Узнав о смерти Громобоя, Круглый не на шутку перепугался, поняв, что следующим в очереди остывших тел окажется он сам. Отключил телефон и несколько дней, не расставаясь с пистолетом, прожил на загородной даче, про которую никто не знал. Но потом в новостях объявили, что майор полиции застрелился сам. С одной стороны — его это удивило: Громобой не был похож на человека, которого мучает совесть, доводит до смерти волнение или какие-то безвыходные ситуации. Напротив, он сам мастерски создавал такие ситуации для других.
Но, с другой стороны, если майора даже ликвидировали таким хитроумным образом, чтобы инсценировкой оборвать все следы, значит, на него могли и не выйти! Мало ли с кем ушлый оперативник общался, поддерживал отношения, встречался и вел какие-то разговоры. Если по этому пути идти, тогда надо полгорода перестрелять!
Он выбрался из своего убежища, включил телефон и тут же получил звонок от Галки, которая предлагала провести время с ней и Барышниковой. Воспрянув духом, он, как ни в чем не бывало, приехал в «Комплекс», придумав отмазку, что разыскивал неуловимую Барышникову и наконец нашел ее! С такими козырями он и заявился к начальнику службы безопасности.
Но, к его удивлению, Карнаух, который единственный и мог спросить за отсутствие на работе, делать этого не стал. Он сказал, что эти дни был очень занят и ему было не до заместителя. Круглому показалось это странным, но он виду не подал и торжественно доложил:
— Нашел я эту сучку! Завтра встреча — в шашлычной на Лосином острове, в шестнадцать! Я ее засуну в багажник и привезу куда скажешь!
— Знаю я, как ты в багажники засовываешь! — немного подумав, угрюмо сказал Карнаух. — Они у тебя все как вода сквозь пальцы просачиваются! Потому что у тебя все «завтра» да «послезавтра»… Ее уже и без тебя с минуты на минуту возьмут и привезут на нашу «третью точку». Так что не хрен ждать завтрашнего дня, возьми своих быков, прими ее там, пусть сидит, ждет меня. Я ее хочу допросить лично. Только смотри, чтобы волос с ее головы не упал! Ты меня хорошо понял?!
— Все понял, шеф, хорошо понял! — покорно кивнул Круглый. Теперь перед ним был прежний Карнаух — грозный, грубый и бескомпромиссный, и все шло обычным порядком. Но червячок опасений все еще шевелился в его темной душе.
— Ребят подбери надежных, чтобы никаких косяков не допустили! — продолжил начальник СБ. — Кого думаешь взять?
— Мирона и Кузьму возьму, босс! Парни проверенные, опытные!
— Хорошо, их и бери! И больше никому ни слова!
— Понял шеф, сделаю! — с облегчением выпалил Круглый, и тревожный червячок растворился в волнах нахлынувшей радости.
Потому что если бы Карнаух замышлял расправу, то послал бы с ним своих людей, и это был бы тревожный сигнал. Но он разрешил взять верную пристяжь — Мирона и Кузьму, а значит, никаких черных планов насчет своего заместителя не вынашивал! При этих расчетах Круглый не учитывал, что верность — понятие относительное. Во-первых, есть пределы верности. А во-вторых, тот, кто сегодня верен тебе, завтра может быть верен уже совсем другому, даже твоему злейшему врагу.
Взяв Кузьму и Мирона, Круглый отправился на «третью точку». Это была заброшенная спортивная база в двадцати километрах от города, которую «Комплекс» купил, собираясь построить на большом участке комфортабельный спа-отель. Но руки до этого еще не дошли, и служба безопасности использовала место в своих целях. Неприметный серый «Фольксваген» остановился на заросшей травой площадке у разболтанных ворот, трое мужчин, разминая ноги, вышли наружу. База находилась в удручающем состоянии, но среди полуразвалившихся зданий имелся небольшой домик, где работало отопление и имелись все удобства, здесь и располагалась штаб-квартира «точки». Туда и зашли трое вновь прибывших.
А через некоторое время на своей «Тойоте» приехал и Карнаух. Круглый насторожился. Вроде бы все шло по плану — за исключением главного. Если они собрались здесь из-за девки — то где она сама?!
Но Карнаух как будто забыл про Барышникову.
— Давайте, пацаны, дергайте отсюда! — приказал он «быкам». — Напоследок только скажите, с кем терся ваш шеф?
У Круглого сердце будто оборвалось, на лбу выступил пот.
— С ментом, с Громобоем, — охотно сообщил Кузьма.
— Точно, — кивнул Мирон. — Мы его сразу вычислили. А потом выследили и видели, как они шептались в укромном месте! В парке на дальней аллее, там еще статуя пионера…
— Да брось, ты что, Валера! Кому ты веришь? Я с них только стал работу спрашивать, к порядку приучать, так они меня слить решили, — возмутился Круглый.
— Все, парни, вы свободны, — сказал начальник СБ, и они остались наедине с Круглым.
— Оболгали, значит, тебя? — сочувственно спросил Карнаухов.
— Ну да! Ты посмотри, какие суки! — вскричал Круглый, опасливо глядя, как тот извлек маленький диктофон. Но никаких компрометирующих его записей у босса быть не могло!
— А вот давай послушаем. — Твердый от уверенности и правоты палец нажал кнопку воспроизведения.
— Что это за рожи? — раздался отчетливый голос Громобоя.
— Вот этот и завалил Рыбака с охранниками. А это его кореш, — голос Круглого тоже звучал четко и узнаваемо.
— Да ну? И как ты это узнал?
— Мне одна телка разболтала. Почитай пока меморандум!
Диктофон еле слышно шипел. Круглый был близок к обмороку. Этого просто не может быть! Рядом с ними никого не было! Да и не запишешь так четко на воздухе, особенно издали!
— Ме-мо-ран-дум! — по слогам повторил Карнаух. — Слова-то какие мудреные знаешь!
— Это мой источник Сладкая розочка, она подружка Барышниковой, а та с этим гадом трется…
— Да ты просто Шерлок Холмс! И написал толково, и сложной схемой все разъяснил! А ручка у тебя классная! Дай посмотреть!
Ручка! В ручке работал микрофон-передатчик! А эту ручку подсунул ему проклятый Карнаух! Как же теперь выкрутиться? Это тебе не официальное следствие, где можно опротестовать запись, назначить повторную экспертизу, подкупить экспертов…
— Надо выследить Сладкую розочку, она встречается с Барышниковой, а та приведет к своему парню…
— Это давно надо было сделать. Вечно ты до конца не дорабатываешь! Иди и выслеживай! И смотри — никому ничего не говори и никак не привлекай к себе внимания!
— Вот оно как выходит! — печально сказал Карнаух. — Ты весь «Комплекс» заложил, ты у этого мента на побегушках бегал, как беспородная собачонка! Разве тебе у нас мало платили? Этот мент недаром сказал, что ты очень жадный! Ты действительно очень жадный!
Почему-то шеф не торжествовал, не упивался разоблачением предателя, похоже было, что он сам огорчен своим открытием. Может, есть шанс выкрутиться? Убедить его, дать денег? Но в ледяных глазах нет сочувствия, они не дают ни малейшей надежды!
— Ты же своих предавал, а это самое страшное, что может сделать человек…
Круглый понял, что на этот раз ему не выкрутиться. Шеф настроен агрессивно, с ним нельзя по-свойски договориться и нельзя подкупить… Но должен же быть какой-то выход? И восьмисотграммовый вес под мышкой слева подсказал ему возможный вариант…
— А ты никого за свою жизнь не предал?!
Он вскочил, сунул руку под пиджак, мгновенно извлек «ПМ» и, одновременно выключая предохранитель, направил на шефа. Патрон был в патроннике, оставалось нажать спуск, и помешать этому ничего не могло, но помешало! Каким-то непостижимым образом Карнаух мгновенно сократил дистанцию, схватился за оружие — и вмиг затвор, отлетев, упал на пол, только возвратная пружина нелепо торчала продолжением ствола, и это ему что-то напомнило, но он не успел понять — что именно… Карнаух сложенными щепотью пальцами клюнул его в лоб, и сознание померкло, причем не на время, а навсегда. Тяжелое тело, перевернув стул, с грохотом упало на давно не мытый пол.
Начальник службы безопасности «Комплекса» набрал номер Мирона.
— Как стемнеет, подъезжайте на «точку», вывезите эту падаль и заройте в обычном месте! — приказал он.
— Понял, босс! — ответил тот.
И Карнаух спокойно направился к машине.
Даже тщательно продуманные планы, бывает, срываются из-за элементарной глупой случайности. Участок за тыльным забором пришедшей в упадок спортивной базы выкупил солидный то ли чиновник, то ли бизнесмен, и теперь здесь начиналось строительство коттеджа. Выкопали котлован, привезли кирпич, песок, цемент, бетонные плиты. Архитектурные планы не мешали работе «третьей точки», но, чтоб стройматериалы не разворовали, был нанят сторож Федор Степанович, крепкий и деятельный пенсионер, который любил компанию и то, что объединяет компанейских людей. Он поселился в палатке за котлованом, наслаждался тишиной, покоем и свежим воздухом, но уже через неделю стал изнывать от скуки и одиночества. Ни возможных собеседников, ни собутыльников в ближайшей округе не было и не предвиделось. Поэтому, когда он увидел прибывший на соседнюю территорию «Фольксваген», то оживился и стал сквозь щель ветхого забора наблюдать за происходящим.
Из машины вышли три человека: двое помоложе, один постарше, но лица у всех были одинаковыми, когда-то про такие говорили — «морда утюгом», а сейчас по этим «утюгам» определяли привычку «рулить» по большой дороге жизни, не соблюдая правил, не пользуясь тормозами, никого не пропуская и не объезжая препятствий. То есть в равной мере это могли быть какие-то начальники, будущие инвесторы или бандиты. Троица «утюгов» зашла в единственный приличного вида домик. По логике Федора Степановича, солидные мужики собрались на природе отдохнуть от трудов праведных и, конечно же, выпить водки или какого-нибудь другого горячительного, без которого прелесть природы не ощущается во всей своей прекрасной полноте. Хотя пакетов с бутылками и закусью у них в руках он не заметил, но оценки своей не изменил: вполне возможно, что все необходимое дожидается в холодильнике.
Затомившийся от одиночества, Федор Степанович стал придумывать предлог, чтобы познакомиться с внезапно объявившимися соседями, предложить свои услуги и, может быть, получить за старание и добрые намерения небольшое вознаграждение в виде хотя бы полстаканчика хорошего спиртного… Но первый душевный порыв, наткнувшись на большой жизненный опыт, разрушился бесследно: сунувшись без приглашения к таким «рулевым», скорее всего, получишь не благодарность, а по шеям…
Пока он предавался противоречивым мыслям, во двор заехала «Тойота», из которой вышел мужик — из той же конюшни, что и первые, только постарше и поважнее. Он зашел в тот же самый домик, а двое молодых «утюгов» из него, наоборот, — вышли, уселись в «Фольксваген» и уехали. Похоже было, что молодая поросль оставила своих «старшаков» для серьезного разговора, а сама метнулась купить водку и закуску, чтобы обмыть достигнутые договоренности. А какие тут могли быть договоренности? Да ясен пень — какие! Один продает эту базу-развалюху, а другой хочет купить и построить тут что-нибудь путное!
Федор Степанович был доволен своей сообразительностью и открывающимися перспективами: если рядом начнется стройка, то обязательно появится и сторож, который вряд ли окажется скучным книгочеем, а значит, жизнь заблистает новыми красочными гранями!
Но его планы насчет скорого застолья и всего остального не исполнились — самый старший мужик вышел на крыльцо, запер дверь ключом и уехал на своей «Тойоте». Вот те раз! Федор Степанович насторожился. «Что ж он запер живого человека? Так не бывает!». И когда дымный выхлоп рассеялся, сторож отодвинул держащиеся на живой нитке доски, пролез на смежную территорию и, подойдя к домику, подергал дверь. Она была заперта. Сторож постучал. Никакого ответа. Он постучал сильнее. С тем же результатом. Заглянул в окно — никакого движения внутри не наблюдалось! Что же там могло случиться, если приехало четверо, а уехало трое? Он достаточно часто смотрел криминальную хронику, чтобы сделать соответствующий вывод, и, быстро вернувшись к себе в палатку, набрал номер полиции, доложив сложившуюся ситуацию.
Дежурный сперва говорил, что нечего пороть горячку: возможно, четвертый человек просто спит, а может, уехал со всеми, а он не заметил, да мало ли что еще может быть, и это совсем не повод, чтобы трезвонить в полицию! Тогда обидевшийся Федор Степанович сказал, чью стройку он охраняет, а потому и проявляет необходимую бдительность, которую должна разделять и районная власть! Дежурный немедленно изменил позицию, через полчаса приехали два сержанта, взломали дверь и обнаружили лежащий на полу труп. Тут же приехал микроавтобус, из которого выгрузились четверо устрашающего вида бойцов в черных масках и полном боевом снаряжении — касках, бронежилетах и с автоматами. Двое заняли места в разрушенных домиках слева от штаб-квартиры «третьей точки», двое — с правой. После чего «патрулька» и микроавтобус уехали, и база приобрела свой обычный пустынный и заброшенный вид.
«Засада!» — понял Федор Степанович, который сквозь щель в заборе с интересом наблюдал за происходящим. В конце концов, ему действительно было скучно, телевизор на сторожевом посту не предусматривался, и он как бы наблюдал детективный фильм в реальной жизни. Но этот фильм оказался гораздо страшнее, чем на голубом экране.
Когда стемнело, во двор снова заехал тот же самый «Фольксваген». Двое молодых «утюгов» подогнали автомобиль к крыльцу, открыли багажник, потом вошли в дом и стали выносить труп. Тут-то с двух сторон их и высветили яркие лучи мощных фонарей.
— Руки! На землю! Стреляем! — гаркнули с двух сторон угрожающие голоса.
Но Мирон и Кузьма не послушались. Они бросили труп, выхватили пистолеты и открыли стрельбу наугад, на звук. Это была серьезная ошибка: вооруженное сопротивление развязывает руки полицейским. А когда задержание проводит специальное силовое подразделение, такая ошибка равнозначна самоубийству. Коротко протрещали автоматы, и все закончилось за одну минуту. У домика стоял изрешеченный «Фольксваген» и лежали два свежих трупа с огнестрельными ранениями. В отличие от них Круглый, которого они хотели засунуть в багажник, выглядел как живой, ибо никаких телесных повреждений не имел.
И после этого завертелась третья серия детективного фильма «Убийство на заброшенной базе». Приехали микроавтобусы с надписью «Криминалистическая лаборатория» и «Следственный комитет», гражданские и служебные машины полиции, двор наполнился людьми, включились прожекторы…
Федор Степанович эту серию уже не смотрел: он лежал в своей палатке, допив «неприкосновенный запас» самогона и накрывшись с головой старым ватным одеялом. На следующий день он уволился. С него было довольно детективных историй.
После ночных занятий у них был выходной день, но Скат с Ершом, отдохнув несколько часов, уже в четырнадцать прибыли на Лосиный остров. Неспешно прогуливаясь, но все подмечая, тщательно обследовали окрестности, но ничего подозрительного не заметили: молодежь, как всегда, носилась по аллеям на роликах и электросамокатах, бабушки катали вдоль озера коляски с внуками и внучками, кто-то кормил уток, парочки норовили уединиться в отдаленных аллеях… Словом, шла обычная парковая жизнь. Здесь уже отчетливо пахло осенью — деревья и кустарники надели желто-багряные одежды, упавшие листья шуршали под ногами, налетевший ветер бросал их, вперемешку с пылью, в лица зазевавшихся прохожих.
Они зашли в шашлычную «Веселый шампур», выпили пива на веранде, посмотрели футбольный матч на висящем под потолком большом плоском экране, сходили в туалет, осмотрев заодно подсобные помещения, прикинули, где лучше поставить засаду так, чтобы видеть девушек, которые должны были, пока еще позволяла погода, сесть на воздухе. К назначенному времени они незаметно растворились в остатках желтеющей «зеленки».
Джен и Галка пришли за полчаса до четырех, погуляли для вида, пофотографировались на фоне уток, подурачились, бегая друг за другом, как маленькие девчонки, в шестнадцать ноль пять зашли в кафе и сели на веранде, выбрав себе местечко ближе к воде, у самых перил.
Они не успели еще ничего заказать, как к ним подошел молодой человек с бейджиком «Администратор Михаил».
— Здравствуйте, вы Виолетта и Галя?
— Да, — удивленно заулыбались девушки.
— Вам просили передать. — Он положил на стол небольшой пакет с надписью: «Виолетте».
— Кто просил? — удивилась Джен. Галка тоже с недоумением наблюдала за происходящим.
— Не знаю, — пожал плечами Михаил. — Какой-то курьер принес.
— Ну, хорошо, — Джен разорвала обертку. Перед ней лежал ее телефон, тот самый, который забрал Карнаухов, пятитысячная купюра и свернутая записка. Она развернула лист бумаги и прочла:
«Можешь ничего не бояться: тех, кто тебя искал, уже нет. Я тоже далеко от Москвы, скажи Скату и Ершу, пусть выходят и расслабятся — меня могут не искать — не найдут. Лучше выпейте и погуляйте. Удачи».
Подписи не было. Но все стало ясно. И очевидно, что Круглый здесь не появится.
— Ну что ж, — сказала Джен. — Хорошие новости. Есть что попраздновать. Можем сами заказать шампанского!
Сделав заказ, она набрала номер Ската.
— Выходите, представление отменяется.
Кусты напротив зашевелились, из-за них появились несколько удивленные парни, которые через мгновение присоединились к девушкам.
— Вот! — в ответ на вопросительный взгляд Ската Джен протянула записку. Тот прочел ее. Раз, второй, третий. Хмыкнул, передал Ершу. Ерш тоже прочел.
— Да, выходит, это он, — сказал Ерш. — И не скрывается, гад!
— Кто «он»? — спросила Галка.
— Кто-кто… Конь в пальто, — остроумно ответил Ерш.
В голубом, еще летнем небе стая за стаей улетали на юг птицы.
— А журавли уже улетели? — наклонившись к Джен, прошептал Скат.
— Через десять дней полетят! — улыбнулась она. — Я запущу их из Главного концертного зала высоко-высоко, чтобы все слышали! А ты помнишь, что мне обещал?
— Я всегда все помню.
Официант принес шампанское и салаты. Мужчины выпили за удачу и везение, благодаря которым всегда выходили победителями из любых ситуаций. Потом выпили за женщин. Потом ни за что выпить не успели, потому что по телевизору начались новости.
— Вчера на заброшенной спортивной базе недалеко от МКАД в ходе специальной операции ликвидированы два вооруженных преступника, открывших огонь по сотрудникам полиции, — бодро сообщил ведущий криминальных новостей. — Перед этим бандиты убили Константина Круглова, заместителя начальника службы безопасности бизнес-центра «Комплекс». По показаниям очевидца, незадолго до перестрелки на базе находился человек, похожий на руководителя службы безопасности «Комплекса» Валерия Карнаухова, который после этих событий исчез, и поиски его положительных результатов не дали. Кто знает его местонахождение — просьба сообщить в отдел полиции и по телефонам…
Внизу побежали номера телефонов, а во весь экран показали фото Валерия Карнаухова. В темном костюме, при галстуке, он выглядел солидно и внимательно смотрел на зрителей, как будто хотел что-то сказать Скату, Ершу или Виолетте. Но слушать его никто не собирался.
— Я бы не узнал! — сказал Скат. — А ты?
Ерш пожал плечами.
— Пластику для того и делают, чтобы не узнавали. Только подбородок и переносица похожи, а эти места трудные для исправления, их обычно не трогают. Во всяком случае, вопрос с ним отпал. Раз спугнули, теперь он так запрячется, что и с африканскими псами не найдешь!
— Думаешь? А если нам помогут? — Скат повернулся к Джен. — Слушай, Дженчик, я хотел попросить, чтобы ты его вызвала на встречу…
Девушка растерялась.
— А как я его вызову?
— Да очень просто! Набери номер и пригласи, — он подвинул к ней аппарат, но Джен не притронулась к нему, а, нахмурив брови, задумалась.
— Знаешь что? Не нравится мне это все! — наконец резко сказала она и оттолкнула телефон с такой силой, что он чуть не свалился со стола.
— Что не нравится?
— Ваши непонятные намеки и то, что вы делаете! Ведь Валера мне здорово помог… Меня искали и полиция, и бандиты, а сейчас никто не ищет! А ты хочешь, чтобы я его выманила… Зачем? Что вы с ним сделаете?!
— Да ничего…
— Ага, как с Круглым! — агрессивно вмешалась Галка. — Вы мне сказали, что просто поговорить хотите! А он вот он — мертвый!
— Мы-то при чем?! — возмутился Скат. — На сегодня же встречу забили, а его вчера грохнули, когда мы все вместе были!
— Если бы вчера жив остался, так сегодня неизвестно, чем бы ваша встреча кончилась, — зло ответила Галка. — Я вначале думала, что вы нормальные пацаны, не такие, как мой Сёмка. А оказалось — такие же: крученые, с двойным дном. Я таких не люблю!
— А че тебе меня любить? — сказал Скат. — Пусть меня Дженчик любит.
— Я уже все сказала, — холодно заметила Джен. — Я тебе не отравленная приманка!
— Да что ты обиделась?! Я же пошутил! Ясно ведь, что он сразу выбросил свою трубу, — примирительным тоном сказал Скат. — Все равно не дозвонишься…
— А зачем тогда предлагал?
— Да просто так…
— Вы ничего «просто так» не делаете! Это ты меня проверял!
— Ладно, проехали, — сказал Скат и, подозвав официанта, расплатился.
— Вот же есть пятерочка, — заметила Джен.
— Поделите с Галкой, нам его паршивые деньги не нужны! — презрительно бросил Скат. И попытался наладить треснувшие отношения: — Ну, что делать будем? Хотите сходить куда-нибудь?
— У меня настроения нет, — сказала Галка и встала.
— А я спать хочу, — сказала Джен и последовала ее примеру. Галка улыбнулась и обняла ее за плечи.
— Поедем ко мне подруга, посмотришь, какую шикарную хату мне Сёмка снял! Посидим душевно, шампусика накатим и спать ляжем, как в добрые старые времена.
Не прощаясь и не оглядываясь, они направились к выходу.
— Пусть идут, — сказал Ерш. — Нам с ними не по дороге.
— А с кем нам по дороге?
— Вот давай об этом и подумаем да еще немного выпьем. За «ниткой» нам никто не нальет…
— Давай! — согласился Скат.
Заказали водки и жареного мяса, выпили, закусили, выпили еще.
— Я чувствовал, что Оса жив, — проговорил Скат с набитым ртом. — Чуйка сработала. И логика. Уж слишком быстро он тогда слился… Только не предполагал, что в Москве остался. Думал, где-то в Европе обретается…
— А с чем? — возразил Ерш. — Это кто наворовал сотни миллионов — тому есть смысл. А у него ведь денег не было. Он только свою жизнь спас. Для него она, конечно, ценность великая, а кроме него никому и не нужна… И сам он там никому не нужен. А сейчас, наверное, наскирдовал достаточно, может, и уйдет «за нитку»…
— Это да. Только мы рапорта напишем, и за ним пойдут «Гончие».
— А что ты такой хмурый? Из-за Женьки своей?
— Ничего я не хмурый!
— А то я не вижу! Ты с того дня, как ее встретил, совсем другим стал!
— Бывает такое… И книжки про это пишут, и кино снимают…
— А ты историю Деда помнишь?
— Какую? У него их сотни…
— Как он влюблен был без памяти в какую-то то ли Веру, то ли Надю, жениться хотел… А она его — от винта! Он страдал, кручинился, ночей не спал и поехал тогда на войну, чтобы все красиво и героично: его убили, Вера-Надя пожалела, поняла свою ошибку, плакала ночи напролет, да поздно…
— Помню я эту историю…
— А в первом же бою понял: ни одна баба не стоит того, чтобы за нее получить пулю в голову! И вылечился от несчастной любви!
— Сказал же — помню! — Скат раздраженно повысил голос. — Сто раз слышал!
— Ну, вот и все! Они же не нашего поля ягоды! Только я это раньше тебя понял и сразу сказал… Началось с татуировки этой, про которую весь город знает, да и вообще — то одно, то другое… Про Сёмку, бандюгана своего, рассказывает, вроде с осуждением, а вроде как и с пониманием… Мы для них чужие, они для нас! Вон как за этого Круглого вступились, словно мы его грохнули! А ведь могло и такое случиться, когда или-или… Что бы тогда было? И за Осу твоя вписывалась, как волчица за своих щенков заступается…
— Чего ты сразу «волчица»! Он для нас предатель, а ее спас. А я ее стал разводить спасителя слить… Вот она и обиделась!
Скат набрал номер, но кроме гудков ничего не услышал. Потом звонок сбросили.
— Обиделась она! А на что ей обижаться? Разве ты ее не спас? Спас! В шоу-бизнес устроил! Со службы к ней бежал! Я подозреваю, что и жениться хотел…
— А чего? Всем надо семью заводить да род продлевать…
Ерш засмеялся.
— Да ты что, дружище? Какие из нас семьянины?
— А ну, хватит ржать! — Скат ударил кулаком по столу, подпрыгнули тарелки, задребезжали стаканы.
Ерш поднял руки.
— Все, все, молчу, извини, если что не так… Меняем тему! И знаешь что — давай еще добавим!
— Давай! — хотя они обычно строго соблюдали дисциплину, а пить им было запрещено, особенно перед командировкой.
Все инструктажи были получены, и не один раз. В полном снаряжении, с оружием и парашютами, группа стояла возле готового к старту транспортно-десантного «Ан-38Д». Было жарко, ветер выносил на бетонку песок из пустыни. Генерал Вилковский уже дал крайнее напутствие, пожал всем руки и отошел в сторону, поглядывая на часы. Генерал-полковник Громов тоже прошел вдоль строя с рукопожатиями и ободряющими словами. У стоящего на правом фланге полковника Кленова он остановился, задержав его руку в своей.
— Зря ты никого не слушал и сам пошел, — негромко сказал он. — На кого отряд оставил? А если спустят новый приказ?
— Я сразу сказал — с билетом в один конец ребят не отправлю! — хмуро ответил командир.
— Погорячился ты, Слон! Придет за вами вертушка, это я тебе говорю!
— Коперник же там все из космоса поснимал — ни одной площадки!
— Тут главное не площадки, а люди! Я уже разослал приказ по авиационным частям — отобрать из числа пилотов, наказанных за рискованные полеты, добровольцев для решения почти нерешаемой задачи! И найдутся такие парни, будь уверен!
— Зачем же тогда было их наказывать? — хмуро спросил командир. — А вдруг они все поувольнялись? Их же поощрять надо было!
— Что-то я тебя не пойму! И так тебе плохо, и этак…
— Виноват, товарищ генерал-полковник! Спасибо за заботу! — глядя в сторону, произнес Слон. По тону трудно было понять — действительно ли он благодарит большого начальника или просто ерничает. Гром понимал, что скорее второе. Но отпускать Слона в таком настроении было неправильно — перед вылетом группы на опасное задание требовалось максимально поддержать командира и добавить ему оптимизма. Потому что его психологический настрой каким-то необъяснимым, а может, до поры до времени необъясненным образом передается личному составу.
— И про Осу не думай, «Гончие» уже работают, никуда он не денется! — доверительно сообщил Гром, хотя обычно о таких вещах не говорят вслух. — Как вопрос решат, я тебе сразу сообщу, прямо в горы! Не отвлекайся, сам нацеливайся на результат и людей нацеливай!
Слон смягчился.
— Товарищ генерал-полковник, разрешите приступить к выполнению боевой задачи? — как всегда, глядя прямо в глаза, спросил Слон.
— Это другое дело! — Гром крепко сжал его руку. — Приступайте!
Через несколько минут посадка была закончена, люк задраили. Слабо освещенный салон десантного борта был рассчитан на двадцать два парашютиста, поэтому не только казался, но и действительно был полупустым.
— Как твоя Женька, не объявлялась? — спросил Ерш, когда они устроились на длинной скамье, ближе к хвосту.
— Нет. Пришла как-то днем, забрала свои вещи, оставила ключ соседке — и все, — ответил Скат. — А что Галка?
— Тем более. — Ерш усмехнулся, и непонятно было, радостно или грустно. — Я ж тебе давно говорил: рыба с птицей ужиться не могут — уж слишком они разные!
Затрещали двигатели, закрутились пропеллеры, превращаясь в невидимые круги, самолет разбежался по бетонке, оторвался от земли и, уменьшаясь в размерах, принялся набирать высоту. Генералы провожали его взглядами, пока черная точка не растворилась в небесной синеве. Потом пошли к своему спецборту — «Боингу», который быстро доставит их в Москву, в привычные кабинеты, где у них накопилось немало работы.
После очередной репетиции Вениамин подошел к поправляющей макияж Джен, вид у него был значительный и загадочный.
— Вы так и живете на Циолковского, где мы были с господином Извольским?
Она оторвалась от зеркала и покачала головой.
— Нет, мы с Евгением, как бы это сказать… В общем, несколько разошлись во взглядах… И разъехались…
— Вот как! — оживился Вениамин. — А что такое? Это серьезно или обычный бытовой момент?
— Сама не знаю. — Она махнула рукой и вернулась к своему занятию, давая понять, что не хочет вдаваться в подробности. Этот разговор действительно был ей неприятен.
— Ладно, — кивнул Веня. — А где вы теперь обитаете?
— У Галины. Так нам удобнее и веселее. Да и квартиру она снимает неплохую…
На самом деле квартиру оплачивал Сёмка Борец, но в такие подробности посвящать песенного импресарио не имело смысла.
— А можно записать адрес?
— Зачем? — насторожилась она.
— Не за тем, зачем вы подумали, — хмыкнул Вениамин. — Я пришлю вам концертное платье.
— Платье? А кто его оплатил?
— Не волнуйтесь! Оплатил Илья Васильевич. Он любит выступать этаким меценатом. Считает себя Пигмалионом! Знаете, кто это?
— Понятия не имею. — Она округлила губы, накладывая свежую помаду.
— Скульптор, который влюбился в созданную им статую и силой любви оживил ее! Вдохнул теплую человеческую душу в холодный мрамор…
Джен оставила зеркало в покое.
— Что-то я ничего не пойму. Это я статуя из холодного мрамора? Кто меня любит? И кто хочет оживить?
Вениамин весело рассмеялся.
— Это метафора. Просто так говорят, когда из простой, никому не известной девушки вдруг кто-то сделал знаменитую певицу, танцовщицу, ну, или кого-нибудь еще… А у Ильи Васильевича в жизни было много таких примеров. Так, давайте я запишу адрес.
И действительно, на следующий день пришел курьер и принес довольно большой, красиво оформленный пакет.
— Покажи! Ну, давай скорей, что ты возишься? — нетерпеливо крутилась вокруг Галка.
Но Джен неторопливо развязала все ленточки, все веревочки и, наконец, извлекла из вороха упаковок черное платье. Но это был не просто черный цвет, он был глубок как космос, и казалось, что если окунуться в него, то растворишься во Вселенной и уже не сможешь находиться на Земле…
Джен быстро сбросила халатик и осторожно, будто боялась помять каждую складочку, надела обновку. Галка застегнула застежки. Платье сидело как влитое.
— Отпад! Вся спина голая и попа видна! — воскликнула Галка. — Надо только «шпильки» надеть!
Она принесла новые туфли на двенадцатисантиметровом каблуке, помогла обуться. Потом Джен подошла к зеркальному шифоньеру и остолбенела.
На рекламных плакатах «Сапфира» и на многочисленных снимках, которые делались в клубе, она выглядела совершенно по-другому. Там она была королевой шеста и звездой стриптиза, а сейчас как будто настоящая королева пришла в обычную московскую квартиру. Хотя ту квартиру, в которой они сейчас жили, было трудно назвать обычной: огромная «двушка» на Тверской, спальня расписана под ночь — черный фон, на нем накат: серебряный месяц и золотые звезды, кометы с длинными хвостами, далекие созвездия; гостиная оформлена под праздничный день — голубое небо с облаками, солнце, голуби, самолет в небе, даже контур высотки МГУ вдали…
— Китч, — сказал маклер, показывающий квартиру будущим арендаторам. — Супершик семидесятых годов!
Галка не поняла, что это значит, но Сёмка со знанием дела пояснил: «Это специальная клевая живопись для элитного жилья!» Такую формулировку она и доводила до всех, кто посещал ее новую обитель. Конечно, за прошедшие полвека накат выцвел, картинки покрылись мелкими трещинками, но и Галка, и ее гости, и Евгения были в восторге от такой красоты. К ней надо добавить трехэтажные хрустальные люстры, румынскую мебель, серванты, забитые хрусталем и вожделенными когда-то сервизами «Мадонна», да ковры, висящие на стенах, стоящие трубочками в углах и кладовках и лежащие на полу, иногда по два — друг на друге…
«Словно в Эрмитаже живем!» — восхищалась всегда Галка. И девочка Женя из провинциального Шахтинска ощущала себя здесь прислугой.
Но не сегодня! Сегодня она чувствовала себя королевой: то ли Елизаветой, то ли Екатериной — она плохо в них разбиралась, — которая случайно зашла в заброшенный, тронутый тлением дворец с изъеденными молью коврами, безнадежно устаревшими люстрами и никому не нужным хрусталем, по пути в свое сверкающее современными огнями блистательное будущее…
Она прошлась перед зеркалом взад-вперед, повернулась вокруг оси, стала спиной и изогнула шею, разглядывая огромный вырез сзади…
— Как тебе хорошо! — ахнула Галка. — Полный отпад! Дашь поносить? Ну, хоть надеть один разик!
— Посмотрим, — растерянно отозвалась Джен. — Знаешь, сколько оно стоит? Триста тысяч! Евгению за ремонт машины надо было столько заплатить! Кстати, он хотел мне отдать эти деньги… Триста тысяч, ты представляешь?!
— Да, ты говорила! Но ты же никого не просила тебе его купить! А если этот папик сам решил сделать такой подарок — то скажешь спасибо!
— Думаешь, этого хватит?
Галка засмеялась.
— Ну, добавишь чего-нибудь еще. Во всяком случае, для тебя это не будет неподъемной платой…
— Ну что ж, — крутясь перед зеркалом, нараспев произнесла Джен. — Во всяком случае, мне нравится… Такая мягкая ткань, она сливается с кожей, как будто я голая!
— Примерно так оно и есть! — хихикнула подруга. — Надеюсь, ты блестяще выступишь в нем! Не выпить ли нам по этому поводу шампусика? У меня еще есть бутылка…
Джен не собиралась пить, но повод действительно был достойным, и она кивнула:
— А почему нет? Давай выпьем!
Первый бокал Галка подняла за новую жизнь.
— Видишь, как хорошо все устраивается! А ты переживала — на что жить будешь! Значит, Домбровский всерьез на тебя запал! Вот и хватай его двумя руками! Подарит он тебе карточку, начнет каждый месяц переводить кругленькую сумму… Да и за концерты неплохо платить будут с его подачи! А твой Евгений — что? Ну, потратил бы он на это платье все свои деньги, а дальше? Недовольство, попреки, ревность… Они другие ребята, не нашего круга, мы с ними жить не можем… Знаешь, что мне как-то Алексей сказал? Что мы несовместимы, как рыбы и птицы! У одних свой мир — водный, у других свой — воздушный. И они не пересекаются! Ты видела когда-нибудь, чтобы рыба и птица были вместе?
— Видела, — Джен печально вздохнула. — Когда чайка ныряет в море и уносит рыбешку себе на обед…
— Вот-вот, — захохотала Галка. — Ты бы так и пустила по миру своего Ската! А кстати, откуда у него триста тысяч на ремонт машины?
— Да их еще и нету. — Джен разлила шампанское. — Он в командировку поехал, там заработает…
— Ничего себе, у эмчеэсников командировочные! — Галка подняла бокал. — Ну, пусть зарабатывает на здоровье, ремонтируется, ездит себе… Парень он неплохой. Только такие платья и все остальное ему не по карману. Так что ты его поскорей из головы выбрось!
Джен ничего не ответила, они молча чокнулись и допили игристое вино до дна.
Границу пересекли на максимальном «потолке» девять тысяч, потом пилоты стали постепенно снижаться на прыжковую высоту. С учетом горного района выброски и безлюдности района десантирования прыгнули с трех тысяч, с раскрытием парашютов на трехстах, а поскольку высота Кунжутского плато составляла две тысячи, то в свободном падении они пролетели всего семьсот метров. Такое решение, с одной стороны, снизило риск столкновения с вершинами и возможность демаскировки шумом двигателей, а с другой — позволило группе приземлиться достаточно кучно.
Обнаружить десант в малонаселенной горной местности очень трудно. Особенно при отсутствии качественной системы обнаружения и отслеживания воздушных целей, подкрепленных достаточным количеством маневренных групп преследования. Но, тем не менее, общее правило гласит, что выброшенная группа должна как можно быстрее и как можно дальше уйти от места высадки. Поэтому готовиться к ночлегу не стали: Слон молча махнул рукой и, выстроившись в заранее обусловленном порядке, бойцы маршевым шагом двинулись в указанном направлении.
Вечерело, опустились и сгущались унылые серые сумерки. Группа успела отойти на несколько километров от места приземления, когда упала ночь, на черном куполе неба зажглись крупные звезды. Командир объявил привал. Прячась от ночного кара-бурана, устроились с подветренной стороны огромного валуна, между камнями поменьше развели костер, быстро поужинали консервами, выставили боевое охранение. Филин, который из командира группы превратился в заместителя Слона, назначил дежурные смены, свободные от нарядов бойцы залезли в спальники, и через несколько минут лагерь крепко спал.
Утром они снова двинулись в путь. Стояла на удивление хорошая погода — тепло, слабый ветерок охлаждает разгоряченные лица, легко дышится, ярко светит солнце с голубого неба, по которому, раскинув крылья, скользят огромные орлы… С высоты птицам хорошо виден небольшой отряд, растянувшийся внизу по серой поверхности трудноразличимой черно-серой цепочкой, которая целеустремленно ползла вперед, вздымая пыль, тут же разносимую легким горным сквозняком, не позволяющим замутить прозрачность чистого прохладного воздуха.
Все одиннадцать человек были одеты в камуфляжные комбинезоны «Горы», вооружены винтовками «М-16», из открытых кобур торчали рукоятки неприхотливых и безотказных восемнадцатизарядных «глоков», вдобавок на поясах висели десантные ножи и осколочные гранаты «М67». На одежде не было знаков отличия, и все, что при них находилось, не имело идентификационных признаков. У них имелось штатное вооружение, рюкзаки, рации и сухие пайки армии США, американские консервы, дешевые афганские сигареты и спички. Точнее, спички были советскими, из старых запасов.
Определить по одежде и снаряжению, кто эти люди, было нельзя. Да грифы и не пытались этого сделать — собрались здесь они по иной причине: заметили движение на обычно пустынном плоскогорье. А может, интуитивно уловили запах возможной добычи. Недаром говорят, что и хищники, и падальщики — а зачастую это одни и те же особи — предвидят будущее и заранее слетаются к месту возможного пиршества. Как бы то ни было, но орлов интересовала только человеческая плоть, которая может стать их поживой. Над остальным они не задумывались. Хотя те, что шли внизу, иногда задавали себе вопрос о собственной экипировке.
— Послушайте, а откуда узнали, что амеры носили такие комбинезоны? — спросил Бобер.
— Значит, узнали, — нехотя ответил Ерш.
— А именно такое оружие? — не унимался Бобер.
На этот раз ответа не последовало: на марше нужно соблюдать дыхательный ритм и не отвлекаться на глупые разговоры. Они держали курс на указанный Слоном ориентир. До скальной гряды впереди оставалось еще километров пятнадцать. Они ориентировались на две скалы, которые сходились внизу, открывая между собой третью, остроконечную, напоминающую мушку в целике автомата. Бобер интересовался и тем, откуда стал известен столь приметный ориентир. Но и на этот наивный вопрос ему никто не ответил. Более опытные бойцы хорошо знали, что они, как правило, не идут вслепую, а выходят на разведанную дорогу. Информации, которая собрана для них, всегда хватает для принятия верных решений. Но чтобы выполнить задачу, «кинжалистам» в отличие от многих других структур недостаточно принять решение. Им надо было собственными руками воплотить его в жизнь. И при этом рисковать своей головой и другими частями тела…
Черно-серая цепочка растянулась на несколько десятков метров. Так положено на случай, если по ним внезапно откроют огонь, — тогда труднее поразить сразу несколько целей. Именно поэтому, когда идешь в атаку, нельзя сближаться с тем, кто бежит справа или слева. Сдвоенные фигуры сразу привлекают внимание, ибо в них легче попасть, и огонь сразу переносится на столь уязвимую мишень.
Впрочем, сейчас трудно было ожидать неожиданного огневого нападения — пространство вокруг просматривалось на добрый километр. Хотя разбросанные тут и там валуны или каменные осыпи, конечно, могли укрывать за собой противника. Но откуда здесь возьмется противник? Ведь никто не знал, что именно здесь высадится десант, а значит, никто не мог заранее занять боевую позицию. А если даже зафиксировали их выброску, то подтянуться сюда смогут не скоро. Опасаться следовало только ядовитых змей, которые водились на плоскогорье в изобилии, их следы попадались довольно часто. Но, в конце концов, берцы надежно защищали ногу, а плотные штаны снижали возможность укуса выше уровня ботинок. К тому же бойцы привыкли иметь дело со всякой опасной живностью, а когда приходилось, сами поедали змей. Поэтому они рассматривали пресмыкающихся скорее как добычу, нежели угрозу для себя.
Единственное, о чем говорилось на инструктаже и что не воспринималось ими всерьез, это опасность, исходящая со стороны неведомого монстра, которого называли сангхуром. Но бойцы были реалистами и рассчитывали на противодействие реальным опасностям. Сангхура же никто никогда не видел, и то, что о нем рассказывали, казалось обычными легендами, а еще точнее — досужими байками, которые не имеют под собой никакой почвы. В отличие от историй о жителях гор, которые, мягко говоря, не очень любят чужаков и при этом из дедовских ружей с километра бьют винторогих баранов… Эти истории основывались на реальных случаях и принимались в расчет. Поэтому дежурный наблюдатель периодически осматривал в бинокль окружающий «лунный» ландшафт, а бойцы держали оружие на изготовку. Они размеренно шли вперед со скоростью шесть километров в час, контролируя обстановку, готовые немедленно залечь и открыть ответный огонь. Невидимая ветряная метла заметала их следы, и через несколько часов сзади оставалась такая же на вид нетронутая поверхность, какая простиралась впереди.
Было довольно тепло для поздней осени в горах. Может быть, потому что солнце прогревало все вокруг: скалы, воздух, пыль под ногами, а они щедро отдавали это тепло обратно, — идти в темпе было даже жарко. Впрочем, бойцы привыкли действовать в любых условиях и никогда не обращали внимания на такую мелочь, как погода. Если, конечно, она не была связана с необходимостью посадки вертолета. Но сейчас им было еще рано думать о вертолете, тем более что в отличие от предыдущих выходов никакой вертолет их в конце данной операции не ожидал.
Группа постепенно приближалась к окружающим плоскогорье скалам. В принципе, до них можно добраться уже сегодня, хотя люди изрядно устали.
— Я чувствую себя лилипутом на лысине великана, одетого в корону, — пробубнил Бас, в очередной раз без особого интереса осматривая в бинокль унылый и безжизненный «лунный» пейзаж, окруженный острыми горными пиками. Но внезапно голос его изменился:
— Опа! Есть движение! Прямо, перпендикулярно курсу, уходит влево! — Он вытянул руку вперед. — Какое-то живое существо… Не пойму кто…
Слон и Филин тоже вскинули к глазам бинокли.
— Где?!
— На десять часов…
— Никого там нет, только пыль… — Филин опустил бинокль и махнул рукой. — Тебе померещилось!
Слон продолжал вглядываться в даль — он никогда не останавливался на полпути.
— Да, сейчас не видно… Но там что-то было! Точно было! — настаивал Бас. — Рыжее, на лису похоже, но не лиса… А двигалось довольно быстро, такое впечатление, что шар катится…
— Ну и где этот лисий шар? — усмехнулся Филин, да и другие бойцы заулыбались — небольшое происшествие скрасило монотонность движения и разрядило владеющее всеми нервное напряжение.
— Да, вижу! — вдруг нарушил молчание Слон. — Вон, еще левее… Сейчас скрылся за камнями… Я бы не сказал, что шар… Скорей на огромную гусеницу похоже… Она, когда ползет, складывается и распрямляется, вот спина и округляется…
— А кто ж это может быть? — спросил Пуля. — Откуда тут гусеницы?
Ответом ему было растерянное, а может быть, настороженное молчание.
— Ладно, что рты раскрыли? Неизвестный объект угрозы для группы не представляет, значит, и обсуждать нечего! — Командир махнул рукой, указывая направление: — Вперед!
Группа продолжила движение, но через час обнаружила лежащего немного в стороне мертвого муфлона. От него отходил странный след — будто здесь проехало рифленое колесо, затормозило, инерцией его протащило по пыли, и оно поехало дальше. Одиннадцать пар глаз внимательно изучали странную ребристую колею, ведущую к далекой группе больших валунов… Через некоторое время ветер и пыль сделают свое дело и от нее ничего не останется — будто примерещилось. Но муфлон-то не мерещится!
Они подошли ближе, окружили и осмотрели неожиданную находку. В животе животного имелось довольно большое круглое отверстие с ровными краями, как будто кто-то вырезал шкуру циркулярной пилой, а потом выел внутренности. Бойцы озадаченно переглядывались: всевозможных ранений они повидали немало, но такого наблюдать еще не приходилось… Звезда нагнулся, потрогал, понюхал руку.
— Совсем свежий! Считай, парное! Может, возьмем свежатинки?
Взгляды десяти мужчин обратились к командиру. Консервы всем успели надоесть, да и вообще — никакой сухпай не сравнится с настоящей дичью…
— Что наш доктор скажет? — Слон посмотрел на Волка, который прошел курс тактической медицины и по совместительству считался врачом. Тот повторил несложное органолептическое исследование Звезды и кивнул.
— Свежий, хороший! Есть можно смело!
— А если его ядовитая змея укусила? — вмешался Рог. — Тогда и мясо отравлено!
— Да брось, Рог! Только в дамском браунинге отравляют пульки, чтобы убить наверняка! А «Дезерт Игл» пятидесятого калибра и так валит с первого выстрела!
— Причем здесь «Дезерт Игл»?
— Это я для сравнения! Змея маленькая, ей без ядовитых зубов не выжить. А с пастью, оставляющей такие раны, — Волк кивнул на растерзанное животное, — никакой яд не нужен! Не отравленное мясо, сто процентов!
— Ладно, убедил, разрешаю! — кивнул командир.
Бас и Рысь достали ножи и быстро взяли седло с задними ногами.
— Может, здесь и остановимся, командир? — спросил Филин. — Осталось немного, отдохнем, а завтра с утра быстро дойдем…
Слон подумал.
— Ну, хорошо… Только пройдем еще километр и заночуем!
Никто не понял, какой смысл в этом километре, но приказ есть приказ. Последний отрезок пути прошли неспешно и минут через двадцать с облегчением сбросили рюкзаки и повалились рядом. Дежурные Рог и Бас развели костер, все уселись вокруг, десантные ножи использовали вместо шампуров, и скоро аппетитный запах жареного мяса распространился вокруг.
— На запах все местное зверье сбежится! — сказал Звезда, обжигаясь, откусывая капающий жиром кусок.
— Что-то мы никакого зверья не видели, кроме этого муфлона, — возразил Рысь. — А рога у него крутые! Я бы их дома повесил, на ковер над двустволкой…
— Вернись, отрежь голову, возьми с собой! — вполне серьезно посоветовал Филин, хотя все понимали, что это подколка.
— На обратном пути заберу! — подыграл ему Рысь.
Мясо быстро и с аппетитом съели; насытившись, отвалились от костра.
— Интересно, с кем мы поделили сегодняшний ужин? — сказал Бобер задумчиво. — Какая тварь добыла этого барана? Ведь мы ее спугнули, а то бы нам ничего не осталось… Значит, осторожная, нас издали почуяла… И опасная!
Все молчали. Наверное, потому что ответа никто не знал, а если о чем-то догадывались, то не хотели произносить вслух. Но Скат всегда пер на рожон.
— Оранжевая гусеница или червяк, круглая пасть с зубами по окружности, водится в районе объекта поиска, убивает на расстоянии, — перечислил он. — Сангхур называется. Помните инструктаж? А я добавлю, что он еще и довольно быстрый!
Слон бросил на него недовольный взгляд, но ничего не сказал. А остальные призадумались. Похоже, сангхур перестал быть персонажем досужих баек и приобретал вполне реальные очертания… Больше того, стало ясно, почему они прошли лишний километр: командир не хотел оставаться у недоеденной туши, значит, ожидал, что монстр может вернуться…
— Во всяком случае, он помог нам без единого выстрела получить хорошую порцию мяса, — нарушил тишину Звезда. — А если и дальше будет о нас заботиться, то я не возражаю.
— Смотри, как бы нам не пришлось о нем позаботиться, — предостерег Скат.
— Думаю, и у нас это получится! Только я этого сангхура есть не буду…
А в Москве следователь Павел Егорович Колтунов, пообедав в столовой управления, где кормили очень даже прилично и никто не обсуждал, будет он при случае есть сангхура или не будет, да и вообще никто здесь не знал, что такое сангхур, — так вот, сытый Паша заканчивал вычерчивать схему расследования. Эта был не жидкий, бесполезный чертежик, которые никогда не составляют в реальной жизни, но часто показывают в кино, чтобы якобы эту реальную жизнь воспроизвести: посередине, в кружочке, труп, изображенный в реалистической манере: «ручки, ножки, огуречик — вот и вышел человечек»; от него ежиными иголками отходят стрелочки к двум-трем кружкам, обозначающим тех, кто вроде бы мог дать повод к изначальному художественному изображению, вокруг которого и завертелась вся следственная канитель. Хотя в подобных случаях никакие кружочки и стрелочки вообще не нужны. Паша уже достаточно проработал, чтобы понять: подозреваемый — это всегда тот, кто нашел труп. А если убит муж или жена, то на первом месте под подозрением оказывается выживший супруг. Ну и так далее, по соответствующим алгоритмам. Честно говоря, в обычных делах графические планы вообще не нужны — это просто понты.
Но то, что нарисовал Колтунов, простыми понтами не назовешь. Это был большой, в буквальном смысле слова, и сложный труд — ему пришлось склеить четыре листа формата А4, чтобы плоды его аналитических способностей могли свободно разместиться, при этом канцелярским клеем был запачкан костюм, на что он, в запале, даже не обратил внимания. Зато в результате на свет появилась не просто схема, а схемища, вся испещренная запутанными сплошными и пунктирными линиями и многочисленными пометками. Она отражала систему взаимосвязей фигурантов убийств и потерпевших, которые, не исключено, сами превращались из активных деятелей в пассивные хладные трупы.
С этим наглядным чертежом Паша собирался прийти к руководству, написав рапорт о необходимости создания оперативно-следственной бригады для тщательного и всестороннего расследования всех этих убийств, которые следовало объединить в одно производство. Сейчас он с удовольствием разглядывал свое детище.
Оно напоминало пирамиду, причем, с учетом важности, не просто тригонометрическую фигуру, а настоящую египетскую пирамиду, возможно, самого Хеопса! В основе ее лежали три кружочка с человечками-огуречками, изображающими трупы, обнаруженные на Щелковском шоссе. От них возвышалась стрелочка, упирающаяся в еще один кружок с надписью «таксист Торсунов», от него еще одна стрелочка вверх упиралась в надпись «Николаев-Громобой». Справа мелким почерком имелись пояснения, которые Колтунов написал от души, опираясь на свой скромный практический опыт, но богатые теоретические знания студента-отличника:
«Механизм смерти Громобоя вызывает сомнения, потому что на ладони левой руки у него имеется царапина, а на мушке пистолета кровь из этой царапины, что не совпадает с картиной самоубийства выстрелом себе в висок».
На этом архитектура следствия не заканчивалась: еще одна стрелка упиралась в директора «Сапфира» Петра Николаевича Санина. Поскольку это единственное убийство, которое считалось раскрытым, то рядом с ним в соединенном стрелочкой кружке, было написано: «Серёга Петров». Зато кружочек с надписью «Санин» соединялся жирной линией с самым нижним кружком, в котором было написано «Рыбаченко». Но эта линия была отмечена вопросительным знаком и сопровождалась репликой:
«Рыбаченко-Рыбак и Санин-Финансист являлись совладельцами казино „Сапфир“ и имели общие интересы, которые не влекут, однако, убийства последнего. К тому же Петров мелкий бандит, который никаких серьезных связей в криминальных кругах не имел и не мог быть „заряжен“ на Финансиста».
Стрелка от Финансиста поднималась еще выше и упиралась в кружок с надписью «Круглов», горизонтальные стрелки соединяли его с кружками «Мирон» и «Кузьма». Жирная линия соединяла Круглова с тремя трупами в основании пирамиды, и надпись это объясняла:
«На теле Круглова не имеется телесных повреждений, обусловивших смерть. Так первоначально было и на трупах Рыбака и его охранников. Правда, впоследствии заключение было изменено, но связь несомненно тут имеется, и она выдает людей, заинтересованных в уничтожении и изменении доказательств!»
Кружки «Круглова», «Мирона» и «Кузьмы» были обведены жирной линией, которая с одной стороны стрелочками спускалась к Финансисту и Рыбаченко, а с другой — поднималась к самой верхней части листа, где имелись кружки с надписью «Хорольский» и «Карнаухов». Имелось и соответствующее пояснение:
«Круглый был заместителем начальника службы безопасности „Комплекса“, включающего клуб „Сапфир“, с которым имели тесные связи Рыбаченко и Финансист. И, конечно же, руководство комплекса тоже не могло быть в стороне от этой истории».
Честно говоря, Павел собою гордился. Все-таки соединить в общую картину отдельные разрозненные убийства, многие из которых уже считались раскрытыми, было нелегко. Стоит объединить все дела в одно — и результат будет совсем другим! Ведь когда забрасываешь невод вместо сачка в кишащий рыбой водоем, то и улов, конечно же, окажется гораздо обширней и богаче! Он очень радовался своему успеху и надеялся, что руководство его похвалит.
С этой схемой и рапортом о создании оперативно-следственной бригады, которую, как Колтунов полагал, назначат возглавлять именно его, он отправился к своему непосредственному начальнику — полковнику юстиции Королеву. Тот выслушал, как всегда, хмуро и недовольно. Паша положил перед ним свою замечательную схему, которую он не стал рассматривать, а отодвинул от себя подальше и прочел его рапорт. После чего поднял на следователя недобрые глаза, и Паша понял, что хвалить его не будут.
— Ты чем думал, когда это все писал? — спросил Королев. — Ты не головой думал, а задницей! Это ты книжек начитался да кино идиотских насмотрелся. Что ты пишешь-то? Какую группу создать предлагаешь? Зачем? Все эти преступления раскрыты. Что ты расследовать собираешься, свои выдумки? При чем здесь директор «Комплекса» Хорольский? Он вчера давал интервью новостному каналу и рассказал, что на них наезжали бандиты, Карнаухов со своим замом Кругловым им противодействовали — и вот Круглов убит, да и Карнаухов, скорей всего, тоже! А ты его допрашивать собираешься!
Паша пытался что-то объяснить и даже, наклонившись к столу, провел ручкой по линиям, соединяющим кружки на его схеме. Но это вызвало то, что принято называть триггером, или реакцией гранаты на срабатывание запала! Королев взорвался негодованием, и осколками, которые полетели в сторону подчиненного, явились слова, в большинстве своем нецензурные, смятая схема, в которую было вложено столько старания, скомканный рапорт…
— Ты просто идиот! Все дела прекратить! Только вначале покажи, что ты по ним работал! Проведи дополнительные допросы новых свидетелей — человек двадцать, тридцать по каждому эпизоду!
— Так свидетели же допрошены, — робко сказал Паша. — Они одно и то же говорят: кто-то ничего не видел и не знает, кого-то не было дома, ну и так далее…
— Это не важно, что они говорят! Важно, что ты проделал работу, что ты не двух человек допросил, а двести! И экспертизы назначай по пулям, по гильзам, по крови. Любой вопрос, по которому можно назначить экспертизу, надо использовать. Тогда у тебя будет результат работы и ты с чистой совестью прекратишь дело. А в отчете напишешь: «Допрошено двести свидетелей, назначено двадцать пять экспертиз, что позволило с достоверностью установить, что в данном случае…» — и сформулируешь свое мнение!
— Но у меня нет мнения, что эти дела раскрыты, — промямлил Паша, понимая, что только усугубляет ситуацию.
— Да плевать мне на твое мнение! — с грубой прямотой римского легионера отрезал Королев. — Повернулся и пошел писать бумаги! А вообще, я тебя предупреждал, что тебе надо не у нас работать!
— А где? — по инерции спросил Паша, чем развеселил начальника.
— Вот видишь, какие ты идиотские вопросы задаешь?! Да где хочешь работай — хоть золотарем, хоть адвокатом, хоть продавцом. Только тут под ногами не путайся!
Сгорбившись, Паша вернулся к себе в кабинет и упал в кресло. Он был опустошен и раздавлен. Схема, которую он с таким трудом нарисовал, сейчас лежала перед ним в виде тугого комка, потому что Королев смял ее и бросил ему в лицо, словно бейсбольный мяч. Разгладив бумагу, Паша крепко задумался: «Зачем набирать искусственно двести свидетелей, которые заведомо не добавят ничего нового, и назначать сорок никому не нужных исследований, если можно допросить действительно осведомленных людей и провести информоемкие экспертизы, которые помогут раскрыть всю подноготную совершенных преступлений?»
Но оказывается, что, несмотря на логичность и обоснованность такого вывода, на самом деле он совершенно неправильный. И Паша понял, что фильмы, на которые он действительно ориентировался, на самом деле не играют никакой роли. Нет на следствии очаровательной следачки, все понимающих начальников, горящих на работе оперативников, знающих и отдающих свою душу следствию экспертов. Ничего этого здесь нет. Если искать то, что ищут принципиальные следователи в фильмах, то можешь найти себе только приключения на определенное место… Да вдобавок ко всему это отвратительное пятно от канцелярского клея на рукаве пиджака!
Паша вздохнул, порвал схему, порвал рапорт о создании оперативно-следственной группы и написал другой — об увольнении по собственному желанию. Как и Федор Степанович, он тоже был пресыщен детективами в реальной жизни. Даже еще больше, чем сторож, который наблюдал их со стороны!
Утром они обнаружили странные следы вокруг своей палатки: будто кто-то ездил кругами на одноколесном мотоцикле с рифленым протектором, да еще временами выписывал непонятные загогулины. Следов было много — возможно, таких мотоциклов было два…
— Откуда это, караульные?! — резко спросил Слон.
Волк, Бас и Пуля только головами помотали.
— Ничего подозрительного не заметили, командир! И никого не было, мы бы услышали…
— Тогда откуда взялись следы?!
— Может, это камни? — неуверенно сказал Бас. — Я читал — в пустыне Мохаве камни за день раскаляются, а ночью охлаждаются и катятся на сто-двести метров…
— А вензеля такие они не вырисовывают?!
— Не знаю, командир. Про вензеля там ничего написано не было…
— Похоже, это такие камни, которые муфлона убили, — сказал Скат.
— Хватит болтать! — вскипел обычно сдержанный Слон. — Вперед! И внимательно смотрите под ноги!
На этот раз группа быстро закончила финальную часть перехода через плато смерти. Постепенно слой податливой пыли уменьшался и наконец исчез — под ногами лежала твердая скальная поверхность. Горные пики нависали над ними, вокруг лежали скатившиеся за тысячи лет валуны и длинные языки каменных осыпей.
— Здесь разбиваем лагерь! — скомандовал Слон, заглядывая в GPS-навигатор. — Бас, Пуля, Рог ставят палатки, Рысь и Волк ищут воду — водопад должен быть слева, до километра. Филин остается за командира, я, Скат и Ерш поднимаемся на рекогносцировку. Бобер обследует прилегающую местность и несет караульную службу. И будьте настороже. В случае чего — действовать по обстановке!
Втроем они стали подниматься вверх. Идти было не напряжно — узкие тропки не очень крутые и еще не успели обледенеть, хотя по ночам температура значительно падала. Довольно быстро вышли на отметку, которая должна была соответствовать уровню объекта «Икс». Слон разложил карту, нашел выделенный участок, сверился с навигатором.
— Вышли правильно, сейчас находимся здесь, — острием ножа, как указкой, он показал место на карте. — Между кишлаками Тошлок и Янада, они, правда, пониже, но мы на одинаковом расстоянии от каждого, то есть в районе местоположения объекта. Но район этот имеет протяженность в пятьсот-шестьсот метров по горизонтали и пятьдесят-сто метров по вертикали…
Скат и Ерш с сомнением переводили взгляды с карты на возвышающиеся над ними скалы. То, что они видели перед собой в натуре, выглядело совершенно иначе, чем на карте. Простое перемножение чисел дает в итоге шесть гектаров скальных нагромождений, трещин, провалов, пещер, каменных осыпей… И среди них надо найти замаскированную дверь в пульт управления «Звездой смерти»!
— Да-а-а, — неопределенно протянул Скат, чтобы что-то сказать. — Тут бы пригодился квадрокоптер…
Слон молча рассматривал в бинокль возвышающиеся над ними скалы, медленно ведя окуляры справа налево.
— Это верно, — наконец произнес он. — Погоняем его над районом поисков. Надо искать места с удобными подходами, следы горновзрывных и монтажных работ, недавно расширенные проходы между скалами…
— А что гонять-то, Иван Яковлевич? — деликатно поинтересовался Ерш. — У нас же нет квадрокоптера!
— Купим, — спокойно отозвался командир. — В Тошлок сходим, там староста дукан держит.
— Неужели у него найдется квадрокоптер, товарищ полковник? — стараясь скрыть явное недоверие, спросил Скат. — Здесь, в диких горах…
— Это для нас дикие горы. Местные тут живут всю жизнь, и у них есть все, на что имеется спрос. Помнишь, Дед рассказывал, как они в восьмидесятых привозили отсюда в Союз дефицит: джинсы, куртки кожаные, «Шарпы» с двухкассетниками, видешники… А с квадрокоптера хорошо за скотиной следить, да и вообще осматривать окрестности… Думаю, найдем подходящую «птичку»! Ладно, спускаемся, наши уже, наверное, разбили лагерь, может, и обед сварили… Сейчас посмотрю!
Слон снова прильнул к биноклю, только теперь направил его не вверх, а вниз.
— Палатку неправильно поставили — надо входом в другую сторону… Рог автомат без присмотра бросил, Филин о чем-то мечтает и беспорядков не видит, — бурчал он.
По привычке часто осматривать окрестности Кленов перевел бинокль на плато, прошелся по их почти затянувшимся следам до тех пор, пока в поле зрения не оказалась туша муфлона, которая значительно поуменьшилась, и не только за счет того, что они унесли с собой задние ноги. Сейчас от нее остались только передняя часть и голова с закрученными винтом рогами. Рядом копошилось нечто, напоминающее гигантского оранжевого червяка с черными поперечными полосками, и его занятие не вызывало сомнений: червяк довольно быстро объедал барана снизу. Издали это выглядело так, будто он ярким чулком натягивался на остатки животного.
— Какая гадость! Посмотрите! — командир протянул бинокль подчиненным и те по очереди осмотрели происходящее.
— Ничего себе! — сказал Скат. — Вот он какой — сангхур!
— Значит, не выдумки, — удивленно кивнул Ерш.
— Причем зоолог, который изучает этих тварей, утверждал, что они ведут скрытный образ жизни и их мало кто видел, — задумчиво произнес командир. — А нам он уже второй раз попадается на глаза…
— Какие выводы и приказы в связи с такой активностью? — спросил Скат.
— Да какие… Выполнять боевую задачу, бдительно нести службу, проявлять осторожность, внимательно следить за любым движением в расщелинах или скальных норах, при обнаружении этой твари стараться к ней не приближаться!
— А если она сама к нам приблизится?
— По возможности уклоняться от столкновения. Если не получится — действовать по обстановке!
— Есть действовать по обстановке!
Этот приказ бойцы «Кинжала» знали очень хорошо — почти всегда они действовали именно таким образом.
Пообедав, они оставили в лагере Звезду и Баса, а сами выдвинулись в Тошлок. Для этого пришлось спуститься ниже, где унылый скальный пейзаж сменили обычные горные ландшафты. Дорога заняла почти два часа. Несмотря на то что расстояние было небольшим, а спуск всегда легче, чем подъем, приходилось идти по извилистой горной тропе, то и дело обходя скатившиеся сверху валуны, облепленные черным лишайником, и преодолевая коварные каменные осыпи, способные, словно болото, засосать неосторожного путника. Наконец, они вышли в широкое, с пологими, поросшими деревьями и травой склонами ущелье, по дну которого бежала холодная и быстрая горная речка. А через некоторое время перед ними открылся Тошлок, который располагался там же, где он и должен был находиться в соответствии с картой. Поселок состоял из нескольких десятков домов, в основном — глинобитных, хотя некоторые были сложены из камней, собранных в многочисленных осыпях, и напоминали древние кавказские сакли. Имелась и небольшая мечеть из тесаного камня.
Перед тем как зайти, за поселком понаблюдали в бинокли. Кишлак состоял примерно из сорока-пятидесяти домов. Некоторые стояли вдоль дороги, а некоторые по сторонам узкой речки, по пологим склонам ущелья, в котором поселок и располагался. Собственно, Тошлок и означало — скалистый. И он полностью оправдывал свое наименование. Кругом поднимались горы, хотя имелись и признаки цивилизации: на нескольких крышах стояли солнечные батареи, кое-где виднелись параболические антенны спутникового телевидения. Слон многозначительно показал на них и поднял большой палец, как бы радуясь тому, что он предвидел продвижение прогресса в горный поселок.
Обстановка была спокойной: мальчик-пастушок на ослике гонит откуда-то небольшое стадо баранов, девочка сыплет зерно курам и уткам, несколько женщин в темной одежде несут в ведрах воду, еще несколько мальчишек загоняют обратно выбравшихся из загона коров. Несмотря на мирный вид поселка, меры предосторожности все равно приняли — оставили в засаде двух снайперов и резервный заслон для отсечения возможного преследования.
В кишлак вошли четверо: Слон, Филин, Скат и Ерш. Они спокойно шагали посередине улицы, не делая резких движений и положив руки на висящие на груди «М-16». Обычно так и ходят американские солдаты в условиях возможной необходимости быстрого открытия огня. Усики гранат тоже сведены, чтобы легче выдернуть кольцо. Они вроде бы не смотрели по сторонам, но на самом деле внимательно фиксировали все, что происходило вокруг. Бросалось в глаза, что некоторые дома окружены высокими глинобитными заборами, окна всех жилищ обращены к речке, очевидно, чтобы возможные осыпи с горы не попали внутрь. Слон и Филин знали, что и в крышах делают что-то типа форточки — если дом засыплет, то будет шанс вылезти. Хотя это иллюзорная надежда: каменный поток обычно сносит весь дом вместе с жильцами…
Громко крякали утки. Бойцы чувствовали известное напряжение, хотя, по полученной информации, жители здесь достаточно мирные, и с американцами у них не было никаких конфликтов. Но как знать, что изменилось после смены власти… Во всяком случае, каждый был готов к неожиданному выстрелу и тому, что за этим последует… Но никаких признаков враждебности не наблюдалось. Только дети с любопытством разглядывали чужаков, да обжигали любопытные взгляды из небольших окошек домов, мимо которых они проходили и многие из которых были похожи на птичьи гнезда.
Сопровождаемые глазами невидимых наблюдателей, бойцы прошли по длинной улице, миновали мечеть и кузницу и остановились возле чайханы, где от небольшого генератора работал телевизор, который увлеченно смотрели несколько бородатых мужчин. Несколько бородачей стояли снаружи, у открытых дверей, курили и разговаривали о чем-то своем. Они были в чалмах или паколи,[8] в длинных белых и синих рубахах с надетой поверх безрукавкой или курткой, на босых ногах грубые сандалии или резиновые сапоги. Мужчины не проявили никакого интереса к пришельцам и продолжали разговаривать, как будто американцы жили на другом конце Тошлока и частенько заглядывали в чайхану.
Филин поздоровался на дари, ему довольно дружелюбно ответили.
— Где Муатабар? — спросил он.
Мужчины показали на богатый дом из сырцового кирпича дальше по улице, и они отправились к нему. Это и оказался дукан.[9] На веранде они вытерли ноги о предусмотрительно положенную тряпицу и вошли внутрь, оказавшись в просторном зале, потолок в котором подпирали пять колонн из ошкуренных бревен. Седой мужчина с седой же бородой растапливал прессованным навозом нечто, похожее на камин, от чего в помещении сильно пахло разгорающимся коровником и дымом.
Филин снова поздоровался.
— Вы что, вернулись? — спросил седобородый, без особого удивления оглядывая чужаков. — Прошлая смена сказала, что вы вернетесь не скоро…
— Да, появились дела. Забыли кое-что. Ты и есть Муатабар?
— Я — Муатабар, — с достоинством подтвердил старик. Хотя по российским меркам его бы никто не посчитал стариком. Лет пятидесяти, крепкий, но лицо испещрено морщинами и имеет цвет обожженного кирпича — следствие постоянного воздействия солнца и жесткого ветра. — А кто вам меня назвал?
Скат подумал, что это какая-то ловушка, хитрая проверка, но Филин был к ней готов и как ни в чем не бывало ответил:
— Том. Помнишь Тома?
— Помню, — кивнул Муатабар. — Том хороший.
Комната, в которой они находились, была заставлена разными вещами. На полках и в шкафах лежали сигареты, меховые безрукавки, ботинки с шипами, чтобы ходить по скалам, ледорубы… У другой стены выставлены мобильные телефоны, магнитофоны, видеомагнитофоны, два телевизора и большой приемник «Шарп» с двумя откидывающимися крышками для аудиокассет. Когда-то это была очень редкая вещь — приемник, да еще и магнитофон. Причем двухкассетник, в котором можно копировать записи, с одной кассеты на другую, как было модно в то время. Были здесь и охотничьи ружья и винтовки, причем как очень старые, так и современные. Имелись и автоматы — и знаменитый «Томпсон», и «калашниковы», даже каким-то чудом оказавшийся тут английский «Стен» из Второй мировой войны.
— Нам нужен квадрокоптер, — сказал Филин, переходя на английский. Хотя старик неплохо знал этот язык, но пришлось долго объяснять и даже рисовать картинку.
Муатабар развел руками:
— Нету уже. Раньше был, теперь запретили.
— Кто запретил?
— Новая власть. Они многое запретили. И о том, что вы пришли, я должен им немедленно сообщить. У них в Шадиде сторожевой пост, это километра на три ниже. Они хотят, чтобы в каждом кишлаке создавались такие посты, чтобы везде были их люди. Но у нас пока никто не захотел к ним записаться.
— А сколько у вас жителей? — спросил Слон.
— Мужчин — сорок пять. Ну, женщин и детей я не считаю.
— А вы новую власть любите?
Муатабар дипломатично сделал неопределенный жест рукой.
— Пока нас не трогают, и мы их не трогаем. Но под них не пойдем! На всякий случай хотим обнести кишлак забором — так будет спокойней. Хотите чаю?
Принимать угощение в такой ситуации, с одной стороны, опасно, но с другой — чаепитие способствует укреплению взаимоотношений. Поэтому Слон со словами благодарности согласился. Они разулись, оставив рядом с берцами винтовки как знак доверия хозяину, но расстегнув кобуры «глоков», что, впрочем, доверия не нарушало. С застеленного циновками нижнего пола перешли на верхний, застеленный коврами, и расселись на стеганые одеяла вокруг дастархана: на белой скатерти Муатабар расставил вяленое мясо, свежий чурек, сыр, сметану, заварил крепкий чай — словом, проявил максимальное хлебосольство и уважение к гостям. Он даже предложил со скидкой купить сушеное мясо, сахар, перец и соль. Это необходимые, всегда нужные припасы.
— Обязательно купим, — кивнул Слон. — Но позже.
— А сколько это стоит? — Скат показал на «Шарп».
— Хорошая вещь, весь мир ловит. — Муатабар задумался. — А у вас что, своих нет?
— Да есть у нас свои. Пока здесь, хочу музыку слушать.
— А-а-а. В знак дружбы за сто пятьдесят долларов отдам.
Слон и Филин удивленно смотрели на подчиненного. Зачем ему нужен здоровенный мощный радиоприемник? Только Ерш скривился, он догадывался — зачем.
— Ладно, — сказал Скат. — Соберу денег — куплю.
Где он собирался собрать денег, не знали не только его начальники, но и он сам, потому что командировочные на покупку радиоприемников оперативно-боевой группе специального назначения не выдали. Впрочем, в таких местах очень распространен натуральный обмен, и особенно ценятся расходные материалы, которые нужно постоянно пополнять, — патроны. От взрывчатки здесь тоже не отказываются. А в их лагере лежало около двухсот килограммов тротила. Впрочем, торговать им никто не собирался.
— Зачем вам квадрокоптер? — спросил Муатабар, прихлебывая обжигающий, почти черный чай.
— Хотим поискать кое-что. Забыли мы тут одну железку. Надо ее забрать.
— Наверное, важная железка! — бросил острый взгляд Муатабар.
— Не для вас. Вам от нее никакого толку нет. А нам нужна. Но где она? Мы-то здесь не были, даже точного места не знаем, где искать! Вот и хотели посмотреть с высоты!
— Это плохо, что не знаете! — посочувствовал Муатабар. — У ваших большая свалка была возле пещеры — остатки еды, консервные банки, коробки всякие… До сих пор туда звери приходят, копаются, разносят то, что найдут. Даже если просто походите по горам — увидите мусор. А где мусор, там и жилье, там и железка ваша ненужная…
— А что у вас тут такое желтое ползает? — спросил Филин. — Мы видели, как он барана съел…
— Сангхур, — кивнул Муатабар. — Шайтан. Очень опасный. Лучше к нему близко не подходить — убьет. И не стреляйте в него — бесполезно, только хуже будет…
— Почему?
— В него несколько раз попадали, но он не мертвый. А кто стрелял — ни один не живой!
Староста отставил пиалу, озабоченно погладил бороду, помолчал и заговорил озабоченно:
— Они по-другому себя вести стали. Раньше прятались, их никто не видел. А сейчас днем выходят, скот крадут, даже в поселок заходят…
— А много их?
— Не знаю, они ж похожи. Двух одновременно видели, а сколько всего — никто не знает. Под землей живут…
Они допили чай. За это время у входа собралась толпа мужчин с автоматами. И хотя автоматы висели за спиной, это был тревожный признак.
— Муатабар, скажи им, что мы друзья. Мы будем дружить, как раньше дружили, — сказал Слон.
— Не бойтесь, — ответил староста. — У нас люди тихие, поэтому я не хочу, чтобы те, кто внизу, устраивали здесь свой пост. Я и про вас сообщать не стану, а то понаедут, да так и останутся. Вы долго тут будете?
— Неделю, наверное, — сказал Слон. — А сейчас мы пойдем. Если что надо — подходи. Мы недалеко, найдешь.
— Я знаю, где вы палатку поставили, — сказал Муатабар.
— Откуда? — удивился Слон.
— В Тошлоке все про всех в округе известно. Мы знаем, что вас одиннадцать, вы через «плоскогорье смерти» прошли. Значит, не на вертолете прилетели, а с парашютом спрыгнули… Только как вас забирать будут? На парашюте вниз лететь можно, вверх нельзя… Знаем, что за сангхуром барана доедали. Это плохо, за ним нельзя доедать!
— А что, отравиться можно?
— Да нет. Примета плохая. Если он дичь убил — это его дичь. А кто ее съел, тот хозяина обидел. Поэтому лучше с ним не ссориться…
— Ну, мы ж не знали!
— А он не знает, что вы не знали, — ответил Муатабар, усмехнувшись в свою бороду. — Так что не зевайте!
Распрощавшись, бойцы вышли наружу. Поздоровались с собравшимися мужчинами — тех было человек двенадцать, хотя автоматы имелись не у всех. Но настроены они были вроде бы миролюбиво. Слон предложил сигареты, несколько человек взяли по одной, но основная часть интереса к угощению не проявила. Тогда спокойным шагом группа направилась к выходу из поселка. Конечно, когда за твоей спиной десяток вооруженных мужчин и ты не знаешь, что у них в головах, идти не очень приятно. Но рассчитывали на принятые меры предосторожности и благоразумие местных жителей.
Впрочем, все обошлось благополучно. Они сняли с точек не понадобившихся снайперов, прошли скрытый заслон, и когда уже вышли к скалам, их догнали ребята из прикрытия.
— Все нормально, никто следом не шел, — доложил Рог. — Похоже, им до нас нет никакого дела…
— Ну и хорошо, — кивнул Слон. — Давайте ускоряться — скоро упадет ночь!
И действительно, когда они подходили к лагерю, уже стемнело. Костер не горел, и Слон похвалил ребят за то, что они соблюдают светомаскировку. Но смущали полная тишина и отсутствие всякого движения возле палатки… В душах опытных «кинжалистов» зашевелились нехорошие предчувствия, и последние сто метров они преодолели бегом, с оружием наготове. Но оружие не могло ничему помочь и ничего исправить. Бас и Звезда неподвижно лежали на холодном граните — один на спине, раскинув руки, второй ничком. Ранения на телах отсутствовали, но они были мертвы. В лучах фонарей никаких следов на скальном грунте обнаружить не удалось…
Неожиданно Джен пригласили участвовать в фотосессии для мужского журнала «Николай». Как сказал Вениамин, об этом договорился Домбровский.
— Илья Васильевич заранее готовит раскрутку, — пояснил он. — Со всех сторон. Ты будешь на обложках журналов, на радио и телевидении, на эстраде… Звезды зажигают очень быстро, когда этого хотят!
— А чего, собственно, хочет твой Илья Васильевич? — спросила Джен.
— Ну, он скорее ваш, чем мой! — улыбнулся Вениамин. — И хочет счастья для молодых, красивых и талантливых девушек!
— А для талантливых, но некрасивых? — с издевкой спросила Джен. — Или немолодых?
— О, поверьте мне, у таких таланта не бывает, — парировал Веня. — Во всяком случае, в нашей с ним практике такого не случалось!
В отличие от того, что она представляла, фотосессия оказалась довольно целомудренной. Половина проходила в студии, обставленной прожекторами и софитами: Джен снималась в разноцветных обтягивающих трико, ультрамини-купальниках, топлес… Когда дело дошло до обнаженки, то она куталась в полотенце, закрывала грудь скрещенными руками либо подтянутыми к подбородку коленями — по ее меркам, это не выходило за рамки приличия. Может, потому, что в «Сапфире» приходилось выступать и в куда более откровенном виде. К тому же там разгоряченные алкоголем мужики норовили схватить за руку или за ногу, погладить ягодицы или даже засунуть руку с купюрой в трусики гораздо глубже допустимого… Здесь же с ней обращались, как с хрупкой стеклянной статуей, фотографы и их ассистенты были уважительны и предельно предупредительны, как со звездой глянцевых обложек, и ей это очень нравилось.
Вторая часть фотосессии должна была сниматься в домашнем интерьере, и она пригласила съемочную группу в арендованную Галкину квартиру, которая в советские времена принадлежала крупному торговому руководителю. Просторная, богато обставленная, она напоминала дефицитную в прошлые времена шоколадную конфетку, и хотя за прошедшие десятилетия конфетка зачерствела, потрескалась и шоколад облупился, на фотографиях такие мелочи не отражаются, и все должно было выглядеть внушительно и пристойно.
Здесь она изображала не звезду, а обычную девушку за обыденными делами. Вот она чистит зубы перед зеркалом, в махровом халате, который Галка унесла из «Мариотта». Вот, босая, жарит яичницу на кухне. Вот сидит в наполненной пеной ванне и рассматривает свой педикюр…
Все шло хорошо до тех пор, пока не пришла Галка. Она была не в себе: размазанные глаза, слезы по щекам, убитый голос. Последний раз Джен слышала такой голос, когда Галка подумала, что потеряла бриллиантовое кольцо.
— Что случилось?! — бросилась она навстречу подруге, сделав знак, чтобы съемку прекратили.
Фотографы быстро сложили аппаратуру и мгновенно испарились.
— Сёмку арестовали! — ревела Галка.
— За что?
— Да ни за что! Схватили на улице, наручники надели и отвезли в отдел. А там у него нашли пистолет! Это я, дура, его подвела: он просил вчера, чтобы я его забрала и подержала дома…
«Еще этого не хватало», — подумала Джен, а вслух спросила:
— И что теперь?
— А теперь ему все что можно и нельзя пришьют! — убивалась Галка. — Я должна ему помочь! У тебя нет связей в ментовке?
— Да нет, откуда. Ты же знаешь все мои связи…
— Твой Женька наверняка с ними знаком… Да и этот, как его, Лешка…
— Что толку про них вспоминать? Они в командировке, к тому же мы с ними горшки побили…
— Как побили, так и склеим… Вернутся, может, все и наладится! Только мне некогда ждать: надо Сёмку вытаскивать!
— Ты ж никогда к нему неровно не дышала, что вдруг такая любовь вспыхнула?
— Раньше он на воле бегал, а теперь в клетке сидит. Кто ему поможет, если не я? Его стая, наоборот, еще и догрызть готова! Если он там задержится, так и все его деньги раздербанят, и машину заберут, и квартиру — короче, все! У них так принято…
Галка умылась, привела себя в порядок, набросила халат из «Арарат Парк Хаятта», с ногами забралась в кресло и выпила несколько рюмок коньяку одну за другой.
— Выпить хочешь, Женька? Здорово успокаивает! — предложила она.
— Не хочу. А что у тебя на шее? Засос?! И совсем свежий!
— Да так, ерунда, не обращай внимания! — обычным тоном ответила Галка, поправляя воротник. Видно, коньяк действительно хорошо ее успокоил. И, вздохнув, добавила: — Ладно, жрать-то все равно надо. Пойдем в «Якиторию», суши поедим.
Но собраться они не успели: раздался стук в дверь, и в квартиру вошли несколько человек в полицейской форме и штатском.
— У нас постановление на обыск, — сказал сухопарый майор, очевидно, старший не только по званию, но и по должности, доставая из папки лист с издали заметной жирной синей печатью. И распорядился: — Сержант, приведи понятых!
— А что вы собираетесь искать? — спросила Джен. — И вообще, что мы такого сделали?
— Это вы встречаетесь с Семеном Чурковым? — вопросом на вопрос ответил майор.
— Нет…
— Я встречаюсь, я! — на повышенных тонах завелась Галка. — Ну и что с этого?!
— Вот, у вас, как у связи лица, входящего в оргпреступную группировку, мы и произведем обыск. Так положено. Ознакомьтесь и распишитесь! — Он протянул бумагу с печатью. — Чурков вам оставлял что-нибудь на хранение?
— Что он мне может оставлять? — возмутилась Галка.
— Мало ли что. Оружие, деньги, валюту, наркотики. Что они обычно оставляют…
— Я не знаю, кто эти «они», — сказала Галка. — Семен — спортсмен, борец! Откуда у него оружие и наркотики?
— Ладно, посмотрим, — кивнул майор и коротко проинструктировал двух теток из квартиры напротив о правах и обязанностях понятых.
— Это просто позор для нас всех! — всплеснула руками грузная тетка с лицом сплетницы. — У нас же элитный дом! Здесь никогда такого не было! И вот, докатились!
Она бросила испепеляющий взгляд на ошарашенных девушек. В ответ Галка показала ей средний палец с длинным, траурно наманикюренным ногтем.
Обыск длился два часа. Полицейские перевернули все вверх дном, соседки наблюдали с жадным любопытством, ожидая обещанных криминальных находок. Но ничего запретного отыскать не удалось, о чем и был составлен протокол, который подписали участники следственного действия и понятые. Вид у них был разочарованный и, судя по недовольно поджатым губам, ясно было: первое, что они сделают, выйдя из квартиры, сообщат хозяйке — тете Кларе — о чрезвычайном для всего дома происшествии. А первое, что сделает «опозоренная» тетя Клара, — выставит их вон. И снова придется искать квартиру… Впрочем, с посадкой Сёмки, который оплачивал дряхлеющий «Эрмитаж», вопрос о поисках квартиры снова поднимался во весь свой немалый рост. Куда ни кинь — везде клин! Ужастики, ужастики, ужастики…
Замаскированный пульт управления пытались найти по-разному. Поиски из космоса результатов не принесли: спутники генерала Плющеева зондировали район магнитометрами, сканерами радиосигналов и электричества, в надежде, что аппаратура в бункере хотя бы периодически подает какие-нибудь признаки жизни. Но надежды не оправдались: стрелки датчиков стояли на нуле. Поэтому пришлось отказаться от аппаратных методов и прибегнуть к использованию органов чувств, которое в отчетах именовалось с научной многозначительностью: пешие обходы с органолептической фиксацией окружающей обстановки… Но даже испытанные и многократно проверенные зрение, слух и обоняние не помогали — кроме голых скал, осыпей, валунов и тропинок, они ничего не видели; кроме звука падающих камней и треска лопающихся скал, ничего не слышали, обоняние вообще не улавливало никаких запахов, а в связи с этим гладить и пробовать на вкус что-либо не было ни возможности, ни желания, ни необходимости. Время шло, а отыскать спрятанный бункер не удавалось.
Они проводили в горах целые дни, оставляя в лагере усиленный караул из двух человек. Впрочем, печальный опыт предыдущего усиленного караула не прибавлял оптимизма парным нарядам. Убитых — а, несмотря на отсутствие любого внешнего воздействия, Звезду и Баса считали убитыми — похоронили в небольшой пещере, вход в которую завалили камнями, чтобы зверье не осквернило импровизированный склеп. Их застали врасплох, ни один не успел схватиться за оружие, даже висящих под рукой ножей не вытащили… Это происшествие могло бы считаться сверхъестественным, если бы не сведения о сангхуре, в которые они вначале не верили. Оказывается, зря!
Деятельность «Кинжала» базировалась на трех основных принципах:
1. Безусловно, любой ценой, выполнить боевое задание.
2. Не оставлять без возмездия предательство.
3. Отомстить за убитых товарищей.
Исходя из перечисленных императивов, сангхур должен быть выслежен и уничтожен. Но дело в том, что эта тварь не укладывалась в сферу материального мира и привычного мировоззрения. Если бы ее не увидели, что само по себе являлось редкой случайностью, а не нормой, то винить в смерти Звезды и Баса можно было кого угодно, вплоть до духов скал, обиженных отсутствием внимания и жертвоприношений… Следов сангхура поблизости не оказалось, может, потому что вокруг лагеря мягкой почвы не было — только камни, на которых следы, естественно, не остаются… Правда, на каждом шагу имелись расщелины, гроты, какие-то дыры, напоминающие норы… Но если взрывать каждую, то придется стереть с лица земли Гиндукушский хребет, а такая задача не входила в число основных и потому была невыполнимой.
Так прошло пять дней. Вечерами неудачливые поисковики еле добирались до палатки и рано ложились спать, охрана несла службу, приготовив на всякий случай гранаты. Все-таки, каким бы жизнестойким ни был этот сангхур, может быть, он и проглотит несколько пуль, но перенести взрыв гранаты не способно ни одно живое существо. Впрочем, и гранаты не успокаивали: пример Звезды и Баса показал — даже если бы у них имелся огнемет, они все равно бы не смогли им воспользоваться, потому что не почувствовали опасности и были захвачены врасплох!
Тревожные ночи пролетали быстро, не давая отдохновения, на следующий день вновь с раннего утра начиналась работа, и к вечеру опять заканчивалась безрезультатно. Консервы подходили к концу, надо было добывать пищу. Иногда они видели на скалах муфлона или архара, Бобер предлагал привинтить ПБС[10] к одной из винтовок и подстрелить себе обед… Но, во-первых, глушитель с обязательным низкоскоростным патроном никак не способствует точности стрельбы и на трехстах-пятистах метрах вряд ли обеспечит попадание в цель; во-вторых, подстрелить дичь мало — надо ее потом найти между миллионами тонн камней, а может, придется еще и вытаскивать из расщелины или ущелья… Вдобавок ко всему даже приглушенный выстрел и ударная волна от пули могут вызвать камнепад или лавину…
Поэтому, по распоряжению командира, Скат и Ерш сходили в Тошлок, где купили свежее мясо, лепешки, и обещанные Муатабаром специи. Расплачиваться пришлось патронами, хотя это противоречило правилам. Но правила — правилами, а мясо — мясом. Правилами сыт не будешь, а из хорошей баранины можно сварить замечательную сытную шурпу. Так что патроны помогали разрешить противоречие между должным и сущим, причем, как почти всегда, в пользу сущего.
Прошла неделя. У бойцов стало падать настроение. Похоже было, что они ищут иголку в стоге сена. Правда, кое-что они все-таки нашли, например искусственную тропу, которая проходила по отвесной скальной стене через ущелье и даже на вид производила ужасное впечатление. Деревяшки и хворост были вбиты в расщелины скалы и засыпаны землей — вот и вся тропа: узкая — двоим не разойтись, она нависала над речкой, бегущей в полусотне метров внизу. Но, судя по следам на ней, здесь проходили не только люди, но даже ослики. Однажды нашли рукавицу американского военного образца. Несколько раз попадались гильзы от «М-16». Но ничего более полезного либо информативного не попадалось.
Несмотря на преследующие их неудачи и постоянную усталость, Скат каждый вечер, втягивая воздух, как спущенная с поводка борзая, ходил вокруг лагеря в поисках сангхура.
— Брось ты это дело, Женя, — дружески сказал Филин. — Лучше отдыхай, завтра опять надо основную задачу выполнять!
— У нас все задачи основные, — процедил Скат. — Вначале третье правило не выполним, потом второе, а потом и на первое забить можно… Это с верха лестницы трудно прыгнуть, а если со ступеньки на ступеньку, так незаметно и спустишься до самого низа! А у нас и со вторым правилом затык!
Слон и Филин переглянулись. Предатель Оса действительно ускользнул от возмездия… Так что они действительно подобрались вплотную к первому принципу!
Уже заметно холодало, дул пронзительный ветер, в воздухе закрутилась легкая снежная пороша. Через пару недель наступит настоящая горная зима, которую неподготовленные люди без специального оборудования пережить не смогут…
В Дубае тридцать три градуса, яркое солнце бликует в голубой воде бассейна и отражается в остеклениях сразу двух стоящих по соседству и когда-то самых знаменитых отелей города. «Джумейра» выстроена в форме морской волны и расположена как раз напротив «Бурдж Аль Араба», который будто скопирован с надутого ветром грота огромной и супершикарной яхты. Богатые русские туристы, не запоминающие каверзные иностранные наименования, ориентируются на форму и называют их ясно и понятно: «Волна» и «Парус». Они же придумали мудрую, а главное, полностью оправданную поговорку: «Лучше жить в „Волне“ и смотреть на „Парус“, чем жить в „Парусе“ и смотреть на „Волну“». Действительно, «Бурдж Аль Араб» гораздо красивее, а «Джумейра», как принято говорить в последнее время, значительно бюджетнее даже для толстосумов, которые еще не достигли уровня внимания журнала «Форбс».
Господин Драган Хостич, хотя и имел паспорт Черногории, знал перечисленные незамысловатые хитрости, хорошо понимал русский язык, но скрывал это и не говорил на нем, обходясь несколькими фразами по-сербски и английским, так как по придуманной для себя легенде почти всю жизнь прожил в Англии. Впрочем, при практическом отсутствии контактов это не играло роли. Тем более что среди обслуги были представители разных народов, носители разных языков, что значительно облегчало жизнь постояльцев.
Черногорец одиноко сидел в шезлонге у бассейна «Джумейры», любуясь купающимися девушками в рискованно-смелых купальниках и уникальной архитектурой «Паруса». Хотя, точнее, не любовался, а просто смотрел. Он вообще не расслаблялся, как все остальные вокруг: держался подальше от женщин, да и от мужчин тоже, избегал знакомств, не ходил в фитнес-зал, бар и казино, не участвовал в развлекательных мероприятиях по вечерам. Даже у бассейна он никогда не заказывал коктейлей, хотя очень приятно, искупавшись в прохладной воде, выпить стаканчик-другой «мохито» на жарком солнце. Благо, строгие нравы арабской страны, касающиеся женской одежды и спиртного, на территории пятизвездных отелей, как правило, не действовали.
Драган был высок, статен, мускулист. На него обращали внимание и солидные семейные дамы, и молодые девушки, которые отдыхали здесь в одиночестве либо приезжали работать по линии первой древнейшей профессии. Он, конечно, хотел бы отдохнуть и снять накопившееся напряжение, но обнаружил, что не может этого сделать. Потому что в каждом принесенном коктейле подозревал наличие дополнительного ингредиента в виде капли цианистого калия или его аналога. В девушке, которая улыбнулась невзначай и игриво махнула рукой, как бы приглашая искупаться вместе, он видел «медовую ловушку», да еще и с отравленным медом. В мужчинах, играющих в карты или собирающихся на рыбалку, угадывал подставу — среди них вполне мог находиться «Гончий».
Получается, что, приехав сюда через несколько стран, меняя по пути паспорта и избавляясь от примет прошлой жизни, расслабиться он все равно не может. Больше того, пришла мысль, что так будет продолжаться до самого конца. Потому что он всегда был настроен на близкую смерть. Вначале — при выполнении специальных заданий особой сложности и с запредельным риском. Впоследствии, на втором этапе своей жизни, он уже боялся мести за то, что сделал. И теперь, когда начал третью жизнь, оказалось, что спокойствие все равно не пришло. Это было еще одно неприятное открытие из тех, что он сделал за последнее время. Оказалось, что покой нельзя купить за деньги. И даже за доброе дело, которое, казалось бы, должно было уравновесить совершенное предательство.
Оказалось, что обеспечить себе безопасность тоже очень трудно, даже человеку, который ряд лет профессионально разрушал чью-то неуязвимость, а потом столь же профессионально обеспечивал чью-то защищенность. Он не знал закона сохранения материи, но интуитивно понимал закон обеспечения безопасности: убывая в одном месте, она добавляется в другом, и наоборот! Он знал, как уходить от преследования. Можно поменять внешность, окружение, привычки, документы. Можно отказаться от кредитных карточек, сим-карт телефонов, можно вообще не прибегать к электронным гаджетам либо очень краткое время использовать и уничтожать новые. И он сделал все это. Но беда в том, что «Гончие» — такие же, как он, они тоже хорошо знают, как человек путает свои следы. И они умеют эти следы распутывать.
До недавнего времени его успокаивала мысль, что о нем ничего неизвестно. А раз так, значит, некому идти по следу. Но теперь положение изменилось. Про него узнали. И больше того — получили изображение его нового облика. Он так старательно избегал общих фотографий, даже без привязки к новой фамилии. А теперь его назвали и показали всей Москве. А это совсем другое дело!
К нему подошел служащий бассейновой зоны — молоденький малаец в белых шортах и футболке с эмблемой отеля, протянул тарелку с нарезанными тонкими кружочками свежими огурцами. Они нужны для того, чтобы наложить на глаза и загорать. Это не только приятно, но и полезно: с одной стороны, животворящий огуречный сок напитывает кожу век и убирает отечность под глазами, а с другой — солнце получает возможность равномерно, без теней от темных очков, окрасить загаром лицо. Он покачал головой. В принципе, огурцы достаточно безвредные овощи. Но когда он закроет глаза, тот же улыбчивый малаец может ширнуть его в сердце длинным тонким шилом… К тому же полезный огурец можно намазать чем-то совсем не полезным и мигом отправить его туда, куда он еще не собирался.
Он даже в ресторане всегда брал еду так, чтобы у повара не было точной уверенности, что это блюдо именно для него. Конечно, на обеде можно было все равно подстроить какую-нибудь подлость. Но если быть окончательно последовательным, то ему не следовало есть вообще нигде. И не следовало пить. И не следовало дышать воздухом. И не заниматься любовью с женщинами. И с мужчинами, кстати, тоже, хотя он не имел таких наклонностей. И не делать еще много того, из чего, собственно, и складывается человеческая жизнь. А если ничего перечисленного не делать, то это уже и не жизнь вовсе, а просто существование. И неужели ради этого он бежал из заслона? Нет, насквозь пропитанное подозрениями, опасениями и страхами прозябание не стоило выигрыша ценой предательства!
Он подумал, что если бы сам не заковал себя в сковывающую по рукам и ногам, сжимающую грудь броню страхов, мешающую ходить, бегать, дышать и к тому же не дающую стопроцентных гарантий, а взял с собой Виолетту или даже бесшабашную Галку, — ведь девчонок трудно заподозрить, что они как-то связаны с «Гончими», — то отдых был бы гораздо веселей и счастливей, а жизнь, как ей и полагается, заиграла бы яркими красками… Да и в смысле безопасности это было бы надежней, потому что влюбленная пара привлекает меньше внимания, чем угрюмый, сторонящийся людей и избегающий развлечений одиночка. Можно было прекрасно отдохнуть пару недель, расслабиться, поводить красотку по шикарным бутикам, коих здесь бесчисленное множество, наслаждаясь не только ее телом, но и искренней радостью от ерунды, а потом утопить во время очередного совместного купания. Но он уже не хотел никого топить, особенно женщин, а раз так, то недолгое счастье завершилось бы неминуемой гибелью…
Малаец с огурцами уже обходил другие шезлонги, но к Драгану подошел сотрудник рецепции с бейджиком «Ахмед». В темном костюме, в белой рубашке с галстуком он довольно нелепо выглядел среди почти обнаженных тел бассейновой вольницы. Он произнес довольно длинную фразу по-сербски, Драган ответил, что лучше говорить по-английски. Ахмед сказал еще несколько фраз, но, не получив ответа, извинился и ушел. Случайность или нет?! Он подумал, что нет. Если бы это была случайность, то тогда Ахмед позвал бы своего коллегу, владеющего английским. А так похоже, что кто-то подослал его проверить, насколько черногорец Драган Хостич говорит по-сербски. В его личном деле написано, что сербским он практически не владеет. Если это была проверка, то сейчас «Гончие» убедились в том, что вышли на правильный след…
Хотелось принять контрмеры: что-нибудь сделать, куда-то пойти, что-то проверить. Но он знал, что суетиться в такие моменты нельзя, потому что можно совершить глупость, или даже не просто глупость, а роковую ошибку.
— Мистер Хостич, — раздалось слева на английском, он повернул голову.
Да, действительно, Ахмед прислал своего коллегу, знающего язык. Значит, все в порядке. А может, и нет, может, они просто усыпляют его бдительность…
— Что вам угодно?
— Вам звонили по телефону, я перевел звонок в номер, на автоответчик, для воспроизведения надо будет нажать мигающую красную кнопку…
— А кто звонил? — насторожился Драган.
— Не знаю, какая-то женщина, — пожал плечами служащий.
— Хорошо, спасибо.
Служитель ушел. Драган проводил его внимательным взглядом. Он не знал в Дубае, да и в других Объединенных эмиратах, ни одной женщины, и ни одна женщина здесь не знала его. Вообще ни один человек из его старых связей не мог ему позвонить. Слишком запутанным был след. Как у зайца, который петляет, пытаясь обмануть преследующую лису или волка. Прыгает в сторону, бежит обратно, крутится на одном месте… Но, как правило, его это не спасает…
Шезлонги вокруг пустели, народ расходился — пора переодеваться к обеду. По мысли тех, кто расшевелил его и заставил действовать, это было как раз то самое время, которым он должен воспользоваться — пойти в номер, одеться, взять самое необходимое и, оставив все остальное, немедленно покинуть «Джумейру». Наверняка в номере его и ждут… Только все это напрасно! Потому что он умней и предусмотрительней «Гончих» и тех, кто ими командует. Ему не надо заходить в номер!
На площадку важно вышел Маленький Мук — чернокожий карлик в белой чалме с муляжом драгоценного камня во лбу, желтой рубахе, широких синих шароварах и золотых туфлях с острыми загнутыми носами. Он улыбнулся Драгану и скорчил уморительную гримасу. Тот улыбнулся в ответ. Маленького Мука держали для того, чтобы веселить гостей. Для вида он вроде бы входил в обслугу: то кормил гуляющих по территории павлинов, то разносил коктейли или влажные прохладные полотенца, то мыл кафель вокруг бассейна. Но все выходило нелепо и смешно — то за ним погонится павлин и клюнет в зад, то он поскользнется и грохнется на пол, то свалится в бассейн… Все хохотали до слез! Получалось, что порученные дела он не выполнял, но его не увольняли, значит, его настоящая работа и состояла в том, чтобы вызывать смех! Он смеялся вместе со всеми, но делал это с принуждением, которое Драган, один из немногих, а может, и единственный, разглядел на маленьком детском личике… Он даже испытал к несчастному карлику что-то похожее на жалость. Может, потому что тот был единственным, от кого не исходила угроза, ощущаемая Драганом от всех остальных…
Сейчас Маленький Мук вынес триммер для стрижки травы и безуспешно пытался включить его в розетку на низеньком столбике возле клумбы. Причем делал он это не для того, чтобы развеселить единственного зрителя: у него просто не получалась простейшая процедура, как, наверное, не получались и все остальные, вызывающие смех у гостей… Это действительно трагедия, когда деньги платят не за умелую клоунаду, а за природную несуразность и неприспособленность к жизни… Но, в конце концов, это его проблемы, и тот, кого сейчас звали Драганом Хостичем, не должен над ними задумываться…
В отличие от того, что думали манипулирующие им «Гончие», в номере у него не было необходимых вещей. Он никогда не ходил к бассейну в шортах или махровом халате: белые джинсы, белая шведка и белые кожаные сандалии образовывали вполне респектабельный наряд, в котором можно не только выйти к бассейну, но и появиться почти в любом месте Эмиратов, за исключением, может быть, дворцов шейхов. Эти вещи он, отходя, безбоязненно оставлял на столике возле шезлонга: украсть скромную одежду не могли, и не потому, что на арабском Востоке за кражу отрубают руку, а потому, что это просто не приходит никому в голову.
Поэтому и электронный ключ, вшитый в джинсовый шов, находился в полной сохранности. А в открываемой этим ключом банковской ячейке и находилось все необходимое: деньги, документы, карточки… Вот почему в номер он мог не возвращаться: просто одеться, расслабленно пройтись по территории и выйти через один из восьми гостевых, служебных и погрузочных выходов на улицу — вряд ли они следят за каждым его шагом. Хотя сейчас не исключено наблюдение, и поведение его должно быть совершенно естественным… А что естественно для человека, жарившегося на солнце, перед тем, как уйти? Конечно, искупаться!
Он пружинисто вскочил, огляделся, но наблюдателей не заметил, хотя это ни о чем не говорило. Маленький Мук включил, наконец, свою машинку и ровнял траву на цветочной клумбе; зная его неуклюжесть, можно было с уверенностью предположить, что, скорей всего, он сострижет не траву, а цветы…
Драган нырнул и быстро поплыл. Голубая вода приятно охладила раскаленное тело и будто бы расставила буквы в кроссворде. В конце концов, звонить ему могла работница экскурсионного бюро, чтобы предложить поездку к океану, в Иорданию, или подъем на «Бурдж Халифу»… Могла посоветовать взять напрокат машину… Да мало ли что еще? Совершенно безобидная причина! А больше у него и нет никаких оснований для подозрений… Зачем же срываться с места и бежать от своих страхов, порождаемых неспокойной совестью? Ведь все равно от себя не убежишь!
Так, может, спокойно отправиться в ресторан, взять прекрасный шиш-кебаб с хумусом и соленым лимоном, выпить плотного красного вина, лечь поспать, а вечером проснуться другим человеком, без страхов, мании преследования и угрызений совести? И начать новую жизнь, сверкающую всеми цветами радуги…
Вторая идея ему нравилась больше, не нравилось только одно: это был выбор слабого человека, который любит объяснять, почему делать что-то — ненужно и бесполезно, а не делать — правильно и хорошо! Но судьба слабых печальна, к тому же Драган Хостич, носивший много имен и даже имевший когда-то грозный позывной Оса, никогда слабым не был! Поэтому сейчас он выйдет из бассейна, оботрется свежим полотенцем, оденется и исчезнет из «Джумейры», из ОАЭ и вообще из этого полушария. Даже если оснований для побега нет, все равно он выбирает путь сильных: «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» — как говорят на его настоящей родине… На другие языки этот специфический словесный оборот перевести трудно, приходится его «приглаживать», объясняя, что он означает: лучше сделать необязательное, чем не сделать обязательного! И то не все поймут с первого, а может, и со второго раза…
Он уже взялся за поручень, когда увидел Маленького Мука, который, гримасничая, подбегал к бассейну, держа в руках свой триммер, за которым тянулся длинный тонкий шнур… Неужели это и есть его очередная клоунада? Но он никогда не смешит единственного зрителя!
Карлик швырнул машинку в воду и, развернувшись, побежал прочь. Он не видел, как произошло замыкание и из розетки на столбике вырвалось пламя, как зашипела, вспениваясь, вода, как выгибалось под разрядами тока тренированное тело Драгана Хостича и, изломанное, пошло ко дну… Да этого и никто не видел, но отключение света на прилегающей к бассейну территории заметили многие. Хотя происшествие было быстро устранено и не причинило особых неудобств.
С трех до шести ночи или, на языке римских легионеров, «четвертая стража», — самое опасное время для часовых. Именно тогда лазутчики обычно резали глотки охраняющим лагерь стражникам, и материализовавшаяся из мрака вражеская орда с пугающими криками и звоном мечей делала свое кровавое дело. И объяснялось это не тактикой войны, а несовершенной физиологией homo sapiens, чье мягкое тело обороняли щиты и доспехи, отсутствие когтей и клыков компенсировали копья и мечи, а вот для внутреннего, психофизиологического устройства личности никакой защиты и поддержки не придумано, потому в предутренние часы на организм с особой силой наваливается усталость, и смыкает веки коварная, смертельная сонливость…
Древний Рим канул в Лету, но доспехов для нервной системы человека до сих пор не придумано, и «четвертая стража», про которую рассказывают в курсах тактико-специальной подготовки специализированных учебных заведений, по-прежнему остается самым трудным и критическим моментом караульной службы. Это хорошо знают современные офицеры, а тем более бойцы подразделений специального назначения, которых учат «снимать» часовых именно в предутренние часы.
И Скат, заступивший караулить в «четвертую стражу», был прекрасно осведомлен об опасности этого времени суток как для вражеских часовых, которых ему приходилось «снимать» не один раз, так и для самого себя. Вдобавок ко всему охранять ночевку от сангхура было делом, как показала практика, безнадежным. Потому что опытные и хорошо подготовленные Звезда и Бас погибли, даже не успев достать оружия. Значит, оранжевая тварь подкрадывается бесшумно и незаметно, а убивает быстро и эффективно. Как можно противостоять такому врагу?
Они попытались ограждать лагерь системой сигнализации «Тревога-ЗМ»: вдоль охраняемого периметра натягивается проволока, и неосторожное движение подкрадывающегося противника вызывает громкий хлопок и запуск осветительной ракеты, превращающей ночь в белый солнечный день. Но, по условиям нахождения в чужой стране, применять столь явно демаскирующее группу средство было нельзя. Поэтому из ракет вытащили фосфор и оставили только вышибной заряд, способный резким звуком спугнуть пришельца и поднять личный состав.
Но с того момента, как они установили сигнальную систему, никто не нарушал периметр. С учетом того, что раньше сангхур оставлял множество следов вокруг палатки, можно было предположить, что он чувствует проволоку и понимает, что она таит в себе опасность. Но Скат был готов к схватке с невидимым врагом. Он расстегнул ремешок «глока» с досланным в ствол патроном и кармашек на груди жилета-разгрузки, в котором лежала граната, пристегнутая к вытяжной тесемке кольцом, «усики» которого были предусмотрительно сведены. Так что при резком рывке кольцо вырвется и останется только бросить смертоносный шар в цель. Но пока повода для этого не было.
Скат ходил вокруг палатки, стараясь ступать бесшумно, хотя понимал, что сангхур ориентируется не на звуки, а как-то по-другому воспринимает окружающий мир — может, по тепловому излучению, как змея, или по электрическим импульсам, испускаемым организмом… Во всяком случае, на инструктажах им говорили, что у него нет глаз. Но, тем не менее, он ориентируется на местности, видит врагов или добычу и успешно убивает их на расстоянии. Чем? Ядом, электрическим разрядом или чем-то еще? Скату и одно, и другое объяснение казалось невероятным. В конце концов, яд надо распылять под давлением, а для этого нужен насос. Какие органы живого существа могут такой насос заменить?
То же касалось и электричества. Да, электрические скаты природе известны. Но, сам Скат, который носил псевдоним, заимствованный у этого полуживотного-полурыбы, знал, что у его «тезок» электрический разряд хотя и достигает 220 вольт, но гораздо большую опасность представляет находящийся в хвосте отравленный шип. Во всяком случае, известно много историй, когда человек погибал именно от удара таким шипом. Да он и сам получил ранение шипом, от которого с трудом оправился. Но про то, чтобы кто-то погиб от разряда электрического ската, никто никогда не слышал. Хотя это ни о чем не говорило, тем более что в морских глубинах водятся скаты, достигающие десятиметрового размера и веса в десять тонн! Каким разрядом может шарахнуть такое чудовище?
А каким электрическим потенциалом может обладать сангхур? Немалым, если на расстоянии сразил двух крепких мужчин! И, наверное, этот заряд не так быстро восстанавливается… Тогда понятно, почему он напал на ребят только через несколько дней после убийства муфлона! И почему не появлялся после того, как расправился с ними… Но теперь он должен был накопить смертоносную мощность!
Впрочем, в «Кинжале» никто не был силен в построении версий, рассуждениях, предположениях и догадках. Бойцы были нацелены на решение конкретной задачи и всегда добивались выполнения своего задания. Поэтому и Скат не задумывался над тем, что выходило за пределы практической стороны вопроса. Ему надо было защитить товарищей от нападения опасного монстра. И, желательно, защититься самому.
Мелкая снежная пыль засыпала все вокруг. И хотя сейчас снежок прекратился, но это был предвестник будущего большого снега. Он сделает непроходимыми горные дороги, закроет перевалы и, по существу, лишит группу обратного выхода из зоны своей работы. Тогда и встанет во весь рост проблема негарантированного возвращения…
И вдруг он услышал что-то похожее то ли на шорох, то ли на скрип. Как будто протащили тяжелый мешок по снежной пороше. Неужели сангхур оказался легок на помине? Он еще не успел додумать эту мысль, как в руке у него уже оказался нацеленный в темноту пистолет. Но тут же вспомнил наставления Муатабара о том, что «шайтана» не берут пули. Скорей всего, неуязвимость сангхура объясняется внутренним устройством — попробуй убить гигантскую гусеницу, проколов ее иголкой: если не попадешь в какие-то нервные узлы, то она так и будет ползти себе дальше. Скорее всего, пули просто пронизывают студнеобразное тело сангхура насквозь, не причиняя ему вреда. А какие точки его организма являются смертельными и где они располагаются — этого никто не знал.
Скат вернул «глок» в кобуру, приготовил гранату и осторожно обошел палатку, двигаясь в сторону действительного или послышавшегося ему звука. Видно в темноте ничего не было. Обычно он мог рассмотреть во мраке движение, но тут горная чернота была непроницаемой, никаких шевелений в ней не наблюдалось. Он включил фонарь, обшарил лучом землю… Вот оно! На снежной пороше выделялся такой же след, который они несколько раз наблюдали на песке «плоскогорья смерти». Он приближался почти вплотную к сигнальной проволоке, а потом разворачивался и уходил обратно в темноту.
Часовой не должен покидать свой пост ни при каких обстоятельствах. Но здесь, кроме сангхура, у них не было врагов. Во всяком случае, в данный момент и в данном месте. И невозможно предположить, что, если какие-то враги все же присутствуют, то они научили оранжевое чудовище отвлечь на себя внимание. Поэтому он зажал в левой руке «глок» и фонарь, в правой сжал гранату — и переступил через сигнальную проволоку. Надо сказать, что этим шагом он вышел за пределы действия уставов и приказов, перейдя в юрисдикцию военного суда. Но сейчас он об этом не думал.
Отставив руку с фонарем, как будто ожидал выстрела на свет, он двинулся по следу, который на тонком слое снега мало отличался от того, который оставался в пыли. Может быть, кое-где он был более четким, а кое-где менее различимым, но также был похож на отпечаток протектора с поперечным рисунком…
Скат прошел метров сорок, беспокойство за брошенный лагерь заставляло его повернуть назад, и он уже собирался это сделать, но увидел, что след свернул к расщелине под скалой, которая напоминала нору какого-то животного. Впрочем, таких расщелин, похожих на норы, здесь было много. Но ни к одной из них не вели следы сангхура.
Осторожно, стараясь не попадать в поле зрения того, кто, возможно, наблюдает из зловещей черноты за подходами к норе, он осторожно подобрался поближе и, сделав над собой усилие, направил яркий луч в расщелину. Вначале ему показалось, что внутри никого нет, но вдруг разобрал какое-то шевеление — и отпрянул назад. В расщелине кто-то двигался, и луч фонаря, очевидно, его раздражал…
Скат увидел вдруг стремительно выдвигающееся из норы округлое вытянутое тело, напоминающее поршень шприца в момент укола. Этот «поршень» приближался, надвигаясь на него и ослабляя волю, нервы и мускулы. Тело словно стало ватным. Похоже, что ему действительно вводили какое-то лекарство. Или яд. Правда, вместо иглы он видел какой-то круг, который надвигался, как выскакивающий из туннеля метро поезд. Только вместо остекленной кабины машиниста была черная пустота, но когда свет фонаря сфокусировался, он понял, что это огромная открытая пасть, в которой по окружности расположены несколько рядов крупных и мелких зубов. Это было ужасное зрелище, способное парализовать волю любого неподготовленного человека.
Но в отряде «Кинжал» все бойцы имели хорошую подготовку, а Скат являлся одним из лучших. Его умения и навыки были закреплены на уровне инстинктов, поэтому он рванул гранату, кольцо осталось на вытяжной тесемке и звякнуло по висящим на поясе ножнам. А он аккуратно, как при игре в боулинг, не то бросил снизу, не то закатил гранату прямо в раскрытую пасть. Во всяком случае, он надеялся, что она туда попала, но особо над этим не размышлял, а бросился бежать, ибо в распоряжении у него было три с половиной — четыре секунды, пока горит запал. Он уже знал, как определять это время, и поэтому упал за мгновение до того, как сзади раздался взрыв. Горячая ударная волна рванула комбинезон, но не причинила вреда, только на миг сильней прижала к холодному, присыпанному снегом скальному пласту, словно утюгом прогладила, да и разлетающиеся веером осколки свистнули выше, не задев, — куски железа не умели «стричь» землю…
Что-то хлестко шлепнулось рядом, обдав мокрыми брызгами. Он вскочил и в свете фонаря увидел большой обрывок оранжевой шкуры, покрытой жестким ворсом и даже сохранившей часть черного «протектора». На ней подрагивал студнеобразный кусок плоти светло-желтого цвета… Но подробно рассматривать результаты своей работы не было времени. Скат бросился назад с криками: «Свои, все в порядке! Это я!». Потому что из палатки уже выскакивали товарищи с оружием наизготовку, которые вполне могли его застрелить, не взяв в расчет победу над самым таинственным, опасным и страшным существом на земном шаре.
— По возвращении десять суток ареста! — рявкнул разъяренный Слон, и это была единственная похвала, которую он получил.
«Кинжалисты» так и не смогли рассмотреть оранжевого монстра: его высунувшуюся из норы часть разорвало на куски, а то, что осталось в расщелине, командир запретил трогать во избежание потерь — кто знает, чем может закончиться контакт даже с мертвым сангхуром… По приблизительным оценкам, он имел около полуметра в диаметре и два с лишним метра в длину. По приказу Слона разбросанные куски собрали лопатами, забросили в нору, а вход засыпали камнями.
Конечно, интересно было бы разобраться, как он передвигается, как бесшумно приближается к добыче и чем ее убивает… Слон рассказал, что инструктировавший их биолог просил взять его с собой, уж он бы изучил эту тварь досконально, но у них были совершенно иные задачи. Правда, первоначально Скат хотел отыскать и забрать на память хоть один зуб таинственного чудовища, но на глаза ему такой «сувенир» не попался, и когда горячка прошла, он этому порадовался…
— Ты знаешь, сколько я мучилась с этой передачей? — жаловалась Галка. Она лежала на узкой неубранной кровати и курила. Из окна открывался вид на стройку, в комнату врывались монотонные удары, которыми забивали сваи. Табачный дым перебивал доносящиеся через вентиляцию запахи дешевой еды.
— Сигареты нужно порезать на две части каждую и высыпать в прозрачный пакет. И так со всем: сахар, чай — распаковать и в полиэтилен; колбасу, сало порезать — и в прозрачный пакет. Все отдельно, все проверяют. Могут нарезанную колбасу иголкой прокалывать — чтобы записки внутри не было! Представляешь, какой маразм! Да Сёмка мне по телефону звонит! А они, как в прошлом веке, записки ищут! Что захотят — пропустят, что не захотят — завернут обратно! И очереди, унижения, вонь… Не знаю, я такого долго не выдержу…
— Ну, никто тебе не виноват, — сказала Джен. Она сидела на кровати у противоположной стены и смотрела, как кран переносит очередную панель. — Ты сколько лет с Сёмкой воловодилась? И все у вас было ровно и спокойно. А сейчас вдруг любовь неземная вспыхнула. Не знаю только, насколько тебя хватит. Пока что у нас из-за твоей любви обыски делают, из квартиры выгоняют, сколько можно? Живем сейчас опять в какой-то трущобе! — Она обвела рукой вокруг.
— Что поделать? — сказала Галка. — Жизнь так повернулась. Знаешь же, она как зебра — черная полоса, потом опять белая, потом опять черная.
— Да, только говорят, что иногда попадаешь не поперек этих полос, а вдоль. Зашел на черную, и она не кончается — все время у тебя чернота под ногами…
— Ладно, хватит попусту базарить, — отрезала Галка. — Черная, белая! И синяя бывает, и сиреневая, и золотая! Все от нас самих зависит, надо только найти себе подходящую линию в жизни. А если сидеть на заднице и плакаться, то на заднице и останешься! Давай лучше пойдем в «Д 4». Познакомимся с кем-нибудь, время проведем. Я тебя там одной интересной фигней накормлю. Устрицами с кровью.
— Да не буду я такую гадость есть! И потом, там же дорого. А с деньгами у меня не очень…
— Ничего, всегда найдутся ребята, которые за нас заплатят.
— За меня не надо платить, — холодно сказала Джен. — Я знаю, как потом эти деньги возвращать приходится…
— Ух ты ка-ка-я! Ладно, разберемся, поехали!
Через час они сидели в «Клубе „Д 4“» на двадцать пятом этаже, и обслуживал их тот же официант Борис, который обслуживал Галку с Круглым. Только сейчас поверх белой рубашки он надел смокинг.
— Желаете анадару? — спросил он, словно давая понять, что запомнил Галку.
— Нет, — скривилась она. — Хватит с меня одного раза! Давай для начала салаты из морепродуктов, белое сухое к ним сам подбери. Только по разумной цене!
— Будет сделано! — кивнул Борис.
Первый тост Галка подняла за скорейшее освобождение Семена. Впрочем, потом быстро съехала с этой темы и перешла на обыденные проблемы:
— Насчет квартиры надо к тете Лизе обращаться. Она быстро найдет хорошую и по цене подходящую…
— Да не хочу я у этой бандерши одалживаться! — покачала головой Джен. — Она спит и видит, как нас на долговой крючок посадить… Вот как раз за квартиру и поставит на отработку!
— Чего ей про нас сны видеть? Это же наша проблема! Жить надо в хорошей хате, иначе быстро спустишься на нижний уровень… Все равно что в стоптанных сапогах ходить! Привыкнешь — потом штопаные колготки, поношенное белье… Такое впечатление, что мы уже в старых сапогах…
— Это еще почему?
— Да потому, что никакого внимания нет… Как будто мы — пустое место!
Надо сказать, что, действительно, хотя мужчин было немало, к ним никто не проявлял интереса: не подходил, не присылал шампанское или конфеты, не приглашал за свой столик.
Чтобы привлечь внимание, Галка, покачивая бедрами, прошлась по залу, вроде бы в дамскую комнату, потом так же неспешно вернулась обратно. Но на аппетитную наживку, против обыкновения, никто не клюнул.
— Эй, Арсен, — окликнула усатого кавказца Галка. — Что-то давно тебя не видно! Иди, посиди с нами, расскажи за жизнь…
Но тот только отрицательно покачал головой:
— Занят, извини, дел много!
Хотя на самом деле все его дела сводились к тому, что он пил водку с двумя своими земляками. Все трое время от времени бросали на Галку любопытные взгляды. Она улыбнулась еще одному знакомому, потом приветственно помахала рукой другому, но и это не дало положительного результата. Хотя смотреть на них стали больше, при этом оживленно что-то обсуждали.
— Да что такое! — возмутилась она. — Посмотри на меня, Женька. Или я подурнела от горя, или глаза отекли? Я же переживаю все время…
— Не знаю. Тебе видней, — дипломатично ответила Джен. Честно говоря, ей не нравилась эта обстановка. Не нравились взгляды, которые на них бросали, не нравилось, что их явно обсуждают. И вообще, ей хотелось как можно быстрее уйти отсюда.
— Да и я не знаю, что с ними происходит! — удивлялась Галка. — Скоро платить надо, а никто даже кофе не предлагает…
Наконец ей, со второй попытки, удалось подозвать только вошедшего солидного седого мужчину в прекрасно сидящем костюме и с аккуратной короткой прической. Да и то лишь потому, что схватила его за рукав, когда он проходил мимо столика.
— В чем дело, Олег? — по-свойски спросила она, хотя седой годился ей как минимум в отцы. — Что ты идешь мимо, как неродной? Почему все шарахаются, как будто у меня сифак? Что случилось?
— Да всяко бывает, — неопределенно ответил Олег. — У кого сифак, у кого плохая карма…
— Что это такое? — переспросила Галка.
— Про «черную вдову» слышала?
— Не знаю я никакую вдову. У меня все подружки незамужние!
— Паучиха такая есть, она после соития самца съедает…
— Ну и при чем тут паучиха?
— Да ни при чем. Просто некоторых женщин так называют. Вышла замуж, а мужа убили. Вышла второй раз, а его посадили. Вышла третий раз, а он заболел и умер. Вот тебе и «черная вдова»! На такой никто жениться не хочет, да и вообще никаких дел иметь. Боятся ее, за квартал обходят!
— Ну а я тут при чем? — снова спросила Галка.
— Как при чем? Ты с Сёмкой встречалась, много лет крутила, даже жили вместе. Ну и где он теперь?
— В изоляторе сидит. И что?
— А с Круглым ты тоже терлась…
— Ниче я с ним не терлась!
— Да мне Боря-официант рассказывал, как вы недавно тут сидели, анадару ели.
— А, ну да, было один раз, и что?
— И где теперь Круглый?
— Ну, убили его. Я при чем?
— А подруга твоя? Она с Саниным-Финансистом дружила…
Джен насторожилась, но продолжала сидеть с безразличным видом.
— Где сейчас Финансист?
— Зачем спрашиваешь? Все знают, что его застрелили…
— И с Карнаухом она амуры терла, он пропал, говорят, тоже убили и закопали за городом… И Рыбака, говорят, из-за нее…
— Говорят, что кур доят! — повысила голос Галка. На них стали оборачиваться. — В Москве каждый день кого-то убивают!
— А эти эмчеэсники, с которыми вы тусовались… Где они?
— А при чем тут эмчеэсники? Что ты все валишь в одну кучу?!
— Да так. Вы с ними встречались, а теперь вдвоем сидите, а их нет. Вот и получается, что вы «черные вдовы» — приносите мужчинам несчастья! Поэтому к вам и не подходят, опасаются. И знаешь, что я тебе скажу, Сладкая розочка? Болезнь-то вылечить можно, а черную карму никак не вылечишь. — Седой освободил рукав, развернулся и направился в дальний конец зала, где его ждала веселая компания, которая, посерьезнев, напряженно наблюдала за их разговором.
— Пошли отсюда, — сказала Галка. — Придется самим заплатить, ничего не поделаешь. Оказывается, карма у нас плохая. Как бы вообще на бобах не остаться…
— Откуда они все про нас знают? — растерянно спросила Джен.
— Ну, положим, не все, только то, что в глаза бросается. Тусовка общая, вот сплетни и гоняют по кругу… Мужики, они ведь еще больше сплетничают, чем бабы. Так что сегодня ты кому-то что-то сказала, а завтра все про это знают. Поняла?
Джен озабоченно кивнула.
— Как бы эти глупости до Ильи Васильевича не дошли…
— Не боись, он из другой тусовки. Хотя сплетня, как вода: везде просочится…
Поиски бункера продолжались и оставались безуспешными, но выручила их не аппаратура и не органолептика, а лиса — самая обычная кунжутская лиса с ровной зимней шерстью темно-рыжего цвета. Они отрабатывали очередной квадрат, двигаясь между одинаковых черно-серых скал, кое-где покрытых лишайником. И вдруг навстречу выбежала лиса, которая держала в зубах что-то яркое, резко контрастирующее с монотонно-унылым пейзажем. Рысь бросил в нее камнем, и она, выпустив добычу и поджав хвост, пустилась наутек. Когда они подошли поближе, то обнаружили длинную консервную банку с нарисованными на зеленом фоне розовыми распаренными колбасками и надписью: «Pork sausages with pepper».[11]
— Аппетитно выглядит. — Ерш сглотнул. — Я бы сейчас всю банку таких умял!
— Подотри слюни! — сказал Филин. — Лучше вспомните, что Муатабар говорил про свалку!
— И точно! — вспомнил Скат. — Пойдем, она где-то поблизости!
Они пошли по лисьему следу — и действительно вскоре наткнулись на большую свалку, которая бывает возле дома нерадивых хозяев, ленящихся вывезти хозяйственные отходы и прочий бытовой мусор. Здесь были картонные коробки, разнокалиберные консервные банки, пачки и полиэтиленовые упаковки из-под разных продуктов, мешочки от сахара… В общем, то, что называется в разведывательных отчетах «отходами продуктов жизнедеятельности». Здесь же валялись разбитые ящики от технической аппаратуры и приборного оборудования, по черным надписям или маркировке можно было легко установить, что именно было в них привезено.
— Вот вам пример безалаберности и отсутствия дальновидности! — сказал Слон, который был ярым сторонником дисциплины, порядка и строгого соблюдения инструкций. — По этой свалке легко установить, когда и сколько человек здесь работали, какую начинку они поставили в бункер, можно определить его назначение и т. д. и т. п… Правда, они не ожидали, что после стольких лет придется отсюда быстро уходить… Но это их не оправдывает!
— Иван Яковлевич, а вы назначьте этим разгильдяям по десять суток ареста, — изобразив возмущение, сказал Скат. Бобер и Рог засмеялись.
— Ты меня не подначивай! — возмутился командир. — Они не мои подчиненные! А ты — мой, и тебе я могу добавить своей властью еще пять суток ареста! А свыше попрошу у Вилховского, он не откажет! Так что не выпрашивай!
— Виноват, товарищ полковник! — изобразил раскаяние Скат.
Находка улучшила поисковикам настроение и всех взбодрила. Они стали внимательно осматривать скалы в радиусе пятидесяти-ста метров. Конечно, искать на одном уровне в таком круге — это совсем не то, что лазить по гектарам пустынных скал. И действительно, вскоре удалось найти то, что они искали. Внимание привлекли царапины на камнях, жгут разноцветных монтажных проводов, небольшой отрезок бикфордова шнура и многочисленные окурки. Круг поисков сужался. Наконец, Бобер заглянул в трехсантиметровую скальную щель, посветил туда — в луче фонаря заблестела сталь!
— Есть! Они закрыли вход плоским камнем! — оповестил он.
Камень сдвинули в сторону, — за ним действительно оказалась стальная дверь со штурвалом герметизации, которые обычно устанавливаются на входах в бомбоубежище либо в другой важный объект скрытого назначения.
— Ну, все! — Слон облегчено вытер потный лоб и сел на черный камень. — Теперь надо думать, как ее открыть без «Звезды»…
Погибший специализировался именно на преодолении всевозможных преград. Вторым номером по вскрытию сейфов и потайных дверей был Рысь. Но как он справится с самостоятельной работой?
— В случае чего взорвем эту скалу и завалим вход тоннами обломков, — сказал Бобер.
— Никаких «случаев чего» быть не может! — отрезал командир. — Приказ — вывести пульт управления из строя! Значит, уничтожить аппаратуру! Что тут непонятного?! Тем более, что взрывать скалы у нас и ВВ[12] не хватит, надо тогда «Сатану» вызывать на эти координаты… Только насколько это реально?! — И спросил у Рыси: — Откроешь эту хреновину, сынок?
— Открою, товарищ полковник!
Впрочем, другого ответа никто не ожидал, да Рысь и не мог его дать. Но возиться ему пришлось почти три дня. Сначала активизировал кодовый замок: небольшой щиток с темными окошками для букв и цифр. Когда они загорелись, наступил этап подбора шифра — работа кропотливая, нудная и длительная. Но наконец щелкнули запорные механизмы, Рысь с трудом покрутил штурвал, Скат и Ерш, напрягаясь, открыли многослойную бронированную дверь. Из открытого овального люка понесло затхлостью и сыростью.
— Осушитель они не поставили, — понюхав воздух, сказал Филин. — Наверное, и аппаратура проржавела…
— Да пока не успела, времени-то мало прошло, — сказал Слон.
— А теперь и не успеет, — заметил Ерш.
Когда бойцы зашли внутрь, слабо загорелось аварийное освещение. И хотя у них были фонари, этот знак приободрил, показав, что объект «живой» и не враждебен к людям. Зато пришедшие люди оказались к нему враждебны. Они затратили целый день на то, чтобы принести сюда взрывчатку и грамотно расположить заряды под пультами управления, электронной аппаратурой, передатчиком дальней связи и другими уязвимыми местами. Взрыв в искусственной скальной полости связан с возможностью непредсказуемых последствий — например, «схлопыванием» пещеры, а может, и обрушением всей скалы. Поэтому заряды располагались точечно, чтобы удар приходился на оборудование, но не на опорные конструкции. Пещеру тоже обследовали — она располагалась в гранитном монолите, без трещин, каверн и слабых мест, но на всякий случай «кинжалисты» отошли довольно далеко в сторону, и по команде Слона Рысь нажал кнопку радиовзрывателя.
Звук взрыва не прорвался сквозь каменные стены и бронированную дверь, только дрожь прошла под ногами, словно от удара дальнего землетрясения.
— Все! — облегченно выдохнул Волк.
— Пойдем, проверим! — сказал командир. — Тогда и будет «все»!
Когда открыли тяжелую дверь, из овального проема повалил густой едкий дым. Дождавшись, пока бункер проветрится, они зашли внутрь. С первого взгляда было видно, что пульт управления «Звездой смерти» перестал существовать. Остались только клочья металла, обрывки проводов, разбросанные тут и там обломки реле и датчиков, изуродованная начинка радиоэлектронного оборудования…
Они заперли полутонную дверь, подкатили на место маскирующий вход камень, замуровав разоренный командный пункт «Звезды смерти».
Задание было выполнено, о чем Слон сообщил в Центр. Они соблюдали режим радиомолчания, и в эфир вышли очень осторожно: в нужное время командир нажал кнопку передатчика, который за десять секунд выбросил спрессованную информацию на спутник связи, а еще через несколько минут непеленгуемый сигнал поступил адресату.
«Выполнение сто процентов. Жду дальнейших указаний. Первый».
В ответ пришло короткое, но информативное сообщение:
«Поздравляю! Вопрос по „Осе“ закрыт. Ждите вертушку. Председатель».
Сколько нужно было ждать вертолета, никто не знал. Как, впрочем, и не знали — дождутся ли. Ибо предупреждения чаще бывают более достоверными, чем обещания. А предупреждение было простым и понятным: возвращение не гарантируется… Так что когда они улетят и улетят ли — это большой вопрос. Скорее всего, придется уходить пешком. И чем это закончится — тоже никто не знает. Но в их среде привыкли исполнять приказы. Тем более что никто никуда не спешил и не заглядывал в календарь. Кроме Ската, который внимательно следил за датами. Он ждал выступления Джен. И оно должно было состояться завтра…
— Нас поздравили с успешным выполнением задания, а я поздравляю вас, — сказал Слон. И добавил: — Кстати, Осу «стерли». Гром обещал сообщить, как станет известно, и сообщил…
— И сангхура уничтожили, — сказал Ерш, подмигивая Скату. — Получается, все три принципа спецназа выполнены! И это надо отметить! Как считаете, товарищ командир?
— Можно, — кивнул Слон. — Только без фанатизма!
— А давайте я схожу в Тошлок, принесу свежей баранины, курдюка, пожарим шашлыки, — предложил Скат.
— Иди. Только на сангхуров не отвлекайся, ты еще за этого десять суток не отсидел…
— А я за ним присмотрю, товарищ полковник! — охотно вызвался Ерш.
— Да уж ты-то строгий присмотрщик! — скептически сказал командир, но возражать не стал.
На этот раз дорога вниз показалась совсем короткой — наверное, сказывалось хорошее настроение, вызванное сброшенным с плеч грузом ответственного задания. Было пасмурно и довольно прохладно, потому что с гор дул пронизывающий ветер. В Тошлоке царила напряженная тишина. На улицах никого не было, даже кур и баранов, не бегали мальчишки, не носили воду закутанные с головы до пят женщины. Поселок как будто вымер.
— Тут что-то не так! Надо быстро уходить, — сказал Ерш, оглядываясь по сторонам. — Без баранины-то мы обойдемся, только как бы из-за курдюка не получить неприятностей на свои курдюки…
— Щас, щас, — сказал Скат. — На пять минут дел…
Они зашли в дукан. Муатабар заканчивал разговор по портативной «Мотороле», но и после этого встретил их без обычной восточной приветливости — он явно был озабочен, хотя заметить это неподготовленному человеку было бы довольно трудно. Но «кинжалисты» заметили.
— В чем дело? — спросили они, поздоровавшись.
— Быстро уходите, — сказал хозяин и показал руку с рацией. — Эти, из Шадидского поста, поднимаются сюда. Они, похоже, пронюхали про вас… Или что-то подозревают… Наши только что видели их на двойном повороте. Трое на лошадях, значит, скоро будут здесь.
— Трое? — презрительно переспросил Скат. — Ладно, чтобы не поднимать шума, мы уйдем. Нам нужен хороший кусок мяса, и я заберу приемник! Но вначале проверю его в работе. Да дайте батареек в запас!
Муатабар молча смотрел на него, очевидно ожидая, когда он достанет деньги. Но, вместо этого, Скат вынул из рюкзака четыре тротиловые шашки.
— Денег нет, — пояснил он. — Вот только это.
Муатабар, к его удивлению, сразу кивнул.
— Да, сейчас это может пригодиться!
Через несколько минут они вышли из дукана и быстро пошли по длинной пустынной улице. Из окон жители смотрели на двух чужаков, нагруженных тяжелыми рюкзаками. Вдобавок один нес большой и дорогой радиоприемник, который давно пылился в дукане у Муатабара. О чем думали при этом обитатели Тошлока? О том, что старому Муатабару неожиданно повезло расторговаться в такой тревожный день? Или о том, зачем американцу понадобился давно устаревший «Шарп»? Или о тех неприятностях, которые могут причинить им фанатичные представители новой афганской власти? Но о чем бы они ни думали, об этом никто не знал, кроме них самих…
А «кинжалисты» радовались, что все самое тяжкое позади: задание выполнено, и они наконец могут расслабиться, пожарить свежее мясо и хорошо отдохнуть до завтра. А там видно будет! Они привыкли не заглядывать далеко вперед…
Попутно у них появлялись и другие мысли:
— Надо быстрей убираться. Как бы те, нижние, не пустились в погоню, — сказал Ерш. И тут же резко сменил тему: — Зачем тебе эта бандура? Будешь слушать Виолетту?
— Ее зовут Евгения, — сухо ответил Скат. — Для меня — Джен. Да, буду слушать ее. У нее завтра дебют! А мы — неизвестно, сколько здесь проторчим…
Они уже вышли из Тошлока, когда с другой стороны в поселок въехали три всадника с автоматами на груди. То ли они рассмотрели уходящих в бинокль, то ли получили сообщение от своей агентуры, но, не тратя времени на второстепенные мелочи, пустились в погоню.
По каменистой почве звуки разносятся далеко, и «кинжалисты» услышали топот копыт сразу, как приземистые, с лохматыми гривами кони перешли на рысь. Первой мыслью было рвануть бегом вперед, к узким скальным тропинкам, недоступным всадникам. Но хотя ущелье и дорога заметно сужались, до скал оставалось довольно далеко — не успеть…
Значит, надо делать то, чего делать не стоило… Больше того, что было прямо запрещено! Но иногда соблюдение правильных запретов приводит к совершенно неправильным результатам, а бывает, неправильные действия дают правильный результат. Поэтому выбор состоял из единственного варианта…
Они бросились в разные стороны, поднявшись по пологим склонам ущелья: Скат на правый, а Ерш на левый, спрятались за валунами и изготовились к бою. Сквозь просвет в тучах выглянуло солнце, пожелтевшая трава пахла горьковатым привольем, как ковыль в донской степи. Только сейчас все вокруг было чужое: и небо, и горы, и обычаи, и догоняющие их люди на непривычного вида горных лошадях, и нередкие в этих краях опасные пресмыкающиеся, шуршащие в траве. Интересно, есть ли здесь сангхуры?
Впрочем, сейчас Скату надо было думать о другом… Предстояла привычная работа, которая обещала быть простой и недолгой. Он укрылся за многотонной, обкатанной временем и ветрами гранитной глыбой, положил ствол винтовки на упор из камней поменьше, выбрал сектор ведения огня и приготовился. До дороги было немногим больше ста метров, и когда преследователи приблизятся, их зажмут в клещи перекрестного огня. Хотя с Ершом они не обговаривали деталей, но наверняка сделали все одинаково и стрелять начнут синхронно, метров со ста пятидесяти, целясь в грудь подъезжающим врагам. Вопреки красивым байкам, это определялось вовсе не благородным желанием «сразиться лицом к лицу» — возвышенные чувства плохие помощники в бою, — а простым тактическим расчетом. Стрелять анфас выгодней, чем в профиль: площадь цели больше и поправки на движение не требуются, к тому же, если промахнешься и противник попробует проскочить огневой сектор, можно продолжать огонь и в профиль, и в спину, когда площадь цели снова станет максимальной. Два опытных стрелка в засаде против трех противников — это однозначный результат!
Но теория и практика совпадают далеко не всегда. Топот копыт приближался, наконец, показались три всадника — в белых чалмах, теплых стеганых халатах, шароварах и с автоматами на изготовку. Когда они приблизились, то, еще не войдя в намеченный сектор огневого поражения, притормозили коней и принялись в бинокли внимательно рассматривать левый и правый склоны, причем именно те места, где располагались «кинжалисты».
«Что такое?! — насторожился Скат. — Если они и осведомлены про нас, то откуда могут знать, где мы замаскировались?»
Один всадник принялся отстегивать от седла «шайтан-трубу», как в этих местах называют гранатомет. Второй последовал его примеру, третий навел на позицию Ерша автомат и открыл огонь. Ждать больше не имело смысла, и Скат тоже выстрелил, но первая «шайтан-труба» взревела, лошадь под его целью дернулась, и пуля прошла мимо. Граната на огненном хвосте за секунду пролетела расстояние до валуна, за которым прятался Ерш, и взорвалась, будто гром ударил с ясного неба. Вторая «шайтан-труба» нацелилась на укрытие Ската, он дал несколько коротких очередей и сшиб гранатометчика наземь, но вторая граната уже летела в его сторону. Впрочем, опытным взглядом он видел, что прицел завышен, поэтому не прекратил огня и уложил еще автоматчика. Граната действительно с гулом пролетела на два метра выше и, судя по тому, что взрыва он не слышал, запуталась в кустарнике выше по склону. Третий всадник расстрелял магазин своего «калаша» и стал разворачивать коня, но две винтовки не дали ему довести маневр до конца…
Уф, кажется, все! Скат сбежал вниз, произвел контрольные выстрелы, забрал рации. Теперь все! Но где Ерш? Оказалось, что товарищ получил ранение: в предплечье глубоко воткнулся острый кусок камня. Он уже сделал себе обезболивающий укол, Скат плоскогубцами из мультитула с усилием выдернул осколок, напоминающий наконечник стрелы из каменного века, и перевязал рану. Потом спрятали тела убитых. Осматриваясь, все ли они убрали, Скат понял, как моджахеды вычислили засаду: падающие под углом солнечные лучи высветили дорожки из примятой травы, которые вели влево и вправо, как раз к камням, за которыми они прятались…
На лошадях они добрались до тропинки, ведущей к «плоскогорью смерти». Навстречу уже спешили товарищи, до которых донеслись звуки боя.
Когда вернулись в лагерь, начался разбор полетов.
— Считай, что у тебя есть еще десять суток ареста! — сказал Слон Скату. — Какого тебя сангхура понесло в поселок?! Приемничек захотел послушать?!
Да и остальные бойцы переводили недобрые взгляды с «Шарпа» на Ската и обратно. Все понимали, что инцидент будет иметь далеко идущие последствия.
— Мясо-то всяко нам нужно было! — вступился за товарища Ерш. — А приемник послушаем — все веселей будет!
— Мы это веселье завтра увидим! — недовольно сказал Рог. — Когда они прочухают и по следам пойдут.
— Это не тошлокские! — морщась, пояснил Ерш. — Это те, нижние, из Шадида. Пока они узнают, пока поднимутся, да еще неизвестно, как их в Тошлоке встретят, — между ними ведь свои счеты имеются… Может, им и не до нас будет!
— Я одно скажу — тебе бы лучше в Тошлок не ходить! — сказал Волк, который дезинфицировал ему рану. — Целей был бы. Да и Скату там делать нечего было. Без мяса бы обошлись, консервы есть. Да и без музыки…
Конечно, если бы не злополучный «Шарп», реакция у парней была бы совсем другая. Сейчас же все были настроены откровенно враждебно. И даже хороший ужин не улучшил общего настроения.
Утром пришла радиограмма из Центра:
«Борт встречайте в 15.00. Координаты……..Удачи! Председатель».
Командир с заместителем разложили карту, включили GPS-навигатор, проложили маршрут.
— Полтора часа хода! — объявил Слон. — Максимум два!
Настроение у личного состава улучшилось, бойцы улыбались, шутили, хлопали друг друга по плечам. Про вчерашнее никто не говорил, хотя со Скатом по-прежнему держались отчужденно и старались не встречаться с ним взглядом. Как будто между ним и ребятами выросла ледяная стена отторжения.
— Ничего, объедутся! — успокаивал товарища Ерш. Он чувствовал себя неважно и держался на сильнодействующих лекарствах. — Вернемся, все забудется, Слон с тебя и аресты снимет! Попомнишь мое слово! Откуда мы могли знать, что эти, нижние, в Тошлок заявятся? Ниоткуда! Просто случайность вышла!
Скат, стиснув зубы, только молча кивал.
Собрали лагерь, все ненужное сожгли или засунули в скальные трещины. Слон объявил десятиминутную готовность к выдвижению, бойцы проверяли снаряжение и экипировку, подгоняли, чтобы ничего не терло, не звякало, не стесняло движений. Словом, все шло, как обычно. И Филин, как обычно, оглядывал в бинокль обстановку вокруг.
— Упс! Командир, погляди! — вдруг сказал он напряженным голосом.
Объективы биноклей устремились вниз. Оценка обстановки не могла никого обмануть: к ним шел отряд из нескольких десятков бородатых и вооруженных до зубов моджахедов. Они были еще далеко, и в принципе численное преимущество не играло роли: «кинжалисты» находились на господствующей высоте и могли удерживать их достаточно долго. В принципе, они могли даже победить, но времени на бой не было — вертушка придет через три часа. За это время надо гарантированно, с запасом, добраться до места посадки — на погрузку отводится одна-две минуты… И нельзя допустить, чтобы преследователи «сели на хвост»…
Выход из положения был только один, который каждому из присутствующих был ясен: кто-то должен остаться. Оставаться в конце, когда дело сделано, совсем не то, что оставаться в начале. Но другого выхода не было. Слон полез в карман, достал коробок, высыпал в грубую ладонь спички, отсчитал, сломал одну пополам и зажал в руке.
— Тянем!
Под колючими взглядами товарищей Скат скользнул вперед и вытянул свою судьбу первым.
— Все! — сказал он и поднял над головой сломанную спичку. — Быстро уходите, а я с ними разберусь!
Обстановка несколько разрядилась.
— Удачи, брат! Арест я с тебя снимаю! — Слон обнял его, и все по очереди обнимали, прижимались небритыми щеками, хлопали по плечу. Ледяная стена бесследно растаяла — они снова были единым организмом. Парни оставляли свои гранаты, патроны, положили на каменистую землю несколько заряженных винтовок, чтобы не тратить время на перезарядку.
Через минуту прощание закончилось. По узкой тропке, ведущей к точке эксфильтрации, бойцы потянулись вверх. Скат не смотрел вслед — у него было много дел: оборудовать позицию и продержаться хотя бы три часа. Это минимальный срок, который делал боевую задачу вполне возможной. Но он планировал держаться дольше, даже когда вертушка уйдет…
Он подтащил несколько больших камней друг к другу, выстроив что-то типа каменного бруствера. Обложил щели камнями поменьше, устроив защищенные амбразуры. В одну из них выставил винтовку с оптическим прицелом «день-ночь». Справа от своей лежки разложил остальное оружие: готовые к бою «М-16», два «глока» и пять гранат. Слева — снаряженные магазины, рядом с ними поставил свой «Шарп». Вытянул антенну, настроил на нужную волну. Концерт должен был начаться через полтора часа. Если бы он отходил вместе со всеми, скорей всего, не смог бы услышать дебют Джен на главной сцене страны. Правда, тогда была бы возможность прослушать запись, да и много раз побывать на других концертах… Н-да… «В каждом плохом есть хорошее, а в каждом хорошем — плохое», — как путано и многозначительно говорят восточные мудрецы…
Было довольно холодно, дул ветер, но на небольшой дистанции он не требовал поправок прицела. Да Скат и не собирался сразу стрелять. Надо подождать, пока противник подойдет поближе, выйдет из-за скал на открытый склон, там придется прятаться за отдельными камнями и перебегать между ними. Это позволит поражать цели одну за другой и заставит их залечь. Если, конечно, удача будет на его стороне…
Он наметил левый и правый ориентиры сектора обстрела и принялся ждать. В приемнике тихо играла музыка. Минуты медленно выкатывались из вечности, как капли крови из раны, но в отличие от красных клякс они не обескровливали бессмертного организма бесконечности, а падали снова в нескончаемую вневременность, которая не претерпевала от этого кругооборота никакого вреда… Скорей, скорей, времени мало! И нервы, и кровь, и боезапас в обычном, краткосрочном временном отрезке человеческой жизни строго лимитированы! Но казалось, что стрелки невидимых часов перестали двигаться; не долетев, замер на полпути порыв ветра, между двумя ударами остановилось сердце, заледенели и смолкли все звуки…
— Наш микрофон установлен в Большом Концертном зале! — бодрый торжественный голос разорвал тишину, миг безвременья был прорван! — Здесь начинается ежегодный конкурс «Молодые голоса», который откроет талантливой молодежи путь на большую эстраду…
Скат перевел дух. Наконец-то! Именно этого он ждал с таким нетерпением! Но в импровизированную амбразуру он рассмотрел то, что не хотел бы видеть никогда или хотя бы в ближайший час… Две фигуры в серых халатах, натянутых на лоб паколи и с автоматами наизготовку осторожно выдвинулись из-за скалы на открытый склон, остановились, то ли приглядываясь, то ли принюхиваясь. Скат знал, что они способны унюхать табачный дым или запах немытого тела с километра, а щелчок предохранителя услышать с пятисот метров, но сейчас до них было около двухсот, а вдобавок к запахам из «Шарпа» раздавался громкий радиоголос — таким обычно через динамики предлагают сложить оружие и сдаться, хотя сейчас текст был другой:
— Много лет этот конкурс продюсирует мэтр российской песни Илья Васильевич Домбровский, именно благодаря его строгому, но справедливому отбору страна узнала десятки новых имен…
Непонятные фразы насторожили и сбили с толку «духов», но остановить их, конечно, не могли. Пригнувшись, дозорные бросились вперед, за ними, вскидывая автоматы, бежали остальные, разворачиваясь в цепь и стараясь не облегчать задачи вражеских стрелков сдваиванием мишеней. Но задача и так не была слишком трудной. Враги были видны как на ладони, сквозь снайперский прицел Скат мог рассмотреть их лица, их небрежную одежду и спутанные бороды. Что ж, пора начинать! Он плавно выбрал спуск… Выстрел, второй, третий…
Здоровенный моджахед с широкой кудлатой бородой как будто наткнулся на преграду, развернулся вполоборота и упал, скатившись на несколько метров, другой уронил автомат и ничком повалился лицом в землю, третий опрокинулся, раскинув руки запретным для себя крестом…
Остальные залегли и открыли шквальный ответный огонь. Но нельзя стрелять, спрятавшись за камнями и плотно прижимаясь к земле, — надо видеть цель… Скат оптикой нашел приподнятую голову, навел красную точку между нервно бьющимся автоматом и паколи и выстрелил четвертый раз. Прямо во лбу моджахеда прицельная точка расцвела смертельным красным цветком…
Группа добралась к месту встречи за полчаса да того, как пришла вертушка. Дорога была трудной, пришлось бежать по скользким осыпающимся камням, почти все сбили дыхание. Особенно тяжело приходилось Ершу — его, сменяясь, буквально тащили под руки… Когда бойцы увидели заходящий на посадку камуфлированный «Ми-8», то испытали колоссальное облегчение. Издалека доносился беспорядочный треск очередей и расчетливые одиночные щелчки снайперки. Горное эхо умножало и усиливало звуки боя, но группе они не угрожали. Наоборот — улетающим не надо было опасаться ни неожиданного смертоносного роя свинцовых пчел, ни реактивной гранаты в борт, как часто бывает, если враг преследует по пятам, ни ракеты из «Стингера», когда вертушка вроде бы благополучно взлетела и успешно уходит…
Площадка была узкой, имела приличный наклон и вдобавок обледенела, громоздкая машина не могла сесть по-настоящему — пилоты зависли половиной фюзеляжа в метре над скальным уступом, а второй половиной — над двухсотметровой пропастью. Прозрачный круг бешено вращающегося винта находился в двух метрах от края черного, в рыжих потеках и с острыми гранями утеса. Случайный порыв обычного в этих краях ветра отделял благополучное завершение сложной операции от катастрофы, а обычный скальный массив — от превращения в обелиск над братской могилой. Да и процесс погрузки имел невеселые шансы на благополучный исход — в лучшем случае пятьдесят на пятьдесят: возможности оказаться в неустойчиво висящей вертушке или улететь в пропасть были одинаковыми.
Преодолевая напор мощного воздушного потока, бойцы, оскальзываясь, подбегали один за другим к овальному проему люка, забрасывали в салон вещи, оружие и из последних сил запрыгивали сами, некоторые тут же валились прямо на пол и отползали в сторону, чтобы не мешать товарищам. Ерша забросили в вертушку так же, как когда-то, в другой реальности и при других обстоятельствах, такие же парни забросили Деда. Погрузка заняла не больше минуты — когда люк захлопнулся, машина прыгнула подальше от несостоявшегося обелиска и принялась косо взлетать на форсаже, чтобы одновременно набрать скорость и высоту.
Волк и Бобер с трудом поднялись с вибрирующего пола и уселись на идущие вдоль салона скамейки, Ерш еще лежал на полу. За ревом двигателя выстрелов не было слышно, но они знали, что Скат еще жив, прикрывает их и позволяет спокойно уйти. Ибо когда уже при погрузке со стороны заслона не раздается ни звука, вот тогда-то имеется реальный риск получить вслед и автоматный огонь, и гранату, и ракету из ПЗРК…
Все сидели молча, переходя из одного психофизиологического состояния в другое и превращаясь из боевых роботов в обычных людей. Облегчая этот процесс, невысокий курносый бортмеханик пустил по кругу флягу со спиртом. Ее выпили не морщась, занюхивая рукавами комбезов. Но веселей в салоне не стало. Бобер вытянул руку вперед. Пальцы дрожали. Он вытащил сигареты, зажал одну губами, протянул пачку товарищам.
— Дайте спички! — крикнул, перекрывая рев двигателя.
Парни хлопали себя по карманам, но только качали головами.
— Подожди! — крикнул Слон. — У меня же есть!
Он вытащил пригоршню спичек — и замер, глядя на испачканную ладонь.
— Что за черт!
— А что там такое?!
То ли двигатель смолк, то ли им заложило уши, потому что все смотрели на восемь спичек, лежащих на ладони командира.
— Вот здесь обломанная! — недоуменно вытаращил глаза Слон. — А ведь свою Скат забрал!
— Как может быть две обломанных?! — воскликнул Бобер, но ответа не получил. Все молчали, глядя друг на друга. Потом отвели перекрещенные взгляды. Все всем было ясно!
Вертолет набрал высоту и перешел в горизонтальный полет.
Скат стрелял наверняка: один выстрел — одно попадание. Но моджахеды расползлись и попрятались за камнями. Сектор огня расширился, попадать стало труднее, к тому же противник вел плотный огонь.
Конечно, лежка наверху, за мощным бруствером, — это хорошая позиция. Но не тогда, когда в тебя палят несколько десятков стволов. Пули ударялись в камни, с визгом отлетали в разные стороны, свистели над ухом. Несколько свинцовых пчел пролетели в амбразуру. Скат потянулся к приемнику и сделал звук громче, выставив полную мощность.
— С песней «Мечты сбываются» выступает Катя Строева, — торжественно объявил ведущий. Он и представить не мог, в каких условиях Скат слушает его сладкий баритон.
Неизвестная Катя Строева что-то пела, но это его не интересовало. Моджахеды поднялись в атаку, Скат схватил заряженную «М-16» и прильнул к прицелу. Несколько точных очередей заставили их снова залечь, но стрельба не утихала. Снова вокруг щелкали пули, выбивая осколки из скал.
Несколько острых камешков, пробив одежду, вонзились Скату в плечо и предплечье, гранитная крошка вошла под кожу над левым глазом, струйка крови потекла на бровь. Но, в принципе, правильно выбранная и оборудованная позиция позволяла долго держать оборону. Правда, численное преимущество все равно сыграет свою роль, к тому же скоро стемнеет, но не это его беспокоило.
«Лишь бы скорее выпустили Джен!» — думал он — и отвлекся. Из-за камня выглянул рослый моджахед с «шайтан-трубой» на плече. Твою ж мать! Скат быстро дал короткую очередь, промахнулся, лихорадочно выпустил вторую и, очевидно, опередил гранатометчика всего на долю секунды, потому что, завалившись на бок, он все-таки выпустил свирепого сказочного дракона с огненным хвостом, который полетел в сторону, запрыгал по камням и с грохотом вгрызся в скалу вдали. Скат швырнул в ответ тяжеленькую круглую «М67», которая взорвалась на позициях противника. Наступила тишина.
Он знал, что это ненадолго, и быстро набивал опустошенные магазины. Зарядив одну винтовку, снаряжал следующую. Можно сказать, что все шло хорошо. Во всяком случае — нормально для той ситуации, в которой он находился.
На далеком концерте тоже все шло хорошо. Ведущий объявлял фамилии молодых исполнителей, названия песен, будущие звезды подносили ко рту микрофоны. На этот раз их голоса разносились не только под сводами прославленного Большого Концертного зала, но неслись над Кунжутским «плоскогорьем смерти», где действительно шел неравный бой не на жизнь, а на смерть, отражались от острых холодных скал, среди которых похоронен легендарный страшный сангхур… И певцы, и устроители конкурса, и даже сам мэтр Илья Васильевич Домбровский были бы очень удивлены, узнав об этом…
По подсчетам Ската, он уже обезвредил около десятка врагов. Но оставшиеся, несмотря на его старания, смогли растянуться в цепь и получили тактическое преимущество, потому что теперь пули летели не с одного направления, а с широкого фронта, и защищаться, прятаться от них становилось все труднее.
— На сцену приглашается Евгения Барышникова, — торжественно объявил ведущий, и Скату показалось, что голос у него стал более значительным, как будто он серьезно выделял Джен среди остальных исполнителей. — Песня «Журавли»!
Заиграла чувственная музыка, и на сердце стало теплее.
— Прошли границу! — выглянув в салон, с улыбкой объявил командир воздушного судна и показал большой палец. — Поздравляю, мужчины! С возвращением! Спасибо вам!
У КВС было жесткое лицо со шрамом через левую щеку, от глаза до подбородка. Он не знал, кого везет и что они совершили, но прекрасно понимал: сидящие перед ним смертельно уставшие, простецкие на вид парни — настоящие герои.
— Спасибо тебе, брат, чистая работа! — «Кинжалисты» зааплодировали в ответ.
Они впервые видели этого мужчину с волевым лицом, в потертой летной кожаной куртке, но тоже понимали — если бы он не дал согласия на этот рискованный полет, если бы с ювелирной точностью не принял их на борт, то судьба всей группы могла быть совершенно другой. Командир и его экипаж тоже были героями. Но в их кругах не принято употреблять громкие и высокопарные слова, не принято долго благодарить друг друга. Дверь в пилотскую кабину захлопнулась.
Оказавшиеся в родном воздушном пространстве, «кинжалисты» перевели дух, владевшее ими напряжение постепенно ослабевало. Все испытали радость облегчения, хотя в бочке меда отчетливо чувствовался привкус дегтя — у каждого в глубине души шевелилась мысль: «А как там Скат?»
Каждый против своей воли представлял себя на его месте: он один, за спиной никого нет, и удерживать наступающего врага уже не надо. Но ничего другого ему не остается… Только черная тоска и безысходность…
Однако Скат не тосковал и не думал, что за спиной у него никого нет. Из «Шарпа» лилась очаровавшая его когда-то песня, нежная, как поцелуй феи, и сладкая, как турецкий рахат-лукум. Музыка и голос были не в пример богаче тех, которые тогда мог воспроизвести его старенький проигрыватель. К тому же оркестр был совсем другого уровня, да и репетиции не прошли для Джен даром…
Волшебные звуки на эстраде Большого Концертного зала, сужаясь, втягивались в решетчатые коробочки микрофонов, преобразовывались в электрические сигналы, потом в радиоволны, которые неслись сквозь тысячи километров, пробиваясь через ветры и метели, преодолевали государственные границы и атмосферные помехи, огибали горные массивы, попадая, наконец, на чуткую антенну «Шарпа» и, вновь превращаясь в звуки, вылетали из его динамиков, расширяясь, словно конус сказочного цветка, и охватывая все прилегающее пространство, согревая холодный воздух, смягчая твердость острых скал и отклоняя свинцовые потоки, нацеленные в источник столь чуждой этим краям музыки…
Но Скат не собирался позволить сотням пуль совершить злое, черное дело, в его душе снова зародились чувства, которые он испытал при первом прослушивании: это он был влюбленным журавлем и счастливо танцевал со своей подругой в синем небе, под розовыми, подсвеченными заходящим солнцем облаками… Это он, спасаясь от смертельной стужи, летел первым в теплые и изобильные кормом края, но попал в покрытое серой пылью Кунжутское плато…
Как вечность назад, Скат завороженно слушал свою историю, хотя не мог полностью сосредоточиться, потому что надо было наблюдать, не готовит ли враг еще сюрприз вроде выстрела из гранатомета. Но, очевидно, больше гранатометов у «духов» не было. Ему удалось застрелить еще двоих и отбить очередную атаку, заставив противника лечь на холодные скалы, которые не утепляла волшебная песня, окружившая его защитным и согревающим коконом…
Евгения Барышникова пела с глубоким чувством и страстным надрывом, идущим из глубин души. Это уже не испуганная, только-только спасенная из липких лап бандитов провинциальная девчонка в наряде стриптизерши, это талантливая певица с большим будущим! Он представлял ее на ярко освещенной знаменитой сцене, в длинном дорогом платье с открытыми плечами, перед огромным, до отказа заполненным залом.
И хотя волшебный голос Джен вновь погрузил его в океан ранее неизведанных чувств, он не верил, что был близок с ней, спал в одной постели, и она говорила ему о любви, а он по своей дурной привычке не отвечал… Она стала женщиной высшего уровня, и сейчас он не осмелился бы подойти и заговорить с ней, как не посмел бы заговорить с Мирей Матье или другой мировой знаменитостью…
Смеркалось, он уже плохо видел врагов, но чувствовал, что они подползают, охватывая его полукольцом. Наверное, их пугает эта песня, они видят в ней какой-то подвох, чувствуют, что она окутала его своей надежной защитой, может, потому и не идут в последнюю атаку… Но у влюбленных птиц тоже положение ухудшилось: пронизывающий ледяной ветер тормозил полет, снег слепил и отяжелял крылья, напрасно Евгений поддерживал подругу, подставлял свою спину, чтобы она могла хоть немного передохнуть в воздухе. Голос исполнительницы леденел, в сказочные мед и рахат-лукум звуков постепенно добавлялся перец реальной журавлиной жизни, кислый запах сгоревшего пороха и густой дух оружейной смазки… А тут еще вместо охотников с дробовыми ружьями — свирепые бородачи с автоматами, посылающие смертоносные очереди, зловеще свистящие вокруг…
Моджахеды снова поднялись в атаку, до них было уже не больше ста метров. Конечно, в плохом кинематографе на сцене должен был появиться сказочный добрый дракон, который разделается с преследователями, обратит их в бегство, а потом перенесет на своей спине домой задержавшегося в горах Гиндукуша Ската. Но добрые драконы бывают исключительно в сказках, в реальности водятся только злые… Да и плохое кино отличается от обычной жизни. Как, впрочем, и хорошее. А в жизни приходится полагаться на самого себя. Поэтому ему, не надеясь на помощников, пришлось самому гранатами и длинными очередями отбивать атаку и, благодаря оптике, работающей в ночном режиме, это удалось в очередной раз.
Упала быстрая горная ночь, мириады звезд без особого интереса смотрели на неравный бой — подобными зрелищами в этих краях не удивишь ни людей, ни скалы, ни тем более холодные созвездия, находящиеся в бездонной черноте космоса на расстоянии миллионов световых лет.
В песне уже наступал финал: верная журавушка приняла в маленькое сердечко заряд, предназначенный возлюбленному, и рухнула, разбившись вдребезги о скалы, окружающие Кунжутское плоскогорье… А возлюбленный сложил крылья и камнем упал грудью на последнюю гранату… Перец в голосе певицы вытеснил сладость, осталась одна жгучая пороховая горечь… Джен замолчала, смолкла музыка, раздались бурные аплодисменты, но Скату некогда было воспринимать послевкусие песни: пришлось снова стрелять по атакующим и бросить в них предпоследнюю «М67»…
Силы куда-то уходили, бровь набухла, и кровь заливала глаз, почему-то болели рука и бок, что-то хлюпало под одеждой… Улучив минуту затишья, он лег на спину перезарядиться — так в тебя трудней попасть, да и хотелось передохнуть, посмотрев в звездное небо. На глаза попалась Большая Медведица, по которой легче всего ориентироваться в незнакомой местности. Потом вдруг звезды сорвались со своих мест, закружились в хороводе и сложились в знакомые силуэты. Скат понял, что это и есть созвездие Двух Журавлей! Значит, они вот-вот заберут его отсюда!
Из «Шарпа» раздавались бурные аплодисменты, Скат с облегчением вздохнул. Он, как всегда, сдержал слово. Все свои слова! Он навел «Гончих» на Осу, он убил сангхура, он справедливо расплатился за свою ошибку, дав ребятам уйти, он послушал новую Джен, которую вывел на уровень ее мечты… Теперь оставалось красиво закончить дело! И он, собравшись с силами, снова прильнул к прицелу, нащупывая красной точкой голубоватые призрачные силуэты. Они расплывались, раздваивались, растраивались, не желая оказаться на мушке, но хоть через раз, он попадал, и врагов становилось все меньше… Хотя голова кружилась, и силы почему-то продолжали уходить.
Под гром аплодисментов Джен ушла за кулисы. Ноги ее не слушались, казалось, чтобы не упасть, ей надо взлететь, как песенным журавлям. За кулисами ее ждал сюрприз — сам Домбровский Илья Васильевич, собственной персоной. Рядом с ним стоял Веня и держал огромную корзину цветов.
— Примите мой подарок, Евгения, — улыбаясь, сказал Домбровский и, сняв шляпу, поцеловал ей ручку. — Вы слышите, какой произвели фурор? Зал безумствует! Вы затмили всех!
— Разве? Мне кажется, другим хлопали не меньше…
— Ну что вы! Уж поверьте опытному песеннику — это аплодисменты настоящей звезде!
Человек верит в то, во что хочет. Поэтому ей действительно показалось, что шквал оваций сейчас гораздо громче, чем у предыдущих исполнителей.
— Чтобы поздравить вас, я даже не взял Инну, — многозначительно сказал Домбровский. — Мы можем поехать с вами в «Банкноту», а потом ко мне на дачу. Посидим у камина, выпьем хорошего французского шампанского… Вы любите «Кристалл»? Я хочу сделать разбор вашего выступления, указать на его сильные и слабые стороны. Ведь мы должны держаться вместе. Вы всерьез заявили о себе в мире славы и больших денег. Вам нужен постоянный, опытный и благожелательный покровитель, нет, точнее, опекун, который сможет позаботиться о вас в этом жестоком и безжалостном шоу-бизнесе… Бывают случаи, когда номинант или даже победитель «Молодых голосов» не может развить дальнейший успех и не попадает в звездную обойму… Здесь как у канатоходцев — нельзя сделать неверный шаг, потому что легко упасть и разбиться!
Вениамин кивал головой, как бы подтверждая: «Да, неверный шаг делать нельзя!»
— А где ваш друг? — вдруг спросил Домбровский, хотя Веня наверняка уже прояснил ему этот вопрос.
— Он в командировке. Хоть и обещал меня послушать, но не сумел… Это меня огорчило…
— Ну, у мужчин всегда есть важные дела. Возможно, он настолько занят, что не смог выполнить свое обещание, — доброжелательно сказал Илья Васильевич. — Так как насчет моего предложения?
Вениамин делал отчаянные гримасы, будто пытался передать ей какую-то важную мысль. Но она уже поняла, о какой мысли идет речь, и кивнула.
— Ну что ж, — сказала она. — Я согласна.
А за тысячи километров, в далеких горах Гиндукуша, над «плоскогорьем смерти» еще гремели выстрелы.
Ростов-на-Дону
Март — ноябрь 2022 г.