Не вырвавшееся признание, не сделанное предложение - слова, так и не одолевшие порога молчания, похороненные не рождёнными, влияют на судьбы, быть может, не меньше их явленных миру собратьев. Дорогу от смутного ощущения до истины, от предчувствия до банальности осиливают единицы, энергичное, но ничтожное меньшинство. Отголоски вечной тишины, допущенные к нашему бытию потусторонностью, птицы, перелетевшие Ахерон, - это лишь вершина айсберга. Сколько замыслов умерло в воображении, сколько мыслей не облечено в слова! Мычащее стадо, сгрудившееся у стены небытия!
У небытия своя, неведомая нам иерархия. Для нас приказы, не отданные при Ватерлоо, так же эфемерны, как и сообщения вчерашних газет, а неосуществлённое намерение - такое же ничто, как и шутки прошедшей вечеринки. Они принадлежат прошлому, которого нет, памяти, которую подчиняет будущее. Разница для нас определяется лишь степенью осведомлённости, глубиной посвящения. А всё не произнесённое, любое движение души может хранить только Книга небес.
Грёзы, недомолвки, сны, несбыточные мечтания, погребённые в нас порывы - мир буквально соткан из их паутины. Мысль изречённая есть ложь, лучшее стихотворение - ненаписанное. Где грань, которую мы именуем воплощением? Вправе ли мы вслед за христианством считать слово зыбким рубежом сотворённого? Всё-таки в начале было дословие, из которого потом возникла цивилизация словесных обёрток, и желание - отец мысли.
Иногда кажется, что Сократ реальнее многих живущих ныне, а иногда - что перед небытием все равны. Ведь извержение Везувия и кашель иудея, нога которого последней покинула Египет, у ворот небытия одинаково неразличимы. На пути от суеты к безмолвию нам всем предстоят одни и те же ступени, нам всем уготовано восхождение к забвению.
Эти строки посвящаются тем бесчисленным, как блики дрожащей листвы, оттенкам ощущений, которые промелькнули сегодня, пятого августа две тысячи восьмого года, когда писалось это эссе, и которые не нашли в нём своего отражения.