Возвышение

Глава 13

Корф исчез из моей головы так же внезапно, как и появился в ней, но в ушах еще долго оставался звон от его крика. Встряхнувшись, я торопливо, почти бегом, направился к машине — сжимая пакет с наличностью так крепко, что аж пальцы свело от напряжения.

Бросив деньги под сидение и затолкав их понадежнее, я дрожащими руками завел мотор. Даже не знаю, что именно сейчас во мне кипело сильнее — инстинкт обнаружившей след ищейки или волнение от предстоящего разговора с начальством. Потому что я уже понимал — по головке меня гладить не будут. Корф будет драть меня не только потому, что я не связался с ним после инцидента на прудах, но и обязательно припомнит мне дуэль.

Видит небо, я надеялся, что пронесет. Но если Пистолетыч вызывал к себе, значит, не прокатило. Будет порка.

— Ладно, поехали, Витя, — сказал я и медленно поехал по Невскому в сторону Петропавловки. — В конце концов я это заслужил.

Погода, как назло, стояла прогулочная. Местный климат отличался тем, что мы вечно не могли предугадать, каким выдастся лето. Порой мы изнывали от почти сорокоградусной жары, а иной раз даже в июле приходилось ходить в пальто. Стоя на светофоре, я с тоской проводил компанию молодежи, гулявшей по Дворцовому мосту. Не успел толком расслабиться, как мне подкинули новую работенку.

Что ж, пора привыкать. Корф давно предупреждал, что сотрудник Тайного отделения себе не принадлежит. Даже внештатный.

Доехать повезло за десять минут, благо Петропавловская крепость находилось совсем близко. Охранники быстро срисовали номер автомобиля и пропустили меня за ворота без вопросов, разве что парковаться пришлось на гостевой площадке. Но я был не против немного пройтись.

Не успел я войти в недра Трубецкого бастиона, как едва успел отскочить от распахнувшейся двери. На меня вылетел взъерошенный и запыхавшийся помощник Корфа. Алексеев что-то орал в трубку, крепко прижимая к груди свою извечную папку-планшетку.

— Да слышу я! Уже отправили, да. Первая будет через полчаса. Вторая… — он только сейчас заметил меня, коротко кивнул в знак приветствия и указал рукой на здание, предлагая мне заходить. — Часа полтора.

Я решил его не перебивать — если Алексеев, вечно прилизанный и опрятный, был в таком состоянии, то лучше человека не дергать.

— Да, черт возьми! У нас здесь и своих проблем по горло! — орал он у меня за спиной.

Ну и ну. Не знаю, что там стряслось, но, видать, вечер будет горячим.

Уладив формальности на второй проходной, я поднялся на этаж к Корфу и ментально сообщил о своем прибытии.

“Заходи, Михаил”.

Инстинктивно я набрал в легкие побольше воздуха, как делал всегда перед получением наказания. Еще в детстве, когда меня угощали ремнем по заднице, как-то научился принимать удары судьбы, задержав дыхание. Не хотелось орать от боли, и я стискивал зубы. Вот и сейчас я с удивлением отметил, что сжал челюсть до зубного скрежета.

Корф как раз положил трубку служебного телефона на аппарат и потушил сигарету, когда я вошел в кабинет.

— Садись, — бросил он и залпом допил что-то из кружки.

От тайного советника фонило почти что инфразвуком — до того тревожно и неуютно было находиться рядом с ним. Превозмогая дискомфорт, я опустился на стул напротив и выжидающе глядел на руководство.

— Сперва объясни, что это? — он швырнул в меня газетой, свернутой на том месте, где какой-то пройдоха настрочил целую статью о нашей дуэли с Денисовым.

Читал я этот материал. Уши бы повыдергивать тому, кто это написал. Не сказать, что все переврали, но подали под таким соусом, что мы с Денисовым оба выглядели полными негодяями.

— Это газета, ваше превосходительство, — сухо ответил я.

Корф начал медленно багроветь и медленно поднимался из-за стола. И по его глазам я понял, что с иронией я слегонца не угадал…

Так, Миха, спасай зад, пока от него еще что-то осталось!

— Тихо-тихо, — я замахал руками, призывая Пистолетыча к спокойствию. — Я все объясню!

— Уж изволь, — процедил он и взялся за пачку. — И быстро. У тебя мало времени.

Я как мог коротко изложил самую суть конфликта — про перебравшего Денисова, про его хамские шуточки, что преследовали мою семью весь вечер, про нанесенное Ольге оскорбление…

— Короче, я поступил по чести. Как аристократ. За оскорбление следует отвечать.

Корф мрачно выслушал меня, но ярости в его глазах не убавилось ни на йоту. Он забрал газету и со всей силы швырнул ее в мусорное ведро.

— Да, Михаил, ты поступил как типичный аристократ. А должен был поступить как сотрудник Тайного отделения. Как человек, что находится на государевой службе.

Я молча на него глядел, не зная, какие слова сейчас были бы правильными. Рассыпаться в извинениях? Так бессмысленно — все уже случилось. Защищать свою позицию — значит усугубить ситуацию.

— Нам запрещено ввязываться в конфликты и тем более вступать в дуэли. А уж вызывать кого-либо самим и просто немыслимо! — выплюнул Корф и стряхнул пепел в кружку. — Ты хоть понимаешь, чем все это грозит?

Я растерянно на него глядел, не особо понимая, чего он от меня хотел.

— Так, Вальтер Макарович, давайте по порядку. Значит, если я — сотрудник Отделения, то мне запрещено защищать свою честь и честь моей семьи? — с вызовом ответил я. — И что это даст кроме дополнительных насмешек недругов?

Тайный советник откинулся на спинку кресла и устало потер глаза.

— Сомневался я в твоей готовности к длительной работе, много раз сомневался. Уговорил себя, что надо дать парню шанс. Что он с головой, быстро все поймет. Видимо, я ошибся.

— Да что я не так сделал?!

— Ты так и не понял, где оказался! — рявкнул Корф так, что даже листья на его фикусе задрожали. — Тебя и меня сейчас спасло лишь то, что ты являешься внештатным сотрудником, и знают об этом немногие. Работай ты официально, сразу получил бы неаттестацию и в лучшем случае отправился разгребать архивы в подвале на пару лет. А может и вовсе угодил бы дознавателем в какую-нибудь Удомлю и застрял там до самой отставки. Ты нарушил наш устав, Михаил. Испортил себе репутацию и резюме этой дуэлью, да еще и меня подставил. Порой я начинаю думать, что слишком рано с тебя сняли ошейник.

— А что мне было делать? — вспылил я. — Денисов весь вечер нарывался!

— Оглохнуть. Мы все умеем избирательно глохнуть в нужный момент. Очень полезный навык.

— Я и был глух, пока он язвил в мой адрес. Но когда он взялся за сестру…

Пистолетыч, казалось, немного успокоился, но от него все еще веяло угрозой. Моя сила вскинулась было, чтобы обороняться, но усилием воли я подавил порыв.

— По-человечески, да и как аристократ, я тебя понимаю, Михаил. Всякий любящий семью человек будет защищать родных. Но здесь немного иная ситуация. Нашим близким рано или поздно приходится учиться защищаться самостоятельно. Или искать себе других защитников.

Я хмыкнул.

— И что об этом скажет свет?

— Вот здесь и кроется твоя главная ошибка, Соколов. Нам важно не то, что скажет свет, а то, что скажет государь и начальство. Лишь это. И пока что ты этой простой истины так и не осознал, что весьма меня разочаровывает.

Я насупился на стуле, как сыч. Корф тем временем продолжал муштру.

— Тайное отделение — одна из самых серьезных государевых служб, Михаил. Чтобы попасть сюда, нужно пройти строгий отбор, и смотрят там даже на цвет каши, которую ты ел в три года, понимаешь? Каждый проступок, каждая провинность взвешиваются как на Страшном суде. Потому что какое право ты будешь иметь судить кого-либо, если сам нечист?

Я ехидно улыбнулся.

— А вы насколько чисты, ваше превосходительство? Насколько чиста была Матильда, когда решила сделать с Ириной то, что сделала…

— Ты передергиваешь, прекрасно зная, что я был должен Матильде, и что она сделала то, что сделала, из самых благих помыслов.

— Ну да, — кивнул я. — Как всегда, во всем есть нюанс, ага? Всегда найдется кто-нибудь равнее равных, кому дозволено чуть больше.

— У каждого из нас не раз была и еще будет ситуация, когда придется сделать выбор между долгом перед государством и… другим долгом, честью, близкими… И каждый такой выбор будет мучительным, особенно для тех, кто действительно служит от всего сердца и радеет за благо. Это неизбежно, Михаил. И тебе придется научиться выбирать. Даже если ты будешь от всего сердца верить в то, что занят правым делом, от угрызений совести и не спастись. Это наш крест, и все мы его несем.

Он внимательно смотрел на меня, продолжая держать в руках давно погасшую сигарету. Я выдержал его взгляд молча.

— Я ведь предупреждал тебя, — устало добавил Корф. — Будет тяжело. И если ты не готов нести это бремя, лучше скажи сейчас, пока еще есть небольшой шанс успешно вывести тебя из игры. Чем дальше, тем больше ты будешь знать и тем дороже придется заплатить за свободу. Впрочем, полной свободы все равно обещать не могу — ты уже влез в это гуано по самые уши.

Пистолетыч снова поднял на меня глаза, явно ожидая ответа. А я думал. Напряженно соображал и пытался для самого себя разложить все по полочкам.

Честно говоря, я уже не представлял своей жизни без Тайного отделения. Настолько эта работа легла мне на душу, что казалось, я сойду с ума от скуки и пресной жизни, если меня лишат возможности работать с опасностью.

В то же время я до конца не понимал, кому буду принадлежать больше — себе или тому самому государству, которому был так предан Корф. И это меня беспокоило. Мне следовало решить уравнение, в котором было слишком много неизвестных переменных.

В одном Корф был точно прав — я слишком глубоко влез в войну орденов, засветился перед всеми, привлек слишком много внимания. Меня уже не оставят в покое, даже если Корфу удастся вытащить меня из игры. И обратят внимание не только на меня. Уже обратили — на отца, на Олю. И черт знает, что будет дальше.

Но чтобы мои родные могли защититься, им требовался Осколок. А Осколок я мог получить быстрее всего, работая на Отделение. Других вариантов пока не было даже в перспективе.

Словом, сколько переменных ни ставь, а результат известен. Значит, будем воевать.

— Я приношу глубочайшие извинения за необдуманный поступок, который совершил, — твердо сказал я, не отрывая взгляда от глаз Корфа. — Это более не повторится. Слово дворянина.

Ни единый мускул не дрогнул на лице тайного советника.

— Верно ли я понимаю, что этим ты подтверждаешь намерение служить дальше?

Я кивнул.

— Именно так, ваше превосходительство.

— Хорошо. Историю с дуэлью мы осторожно замнем, но более подобного я не допущу. Тебе осталось два года до выпуска, и за это время ты не должен совершать проступков. В противном случае у тебя будут серьезные проблемы с дальнейшим трудоустройством. Мы друг друга поняли?

— Разумеется, Вальтер Макарович.

— И имей в виду, что если ты попадешь в штат, ограничений станет больше. Одна заваленная аттестация — и добро пожаловать на выход.

— Да понял я, понял!

— Изумительно. Тогда приступим к насущным проблемам. Расскажи по порядку, что именно стряслось у вас на хозяйстве.

Я быстро пересказал все, что смог накопать, и даже предъявил захваченный с тарелки кусок рыбы. Остатки пищи уже завонялись, и Корф снова закурил, чтобы перебить тухлятину, и потянулся к телефону.

— Яковлев, зайди ко мне, пожалуйста, — бросил он и уставился на меня.

— Хорошо, что ты прихватил гостинец. Посмотреть, что там, лишним не будет. Хотя, полагаю, мы оба прекрасно знаем ответ.

Я кивнул.

— Наши проверили. Дуст. Запрещенка.

— И по волшебной случайности, — Пистолетыч недобро улыбнулся и раскрыл лежавшую перед ним тонкую папку, — на Всеволожском полигоне как раз утилизировались вещества вроде дуста. Поздравляю, Михаил. Кто-то настолько хотел вам насолить, что не просто умыкнул химикат, но зачем-то устроил там поджог. Причем при помощи Благодати.

— Откуда это известно? Про Благодать.

— Свидетели, средства слежения, — отозвался Корф. — Это же все-таки не простая свалка. Пока мне передали мало материала — наши там все еще работают. Но, сдается мне, два происшествия связаны.

Я жестом попросил папку. Корф, тяжко вздохнув, протянул ее мне. Да уж, не особо густо — пара служебок с кратким пересказом. Поскольку группа еще не вернулась, то и материалов для изучения у нас не было.

— Поджечь могли, чтобы скрыть следы похищения, — предположил я. — Только не очень у меня это в голове вяжется. Дуст — он же дешевый. Зачем столько возни, чтобы украсть его с полигона? И зачем одаренному так подставляться? Могли бы и без спецэффектов проникнуть на территорию.

Тайный советник покачал головой.

— В том и дело, что на полигон просто так не попадешь. Вход по спецпропускам. Предприятие-то опасное. Утилизация по строгим протоколам, все учитывается и записывается.

— Да в жизни не поверю, что сотрудники не левачат! — возмутился я. — Наверняка есть способ что-то утащить и незаметно пронести.

— Возможно, но, насколько мне известно, контроль там строгий. Досмотр на входе и выходе. Не исключаю, что пожар могли устроить дистанционно, чтобы отвлечь сотрудников и незаметно пробраться. И судя по краткому описанию видео с камер контроля, что прислали Алексееву, именно так и произошло — наших воров-пироманов сразу не засекли. А когда один из охранников заметил, было поздно.

— Ну да, — рассеянно кивнул я, перечитывая служебку. — Не мне учить вас работать, но надо бы понять, почему все произошло именно тогда, когда произошло. Есть у меня одна мысль…

Я поделился с Корфом информацией о заказе от князя Воронцова. Предположил, что могла быть утечка — мы не кричали на каждом углу, но и не особенно скрывали заказчика. А партия была большая. И если предположить, что кто-то очень захотел подмочить реноме нашей семьи, то он выбрал очень удачный момент.

Выслушав меня, Корф забрал папку.

— Версия выглядит правдоподобно. Завтра направим группу к вам на пруды — запишут показания, возьмут образцы. Уже придумали, как выкручиваться?

— Ага.

— Это хорошо. Потому что я привлекаю тебя к этому делу. Не только как потерпевшего, но и как помощника. Главный в группе — уже знакомый тебе Бестужев. Насколько я понял, в прошлый раз вы сработались.

Это радовало. Гавриил Петрович мне нравился, хотя и казалось странным, что дознавателя его профиля поставили на эту историю. Если исключить эмоции, то ничего глобального толком не случилось. Хотя могло.

— Прекрасно. Я свяжусь с ним, — ответил я.

— И еще. Я обязан задать этот вопрос.

— М?

— Есть ли персоны, которых ваша семья может подозревать? Конкуренты, враги… Сам знаешь.

Ну, исходя из недавних событий вариант напрашивался сам собой.

— Денисов? — криво улыбнулся я. — Он боевик, хорошо работает с огнем. Менталка у него слабая, да и голова дырявая, но для такой задачи ментал и не нужен. А уж нанять помощников он мог без проблем. Да и мотив имеется — он у нас нынче злопамятным заделался, а тут еще и газеты раструбили о дуэли…

Так-то все сходилось. Но уж слишком очевидным мне казался этот вариант. Хотя у проигравшего Костика был железобетонный повод отомстить всей моей семье. Но ведь он должен был понимать, что после дуэли сразу подумают на него.

— Проверим, — ответил Корф.

И в этот момент в кабинет без стука ворвался Алексеев.

— Прошу прощения, господа! — запыхавшись от бега, протараторил помощник и взмахнул перед нами стопкой листов. — Пришли стоп-кадры из системы слежения из Всеволожска и фотографии места.

— Показывай, — велел Пистолетыч.

Алексеев бросил на меня неловкий взгляд и замялся.

— Ваше превосходительство… Здесь есть небольшая закавыка…

— Давай сюда, чтоб тебя! — терял терпение Корф и почти с силой вырвал листы из рук помощника. Пролистав пару, он с удивлением взглянул на меня. — Алексеев, выйди, пожалуйста. Сейчас же.

Помощник с видом “я же говорил” шустро покинул кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Корф выложил предо мной несколько листов и перевернул их так, чтобы я мог как следует все рассмотреть. Качество было отвратительным, но даже этого хватило, чтобы душа на миг ушла в пятки.

— Как это понимать, Михаил? — стальным голосом спросил тайный советник.

Я же глядел на фотографии и не мог понять, как это вообще было возможно.

На изображении был… я. Или некто, кто настолько хотел походить на меня, что оставил на месте пожара слегка обугленную брошь с родовым гербом Соколовых.