мы немного изменим политику расчета с заказчиками, мы можем сделать так, что клиентам будет невыгодно задерживать платежи. Сейчас мы выставляем счет и указываем срок оплаты тридцать дней. Можно добавить в контракт пункт, согласно которому в случае неуплаты в тридцатидневный срок будут начисляться проценты; чем дальше, тем больше каждый месяц. Если к концу расчетного периода заказчик не внесет платеж, придется ему выплачивать процент.

— А это законно? — спросила Джессика.

Пол горько улыбнулся.

— Естественно; банки и ростовщики так и делают.

Итак, директора согласились с рекомендациями Сагдена и поручили ему осуществить его план. Сонни велел Джессике переслать протокол собрания австралийским коллегам.

— Учти, меня не будет год, а может, и больше. — Он помрачнел и добавил: — Точнее сказать не могу, ведь я не знаю, что ждет нас по прибытии на Крит.

Другие руководители, зная о предстоящей им с Рэйчел миссии, пожелали ему удачи, а Джессика попыталась разрядить обстановку, пообещав, что не даст кораблю пойти на дно до его возвращения.

— Уверен, ты справишься, — сказал Сонни, — особенно когда план Пола начнет действовать.

На обратном пути в Скарборо Сонни обратился к Марку:

— Не знаю, как к нашему решению отнесутся в Австралии. Люк Фишер наверняка решит, что это шаг назад, но не дай ему себя запугать и заставить передумать. Он ничего не знает о британской экономике, в Австралии не было послевоенных ограничений. Хорошо, что Пол вовремя обратил внимание на эту проблему; мы успеем принять предупредительные меры.

Однако получилось так, что, когда протокол этого важнейшего собрания дошел до Австралии, у Люка Фишера возникли более неотложные личные дела, и, столкнувшись с личным кризисом, он на время утратил всякий интерес к происходящему в британском или даже австралийском филиале компании.

Как только Дженни узнала, что Кармен жива, здорова и ей ничего не угрожает, они стали часто переписываться. В одном из писем Дженни рассказала о желании Эндрю стать переводчиком; по ее словам, это поразило всех членов семьи, так как они не сомневались, что юноша выберет карьеру в инженерной или зарождающейся электронной промышленности.

Ответ Кармен удивил Дженни: она написала своей английской приятельнице, что ее дочь Консуэла давно мечтает о такой же профессии.

Дженни читала между строк и догадалась, что Кармен не осмелилась выразиться резче, чтобы не навлечь на себя недовольство властей. Она слышала, что в Испании почту проверяют цензоры, особенно письма, отправленные за границу, и, хотя это были всего лишь слухи, необходимо было соблюдать осторожность.

В последнем письме, пришедшем на мыс Полумесяц за месяц до того, как Эндрю, Рэйчел и Сонни уехали в Грецию, Кармен писала о том, как они с Консуэлой ждут приезда младшего Каугилла, и о других занимавших ее проблемах. Дженни объяснила сыну, что Кармен по-прежнему очень боится, что ее причастность к партизанскому движению во время Гражданской войны каким-то образом рано или поздно вскроется. Мать заставила Эндрю пообещать вести себя осмотрительно и общаться с местными дипломатично, учитывая, у кого он в гостях.

Эндрю пообещал, что будет осторожным, и добавил:

— Если я чем-то еще могу помочь твоей подруге и ее дочери, только скажи.

В переписке обе женщины никогда не упоминали Гражданскую войну в Испании и свое участие в ней. Не говорили они и о Трубаче, харизматичном командире небольшого партизанского отряда, в котором они состояли, и отце дочери Кармен, Консуэлы. Дженни не собиралась раскрывать, что под псевдонимом Трубач работал Джош, троюродный брат Марка. Они решили не говорить Джошу о Консуэле, а теперь скрывали его настоящую личность от матери ребенка. Дженни не стала рассказывать об этом и Эндрю, опасаясь, что тот по неосторожности проболтается и расстроит Кармен или Консуэлу.

Август 1958 года почти подошел к концу, когда Марк, которому разрешили временно пользоваться драгоценным отцовским «бентли» — третьим по счету лимузином, купленным Сонни за всю его жизнь, — отвез путешественников на вокзал в Йорке, откуда начиналась их одиссея. Их провожали Дженни и Сьюзен, радостно махавшие им вслед, стоя на крыльце дома на мысе Полумесяц.

Дженни подумала, что весь следующий год в доме, где некогда жили добрых два десятка членов семьи Каугилл и целый штат прислуги, останется всего три человека. Непривычная тишина наполнит дом в те минуты, когда радиоприемник Сьюзен не будет работать, но потом девочка, конечно, включит его на полную громкость. Это тетя Фрэнсис и янки Хэнк подарили Сьюзен транзистор — в Америке сейчас они пользовались большой популярностью. Дженни содрогнулась при мысли, что ей целый год придется слушать разносящиеся по дому песни Элвиса Пресли, Билла Хейли и группы «Кометс». Как она это переживет? Может, хорошо, что Джордж вышел на пенсию, ему бы точно не понравилась современная музыка.

Да, жизнь так изменилась, что дедушка Марка, купивший этот дом почти шестьдесят лет назад, остался бы в полном недоумении.

Глава тридцать третья

В воскресенье в середине дня Люк Фишер сидел на веранде своего дома, задрав ноги. Рядом стоял стакан с лимонадом; дети и их кузены тихо играли во дворике. Но вскоре покой был нарушен; Люк услышал, как кто-то выкрикивает его имя, и увидел Дотти; та мчалась к нему на велосипеде, точно ее преследовали адские псы.

Он вскочил на ноги и сбежал по ступенькам навстречу сестре.

Тормоза взвизгнули, и Дотти остановилась; она была растрепана, по щекам струились слезы. Она слезла с велосипеда и бросила его на землю.

— Где Белла? — спросил Люк, а дети окружили Дотти, желая знать, почему их игру прервали.

Пытаясь отдышаться, Дотти выпалила:

— Люк, случилась беда. Беллу сбил бензовоз. Сейчас же езжай в больницу.

Дотти не успела договорить: Люк бросился к дому, скача, как бешеная лошадь, и схватил ключи.

— Присмотри за детьми, — крикнул он.

Потом Люк говорил, что последующая неделя стала худшей в его жизни, а горе, гнев и отчаяние, которые он испытал, остротой превосходили то, что он пережил после трагической гибели родителей.

В больнице врачи дали неутешительный прогноз:

— Мистер Фишер, ваша жена сломала руку и повредила коленные связки. Но со временем она полностью восстановится; в этом поможет физиотерапия. Это хорошая новость. К сожалению, она также получила серьезные внутренние травмы и трещину в черепе. Сейчас мы везем ее в операционную. Простите. — С этими словами врач повернулся и ушел.

Следующие несколько часов Люк мерил шагами больничные коридоры. Наконец к нему вышел хирург. Люк вглядывался в его лицо, надеясь увидеть какой-нибудь намек на состояние Беллы.

— Мне очень жаль, мистер Фишер, нам пришлось удалить матку. Ребенка спасти не удалось.

— Ребенка? — Люк опустился на стул. — Я не знал. — Он уронил голову на руки, затем поднял взгляд; в его глазах блеснули слезы. — Как она?

Хирург похлопал Люка по плечу, пытаясь его утешить.

— Нам также пришлось удалить селезенку и левую почку. Травма головы не так серьезна, как нам сначала показалось, но на всякий случай следующие несколько дней мы продержим вашу жену в медикаментозном сне, чтобы организм восстановился. Пройдет послеоперационный период, и она поправится.

— Меня заботит лишь одно — Белла и ее здоровье. Спасибо за все, док.

— Не волнуйтесь. Вы, наверное, хотите ее увидеть? Я хотел ввести вас в курс дела, прежде чем она проснется.

Беллу вывели из медикаментозного сна шесть дней спустя, и Люк наконец смог немного расслабиться. Он зашел в отдельную палату, где лежала жена; ему показалось, что она спит. Люк повернулся и закрыл за собой дверь, стараясь не шуметь, но, обернувшись, увидел, что Белла смотрит на него с легкой улыбкой.

— Не переживай так, со мной все хорошо, — говорила она почти шепотом, видимо, из-за обезболивающих и снотворных, которые ей давали до и после операции.

— Как же ты меня напугала, — ответил он и ласково поцеловал ее в лоб. Она увидела слезы в его глазах, а он продолжил: — Я думал, что потерял тебя, и жизни без тебя не представлял.

— Прости, что не сказала о ребенке. — По ее щеке скатилась единственная слеза. — А теперь у нас не будет большой семьи, как мы надеялись.

— Мне все равно. Лишь бы ты была в порядке; больше меня ничего не заботит. У нас уже есть дети, и покуда они здоровы, мне больше ничего не нужно. Сама посуди, есть пары, которые не могут иметь детей, так что нам еще повезло.

— А где дети? Они поняли, почему я не дома?

— Нет, им только сказали, что они некоторое время погостят у тети с дядей. Я отпустил няню на неделю; пусть отдохнет. Когда ты вернешься домой, тебе понадобится помощь.

Глядя на мужа, Белла вдруг заметила, что он небрит, его рубашка помята, а одежда выглядит так, будто он в ней спал.

— Ты был здесь все это время? — спросила она.

— Почти. Дежурил у входа в палату или сидел у твоей кровати и наблюдал за тобой, когда мне разрешали. Стулья тут страшно неудобные, а еду из столовой хочется сразу выбросить в мусорку. Думаю, некоторые сэндвичи лежат здесь с доисторических времен.

Последнее замечание Люка вызвало у Беллы улыбку, но все же она была встревожена.

— Иди домой и отдохни; ты же видишь, я иду на поправку. Возвращайся завтра; посмотрим, как я буду себя чувствовать. Если хорошо, приведешь детей в выходные.

Люк улыбнулся, хоть и невесело.

— Уже выходные. Сегодня суббота. Ты долго пролежала без сознания.

Белла зевнула.

— Неудивительно, что я такая слабая. Меня накачали лекарствами.

— Я вернусь завтра, а ты отдыхай. И привыкай отдыхать. Теперь тебе часто придется это делать.

Люк склонился над кроватью, поцеловал жену и прошептал:

— Я люблю тебя, Белла.

Проваливаясь в сон, она пробормотала:

— Да, тебе определенно надо побриться и принять душ.

На следующий день Белла выглядела намного лучше. Ее голос окреп. Люк решил, что теперь можно заговорить на щекотливую тему. Вернувшись домой, он прочитал письмо и понял, что должен ее спросить.

— Ты готова рассказать, что случилось? Ты что-то помнишь? Дотти рассказала свою версию, и, пока ты спала, тут побывал полицейский, допросил меня и спрашивал, когда можно с тобой увидеться. Он скоро вернется.

Белла облизала пересохшие губы и поделилась с Люком всем, что помнила:

— Я проезжала перекресток перед нашим домом… тот, где вокруг везде деревья. Дотти держалась за мной. Я была впереди и не видела бензовоз… а когда увидела, было уже поздно. Он, должно быть, ехал с превышением скорости: вот только секунду назад его не было, а потом он уже оказался передо мной. — Белла замолчала. — Но я успела заметить логотип на бампере. Это был наш бензовоз.

— Я знаю, Дотти сказала.

На протяжении последующих трех месяцев Люк Фишер, глава одного из ведущих торговых концернов Австралии, перешел на трехдневную рабочую неделю. Он учел все рекомендации хирурга Беллы, призванные сгладить негативные последствия аварии. Белле нельзя было перенапрягаться и поднимать тяжести даже после того, как зажили сломанная рука и поврежденные коленные связки.

Стоило Белле начать возражать или жаловаться, что ей скучно и нечем заняться, как Люк категорично отвечал:

— Я чуть тебя не потерял, так что спорить бессмысленно. Ты — самое дорогое в моей жизни, я не стану рисковать и не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. А ведь кроме меня есть еще и дети: ради них ты должна быть осторожна вдвойне.

После этих слов Белла неохотно согласилась.

Явившись в офис в один из дней, Люк обратился за помощью к своему зятю Эллиоту. Тот попытался выяснить, кто был за рулем бензовоза, столкновение с которым чуть не стоило Белле жизни. Люка не удовлетворило простое объяснение аварии, предложенное полицией, и он попросил Эллиота тайно навести справки о водителе, узнать его график и попытаться выяснить, могла ли у несчастного случая быть иная причина, кроме неосторожности.

— Слышал, полиция арестовала его за превышение скорости, но почему шофер ехал так быстро? Вот что мне хотелось бы узнать. И почему работал в воскресенье? Если его перегружали работой, возможно, ответственность лежит на его руководителях. Проверь это и поговори с другими водителями; узнай, получали ли они штрафы за превышение скорости, останавливала ли их полиция. — Люк задумался и добавил: — А вообще, знаешь — пусть Джош этим займется. Думаю, так будет лучше, и вот почему. Во-первых, никто автоматически не свяжет его с Беллой, а ты ее брат, и, если начнешь задавать вопросы, это вызовет подозрения. Во-вторых, он специалист по тайным расследованиям.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эллиот.

— Скажем так, у Джоша есть скрытые таланты.

Эллиот пожал плечами и ушел, оставшись в недоумении от этого загадочного заявления.

Люк взялся за расследование не просто так: пока Белла была в больнице, он получил письмо от водителя бензовоза. В письме он не оправдывался, не пытался свалить вину на кого-либо и что-либо еще, а признавал свою вину и принимал на себя полную ответственность за ущерб. Люк знал, что все водители «Фишер-Спрингз» проходят дотошный отбор и регулярно посещают курсы повышения квалификации, поэтому ему показалось странным, что авария вообще имела место быть. Наставники курсов не уставали подчеркивать, что водители везут опасный груз и из-за повреждения цистерны или возгорания топлива в результате несчастного случая, умышленного или по неосторожности, последствия могут быть ужасными.

Сколько Белла ни возражала, что без труда может выполнять легкую работу по дому, даже спустя время ей не удавалось уговорить Люка разрешить ей что-либо делать.

— Я уже говорил: не хочу, чтобы ты рисковала и торопила события. Ты можешь себе навредить, — отвечал Люк. — Я хочу быть уверен, что ты полностью восстановилась; тогда посмотрим. А для этого нужно одобрение врача: я записал тебя на следующей неделе. Если врач даст добро, так и быть, можешь делать легкую работу, но если нет — придется еще немного потерпеть.

Хотя это противоречило ее непокорному темпераменту, Белла смирилась с ограничениями, наложенными мужем, ведь те лучше всяких слов доказывали любовь Люка. У того же, помимо беспокойства за Беллу, появилась еще одна забота, и, если бы он не стал проводить больше времени с семьей, он, может, и не обратил бы на это внимания. Патрик, отец Беллы, сильно сдал; раз в несколько дней он приходил навестить дочь, преодолевая небольшой путь между двумя особняками. С тех пор как умерла Луиза, Патрик Финнеган превратился в бледную тень того жизнерадостного энергичного весельчака, каким был все эти годы. Перемена была заметна в его мыслях, словах и действиях. Иссякло неукротимое жизнелюбие, благодаря которому он управлял многомиллионной многоотраслевой торговой империей и помог ей выстоять в минуту кризисов и экономического спада. Трагедия скоропостижной смерти Луизы лишила его воли к жизни.

Теперь же, несмотря на заботу и ежедневный контроль со стороны Эллиота и Дотти и приятное времяпровождение с шаловливыми внуками, состояние Патрика стремительно ухудшалось. Сколько бы внимания ему ни уделяли, игнорировать это было невозможно.

Глава тридцать четвертая

Хотя Рэйчел была настроена оптимистично, Сонни сомневался, что в Греции от внука им будет прок. Но его сомнения развеялись, как только они прибыли в Афины — первый пункт маршрута на пути на Крит. Эндрю действительно знал лишь древнегреческий, но ему были известны названия всех бытовых предметов, и он на лету нахватался новых фраз, что стало большим подспорьем для путешественников.

Он быстро овладевал незнакомым языком, и задачи, которые оказались бы его бабушке с дедушкой не под силу — заказ напитков и еды, поиск транспорта, даже возможность уточнить дорогу, — давались ему легко. За несколько недель в греческой столице они увидели все античные руины от Акрополя до Парфенона, побывали на агоре и на могиле знаменитого — а по мнению некоторых, скандально знаменитого — английского поэта Байрона.

Скоро, к сожалению трех путешественников, настало время уезжать, и тут знание Эндрю греческого снова пригодилось. Он забронировал каюты на пассажирском судне, отплывающем из ближайшего порта Пирей. Корабль причаливал на северной оконечности Крита, в порту Суда. Рэйчел, Сонни и Эндрю не подозревали, что именно там двадцать лет назад высадились британские войска, в составе которых был и рядовой Уильям Каугилл.

Путешественники нашли жилье в ближайшем городе Ханья и провели несколько дней, бродя по историческому центру. Венецианские и османские здания подтверждали то, что этот остров на протяжении веков был не раз захвачен различными империями. Имелось и мрачное свидетельство новейшей истории: в центре города многие здания были разрушены и повреждены в результате бомбардировок. Цена ожесточенной битвы за Крит и яростного сопротивления жителей острова в борьбе с врагом, превосходящим их и численностью, и оснащением, оказалась высока.

Эндрю нашел бабушке с дедом жилье в небольшой таверне в деревушке Врисес, ближайшей к тому месту, где они хотели побывать, попрощался с ними и пожелал удачи с самым важным и волнительным этапом их паломничества. Юноша сказал им, что направляется в Италию: первую страну своего «большого европейского путешествия», как он в шутку его называл.

— Будет что рассказать маме с папой, когда вернемся в Англию, — заметил он, когда они прощались. — У них-то дома не происходит ничего интересного.

— Я бы не был так уверен, — усмехнулся Сонни. — Когда твои родители уезжали на Гражданскую войну в Испанию, они тоже так думали. Но когда вернулись, один король умер, другой отрекся от трона, а потом мы объявили войну Германии.

Вспоминая об этом позже, Сонни поражался, насколько пророческими были его слова, но пророчество это, увы, оказалось зловещим.

Часы перевели на час назад; близилась зима, и, когда закончились празднования Ночи Гая Фокса и Дня перемирия[23], Марк и Дженни начали обсуждать грядущее Рождество.

— Тихое в этом году будет Рождество, — сказала Дженни, — не считая нас с тобой и Сьюзен, дом пуст.

— Насчет «тихого» не уверен, — возразил Марк, — если Сьюзен будет включать свой радиоприемник, тишина нам не грозит. Он у нее всегда на максимальной громкости? Будь здесь Эндрю, можно было бы попросить его подкрутить громкость до минимальной! Но я понимаю, о чем ты: сколько себя помню, в доме никогда не было так пусто. Даже когда мы отправлялись в Испанию, на Рождество собиралась вся семья, приезжали Хэйги и Джонсы из Брэдфорда. Но надо праздновать, хотя бы ради Сьюзи. Зато ей все внимание. Надеюсь, от мамы с папой к Рождеству придет письмо, а может, и твой сын удосужится прислать весточку.

— Это нечестно, — сказала Дженни, — ты называешь его «моим сыном», только когда им недоволен! Ты тоже участвовал в процессе, забыл?

— Смутно припоминаю, но ты могла бы повторить, как это делается; вдруг совсем забуду.

Дженни смерила его презрительным взглядом.

— Худшая попытка соблазнения в моей жизни.

Хотя Марк жаловался на отсутствие вестей от родственников, те все же писали, но редко и коротко. Из Европы пришли две открытки: первая сообщала, что троица благополучно прибыла в Афины и занята осмотром достопримечательностей.

— Старые развалины среди развалин, — буркнул Марк, читая открытку.

— Не обзывай родителей, — пожурила его Дженни. — Смотри, мама пишет, что Эндрю с его знанием греческого им очень помогает.

— Наконец-то от него хоть какой-то прок. — Марк, кажется, поставил себе цель раздразнить Дженни. Это сработало, но, укоряя мужа, Дженни не заметила его скрытый мотив. Он пытался отвлечь ее от волнений и тревог за сына, отправившегося в долгое путешествие.

Вторая открытка пришла из города, чье название было им незнакомо. Пришлось открыть атлас, и даже там название городка не нашлось в алфавитном указателе. Марк предложил изучить страницу с увеличенной картой Крита и вскоре указал на маленькую точку на северной оконечности острова.

— Это здесь. Ханья — так написано на открытке, а на карте — Канеа[24]. Должно быть, это два разных названия одного места.

Дженни перевернула открытку и прочитала текст на обороте.

— Ты прав, тут написано, что они прибыли на Крит и остановились в красивом городе, где много старинных зданий и прекрасный вид на горы. У них все в порядке, а это главное.

Хотя Марк корил сына за то, что тот совсем не пишет, ближе к концу ноября они получили еще одну открытку. В этот раз город не пришлось искать на карте: они узнали его, даже не прочитав текст на обороте. Открытка изображала Колизей, знаменитый памятник, который нельзя было спутать ни с чем. Эндрю писал, что попрощался с бабушкой и дедушкой, которые остались на Крите, чтобы завершить паломничество, а сам поехал в Италию.

— Будто мы не видим, — пробурчал Марк и снова удостоился гневного взгляда Дженни.

— Но он хотя бы написал и обещал присылать открытки из всех городов, где будет останавливаться, — колко ответила она.

Во Врисесе Сонни и Рэйчел столкнулись с непредвиденной проблемой: им предстояло найти человека, который владел бы английский и мог бы подсказать, куда ехать. Тогда они этого не знали, но не все жители острова горели желанием делиться сведениями. Недавние раны не затянулись, и к расспросам относились с подозрением, а порой и с неприкрытой враждебностью.

В конце концов через две недели бесплодных поисков один человек направил супругов к единственному в деревне таксисту, пообещав, что тот должен помочь.

— Если уж Сифис не знать, значит, вы тут точно ничего не найти, — сказал он.

Несмотря на серьезность их поисков, Сонни едва сдержал улыбку, услышав неграмотную речь собеседника. Но, поразмыслив, решил, что они с Рэйчел говорят по-гречески не лучше, чем их помощник по-английски.

Таксист вначале не захотел помогать им из-за недопонимания. Когда Сонни и Рэйчел подошли, он, взглянув на горделивую осанку Сонни, его яркие голубые глаза и седеющие светлые волосы, принял их с Рэйчел за немцев. Он, естественно, не согласился бы везти немцев в Герани или любое другое место в районе Ханьи. Это было бы святотатством, а Сифис стал бы все равно что соучастником преступления; мало того, его друзья и соседи по острову возненавидели бы его за предательство. Но когда Сонни спросил его о причине отказа, Сифис понял, что перед ним британец, и сразу же повел себя иначе.

Он извинился за свою ошибку и объяснил, что, хотя не имеет ничего против немцев, ни за что не повез бы иностранцев в район Герани, за исключением разве британцев.

— Им там грозила бы опасность; местные отнеслись бы к ним враждебно. Но вас, британцев, не тронут. Вы, как говорится, лошадь другой масти, — смеясь, добавил Сифис.

Тогда-то Сонни удивил таксиста и даже его шокировал:

— Значит, вы сражались в Сопротивлении? Очень смело.

Таксист подозрительно уставился на него.

— С чего вы так решили? — спросил он.

— Хорошо говорите по-английски, и выражение про лошадь — оно чисто британское. Вы ни у кого не могли ему научиться, кроме британского агента. Мне рассказывали, что в этом районе работала наша агентура. — Сонни не стал обижать таксиста, указывая на некоторые ошибки в его речи.

— А вы воевали?

— Воевал, но чуть подальше отсюда и не во Вторую мировую, а в предыдущую войну.

Пока они говорили, таксист погрузил чемоданы в багажник и открыл дверь для Рэйчел. Та коротко ему улыбнулась, поблагодарила и села на заднее сиденье. Захлопывая дверь, таксист заметил, что ее лицо снова стало печальным. Ее спутник предпочел сесть спереди, чем заслужил одобрение критянина.

Допотопный автомобильчик затарахтел по горной дороге. Несмотря на заверения водителя, пассажиры сомневались, что колымага доберется до места назначения. Но им во что бы то ни стало надо было попасть в Герани, ведь эта деревушка располагалась ближе всего к цели их поисков.

Они ехали через равнину к высившимся вдалеке горам, где находилась конечная точка их пути, а водитель тем временем спросил, как их занесло в такую даль.

— Мы ищем место, где погиб наш сын, — ответила Рэйчел. — Он умер в ходе отступления в Хора-Сфакион в сорок первом.

Таксист автоматически поправил ошибку в произношении названия маленького порта, откуда после битвы за Крит эвакуировали войска союзников, а затем спросил:

— Это все, что вам известно? Что он погиб близ Герани?

— Мы говорили с его однополчанами, и те сказали, что это произошло где-то в окрестностях деревушки. Возможно, он похоронен на местном кладбище, а может, так и остался лежать на поле боя. Мы знаем только одно: это было в горах рядом с Герани.

Водитель нахмурился.

— Поездка может оказаться сложнее, чем вы думаете. — Он перекрестился, выпустив руль и порядком напугав пассажиров. — Найти могилу вашего сына будет не так-то просто, в этих краях погибло очень много солдат. Но можете быть уверены, он не лежит где-то в горах, мы никогда не бросаем тела врагов или друзей после смерти, оставляя их хищникам, это просто недопустимо.

Глянув в зеркало заднего вида, он заметил, что женщина поморщилась, и торопливо добавил:

— Я точно знаю, что ни один солдат из армии наших храбрых союзников, отдавший жизнь за оборону Крита, не лежит в безымянной могиле. Если ваш сын умер здесь, его тело унесли с поля боя и похоронили на ближайшем кладбище вместе с местными. И я могу вам гарантировать, что на похоронах присутствовал священник, провел церемонию и благословил усопшего. Мы чтим традиция. Принеся жертву, в глазах местных ваш сын стал критянином, теперь в наших глазах он все равно что наш земляк. Это я вам точно говорю. Одно могу вам посоветовать, — добавил Сифис, понимая, как важно его пассажирам найти точное место гибели сына, и желая оказать им всяческую поддержку, — даже если он пал в бою далеко в горах, критяне обязательно прикрыли бы его останки камнями, чтобы защитить от беркутов, канюков и грифов, и поставили бы на этом месте иконокритос.

— Иконокритос? Что это? — спросил Сонни.

— Маленькое святилище — иногда из металла, иногда из камней; внутрь родственники и друзья усопшего помещают его личные вещи.

Старый автомобиль, кряхтя, взобрался по дороге, идущей вдоль отвесного склона, и завернул за поворот, где скала резко обрывалась и открывался вид на нижние уступы. Водитель указал на уступ слева. Там они увидели небольшое металлическое сооружение.

— Вот иконокритос, — воскликнул таксист. — Если в память о вашем сыне воздвигли святилище, внутрь должны были поместить его личные вещи. По ним вы сможете определить, что он упокоился именно здесь.

— Уже хоть что-то! Все, что мы знаем, — что он погиб в этих горах, и мы уже побывали в других деревнях, но ничего не нашли. Герани — последняя деревня в нашем списке; мы забронировали комнату в таверне. Я говорил по телефону с хозяйкой, и та сказала, что они не принимают гостей, но согласны сделать исключение для англичан.

— В Герани вам стоит попытаться найти капитана Манолиса. Он был главой андартес — партизан — в нашем районе. Если кто и знает, где похоронен ваш сын, это он.

— А как его найти?

— Поспрашивайте местных, а если те не захотят говорить, скажите, что Сифис, таксист, посоветовал обратиться к капитану, и, если они вам не помогут, Сифис будет недоволен. Это откроет перед вами все двери.

Снова расхожее английское выражение, подумал Сонни Каугилл и улыбнулся. Он не сомневался, что вскоре им с Рэйчел удастся выяснить, где и как погиб Билли.

Глава тридцать пятая

Получив разрешение лечащего врача Беллы и своими глазами убедившись, что жене намного лучше, Люк решил, что настало время вернуться к полноценному рабочему графику. Вечером накануне выхода в офис Белла поделилась с ним своим новым планом. Люк сперва насторожился, решив, что та опять придумала себе опасное занятие наподобие катания на велосипеде, которое так плохо кончилось, но, когда она договорила, одобрил ее затею.

— План из двух частей, — сказала Белла. — Во-первых, я по-прежнему хочу поддерживать форму, поэтому собираюсь заказать гимнастическое оборудование, чтобы делать упражнения дома. Это безопасно, плюс я смогу присматривать за спиногрызами.

— Белла, они уже давно не спиногрызы. Младшему пять лет. — Люк покачал головой и приготовился услышать вторую часть плана.

Белла пожала плечами и продолжила:

— Но с тренировками придется подождать несколько месяцев, хотя я уверена, что восстановилась и смогу выдержать даже интенсивный режим. А вот другую часть плана можно осуществить сейчас же. Идея пришла мне в голову, пока я лежала без дела, а медсестра и домработница заботились обо всех моих нуждах. Я не хотела тебе говорить, собиралась сделать сюрприз, но потом подумала и поняла, что мне нужна твоя помощь.

Люк встревоженно посмотрел на нее:

— Что ты задумала на этот раз?

— Хочу пойти на заочные курсы. Мне придется много заниматься, чаще всего по вечерам, и надо будет, чтобы ты присмотрел за детьми. Я не смогу сосредоточиться, если дети будут безобразничать.

Люк улыбнулся:

— С детьми я справлюсь. А что ты хочешь изучать?

— Я вспомнила кое-что, что сказал отец еще давно, и у меня возникла идея. Он говорил о твоих родителях, о том, что раньше они вместе работали и вместе придумывали стратегию бизнеса. И я решила, что, когда спиногрызы пойдут в школу, мне будет совсем нечем заняться, а возвращаться на работу репортера я не хочу. Если ты не против, я хотела бы обучиться бизнесу и помогать в «Фишер-Спрингз».

Люк обнял ее.

— Дорогая, идея просто прекрасная.

Решение Беллы воодушевило Люка, и тот вышел на работу, преисполнившись оптимизма. Оба верили, что ее планы укрепят существующую между ними связь и сделают их партнерами во всем. Разумеется — и Белла сама это сказала, — она не сможет сразу активно участвовать в делах, придется подождать до окончания учебы. Но будущее представлялось радужным: партнерство на всю жизнь, как у Джеймса и Элис Фишеров. Люк знал, что родители одобрили бы его выбор спутницы жизни и то, как развивается основанное ими предприятие.

Тут в голову Люку пришла еще одна мысль. Привычка Беллы прямо, резко и во всеуслышание высказывать свое мнение наверняка встанет поперек горла многим в «Фишер-Спрингз» и не только. Но это его совсем не волновало: он хорошо знал Беллу и не сомневался, что все, что она скажет и сделает, лишь пойдет компании на пользу, а тем, кому это не понравится, придется просто смириться.

Во время вынужденного отсутствия Люка в «Фишер-Спрингз» его заменял Джош Джонс, которому помогал Эллиот Финнеган и комитет — назначенный Люком совет управляющих. В него входили главы отраслевых подразделений концерна: люди, обладавшие самыми разнообразными навыками и имевшие разные приоритеты. Джошу и Эллиоту приходилось учитывать индивидуальные потребности каждого, при этом оставаться беспристрастными и концентрироваться на основных целях группы. Необходимость обеспечивать устойчивую прибыль нужно было совмещать с заботой о нуждах сообщества, а это было непросто.

Многих людей отпугнула бы такая задача, но Джош хотел доказать, что достоин доверия, которое оказал ему Люк Фишер, поставив во главе совета директоров. Джош справился с этой задачей благодаря своим способностям, которые, возможно подсознательно, дополнялись деловым чутьем и опытом, переданным ему отчимом, Саймоном Джонсом. Пока Люк отсутствовал, Джош не раз задавал себе вопрос: «А как бы поступил на моем месте отец»?

Помимо работы, Джоша беспокоила ситуация дома, которая разрешилась всего за несколько дней до возвращения Люка. Джош стал замечать, что с Астрид не все в порядке. Та страдала от перепадов настроения и часто выходила из себя без причины или по малейшему поводу, что было совершенно на нее не похоже. Ее настроение колебалось так резко, что в одну секунду она могла упрекать его за вымышленный, обычно незначительный проступок или упущение, а уже через миг стать заботливой, нежной и веселой. Джош даже не успевал понять, что сделал не так, и исправить свое поведение.

Однажды вечером он пришел домой, ожидая встретить там разъяренную мегеру и получить взбучку за опоздание. Он задержался, выполняя задание по просьбе Люка; тот передал его через Эллиота. Джош потерял счет времени и вошел в дом осторожно, готовый столкнуться с потоком оскорблений, а возможно, и с летающей посудой, запущенной в него в наказание за испорченный ужин.

Открывая дверь, Джош задумался, не жалеет ли Астрид об их решении обосноваться в Австралии, или лучше было бы остаться в Европе, может, даже в Англии. Он подумал, что, может быть, ей скучно, нечем заняться, кроме рутинных дел — уборки, готовки, стирки, глажки. Она выходила в город лишь за покупками и изредка — поужинать с Джошем в ресторане.

Однако Астрид встретила его тепло. Джош удивился. Она отмахнулась от его извинений за позднее возвращение домой, но он по-прежнему был настороже. Тревога усилилась, когда она сказала, что перед ужином им нужно поговорить.

Астрид взяла его за руку, отвела в гостиную и усадила в его любимое кресло. Сама не села, как обычно, на диван, а пристроилась к нему на колено. Обняла его за шею, нежно коснувшись тонкими пальцами.

— Я хочу задать тебе важный вопрос, Джош. От честного ответа будет зависеть наше будущее.

Джош боялся услышать продолжение. Неужели она хочет вернуться в Европу?

— В чем дело? — сжавшись в предчувствии, спросил он.

— Умеешь ли ты менять подгузники?

Вопрос был настолько неожиданным, что Джош оторопел на несколько секунд.

— Ты… ты же не беременна?

Астрид кивнула, но Джошу все еще не верилось.

— Да. У меня возникли подозрения из-за задержки; потом я стала раздражительной, но по-прежнему сомневалась. А потом началась утренняя тошнота, и вот сегодня утром я пошла к врачу и тогда уже убедилась. Но вернемся к моему вопросу. — Астрид улыбнулась и дразняще взглянула на него. — Умеешь ли ты менять подгузники?

Ответ Джоша ее удивил и немного расстроил их обоих.

— Умею, ведь мне в свое время пришлось попрактиковаться. — Он помрачнел и продолжил: — Меня оставляли с сестрами, когда мама с папой ходили куда-то вдвоем. Ты же помнишь, я тебе о них рассказывал?

Астрид кивнула, и глаза ее увлажнились от слез. Она вспомнила, как свекровь рассказывала об авианалете, в результате которого погибли сводные сестры Джоша, а его отец стал калекой.

Ее сердце смягчилось от этих мыслей, и Астрид приняла инстинктивное решение, которое казалось ей правильным. Она надеялась, что Джош его одобрит.

— Если окажется, что это девочка, — сказала она, — давай назовем ее Дэйзи Эмили в честь твоих сестер?

Глаза Джоша затуманились, и он ее обнял.

— Какая чудесная мысль. А если родится мальчик и если ты не против, конечно, назовем его Саймоном? Что скажешь?

— Скажу, что люблю тебя, Джош Джонс, и что это прекрасная идея.

Глава тридцать шестая

Джош обрадовался новостям, однако не стал делиться ими с коллегами в офисе, особенно с Люком, учитывая недавнюю трагедию, произошедшую с Беллой. Но, отвечая на расспросы Джоша о здоровье Беллы и ее восстановлении, Люк поздравил своего заместителя с хорошей работой в его отсутствие и, в свою очередь, спросил об Астрид.

И тут Джош, видимо, чем-то себя выдал; он ответил, что Астрид в порядке, но Люк заметил:

— Мне почему-то кажется, что у вас хорошие новости, но ты не хочешь делиться, чтобы меня не расстроить. Если я прав, впереди у вас несколько месяцев нервотрепки, ты уж поверь.

Джош подтвердил догадку Люка, и тот его поздравил и дал совет из собственного опыта:

— Проводите вместе больше времени. Когда родится ребенок, такой возможности уже не будет. А когда их будет трое, они перевернут дом вверх дном и не будут давать вам спать по ночам. Ты будешь с тоской вспоминать, сколько свободного времени у тебя было раньше, и недоумевать, что ты с ним делал. Кстати, с возрастом становится не легче: большие детки — большие бедки.

В конце концов заговорили о расследовании подробностей несчастного случая с Беллой, которое проводил Джош.

— Не стану защищать водителя, — начал Джош, — в столкновении, безусловно, виноват он. Я достал копию полицейского отчета: судя по всему, водитель ехал в два раза быстрее разрешенной скорости. Полиция выяснила это по следам шин, осмотру места столкновения и обломкам велосипеда вашей жены.

— Но как ты раздобыл этот отчет? — спросил Люк, на миг отвлекшись.

— Вам лучше не знать, — усмехнулся Джош. — Как бы то ни было, копия отчета здесь, среди других документов, но я все же советую не показывать ее всем подряд.

— А можешь вкратце рассказать, о чем там говорится? Я доверяю твоей оценке, и ты, в отличие от меня, сможешь быть беспристрастным. Помимо этого отчета, у меня еще куча дел. Не думал, что столько документов может накопиться в такой короткий срок.

— Как я уже сказал, виноват водитель, но вина не целиком лежит на нем. — Джош заметил, что Люк помрачнел. — Простите, я не имел в виду, что Белла тоже виновата. Я начал наводить справки и обнаружил, мягко говоря, очень тревожную вещь. Глава отдела распространения нашего подразделения по перевозке грузов изменил распорядок дня водителей и установил новые нормы производительности. Он сделал это, ни с кем не посоветовавшись и не заручившись одобрением начальства. Возможно, потому, что знал: начальство никогда не согласилось бы на эти меры!

Он увеличил водителям рабочие часы и добавил доставку по выходным. Помимо нового графика, ввел штрафы для всех, кто не выполнит норму. Я протестировал три маршрута на своей машине. Ехал с максимально разрешенной скоростью и по пути делал остановки на минимальное время разгрузки. Во всех трех случаях путь занял почти на два часа больше времени, чем установлено в графике.

— Погоди-ка, Джош, ты сказал, что начальник отдела установил штрафы для водителей? Как они действуют?

— Он привязал зарплату ко времени доставки и платит больше тем, кто приезжает быстрее.

Взглянув на Люка, Джош увидел ужас на его лице.

— Ты можешь это доказать?

— Конечно. — Джош мрачно продолжал: — У меня есть письменные показания нескольких водителей, которые уволились в знак протеста, и еще трех, что все еще на нас работают. Прежде чем они согласились свидетельствовать, мне пришлось дать им гарантии, что их не уволят. Оказывается, этот тип угрожал им немедленным увольнением, плохими рекомендациями и так далее.

— В таком случае ты должен уволить его сейчас же, без выходного пособия. Если он станет возражать, предоставь свидетельства и передай ему следующее. Скажи, что ты все показал мне и ему еще повезло, что он легко отделался, потому что, будь моя воля, я бы поставил его посреди улицы и переехал бы его на бензовозе на полной скорости.

Вечером Люк рассказал Белле о том, что выяснил Джош, и о плане их действий.

— Человек, приказавший работникам стремиться к недостижимым результатам, отвечает за случившееся с тобой не меньше водителя, а может, и больше. Я не оправдываю шофера, но его поставили в очень сложное положение. У него жена и двое детей; он не мог потерять работу, а этот кретин начальник ему угрожал.

Люк думал, рассказывать ли Белле о причинах аварии, и в итоге преодолел свои колебания, ведь у них с женой никогда не было друг от друга секретов. Однако у Люка был запасной план, как отвлечь Беллу от темы, которая могла разозлить ее и расстроить. Сообщив о расследовании Джоша, он открыл свой блестящий новенький портфель — подарок Беллы на Рождество — и достал стопку папок. Белла уставилась на них с любопытством, к которому примешивалось подозрение, и Люк объяснил, что в этих документах и зачем он принес их домой.

— Это подробные сводки деятельности концерна, отчеты Джоша, Эллиота и директора британского филиала Джессики Бинкс. Я подумал, что, если ты действительно хочешь работать в «Фишер-Спрингз» вместе со мной, тебе надо познакомиться с разными аспектами управления бизнесом и тенденциями развития компании. Изучив эти материалы, ты сможешь приступить к работе уже подготовленной. А когда начнется учеба, тебе будет полезно сопоставить теоретические задачи с реальными ситуациями из жизни. И не придется ждать, чтобы узнать правильный ответ на поставленный вопрос: ты всегда можешь спросить меня. При условии, что я сам знаю ответ, конечно же.

Белла обрадовалась, что Люк поддержал ее план.

— Отличная идея, Люк; ты очень заботлив. — Она оглядела стопку папок. — С чего начать?

— Давай поделим эту стопку пополам, внимательно прочитаем, если надо, сделаем заметки, а потом поменяемся и сравним наши выводы. Если тебе понравится, можем делать так регулярно, например, раз в месяц. Что скажешь?

— Давай сюда папки и начнем.

Позже тем же вечером Люк убедился, что его решение вовлечь Беллу в управление концерном было мудрым и принесло первые плоды. Она прокомментировала один отчет и то, как его интерпретировал Люк.

— Не могу понять, что происходит в Англии, — сказал он. — Они решили сократить расходы и ужесточить условия кредитования. Мне это кажется контрпродуктивным.

Белла оторвалась от чтения статистики сельскохозяйственного подразделения и сосредоточилась на словах Люка.

— Почему ты так думаешь? Мы же не в курсе общего состояния британской экономики. Когда мы были в Англии, все было довольно неутешительно, и, хотя с тех пор дела могли пойти в гору, англичане, возможно, сейчас ведут себя как наш сын и наследник — пытаются бежать, не научившись ходить. У нас в Австралии экономический бум, но это не значит, что везде так. И ты не в том положении, чтобы жаловаться. Нельзя получить все и сразу.

Люк нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Совсем недавно ты злился из-за их расточительности, которая казалась тебе безрассудной и непродуманной. Но потом мы с Джошем указали тебе на твою ошибку. В результате, судя по тому, что я прочла в твоем отчете, новые подразделения процветают и приносят значительную прибыль. В страховой компании, которую ты купил, последовав примеру британцев, тоже все хорошо. Выходит, сначала ты злился, что они расходуют слишком много средств, а теперь жалуешься, что они осторожничают? Ты, кстати, видел комментарий Джессики по поводу того, кто предложил этот план?

Люк горько улыбнулся.

— Ты, как всегда, права, Белла. Думаю, чем скорее ты начнешь работать в «Фишер-Спрингз», тем будет лучше. Кажется, ты разбираешься в бизнесе даже лучше, чем я. Мне никогда не стать таким, как отец.

— Люк Фишер, опять ты несешь полную ерунду. Помнишь, о чем мы говорили на прошлой неделе, когда я тебе напомнила о словах моего отец? Да, твой папа был очень талантливым бизнесменом, но ему помогали другие — сначала твоя мать, потом мой отец. Недавно ты сделал то же самое. Ты привел в компанию Джоша и Эллиота, обучил их и, увидев в них потенциал, повысил и наделил ответственностью. Ты распознал в них скрытый талант, и это доказывает, что у тебя исключительное деловое чутье. — Белла помолчала и добавила: — Прости, я не дала тебе возможности ответить на мой вопрос.

— Насчет того, кто предложил этот план? Нет, я не заметил. — Люк взял папку с документами, но Белла его остановила:

— Пол Сагден. Он же, как помнишь, придумал идею со страховой компанией. А благодаря кому Пол попал в «Фишер-Спрингз»? Дай-ка вспомнить… Благодаря мне! Точнее, тебе, и вот еще один пример твоего превосходного умения разбираться в людях.

— Надеюсь, ты права, Белла.

— Я права, Люк. Я знала это с самого начала. Я была совсем юной, но разглядела в тебе потенциал. Я не просто влюбилась в тебя, а поняла, что ты храбрый, честный, порядочный и заботливый человек. А то, что ты хороший бизнесмен, — всего лишь бонус.

Белла замолчала, поднялась, подошла к Люку, понизила голос и прошептала:

— Теперь мы все прояснили, и пора тебе проявить еще один свой талант. Пора ложиться спать, а мы давно уже не были вместе.

Позже, когда они засыпали, Люк пробормотал:

— Одно знаю точно: во всей Австралии нет никого счастливее меня.

Глава тридцать седьмая

Впервые увидев деревню, куда лежал их путь, Сонни и Рэйчел удивились. Сифис замедлил ход и поехал со скоростью пешехода; Сонни испугался, как бы его древняя колымага не испустила дух.

Но Сифис его успокоил:

— Хочу, чтобы вы получше рассмотрели окрестности. — Он указал вдаль; там, справа, они увидели скопление маленьких домиков. — Это Герани.

Они подъехали к группе небольших строений с белеными стенами, которые, казалось, вот-вот покатятся вниз с отвесного склона горы.

— Эти дома внушают опасения, — озвучил Сонни свои мысли. — Интересно, почему кто-то решил построить здесь дом?

Таксист усмехнулся:

— Этой деревне несколько веков. Местные старожилы рассказывают, что в окрестностях Герани было поселение еще во времена минойской цивилизации, но его разрушило мощное извержение вулкана и сейсмос.

— Сейсмос — это землетрясение? — спросила Рэйчел.

— Верно. Есть свидетельства и других поселений в этой местности. Мне рассказывал мой кузен Андреас. Он нашел в горах римскую золотую монету с профилем императора Константина.

Сифис снова перекрестился, встревожив пассажиров, так как в тот момент они ехали по узкой горной дороге, состоящей из одних крутых поворотов. Ухватившись за руль, таксист продолжил:

— Константин был сыном святой Елены; она обнаружила гробницу Христа.

Сонни перенесся на полвека назад, во времена, когда был школьником, и вспомнил один из уроков.

— Нам в школе про нее рассказывали, — поделился он с Сифисом и Рэйчел. — Она была женой генерала римской армии; их гарнизон стоял в Йорке. Это город в Англии, мы там недалеко живем, — объяснил он Сифису, — в римские времена город назывался Эборакум. В Йорке в ее честь названа площадь Святой Елены.

Меньше чем через полчаса они подъехали к пункту назначения. В центре деревни Сифис остановился у небольшой таверны; Рэйчел и Сонни уже знали, что в Греции такие заведения называются кафенионами.

— Тут можно остаться на ночлег, — сказал Сифис. — Я познакомлю вас с хозяйкой, кирьей Софией; она моя кузина.

Сонни повернулся к Рэйчел.

— Эндрю говорил, что «кирья» — уважительное обращение к женщине, как у нас — «леди». А к мужчинам принято обращаться «кири», это как наш «мистер».

Рэйчел кивнула. Ей не хотелось ненароком проявить неуважение.

Сифис достал их чемоданы из багажника, а из таверны тем временем вышла дородная дама средних лет, лавируя между столиками и стульями, которыми был уставлен тротуар. Она поприветствовала Сифиса, протараторив что-то на греческом и, кажется, немало его удивив, а после повернулась к Рэйчел и Сонни.

София поклонилась и поздоровалась:

— Добро пожаловать. Для меня большая честь принимать вас в своем доме. Прошу, садитесь. Я принесу вам напитки, а Сифис поможет с чемоданами.

Они сделали все, как она сказала, немного удивившись столь радушному приему. Частичное объяснение нашлось, когда Сифис отнес их багаж в дом, вышел и вернулся туда, где они сидели.

— Давайте я заплачу за поездку, — сказал Сонни и потянулся за кошельком.

— Не надо, — ответил Сифис. — Простите, я не догадывался, кто вы, пока София не назвала вас по имени. Для меня честь вам служить.

Сонни пытался настаивать, но Сифис отмахнулся от возражений:

— Когда София мне все рассказала, я понял, почему вы приехали в Герани. Поверьте, поездка на такси — ничто по сравнению с тем, чем мы обязаны вашей семье.

Несмотря на недоумение Сонни и Рэйчел, Сифис продолжил:

— Скоро вы все узнаете. София говорит, сейчас сюда придет человек, который очень хочет с вами познакомиться. Он хочет выразить свою благодарность и расскажет обо всем, что здесь произошло. Я должен уйти, но прежде хочу предупредить: с вас здесь денег не возьмут. Ни за комнаты, ни за стол, ни за напитки. И когда вы решите вернуться, просто скажите Софии, я тут же приеду. Был рад с вами познакомиться и рад помочь.

Отвесив вежливый поклон, Сифис повернулся, сел на водительское сиденье, завел мотор и помахал Сонни и Рэйчел на прощание, а те смотрели друг на друга в полном недоумении.

Едва машина скрылась из виду, оставив за собой шлейф из выхлопных газов, вернулась хозяйка с подносом. На нем стояли три маленькие чашечки с греческим кофе, три стакана воды и тарелка с горкой печенья, которое, как они уже знали, называлось паксиматия. София поставила поднос на столик, а Рэйчел спросила:

— Скажите, кирья София, чем мы заслужили такое особое обращение?

— Поймете, когда приедет мой кузен Манолис. — София оглядела узкую улицу и воскликнула: — Да вот же он! Готов с вами встретиться.

Перед ними возник высокий темноволосый критянин с аккуратно подстриженной, как у многих его земляков, бородой. Он отличался грубоватой красотой, а в его темных умных глазах иногда мелькала веселая искорка, но чаще они смотрели мрачно и почти трагично. Он представился и слегка поклонился. Сонни не пытался запомнить его фамилию — та была слишком длинной и, на его взгляд, непроизносимой, — а сразу стал называть его по имени.

— Манолис? — уточнил он. — Капитан Манолис?

Критянин кивнул и указал на свободный стул.

— Можно сесть? — спросил он.

Манолис сел так, что его ноги, как заметил Сонни, совсем не соприкасались с каркасом стула. Возможно, он расположился так, чтобы смотреть им обоим в лицо, из вежливости, но Сонни решил, что, скорее, ему просто неудобно сидеть. Критские стулья были ужасно неудобными, и с момента прибытия в Грецию Сонни, который сам был мебельщиком, не раз хотелось их переделать.

— Должен сказать, мы в Герани давно ждали вашего приезда и хотели, чтобы вы приехали.

— Правда, кири Манолис? — спросила Рэйчел.

— Да, потому что ваша фамилия пользуется большим уважением здесь, в деревне. Полагаю, вы родственники Уильяма Каугилла?

Сонни кивнул, совершенно сбитый с толку этим вопросом, а Рэйчел тихо хмыкнула, пытаясь сдержать слезы. Через некоторое время она проговорила:

— Уильям был нашим сыном.

Манолис протянул руку и положил ее Рэйчел на плечо; другой в знак сочувствия сжал руку Сонни и произнес:

— Не знаю, много ли вам известно о том, что случилось в день гибели вашего сына, но я вам все расскажу. Вы поймете, почему вашего сына в нашей деревне так уважают. — Манолис глотнул кофе и собрался с мыслями. — Я и еще шестеро моих товарищей-андартес вели отряд английских солдат, оставшихся в горах после отступления из Хора-Сфакиона. Во время отступления солдаты лишились почти всего оружия. У вашего сына был автомат, но в нем осталось патронов всего на несколько очередей. Мы почти добрались в безопасное место и планировали спускаться на берег, где вела патрулирование британская подводная лодка, готовясь подобрать солдат. В тот момент нас заметил пилот немецкого истребителя. Он развернулся, а когда полетел нам навстречу, мы поняли, что он целится в нас.

Манолис замолчал и глотнул воды; воспоминания всколыхнули тяжелые эмоции, и ему было трудно говорить.

— Если бы ваш сын тогда не поступил храбро и самоотверженно, в тот день на горе погибли бы все. Мы потеряли трех партизан и двух британцев, но другие выжили — а всего нас, насколько я помню, было двадцать три человека. Уильям мог бы быть в числе выживших, а могли погибнуть все; он же предпочел стать героем.

Манолис снова глотнул воды, пытаясь успокоить очевидное волнение, и через минуту продолжил свой рассказ:

— Уильям отошел от группы и привлек внимание пилота, выстрелив в самолет. Пилот нацелился на источник угрозы и направил свой гнев на Уильяма; остальные тем временем бросились в укрытие. Хотя Уильям был ранен, он выжидал, стоял на месте, пока самолет не приблизился, а потом выстрелил в пилота последними патронами. Тот открыл ответный огонь, на столь близком расстоянии у Уильяма не было шансов. Но ему, должно быть, удалось ранить или убить пилота: самолет пролетел еще несколько сотен метров и упал в море.

Когда капитан Манолис закончил свой рассказ, в глазах Сонни и Рэйчел стояли слезы.

— Но как вы узнали, что это был наш сын? Как можете быть уверены? — в отчаянии спросила Рэйчел.

Критянин потянулся в карман, взял руку Рэйчел и положил ей на ладонь кожаный шнурок, к которому крепились два металлических диска.

— Его армейские жетоны, — ахнула она и взглянула на них сквозь слезы. На металле были выгравированы номер и надпись: «Каугилл У.».

Манолис тихо продолжал:

— Я знаю, что мои слова вряд ли облегчат ваши страдания, но я все же должен рассказать. Мы принесли тело вашего сына сюда, в Герани; священник провел ритуал похорон и погребальную службу, на которой присутствовали все деревенские жители от стара до млада. Уильям похоронен здесь, рядом с моими друзьями-партизанами, погибшими в тот день, — они все были боевыми товарищами. Если хотите, я покажу вам кладбище, но пойму, если решите пойти туда в одиночку.

Через некоторое время Сонни ответил:

— Давайте пойдем вместе чуть позже, капитан Манолис; сейчас нам надо побыть вдвоем. Может, завтра?

— Я полностью в вашем распоряжении. Но должен сказать еще кое-что. В течение нескольких лет после подвига вашего сына в деревне родилось несколько детей. Трех мальчиков назвали Василис — это греческий вариант имени Уильям. Не знаю, долго ли вы пробудете на Крите, но, если останетесь до первого января, приезжайте в Герани. В этот день мы почитаем святого Василия, а в Герани вспоминаем вашего сына, благодарим его за его подвиг и чтим его память.

Сонни и Рэйчел договорились встретиться с Манолисом на следующее утро: он обещал отвести их к могиле Билли.

Когда критянин ушел, супруги вернулись в комнату в таверне. Хозяйка открыла дверь; на ее лице читалась явная тревога.

— Надеюсь, вам понравится, — пролепетала она. — Это наша лучшая комната. Обычно мы не принимаем гостей.

Сонни и Рэйчел заверили Софию, что им все подходит, и огляделись. Мебель и обстановка была хоть и не новой, но в хорошем состоянии, а комната — безупречно чистой. Окна в пол выходили на маленький балкончик с видами на деревушку и море. Они постояли там немного, глядя туда, где, как они теперь знали, погиб их сын.

— Как ты, Рэйчел? — осторожно спросил Сонни. После рассказа капитана Манолиса его переполняли эмоции, и он даже представить не мог, что испытывала Рэйчел. Но он снова поразился ее силе и стойкости.

Она повернулась и немного грустно улыбнулась, но ее ответ был оптимистичным:

— Я в порядке, дорогой, потому что только что узнала, что наш сын был настоящим героем. Я горжусь им, и эта мысль поддерживает меня даже в этот темный час. Вина из-за того, как мы с Билли расстались, останется со мной навсегда, но я буду утешаться мыслью, что, если бы не его жертва, многие люди погибли бы. И когда мы придем на его могилу, я попрошу у него прощения.

Следующим утром Сонни и Рэйчел, как договаривались, встретились с капитаном Манолисом, и критянин проводил их до конца единственной деревенской улицы, упиравшейся в море. Там, на узком плоском мысе стояла церковь и находилось кладбище. Супруги подошли к небольшому зданию с белеными каменными стенами, чье назначение выдавал лишь крест на фронтоне, и заметили у ворот кладбища группу людей.

— Это мои друзья-андартес, они пришли с вами познакомиться и отдать дань уважения. Они были с нами в тот день. А это отец Георгиу, наш священник. Это он отпевал вашего сына.

Сонни и Рэйчел по очереди представили всем присутствующим; они пожали партизанам руки и прошли на кладбище. Капитан Манолис и отец Георгиу проводили их к могиле в самом центре. У могилы стоял иконокритос, внутри которого горела одна свеча.

Рэйчел взглянула на фотографию, которую сжимала в ладони, — на ней юный игрок в крикет радовался удачной игре. Она протянула руку, открыла дверцу часовенки и поставила внутрь фотографию.

— Прости меня, Билли, — прошептала Рэйчел. Затем отошла назад и, встав рядом с Сонни, взглянула на надгробие.

На английском там было только имя: «Уильям Каугилл», а ниже значилась длинная непонятная надпись на греческом.

Священник и их проводник стояли в нескольких метрах от них, видимо не желая вмешиваться, но Рэйчел их подозвала. Они подошли, священник взял Сонни и Рэйчел за руки, произнес несколько утешительных слов и короткую молитву; капитан Манолис перевел:

— Ваш сын покоится с миром, потому что мы выбрали для него лучшее место: в самом сердце кладбища, ведь память о нем мы носим в наших сердцах каждый день.

— А что написано на надгробии? — спросил Сонни.

— Мы хотели написать слова, которые выразили бы наши чувства, но желали убедиться, что они будут уместны. Мы подождали и посоветовались с британским агентом, который приехал сюда, на Крит, и помогал нам бороться с нацистами. Тот выслушал наш рассказ и предложил самую подходящую цитату — из Евангелия от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».