Я замер с раскрытым ртом. Вот уж кого точно не ожидал увидеть среди аспидовцев, так это отца Сереги!
Твою мать. Что делать? Что, черт возьми, делать?
— Удивили вы меня, Андрей Семенович, — мрачно сказал я. — Вот уж действительно удивили.
А ведь казался порядочным и здравомыслящим человеком. Впрочем, теперь я нашел объяснение и тому, что князь потворствовал общению своего сына со мной. Мы с Ольгой, мягко говоря, не чета княжескому наследнику, тем более из рода Воронцовых. Мне-то казалось, что Серегин батя просто был человеком прогрессивных взглядов, а он наверняка просто пытался подобраться ко мне поближе.
Следовало признать, Аспида окружила меня со всех сторон. Шувалов, Воронцов, Перовская — пусть и действовавшая не по своей воле. Они подобрались слишком близко — и сейчас собирались наконец-то меня уничтожить.
— Господа, пора заканчивать, — вмешалась Меншикова. — Мы раскрыты. Нужно уходить.
Я судорожно пытался связаться с Корфом или Аней или с Бестужевым. Да хоть с кем-нибудь. Но не получалось. Даже не потому, что не хватало силы — сейчас, когда Источник отвалил достаточно, я мог бы установить хороший канал. Нет, теперь уже мешало что-то внешнее.
Сволочи установили купол. Высококлассная невидимая работа: пока не станешь биться башкой, не почувствуешь. Твари. У меня не получалось его пробить. Чтобы вышло, следовало отвлечься и сосредоточиться только на блоке — а это означало подставиться под удар и умереть мгновенно.
Значит, я не смогу никого предупредить. И Денисова тоже вряд ли приведу в чувство — мне отсюда было до него не добраться. Всего несколько метров, но я был на прицеле у шестерых опытных колдунов.
Что ж, тогда бой. Почему-то в голове заиграл марш “Прощание Славянки”, и с каждой секундой мне становилось… спокойнее. Я знал, что никакого родового источника не хватит, чтобы перебить их всех.
Но я должен был попытаться.
— Вспоили вы нас и вскормили, Отчизны родные поля, — запел я, закрывая глаза и окунаясь в Источник. — И мы беззаветно любили тебя, Святой Руси земля…
Почему-то вспомнилось, как в школе на фестивале исторической песни мы, третьеклашки, разучивали самый первый текст, сложенный на этот марш. Нас нарядили в подобие военной формы, и пацанята, маршировавшие по сцене, тянули эти слова…
Перед глазами возник уже знакомый молочно-белый свет. Пронизывающе-холодный, одновременно чуждый и родной. Я нырнул в колодец, соединился с силой, которую веками копили предки, и мысленно попрощался с духами.
Простите. Так нужно. Ради тех, кто останется.
Духи не ответили. Лишь Источник запульсировал, забился вокруг меня, выталкивая на поверхность не только меня самого, но и огромный потенциал силы.
— Что он…
— Уходим! — рявкнул Юсупов, почуяв неладное. — Он готовится к удару.
— Но грозный час борьбы настал, — ревел я. — Коварный враг на нас напал…
Я перестал чувствовать свое тело — каждая клеточка взрывалась от перенасыщения энергией. Я засветился так ярко, что и сам ослеп. Лишь увидел, как метнулась в сторону ткань балахона Юсупова. Он потянул за собой… кажется, Воронцова. Остальные вскинули руки — кто-то ставил “Покров”, иные начали бить по мне боевыми заклинаниями.
— И каждому, кто Руси сын, — пел я, слыша свой голос лишь в голове, — На бой с врагом лишь путь один…
Я закричал. Из моих рук вырвались два потока света — прошивая наспех созданные барьеры, поднимая к потолку крошку, пыль, клубы дыма…
— Миша! — слабо позвали в стороне. — Ми… Миша…
Денисов!
Я повернул к нему голову, но плохо мог разглядеть его из-за сияния. Константин полз ко мне, на ходу выковыривая из своего светящегося венца камни-дымовухи.
— Миша, беги. Сообщи остальным. Я… Я тебя прикрою.
— Нет.
— Не будь дураком, — прохрипел Денисов. — Ты знаешь их лица. Ты должен успеть рассказать…
Я не успел ничего ответить. В нас полетела огненная стена “Жар-Птиц”, и я едва успел переконфигурировать силу в защитный блок. Костя приподнялся, размахнулся и швырнул в сторону аспидовцев свои дымовухи. Коридор тут же заполнил едкий непроницаемый дым.
Дурак. Они ведь тоже могли воспользоваться моментом и попытаться уйти. А я ведь даже не мог передать, что был запасной выход.
— Да чтоб тебя!
Я собрал остатки силы, быстро сотворил “Борей” и развеял мощным потоком ветра нанесенный дым. От такой тяги добравшийся до второго этажа огонь разгорелся еще сильнее. Но он был еще далеко, в конце коридора.
Троих аспидовцев сбило с ног моим заклинанием, и я, издав нечленораздельный боевой клич, ринулся к ним.
— Суки! Твари поганые! Получите за все!
Сила наконец-то прорвалась чистым потоком. Я уже не мог ее контролировать — не хватало самоконтроля. На какой-то миг эмоции захлестнули меня так сильно, что Источник сам прорвался на поверхность через меня.
Денисова снова отшвырнуло, и на этот раз он уже не шевелился. Позади меня были слышны крики.
— Не уйдете, сучье племя! — ревел я, обрушивая гнев и ненависть на выход к черной лестнице.
Стена обвалилась, обломки преградили дорогу к бегству. Прямо как я и хотел.
Кто-то из аспидовцев выругался.
— Надо было добить его еще тогда.
— Поздно, — улыбнулся я кровавой улыбкой. Хлынувшая из носа кровища залила мне рот и подбородок, но я понял это лишь по металлическому вкусу во рту. — Мы все сдохнем здесь, и я заберу вас с собой.
Это было похоже на финальную сцену какого-нибудь боевика — среди обломков, пожарища, в смертельной опасности. Мне было впору чувствовать себя “хорошим парнем” против всех плохих, но моя судьба мало походила на сценарий голливудского фильма.
Я просто хотел, чтобы все это наконец-то закончилось. Любой ценой.
Меншикова и Строганова пытались расшвырять камни, чтобы расчистить путь к черной лестнице. Я как мог отбивался от града заклинаний, стараясь прикрывать заодно и Денисова. Парня опасно накрыло обломками, и я сомневался, что его хребет был цел.
А еще мои силы заканчивались. Источник иссякал. Он отдал мне все, что можно было взять — и этого не хватило. Аспида брала числом.
Воронцов и Юсупов двинулись на меня, надеясь отшвырнуть и пройти к основной лестнице. Пожар приближался. Дышать становилось все труднее, несмотря на выбитые в окнах стекла. Жирный дым застилал глаза. Трещали перекрытия, горели ковры и шторы. С улицы доносились крики людей, вой сирен и короткие приказы городового.
— Не пущу, — рявкнул я и выставил перед аспидовцами стену огня. — Сгорим вместе.
— Тупица! — крикнул князь.
И тут что-то сбило меня с ног. Я инстинктивно активировал “Берегиню”, но заклинание не успело встать, и я отлетел в стену. Голова встретилась с чем-то твердым и острым. Я вскинул было руки, чтобы защититься, но… конечности уже не слушались.
За посыпавшимися из глаз искрами пришла лишь тьма.
— А ну подымайся, юнец малахольный!
Что-то грубо ткнуло меня в бок, и я поморщился от боли.
— Давай-давай, чего развалился-то? Глазки открываем, новый день встречаем…
Голос казался смутно знакомым, но даже это не заставило меня разомкнуть веки. И все же собеседник не сдавался. Что-то огрело меня по хребтине так, что я подпрыгнул, словно шуганный кот.
— Хорош… — слова застряли у меня в горле. Точнее, там, где должно было располагаться горло. Потому что телесной оболочки у меня не было, а находился я под раскидистым белым деревом, из дупла которого на меня взирал уже знакомый мне дух прапрапрадеда.
— Это тебе хорош отдыхать, наследничек! — недобро усмехнулся дед. — Кто дела делать-то будет?
Я принял сидячее положение, хотя все еще не особо себя ощущал в этой реальности. Но вот болевые рецепторы отчего-то работали как часы — ломило все тело, и особенно отличилась голова.
— Так, дедуль. Ты поясни, я совсем помер или вы меня на ковер вызвали за нецелевое израсходование драгоценной силы?
— Ишь чего, помирать он собрался, — прошамкал пращур. — Тебя сюда выкинуло вместе с силой, которая вернулась в Источник. Ты же с ней соединился, стал единым потоком. А обратно располовинить вас можно только здесь.
Значит, не умер. Уже хорошо. Видать, моя телесная оболочка валялась где-то на втором этаже Юсуповского дворца среди обломков и пожара, а враги и Денисов…
Хороший вопрос, что с ними стало.
— Все, пора и честь знать, — торопил меня дед. — Давай, полезай на дерево и вертайся в мир. А то завел привычку тут шастать как у себя дома.
Я усмехнулся.
— Так я же вроде и правда у себя дома. Это же наше родовое Древо…
— Поумничай у меня еще тут. Лезь. Я сказал! Мало времени у тебя, соколик. Мало!
Предки никогда просто так не вмешивались. И не говорили попусту. И если гнали прочь, значит, так было нужно. Я послушно полез на дерево и уже привычно принялся карабкаться по стволу и веткам, пока сияние огромного шара в небе не притянуло меня к себе…
Я распахнул глаза ровно в тот момент, когда шлепнулся на что-то твердое и мокрое. Очень мокрое.
— Гаврил, ну осторожнее! Героя же несем как-никак…
Осторожно, даже с опаской, я открыл один глаз и тут же булькнул носом в здоровенной луже. Очаровательное, должно быть, зрелище: полуголый парень в маскарадном одеянии, весь в грязи и кровище, развалился среди лужи.
Но лужа — это хорошо. Потому что во дворце луж не было. Да и воздух здесь был по-петербургски свеж…
— Я… Сам… — попытавшись приподняться, я снова рухнул.
— Э, нет, Михаил Николаевич, — донеслось сверху. Чьи-то здоровенные лапищи подхватили меня и понесли. — Вы после такого подвига точно на ногах не удержитесь, пока вас не заштопают.
Бестужев. Голос Бестужева.
— Не поверите, как я рад вас видеть, — улыбнулся я.
— Да мы уж тоже не рассчитывали застать вас в добром здравии. Однако госпожа Грасс сразу повела группу к вам. Успели в последний момент.
— Что с Денисовым? — первым делом спросил я. — Он жив?
— Жив, но плох. Очень плох. Им уже занимаются.
Ну, хотя бы выжил. Надолго ли — другой вопрос. Но парню сегодня досталось по полной программе. Оставалось надеяться, что Корф учтет героизм юного кандидата и похлопочет о лучших условиях.
— Аспиду взяли?
— Взяли, — кивнул Бестужев. — Всех пятерых, кто там был с вами. Красиво вы с Денисовым их разложили, почти валетом в направлении лестницы…
Стоп.
— Их было шестеро, плюс седьмой сбежал раньше. Шувалов.
— О Шувалове уже знаем и занимаемся вопросом. Далеко не уйдет — либо мы найдем, либо свои быстро избавятся.
Кто же все-таки смог уйти из здания? Вряд ли женщины, хотя они как раз могли и схитрить — та же Строганова была той еще темной лошадкой. Но я ставил либо на Воронцова, либо на Юсупова.
— Кого именно взяли? — спросил я, когда Бестужев бережно опустил меня на наспех сооруженные носилки. Рядом уже суетились лекари, обрабатывая особо серьезные раны и отправляя остальных по больницам.
— Меншикову, Голубеву, Строганову, Забелло и Воронцова.
Я стиснул зубы от злости и ударил рукой по асфальту.
— Юсупов ушел. Плохо. Он, судя по всему, был у них главным.
— Это нам еще предстоит проверить. Но вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, — успокаивал меня дознаватель. — Сегодня мы с вашей помощью сорвали банк. Эти от нас уже никуда не денутся.
— Уверены? У таких громких фамилий много связей.
— Поверьте, ваше сиятельство. Эти уже не отбрехаются и не сорвутся с крючка, — Бестужев кивнул в сторону, и я проследил за его взглядом.
Возле фургона, охраняемого вооруженными до зубов сотрудниками, беседовали Корф и Великий князь Александр Константинович. Тот самый эпатажный менталист Романовых.
— Как видите, император имеет личный интерес к этому делу.
Видимо, его императорское величество решил отправить собственного менталиста, чтобы вскрыть головы заговорщикам. Разумно. Да и ранг Великого князя позволял надеяться, что он сможет вытащить из их черепушек все тайны.
— Значит, можно считать, операция удалась?
— Скорее да. Вышло гораздо громче, чем мы надеялись, но и такой вариант предусматривали. Так что… Все, что нужно, прикроют официальными заявлениями.
Я все-таки смог приподняться на локтях и увидел чудовищную и прекрасную картину одновременно. Величественный Юсуповский дворец, этот шедевр петропольского классицизма и жемчужина набережной, пылал, точно нероновский Рим. Стонали, обваливаясь, перекрытия, гудело пламя. К темному небу вздымались столбы искр.
Оплот разврата погибал почти по-библейски — в адском пламени.
И мне эта картина почему-то принесла лишь облегчение. Жаль только, что вместе с хоромами князя в небытие канули и возможные улики, которые могла оставить Аспида. Впрочем, их поиском у остальных заговорщиков теперь возьмутся дознаватели. И будут вынюхивать со всей кропотливостью — император-то наблюдает.
— Миша! — Сперва я не узнал в этом визге голос Ани Грасс.
Революционерка, байкерша, будущая психометристка и просто классная девчонка подлетела ко мне и сгребла в объятия. Ей выдали одеяло, чтобы прикрыть срам костюма официантки, и от него пахло стариной и плесенью.
— Живой! Живой! — словно не веря своим глазам, повторяла Анька. — Господи, я думала, что уже все… Что не успела…
Я неуклюже обнял ее, и, к моему изумлению, девушка разрыдалась у меня на плече.
— Ты сейчас своей тушью мне весь костюм перемажешь, — проворчал я, все же крепче ее обнимая. — Ты чего раскисла, злюка?
— Думала, что не успела…
— Да что мне сделается-то?
— Что-что? Склеп фамильный! — всхлипнула Грасс и наспех вытерла слезы. — Я бы не простила себе, если бы потеряла вас… обоих… там.
Она отстранилась, и я плотнее закутал ее в одеяло. Сам от слабости даже холода не чувствовал. Сила вышла из меня почти полностью — сейчас даже прикурить бы не смог. К слову об этом…
— Ань, дай сигарету. Я знаю, что у тебя есть.
Грасс молча протянула мне пачку и чиркнула зажигалкой.
— Я сама пустая. Неделю пластом лежать буду.
Я затянулся крепким дымом, глядя на догорающий дворец.
— Значит, мы, выходит, герои.
— Ага, — ответила Аня, привалившись ко мне. — Герои. Ну и комедия…
Говорить не хотелось. Мы просто глядели на огненную пляску и торжество стихии, пока резкий незнакомый голос нас не окрикнул.
— Ну совсем стыд потеряли! Тут полевой лазарет вообще-то, а они курят!
Я рассмеялся и потушил недокуренную сигарету в луже. Аня кивнула мне и отошла, предоставляя лекарям заниматься моими ранами.
— Что могу сказать, — протянул целитель, тут же начав сканировать мое тело. — Везучий вы человек, ваше сиятельство.
— О, я знаю…
В больницу я все же уехал — после того, как меня внимательно осмотрели аж трое лекарей, вынесли предварительный вердикт, накачали какими-то капельницами и посадили в фургон с красным крестом. Еще несколько часов я провалялся под сонным заклинанием, пока меня мыли, штопали и превращали обратно в функционирующий организм.
И лишь после того, как тело потребовало кофе, я понял, что был в порядке. Даже получилось встать и дойти до сестринской комнатки.
“Ну здравствуй, Михаил Николаевич. Вижу, очнулся”.
Я дернулся и едва не выронил чашку с обжигающе горячим напитком от внезапно установившегося ментального канала. Ушибленная голова тут же взорвалась лютой болью, а к горлу подкатила тошнота.
“Если ты не один, делай вид, что ничего не происходит”, — предупредил меня голос. — “Мы с тобой еще не закончили”.
Шувалов. Это был голос Шувалова.
“Что тебе нужно?” — коротко спросил я и отошел подальше от людей.
“При иных обстоятельствах я бы попытался тебя убить, но мы с тобой еще можем быть друг другу полезны”.
“С чего мне тебе помогать?”
“Например, с того, что ты очень любишь свою сестру и наверняка захочешь увидеть ее снова”, — улыбнулся в моей голове бежавший граф. — “Живой и невредимой”.