Возвращение не гарантируется

Глава 4 Ориентир — монстр

Довольно большая территория на Юго-Западе Москвы, обнесенная высоким бетонным забором, не имела вывески или каких-либо обозначений, но практически не привлекала внимания. Собственно, ничего особенного, что могло бы броситься в глаза, там и не было. Забор и забор… Судя по высоко торчащим могучим елям, тополям и раскидистым дубам, за забором находился старый парк. А мало ли для каких целей он предназначен? Там может быть пансионат для преклонного возраста актеров, которые провели бурную жизнь, нежась в лучах славы и кружась в вихрях удовольствий, а потому не удосужились обзавестись семьями и доживают свой век в сиротском одиночестве. Мог находиться закрытый дом отдыха или санаторий для ответственных работников МИДа и высоких зарубежных гостей, или тренировочная база для спортсменов олимпийского резерва, или… Впрочем, случайному прохожему некогда думать о вещах, которые его не касаются, тем более что глухой забор вскоре заканчивался и появлялись другие поводы для необязательных размышлений.

Правда, опытный взгляд сразу выделит крепкий приземистый КПП с низкими, вытянутыми окнами на направлениях вероятной атаки, делающими его больше похожим на пулеметный ДЗОТ. Узнает железные ворота — зеленые, с легко угадывающимися выпуклыми звездами, которые, вообще-то, обычно выделяются ярко-красным цветом: такие ворота ставятся на въезде в воинские части по всей стране — от Моздока до Мурманска, только здесь их немного замаскировали, закрасив красную краску зеленой и тем самым, не выйдя из жестких бюджетных рамок, вроде бы соблюли какую-никакую конспирацию. Этот внимательный, проницательный взгляд рассмотрит перед воротами лежащую до поры вровень с асфальтом противотаранную систему «Барьер», способную вмиг подняться перед нежелательным, потенциально опасным транспортом, и заметит выглядывающие кое-где над забором краешки колец колючей проволоки «егоза»…

Обладатели опытных взглядов, конечно, догадываются, что за забором на самом деле не санаторий, не дом привилегированных престарелых, не пансионат и не спортивная база, а так называемая «спецточка», где встречаются и проводят секретные совещания солидные люди, которым нежелательно «светиться» в присутственных местах и даже в режимных ведомствах и которым необходима уединенность общения и строгая конспирация.

А если человек не только опытный, но и конкретно осведомленный, то он точно знает, что перед ним спецобъект Министерства обороны № 8268, для еще большей маскировки именуемый в официальных документах и компетентных кругах «Гвоздика». Казалось бы, этот легковесный топоним больше подойдет для цветочного рынка или оранжереи, чем для строгого мира секретов и конспирации, но специфичность названия, как это нередко бывает, обуславливалась особенностями личности большого военного начальника, благодаря которым он и сам имел прозвище Цветовод, настолько же далекое от его бетонно-броневой должности, насколько близкое душе, в которой, как говорили злые языки, до сих пор живет любовь к розам и гвоздикам, на которых он вроде бы создал первоначальный капитал в своей пусть и не боевой, но напряженно-торговой молодости.

Около полудня на объекте началось движение: без двадцати двенадцать через КПП без малейшей задержки, беспрепятственно проехала одна машина, а за ней с интервалами в несколько минут — еще четыре. Это были черные «Волги» с наглухо, против всяких правил, затонированными стеклами; рассмотреть, сколько пассажиров и кто именно находится внутри, не было никакой возможности. Конечно, неискушенный человек скажет, что по автомобилям можно судить о том, кто на них приехал, но в данном случае это поверхностное и наивное суждение, потому что транспорт был специально обезличен: и давно устаревшие, несмотря на легкое бронирование и форсированные движки, «Волги», и их номера, не соответствовавшие тем, с которыми обычно ездят их пассажиры.

По идеально ровному асфальту тенистой аллеи машины проехали в глубину территории и, объехав круглую цветочную клумбу, остановились на площадке возле приземистого двухэтажного здания, явно построенного по проектам советской номенклатурной архитектуры и столь же явно капитально отремонтированного по стандартам двадцать первого века. Впрочем, тяжелые портьеры, наглухо завешивающие большие — во весь фасад — окна, явно были приобретены еще в то, давно ушедшее время.

Вокруг здания, зорко осматриваясь вокруг, стояли и прогуливались несколько молодых мужчин из внутренней охраны, в штатской одежде, которая, собственно, не скрывала их военной выправки и спрятанного под пиджаками серьезного оружия: двадцатизарядных «стечкиных» или пистолетов-пулеметов «Кедр».

Судя по тому, что при виде прибывших охранники принимали стойку «смирно», они хорошо знали немолодых солидных людей с генеральскими погонами на оставленных в шкафах мундирах, а сейчас в гражданских костюмах от «Бриони», которые полюбили в последнее время руководители высокого уровня. Те доброжелательно-снисходительно кивали в ответ и, не задерживаясь, проходили в здание, а сопровождавшие их «прикрепленные» — личные телохранители, — держа в руках телефоны хозяев, остались разговаривать с местной охраной, не переставая наблюдать за окружающей территорией, которую они, впрочем, хорошо знали.

Много цветов, ухоженные газоны, чистые дорожки — плод трудов невидимого обслуживающего персонала. За административным корпусом — круглая вертолетная площадка; тут и там проглядывают в густой зелени симпатичные коттеджи, временных обитателей которых, как правило, никто не видит.

— А кто вон там, в беседке у вас прохлаждается? — спросил бдительный «личник», для точности вопроса указав рукой направление.

Неподалеку, в небольшом круглом павильоне с остроконечной крышей, похожем на беседку для игры в шахматы в обычном парке, сидел сугубо гражданский по одежде и манерам мужчина, который явно чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно оборачивался на гул приезжающих машин, как будто ожидал, что его вот-вот вызовут «на ковер». Поношенный пиджак и просиженные до блеска брюки дополнялись нелепой шляпой с опушенными полями и круглыми очками в проволочной оправе.

Рядом с ним стоял комендант спецобъекта 8268 и пытался вести светскую беседу культурно-развлекательного характера. На таких «точках» посторонним нельзя находиться без присмотра и постоянного контроля. Надо сказать, что посторонних здесь обычно и не бывает, а уж если и появляются — сразу ясно: это не простой гость, значит, важная птица залетела в секретный заповедник… И приставляют к нему для вежливого и деликатного обхождения да скрашивания времени ожидания не простого охранника, а главного. Который, конечно, тоже дипломатическими способностями не блещет, но на фоне остальных — все же повежливее и потактичнее, а потому при случайно-резком движении подопечного воздержится от расслабляющего удара в печень и захвата руки с броском через спину…

Однако двум собеседникам очень трудно вести разговор, когда ни одному, ни другому нельзя ни задавать вопросы, ни отвечать на них. Комендант заговорил было о футболе, да гость, оказалось, не болел ни за одну из команд. К тому же он не охотился и не рыбачил, правда, увлеченно собирал грибы, но в этой сфере уже инициативный собеседник был некомпетентным. Так и ждали молча, что ни нормативными документами, ни нормами морали не возбранялось.

— Спеца какого-то привезли, — безразлично ответил охранник. — Экспертное заключение давать будет генералам.

— А что, он в наших делах сечет? — скептически спросил «личник».

— Раз привезли на такой уровень — значит, сечет…

— Ну-ну, — с сомнением пробурчал телохранитель. — Ладно, это не наше дело!

— Тоже верно! Пойду лучше обойду территорию. А то «внешняки» напортачить могут!

Пока охранники беседовали о различных аспектах безопасности, а эксперт с тревогой ждал своего выступления, приехавшие солидные мужчины прошли сквозь просторный холл, по очереди наступая на вделанный в мраморный пол мозаичный круг, в котором алел цветок, дающий кодовое наименование объекту 8268 и служивший геральдическим знаком всему Управлению военной разведки. Раньше здесь было другое изображение: бесшумная, зоркая летучая мышь, раскинувшая мощные крылья над земным шаром со всеми его параллелями и меридианами, которые даже в полной темноте не могли спрятать от всевидящего зверька ни одной своей тайны… Конечно, это была аллюзия на украшавшего пол в вестибюле далекого Лэнгли орла — символа ЦРУ, и все сотрудники, сравнивая их, ощущали удовлетворение от того, что в ночной схватке от заокеанского хищника только пух и перья полетят, а рукокрылый зверек со своей ультразвуковой эхолокацией спокойно уйдет на базу, да еще и унесет в цепкой лапке совсекретную флешку…

Но Цветовода почему-то раздражали геральдические знаки подчиненных ему подразделений — не знающие страха и всегда готовые к схватке львы, барсы, кони, акулы, и он одним росчерком пера заменил этот, по его выражению, «зверинец» цветочной палаткой. И хотя сам Цветовод, как и следовало ожидать, довольно быстро бесследно и бесславно канул в Лету, всевидящая летучая мышь так и не вернулась на свое место…

Впрочем, сейчас об этом никто не думал: генералы в штатском прошли в зал для совещаний и заняли места за рядами ромбовидных столиков, оборудованных ноутбуками без выхода в интернет и маленькими черными микрофонами на гибкой ножке. Хотя телефоны они оставили охранникам, световое табло напоминало о необходимости сдать их в ящички хранения за пределами зала. Это была формальность: мобильная связь в здании все равно не работала, зато работали генераторы «белого шума», исключая любые попытки записать происходящее — как изнутри, так и снаружи. Надо сказать, что собравшиеся были хорошо осведомлены о методах и приемах тайного съема информации: здесь присутствовали руководители всех разведывательных ведомств — космической разведки, военной и так называемой гражданской, которая от военной отличалась только цветом формы, которую, впрочем, сотрудники надевали только на службе и крайне редко — на торжественные мероприятия или награждения.

Совещание началось ровно в двенадцать. Открыл его начальник Генерального штаба, генерал-полковник Громов. Крепкий, высокий, атлетически сложенный, он успел понюхать порох Афганской и Чеченской войн, так что с молодости прицепившееся к нему прозвище Гром было почетным и вполне оправданным. Подходя к шестому десятку, он не оставил привычку два-три раза в год прыгать с парашютом — может, укоризненно подавал пример рано растолстевшим генералам, а может, что-то доказывал себе или молодым солдатам.

Как всегда, Гром был краток и просто объявил тему:

— Итак, «Звезда смерти». Картина вроде бы прояснилась, так, Иван Васильевич? Пожалуйста, доведите информацию до всеобщего сведения!

— Есть, товарищ генерал-полковник!

Начальник Космической разведки Плющеев был моложе других, как и возглавляемая им служба. Высокий, худощавый, с прямой спиной и аккуратным, без признаков седины пробором, он вышел к трибуне, встал за пульт управления, но, потянувшись к клавиатуре, вдруг остановился и начал очень неожиданно:

— Когда-то термин «лазер» встречался только в совсекретных документах, да и то его в последнюю минуту вписывали от руки в специально оставленный пропуск машинописного текста! А сегодня в любой рекламе от этого слова в глазах рябит: и лазерная эпиляция, и лазерное удаление родинок, и лазерная коррекция зрения… Но сейчас мы снова возвращаемся к секретам квантовых генераторов, которые из косметических кабинетов незаметно и тайно вышли в космос…

Плющееву было сорок шесть лет, он имел два технических образования: в отличие от коллег его ведомство осуществляло получение информации не ухищрениями разведчиков, а с помощью приборов, недаром до недавнего времени оно называлась оптико-электронной разведкой. В своем деле он был отличным специалистом, но те специфические методы, которыми пользовались коллеги: приобретение доверенных лиц, закладка тайников, вербовки, «моменталки», оперативные комбинации — все это являлось для него темным лесом, столь же темным, каким для Бочкина и Фомина был вполне понятный ему космос.

Держался молодой генерал свободно и демонстрировал, что не робеет перед большим начальством. Кому-то такая манера нравилась, у кого-то вызывала раздражение, но Гром относился к первым — он улыбнулся и вроде поторопил, а на самом деле подбодрил:

— Давай, Коперник, ближе к делу!

Это прозвище прилепилось к начальнику космической разведки само собой, как бы подчеркивая, что звезды и телескопы были ему гораздо ближе, чем планы ввода и вывода агентуры, «двойная игра», сбор компрматериалов, дезинформация или хищение цифровых носителей… Он не обижался дружеской шутке старших сослуживцев, тем более что даже обликом походил на знаменитого ученого-астронома: такой же сухопарый, строгий, аскетичный — во всяком случае, именно таким его изображали на картинах…

— Есть ближе к делу, Василий Игнатьич! — Зависший над клавишей палец закончил свое движение и включил большой плоский экран за спиной докладчика. На черном фоне появилось голубое изображение Земли, окруженной черными линиями орбит многочисленных вращающихся вокруг пронумерованных кружочков. Один был отмечен жирным крестиком. В него и уперлось зеленое пятнышко лазерной указки.

— Объект 328/71, его запуск был окружен завесой тайны, данные о параметрах орбиты и времени прохождения не публиковались, хотя обычно NASA делает это для всех гражданских космических аппаратов, летающих на околоземных орбитах. Но, по уточненным данным, это и есть та самая «Звезда смерти», о которой шло столько споров! — веско произнес докладчик, и в голосе его чувствовалось безуспешно скрываемое торжество. — Американцы выдают его за обычный спутник для изучения атмосферы Земли и происходящих в ней процессов. Эта версия ими тщательно легендировалась и была убедительно обставлена: корпус метеорологического спутника, антенны, объективы, внешние разъемы — все как у метеоспутника…

Плющеев сделал многозначительную паузу.

— Но нам удалось подвести к нему космический аппарат К-106 с соответствующей аппаратурой…

Зеленое пятнышко обозначило еще один кружок.

— Мы просветили 328-й, сняли с него все возможные параметры, проанализировали спектры исходящих излучений, выявили особенности характеристик солнечных батарей… — Докладчик сделал небольшую паузу, словно дух перевел после стометровки. И официальным тоном подвел итог: — Проведенными исследованиями установлено наличие на объекте оборудования, не характерного для метеорологических космических аппаратов. Больше того, комплекс выявленных параметров с большой долей вероятности свидетельствует о наличии на борту твердотельного оптического квантового генератора большой мощности, предположительно импульсного действия. То есть оперативная информация, которая давно поступала к нашим коллегам, подтвердилась. Более того, она уже материализовалась и представляет собой не просто новые факты и дополнительные сведения, а конкретный объект, который в нашей разработке получил наименование «Звезда смерти»! Сейчас я со всей ответственностью заявляю, что на околоземной орбите находится боевой лазер главного противника!

Присутствующие несколько оживились, но без особого проявления удивления или каких-либо других эмоций. Во-первых, потому что это были солидные, видавшие виды начальники серьезных ведомств. А во-вторых, судя по всему, основную часть полученной информации они уже знали.

Далее докладчик рассказывал о возможностях «Звезды смерти» и показывал световой указкой, как она может действовать на объекты, находящиеся на Земле. Узкий световой поток опускался от космического объекта к поверхности земного шара, пока по карте. Но у присутствующих создавалась ассоциация со смертоносным лучом боевого лазера, падающим из настоящего космоса на настоящие земные цели…

Закончив доклад, Коперник ответил на вопросы, которых, впрочем, было немного, ибо космос — это специфическая сфера, в которой не привыкли действовать те, кто проводит разведывательные операции на Земле. Даже единственный здесь полковник — командир специального силового подразделения Кленов, спортивного вида бритоголовый человек с фигурой борца, — задавать вопросы не стал, хотя знал, что именно его людям предстоит вступать в единоборство со «Звездой смерти». Но как это может выглядеть в реальности, он совершенно не представлял.

Вторым выступал начальник военной разведки Фомин — седой, плотный, со стрижкой ежиком, в старомодных массивных роговых очках.

— Международными договорами размещение оружия в космосе запрещено, — начал он. — Запрещено и управление им с территории государств, подписавших соответствующий договор. По этой причине, а также в целях конспирации и обеспечения безопасности, американцы вроде бы разместили пункт управления в горах Афганистана… Информация отрывочная, неподтвержденная, но мы ее взяли на контроль. Так же, как и сведения о «Звезде смерти» — то ли она есть, то ли нет…

Поверх очков он внимательно осмотрел слушателей.

— Амеры провели в стране «А» двадцать лет и не ожидали, что геополитическая обстановка резко изменится и им придется быстро покидать страну. А пришлось! И мы вновь получили информацию, что они срочно готовятся возвести такой же ПУ в Калифорнии! По существу, информация номер два поддерживает информацию номер один, но обе они не имеют объективного подтверждения! Наши аналитики все же проработали вопрос и пришли к выводу, что если «Звезда смерти» существует, то существует и афганский пульт управления, который амеры, наплевав на законодательство, планируют перенести на свою территорию. После этого, скорей всего, горный бункер они уничтожат…

Фомин снял очки и потряс ими над головой, как командир машет шашкой, призывая эскадрон идти за ним в атаку.

— Доклад генерала Плющеева актуализировал проблему: раз действительно есть «Звезда смерти», значит, есть и афганский бункер!

Генерал снова надел очки и осмотрел присутствующих, очевидно, ожидая вопросов. И они последовали.

— Если даже бункер и есть, то где? В каком состоянии? Является ли работоспособным? Какое решение по нему принимать? — резко спросил начальник Генерального штаба. — Собственно, для этого мы здесь и собрались!

— Координаты пульта управления нам неизвестны, — честно дополнил начальник военной разведки.

Его «гражданский» коллега Бочкин кивнул:

— Предполагаем только: он где-то в районе Кунжутского плато — амеры там что-то строили, взрывали скалы, шел интенсивный радиообмен, вертолеты взлетали, садились… Размер квадрата примерно пять на пять километров. В горах искать на площади таких размеров — это потрудней, чем иголку в стоге сена…

— Значит, вначале надо определить признаки самого стога, — сказал Гром. — Как он выглядит? Каковы его размеры, цвет? Какие приметные детали рельефа есть поблизости? Ну и так далее… Тогда картина прояснится — и найти его будет легче…

— Мы отрабатывали местность давно, товарищ генерал-полковник, еще когда вопрос ни о «Звезде», ни о бункере не стоял, — синхронно кивнули Бочкин и Фомин, и оба по очереди добавили: — Мы просто вели оперативное наблюдение за амерами, разведывали их боевые точки в горах, перемещения, доставки грузов. Тогда и определили этот квадрат 6752… Хотя ничего конкретного установить не удалось…

— То есть местоположение «иголки» так и не определено? — подвел итог Гром. — А какие-то признаки «стога» установить удалось?

— Удалось, — кивнул Фомин. — В Кунжутской провинции, Данханский район, местные жители близко не подходят к тому месту, где амеры что-то строили. Наоборот — обходят за десять верст!

Громов кивнул:

— Это уже привязка! А почему они туда не ходят? Амеры стреляли без предупреждения?

Фомин покачал головой:

— Тогда было бы проще. А так… Уж больно экзотическая привязка. Даже докладывать неудобно, товарищ генерал-полковник…

— Это точно, — подтвердил Бочкин. — И лучше о ней расскажет эксперт, которого мы с трудом отыскали и привезли. Он в саду, ждет, пока позовут.

— А что за эксперт? — поднял бровь Громов. — Он что, специалист в космических проблемах, радиофизике или геодезии? Что у него за специальность?

Начальники разведок молча переглядывались, будто подбадривая один другого. Только Коперник не суетился — он уже отстрелялся, доложил свой вопрос, а карты, горы и вымышленные иголки в несуществующих стогах в компетенцию космической разведки не входили.

— Извините, товарищ генерал-полковник, он криптозоолог, — сказал наконец Фомин.

— Это еще что за фигура?! — рыкнул, нахмурив брови, Гром. Это был грозный признак, означающий, что молния разразит любого, кто попадется генерал-полковнику под горячую руку. — Он что, звериный шифровальщик?[4]

— Никак нет, товарищ генерал-полковник! — ответил Фомин, потому что, раз он произнес мудреное слово, начальник штаба ждал ответа именно от него. — Криптозоология изучает неизвестных животных, всяких легендарных, мифических существ… Как раз наш эксперт доказал существование единорога, даже организовал экспедицию и череп где-то откопал… Он теперь в музее…

Разведка строится на строгих доказательных фактах, поэтому присутствующие опустили головы, скрывая улыбки, правда, не очень тщательно. Фомин и сам, будучи предельно конкретным и высокоответственным генералом, понимал, как он выглядит со стороны и как слушается та ахинея, которую он сейчас произносит.

— Кто в музее? — обманчиво мягко, что было еще хуже, уточнил Громов. — Ваш эксперт в музее?

— Никак нет, товарищ генерал-полковник, череп единорога в музее…

— Да на хрена нам твой единорог! — грянул Гром. — Нам нужно вскрыть ПУ «Звезды смерти»! Что за чушь ты нам тут плетешь?!

Возражать «начальнику вообще» и непосредственному начальнику — это, как говорят в одном городе, две большие разницы. Фомин являлся прямым подчиненным генерал-полковника Громова и сейчас чувствовал себя, как боксер, пропустивший нокаутирующий удар. А Бочкин проходил по другому ведомству, Громову не подчинялся и, проявив твердость характера, пришел коллеге на помощь.

— Извините, товарищ генерал-полковник, — деликатно начал он. — Дело в том, что привязка американской стройки в квадрате 6752 осуществлена через обитающего там сангхура, которого панически боятся данханские жители… Для получения дополнительной информации нам и нужен эксперт-криптозоолог, который уже давно ждет и будет немедленно вызван по вашему указанию.

— При чем здесь ваш специалист по единорогам?! — Чувствовалось, что терпение Грома иссякает. — И что это еще за сангхур?

— Вот для того, чтобы это объяснить, мы и пригласили специалиста.

— Ну, что ж, давайте его сюда! — приказал генерал-полковник.

Через несколько минут на трибуну, изрядно робея, вышел приведенный из беседки эксперт в поношенном пиджаке. Шляпу свою он, правда, снял, но доверия к нему это не прибавило. Тем более что очки сидели на лице криво: левое стекло — немного ниже глаза, правое — немного выше. Но, оказавшись на кафедре, он как будто нашел «место силы» — движения стали увереннее, спина распрямилась, лацканы пиджака будто сами собой разгладились, казалось, он даже стал выше ростом.

— Караваев Яков Фомич, кандидат биологических наук, — представился он довольно твердым голосом. — Товарищ Бочкин снабдил меня картой Гиндукушского горного массива, на которой отмечен интересующий вас участок местности размером пять на пять километров…

Он включил презентацию, и на экране появилась горная гряда, на которой белыми линиями был нанесен довольно большой квадрат.

— Вот здесь находится Кунжутское плато, — зеленое пятно указки уперлось в правый верхний угол квадрата. — По многочисленным устным источникам, именно здесь обитает сангхур, в переводе — поедатель скал. Он очень осторожен, и встречи с людьми у него случаются крайне редко. А когда все же случаются, человек уже обычно о них не рассказывает.

— Так что это такое, Яков Фомич? — терпеливо спросил Громов. — Я, например, никогда не слышал о сангхуре!

— О нем действительно мало кто слышал. — Криптозоолог переключил кадр. На экране появилось несколько рисованных изображений каких-то тварей. Они напоминали или толстых безглазых удавов, или огромных червей. На одной картинке изображался вид спереди — широко открытая круглая пасть, по всей окружности утыканная острыми коническими зубами. Еще на одной — лежащая на камнях передняя половина лошади…

— По рассказам и некоторым косвенным признакам, эти существа имеют примерно такой вид. В мире всего несколько точек, где они обитают. Как правило, это горы: в Эквадоре — Анды, в Афганистане — Гиндукуш, и я сейчас показал конкретное место — Кунжутское плато. Писали, что его встречали в Восточно-Африканских горах… Был еще слух, что их видели в Аргентине… Но информации очень мало, и точных доказательств их существования ни у кого нет. Ни фотографии, ни шкуры, ни достоверных свидетельств… Однако, хотя называют этих животных по-разному — сангхур, рухи-санго, олгой-хорхой, — сведения о них вовсе не хаотичны, их можно систематизировать, причем информация об особенностях ареала обитания, повадках, образе жизни во многом совпадает! Согласитесь, что тождественные данные из разных частей мира вряд ли могут говорить в пользу вымышленного животного, но наоборот — подтверждают его реальность!

— А что же, собственно, совпадает? — заинтересовался Кленов. Все знали, что командир боевой группы предельно конкретен и не любит сложных умозаключений.

— Как правило, они водятся в районе спящих вулканов: очевидно, повышенная температура, специфическая минерализация почвы, вулканические газы, выбрасываемые в атмосферу или просачивающиеся сквозь грунт, геомагнитное излучение магмы — все это играет определенную роль в их жизнедеятельности, — без запинки ответил криптозоолог. — Больше всего науке известно о таком существе, живущем в Монголии, в пустыне Гоби, там его называют олгой-хорхой…

— А как же горы и вулканы, необходимые для его жизнедеятельности? — перебил Кленов с радостью первого ученика, уличившего учителя в неточности. Или думающего, что уличил.

— Вот именно! — обрадовался криптозоолог и наставил палец на полковника, будто наконец обнаружил олгой-хорхоя, или сангхура. — Это очень хороший вопрос, товарищ! Потому что он не опровергает мою теорию, а блестяще ее подтверждает! Вы ведь все слышали про огненный кратер Дарваза в Туркменистане? Его называют «Вратами в ад»? — И, поскольку слушатели столь же радостно не откликнулись, пояснил: — Это подземная каверна, в которой уже десятки лет горит газ! Пустынный вулкан в миниатюре! Так вот: как раз близ такого же горящего под землей газового пузыря в пустыне Гоби и обитает олгой-хорхой!

— Если обитает, — скептически поправил Кленов. И предположений он тоже не любил.

— Любая гипотеза считается предположительной, пока не нашла своего подтверждения, — парировал маленький человечек. Он вошел в азарт, и, если бы ему сейчас дали меч, наверняка бы не побоялся сразиться с полковником, который успешно выходил один против троих подготовленных спецназеров. — Олгой-хорхоя неоднократно видели пастухи, правда, на их счастье, издалека. Один геолог даже зарисовал его с вертолета — я вам показывал этот рисунок под номером два! После этого несколько советско-монгольских экспедиций искали их в пустыне, но ни один поиск не закончился успехом! Однако поиски продолжались…

Докладчик перевел дух.

— В начале пятидесятых годов очередная экспедиция выехала в пустыню на двух машинах и… бесследно исчезла! А через некоторое время ее нашли. Сейчас я вам покажу…

Щелкнули клавиши, и на экране проявился старый, черно-белый, неоднократно отретушированный снимок: стоящие в пустыне возле бархана два груженых «Виллиса» со снятым брезентовым верхом. Рядом с машинами что-то лежало, как будто наполовину опустошенные мешки.

— Видите? Все спокойно, машины стоят рядом, они исправны, запас бензина имеется, вода и провизия в достаточном количестве. А шестеро ученых — мертвые возле машин! Ни записки, ни попытки убежать или уехать…

Теперь стало ясно, что за «мешки» лежат на песке.

— Этот факт, пожалуй, единственный, который надежно задокументирован, — сказал Караваев.

— А отчего люди погибли? — спросил Громов.

— Не удалось выяснить. Тела долго пролежали на жарком солнце. Но, по собранным сведениям со всего мира, этих животных объединяет еще один общий признак: они очень опасны. Убивают на расстоянии — то ли электрическим разрядом, то ли распыленным сверхтоксичным ядом.

В зале наступила тишина. Присутствующие молча переглядывались. Они привыкли иметь дело с конкретными людьми, фактами, событиями, документами. А то, о чем говорилось сейчас, больше напоминало легенду или обычную сказку.

Начальник Генштаба первым нарушил молчание:

— Послушайте, Яков Фомич, но о каком «задокументированном» факте вы говорите? Задокументирован лишь факт гибели экспедиции от неизвестной причины. Никакой связи с таинственным существом не установлено. Люди могли отравиться испорченными консервами, стать жертвами обычных ядовитых змей, пауков или скорпионов, которые кишат в пустыне…

Криптозоолог покачал головой.

— Извините, но все эти версии проверялись — ни одна не подошла. Шесть человек, находясь в спокойном состоянии и не видя никакой опасности, одномоментно погибают! А искали они чрезвычайно опасное существо, убивающее на расстоянии. Вывод один — они его нашли!

— Сомнительный вывод, — заметил Фомин. — И потом, нас интересует сангхур, живущий в горах Афганистана, а вы рассказываете про олгоя-хорхоя из Монголии…

— Думаю, что олгой-хорхой и сангхур — это один и тот же вид животного, — уверенно сказал криптозоолог, выключая презентацию. — Так что, если вы собираетесь ловить сангхура, то будьте очень осторожны! Они не отходят далеко от мест проживания, двигаются бесшумно и первыми обнаруживают добычу. Если их и удавалось увидеть, то с большого расстояния… И еще: у них четыре челюсти — две вертикальные, две горизонтальные — и зубы острые в два ряда. За счет этого они быстро разрывают на куски лошадей и верблюдов… Ну, и всех, кто попадется…

— Это-то откуда известно, если их никто не видел? — угрюмо спросил Кленов.

— По следам, — буднично пояснил Яков Фомич. — За четверть часа от ишака половину оставил. Как будто специальной пилой разделывал — и мясо, и кости… А кстати, нельзя ли и мне присоединиться к вашей экспедиции? Я череп единорога отыскал! Если бы они не вымерли, я бы и живого нашел! Можно было бы заново развести поголовье! Представляете — стада единорогов снова пасутся на лугах!

Генералы и полковник сдержанно рассмеялись. Начальник Генштаба встал.

— Спасибо вам за интересную лекцию, Яков Фомич! Но мы никакого сангхура ловить не собираемся. Это у нас была служебная подготовка: разъяснения специалиста по сложным и непонятным вопросам окружающего мира! Мало ли где придется нести службу! — Громов пожал эксперту руку и проводил его до выхода. А вернувшись на свое место, сказал: — Про зловещих и страшных тварей мы узнали много интересного, можно книжку написать! А теперь, генерал Фомин, я жду четкого доклада на нашем реальном языке разведки, с нашей терминологией и, главное, с практическими выводами о направлениях нашей дальнейшей работы!

Начальник военной разведки без особой радости вновь вышел за трибуну, вывел на экран карту горного хребта с белым квадратом, которую недавно демонстрировал криптозоолог, разбил квадрат на четыре части, как делают, конкретизируя местность при целеуказании для артиллерийского огня.

— По показаниям эксперта, в квадрате 6752-Б, по «улитке» — 3, обитает неизвестное опасное животное — сангхур…

Он щелкнул клавишей, и в правой верхней части квадрата координатной сетки появился красный прямоугольник.

— Разведопросом жителей кишлаков Данханского района удалось установить, что американцы вели строительство в ареале проживания неизвестного опасного животного, которого местные называют сангхуром. Опасаясь сангхура, жители далеко обходили это место…

Еще раз щелкнула клавиша, и на красный прямоугольник наложился желтый кружок.

— Таким образом, этот факт подтвержден двумя независимыми источниками, что позволяет считать достоверным и факт строительства в районе обитания сангхура. Поскольку эксперт исключает возможность удаления этой твари от места постоянного обитания, значит, участок поиска бункера сужается до… — Зеленое пятнышко указки добавилось к желтому и красному цветам. — До километра-полутора в диаметре!

— Сформулируйте предложение для протокола! — приказал Громов.

— Предложение: искать пункт управления «Звездой смерти» в том месте, где обитает этот самый сангхур!

— Как-то странно это звучит, — с сомнением покачал бритой головой Кленов. — Пункт управления, положим, действительно построен в афганских горах. А насчет сангхура… — Он развел руками. — Это похоже на сказку. Можно ли искать реальный военный объект, опираясь на легенды? К тому же среди гор, ущелий, пещер — и километр немало. Тем более, никто точно не мерил — где километр, там и два, и три…

— И цел ли вообще этот бункер? — добавил Громов. — Вдруг его уничтожили? Взорвали, завалили скалами… Может, и искать нечего? Все это надо отработать!

— Мы отработаем, Василий Игнатьич! — кивнул Бочкин. — У нас есть определенные оперативные возможности…

— Действуйте! По результату и примем решение!

Через несколько минут участники совещания вышли на крыльцо. Завидев их, водители включили двигатели, а «прикрепленные» бросились к машинам, чтобы открыть двери. Генерал-полковник Громов, пожав всем руки, уехал, а три генерала и один полковник, беззаботно болтая, задержались на крыльце, под лучами яркого солнца. Они расслаблялись после одного важного мероприятия и перед следующими, которые в их жизни следовали одно за другим. Сейчас наступила та редкая минута, когда они не руководили и не командовали — все были на равных и могли позволить себе быть самими собой. Пошутили, рассказали пару анекдотов, посмеялись.

— Слушай, Коперник, — вдруг, посерьезнев, сказал «борец» Кленов. — У меня есть предложение по лазерам!

— Слушаю внимательно! — мигом отозвался начальник космической разведки.

— Давай пойдем и сделаем себе лазерную эпиляцию! Ты же не зря ее хвалил! Только хороший салон порекомендуй…

После секундной паузы Бочкин и Фомин взорвались смехом, с небольшой задержкой к ним присоединился и Коперник. Хотя его смех был несколько напряженным.

— Все, товарищи офицеры, разбегаемся! — Кленов сунул коллегам ладонь, тяжестью, твердостью и сокрушающей способностью напоминающую топор, и побежал к машине. Серьезные дела ждать не могут.

В кабинете у замначальника СУСКа ковра не было, и он драл Колтунова прямо на новеньком, зеркально блестящем паркете, отчего легче тому не было и название процедуры никак не изменилось: Паша держал ответ на ковре у руководства. Собственно, ответа он не давал — подобное действо обычно носит односторонний характер.

— Кто тебе вообще разрешил писать письмо в Министерство обороны? — надувшись, как расправившая капюшон кобра во время атаки, орал Королев. Лицо его покрылось красными пятнами, будто орал не он, а на него. — У кого ты спросил разрешения, с кем посоветовался? Почему ты суешь нос туда, куда даже собака свой… не сует?!

Стоявший по стойке «смирно» Паша только покряхтывал, морщился и мысленно постанывал. За свой куцый стаж службы он еще не попадал под такой разнос, который совершенно не был похож на вежливые укоры киношных начальников проштрафившимся следователям. Причем там подчиненный каялся во всех действительных и мнимых грехах, мудрый начальник, не повышая голоса и не брызгая слюной, называл его по имени-отчеству, а в конце даже успокаивал, объясняя, что следователь и не полностью виноват — доля вины лежит и на допустившем просчеты в контроле руководителе, то есть на нем самом. И, конечно, в этом лакированном «разносе» не использовались оскорбительные и бранные слова, а собачий причиндал, конечно же, не назывался своими словами, как в пьяной уличной драке…

Сейчас его драли прямо противоположным образом. Причем не за то, что он заволокитил дело, не за то, что пришел пьяным на службу, не за то, что оставил под подпиской опасного преступника и тот скрылся, не за то, что не взыскан ущерб, причиненный несовершеннолетнему или инвалиду, а за то, что он пытался выяснить все обстоятельства совершенного преступления, найти виновных и раскрыть тройное убийство. Это для него было непонятно. Несколько раз он попытался возразить, объяснить все и как бы оправдаться, хотя не был уверен, что ему надо в чем-то оправдываться. Но эти попытки вызвали еще больший начальственный гнев.

— Кто ты вообще такой? — брызгал слюной Королев. — Ты понимаешь, что превысил все, что можно, — и свой уровень компетентности, и ведомственную подследственность? Писать запросы министру может только руководитель центрального аппарата СК, в крайнем случае — его заместитель! А для того, чтобы задавать такие, как ты задал, вопросы, существует военное следствие! Почему ты лезешь не в свое дело?

И Паша понял то, что сотрудники с опытом знают хорошо: его дерут не за то, что он сделал что-то неправильно, а за то, что это кажется неправильным его начальству. И оправдываться здесь бесполезно — прав ты или не прав, но прав тот, у кого больше прав! Когда до него дошла эта простая и общеизвестная служебная истина, он замолчал, потупился и молча принимал град упреков. Когда Королев выплеснул ту непонятную ядовитую субстанцию, которая кипела внутри, он успокоился и сказал уже обычным тоном:

— Ладно, на первый раз обойдешься устным взысканием. А если будешь продолжать в том же духе, то вылетишь из следствия, как пробка из бутылки. Ты понял?

— Понял, — сказал Колтунов и покаянно кивнул головой.

— Тогда забирай дело. — Королев протянул уже потолстевшую, но еще не подшитую картонную папку. — Допроси Барышникову, которая вызывала этого… Турсунова. Она свидетельница, может быть, очень ценная, но до сих пор не допрошена, потому что ты занимаешься черт знает чем!

Он начал было опять заводиться, но вовремя выпустил пар и махнул рукой.

— И потереби оперативников — направь Гамаеву отдельное поручение, поставь все, какие возможно, задачи, а копию подшей в дело! Если придется приостанавливаться за нерозыском преступников, пусть они и отвечают!

— Есть! — четко ответил молодой следователь и даже повернулся через левое плечо, как учили на военной кафедре.

— Вот это другое дело! — услышал за спиной и понял, что в глазах начальства он твердо встал на путь исправления. И хотя Паша уже уяснил, что это не спасает от грубых беспричинных разносов, ему все равно было приятно.

Аналогичный «ковер» провел генерал Вилховский в отряде специального назначения «Кинжал». Правда, тут обошлось и без ковра, и без паркета — подразделение было выставлено общим строем на плацу, и генерал устроил разнос прямо на безупречно ровном асфальте. Так что, если придерживаться устоявшейся терминологии, то, скорей, это был не «начальственный ковер», а «начальственный асфальт». И, опять-таки, на содержании мероприятия это не сказалось. Шеренги бойцов в черных комбинезонах без опознавательных знаков и эмблем замерли, как туго натянутые канаты, а Вилховский в полевой форме без погон прохаживался перед ними, сопровождаемый своим адъютантом, оперуполномоченным внутренней контрразведки Гордеевым, и командиром подразделения полковником Кленовым, имеющим позывной Слон.

— Это не просто служебное нарушение, это не дисциплинарный проступок, это дело пахнет трибуналом! — командным голосом отрывисто выкрикивал генерал, и его слышали не только на всем плацу, но и на прилегающей территории. В этом отношении полковнику юстиции Королеву было до него далеко, ибо тот кричал всегда в замкнутом пространстве кабинета и обращался к ограниченному кругу подчиненных. Да и грозил им только выговорами или увольнением.

— По вашему разгильдяйству допущена утечка информации, гражданский следователь написал письмо министру с требованием назвать подразделения, в которых изучается «силат»! — Это был не просто крик, нет, это было рыканье льва. И если бы оно было направлено на Павла Колтунова, тот мог бы упасть в обморок. Но в шеренгах стояли двести бойцов, прошедших огонь, воду и медные трубы, они были не столь впечатлительны, как вчерашний студент. Если вообще были впечатлительны. Они даже не обращали внимания на «особиста» Гордеева, который семенил за генералом и, чуть наклонившись вперед, пристально всматривался в их лица, как будто хотел прямо здесь и сейчас разоблачить измену, вызревшую в недрах суперсекретного подразделения. Может, походкой или манерами, а может, внешним видом и повадками «особист» напоминал шакала Табаки при тигре Шерхане из известного мультфильма про Маугли, а потому вызывал улыбку у тех, кого хотел напугать.

— Но утечка информации — это еще не все! — гремел Шерхан. — Она стала возможной в результате серьезного преступления! Кто применял приемы «силата» на Щелковском шоссе? Убито три человека! Кто разрешил использовать невидимое оружие вне боевой обстановки, да еще против своих граждан?!

«Кто это сделал?! Кто посмел?!» — беззвучно подпевал ему Табаки и сердито хмурился в тон голосу начальника.

В этой мизансцене Кленов вполне мог сойти за добродушного с друзьями, но грозного к врагам медведя Балу, а адъютант… Впрочем, адъютанты не имеют собственной персонификации и обречены исполнять роль тени своего хозяина.

Бойцы молчали. Они знали, как надо себя вести в таких случаях. Тем более что, как говорится, «дело пахло керосином». Тройное убийство есть тройное убийство. Суровые лица людей, которые многое видели и многое испытали на своей шкуре, не выражали эмоций, но все недоумевали, потому что история, озвученная генералом, была действительно из ряда вон выходящей! И только два человека не испытывали недоумения, хотя делали вид, что и они недоумевают. Это были Скат и Ерш.

— Или у вас руки чешутся? — продолжал Вилховский. — Давно работы нет? Хотите в Шамаханские болота?

«В Шамаханские болота! Правильно, правильно! Давно пора!» — молчаливо поддержал начальника Гордеев. А чтобы его позиция была замеченной, истово закивал головой.

В Шамаханские болота никто не хотел. Поэтому шеренги отозвались нестройным «никак нет». Нестройным — потому что отвечали не все, ибо это было не по уставу. По уставу предполагалось молча воспринимать то, что говорит генерал, до тех пор, пока он не задаст вопрос, прямо обращенный к личному составу. Пока же вопросы были риторическими. Но, видно, парням уж больно не хотелось возвращаться в Шамаханские болота.

— Так можете туда поехать! — не успокаивался Вилховский. — Или в другое место, немногим лучшее! Если лучшее вообще! — многозначительно добавил он. — Сейчас как раз обдумывается одна операция…

Это не было невероятной новостью, потому что все существование подразделения имело цель отправляться на задания, которые не сулили ничего хорошего и были связаны с реальным риском для жизни.

— Последний раз спрашиваю: кто это сделал? Два шага из строя — шагом марш!

Но шеренги не шелохнулись, и никто из строя не вышел.

— Ладно, — угрожающе пообещал генерал. — Даю вам сутки. Через сутки жду явки с докладом. Тогда можете рассчитывать, что я стану вас поддерживать. А если нет, то вам будет хуже! Всем все понятно?

Опытные бойцы знали, что поддержка Вилховского — это поддержка утопающего путем удержания его головы под водой, а признание в тройном убийстве автоматически повлечет трибунал и пожизненное заключение, особенно обидное в собственной стране.

Но, тем не менее, шеренги дружно грянули «так точно»! И строй был распущен, бойцы вернулись к ежедневным занятиям. Скат и Ерш украдкой продолжили обсуждение происшедшего, но пришли к выводу, что убийство гражданских лиц — это компетенция гражданских властей, а предположения насчет «силата» так и останутся предположениями, значит, служебная проверка закончится ничем.

У Джен началась новая жизнь. Жизнь семейной женщины. Она не появлялась в «Сапфире», не поддерживала контакты со старыми знакомыми, кроме Галки, вела домашнее хозяйство: убирала, готовила, ждала возвращения Ската, кормила его, стараясь разнообразить свои обеды. Наконец пригодились бабушкины кулинарные уроки… Как ни странно, это ей нравилось больше, чем прошлая жизнь. Новая была заполнена полезными делами, к тому же она ждала заветного дня, когда ее должны слушать. К этому она готовилась — пела каждый день, когда оставалась одна, но ей казалось, что голос звучит ужасно.

Правда, когда она пела для Ската, он успокаивал: мол, это без музыки, без усилителей, без аранжировки… Но все равно ей снились страшные сны, в которых она с позором проваливалась на глазах огромного зала… Она уже боялась предстоящего испытания и надеялась, что его перенесут, отодвинут хотя бы на неделю или даже на несколько дней. И когда накануне решающей даты в середине дня раздался звонок с незнакомого номера, она подумала, что надежды сбываются.

— Здравствуй, Виола! — раздался в трубке мужской голос. И голос, и имя были из прошлой жизни.

— Здравствуй…

— Не называй меня! — предупредил голос. — У тебя проблемы, я хочу тебе помочь. Давай через два часа встретимся у ресторана, который тебе нравился.

Звонок оборвался. Сердце Джен упало: речь, скорей всего, о Щелковском шоссе, а это куда страшней предстоящего испытания! «Ресторан, который тебе нравился» — сомнительный ориентир! Сколько их было, таких ресторанов! Но она узнала голос, который и привязал ее к точке встречи: с обладателем этого голоса ей нравился «Каприз». Но почему такие предосторожности? Неужели за ним следят? Или за ней?! Виолетте-Джен совсем поплохело. Она не помнила, как добралась до «Каприза». Хотя догадалась не вызывать такси, а поймать частника на соседней улице, в квартале от дома.

У входа в ресторан, на месте для хозяина и его почетных гостей, стояла черная «БМВ» с наглухо затонированными стеклами. Клаксон коротко каркнул. Она быстро подошла и нырнула в сумрак прохладного салона.

— Привет!

— Привет! Не знаю, была ты на Щелковском или нет, и знать не хочу. Только ты вызывала такси, а таксиста грохнули. И тебя все ищут, в лучшем случае как свидетельницу…

— Как «грохнули»? — не поняла она, хотя не первый раз слышала это слово, но сейчас его ужасный смысл отторгался защищающимся сознанием.

— Очень просто. Как обычно. Давай свой телефон!

— Зачем?

— Говорю, давай! — Он взял с заднего сиденья металлический чемоданчик, открыл его и бросил туда полученный айфон. В ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Это чтобы не могли запеленговать. А это тебе на замену!

Вынул из чемоданчика и протянул коробку с новым айфоном.

— Цвет такой же, как у тебя. Симка внутри. Никому не говори, что сменила номер. Никому. Это очень важно! Тут вбит тот номер, с которого я звонил, на случай чего-то очень важного. Если будешь меня набирать, то не из дома… Ты все поняла?

— У тебя и номер другой, и машина… Неужели все так серьезно? — испуганно проговорила она.

— Не серьезней, чем бывало до сих пор! Через месяц-другой рассосется! Все, до свиданья!

Вернувшись в кабинет, Паша несколько минут приходил в себя: заперев дверь, полежал в кресле, глубоко дыша, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, выпил чашку сладкого чая, а потом принялся выполнять задание начальника — искать Евгению Барышникову, которая выходила на роль ключевого свидетеля. И действительно, после убийства Турсунова к ней появилось много вопросов. Почему ее не забрал вызванный таксист? Или все-таки забрал? А если все же не забрал, то кто это может подтвердить? Кто привез ее в город?

Но на пути, ведущем к сверкающим вершинам Истины, следователя поджидали огромные валуны препятствий и обрывы разочарований. По его звонку участковый инспектор районного отдела полиции вышел в адрес прописки, указанный при покупке таинственной девушкой сим-карты.

Однако адрес оказался липовым, то есть полуразрушенный остов подготовленного к сносу дома еще физически существовал и стоял на том же месте, только в нем прописывались сотни приезжающих в Москву новых жителей, которые расползались потом по двадцатимиллионному мегаполису, и отследить их перемещения не было никакой возможности.

Колтунов попытался установить ее местонахождение по системе локации мобильного оператора. Но и здесь его ждало разочарование, потому что в официальном ответе говорилось: и сим-карта, и сам аппарат в сети отсутствуют… Возможно, его бы успокоило то, что даже сам Громобой не смог определить местонахождение гражданки Барышниковой. Даже его могущественные связи не принесли никакого результата. «Такое впечатление, что она уничтожила трубку со всей начинкой», — сказал конфидент, работающий в мобильной связи.

Но об этом набирающийся опыта Паша не знал и знать не хотел. Он сделал то, что от него требовалось, — написал положенные запросы, подшил полученные ответы и тем самым снял проблемы неисполнительности, а наоборот, продемонстрировал, как ревностно он выполняет поручения руководства. Правда, столь четкая исполнительность не привела к положительным результатам, но это уже совсем другой разговор. К тому же он уже начал понимать, что можно работать на результат, а можно — на бумаги, объясняющие, почему результат не достигнут. И еще неизвестно, какой путь выгодней для исполнителя…

На прослушивание с ней увязалась Галка — вроде как просто за компанию, а на самом деле с далеко идущими планами, которые тут же и выболтала: «Там крупная „рыба“ водится: певцы, композиторы всякие, короче, чистая публика, и при деньгах… Где еще с приличными людьми знакомиться — кругом одни бандюки, картежники и шлюхи! Ну возьми меня, что тебе, жалко, что ли? Может, и клюнет какая-нибудь знаменитость…»

Джен было не жалко, и хотя она сомневалась, что ей назначили время вместе со знаменитостями, которые ждут не дождутся, чтобы «клюнуть» на Галку, отказывать подруге она не стала.

Студия находилась на двенадцатом этаже высотки на Новом Арбате. В обшарпанный, тускло освещенный лифт с ними вошел высокий немолодой мужчина с длинными, завивающимися у плеч седыми волосами и во всем белом: белые туфли, белый костюм, белая рубашка, только галстук красный. Лицо его показалось знакомым, а когда миновали пятый этаж, Джен вспомнила, что это известный поэт-песенник и композитор Домбровский, ведущий передачи «Молодые голоса», которого часто показывали по телевизору и который недавно женился на начинающей певичке, годящейся ему во внучки.

Несмотря на этот сдерживающий фактор, он не сводил глаз с Галки, которая старательно подготовилась к «рыбной ловле»: надела остроносые красные «лодочки» на высокой шпильке, короткие красные шорты и короткий, открывающий живот и туго обтягивающий грудь красный топ, сквозь который вызывающе вытарчивали соски. И хотя свою главную приманку — красивую цветную татуировку розы — она в силу врожденной скромности не могла выставить на всеобщее обозрение, зато, как индеец-команч перед решающей битвой, нанесла полную боевую раскраску: ярко-красную помаду на подкачанные губы, синие тени на веки, черную тушь на искусственно наращенные ресницы, сгущающийся на скулах тональный крем, имитирующий загар. В тесном сумраке кабины она выглядела, как загримировавшаяся под череп последовательница субкультуры готов, забравшаяся в чужой склеп.

Но Домбровского это не смущало, он рассматривал Галку с поощряющей улыбкой, не обращая внимания на Джен, которая обычно одевалась в одном стиле с подругой, но сейчас, почти без мейкапа, в легких серых брюках, белой блузке с рюшами и не попадающими в тон красными балетками на плоской подошве — свидетельницами происшествия на Щелковском шоссе, — выглядела очень скромно и, как показывал опыт, не привлекала мужского внимания. «Точнее, старческого внимания», — пришла в голову успокаивающая мысль, однако Джен тут же вспомнила бытующую в их кругах поговорку: «Знаменитый и богатый мужчина не имеет возраста».

Но тут ее поток мыслей изменил направление: лифт достиг двенадцатого этажа и, заскрипев дверями, неохотно выпустил своих пассажиров в хорошо освещенный, отделанный светлыми панелями коридор. Облик девушек мгновенно изменился: Галка из мрачной поклонницы депрессивного мира готов превратилась в яркую тропическую птичку, а Джен — в скромного серого воробушка. Встречавший их Вениамин даже перепутал будущую певицу с подругой, и со словами: «Рад вас видеть, Женечка!» любезно обратился к Галке, потом тряхнул головой, будто приходя в себя, и извинился:

— Я же видел вас только один раз, — виноватым тоном пояснил он, теребя пуговицу мятой кремовой шведки.

Джен отметила, что джинсы «Монтана» сидят на нем плохо — то ли штаны на размер больше, чем нужно, то ли у него слишком тощий зад.

— А тут такая жар-птица, словно вылетела из парижского «Мулен Руж»! Вот и переключился на нее!

— Я тоже допустил ту же ошибку, Веня! — бархатно произнес Домбровский. При ярком освещении он выглядел еще солидней, вальяжней и, как ни странно, моложе — ухоженная, без морщин кожа нивелировала впечатление от седых волос. — Мужчинам свойственно клевать на яркую наживку!

Галка победоносно улыбалась.

— Да, Илья Васильевич, вы как всегда правы, — поспешно согласился Вениамин. Он уже не разыгрывал из себя «главного по песням» и держался с Домбровским так же угодливо, как с Извольским. Чувствовалось, что он находится в совершенно другой весовой категории.

— Это вы в точку попали! — рассмеялась Джен. — Я насчет яркой наживки! Галочка у нас заядлый рыболов!

Мужчины переглянулись, и Джен поняла, что они раньше говорили о ней. Может быть даже, Домбровский пришел из-за нее… А Галка — это отвлечение внимания, камуфляж, как говорит Скат.

— Ну, мы еще не начинали прослушивание. Голос скажет сам за себя и расставит птичек по местам, — произнес Вениамин, окончательно выпутавшись из щекотливой ситуации.

Галка скривила сочные губы:

— Не так важно иметь голос, главное — уметь петь, — заученно произнесла она, всем своим видом давая понять, что обладает самыми необходимыми умениями, о которых сейчас просто не время и не место распространяться.

Основная студия находилась в большом зале, перегороженном пополам прозрачной стеной. Там стояли микрофоны, синтезаторы, звукозаписывающая аппаратура. А по эту сторону расхаживали поэты — сочинители будущих шлягеров, композиторы, которым предстояло создать музыкальные шедевры, ну и, конечно, исполнители обоих полов. Хотя трудно было разобрать — кто к какому полу принадлежит: все были длинноволосыми, лохматыми, небрежно одетыми в рваную джинсу и маечки, у подбирающего мотив на гитаре вроде бы мужчины бросались в глаза длинные ногти с зеленым маникюром. Однако гендерные характеристики тут не имели значения — здесь царил дух творчества, в том смысле, в каком его понимали собравшиеся. Их было около полутора десятков и, судя по обрывкам разговоров, все они были гениальны, но происки завистников и откровенных недругов мешали им пробиться на лучшие эстрады страны… Кого-то это сборище напоминало, и Джен внезапно поняла кого — канувших в Лету хиппи из голливудских фильмов!

Галка осталась в зале ожидания, а Джен отвели за стекло. Вениамин и Домбровский сели в кресла, а девушку поставили к микрофону и дали наушники, в которых звучал саундтрек к песне про журавлей. То ли потому, что Джен нервничала, то ли оттого, что с момента ее вокальных упражнений прошло много времени, но дело не заладилось с самого начала. Она только с третьего раза попала «в звук», несколько раз сбивалась, забывая слова, да и голос — она сама чувствовала — был не ее: чужой, грубый, лишенный пластичности, словно вместо тонких лайковых перчаток надела рабочие брезентовые рукавицы, в которых не получалось то, что успешно делала раньше. Картонные журавли летели не так плавно и чувственно, как настоящие, — они беспорядочно махали крыльями, проваливались в воздушные ямы, рыскали из стороны в сторону, а главное — их не объединяло то, что должно было объединять: тонкое и нежное чувство…

На миг Джен пожалела, что тут нет шеста, на котором она в полной мере могла бы продемонстрировать свои способности, но тут же устыдилась этой мысли: на самом деле ведь она не стриптизерша, это было временное, вынужденное занятие, с которым навсегда покончено…

Джен несколько раз повторяла попытки оживить журавлей и связать их нитями любви, ей даже казалось, что получалось все лучше и лучше, хотя по лицам слушателей этого сказать было нельзя. Надо отдать им должное: Илья Васильевич и Вениамин проявили терпение — в коротких перерывах они успокаивали певицу и говорили ободряющие слова.

— Даже Мирей Матье бывала не в голосе, — рокотал бархатный баритон Домбровского. — Или связки подводили, или просто была не в настроении…

— У всех случается, — вторил ему Вениамин. — Вот, помню у Кобзона…

Наконец, Джен спела более или менее удачно, они заулыбались и даже символически похлопали в ладоши.

— Погуляйте пока, Женечка, — сказал Вениамин, показывая в зал, откуда с интересом пялились непризнанные таланты. Их стало меньше, но у Джен все равно возникло неприятное чувство, как будто она в клетке зоопарка и ее разглядывает праздная публика, жующая чипсы и лижущая мороженое.

— Мы послушаем записи, посовещаемся и сделаем выводы. Думаю, все будет хорошо! — закончил Веня, и по его тону Джен поняла, что выводы будут зависеть от Домбровского.

Она вышла из-за стекла, за которым, как оказалось, провела почти два часа, хотя ей казалось, что прошло не больше тридцати минут. Оказалось, что за это время Галка успела свести знакомство с какой-то личностью неопределенного возраста, трудно определяемого, но все же скорей мужского пола, и стопроцентно творческой, о чем можно было судить по длинным нечесаным волосам и яркой одежде: желтая майка, зеленые вельветовые штаны и сланцы на босу ногу. Все это, несомненно, выдавало в нем раскованную и, безусловно, артистичную натуру. Галка сидела на одном из немногих имевшихся здесь стульев и пила кофе из пластикового стакана; новый знакомый, как и положено хиппи, сидел рядом на полу, рассматривал ее ноги и тоже пил кофе. Ясно было, что и стулом, и бодрящим напитком Галку обеспечил ухажер.

— Нет, я еще не снималась, только прошла пробы, — томно говорила Галка. — Но мне уже пообещали роль, это точно! Сейчас подруга пройдет запись и будет тоже петь в этом фильме. А вот и она!

— Майкл, — представился кавалер, не вставая. — А что, девушки, не пройти ли нам в пивбар неподалеку? Там хорошее пиво, креветки, и вполне бюджетно…

— Нет, я жду заключения Ильи Васильевича, — покачала головой Джен.

— Да и вообще: пиво — это вульгарно! — поддержала ее Галка. — К тому же от него толстеешь, а я должна держать талию пятьдесят сантиметров — в модельном бизнесе с этим строго!

— Так ты еще и модель? — удивился Майкл.

— А ты как думал?! Что все так просто?

— Да ничего я не думал, — несколько смешался кавалер и встал с пола. — Дай я телефончик запишу. Я тебя с такими людьми познакомлю — они все решают — и в кино, и среди моделей… Захочешь, тебя в «Плейбое» снимут с фото на обложке! И подруге помогут! У меня самые крутые связи в Москве!

С сомнением глядя на всемогущего Майкла, Галка все же продиктовала номер, а он вбил его в свой айфон и отошел к группе таких же «творческих личностей», как и он сам. Их стало еще меньше, прямо у нее на глазах аккуратный служащий увел в третью студию двух талантливых, но недомытых девушек. Майкл на прощанье поцеловал их в щечки.

— Кто это? — спросила Джен.

— Не знаю. Говорит, что он и композитор, и поэт, и исполнитель, что у него своя рок-группа, что всю Москву знает… А может, просто «жучок», решала. Такие тоже полезны. Только… — Галка вздохнула. — Вообще я это все по-другому представляла. Мужчина должен быть солидным, вот как Домбровский. А этот Майкл, ну что? Даже если что-то он и может. Но вид-то у него какой? Как будто на свиноферме хрюшек кормит…

— Бабушка говорила, что некоторые и двум свиньям корм раздать не могут, — сказала Джен.

— Ото ж, — согласилась Галка.

В это время из-за стекла вышли строгие члены песенного жюри.

— Мы еще поработаем с вами, красавицы, — не останавливаясь, сказал Домбровский, проходя к двери под восторженными взглядами оставшихся гениальных исполнителей.

Вениамин задержался и, взяв за локоть, отвел Джен в сторону.

— Конечно, дебют не очень удачный, — глядя в сторону, сказал он. — Если бы не рекомендации Василия Ивановича, на этом твоя песенная карьера была бы законченной. — Глаза мультяшного кролика беспокойно бегали. — Однако они были, и, учитывая их, Домбровский согласился поработать с тобой, подтянуть и выпустить на «Песню года»…

— Ура! — Джен подпрыгнула и захлопала в ладоши. То ли гении, то ли просто хиппи повернулись в их сторону.

— Но имей в виду, у Домбровского крепкие позиции, именно он занимается начинающими певцами, это его сфера, и Василий Иванович ему не указ. Уважение — уважением, но решать будет он. Эти люди очень пиндитны,[5] когда речь идет о компетенциях, к тому же они конкурируют между собой… Так что ты должна быть старательной и послушной, чтобы с ним поладить…

— Что вы тут шепчетесь? — подошла к ним Галка. — Лучше скажите мне, мужчина, кто вон тот красавчик в желтой майке?

Для верности она показала пальцем с острым, узорно раскрашенным ногтем. Вениамин повернул голову и поморщился.

— Это наш звукооператор, болтун и разгильдяй. Не вздумайте одолжить ему деньги! — И крикнул застывшим в ожидании «хиппи»: — Мишка, бери очередного и заводи в главную студию! И имей в виду, я вычту у тебя зарплату за те два часа, что ты здесь болтаешься!

— Побежал работать, я тебе позвоню, — сказал Веня на прощание и, поцеловав ручки обеим — и Джен, и Галке, — скрылся за стеклом. Обеспокоенный Мишка-Майкл вел туда понурого «хиппи», который, похоже, потерял уверенность в своей гениальности.

— Рядовой звукооператор! — возмущалась Галка в лифте. — Никому верить нельзя!

— Но ты ведь тоже не актриса, — заметила Джен. — И не модель.

— Ну и что? Я же ему ничего не обещала! Даже дала свой телефон! Кстати, совершенно напрасно…

На улице было жарковато. У подъезда стояли прошедшие прослушивание «хиппи». Судя по унылому виду, талантов у них не обнаружили и лавров они не снискали.

— У меня просто инструмент не настроен! — объяснял бард с зелеными ногтями. Гитара висела у него за спиной. — Да и горло болит… А они сразу — не годен! Нет, чтоб разобраться… Если бы Звезданутый со мной был, мы бы прошли на следующий этап… Только он повесился. Или его повесили…

— Кому он, на хрен, нужен?! Надо было ему меньше дури садить! — сказал круглоголовый лохматый парень с саксофоном. — Вот у меня плечо выбито, а левой я нажимать не умею…

Но их не слушали — каждый стремился объяснить свою собственную, совершенно случайную неудачу, поэтому все говорили одновременно, перебивая друг друга.

Девушки прошлись по Новому Арбату и сели на веранде ресторана «Барашек». Заказали салаты, кофе с пирожными и по бокалу сухого вина.

— Ну что? — спросила Галка. — Выгорит у тебя что-нибудь с этим делом? Попадешь в певицы?

— Не знаю, — ответила Джен. — Вениамин вроде пообещал, но с какими-то намеками…

— Небось, на лежачее положение? — схватила на лету опытная подруга. — Так это и дурочке ясно! Как тебе вообще удалось сюда пробиться? Самого Домбровского подтянула!

— Это Евгений договаривался…

— А откуда у него такие связи? — не отставала Галка. — Кто он такой вообще?

— Говорит, эмчеэсник, — ответила Джен. — А там кто его знает. Ты же в курсе: их часто не разберешь.

— В курсе, в курсе, — кивнула Галка. — Сёмка всегда представляется спортсменом. Он действительно занимался спортом — и легкой атлетикой, и боксом, и борьбой. Только сейчас какой из него спортсмен? Ночью соревнований не бывает, а у него самая работа.

— Да, — неопределенно сказала Джен. — Ну, у моего примерно то же самое. Только по ночам он еще не уходил.

— А где ты с ним познакомилась? — поинтересовалась Галка.

— Да так, в городе, чисто случайно.

— И чем же он тебя так привлек, что сразу к нему переехала?

— Не знаю. Симпатичный, крепкий, и смелости ему не занимать.

— А откуда ты знаешь про смелость? Что он сделал такого смелого?

— Да так, по всему видно, — обтекаемо ответила Джен.

Она спрашивала у Ската, почему Рыбак и его громилы оказались мертвыми после короткой встречи с ним. Но Скат сам вроде бы удивлялся: «Не знаю, я же сразу уехал, а потом по телику сказали, что была драка из-за дорожного конфликта… Видно, уже потом они на таких же отморозков напоролись…»

Но она в эту сказку не поверила. Хотя и представить, как все было на самом деле, не могла.

Некоторое время девицы молча ели и мелкими глоточками пили холодное вино. Мимо проносились потоки автомобилей, по тротуару неспешно текли полноводные реки прохожих. В каждом автомобиле и у каждого прохожего — своя жизнь. На скамейке напротив веранды устроился незадачливый бард с зелеными ногтями и, поставив перед собой большой картонный стакан из «Макдональдса», играл на своей расстроенной гитаре и пел. Из-за шума оживленного проспекта до девушек доносились только обрывки звуков, но прохожие не спешили наполнять стакан крупными купюрами. Да и мелкими тоже, даже монет не бросали.

— И как ты с ним время проводишь? — наконец нарушила молчание Галка.

— Не так, как ты привыкла: гульба с утра до ночи! Он приходит усталый, ужинаем, иногда просит спеть… Один раз гостей принимали по сегодняшнему делу — соседи сбежались, автографы у них просили. А потом и у нас тоже…

— Это круто! — мечтательно вздохнула Галка.

— А в пятницу мы на культурную тусовку приглашены, — не удержалась Джен. — Билеты нам дал самый главный тусовщик! Сказал — там все сливки Москвы будут: писатели, артисты…

— Обожаю сливки, особенно двадцатипроцентные! — Галка привычно облизнула пухлые губы. — Слушай, возьми меня с собой!

— Как я тебя возьму? Парами надо идти. Я со своим. Правда, у него друг без девушки. Он хотел взять сослуживца с работы.

— Ха-ха-ха, — засмеялась Галка. — Так их за пидоров примут!

— Именно этого он и боится — прямо слово в слово так и сказал! Да не должны, они такие все мужественные…

— Пидоры тоже мужественные бывают. Познакомь нас. Мы с ним сходим. Может, и получится чего.

— А как же Сёмка?

— Сёмка — это ненадолго. Он же под условкой ходит. А выводов не сделал. Думаю, скоро снова за решетку отъедет. Так ты поговоришь насчет меня?

— Поговорю, — кивнула Джен.

Гитарист подошел к барьеру, отделяющему веранду от тротуара, и длинной рукой с облупленным зеленым маникюром на пальцах протянул через него свой стакан.

— Я пел для вас, синьорины! — скрипучим голосом произнес он. — А заплатили все, кроме вас! Это несправедливо!

— Много ты понимаешь в справедливости! — сказала Галка и бросила недоеденное пирожное в пустой стакан.